Текст книги "Почетный караул"

Автор книги: Джеймс Коззенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 46 страниц)

– Значит, они вызвали Нюда домой для отдыха. Они считают, что у него для этого есть все, что требуется? – спросил полковник Росс.

– Иначе они считать не могут, судья, – сказал генерал Николс. – Я ни разу не слышал, чтобы это формулировалось официально, но из практики мне известно, что по-настоящему отдыхают во внутренней зоне только те, для кого не находится полезного применения. Нюд здесь полезен – крупный административный пост, и это должно быть полезно ему. Нюд знает, что его не перевели на запасной путь, не положили на полку. Все это служит главной цели. Не думаю, чтобы хоть кто-нибудь – включая и самого Нюда – считал его администратором. И из него вовсе не хотят сделать администратора. Однако ему необходим опыт, которого можно набраться, решая непрерывно сыплющиеся на тебя проблемы, подбирая именно таких людей, какие могут наиболее успешно с ними справиться. Умение абсолютно необходимое, чтобы руководить таким большим соединением, как все воздушные силы. У Старика зоркий глаз. Нюд будет полезен для АБДИПа, а АБДИП – для Нюда.

– Его жена и моя жена, – сказал полковник Росс, – считают, что было бы чудесно, если бы ему дали несколько недель отпуска, чтобы он мог уехать куда-нибудь и ничего не делать. Они думают, что Вашингтон, если вы рекомендуете это, даст свое согласие.

– Судья, – сказал генерал Николс, – подобная рекомендация ни к чему хорошему не приведет. Нюду требуется отпуск? Ему надо бы на несколько недель уехать куда-нибудь? Они захотят узнать причину. Не забывайте, забот и неприятностей у Вашингтона выше головы – хотя в действующей армии, я знаю, в это никто не верит. И добавочных неприятностей они не потерпят. Они даже способны выйти из равновесия, хотя Старик, правда, этого не допустит. Никому не дозволено становиться источником новых забот. Примером служит полковник Вудман. Его, как вы знаете, собирались убрать. Пожалуй, можно сказать, что на него сыпались и сыпались всякие мелкие неприятности, и он позволил себе выйти из равновесия. Селлерс относительно не так уж важен, и штаб командования прикрывал Вудмана от Вашингтона, но до тех пор, пока Вудман не нарушил субординации. Короче говоря, они не любят узнавать, что кому-то нужен отдых. В их сфере это всегда скверная вещь.

– Но ведь еще более скверно, когда кто-нибудь вроде Вудмана всаживает себе пулю в лоб, – сказал полковник Росс.

– Если бы Старику доложили о Вудмане, он уже давно бы освободил его от должности, – сказал генерал Николс. – Но докладывать ему все невозможно – для этого никаких суток не хватит. А потому другим приходится брать на себя ответственность, решая, что ему необходимо доложить, а что не нужно, или, может быть, даже никак не следует.

– Это я понимаю, – сказал полковник Росс.

– Да, конечно. Ну так двое-трое взяли на себя ответственность в деле с Вудманом. Они знали, стоит Старику узнать, что Вудман позволил мелочам одолеть себя, с Вудманом будет кончено. Сейчас времени отдыхать нет. Каждый должен сам справляться и держаться любой ценой. Немножко напоминает наш принцип обучения летчиков. Мы об этом помалкиваем, но вы знаете и я знаю, что много лучше и экономичнее навалить на мальчика все сразу, заставить его жать на всю катушку. Если на то пошло, лучше дать ему разбиться в учебном самолете здесь, дома, чем нянчить его, чтобы он разбил истребитель на фронте.

Машина приближалась к перекрестку, где дорога с территории выходила на шоссе в Оканару за аэродромом и базой. По шоссе грузно двигался к перекрестку кран на гусеничном ходу с длинной стрелой. Первым его увидел полковник Росс, и почти сразу же – шофер. Он наклонился и включил сирену штабной машины. Кран остановился, покачивая стрелой, и они повернули на север, опередив его.

Полковник Росс нахмурился и инстинктивно потянулся отодвинуть стекло, отделявшее его от шофера. Мощные гусеницы тяжелого крана ломали покрытие шоссе, и, уж конечно, управление шоссейных дорог штата этого им не спустит.

