Текст книги "Почетный караул"

Автор книги: Джеймс Коззенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 46 страниц)

Полковник Росс вытер вспотевший лоб, взял себя в руки и твердым шагом вышел из комнаты.

– Извините, что заставил вас ждать, – сказал он капитану Бертон. – Ну что, продолжим?

В половине четвертого полковник Росс в сопровождении капитана Бертон и сержанта Брукса прошел по настеленному на раскаленном солнцем песке дощатому тротуару к решетчатым дверям кухни-столовой женской вспомогательной службы. Толкнул дверь и, помаргивая, остановился на пороге – в первую секунду он ничего не видел после яркого солнца.

– Смирно, – услышал он взволнованный женский голос.

– Вольно, – сказал полковник Росс. В дальнем конце помещения стояли в одну шеренгу повара, пекари, дежурные наряда по кухне и столовой.

– Это лейтенант Миллер, начальник столовой, полковник, – представила капитан Бертон. – А это лейтенант Турк, она заступает начальником столовой на следующей неделе.

– Ясно, – сказал полковник Росс. – Рад вас видеть, лейтенант, – обратился он к Турк. – А я думал, вы работаете в библиотеке.

– В соответствии с инструкцией главного штаба мы время от времени переводим младших офицеров на новую должность – так они быстрее наберутся опыта и в случае необходимости смогут исполнять любую работу. А должность начальника столовой у нас исполняют без отрыва от основной работы.

– Разумно, очень разумно, – пробормотал полковник Росс. – Значит, так, кроме этих двух офицеров со мной пойдут еще старший наряда по кухне и главный повар. Остальные могут вернуться к работе или, если они сейчас не заняты, разойтись.

– Слушаюсь, сэр, – сказала лейтенант Миллер. – Это сержант Дэлука, старшая наряда, и сержант Лавмен, главный повар.

– Хорошо, начнем. Сначала осмотрим кухню. Ага, доска объявлений. Посмотрим… Так… Результаты ежедневных осмотров, расписание вывоза мусора, меню на день, карточки рабочих кухни-столовой… Все документы сегодняшние, сержант?

– Так точно, сэр.

– Хорошо… Фамилии поваров проставлены… Фамилия старшего наряда и начальника столовой… Все в порядке, пометьте этот пункт в списке, Стив. Ладно, посмотрим дальше. Полы выскоблены, вымыты и вытерты насухо; плинтуса чистые, в углах тоже чисто. Прекрасно, сержант. Теперь плиты – откройте, пожалуйста, все духовки. Замечательно. Рабочие столы – в порядке, раздаточное окно – в порядке. Колода для разделки мяса… В колоде трещина, сержант.

– Так точно, сэр. Мы послали заявку, чтобы прислали новую, но никак не можем ее получить.

– Дело в том, что мы снабжаемся со склада войск обслуживания, сэр. Нам сказали, что колода до сих пор не поступала.

– Если ответят то же самое в понедельник, придется их как следует потеребить – это уже вам, лейтенант Турк. Отметьте, что колода признана негодной, – обратился он к сержанту Бруксу.

– Но сегодня мы еще можем ею пользоваться, сэр? – спросила сержант Дэлука.

– Во всяком случае, не в моем присутствии. Но я сейчас УЙДУ. А теперь, пожалуйста, холодильники…

VI

Когда Натаниел Хикс вышел из здания отдела истребительной авиации, он увидел впереди знакомую прямую фигуру: по гаревой дорожке широко шагала лейтенант Турк.

В отличие от штаба в отделе истребительной авиации не было центрального кондиционера, но полковник Фоулсом – по праву начальника – установил небольшой кондиционер в окне своего кабинета. После прохладной комнаты жара на улице ощущалась особенно сильно, воздух был плотным, как вода. Впереди, уже на расстоянии ста футов, поверхность мощеной дороги начинала покачиваться, троиться и подрагивать, точно мираж, зависнув над землей на целый фут. Вдалеке так же подрагивало и покачивалось здание библиотеки, окруженное редкими соснами. Безоблачное небо было линялого голубого цвета, словно присыпанное слоем пыли. Горячий воздух обжигал легкие.

