Текст книги "Почетный караул"

Автор книги: Джеймс Коззенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 46 страниц)

Полковник Моубри покраснел как рак. Ужасная картина, которую он только что нарисовал, так его самого напугала, что он начал заикаться.

– Это же бред какой-то! – сказал он с яростью. – Взять хотя бы нашу группу средних бомбардировщиков – кстати, неизвестно, когда ее удастся создать, да и удастся ли вообще. Неужели хоть один нормальный человек может вообразить, будто эта группа способна сравниться с хорошей группой белых пилотов? Я не говорю, что они не будут стараться. Только вот что из этого выйдет? Боже милостивый! Да они в большинстве своем просто для этого не годятся. Ведь сказано же в Библии «рубящие дрова и черпающие воду», и неспроста. Да вы откройте глаза, взгляните вокруг; у людей спросите, наконец! Поговорите хотя бы с полковником Мандиблом, командиром инженерных войск нашего гарнизона. Он жаловался мне на прошлой неделе. Просто уму непостижимо, что эти черномазые делают с техникой и оружием! Дашь им новенький грузовик – так они его за неделю раздолбают. Дашь пулемет – через десять минут он уже не стреляет. Уберите белых офицеров, и уже к отбою вся документация в эскадрилье будет так запутана, что вовек не распутать, казармы превратятся в хлев, в столовой будут три раза в день подавать холодные подгоревшие бобы, а на заднем крыльце скопится двухнедельная груда отбросов. Слава Богу, что вы еще можете смеяться, Олли, а мне вот больше хочется плакать. – От ярости на глазах полковника Моубри и вправду блеснули слезы. Он поджал губы.

– Да будет вам, Дед, – сказал генерал Бакстер. – Никто не покушается на ваши родные военно-воздушные силы.

С лица генерала Николса по-прежнему не сходила уверенная спокойная улыбка. Казалось, он и слушает и не слушает. Он предпочитал не напрягать свой мозг по пустякам и не участвовать в бессмысленных и бесплодных спорах; но при этом никогда не пренебрегал мелочами и никогда ничего не пропускал.

– Мы хотим использовать их, Дед, – спокойно сказал генерал Николс, – и я не считаю, что все цветные так плохи, как вы тут расписали. Мне кажется, дай им возможность, и многие покажут себя. Во всяком случае, у нас есть основания так думать. Надеюсь, вы не обидитесь – я собираюсь вручить крест «За летные боевые заслуги» одному из летчиков будущей негритянской бомбардировочной группы. Это лейтенант, его зовут, если не ошибаюсь, Стэнли Уиллис. У меня в портфеле лежит приказ. Скажите, чтобы он ко мне подошел, ладно?

– Уиллис? – спросил полковник Моубри. – Вы сказали Уиллис?

– Да, он пилот. Я дам вам его полное имя и личный номер. Прежнее начальство представило его к «Авиационной медали». Как выяснилось, в наградном отделе тянули с решением, и Старик сам заменил медаль на крест «За летные боевые заслуги». У них проводили учебно-тренировочные полеты, Уиллис летел на бэ-двадцать шестом и с ним еще три бэ-двадцать шестых; они вылетели из Дель-Рио и попали в сильную грозу. Когда выбрались, оказалось, что не хватит горючего дотянуть до аэродрома. Они постоянно переговаривались друг с другом по радио, и пилоты других машин, кстати белые, решили, что ничего другого не остается, как катапультироваться. И тогда этот цветной пилот заметил небольшую площадку – из тех, что годятся разве что для воскресных прогулок на легких прогулочных самолетах. Он сделал пару кругов над полем и решил, что сумеет сесть. С ним были второй пилот и штурман – оба белые, – и те согласились, что попытаться стоит. Договорились, что они пойдут первыми и если разобьются, то летчики других машин выбросятся с парашютами. И он пошел на посадку. Ему не удалось удержать самолет на посадочной полосе – если только это можно было назвать полосой; но он сумел сбросить скорость, начал притормаживать и, подруливая, удержал машину на твердом и относительно ровном грунте до полной остановки. Потом отрулил в сторону, и три другие машины пошли на посадку одна за другой, а он направлял их по радио, подсказывая, где приземлиться и куда выруливать, так что все они благополучно сели. Разве это второразрядный пилот, Дед? Бэ-двадцать шестые – серьезные машины. Спасенные самолеты стоят полмиллиона долларов, и Старик считает, что мы можем истратить пару долларов на медаль для этого парня; а при нынешних обстоятельствах вручение награды именно здесь и именно теперь может сыграть нам на руку.