– Хотите остановиться? – спросил генерал Николс.

Полковник Росс достал из нагрудного кармана записную книжку и ручку.

– Нет. Не стану вас задерживать, генерал, – сказал он и записал номер инженерного корпуса под белой звездой на кабинке. – Не понимаю, о чем они думают. Им даны строгие инструкции не водить тяжелые гусеничные машины по шоссе. Но они ни с чем не считаются. Не удивлюсь, если он так и ехал по шоссе от ворот номер три добрую милю…

– Как вижу, нам придется остановиться так или иначе, – сказал генерал Николс. Тормоза взвизгнули – шофер вжал педаль в пол. За поворотом, замаскированным высоким кустарником, посередине шоссе стоял многоколесный прицеп на низкой подвеске. А прямо перед их машиной высилась свалившаяся с прицепа огромная груда металла – изуродованный фюзеляж и оторванные крылья бомбардировщика-штурмовика А-20, выкрашенного черной краской, как ночной истребитель. Стоящие рядом без дела сержант и двое рядовых оглянулись на визг тормозов.

Полковник Росс распахнул дверцу машины и вылез. Позади него за поворотом виднелась стрела крана, приближающаяся судорожными толчками. Полковник Росс повернулся и поднял обе ладони – сигнал выруливающему крану остановиться. Но, хотя он видел, что крановщик в кабинке смотрит на него, сигнал этот, должно быть, не был известен в инженерных частях. Кран продолжал ползти вперед.

Полковник Росс повернулся и крикнул:

– Сержант! Идите сюда. Кто здесь распоряжается?

Сержант испуганно отдал ему честь.

– Вроде бы я, сэр. То есть сейчас. Лейтенант ушел звонить. А назад не вернулся. А потом капитан… фамилии его я не знаю. Инженер с базы, пришел и ушел. Мы ждем вон того крана, сэр. Сами-то мы ничего сделать не можем…

– Когда вы блокируете дорогу, – сказал полковник Росс, – всегда выставляйте регулировщика. Ведь из-за поворота прямо натыкаешься на эти обломки. Могла бы произойти катастрофа. Давай-ка, сынок, – сказал он рядовому, – бегом к перекрестку! И скажи крановщику, чтобы он остановился, дал задний ход и съехал с шоссе. В машине генерал Николс, заместитель начальника штаба ВВС, а вы его тут заперли. – Он повернулся к сержанту. – А вообще, что это за… A-а, это тот, который упал у Пайн-Вью ночью в понедельник?

– Да, сэр.

– Ну а что произошло? Как вы его уронили?

– Свалился, сэр.

– Не вписался в поворот?

– Да нет, сэр. С этим такого быть не может. Думается, погрузили не очень чтоб.

– Как же это допустили?

– Не знаю, сэр, – сказал сержант. – Грузили не мы. Когда его вчера нашли, туда отправили наряд. Ну, они и грузили. Кончили, думается, уже ночью, а место там тяжелое, заросли, болото. Так что, наверное, побоялись в темноте оттуда выбираться. Наряд увезли, а нынче утром лейтенант Уокер отвез нас туда в джипе.

– Я все-таки не представляю себе, как обломки могли скатиться с такого широкого прицепа, если только вы не превысили скорость на повороте.

Сержант сказал:

– Когда я их только увидел, полковник, мне показалось, что они плохо закреплены. Клиньев подложили много, тросом опутали, только мне показалось, что закреплены они плохо. Я сказал лейтенанту, как бы они не сдвинулись, а он говорит, ничего, ну вот и… – В голосе сержанта прозвучало праведное и вполне понятное негодование.

Рычание тяжелого мотора у них за спиной не только не оборвалось, но все нарастало, и полковник Росс обернулся. Кран продолжал приближаться. Солдат, которому он приказал бежать туда, теперь бежал обратно.

– Он говорит, сэр, там кювет такой глубокий, что съехать нельзя, а тут, может, и удастся. Он поглядит.

– Хорошо, – сказал полковник Росс. – Бегите к перекрестку и никого дальше не пропускайте. – Он вернулся к машине. – Боюсь, мы застряли, генерал. Когда кран уберут с шоссе, мы сможем развернуться и проехать через дальние ворота.

