Текст книги "Почетный караул"

Автор книги: Джеймс Коззенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 46 страниц)

В авиационном штабе Росса приняли очень любезно – со многими офицерами он уже был знаком. Спросили, что он делает в Вашингтоне. Когда он показал им свое предписание, они лишь озабоченно почесали в затылках; попытались ему помочь, куда-то звонили, но безуспешно; в конце концов посоветовали ему просто ждать и быть наготове.

Полковник Росс решил обратиться в высокие инстанции. На следующий день помощник военного министра по авиации имел с ним десятиминутную беседу и рассказал ему кое-что о грядущей реорганизации военного министерства. Пока еще окончательно ничего не решено, но похоже, что перемены будут в пользу ВВС – положение авиации укрепится, круг задач расширится, должны открыться новые вакансии. Он тоже посоветовал полковнику Россу ждать и быть наготове. Где его можно будет в случае чего найти?

Россу с трудом удалось снять комнату в старом отеле «Лафайет». Помощник министра записал номер телефона полковника в блокноте на своем столе. В переводе на гражданский язык это означало, что полковник Росс может понадобиться ему в самое ближайшее время и ему некогда ждать, пока Росса уведомят по обычным официальным каналам. После этого с несколько смущенным видом и чуть застенчивой учтивостью помощник министра избавился от просителя. Больше от него не было ни слуху ни духу.

Реорганизация произошла только в марте, так что полковник Росс болтался без дела уже больше месяца. Каждое утро он облачался в форму с полковничьими орлами и орденскими ленточками, полученными в первую мировую. Он медленно съедал завтрак и читал неумело прикрытые бодрыми фразами скверные новости с Тихого океана. Потом, если не было сильного снега или дождя, пешком отправлялся в здание Комитета вооружений, стараясь попасть туда не раньше десяти. Он знал, что до десяти все заняты на утренних летучках или разбирают почту. Он проходил по темным обшарпанным коридорам и заглядывал к знакомым секретарям и начальникам отделов.

Иногда, чтобы как-то занять его, ему давали длинные, никому не нужные докладные записки или устаревшие отчеты, просили прочесть и кратко набросать свои соображения. В поддень полковник Росс отправлялся (пешком, если была хорошая погода, или же на такси) в клуб Армии и ВМФ, где съедал легкий ленч, состоящий из салата и супа. Поначалу он сразу же возвращался назад в Комитет вооружений. Но примерно через неделю он изменил этому правилу и шел прямо в свой отель – благо тот был рядом, за углом, – чтобы немного соснуть. Проснувшись, начинал обзванивать всех, кто, как он считал, мог ему помочь. Иногда его приглашали прийти с кем-то переговорить. Если нет, он предупреждал, что его всегда можно найти в клубе «Космос». Там он коротал остаток дня за чтением в библиотеке. Росс никак не мог отделаться от мысли, что с таким же успехом мог спокойно остаться дома.

Все дело было, конечно, в его полковничьем звании. В начале 1942-го звание полковника ценилось еще очень высоко. Ничего не стоило втиснуть в штатное расписание еще одного капитана, может быть, даже майора. А офицеру высокого ранга было трудно найти достойную должность. При существующих в ВВС порядках для полковника, если он не летчик, почти невозможно было подыскать работу даже в подразделениях, непосредственно не связанных с полетами. Полковник Росс отлично понимал трудность своего положения. Оставалось запастись терпением и ждать.

Когда реорганизация закончилась, а для него так и не нашлось места, он стал добиваться встречи с командующим. Это оказалось проще, чем он ожидал, ему сразу же предложили прийти на следующий день в десять утра. К несчастью, на следующее утро произошло какое-то событие, которое привело командующего в такую ярость, что к десяти утра он уже бурлил от злости, как закипающий чайник. Сидя в приемной, полковник Росс слышал, как генерал кричит и стучит кулаком по столу. Генеральская секретарша закатила глаза и многозначительно покачала головой. Наконец крики стихли. Из кабинета выкатились два бригадных генерала с горящими ушами и, роняя на ходу бумаги и наталкиваясь друг на друга, точно пьяные, прошли по коридору. Полковника Росса пригласили в кабинет.