– Ну да, конечно, – сказал полковник Моубри. Он сглотнул слюну. – Вы меня не так поняли, Джо-Джо. Я вовсе ничего не имею против негров. И всегда признаю достоинства этих ребят, когда они этого заслуживают, более того, я всегда набавляю лишний балл – за прилежание. Но одна ласточка весны не сделает. – Он облизнул губы. – Ладно, я, пожалуй, действительно слишком увлекся. Ваше дело решать. А наше – исполнять приказы. Вы же знаете Нюда. Не в его характере устраивать сцены из-за того, что командование отменило его решение. Просто я уже говорил – у него сейчас и без того хлопот полон рот. Вы же слышали насчет полковника Вудмана – командующего базой в Селлерсе.

– Слышали, – сказал генерал Николс и взглянул на генерала Бакстера.

– Мы все знаем, – сказал генерал Бакстер, – по целому ряду причин было решено отстранить от этого дела учебное командование и передать его нам. Мне поручено возглавить следствие, Дед. Поскольку Джо-Джо все равно должен был лететь сюда, мы решили, что я полечу с ним, переговорю с Нюдом, а завтра утром отправлюсь в Селлерс.

– Значит, вы уже знаете, что Нюд вчера там был? Я как раз собирался вам сказать. Нюд просто сам не свой… Ведь Вудман был его первым командиром эскадрильи. А вы не знали? Я сам с ним не был лично знаком, слышал только, что ему здорово не везло. Все всегда оборачивалось против него. Норман Росс говорит, что у Вудмана была навязчивая идея, будто кто-то наверху ему постоянно вредит. – Он грустно покачал головой.

– В наставлении сухопутных войск шестьсот дробь пятьсот пятьдесят ясно сказано, что психически нормальный человек не способен на самоубийство. Так что нам только на руку, если выяснится, что у него была навязчивая идея. Самоубийство в состоянии душевного расстройства. С Нюдом ведь еще кто-то летал в Селлерс, верно?

– Норм Росс и Бенни Каррикер.

– Я, разумеется, знаю, что Вудман прикладывался к бутылочке, но это обстоятельство не облегчает нашу задачу. Правда, если выяснится, что он был пьян в момент самоубийства – а думаю, что именно это и выяснится в Селлерсе, – можно будет составить заключение, что душевное расстройство произошло по его вине, а значит, и погиб он по своей вине и это никак не связано со службой. Если Нюд и те, кто с ним вчера там был, скажут, что они заметили какие-то странности в его поведении, это нам очень помогло бы.

– Не волнуйтесь, Олли, – с усмешкой сказал генерал Николс. – За помощниками здесь дело не станет. – Он в упор посмотрел на полковника Моубри – видимо, располагал другими сведениями о полковнике Вудмане. И, вне всякого сомнения, сведения эти не вписывались в ту версию событий в Селлерсе, которую рассчитывал построить генерал Бакстер и которую, по всей видимости, ждало от генерала Бакстера его начальство.

Генерал Николс улыбнулся.

– Ни для кого не секрет, что Вудман сам все время напрашивался на неприятности; он же знал, что в Форт-Уэрте готовится сокращение. Конечно, трудно, когда тебе постоянно не везет, трудно, когда кажется, что все против тебя; но сейчас вообще трудное время, Дед. Мы все делаем одно дело; и тот, кому поручена часть общего дела, должен выполнять свою работу добросовестно, а иначе пусть пеняет на себя.

