Текст книги "Почетный караул"

Автор книги: Джеймс Коззенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 46 страниц)

Джеймс Гулд Коззенс
Почетный караул

И я, и все мои собратья —

Посланники судьбы. И ваша сталь

Могла бы точно так же ранить ветер

Иль поцарапать воду, как она

Из крыл моих пушинку вырвать может.

Неуязвимы и мои собратья.

У. Шекспир. Буря. Акт III, сц. 3

Перевод Мих. Донского

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Четверг
Thursday

I

Ранним летним вечером они летели на юго-восток – обратно в Оканару – со скоростью около двухсот миль в час. В кабине новенького учебно-тренировочного двухмоторного АТ-7 скорость совсем не чувствовалась, лишь монотонно гудели мощные двигатели. Серебристый самолет слегка покачивался и подрагивал, но, казалось, оставался на одном месте – чуть выше неподвижного тускло-малинового диска заходящего солнца. Он словно завис в мертвой точке посредине гигантской плоской чаши, заполненной легчайшей нежно-лиловой дымкой. В шести тысячах футов под ними виднелось зеленовато-коричневое дно чаши: еле различимая мозаика широких болотистых речных пойм, островков тропического леса среди холмистых просторов растрескавшейся от зноя саванны, бездорожье сухих пальметтовых равнин, которые занимают большую часть покрытых дикой растительностью и непригодных для земледелия просторов на юге Алабамы и северо-западе Флориды. Где-то далеко справа стали проступать – постепенно, не нарушая иллюзию неподвижности – неясные причудливые контуры огромного серо-стального пятна. Это был Мексиканский залив.

Первые АТ-7 появились в армейской авиации только этим летом, на второй год войны. Предназначались они для обучения штурманов, и в кабине каждого самолета было три штурманских места, оснащенные креслом, столиком-планшетом, навигационным визиром с гироскопическим компасом, головными телефонами и ручным микрофоном. На задней перегородке кабины пилота, так, чтобы их могли видеть все три штурмана, располагались индикатор радиокомпаса и дополнительная приборная панель. Наверху был плексигласовый астрокупол с турелью для секстанта. Вдоль всего левого борта и в простенках между тремя прямоугольными иллюминаторами тянулись полки для сигнальных ракет, кислородных баллонов и так называемых быстро пристегивающихся парашютов; здесь же находился длинный картодержатель и откидное сиденье для инструктора – дополнительно к постоянному месту рядом с пилотом. Закрыв дверь в хвостовой части салона, пассажиры могли уединиться в крошечном отсеке химической уборной.

Хотя самолеты АТ-7 рассчитаны на пять человек, в этом летело семь. Все семеро были военнослужащие, приписанные либо к Управлению анализа боевых действий и потребностей армейской авиации (сокращенно АБДИП), организованному командованием ВВС в Оканаре, штат Флорида, либо к оканарской авиабазе. К стеклу третьего иллюминатора, радом с дверью, клейкой лентой была прикреплена продолговатая металлическая пластинка: две белые звезды на алом поле – знак того, что самолетом управляет командующий авиабазой в Оканаре генерал-майор Айра Н. Бил.

Генерал Бил прилетел сегодня утром из Оканары на авиабазу Селлерс, штат Миссисипи, с тремя своими нынешними спутниками: полковником Норманом Россом – инспектором авиации при штабе генерала Била, подполковником Бенни Каррикером – молодым летчиком-истребителем, служившим прежде с генералом за границей, и мастером-сержантом Домеником Пеллерино – старшим обслуживающего экипажа генерала Била. Трех остальных пассажиров – военнослужащих из Оканары, оказавшихся по тем или иным причинам в Селлерсе, – они подобрали уже на обратном пути.