Видимо, генерал куда-то засунул бумажку, на которой было записано, кто такой полковник Росс и по какому вопросу пришел, а может быть, просто не удосужился в нее заглянуть. Когда полковник строевым шагом вошел в кабинет (никогда не знаешь, чего ждать от человека с тремя большими звездами на погонах), остановился по стойке «смирно» и отдал честь, генерал, все еще красный от гнева, пролаял:

– Не тратьте времени на эту чепуху! Давайте сразу к делу – что у вас? – На столе что-то загудело, и он прокричал в селектор: – Я буду через несколько минут. Пусть ждут. И не звоните сюда больше! Так, быстрее выкладывайте, полковник, что у вас там?

Полковник Росс хотя и оторопел немного от такого приема, но не стушевался. Он скорее почувствовал угрызения совести, что беспокоит и без того задерганного человека. Он сказал, что прибыл уже месяц назад, но, к сожалению, офицера, который прислал ему предписание, уже перевели в другое место, и теперь…

– Послушайте, полковник, – ответил генерал. – Я не в состоянии лично заниматься назначением каждого военнослужащего в ВВС. Надеюсь, вы это понимаете. Там в приемной сидит майор, скажите ему, что я просил его рассмотреть ваше дело. Начальник отдела комплектования личного состава должен быть в курсе. А я – нет. И вообще, с какой стати я должен вам все это объяснять? Нет, вы мне скажите… – Он вдруг сменил тон и улыбнулся обаятельной улыбкой, которой так славился в более спокойное мирное время. – Не обижайтесь на меня, полковник, – сказал он. – Такая должность – приходится время от времени выговаривать людям. Мне за это и платят. А они должны принимать к сведению и к исполнению. Потому что за это им платят. – Он нажал рычажок на селекторе. – Майор, – сказал он, – я хочу, чтобы вы разобрались с полковником. Он сейчас у меня. Он вам сам все объяснит. А я уезжаю. Ничего не планируйте для меня на сегодня. Может быть, придется туда слетать.

– Большое спасибо, сэр, – сказал полковник Росс.

– Да, да, скажите ему. Он о вас позаботится.

Надо признать, что майор – помощник по административным вопросам – в каком-то смысле действительно о нем позаботился. На следующий день полковника Росса вызвал к себе заместитель начальника штаба. Он сообщил ему, что генеральный инспектор попал сейчас в крайне затруднительное положение. Они просто с ног сбились в поисках компетентных специалистов. Как полковник Росс – в прошлом судья и все такое, как раз тот человек, который им нужен, – смотрит на то, чтобы помочь им, разумеется временно, пока ему не подыщут достойное место в авиационном штабе или где-то еще.

Перед заместителем лежала какая-то папка – видимо, личное дело полковника Росса. Он был явно неглуп, этот маленький усатый бригадный генерал. Распоряжения, которые он получил насчет устройства полковника, были помечены грифом «очень срочно», и теперь он пустил пробный шар, чтобы посмотреть, как полковник Росс воспримет такую откровенную попытку его сплавить. Он пустился в излишне пространные рассуждения о трудностях, которые переживает сейчас генеральный инспектор, и о том, что перевод полковника в войска обслуживания армии – мера сугубо временная.

Полковник Росс с пониманием отнесся к этому предложению. Главное, сказал он себе, чтобы я приносил пользу. Он отлично понимал, по каким – достаточно веским – причинам для него не нашлось места в армейской авиации. Ведь дело совсем не в том, что кто-то сомневается в его способностях и компетентности. Но все же эта мысль не смогла его до конца утешить, и в душе остался неприятный осадок. Подумать только, ведь как они ни старались, а так и не нашли для него дела в авиации. Тот майор, должно быть, подумал: никто не хочет брать себе старого зануду, но нельзя же допустить, чтобы он снова беспокоил командующего. Так что давайте-ка сплавим его в войска обслуживания.