Он говорил спокойно, тщательно взвешивая каждое слово, не повышая голоса, как бы излагая общеизвестные истины, о которых почему-то забыл генерал Бакстер, а может быть, кое-кто и повыше. Выходило так, словно сам генерал Николс не имеет к миссии генерала Бакстера никакого отношения. Он по-прежнему улыбался и, казалось, хотел довести до сознания собеседников простые и неоспоримые аргументы, перед которыми должны отступить все прочие соображения и чувства, включая просто жалость и сострадание, не позволяющие плохо говорить о мертвых или, во всяком случае, очернять их в официальных рапортах начальству. Ясно было, что генерал Николс в состоянии бесстрастно смотреть на картину гибели и краха, даже когда другие, пользующиеся репутацией людей стойких и мужественных, уже отводят глаза и, вспомнив, что сами они тоже смертны, стараются поскорее забыть увиденное.

– В конце концов, застрелиться – возможно, и не худший выход для человека, который, как Вудман, терпит на службе одну неудачу за другой и сам сознает это. А что еще ему оставалось? Мы не принимаем оправданий. Даже в тех случаях, когда оправдания возможны. Я знаю несколько подобных случаев. Порой Старик готов на все, лишь бы не вмешиваться, пощадить самолюбие и простить человека, если тот многое сделал для ВВС. Но даже Старик здесь бессилен и вынужден принять меры. Слишком многое поставлено сегодня на карту. – Генерал Николс широко улыбнулся, однако голос его по-прежнему звучал строго. – Кое-кто думает, что опасность уже миновала, – сказал он. – Будто наша победа – лишь дело времени. – Он покачал головой. – Но еще всякое может случиться. Завтра ситуация может измениться, и, возможно, не в нашу пользу. Я не призываю трубить об этом на каждом углу; но слишком много лучших наших людей уже погибло в этой войне, и еще больше может погибнуть. – Он помолчал. – Я все это говорю не потому, что вы этого не знаете, Дед; и не потому, что считаю, будто вы думаете иначе. Просто чтобы вы поняли: там, наверху, ко всему этому относятся как никогда серьезно.

– А вы убедитесь, что и здесь, внизу, все относятся к этому не менее серьезно, – ответил полковник Моубри.

– Я вам сейчас кое-что расскажу, только учтите, что это совершенно секретная информация, по-прежнему улыбаясь, сказал генерал Николс. – Месяц назад я был на совещании в Квебеке. Одна разведывательная служба, порасторопнее нашей, представила там интереснейший документ. Ни много ни мало как протокол, в котором излагались условия, на которых одни наши весьма важные союзники соглашались в сороковом году присоединиться к державам «Оси Берлин – Рим»; а в этом году они согласны на тех же условиях заключить с немцами сепаратный мир. В обоих случаях немцы эти предложения отклонили, посчитав условия чрезмерными…

Они подъехали к воротам КПП. Военная полиция остановила все другие автомобили и заставила прижаться к обочине. Часовой около караульного помещения вытянулся по стойке «смирно». Генерал Николс рассеянно поднес руку к козырьку фуражки, и машина въехала в ворота.

– Мы не знаем, остается ли в силе этот документ – в прежнем или в измененном виде; но ясно одно: было бы неразумно слишком уж доверять нашим друзьям и всерьез на них рассчитывать, – сказал он. – Если немцы передумают, нам не останется ничего другого, как выбросить на свалку все оперативные планы на будущий год. – Он негромко рассмеялся.

– Ясно, – сказал полковник Моубри. С минуту он сидел молча, приоткрыв рот, пытаясь постичь смысл услышанного. – Да, все это может очень скверно для нас обернуться.

– Это чем-то напомнило мне один случай, происшедший на базе Кислер несколько недель назад, – важно сказал генерал Николс. – Я как раз тогда там был. Так вот, в нескольких милях от берега есть пара островков. Один из них необитаем, и его используют в качестве артиллерийского полигона для истребителей. А другой остров принадлежит какой-то полоумной старухе, она там живет в полном одиночестве, копается на огороде, держит кур и корову. У нее дом, сарай, но совсем развалюхи. – Генерал Николс прочистил горло. – Так вот, с воздуха оба острова очень похожи – примерно одинакового размера и формы, да и расположены совсем радом один от другого. Я уже говорил, что и дом, и сарай совсем ветхие; и на другом острове тоже стояла пара лачуг, видимо, когда-то рыбаки построили. И летчики обычно использовали эти лачуги в качестве мишени. Ну, и случилось то, что неизбежно должно было случиться: короче говоря, в один прекрасный вечер пилот, который еще плохо знал полигон, поднялся на пэ-тридцать девятом пристрелять новое орудие. Он сделал заход на остров, поймал в перекрестье прицела одну из лачуг и нажал на гашетку. Оказалось, что это не тот остров, и он стрелял не по пустой лачуге, а по сараю, где в это время старуха доила корову. – Генерал Николс покачал головой. – Пилот был отличным стрелком. Влепил четыре или пять тридцатисемимиллиметровых, разнес в щепки крышу сарая, и два снаряда попали прямо в корову, так что от нее только мокрое место осталось!