– Прекрасно, судья, – сказал генерал Николс, открыл дверцу и вылез. – Ударился как следует, – сказал он, с интересом поглядев на разбитый А-20, и направился к нему.

– Наш, – сказал полковник Росс. – Мы потеряли его в начале недели. Случается. Обычная ночная тренировка в перехвате – два звена в воздухе, и никто ничего не заметил. Этот просто не вернулся. Обнаружить его удалось не сразу. С воздуха черная краска его сильно камуфлирует…

Остановившись у самолета рядом с генералом Николсом, полковник Росс ощутил, что от фюзеляжа исходит тошнотворно-липкий запах. Видимо, внутри кровь натекла большой лужей и засмердела от жары.

– Что же, как вы заметили, генерал, – сказал он, – лучше здесь, чем там. Однако это был один из надежнейших наших экипажей. Они исполняли обязанности инструкторов. Мы не знаем, что могло с ними произойти.

– Хм! – сказал генерал Николс, видимо тоже уловивший сладковатый смрад. – «Был» – это верно. Но он не горел. Вероятно, у них кончилось горючее.

– Вероятно, – сказал полковник Росс.

Он чувствовал, как солнце печет ему шею и кисти. Капли пота непрерывно собирались под мышками и стекали, щекоча ребра. Капли пота катились по лбу и начали просачиваться сквозь брови, так что черные изуродованные обломки, неподвижно перегородившие шоссе, теперь словно колебались за пленкой пота, заливающего ему глаза. Он вытер их. На черном носу самолета сбоку лихо отплясывал с голой девицей нарисованный багровой краской скелет. Под ним кудрявились слова «Тарфу Тесси».

Полковник Росс сглотнул: душный запах разлагающейся крови был невыносим – сколько же там натекло крови, если она не высохла за неделю. Что поделать, сотни самолетов кончают так – здесь в Оканаре лежат на кладбище десятка два – вернее, то, что от них осталось. И будут еще сотни. Помочь ничем нельзя, а примешивать личные чувства к безличным фактам бессмысленно. Полковник Росс умел не смешивать их, храня внешнюю невозмутимость. Но как он мог совладать с подсознательной потребностью соотносить со своей неизбывной заботой все, что как-то с ней соотносилось? Где-то в разбитом самолете, и, может быть, очень скоро, кровь, вылившаяся из ран его сына Джимми, будет смердеть точно так же.

Притворяться перед собой, будто он и тогда сумеет столь же практично отделить чувство от факта, было бы бесполезно, а потому его невозмутимость могла быть только внешней, пряча мучительные угрызения и стыд. Телеграммы отправили вчера. Вчера вечером или сегодня утром люди, для которых вот это означало своего Джимми, вскрыли их и прочли. Ну, может быть, у них достанет философского спокойствия вздохнуть: «Что поделать!»

Рев мотора у него за спиной смолк. Полковник Росс, все еще сглатывая тошноту, оставил генерала Николса у обломков и пошел к крану. Громоздкая махина прижалась к обочине, и мимо нее можно было проехать.

Полковник Росс откинул голову, глядя на кабину, на высунувшегося из нее краснолицего техника 3 класса. Он набрал воздуха в легкие и сказал:

– Сынок, разве вам не известно, что инструкция запрещает водить гусеничный транспорт по дорогам с покрытием? Оглянитесь-ка! Вы раскрошили покрытие.

Техник сказал с оскорбленным видом:

– Ну а что мне было делать, полковник? Мне приказано пригнать его сюда по шоссе. Я и пригнал.

Полковник Росс сказал:

– Вы могли бы проехать вдоль ограждения базы с внутренней стороны, снять секцию ограды и выехать прямо сюда. Кто распорядился, чтобы вы вели кран по шоссе? Кто дал вам такой приказ?

И снова полковник Росс достал из нагрудного кармана записную книжку и карандаш.