Полковник Росс сказал, что рад служить где угодно, лишь бы приносить пользу. Итак, он показал себя молодцом – правда, времени, чтобы показать себя молодцом, ему отвели совсем немного. Тут же выписали новое предписание – они ведь ничем не рисковали – и сказали, что он завтра же может приступать к работе.

Утром, в отеле, сняв эмблемы ВВС на лацканах кителя и собираясь заменить их на меч и ликторский пучок – эмблемы службы генерального инспектора, он вдруг увидел в зеркале свое отражение. На крупном, можно даже сказать, величественном немолодом лице под ежиком седых волос застыло обиженное, угрюмое и надутое выражение. Полковник Росс не выдержал и рассмеялся. Где-то он уже видел нечто подобное? Ну конечно же, на лице своего сына Джимми, когда тому запрещали брать отцовскую машину: он злился оттого, что все планы на вечер летят к черту, и страдал от ущемленного юношеского самолюбия.

Повеселев, полковник Росс закрепил новые эмблемы точно в центре поверх эмблемы США, надел китель и пошел завтракать.

Наверное, именно так – с юмором – ко всему этому и следовало относиться. Сначала чувство юмора потребовалось полковнику Россу, чтобы вернуть самоуважение и самообладание, пострадавшие из-за нелепого чувства уязвленного самолюбия, недостойного взрослого мужчины, в не меньшей степени оно пригодилось ему два месяца спустя. Потому что через два месяца то, чего он так долго добивался, само пришло в руки, причем совершенно неожиданным образом. К этому времени штаб ВВС делал все возможное, чтобы заполучить его обратно, а генеральный инспектор принимал все мыслимые меры, чтобы удержать его у себя. Началась борьба титанов – армейская авиация против войск обслуживания армии, и призом в этой борьбе был полковник Росс. Сам полковник занял нейтральную позицию. Он скромно держался в тени, стараясь не слишком переигрывать, потому что вскоре, после первого обмена ударами, противникам стало не так уж важно заполучить полковника Росса – дело было в принципе. Накал борьбы нарастал. Все большую роль стали играть соображения престижа, боязнь создать прецедент, рассуждения, что «надо утереть им нос». Вопрос мог решиться только на высшем уровне. Когда пыль на поле брани улеглась, полковник Росс снова оказался в штабе ВВС, тем самым подтвердив очень важный принцип: армейская авиация ни перед чем не остановится, но своего добьется.

Однако он вернулся в ВВС не переводом, а был как бы временно прикомандирован в армейскую авиацию. Армия может пользоваться его неоценимыми услугами, сколько пожелает. Но генеральный инспектор сказал раз и навсегда, что не даст перевести полковника Росса – и не дал, тем самым подтвердив другой важный принцип: войска обслуживания не позволят другим родам войск собой командовать. Таким образом, все были довольны, включая полковника Росса; впрочем, последнее обстоятельство едва ли кого-нибудь интересовало.

И сейчас, спустя полтора года, полковник Росс мог с чистой совестью сказать, что по-прежнему доволен новым назначением. Может быть, работа в штабе генерального инспектора была бы проще – во всяком случае, ему не пришлось бы делать несколько дел сразу. Возможно, там у него было бы меньше поводов для беспокойства – он все еще не был доволен работой Управления анализа боевых действий и потребностей ВВС, за шесть месяцев работы у нового Управления, разумеется, появилось много врагов, среди которых были лица гораздо более могущественные и влиятельные, чем полковник Вудман, считавшие, что АБДИП слишком много на себя берет и расширяется за их счет. Кроме того, он постоянно испытывал тревогу – может быть, и не совсем осознанную – за генерала Била: достаточно осторожный в других отношениях, тот не очень четко представлял себе возможную угрозу его нынешнему положению.