Капитан Натаниел Хикс был послан в Селлерс по делам секции рапортов отдела нестандартных проектов. Лейтенант Аманда Турк из женской вспомогательной службы оказалась в Селлерсе случайно. Она прилетела только сегодня утром попутным самолетом из Де-Мойна, штат Айова, где прослушала семидневный курс по дисциплинарному уставу: с тех пор как женская вспомогательная служба вошла в состав сухопутных войск, этот устав стал обязательным и для пятисот с лишним женщин – офицеров и рядовых, – проходящих службу в Оканаре. Третий пассажир, молодой стройный негр, техник пятого класса из подразделения по обслуживанию оканарской авиабазы, возвращался из отпуска – он жил недалеко от Селлерса. На небольшом вещевом мешке краской было написано его имя: Мортимер Макинтайр-младший.

Лететь предстояло около трех часов, и пассажиры постарались устроиться поудобнее – насколько позволяли обстоятельства. Подполковник Каррикер занял место второго пилота рядом с генералом. Полковник Росс расположился на переднем штурманском месте. Он тотчас же достал из портфеля кипу бумаг и разложил их на столике-планшете; полковник целиком погрузился в работу и отрывался, только когда к нему обращался генерал Бил. Капитан Хикс сидел на среднем кресле. Он тоже разложил перед собой какие-то бумаги, но больше смотрел по сторонам и, несмотря на сильный шум моторов, болтал с лейтенантом Амандой Турк, сидевшей на третьем штурманском месте. Они были знакомы еще прежде, в Оканаре: Хиксу нередко приходилось получать у нее в библиотеке секретные документы.

Глядя на безмятежную позу сержанта Пеллерино – коренастого крепыша, устроившегося на откидном стуле у двери, – можно было подумать, что лучшее место досталось ему. Его добродушное, с грубоватыми чертами лицо дышало спокойствием: несмотря на все неудобства, он спал крепчайшим сном. Через открытую дверь хвостового отсека был виден техник пятого класса Макинтайр, сидевший на единственном оставшемся свободном месте – крышке химической уборной. Впрочем, его это нисколько не смущало. Он был согласен стоять или сидеть на полу, если бы ему приказали сесть на пол; но сержант Пеллерино открыл для него хвостовой отсек и разрешил расположиться в уборной. Чистенькая, отлично пригнанная форма ладно сидела на Макинтайре; старательно отглаженная пилотка с красно-белым кантом инженерных войск казалась еще чище рядом с атласной черной кожей. Летел он первый раз в жизни и, хотя раскрыл на коленях потрепанную книжку комиксов, все время робко поглядывал по сторонам, стараясь не упустить ни малейшей детали, чтобы вечером в казарме поразить сослуживцев рассказом о полете.

У генерала было мальчишеское лицо: худое, курносое, с туго натянутой кожей, – самый молодой двухзвездный генерал в ВВС; но сейчас он выглядел задумчивым и строгим. Он повернулся и, привалившись к мягкой спинке кресла первого пилота, продолжил разговор с полковником Россом. Минут десять назад они говорили о полковнике Вудмане с авиабазы Селлерс, и, видимо, все это время генерал думал о нем.

– Надо все-таки как-то помочь Вуди, – повысив голос, чтобы перекричать шум моторов, сказал генерал. – Есть идеи на этот счет, судья?

Полковник Росс, который действительно до войны был судьей, читал проект устава гарнизонной службы за номером 200-2. Десятый пункт устава, озаглавленный «Запретные зоны», гласил: Запрещается нахождение собак и кошек в следующих помещениях: штабах, командных пунктах, офицерских клубах, казармах, столовых, кухнях, плавательных бассейнах, а также в непосредственной близости от них. Он начертил карандашом знак вставки между словами офицерских клубах и казармах и написал сверху решительным почерком: гарнизонных магазинах военно-торговой службы. Потом поставил свои инициалы и переложил страницу в правую стопку.

Если бы полковник Росс женился в восемнадцать, а в девятнадцать стал отцом, генерал Бил по возрасту мог бы быть его сыном. Полковник снял очки и со сдержанной родительской нежностью взглянул на генерала Била. Очень крупный, но не полный, полковник Росс несколько огрузнел с годами. У него были большие голубые глаза; ежик седых, расчесанных на прямой пробор волос удлинял покрытое морщинами лицо. В зубах зажата короткая трубка. Он не спеша пару раз глубоко затянулся и вынул трубку изо рта.