VII

Натаниел Хикс несколько расстроился, когда в приемную госпиталя вошел полковник Росс с каким-то генералом. Натаниел Хикс рассчитывал сразу же зайти из госпиталя в отдел полковника Росса. Он рассчитывал найти полковника Росса там. Он рассчитывал найти его свободным. Полковник Росс благожелательно осведомится у капитана Хикса, чем он может ему служить. Капитан Хикс сообщит ему с почтительным прискорбием о том, что генерал Бил передумал, и возьмет на себя смелость объяснить, как жаль бросать проект на этой стадии. Капитан Хикс все обдумал и взвесил самым тщательным образом. Если бы генерал Бил все-таки дал ему разрешение продолжать, то они сумели бы поместить именно такой материал, какой, как было сказано, требуется Вашингтону, в нескольких хороших журналах. Далее, капитан Хикс обдумал пожелание полковника Росса дать что-то о генерале Биле лично и нашел нужный подход. Тут полковник Росс скажет, что он совершенно согласен и сейчас же пойдет с этим к генералу, и не сомневается, что…

Но полковник Росс, сопровождающий заезжую шишку, очень нескоро освободится для того, чтобы выслушивать соблазнительное описание радужных перспектив. Вполне возможно, что поговорить с полковником Россом сегодня вообще не удастся. Скверно! Когда хочешь протестовать, всегда лучше протестовать немедленно. Медля, утрачиваешь убедительность: если ваши доводы столь бесспорны и неопровержимы, почему вы так долго их подыскивали?

Как ни важно было найти полковника Росса в нужном месте в нужное время, еще важнее было застать полковника Росса в нужном расположении духа – восприимчивом и благожелательном. Натаниел Хикс не был уверен, что правильно истолковал взгляд полковника Росса, но, во всяком случае, полковник Росс увидел его и вспомнил. Без всякого сомнения. Взгляд, которым полковник Росс, войдя, педантично обвел приемную, задержался на Натаниеле Хиксе и мистере Уиллисе. Выражение лица полковника Росса словно бы и не изменилось, но, пожалуй, суровость чуть-чуть посуровела, насупленные седые брови насупились чуть больше.

Эту перемену – если перемена была – Натаниел Хикс мог объяснить несколькими причинами, одна другой тревожней. Например, он ведь только уповал, что решение генерала Била неизвестно полковнику Россу. А ведь решение это мог принять сам полковник Росс, едва прочел копию чудесного письма. Он ведь мог счесть, что оно выходит далеко за рамки желаний или намерений генерала Била и что представление его в канцелярию генерал-адъютанта было чистейшей наглостью.

Или же свою роль сыграло то, что по злополучному стечению обстоятельств Натаниел Хикс оказался тут в обществе мистера Уиллиса. Полковник Росс мог и не знать, кто такой мистер Уиллис, но он, несомненно, знал, что капитан Хикс был свидетелем вчерашнего инцидента с цветными офицерами. И не исключено, что он с раздражением спросил себя, какого черта Хикс сидит тут с этим цветным штатским.

К этому моменту полковник Росс и генерал пересекли приемную и, пройдя между барьерами, удалились по центральному коридору. Когда бдительный рядовой скомандовал остальным встать, мистер Уиллис открыл было рот, да так и не закрыл его, провожая взглядом спутника полковника Росса. Теперь он спросил, кто это такой.

Натаниел Хикс, занятый своими мыслями, ответил, что это генерал.

Все еще не сводя глаз с проема коридора, в котором скрылась элегантная подтянутая фигура в генеральской форме, мистер Уиллис сообщил, что кроме сенаторов он в ресторане часто обслуживает одного генерала.

– Совсем уже старичок, – сказал он. – И мундира не носит. Вы его знаете? – Он назвал фамилию, которая смутно ассоциировалась в памяти Натаниела Хикса с прошлой войной. – Очень разборчивый. Говорит мне: «Роберт (меня Роберт зовут), вы ведь этих омаров видели? Так возьмите того, который для себя отложили, и подайте его мне…» – Лицо мистера Уиллиса омрачилось. – У меня и его письмо есть. В военное министерство. О Стэнли…

Натаниел Хикс сказал:

– Извините, меня на минуту, мистер Уиллис…

У входа в коридор показался полковник Росс. Один. Он посмотрел прямо на Натаниела Хикса и сделал ему знак. Натаниел Хикс встал и направился к нему. Полковник Росс молча прикоснулся к его руке и отвел на несколько шагов в глубь коридора.