Полковник Росс беспокоился и о ходе войны в целом, что уж вовсе никак не было связано с его непосредственными обязанностями. В оканарский штаб стекалась масса всевозможной информации, и, сопоставляя результаты анализа этих данных различными специалистами, полковник не мог не понимать возможных катастрофических последствий действий командования. Например, он отлично представлял себе, что будет с Восьмой воздушной армией, если немцы додумаются до очень простых и вполне очевидных изменений в тактике истребительной авиации ПВО. Сам он находится далеко от театра военных действий и, возможно, недостаточно компетентен, чтобы оценить все «за» и «против» в этой гигантской ставке на тупость немцев, все же анализ Регенсбург-Швайнфуртской операции невольно наводит на грустные размышления: шестьдесят «летающих крепостей» сбито, из всех бомбардировщиков лишь шестнадцать процентов поднято в воздух и лишь девятнадцать процентов самолетов приняло участие в налете. Его сын Джимми служил в Англии бомбардиром на Б-17, и поскольку полковник Росс был бессилен что-либо изменить, он предпочел бы знать о состоянии дел в авиации поменьше – во всяком случае, не знать всего, что знают офицеры штаба ВВС и сотрудники АБДИПа.

В кабине самолета стало совсем темно; полковник Росс снова надел очки и при свете лампочки на штурманском столике принялся читать очередную бумагу: В соответствии с инструкцией S5-2 оканарской базы армейской авиации все офицеры…

Росс почувствовал, что устал. Но, несмотря на усталость, снова взялся за карандаш, потому что внутренний голос (который никогда его не подводил) подсказывал, что он должен преодолеть себя и продолжить чтение, иначе может упустить что-то важное. Он взглянул на уменьшившуюся, но все еще довольно толстую пачку непросмотренных бумаг, словно рассчитывая найти какое-то оправдание своему желанию передохнуть. Но его хорошо вышколенный мозг, отвергнув все отговорки, послушно вернулся к работе. Перед ним лежал список зданий для размещения служащих базы. Ага, это в связи с проектом 0-336-3, его нужно закончить к концу недели.

В одной колонке были перечислены здания, рядом номера, отдельные цифры которых обозначали тип здания, его место на территории базы и расположение относительно других зданий. Полковник Росс скрупулезно просматривал номер за номером. Он проверял, насколько логично выбраны и удобно расположены помещения, и не пометил ли квартирьер по ошибке столовую или школу как гостиницу для несемейных офицеров. Наконец он дошел до строчки, где стояло: Т-305, здание клуба.

Он облегченно вздохнул и провел красным карандашом сбоку две вертикальные черты. Потом написал на полях «Политика?», расписался и переложил бумагу в тонкую папку, куда откладывал все то, что обязательно нужно было показать генералу. Он достал из пачки непросмотренных бумаг новый документ; в верхней части меморандума значилось: Командирам всех подразделений АБДИПа и оканарской авиабазы. По вопросу поздравления с днем рождения.

Полковник Росс поморщился. Это был «сюрприз» полковника Моубри; в субботу генералу Билу исполняется сорок один год, и Моубри задумал провести тщательно отрепетированный парад. Парад этот, который, скорее всего, вызовет лишь досаду у именинника, должен состояться во время церемонии вечерней зори, обычно проводившейся без какой-либо помпы. У Росса не хватило духу с самого начала переубедить полковника Моубри, когда тот, похохатывая и потирая руки, впервые предложил эту идею, и он скрепя сердце пообещал ничего не говорить генералу, который, пожалуй, и не помнил, что суббота – день его рождения; а теперь уже поздно было что-то менять.