– Ну, для начала я бы забрал у него бутылку из нижнего ящика стола, – произнес он.

– Да это понятно, – сказал генерал Бил.

Он был одет в несвежую рубашку цвета хаки, на расстегнутом мятом вороте блестели генеральские звезды. Рукава рубашки он закатал выше локтя. На левом запястье – изящный шведский штурманский хронометр размером в полдоллара в платиновом корпусе на платиновом браслете. На кисти правой руки болталась золотая пластинка с номером для опознания в случае аварии. Концы пластины соединялись массивной кованой золотой цепочкой. И элегантные часы, и браслет резко контрастировали с несвежей рубашкой и пилоткой, замызганной, как у первокурсников летного училища, которые нарочно пачкают и мнут пилотки, чтобы походить на бывалых асов.

Генерал снял пилотку, повесил ее на микрофон и пригладил ладонью каштановые волосы. Он стригся очень коротко, чтобы не была заметна курчавость, нарушающая, по его понятиям, уставное армейское единообразие.

– Как бы Вуди и из Селлерса не турнули, – сказал генерал Бил. – Тогда его дело табак. Он до сих пор уверен, что с ним обошлись несправедливо. Как будто мне приятно забирать у него самолет.

Полковник Росс дважды пыхнул трубкой.

– А что оставалось делать? – возразил он. – Есть директива штаба. Пора бы Вуди научиться выполнять приказы. И зачем он посылал эти телеграммы в Вашингтон?

– Вуди никак не наберет высоту, – сказал генерал Бил. – И дело не в том, что он поддает. Он и раньше не просыхал. Просто Вуди уже не тот, что прежде.

– Там, откуда я родом, в таких случаях говорят иначе, – проворчал полковник. – «Он уже не тот, что прежде, да и прежде был не тот».

– Ну нет, Вуди настоящий летчик, судья, уж я-то знаю. Он был моим первым командиром, когда я пришел в эскадрилью в Роквилле. Летал он классно, и вообще парень был что надо. Спросите любого, кто с ним тогда служил.

– Ну, я-то помню его еще по восемнадцатому году в Иссудене, так что знаком с ним дольше, чем вы. Может, летчик он и неплохой, но ведет себя всю жизнь безрассудно. Даже для летчика. И что-то не похоже, чтобы благоразумия у него с годами прибавилось, во всяком случае судя по тому, как он поливал командование, когда вы ходили разговаривать по телефону.

– Это кого же?

Подозрительные нотки в голосе генерала заставили полковника Росса улыбнуться.

– Да не вас, – сказал он. – Начальство в Форт-Уэрте. Считает, что у них на него зуб. Но если бы вы командовали в Селлерсе, и вам бы не поздоровилось – это уж как пить дать.

– Кстати, – сказал генерал, – знаете, кто у нас командовал тогда в Роквилле? Я имею в виду в авиационном депо? Майор Арнольд. А Вуди и тогда не разбирал: начальник – не начальник. Чем-то майор ему не глянулся, и он начал его подкалывать – дескать, служба информации должна представить майора к медали «За выдающиеся заслуги». И грозился, что не успокоится, пока не добьется для него этой награды. Я слышал, против Вуди даже хотели возбудить дело. Но потом как-то все утряслось. Кажется, он извинился. На Вуди нельзя долго сердиться. Он все-таки комический тип.

– Мы отклонились от линии пути, командир, – вмешался в разговор подполковник Каррикер.

Оба взглянули на компас.

– Вот черт, в самом деле, – сказал генерал. Он наклонился вперед и посмотрел вниз. – Там где-то впереди должна быть река, Апалачикола. Дай-ка на минутку твою карту, Бенни. – Он взял наушники и приложил один из телефонов к уху. – Зона «А». Мы ведь еще на листе Марианны? Тогда, если это река, мы не слишком ушли в сторону.