– А старуха? – спросил полковник Моубри.

– Старуха? – сказал генерал Николс. – У старухи осталось в руках коровье вымя[9]9
  В английском языке здесь игра слов. Выражение «То leave smb. holding the bag» имеет еще значение «бросить кого-то в беде». Намек на вероломство союзников.


[Закрыть].

VIII

Без четверти шесть Натаниел Хикс подъехал вместе с капитаном Уайли на автомобильную стоянку за низкими белыми строениями офицерского клуба. До этого они заезжали в гостиницу, получили комнату для Уайли и оставили там его вещи. Потом заскочили в здание отдела нестандартных проектов; нужно было успеть застать майора Боудри из чертежной секции и попросить его дать указание приготовить завтра с утра схемы боевых порядков.

То, что капитан Уайли успел увидеть на территории АБДИПа, явно произвело на него впечатление, потому что, вылезая из машины, он сказал:

– Ничего себе тут у вас всего понастроено, Нат! Здорово, ничего не скажешь!

Хикс напустил на себя вид бывалого фронтовика.

– Да какой от всего этого толк – чушь собачья, сказал он небрежным тоном.

– Конечно, чушь, – согласился капитан Уайли. – Но знаете, я люблю, когда всего в избытке. И того, и этого. Вам приходилось иметь дело с частями Учебного командования? Что вы, у них чертова пропасть аэродромов, тьма-тьмущая самолетов и людей видимо-невидимо. Призадумаешься, ей-Богу! – Он прищурил глаза, словно и вправду решил поразмышлять над этим обстоятельством. – Знаете, в Англии, в сорок первом, они нас делали, как хотели, честное слово. А на Мальте я выходил на перехват с полупустым баком. Бензина не хватало. Сделаешь один заход, и уже надо назад; а если они не торопятся, так и одного захода сделать не успеешь. Приходилось приземляться, затаскивать машину в какую-нибудь щель в скалах и смотреть, как эти поганцы спокойненько бомбят. – И, пытаясь скопировать британский акцент, он прогнусавил: – Чертовски действует на нервы. Ужасно! – Они подошли к дверям клуба. – Слушайте, у них тут что, облава? – спросил Уайли.

На дорожке, ведущей к зданию клуба, стояли два джипа, битком набитые военной полицией. Краснолицый коренастый лейтенант с кобурой на портупее и повязкой с буквами «ВП» на рукаве встал по стойке «смирно» и отдал честь.

– Бог его знает, – сказал Хикс. – Пока вас ждал на командно-диспетчерском пункте, слышал разговор, будто к нам прилетают какие-то шишки. Может, это эскорт? Надеюсь, генерала Била тут нет. А то я уже должен был улететь по его заданию.

– Кстати, как вам Бил? – спросил капитан Уайли. – Хороший парень?

Хикс подумал про себя, что не настолько знает генерала, чтобы ответить на такой вопрос.

– Мне кажется, его здесь любят, – сказал он.

– Я, слышал, будто он сбежал с Батан, – сказал капитан Уайли. – Но чего только у нас не болтают! Один парень, служивший вместе с ним на Ближнем Востоке, рассказывал, что летчик он классный, но вот группами своими командовал безжалостно. Когда его от них забрали, все вздохнули с облегчением. Говорят, он как-то послал их сопровождать средние бомбардировщики при налете на Крит, хотя знал, да и все это знали, что у них не хватит горючего, чтобы вернуться. В результате чуть ли не целая эскадрилья рухнула в море. У него все обязаны были демонстрировать высокие морально-волевые качества.