Натаниел Хикс прибавил шаг и догнал Турк. Она вздрогнула и обернулась – лицо у нее было озабоченное, покрытое мелкими капельками пота. Узнав Хикса, она облегченно вздохнула.

– Ливийский воздух, иссушенный зноем… Вы любите Мильтона? Много раз начинала его читать, но так и не осилила… А я думала, капитан, что вы сейчас где-нибудь в синем поднебесье… Ну как, удалось повидать генерала? – Она отстала, пропустила Хикса вперед и пошла с левой стороны. – Извините, сэр, – сказала она. – У нас только что была инспекция в столовой, мы чуть не погорели, и я теперь стараюсь соблюдать все уставы, инструкции и правила воинской вежливости и субординации.

– Вы же говорили, что заступаете только с понедельника.

– Так оно, слава Богу, и есть. Но наша капитан Бертон считает, что мне полезно заранее ознакомиться с кухонным хозяйством. К нам приходил полковник Росс. Он, конечно, просто прелесть, но те, кто полагает, будто его рыцарское отношение к слабому полу их спасет, если он обнаружит таракана в кладовке, глубоко заблуждаются, в чем пришлось сегодня убедиться лейтенанту Миллер. А тут еще какая-то неувязка с закупкой продуктов из главного фонда столовых. Мне придется достать и, что самое печальное, прочесть наставления десять дробь двести пять, десять дробь двести пятьдесят, десять дробь триста десять и десять дробь четыреста пять; либо дать все на откуп сержанту кухонного наряда, что, конечно, легче и, может быть, разумнее. Но дело в том, что сержант очень толстая девица и зовут ее Билли, причем это не прозвище – она так подписывается в ведомостях. Эти два обстоятельства вызывают у меня определенные подозрения. Боюсь, что она недостаточно тверда с любительницами транжирить продукты и мелкими воришками – из тех, кто служит под ее началом. Ну а как прошел разговор с генералом?

– Да как вам сказать… – ответил Хикс. – Я должен был отправиться в турне по отдаленным гарнизонам; но тут произошли новые важные события, и про меня как-то забыли; мне так и не удалось добраться до полковника Моубри и подписать у него письмо, где подтверждается, что теперь я важная шишка и все обязаны исполнять любые мои желания. Так что в конце концов я позвонил на командный пункт базы и сказал личному генеральскому пилоту, – как вам это нравится? – которого генерал отдал в мое распоряжение, что сегодня мы никуда не полетим. По-моему, не очень удобно получилось. Он меня довольно долго прождал. Скорее всего, до понедельника я никуда не поеду. И естественно, как только я отпустил пилота, позвонили от генеральского адъютанта, чтобы я забрал бумаги – они, оказывается, уже готовы. И тут же принесли телеграмму из Орландо: мой капитан Уайли только что пролетел через их аэродром и должен быть здесь в четыре тридцать. Я его сегодня не ждал. Вам не скучно меня слушать?

– Вовсе нет. Во всей этой суете чувствуется живое дыхание жизни. Продолжайте, я слушаю, Нат.

– Ну, за мной дело не станет, – ответил Хикс, отметив про себя, что она в первый раз назвала его по имени. – Пока я изучал это послание, пришел лейтенант Эдселл, и я вручил ему записку от лейтенанта Липпы. По-моему, он обрадовался, впрочем, он заметил, что, скорее всего, проведет выходные на гауптвахте; в связи с этим он стал подробно рассказывать, как расчихвостил полковника Моубри и погонял по стенкам старших офицеров во время разбора одной заварушки, в которую оказался замешан и наш отдел. Когда он меня до смерти утомил, я вспомнил, что мне нужно повидать полковника Фоулсома. Но сперва я зашел за моим письмом – и, как оказалось, правильно сделал. Как только полковник – а мы с ним уже неделю не разговариваем – на него взглянул, наши отношения чудесным образом наладились. Собственно, я пришел к нему по просьбе одного человека – тот просил узнать, возьмет ли Фоулсом его к себе в отдел. Полковник сказал, что подумает, потом добавил, что, скорее всего, сможет это устроить. Так что видите, со мной теперь выгодно водить дружбу.