Полковник Росс снова принялся за бумаги. Среди прочего ему попалась копия рапорта полковника Вудмана – «комического типа», как выразился генерал, – в Вашингтон. Нет, все-таки Вуди дождется, подумал полковник, и кто-нибудь рассердится на него по-настоящему.

По собственному признанию полковника Вудмана, все дело было в несправедливом решении забрать у него этот злополучный АТ-7, на котором они сейчас летели назад, в Оканару. Однако Вудман уже дважды получал приказ отдать самолет генералу Билу, так что дальнейшие препирательства были бессмысленны. Упорство, с которым он продолжал борьбу, свидетельствовало, что потеря одного самолета – лишь повод, причины же конфликта гораздо глубже.

Другой бы на месте Вудмана оценил стремление генерала Била кончить дело по-хорошему – как-никак, он лично прилетел за самолетом в Селлерс. И полковнику Вудману следовало бы сделать ответный шаг к перемирию. Возможно, получив радиограмму о прибытии генерала Била, он поначалу так и собирался поступить. Во всяком случае, начальник столовой получил от него приказ: всеми правдами и неправдами раздобыть самые лучшие продукты и накормить генерала по первому разряду. Полковник Вудман вышел, как положено, встречать генерала Била на летное поле вместе с начальником штаба и офицером аэродромной службы. Но пока Вуди в кабинете ждал доклада командно-диспетчерского пункта, он, вероятно, успел пару раз приложиться к бутылке, которую полковник Росс некоторое время спустя углядел в неплотно закрытом нижнем ящике письменного стола.

Генерал прилетел на личном Б-25Б, по имени «Крошка Сэл», – красивой, ухоженной машине. Он лихо посадил самолет, развернулся и, сотрясая воздух ревом всех пяти моторов, подрулил к стоянке под завистливым взглядом полковника Вудмана. Самому Вуди приходилось довольствоваться раздолбанным одномоторным учебно-тренировочным АТ-6.

Генерал приветливо помахал Вудману из кабины. Потом произошло небольшое перемещение – генерал отстегнул парашют, лейтенант Майлз, пилот, пересел на его место, а другой пилот, лейтенант Ноубл, занял место лейтенанта Майлза. Значит, Б-25 сразу же полетит обратно в Оканару. Наконец нижний люк раскрылся, и генерал, ловко спустившись по трапу, вынырнул из-под брюха самолета.

Полковник Росс, спустившийся хоть и не столь молодцевато, вслед за генералом, застал следующую картину: Вуди, красный как рак, сначала стоял, хмуро уставившись на них налитыми кровью глазами и грозно подергивая нелепыми кавалерийскими усами, потом вдруг вразвалку двинулся им навстречу. Начальник штаба и офицер аэродромной службы, никак не ожидавшие такого явного нарушения устава, автоматически взяли под козырек, едва только генерал показался из-под самолета. Вуди, как видно, давно уже раз и навсегда решил никому и ни при каких обстоятельствах не отдавать честь и не поднял руку, даже когда генерал ответил на приветствие офицеров. Он приветствовал генерала Била следующими словами (впрочем, его непочтительность в какой-то мере смягчалась тем, что они теперь стояли лицом к лицу, и генерал протянул Вуди руку, которую тот вяло пожал):

– Слушайте, на хрена вам столько личных самолетов?

Видно было, что от несправедливых обид и разочарований нервы у полковника Вудмана на пределе. Он смертельно устал от бесконечных обещаний и наконец окончательно понял: рассчитывать больше не на что, его уже никогда не повысят и за границу служить не пошлют, а без этого в ВВС после войны нечего и думать о карьере. И теперь вот запихнули его в Селлерс-Филд – заштатную авиабазу, которую наспех переоборудуют в еще одну школу для подготовки штурманов.

Возможно, генерал Бил в какой-то мере понял состояние Вуди: во всяком случае, он попытался превратить все в шутку.