Это был уже не то четвертый, не то пятый меморандум. Полковник Моубри дал волю буйной фантазии, так пригодившейся ему при создании эмблем для АБДИПа, и план постепенно пополнялся все новыми и новыми фантастическими деталями. Сейчас он предлагал ввести прыжки парашютистов с Си-46 из Танжерин-Сити – одного из вспомогательных оканарских аэродромов – в момент общего построения на поле аэродрома. Он договорился с командованием школы прикладной тактики, что ровно в 16.30 две эскадрильи новеньких П-51 пролетят на высоте три тысячи футов. Одновременно на высоте шесть тысяч футов должны были пролететь Б-17, и он домогался у командования учебного центра в Хендриксе, чтобы они выделили для этого все свободные от дежурства самолеты. Полковник Моубри рассчитывал заполучить не менее сорока-пятидесяти тяжелых бомбардировщиков. Узнав о последнем новшестве, начальник военной полиции майор Сирс проворчал (так, чтобы Моубри не слышал), что предлагает еще одно дополнение к программе: пусть эти бомбардировщики сбросят хорошую серию двухсотпятидесяти фунтовых фугасов и разнесут всю эту лавочку к чертовой бабушке. Что избавит всех от дальнейших хлопот.

IV

В застекленной кабине пилота было светлее, чем в пассажирском отсеке, но генерал Бил все же включил освещение на приборной доске. Поглощенный настройкой автопилота, он молча кивнул Хиксу на освободившееся кресло Каррикера. Циферблаты двадцати приборов отбрасывали на сосредоточенное лицо генерала слабый золотистый свет.

Натаниел Хикс проследил за взглядом генерала. Указатель воздушной скорости показывал 200 миль в час. Пузырек указателя скольжения чуть заметно подрагивал около нулевого положения. Вертикальная скорость снижения увеличилась на шесть делений. Стрелка высотомера, показывающая сотни футов, неспешно поворачивалась в обратном направлении. Хикс с интересом разглядывал светящиеся циферблаты, как вдруг прямо над ним вспыхнула лампа критического давления топлива. Генерал Бил положил руку на рычаг переключателя ручного насоса.

– Прокачайте немного давление, капитан, – сказал он Хиксу.

Хикс в замешательстве оглядел кабину.

– Качните насосом. Вон там, прямо под вами, – сказал генерал. – Вот тот рычаг. Покачайте его вперед и назад.

– Слушаюсь, сэр, – ответил Хикс.

– Как увидите на манометре, что давление поднимается, так хватит. Мы сожгли пропасть горючего. Все время шли против ветра. Да и сейчас еще сильный встречный ветер. Так, отлично, хватит. – Он переключил тумблер на цифру 3, подождал, пока топливо не стало поступать в двигатели, потом повернул на цифру 4. Стрелка рывком сместилась на десять десятых.

– Не дай Бог, если забыли заправить. Сто миль – не близкая прогулка. – Он достал пачку сигарет из нагрудного кармана рубашки и протянул Хиксу: – Сигарету?

– Благодарю вас, сэр, – ответил капитан Хикс. Ему было совестно, что он так опозорился перед генералом; тот наверняка понял, что Хикс ничего не смыслит в летном деле, а как приятно было бы в ответ на просьбу генерала с самым непринужденным видом сделать все, что требуется. Он принялся шарить по карманам в поисках спичек, но генерал Бил протянул золотую зажигалку и сам дал ему прикурить, чем привел в окончательное смущение.

Нельзя сказать, что Натаниелу Хиксу было свойственно чинопочитание, просто он приучил себя считаться со старшими по званию. Он замечал подобное отношение у многих некадровых офицеров – из-за неуверенности в себе или осторожности они держались подчеркнуто почтительно, не столько потому, что хотели выразить свое уважение (которого они порой и не испытывали), а скорее чтобы не дать повода какому-нибудь полковнику или генералу устроить им нагоняй – большинству из них не приходилось бывать в таком положении с тех пор, как они закончили школу, и они просто не представляли, что в таких случаях следует делать; за долгие годы своей штатской жизни они привыкли, чтобы другие уважали их чувство собственного достоинства и то положение, которое им удалось в этой жизни достичь. Хикс чувствовал себя неловко.