– Хикс, кто это с вами? Отец Уиллиса?

– Кажется, да, сэр.

– Что значит «кажется»? Да или нет?

От такого резкого выговора Натаниел Хикс покраснел. Он сказал:

– Это значит, что я вижу его впервые. Он заговорил со мной, показал мне некоторые документы, касающиеся, как он сказал, его сына, лейтенанта Уиллиса… – Он умолк, осознав, что тоже взял резкий тон. И вспомнил, что ему вовсе не нужно сердить полковника Росса, который и без того раздражен. Полковник Росс сказал:

– Произошло что-то непонятное, Хикс. Я послал капитана Коллинза из службы общественной информации встретить мистера Уиллиса на станции. Так при чем тут вы и что стало с Коллинзом?

– Я проводил в госпиталь офицера, у которого внезапно заболела жена, сэр. По-моему, капитана Коллинза, о котором вы говорите, я знаю в лицо. Здесь я его не видел.

– И на станции тоже не видели?

– Я не был на станции, сэр. Я ездил с этим офицером в «Олеандровую башню», а оттуда привез его сюда на моей машине. Почти два часа назад.

Взгляд полковника Росса был сокрушающе суровым, и, к своей досаде, Натаниел Хикс вдруг испугался – словно преступник на скамье подсудимых, подумал он. Полковник Росс спросил:

– Ну, в таком случае кто привез мистера Уиллиса сюда? Вам об этом что-нибудь известно?

Натаниел Хикс замялся. У него не было ни малейшего желания навлекать неприятности на лейтенанта Эдселла – даже наоборот. И не потому, что Эдселл ему нравился, что он хотел ему помочь, а как раз потому, что Эдселл ему не нравился и его нисколько не огорчило бы, если бы у Эдселла случились неприятности, на которые он всегда напрашивался. Это скверное или, во всяком случае, не лучшее чувство и вынудило его уклониться, не сделать и не сказать ничего такого, в чем осведомленный скептический наблюдатель со стороны мог бы усмотреть злобу или сведение счетов.

Заметив его колебания, полковник Росс сказал:

– Хикс, вы тут тоже замешаны? Вы содействовали появлению Уиллиса здесь?

В его тоне был досадливый упрек, гневное разочарование, и Натаниелу Хиксу трудно было их стерпеть. Из щепетильности он попытался умолчать об Эдселле, увернуться от необходимости назвать его, но он не желал, чтобы полковник Росс, чье доброе мнение именно теперь было ему так нужно, хотя бы на минуту поверил, будто он «тут тоже замешан» – точно еще один хитрый подстрекатель вроде Эдселла, точно пособник Эдселла в неуклюжих и самодовольных усилиях Эдселла показать им всем.

Натаниел Хикс сказал:

– Я не знаю, что, собственно, происходит, полковник. Но в любом случае никакого отношения к этому я не имею. Я могу предположить, кто привез сюда Уиллиса…

Полковник Росс сказал:

– Я знаю, кто телеграфировал ему и кто послал ему деньги на билет. А что еще вам известно? Чего, собственно, добивается этот Эдселл? Как вы думаете, он причастен к тому, что произошло вчера в клубе?

– Нет, не думаю, – сказал Натаниел Хикс. – Я почти убежден, что утром он об этом ничего не знал. Во всяком случае, о том, что именно случилось. Он расспрашивал про это меня и капитана Уайли. Затем он отправился на станцию. Для чего, он объяснять не стал.

– Очевидно, он опередил капитана Коллинза. Так значит, мистер Уиллис приехал сюда с ним. Куда отправился Эдселл?

– Он сказал, что идет к начальнику госпиталя, сэр. Чтобы организовать мистеру Уиллису свидание с сыном.

– Это мы уже организовали, – сказал полковник Росс. – А увидеть начальника госпиталя Эдселлу будет затруднительно. Начальник госпиталя сегодня утром очень занят. Так что мы освободим Эдселла от забот о мистере Уиллисе. – Он задумчиво посмотрел на Натаниела Хикса. – Со мной был генерал Николс, и я не хочу заставлять его ждать. Попросите мистера Уиллиса сюда. Будет лучше, если он это увидит. И вы идите с ним.