– Ну, много – не мало, – с улыбкой сказал он, – говорят: дают – бери, бьют – беги, – и взглянул через плечо на сержанта Пеллерино, который осторожно выгружал деревянный ящик из кормового люка. – Питьевая вода у тебя, надеюсь, найдется? Я тут прихватил кое-что, чем можно ее разбавить. Ящик настоящего шотландского виски – без шуток, прямо из Лондона. Старый дружок привез – так сказать, дар Британских ВВС. Пошли, Вуди, покажешь свое хозяйство. Говорят, порядочная дыра.

Полковник Вудман провел гостей в кабинет, и они раскупорили бутылку из генеральского ящика; но, может быть, первый раз в жизни даже виски вызывало у Вуди отвращение. Время от времени он бормотал бессвязные фразы, словно продолжал с кем-то спорить. Несколько раз он повторил ни к селу ни к городу – так, во всяком случае, показалось остальным: «Хоть убей, не понимаю… Какого дьявола они добиваются? По-моему, вообще никто уже ни хрена не знает…» Непонятно было, что он имел в виду: оканарскую авиабазу и АБДИП, программу подготовки штурманов или ход войны в целом. Единственное, что понял из всего этого бреда полковник Росс, – это то, что Вуди был пьян привычным мрачным опьянением.

По селектору передали, что генерала Била срочно вызывает Оканара, и генерал вышел к телефону в другую комнату. Полковник Вудман изо всех сил пытался собраться. Каррикер ушел проверять АТ-7, на котором им предстояло лететь обратно. Начальник штаба еще раньше отлучился по какому-то срочному делу. Полковник Росс остался с Вуди один на один.

– Пойми меня правильно, Норм, – сказал Вуди с видом человека, безропотно несущего свой крест, обращаясь так к полковнику Россу по праву – теперь, может быть, и не бесспорному – знакомства двадцатипятилетней давности. – Меня не то возмущает, что это вонючая дыра, каких мало. Я солдат и служу там, где прикажут.

Слова Вуди удивили полковника Росса. Если Вуди и не нравилось его назначение в Селлерс, то в последнее время он был настолько поглощен борьбой за свой АТ-7, что ни разу об этом не упомянул. И тут вдруг полковник Росс заметил, что Вудман с пьяным простодушием уставился на его эмблемы службы главного инспектора. Вуди, как видно, было невдомек, что его старый приятель служит в Оканаре, а не в Главном штабе в Вашингтоне и ничем не может ему помочь.

И полковник Вудман принялся горячо и страстно объяснять, что, собственно, его возмущает: все дело в том, что ему все здесь суют палки в колеса.

– Я тебе сообщу по секрету кое-какие фактики, – пообещал он, – так сказать, в частном порядке, на случай, если ты захочешь…

Тут уж Росс окончательно убедился, что правильно понял тайный смысл взглядов, которые Вуди бросал на его эмблемы. Не имея ни малейшего желания выслушивать пьяные слезливые жалобы, он перебил Вудмана и объяснил ему, что не имеет никакого отношения ни к главному инспектору в Вашингтоне, ни к штабу ВВС. Его направили служить в армейские ВВС, и он всего лишь инспектор при генерале Биле в Оканаре и не имеет никакой власти за пределами АБДИПа.

Но полковник Вудман не слушал. Он жарко дышал на Росса винным перегаром, теребил распухшими потными пальцами кожаный хлыст, который повсюду таскал с собой, и взахлеб живописал свои «фактики». Время от времени он ударял хлыстом по краю стола. Самое необходимое снаряжение нарочно задерживают, заявки не выполняются, сроки утвержденных и согласованных планов срываются. Если же ему все-таки дают то, что он просит, вскоре под тем или иным предлогом (тут он многозначительно взглянул на полковника Росса) забирают назад. Ему не дают квалифицированных специалистов и подрывают моральный дух гарнизона – нарочно посылают больше учебных групп, чем он в состоянии разместить и накормить.

Конечно, все это выглядит на первый взгляд совершенно естественным – так всегда бывает, когда в спешке формируют новую воинскую часть. Но в том-то и дело, что они действуют очень тонко. Под «они» полковник Вудман подразумевал некую враждебную «клику» в Форт-Уэрте. Члены клики занимали такие посты в штабе управления боевой подготовкой, что им ничего не стоило, шепнув пару слов кому нужно или положив под сукно важную бумагу, зарубить любой проект и сорвать любую программу. Он знает их всех поименно и готов представить неопровержимые доказательства.