По тону, которым это было сказано, трудно было понять, считает ли капитан Уайли этот поступок проявлением бессердечия, достойного всяческого порицания, или же отличной шуткой, которую генерал сыграл со своими подчиненными, забавной именно из-за непостижимой жестокости.

– А как вы поступали, когда вам приказывали лететь и вы знали, что оттуда не дотянуть обратно до базы? – сказал Хикс.

– Я? – спросил капитан Уайли. – Ну, не знаю… Ведь до сих пор я возвращался. Меня на такие задания ни разу не посылали. Знаете, Нат, это вообще не дело. Всегда должен быть шанс – пусть хоть один из ста, но умный командир всегда позаботится, чтобы этот шанс у тебя был. А иначе он тебя просто не пошлет. Вообще-то я толком не знаю, что там случилось на Крите. Может, ничего такого и не было. Но готов поспорить, если что-то подобное и было, то наверняка командир рассчитывал на попутный ветер в верхних слоях или еще на что-нибудь, что могло бы помочь им дотянуть до дома. Все эти разговоры о том, как прекрасно пасть смертью храбрых, сплошная чушь – годится разве что для психов; а кому нужны психи? Нам нужны люди умные, которые стараются обставить противника, прежде чем тот успеет их переиграть; ничего не стоит найти психов, которые, распалившись, готовы переть на таран. Но это просто не умно, а побеждает в конечном счете тот, кто умнее. – Капитан Уайли безмятежно улыбнулся; он вовсе не пытался доказать, что раз он сам так часто побеждал противника, то он умнее других; но сам был в этом твердо уверен и не скрывал этого.

Поднявшись по ступеням ко входу в офицерский клуб, они оказались в широкой сводчатой галерее, проходившей вдоль всего здания офицерского клуба. Один конец галереи выходил на каменную балюстраду, с которой открывался вид на озеро Титания. Другой был тоже открыт, и можно было разглядеть кокосовые пальмы и кустарники внутреннего дворика. Слева находились двери с табличками в витиеватых рамках – в гостиную, в бар и, в самом конце, в столовую. Часть этой широкой, вымощенной плиткой галереи была заставлена металлическими столиками с плетеными креслами, на случай, если офицерам захочется угостить дам. В бар женщины не допускались. Приятно было посидеть здесь теплым вечером, легкий ветерок с озера пробегал по галерее и приносил прохладу.

– Может, сядем здесь, – предложил Натаниел Хикс. – А то внутри сейчас ужасно душно.

– Отлично, – сказал капитан Уайли. Он опустился в плетеное кресло, поерзал, пытаясь устроить свои длинные руки и ноги, и наконец расположился в удобной, весьма непринужденной позе. Бросил на стол пилотку и принялся внимательно и не без удовольствия разглядывать единственный занятый столик по соседству. Два лейтенанта инженерных войск пили ром с кока-колой в компании трех довольно хорошеньких девушек: блондинки и двух брюнеток. Натаниел Хикс пошел в бар.

Вскоре он появился оттуда в сопровождении цветного официанта в белой куртке, который нес стаканы, лед, бутылки с содовой и непочатую бутылку шотландского виски с приклеенной полоской бумаги, на которой карандашом было выведено печатными буквами: Кап. Н. Хикс 0-907360.

– Отлично, – сказал капитан Уайли. – Скоч? Я его там столько выпил, что к концу даже полюбил. – И, снова пародируя британское произношение и интонацию, обратился к официанту: – Чуть-чуть, пожалуйста. Нет, льда не надо, дружище. Это не для меня. – Он рассмеялся, плеснул себе умеренную порцию виски и поглубже уселся в кресле. Потом поднял стакан, который, казалось, утонул в его большой ладони. – Ну, поехали. – Он одним глотком отпил половину, опустил руку со стаканом на колени и сказал: – Так вы говорите, теперь все материалы у генерала? А это к лучшему, как вы считаете?

– Не уверен, – сказал Хикс. – Но, впрочем, генерал сам участвовал в воздушных боях, и не раз. Это точно. Так что он сразу поймет, где дело написано, а где – чушь, и это очень важно: может, удастся поставить на место полковника Фоулсома. Я видел его сегодня, по другому делу, со мной он был очень даже любезен. Вчера в Селлерсе я разговаривал с одним летчиком, который прежде служил в Американской добровольческой группе. Он мне передал кое-какие свои замечания, хотелось бы, чтобы вы взглянули.