Что «это» Натаниел Хикс понятия не имел, но с тревогой догадывался, почему полковник Росс позвал и его. Чтобы приглядывать за ним. Полковник Росс не желает, чтобы он дождался тут Эдселла, из чего, видимо, следует, что полковник Росс не вполне ему поверил и не очень на него полагается.

Он вышел из коридора и, подойдя к мистеру Уиллису, сказал:

– Полковник Росс сейчас отведет вас к Стэнли.

Мистер Уиллис вскочил.

– И лейтенанта мне ждать не надо? – сказал он.

– Нет, – сказал Натаниел Хикс. – Идемте.

Полковник Росс пожал руку мистеру Уиллису и сказал:

– Я инспектор авиации. Когда я узнал, мистер Уиллис, что вы должны приехать, я послал за вами машину, но, боюсь, вы с ней разминулись.

– Лейтенант меня хорошо довез, – сказал мистер Уиллис. – В такси. А потом мы еще пешком шли. Да неважно, раз я тут. Вот только я там чемодан оставил. Его никто не унесет?..

– Об этом мы позаботимся, – сказал полковник Росс. – Хикс, пожалуйста, принесите чемодан сюда и поставьте за барьером. Дежурная за ним присмотрит.

Когда Натаниел Хикс вернулся, полковник Росс говорил:

– Здесь сейчас генерал Николс, мистер Уиллис. После церемонии вы сможете провести со Стэнли весь день. Вы слышали, что он получил травму?

– Слышал, – сказал мистер Уиллис, тяжело переступая с одной плоской официантской ступни на другую. – Я знаю.

С выразительностью, которая поразила Натаниела Хикса, потому что средства, с помощью которых она достигалась, были такими простыми и такими малочисленными, мистер Уиллис объяснил, что, по его мнению, он знал.

На широкое обрюзглое лицо, отвернутое в горечи, легла тень, темные глаза закрылись, угрюмо глядя куда-то вовнутрь, губы уныло сомкнулись под широким, почти утиным носом. Не смирившись с жизнью в земле Египетской, но и не тратя сил на бесполезные протесты, он оплакивал вновь давший о себе знать феномен оскорблений и насилия, которому не находил объяснений, оплакивал горе своего народа, которому не мог помочь.

– Его избили, – сказал он. – Искалечили.

Натаниел Хикс, уже слышавший его жалобу, видевший его слезы, совершенно растерялся. От стыда он не находил, что ответить. Какой тут мог быть ответ?

– Нет-нет, мистер Уиллис, – сказал полковник Росс. – Со Стэнли ничего серьезного не случилось. Мне очень жаль, что вас так расстроили. Его никто не избивал, даже драки не было. Так, небольшая стычка, и другой офицер ударил Стэнли. Начал тот, другой, и очень Сожалеет и хочет извиниться. Что-то у них в воздухе произошло – какое-то недоразумение. Ну, тот и вспылил. Вы же знаете, что такое молодежь, мистер Уиллис. Нос у Стэнли порядком распух, но все заживет без следа.

Нет, это не был ответ на глубинный вопрос, но дан он был с полным спокойствием и разрешал непосредственную проблему. Одновременно, потому что он был дан властным тоном и с властным выражением, этот ответ обрел полновесность, что-то отбрасывая, предлагая что-то. Жалоба мистера Уиллиса мягко отбрасывалась, мистер Уиллис получал лестное предложение: если мистер Уиллис подчинится, он приобщится к достоинству и уважаемому положению полковника Росса, готового с радостью признать его равным.

Мистер Уиллис уловил это. Угрюмые глаза повеселели, но, все еще отворачивая лицо, он сказал:

– Так значит, у него никаких неприятностей нет? У Стэнли?

– Как раз наоборот, – сказал полковник Росс. – Можете не сомневаться, ему не дали бы ордена, если бы не были им довольны. Командующий армейской авиацией, когда прочел рапорт, лично представил Стэнли к кресту «За летные боевые заслуги», отдавая должное тому, как он спас собственный самолет и еще два других. Стэнли сообщил вам о своем подвиге?