– Приму к сведению, – сказала лейтенант Турк. Они подошли к зданию библиотеки. – Может быть, для начала есть смысл пригласить вас к нам в отдел на кока-колу? Как ни странно, наш холодильник работает исправно, так что кока-кола у нас всегда холодная.

– С удовольствием, но только в другой раз, спасибо, Аманда, – ответил Хикс. – Мне нужно сообщить тому парню о разговоре с Фоулсомом, а потом прилетает Уайли. Придется подскочить на аэродром – это его словечко, он сам из Алабамы, но его испортила служба в Британских ВВС; нужно его встретить, где-то поселить, потом сводить в офицерский клуб и пропустить с ним стаканчик-другой; так что видите, дел по горло. Сегодня на меня большой спрос.

– Ну, я-то о многом не прошу, – сказала лейтенант Турк. – Все, что мне нужно, – чтобы меня произвели в первые лейтенанты, а нам с Липпой разрешили бы жить вне территории базы в уютной квартирке или комнате – у меня как раз есть кое-что на примете. Будете снова беседовать с генералом – замолвите за меня словечко. А пока – до свиданья. – Она вытянулась, отдала по всем правилам честь и вошла в здание библиотеки.

Он прилетел на потрепанном П-40 с облупившейся краской на пятнистом, защитного цвета фюзеляже. Самолет с шумом прокатился вслед за джипом с надписью «Следуйте за мной» и занял свое место на стоянке. Мотор взревел, отчего крылья закачались так сильно, что, казалось, вот-вот отвалятся, сделал пару оглушительных выхлопов и замолк. Из размытого пятна проступили очертания пропеллера, делающего последние обороты.

В кабине Хикс разглядел капитана Уайли в белом летном комбинезоне и белом полотняном шлеме с болтающимися тесемками. Он помахал Хиксу, перебросил длинные ноги из кабины на крыло и спрыгнул вниз.

– Нет, вы только поглядите! – сказал он. – Ей-Богу, думал, не долечу. Этой колымаге, наверное, лет сто, не меньше! – Он ткнул кулаком в ветхий фюзеляж. – Я даже не знал, как убрать шасси. Никак не мог отыскать этот треклятый рычаг. Мы в училище такое старье не изучали. Ладно, запрашиваю дежурного на вышке, где здесь шасси убирается. А тот мне – да там же, где и у «киттихоуков». А я и на них ни разу не летал. Ну да зачем ему об этом знать. Вот, держите, – сказал он ефрейтору из экипажа наземного обслуживания; тот поставил колодки под колеса и стоял, ожидая дальнейших распоряжений. – Здесь все бумаги, сынок. И неплохо бы, чтобы кто-то обслужил машину. Не дожидаясь помощи Всевышнего.

Он вернулся к самолету и принялся откручивать проволочку, заменявшую замок багажного отсека. Открыв дверцу, он извлек из багажника старый вещевой мешок и потертый конверт с какими-то бумагами.

– Вы извините, Нат, – сказал он. – Я знаю, вы меня не ждали так рано. Но тут вот какая штука вышла – оказалось, мне в воскресенье заступать на дежурство. Так что завтра нужно обратно. Вот я и решил прилететь пораньше. Ничего, вы не против?

– Конечно, нет, Джим, все в порядке, – сказал Хикс. – Пошли, у меня там машина.

Капитан Уайли глядел на мир с высоты шести футов четырех дюймов. Для своего роста он весил не так уж много и казался худощавым; на самом деле он был очень крепкого сложения и обладал незаурядной силой. Ему не так-то просто было разместиться в кабине истребителя; в Орландо Хикс слышал, как командир поддразнивал Уайли – дескать, когда он летает на «спитфайре», ему приходится свешивать ноги по бокам кабины. У капитана Уайли был большой рот, крупный выразительный нос, большие темные глаза с прищуром; но особенно украшали его здоровый ровный румянец и атласная кожа, которым могла бы позавидовать любая девушка.