Разумеется, полковник Росе может спросить (хотя на самом деле Росс ни о чем не спрашивал, а только молча попыхивал трубкой), почему же он не пойдет прямо к генералу Юнту и не представит свои доказательства? Хорошо, сейчас он ему объяснит. Полковник Вудман вскочил, резко распахнул дверь и, убедившись, что за дверью никого нет, снова закрыл ее. Потом с пьяной основательностью проверил, не включен ли селектор. Дело в том, что нити заговора тянутся далеко за пределы штаба управления боевой подготовкой. Так что идти к генералу Юнту бесполезно. Генерал тут бессилен что-либо сделать. Вуди точно известно, что генерал Юнт сказал своему начальнику штаба в разговоре про Селлерс: «Не захотят утонуть, так живо плавать научатся». Полковник Росс, конечно же, понимает, что тут имелось в виду. Кое-кто в Вашингтоне старается всячески вредить полковнику Вудману, чтобы его унизить, опозорить и в конце концов погубить.

Тут уж полковник Росс не смог скрыть своего удивления. Как Вуди, кадровый офицер, не понимает, что начальник управления боевой подготовкой – если он, конечно, в своем уме – не станет говорить ничего подобного ни своему начальнику штаба, ни кому бы то ни было! Если учебный центр в Селлерсе «пойдет ко дну», отвечать придется в первую очередь самому генералу Юнту.

Насчет прочих бед, реальных или мнимых, обрушившихся на голову Вудмана, полковник Росс не мог ничего сказать, но вот историю с АТ-7 он знал хорошо – во всяком случае, лучше, чем предполагал Вудман. Собственно, тут и знать-то особенно нечего. Из Вашингтона в Форт-Уэрт, а потом из Форт-Уэрта в Селлерс поступил приказ: передать один из имевшихся у полковника Вудмана АТ-7 в распоряжение генерала Била. Понятно, какому командиру понравится отдавать самолеты, но любому нормальному человеку, не страдающему манией преследования, достаточно было бы взглянуть на карту, чтобы понять, в чем дело: выбор пал на Селлерс лишь потому, что это ближайшая база к Оканаре, где имеются АТ-7. Кроме того, Вуди сам во всеуслышание заявлял, что база еще не готова – и вряд ли в скором времени будет готова – использовать все имеющиеся самолеты. Однако по негласным армейским законам каждый командир пытается первым делом оспорить такой приказ. В Форт-Уэрте не хуже полковника Вудмана усвоили нехитрый армейский принцип: запас пить-есть не просит. И точно так же, как полковник Вудман не раздумывая стал оспаривать приказ Форт-Уэрта, Форт-Уэрт в свою очередь пытался опротестовать приказ Вашингтона.

Вуди не замедлил разразиться рапортом начальнику штаба ВВС. Стоит ли говорить, что они с начальником штаба сто лет знакомы и Вуди летал с ним еще в те годы, когда его считали «комическим типом». В рапорте полковник Вудман сообщал, что все имеющиеся АТ-7 ему совершенно необходимы для выполнения учебной программы, и о том, чтобы отдать хотя бы один из них генералу Билу, не может быть и речи. В несколько туманной форме он изложил свои домыслы о происках командования в Форт-Уэрте. В заключение он прозрачно намекнул, что, если начальник штаба ВВС будет и впредь во всем потакать такой привилегированной, непонятно чем занимающейся организации, как АБДИП, это неизбежно приведет к дублированию в работе и напрасной трате сил и средств.