Впрочем, такую же неловкость – как понял сейчас Хикс – испытывал и сам генерал. Он тоже чувствовал себя не совсем уверенно – хотя, разумеется, не из-за боязни, что капитан Хикс может сделать ему замечание или выговор: просто генерал не знал, как ему держаться с этими штатскими.

– Полковник Росс сказал, о чем я хотел с вами поговорить?

– Нет, сэр, – ответил Хикс и почувствовал, как на лице его непроизвольно появилось не совсем искреннее выражение почтительного интереса.

– Вот какая штука, – сказал генерал. – Мы тут кое-что задумали. Правда, я пока не уверен, что я – «за», что это нам нужно. Хочу, чтобы вы это сразу поняли. Пока еще ничего окончательно не решено, нужно еще посмотреть, что из этого может выйти, прежде чем решать окончательно. Только с чего-то все равно начинать придется, чтобы знать, что и как. Понимаете, что я имею в виду?

Честно говоря, Хикс ничего не понял. Но решил, что лучше дать генералу подробнее высказаться об этом «кое-чем», чем бы оно ни оказалось. Поэтому он с умным видом кивнул в ответ:

– Да, сэр.

– Вот и отлично. Я переговорил насчет этого с полковником Култардом. Он сказал, что вы здорово загружены. Я уж сейчас не помню, чем именно; он сказал, вы заняты, и мне бы не хотелось, чтобы вы прерывали основную работу. Во всяком случае, из-за этого задания. Тут нужно действовать с умом. Главное, нужно твердо убедиться, что это действительно пойдет на пользу ВВС. Но я не хочу, чтобы вы бросили все дела и занимались только этим, по крайней мере – пока. Если мы решим довести эту идею до конца, тогда позже, может быть, я вас переведу на время в свой штаб. Думаю, вы сможете работать в кабинете полковника Моубри. Но это не к спеху, сперва надо посмотреть, что и как.

– Да, сэр, – ответил Натаниел Хикс.

– Ну вот, значит, договорились. Вы ведь хорошо представляете себе, что такое АБДИП – ну там задачи, цели и тому подобное? Если нет, возьмите директиву ВВС – там все написано. Теперь так: мы считаем, и многие в штабе ВВС в Вашингтоне думают так же, что люди должны больше знать о нашей деятельности. Конечно, многое из того, чем мы занимаемся, идет под грифом «совершенно секретно». Об этом мы не можем рассказывать. Командование считает, что мы могли бы рассказать о структуре нашей работы в целом, дать основную идею. Но, естественно, нужно будет все утверждать в Вашингтоне. Мы выступили с конкретными предложениями, чтобы в Вашингтоне знали, что мы наметили и как собираемся подать материал. Мы не хотим, чтобы этим занимались в штабе – сами мы лучше справимся. Култард говорит, что вы издавали журнал. Так вот, есть мнение, что вы, с вашим опытом и подготовкой, могли бы подсказать, что можно подготовить для публикации в журналах – конечно, не касаясь секретных тем – о работе АБДИПа и оканарской базы. Может, побольше фотографий дать. Наш фотоотдел мог бы подготовить снимки.

– Вы хотите сказать, сэр, – Натаниел Хикс старался, чтобы в его голосе прозвучал приличествующий случаю энтузиазм, – что вас интересует возможность публикации статей об Оканаре в популярных журналах?

– Постойте, постойте, – сказал генерал. – Не нужно пока обещать им ничего конкретного, пока мы не знаем, что сможем дать. И потом, еще неизвестно, разрешат ли нам вообще эту затею. Вот, например, что-то появилось недавно насчет орландской базы. В Вашингтоне сказали, что сейчас учебное командование готовит публикацию для журнала. Я, правда, не считаю, что мы должны повсюду трубить о своих успехах. Но начальство полагает, что должны. Военно-воздушные силы – огромная организация… – генерал вдруг замолчал, потом добавил: – Я уверен, за всем этим стоит сам Старик. Ведь у нас теперь нет службы общественной информации. Я имею в виду, в армейских ВВС. Только группа в составе комитета военного ведомства. Старик, видимо, считает, что материалы об армейской авиации готовятся не на должном уровне. Он хочет, чтобы все службы подключились к созданию крупной обзорной статьи.