Мистер Уиллис, воскреснув, сказал:

– Он мне написал. Те двое боялись попробовать, а он не струсил. Он написал, что показал им.

– Да, – сказал полковник Росс. – Вы должны очень им гордиться.

Наблюдая простоту этих маневров, безупречную твердость, которая подчиняла мистера Уиллиса и, подчиняя, ласкала его и нежила, Натаниел Хикс начал с любопытством догадываться, куда они направляются. Он без всякого сожаления начал осознавать, что, хотя Эдселл, возможно, и был прав в своем часто демонстрируемом убеждении, будто нет дурака глупее старого дурака, однако помимо старых дураков существуют и умные старики.

Вы самодовольно радуетесь тому, как ваше молодое хитроумие и энергичная предприимчивость озадачили старикашку и закрепили за вами преимущество, которого он вам давать не собирался, а он в полном спокойствии обозревает ваше преимущество, затем озирает долгий опыт, который есть у него и которого нет у вас, и обычно находит очень простой способ подставить вам ножку, отобрать у вас преимущество и сделать его своим.

Полковник Росс сказал:

– Вы, конечно, знаете и то, что у Стэнли есть много шансов стать командиром группы бомбардировщиков, которую мы хотим создать. Это очень ответственный пост, и, прежде чем его назначение утвердят, ему придется доказать, что он способен справляться с такими обязанностями, однако пока наш отдел личного состава считает, что это ему по плечу. То есть они считают, что он не просто прекрасный летчик, но обладает выдающимися качествами руководителя и высокими интеллектуальными способностями. Видимо, вы хорошо воспитали Стэнли, мистер Уиллис.

– Это верно, – радостно сказал мистер Уиллис. – Я его хорошо воспитывал. Он у меня школу кончил. И в колледже два года. Он у меня хорошо учил, чему его учили. Я ему говорил, чтоб он был первым, самым лучшим. Ну, и в армии, когда он подготовку проходил. У меня тут есть бумаги…

– Я с удовольствием посмотрю эти бумаги, – сказал полковник Росс. – Но, думаю, сейчас нам надо поторопиться. Генерал ждет. Стэнли еще не знает, что вы здесь. Для него это будет сюрприз. Я представлю вас генералу, а потом мы пригласим Стэнли. Я прочту приказ о награждении, а вы постоите рядом с капитаном Хиксом, пока я не кончу и генерал не наденет на него орден.

* * *

Это был обычный зал совещаний с обычным пустым столом и дюжиной складных стульев. Окна были зашторены, чтобы смягчать ослепительный блеск солнечных лучей, отражающихся от накаленного пустого шоссе и однообразного рада казарм за ним в лупящейся камуфляжной краске. Заднюю стену покрывали яркие многоцветные плакаты из отдела боевой подготовки и обеспечения безопасности полета. На плакатах комичные олухи, ухмыляясь или разевая рты от удивления, то по-идиотски разбивали самолеты, то калечили себя неуклюжим обращением с инструментами и оружием, то по небрежности затягивались в двигатель.

В зале было всего три человека: генерал, рыжий раздражительный майор с крылышками авиационной медицинской службы и унылый долговязый лейтенант со знаками различия военно-медицинской административной службы. Поскольку ему, собственно говоря, делать здесь было нечего, Натаниел Хикс решил держаться на заднем плане. Закрыв за собой дверь, он так и остался возле нее, а полковник Росс представил генералу мистера Уиллиса. Затем полковник Росс сказал:

– И капитан Хикс, отдел нестандартных проектов. – Он полуповернулся и, не обнаружив Хикса там, где, по его мнению, тот должен был находиться, сдвинул брови. Натаниел Хикс поспешно наклонил голову и хотел было присоединиться к ним. Но не успел сделать и шагу, как в дверь постучали, и полковник Росс сказал нетерпеливо:

– Да откройте же, Хикс! Откройте!

Однако дверь открылась и без его помощи.

Сержант, точно по уставу постучав и войдя, отступил в сторону, пропуская перед собой лейтенанта Уиллиса.