В то лето – второе лето с начала войны – обстановка в штабе армейской авиации была накалена до предела. Повсюду висели лозунги, призывающие к скорейшему выполнению самых сложных заданий и к еще более быстрому выполнению заданий явно невыполнимых. Каждый день приходилось срочно решать сотни неотложных вопросов. Работники штаба держали в голове тысячи самолетов, сотни тысяч солдат и офицеров и миллиарды долларов. Заботы об этой гигантской военной машине, которая, как они сами не уставали повторять, должна работать уже в процессе ее создания, не давали ни минуты покоя весь день и нередко заставляли ворочаться в постели ночью.

И вот в конце изнурительного рабочего дня приходит длиннейший идиотский рапорт, который в любом случае следовало направлять не к ним, а в Форт-Уэрт. Нет, вы подумайте: обращаться в штаб ВВС из-за одного учебного самолета! Да еще поучать, сколько самолетов держать в Селлерсе! У них этих аэродромов – замучаешься считать. А тут какой-то полковник выговаривает, что боевая подготовка ведется из рук юн плохо, и распекает за создание управления в Оканаре!

Если бы враги полковника Вудмана – пресловутая «клика» – и вправду захотели бы его извести, достаточно было сделать так, чтобы его взгляды и настроения стали известны в штабе ВВС. Вуди избавил их от хлопот – он сам изложил все черным по белому и скрепил своей подписью. Дальнейшее развитие событий, невольно подумал полковник Росс, свидетельствует скорее о том, что «определенные круги» в штабе ВВС попытались по старой дружбе покрыть Вуди и уберечь его от неприятностей. В штабе могли бы возмутиться (так этот Вудман вообразил, что у нас тут все решают личные связи?), положить рапорт на стол командующего армейскими ВВС, и уж тогда бы Вуди не поздоровилось. Могли бы назло послать копию рапорта в Форт-Уэрт и предоставить возможность самому Вудману оправдываться перед непосредственным начальством. Вместо этого ему прислали ответ прямо в Селлерс. Полковнику Вудману было категорически приказано немедленно, подчеркивалось – немедленно, отдать генералу Билу одну из находящихся в его распоряжении боевых единиц. Ему в самой резкой форме напоминали, что прямое обращение штаба авиабазы Селлерс в штаб армейской авиации недопустимо ни при каких, подчеркивалось – ни при каких, обстоятельствах.

Если у полковника Вудмана и были прежде какие-то шансы на повышение или назначение на ответственный пост, то теперь он их окончательно потерял. Впрочем, Вуди оставалось последнее утешение: твердо зная, что на карьере он может поставить крест, целиком посвятить себя бескорыстной службе на благо ВВС.

Генерал Бил снова повернулся к полковнику Россу.

– Ладно, черт с ним. И чего он так расстроился из-за этого самолета? Ужасно неприятно, но он должен меня понять. Мне позарез нужен самолет для ближних полетов. Я потому и просил. Какой смысл гонять «Сэл», скажем, в Орландо или в Тампу? Жрет уйму горючки. И для пассажиров никаких удобств, нужно все переделывать. А здесь даже трогать ничего не придется. – Генерал оглядел салон. – Нет, вы только посмотрите на Дэнни, – засмеялся он и показал на сержанта Пеллерино. – Ну и здоров спать – пушками не разбудишь. Вот бы мне так. Да, паршиво как-то вышло с Вуди – еще подумает, что я строю из себя большое начальство. Вы как насчет перекусить? Я бы чего-нибудь пожевал. – Потом, повернувшись к подполковнику Каррикеру, добавил: – Что, если автопилот включить, а, Бенни? А мы пока глянем, что вон в том пакете.

– Вас понял, – сказал Каррикер и положил на штурвал широкую крепкую руку; кожа на тыльной стороне ладони – гладкая и лоснящаяся – была пересажена с бедра после сильных ожогов. На месте ногтей, которые восстанавливаются не так быстро и, возможно, до конца никогда не восстановятся, остались лишь участки ороговевшей ткани. Выровняв штурвал, Бенни опустил изуродованную руку и взглянул на приборы. – Опять летим задрав нос, – сказал он. – Может, у нас еще один пассажир, в баке? – Он повернул голову и посмотрел в конец салона, туда, где техник пятого класса Макинтайр восседал на крышке химической уборной, словно петушок на насесте. – Поправь немного триммером руля высоты, командир, – попросил Бенни.