Вид у генерала был сосредоточенный, он хмурился, в уголках рта и вокруг глаз собрались морщины; видно было, что он повторяет старательно выученный урок из совершенно чуждой ему области. Скорее всего, генерал Бил не видел никакой потребности в создании этих обзорных публикаций, во всяком случае до тех пор, пока ему не приказал командующий. После этого такая потребность появилась, причем самая насущная. Натаниел Хикс подумал, что, несмотря на приказ командующего, генерал Бил в глубине души возмущен, что военно-воздушным силам приходится тратить время на публикации и убеждать общественность, что они работают не жалея сил и выполняют свой долг. Будь на то его воля, генерал Бил предпочел бы помалкивать и заниматься своим главным делом – воевать. Ведь самое важное – выиграть войну, так вот давайте сначала добьемся победы, а потом, если уж это так необходимо, расскажем, как мы это сделали. Хикс невольно почувствовал уважение к такой бесхитростной и безграничной цельности натуры, принимающей высокие понятия, культивируемые в военных училищах, такие, как Долг, Честь и Родина, за законы мироздания, ни секунды не сомневающейся, что это единственные истинные ценности в мире и что смысл этих слов понятен любому.

Зачем же пытаться показать эти ценности в еще более привлекательном свете? Да генерал Бил и представить не мог, что такое возможно; он и понятия не имел, что существуют книги, где доказывается, будто Родина не более чем иллюзорная проекция нашего собственного я, что, по мнению некоторых интеллектуалов, Честь – лицемерная выдумка общественного сознания, служащая для защиты интересов правящих классов, и что Долг – это всего лишь своекорыстие, искаженное до неузнаваемости всякими вздорными понятиями, вроде Чести. Если бы генералу Билу кто-то рассказал о существовании подобных взглядов, он, вероятно, простодушно ответил бы, что ни один нормальный человек так думать не может.

С точки зрения формальной логики это, разумеется, не аргумент в споре, но здравый смысл подсказывает, что в чем-то генерал здесь прав. В конце концов, эти умники способны дискредитировать любое отвлеченное понятие.

– Понятно, сэр, – ответил Хикс.

– Прекрасно, – сказал генерал.

Лицо его показалось Хиксу еще более усталым. Во время разговора Хикс – из соображений учтивости – глядел на красиво очерченный, хотя и несколько курносый, профиль генерала; он обратил внимание, что в отличие от большинства людей, которых усталость старит, генерал выглядел моложе, чем прежде. Он стал похож на озабоченного мальчишку. И это делало его еще более симпатичным, еще больше подчеркивало бесхитростную цельность натуры; но, как известно, наши недостатки – лишь продолжение наших достоинств. Человек более зрелый постарался бы скрыть нерешительность под маской нарочитой самоуверенности, чтобы сразу же пресечь возможные споры, от которых нерешительность еще больше усилится. Такое поведение мало кому приятно, зато освобождает подчиненных от ответственности, которую они вовсе не обязаны на себя брать.

– Я не очень разбираюсь в журналистике… – сказал генерал Бил. – Вот почему мы хотим привлечь вас к этому делу. Култард говорит, что вы заметная фигура в этих сферах. Высший класс. Как раз то, что нам требуется.