– Вот уж где жизнь была малина, – с завистью сказал капитан Уайли. – Жаль, меня там тогда не было. Наличными за каждый сбитый самолет! Потом на эти деньги совершаешь небольшую торговую операцию с китайцами, и вскоре у тебя уже приличный куш. Там и сейчас так – мне рассказал в Орландо один парень, он сам только что оттуда. И я бы не прочь попробовать, да и охота посмотреть, как эти желтобрюхие летают. – Он задумчиво оглядел свой стакан. – Надо только подождать, пока нам дадут что-нибудь получше пэ-сороковых. Знаете, после «спитфайров» ни на чем летать не захочешь. – Он рассмеялся. – Особенно я любил выходить на «спит-девять» против итальянских «макки-двести» или «двести вторых». Разумеется, силы неравные; зато какая потеха! Они иногда пролетали над Мальтой – сопровождали бомбардировщики – и обычно выделывали в воздухе всякие акробатические трюки. У нас боеготовность была на высоте, так что мы в любую минуту могли подняться в воздух, ну, кроме тех случаев, когда машину поставят на прикол из-за запчастей или если бензина нет. Изумительное чувство, Нат! Сидишь себе, ждешь и вдруг видишь – выплывают бомбовозы, ну эти, класса «V», а итальяшки на истребителях выделывают вокруг них «бочки» и прочие идиотские фигуры. Полное радиомолчание! И вдруг командиры звеньев как завопят: «Красный ведущий справа! Белый ведущий слева! Тебя атакуют!» – Он засмеялся и хлопнул себя по колену. – Надо сказать, что один раз мы все же поплатились. Оказалось, что вместе с ними шло несколько немецких сто-девятнадцатых, причем на большой высоте. Мы их и не заметили. Я только что разделался с итальяшкой, как вдруг услышал стрельбу, причем не с земли, а с воздуха. А когда в воздухе слышишь такую стрельбу, стрелять могут только сзади – прямо у тебя за спиной. Пули, черт бы их побрал, прошили мне плоскость. Я завалился на крыло и пошел в штопор. Так он мне винтом вырвал кусок из хвоста, ей-Богу! Видимо, немец просто перемудрил. Не открывал огонь до последнего, чтобы вмазать наверняка; а потом было уже поздно корректировать огонь. Он пронесся надо мной как бешеный, видимо, так разозлился из-за промаха – он ведь меня почти натянул на фюзеляж, – что потерял всякое соображение. И рванул штурвал на себя. А этого, разумеется, делать не стоило. Если кого-то перегнал и тот у тебя на хвосте – нужно сваливать, да побыстрее.

Капитан Уайли поставил стакан на стол, чтобы освободить руки. Он поднял одну ладонь над другой.

– Короче, я прошел штопором мили полторы, потом рванул на себя и пошел вверх, поймал его точно в перекрестье, он почти потерял скорость, пытаясь набрать высоту… – Уайли наклонил левую ладонь и резко приблизил к ней правую. – Влепил ему от души длинную очередь, и – аллес капут фрицу! – Он снова взял стакан. – Вот почему я хочу, Нат, чтобы в этом учебнике по тактике обязательно было записано: при любых обстоятельствах смотри назад. Мне два раза сошло с рук, но другим на это рассчитывать не стоит. В тот день двух наших так и подбили – один из них был моим лучшим другом, Джонсон его звали. Влепили прямо в затылок – он как раз шел в пике на итальянца, – так и вмазался носом прямо посреди летного поля!

– Это у вас его парашют? – спросил Хикс.

– Его, точно, – сказал капитан Уайли. – И странное дело. Так врезался – думали, ничего не останется. Обломки по всему полю разбросало. И только – даже не знаю, как это получилось, – парашют с него сорвало и отбросило футов на сто, так там и лежал, как новенький. Дьявол, я как увидел, что его убили… Один из лучших летчиков, которых я знал… Да, вот всего один раз забыл оглянуться… – Капитан Уайли осушил стакан и поставил его на столик.

Натаниел Хикс пододвинул к нему бутылку.