Генерал Бил передвинул рычаг на перегородке сзади.

– Нормально, – сказал Каррикер.

– Вуди, наверное, думает, я воспользовался тем, что старше по званию, и оттяпал у него самолет, – печально продолжал генерал Бил, обращаясь к Россу. – Да пока Вуди раскачается, ему новый дадут. Господи, ведь у него же осталось девять машин. – Он рассеянно взглянул на Каррикера, включавшего управление автопилотом. – Так ты не сможешь совместить диски, – сказал он.

– Да я и не пытался, – ответил Каррикер. Его мясистое лицо было совершенно спокойно; склонившись над приборной доской, он покосился на генерала. – Что загрустил, командир? – добродушно усмехнулся он, передвинул тумблер включения автопилота в положение готовности и придерживал его, пока не почувствовал, что автопилот заработал. – Захотелось снова в Колон-Бешар, к лягушатникам?

– Иди к черту, – засмеялся генерал Бил. Заметно повеселев, он поднял с полу большой бумажный пакет. – Ого! Никак слойки с кремом! Наверное, Дэнни успел сбегать в город.

Когда генерал попросил у Каррикера карту, полковник Росс надел очки и занялся бумагами. В самой толстой из папок были собраны копии донесений, служебные инструкции, докладные записки и отчеты пяти административных отделов АБДИПа и различных штабных секций. Поскольку едва ли один из сотни документов представлял для полковника интерес и требовал внимательного чтения, он лишь бегло пробегал их глазами и расписывался в конце страницы, а сам при этом продолжал думать о полковнике Вудмане.

Росс не ответил на последнее замечание генерала насчет Вуди, только кивнул головой в знак того, что слышал. Не хотелось поддерживать этот бесполезный, а для генерала, возможно, и болезненный разговор. В постоянной бескорыстной заботе генерала Била о Вуди явно чувствовались надрывные нотки. Судьба Вуди весьма поучительна. Она дает пищу для размышлений, заставляет человека задуматься, как заставляют задуматься внезапная болезнь или смерть давнишнего знакомого. Казалось бы, Вуди сам виноват во всех своих бедах, пусть сам и расхлебывает. Но он неизменно возбуждал в людях тоскливое чувство тревоги, напоминая, что никто в этом мире не застрахован от немилости судьбы, что есть на свете силы, неподвластные человеку и определяющие его судьбу. (Ведь вряд ли Вуди хотел стать тем, кем стал.) Силы эти, воздействуя на человека вопреки его воле или в согласии с его устремлениями, могут погубить, а могут и сделать в сорок лет генералом и открыть дорогу к высоким постам и славе.

Насколько полковник Росс мог судить, генералу Билу была не свойственна особая уверенность, столь схожая с самомнением и высокомерием, благодаря которой человек, делающий головокружительную карьеру, воспринимает свой успех как нечто само собой разумеющееся: наконец-то этот безумный мир, вообразивший, что может обойтись без него, признал (хотя позже, чем следовало) те выдающиеся достоинства, про которые он сам всегда знал. Росс был коротко знаком с генералом Билом и работал с ним уже несколько месяцев, но так и не решил, чему приписывает генерал свой успех по службе: удаче или своим талантам. Нельзя сказать, что генералу недоставало – или он думал, что ему недостает, – способностей, которые могли бы помочь и в самом деле помогли ему выдвинуться; но, быть может, он догадывался, что возможность применения на деле своих способностей – заслуга скорее внешних сил, чем собственных талантов. Такая скромность, по мнению полковника Росса, конечно, похвальна для человека, занимающего высокий пост, однако не скромность делает человека великим. Скромность обычно свойственна характерам простым, а не тем сложным, подчас малосимпатичным натурам, которые не только берутся вести за собой других, но благодаря некоему таинственному дару действительно в состоянии это сделать; тем одаренным, необычным и тщеславным людям, выходящим на авансцену при чрезвычайных обстоятельствах, когда вершится история.