Скромничать и убеждать генерала, что это не так, было бы просто глупо. Тем более что высокая оценка несколько снижалась тем очевидным обстоятельством, что, хотя Натаниел Хикс и был «высший класс», сам генерал о нем никогда прежде не слышал, впрочем, как и полковник Култард, тот просто старался показать товар лицом. В его отделе служило немало людей, которые и самому полковнику, и генералу Билу наверняка казались чудаками. Там не было ни солдат, ни пилотов; все, чем он мог похвастаться, – это восемь десятков призванных с гражданки интеллектуалов, и среди них по крайней мере один специалист высшего класса в невоенной области, которая вследствие причуд современной войны вдруг почему-то заинтересовала генерала. Достоинства подчиненных свидетельствовали в конечном счете о достоинствах самого полковника.

– Я много лет проработал редактором, сэр, – сказал Хикс.

Генерал Бил слегка нахмурился, видимо раздумывая про себя, не говорит ли подобная скромность о неуверенности в собственных силах.

– Значит, вы знаете, что годится для журналов, верно? – сказал он. – Вы наверняка знакомы с крупными издателями? И знаете, что им может понравиться. Значит, как я понимаю, все дело в том, чтобы посмотреть, что мы могли бы им дать и как все это устроить. А кстати, что им больше всего нравится?

– Ну, смотря какие журналы, – ответил Хикс. – А вообще-то узнать это просто – достаточно посмотреть, что они печатают. Если это крупный журнал, нужно иметь в виду, что статью прочтут несколько миллионов человек – во всяком случае, издатели надеются, что прочтут. Надо, чтобы им было интересно. – Он остановился, раздумывая, имеет ли право – и стоит ли – читать генералу лекцию о слагаемых читательского интереса.

– Вы считаете, им будет интересно читать про Оканару?

– Людей можно заинтересовать чем угодно, если они прежде об этом не знали и если вы их убедите, что это как-то затрагивает их лично, сэр, – сказал Хикс. Заметив в боковом кармане оставленную Каррикером инструкцию по эксплуатации АТ-7, он добавил: – К примеру, журнал никогда не станет печатать эту инструкцию, потому что там полно технических подробностей, которые непонятны среднему человеку. С какой стати им ее читать? Они и не будут ее читать; другое дело, если вы, допустим, напишете, что благодаря этим самолетам после войны авиация станет безопасным и дешевым видом транспорта для всех.

– Нет, это не подходит, – сказал генерал. – Если когда-нибудь и будут такие самолеты, к этой машине они не имеют никакого отношения.

– Хорошо, – сказал Хикс. – Значит, для статьи это не годится.

– Ну а что же годится для статьи? – спросил генерал. – Что мы можем им предложить?

– Не могу вам так сразу сказать, сэр, – ответил Хикс; ему было неприятно, что он снова проявляет некомпетентность. – Надо посмотреть, что у нас есть. Кое о чем я уже знаю, но у нас много работы, и я довольно плохо представляю себе, что делается за пределами отдела нестандартных проектов… – Впрочем, и в самом отделе тоже, подумал про себя Хикс. Когда полковника Култарда назначили начальником отдела, он, выступая перед офицерами, старательно прочитал кем-то написанный для него текст. Там говорилось, что главная задача отдела – анализ и оценка целесообразности и технико-экономическое обоснование проектов, которые санкционируются командующим АБДИПа, а также подготовка развернутых планов, технических условий и прочих материалов, необходимых для скорейшего осуществления таких проектов силами соответствующих подразделений и службы армейской авиации в случае их утверждения Комитетом ВВС.

На практике, насколько понял Натаниел Хикс, это значило, что всякий, кому в голову стукнула какая-то идея, мог обратиться с ней в АБДИП. Если оказывалось, что она не связана ни с какими практическими вопросами: вроде бомбометания, теории стрельбы или взаимодействия авиации с сухопутными войсками, – ее направляли в отдел нестандартных проектов – там у них сплошь гении во всех областях знаний, им и карты в руки. Например, сидевший за соседним столом с Хиксом капитан Дачмин занимался сейчас подготовкой отчета об осуществимости и целесообразности подразделений голубиной связи, а также их экономическим обоснованием.