Натаниел Хикс тоже отступил в сторону, но лейтенант Уиллис повернулся к нему, как к первому, кого он увидел тут. Натаниел безмолвно качнул головой в сторону генерала. Он уже понял, что лейтенант Уиллис плохо видит – и по вполне веской причине. Каррикер, хотя и не выглядел дюжим, видимо, обладал звериной силой и когда бил, так уж бил! Лицо лейтенанта Уиллиса все распухло. На темной коже синяки были не так заметны, как на белой, но его нос и верхняя губа, наискосок заклеенная пластырем, гротескно раздулись. Опухоль захватывала щеки, и глаза совсем заплыли.

Натаниел Хикс еще немного попятился, а лейтенант Уиллис запоздало повернулся, следуя его кивку, и неловко пошел к ожидающей его группе.

Генерал, майор, лейтенант, полковник Росс и мистер Уиллис – все смотрели на лейтенанта Уиллиса. Смотрели с одинаковой растерянностью, равно ошеломленные видом его изуродованного лица и полуслепым поворотом головы. Подойдя к мистеру Уиллису, Натаниел Хикс с тревогой покосился на него, а парализующая пауза затягивалась, точно долгая дробная секунда: как знать, а вдруг мистер Уиллис, увидев этот «порядком распухший нос», взревет от горя и негодования?

За черным лицом мистера Уиллиса Натаниелу Хиксу было видно белое лицо генерала, который уже выбрался из данной ему паузы, – выбрался с ясным выразительным спокойствием, исполненным значения, ритуально преобразившем растерявшегося человека в высокопоставленного офицера, воплощение власти, невозмутимо-безмятежного в своем величии. Достоинство, в которое он облекся, вернувшись к своей роли, было настолько убедительным, что остальные действующие лица без малейшей заминки тоже вернулись к своим ролям.

Лейтенант Уиллис поднес руку к раздутому лицу, отдавая честь. Майор и его лейтенант довольно неумело вытянулись, и Натаниел Хикс вдруг обнаружил, что тоже стоит по стойке «смирно».

Полковник Росс сказал:

– Генерал, это лейтенант Стэнли Уиллис, в данный момент прикомандированный к Управлению анализа боевых действий и потребностей ВВС в связи с проектом ноль-триста тридцать шесть дробь три. Лейтенант, это генерал Николс, заместитель начальника штаба ВВС.

Чуть пониже уха Натаниела Хикса мистер Уиллис бурно зашептал:

– Он меня увидел! Увидел! Смотрите! Он удивился.

Да, Натаниел Хикс увидел, как моргнули заплывшие глаза, как вздрогнул напряженно вытянутый торс.

– Лейтенант Уиллис, – сказал генерал Николс, – главнокомандующий армейской авиации приказал и поручил мне доставить сюда и вручить вам крест «За летные боевые заслуги». Вы не прочтете приказ о награждении, полковник?

Полковник Росс поднес приказ к глазам и, щурясь сквозь очки, начал читать:

– За выдающееся достижение в групповом полете…

Очень тихим голосом, в котором слышался придушенный смех, мистер Уиллис сказал словно самому себе, хотя Натаниел Хикс его услышал:

– Ну и съездили же ему! Ну и съездили…

– Семнадцатого апреля тысяча девятьсот сорок третьего года, – читал полковник Росс, – второй лейтенант Стэнли М. Уиллис, армейская авиация, пилотируя средний бомбардировщик бэ-двадцать шесть в звене с двумя другими бомбардировщиками в обычном учебном полете, из-за тяжелых погодных условий выбился из графика и, как и остальные два самолета, преодолевая эти условия, израсходовал значительную часть горючего. Поскольку расстояние до ближайшего подходящего аэродрома было слишком велико, а характер пустынной пересеченной местности внизу исключал вынужденную посадку, возник вопрос о том, чтобы выброситься на парашютах, оставив самолеты. Однако лейтенант Уиллис, хотя горючего у него в баках оставалось менее чем на пятнадцать минут, точно повел звено к обнаруженному на карте маленькому запасному аэродрому, предназначенному только для легкомоторных самолетов. Осмотрев сверху немодифицированную посадочную полосу, лейтенант Уиллис счел приземление возможным и с согласия своего экипажа решил первым предпринять крайне рискованную попытку.