– Ага, спасибо, – сказал капитан Уайли. – Еще пара глотков не помешает. – Он плеснул в стакан немного виски. – Врачи уверяют, что у меня язва. Мы все там себе что-то заработали – кормили всякой дрянью. Джонсона каждое утро мутило по-страшному. Ну да теперь зато вылечили – раз и навсегда! – Он снова сгреб стакан своей большущей ладонью и отправил большую часть содержимого в рот. Потом вытер губы тыльной стороной ладони и вдруг продекламировал:

 
В почетных шрамах боевых
Вы пали, славою покрыты,
Сверкнув, как звезды, меж живых
В веках не будете забыты.
 

Натаниел Хикс удивленно уставился на Уайли:

– Вот уж не думал, что вы интересуетесь подобной ерундой. Что это, Джим?

– Это поэма, – усмехнулся капитан Уайли. – Конечно, ерунда. Вот послушайте еще. – Он нахмурил лоб:

 
Плечами подперев основы
Земли и Млечного Пути,
Где Бог отступится, готовы
Сражаться насмерть и спасти.
 

Уайли улыбнулся от удовольствия.

– А все-таки заставляет задуматься, Нат!

Что ж, он, пожалуй, прав, подумал Хикс. Никогда не следует забывать, что нередко люди, с пафосом отрицающие все то, что они считают «ерундой», где-то в тайниках души питают к этой «ерунде» слабость.

– Вы любите поэзию? – спросил Хикс.

– Не знаю, – ответил капитан Уайли. – Просто как-то попалось на глаза. – Он подлил содовой, поболтал немного и отпил из стакана. – Я там иногда кое-что почитывал. У многих англичан была с собой уйма книг.

Он совершенно расслабился и время от времени не без удовольствия поглядывал на блондинку за соседним столиком – казалось, она была там лишней.

Хикс видел, что взгляды, которые бросал на блондинку капитан, не остались незамеченными. Пока Уайли рассказывал, как он чуть было не погиб на Мальте, и показывал руками, как глупо действовал немец и что из этого вышло, она тоже украдкой на него поглядывала. Она, разумеется, заметила и небрежную позу длинного мускулистого тела в плетеном кресле, и ровный теплый цвет мужественного открытого лица, зовущий взгляд прищуренных глаз, и это не могло оставить ее равнодушной. Оценила она и крылышки пилота на рубашке, и – нет, вы только подумайте! – ленточку британского креста «За летные боевые заслуги». Искоса взглянув на него из-под ресниц, она убедилась, что сумела привлечь его внимание. И тотчас же принялась оживленно болтать с приятельницами и их кавалерами, закидывать голову, встряхивать волосами, жестикулировать и то и дело заливаться мелодичным смехом, демонстрируя хорошенькие зубки.

На лице капитана Уайли появилось мечтательное выражение.

– Было бы где, да когда… Я думаю, дельце бы выгорело. Аппетитная курочка, верно? Интересно, кто такая?

– Не знаю, – сказал Хикс.

– Да я просто так, – сказал капитан Уайли. – Хорошо, что мне завтра нужно назад, не то бы я наверняка это дело раскрутил, а у меня в Орландо и без того напряженное расписание. Кстати, я подумал – насчет войны… Ведь вот какая забавная получается штука. Цыпочки, к которым в мирное время и не сунешься, сейчас готовы лечь со всеми встречными-поперечными. Я все-таки, видимо, изрядный сукин сын. Казалось бы, если у тебя уже есть славная курочка и она от тебя без ума, это как-то должно сдерживать; но всякий раз, когда я вижу хорошенькую мордашку, ничего не могу с собой поделать, начинаю прикидывать, как бы у нас с ней славно получилось. Сейчас, пока я не женат, это еще куда ни шло! Вы ведь женаты? Вот что бы ваша жена сделала, если бы узнала, что вы время от времени бегаете на сторону?

Натаниел Хикс смутился, но не мог всерьез обидеться на такой бесцеремонный, хотя в общем-то вполне невинный допрос этого великовозрастного младенца.

– Не знаю, – ответил он. – Не думаю, чтобы ей это понравилось.

– Вот и я говорю! – улыбнулся капитан Уайли. – Хотя, с другой стороны, вовсе не обязательно им об этом рассказывать. Но женщины чертовски подозрительны. Даже если ты с ними просто гуляешь, они очень скоро начинают задавать вопросы. Улетишь куда-нибудь на пару дней, тут и начинают накручивать себя: раз ты не занимаешься этим делом с ней, то наверняка там себе кого-то завел. Впрочем, иногда так оно и есть. А ваша жена беспокоится, чем вы тут без нее занимаетесь, как вы думаете?

Капитан Хикс снова почувствовал неловкость – он знал, что его ответ может показаться капитану Уайли недостойным настоящего мужчины.

– Не знаю, Джим, – сказал он. – Возможно, она и вправду боится, что я тут с кем-то путаюсь. Но если это так, то она напрасно волнуется. Потому что это неправда. Если хотите знать, мне совсем не хочется бегать на сторону.

– И все же, может, было бы лучше ей приехать сюда и приглядывать за вами, верно? – Капитан Уайли был явно сбит с толку. – Я хочу сказать, какого дьявола! Разве вы по ней не скучаете?

– Конечно, скучаю, – сказал Хикс.

– Ну а она? Скучает без вас? А что делает, чтобы скоротать время? Вот этот вопрос мне бы покою не давал, ей-Богу!

– Видите ли, – сказал Хикс, – вовсе не все женщины готовы переспать с разносчиком из ближайшей лавки, как только муж уйдет на службу.

– Вероятно, вы правы, – сказал капитан Уайли. – Но мне, пожалуй, лучше пока не жениться. Хоть я и не прочь. И завести детей. У вас их сколько?

– Двое, – сказал Хикс.

– Здорово. Но, пожалуй, я еще погожу. Во всяком случае, пока вокруг столько курочек. – Он подмигнул блондинке и сказал Хиксу с британским акцентом: – А она недурна. Просто пальчики оближешь!

Слегка разгорячившись от виски, Натаниел Хикс посмотрел на блондинку, что называется, мужским взглядом; но там, где капитану Уайли виделось соблазнительное своей доступностью и приятное приключение, Хиксу чудились лишь проблемы и неприятности. Рано или поздно разум обуздывает страсть. Если бы ему было достаточно пальцем шевельнуть, чтобы заполучить эту девушку, пошел бы он на это? Нет! Более того. Если бы инициатива исходила от нее – что весьма и весьма маловероятно, ведь он не капитан Уайли, – если бы ему и пальцем шевелить не пришлось, а она сама бы все устроила, назначила бы и время и место, если бы она избавила его от сомнений и необходимости ее обхаживать, принял бы он ее предложение? Нет, скорее всего, он просто сбежал бы.

Отчасти такое целомудрие объяснялось чудесным – а для капитана Уайли и необъяснимым – очистительным воздействием брака, о котором тот и сам смутно догадывался. У капитана Хикса с самого начала имелось твердое намерение или, во всяком случае, искреннее желание хранить верность жене, которую он любил и которая нравилась ему не меньше, а, как правило, больше, чем прочие женщины, встречавшиеся на его пути. Разумеется, его твердое намерение, его искреннее желание хранить верность, его любовь и дружеское расположение помогали устоять перед разнузданным зовом инстинкта; и все же это было лишь дополнительное и, возможно, даже необязательное дополнение к главному – стойкому отвращению к изменам, связанному, скорее всего, с менее возвышенными причинами. Люди, подобные капитану Дачмину (который, кстати, в отличие от Уайли давно миновал пору юношеской пылкости), всю жизнь неутомимо ищут и без труда находят приключения, возможность испытать азарт преследования, радость покорения и будоражащее чувство новизны. Все это совершенно не привлекало Натаниела Хикса, его отпугивали возможные последствия, о которых он прекрасно знал из собственного опыта. Пусть это ангел, но все же это женщина! Зачем поступаться размеренной жизнью и терпеть скандалы и скуку, раздражение и досаду, упреки и жалобы, которыми она справедливо будет вам докучать после того, как, пресытившись, вы начнете подумывать об отступлении? Курс обучения краткий в школе для глупцов научит быстро, что покой, о Боги, покой всего важнее в этом мире!