Уайли двигался несколько неуклюже, как это иногда бывает у слишком высоких людей. Но в отличие от недомерков, болезненно воспринимающих свой недостаток и оттого не в меру воинственных, он отличался неизменным миролюбием и доброжелательностью; впрочем, человек такого роста не может не привлекать всеобщее внимание; но даже если такое внимание лестно, оно достаточно утомительно. Чего только стоят все эти шуточки насчет того, куда он кладет свои длинные ноги в кабине самолета! А то кто-нибудь спросит с самым серьезным видом, какая температура в верхних слоях атмосферы; впрочем, у Уайли всегда была наготове добродушная улыбка, а если кто-то становился уж слишком назойливым, Уайли отшивал его короткой очередью ругательств, мастерски закрученных и в то же время настолько банальных, что в его устах они звучали вполне невинно.

Капитан Уайли с минуту постоял, покачиваясь с пяток на носки и улыбаясь Хиксу с высоты своего роста.

– Пожалуй, лучше снять эту штуку, – сказал он наконец. – А то прицепятся, что я хожу в летной форме, где не положено. – И он стянул с себя белый летный комбинезон.

Хикс углядел, что на полотняном шлеме была нашита бирка с надписью: y/о Граммет. На тесемках очков виднелась бирка поменьше: cm. л-нт Дэлл. Видимо, когда-то эти вещи принадлежали ныне погибшим летчикам. Потом товарищи по эскадрилье поделили их между собой; это делалось по самым разным соображениям – иногда по чисто практическим: почему бы и не использовать еще вполне пригодную амуницию; хотя была, конечно, в этом известная доля позерства, истинного или наигранного презрения к смерти; а иногда это делалось под влиянием каких-то смутных движений в тайниках души, где подлинные чувства могут соседствовать с банальными слащаво-сентиментальными сентенциями типа: «Хоть они и погибли, но по-прежнему будут жить в наших сердцах, они не забыты и не останутся неотомщенными».

Под комбинезоном у капитана Уайли оказались форменные брюки – несколько коротковатые – и выцветшая рубашка с закатанными рукавами. Капитанские полоски на распахнутом вороте так потускнели, что казались сделанными из вороненой стали. Над левым карманом рубашки были приколоты не положенные по уставу миниатюрные крылышки и виднелись косые сине-белые полоски орденской ленточки британского креста «За летные боевые заслуги». Над правым нагрудным карманом висели выцветшие крылышки Британских ВВС – обычная стандартная эмблема на булавке. Он достал из заднего кармана брюк засаленную пилотку, расправил ее и натянул на голову, сдвинув на одно ухо, как принято в Британских ВВС.

– Постойте, – сказал он. – Прихвачу, пожалуй, этот чертов парашют. А то, чего доброго, свистнут. Здесь такого не достанешь. Этот три года не перекладывали, так что я могу быть уверен, что он сложен, как надо.

Когда он вытащил из кабины парашют и забросил увесистую ношу на плечо, Хикс прочел на чехле: cm. л-нт Джонсон. Вряд ли старший лейтенант Джонсон хранил запасной парашют в своем шкафчике в казарме, скорее всего, это был тот самый парашют, который извлекли из-под обломков самолета после его гибели.

– А, вот это здорово, – сказал капитан Уайли, увидев автомобиль Хикса. – Надо будет и мне раздобыть машину, если останусь в Орландо. У них там так же, как у вас, – школа прикладной тактики где-то в лесу, у черта на куличках. Без машины страшно неудобно. А с бензином у вас как, свободно? И главное, если надо смотаться с девчонкой – никаких проблем. Операция «гнездышко». – Он развалился на сиденье и свесил из окна машины длинную руку. – Чем у вас закончилось с этим болваном, как его, Фоулсом, кажется? Вы ему не давайте себе на уши наступать, Нат. Хотел бы я поглядеть на этих умников на Мальте – по три, а то и по пять перехватов в день. Выматываешься в хлам. – Они подъехали к воротам КПП. – Минутку, приятель, – сказал капитан Уайли часовому. Согнувшись в три погибели, он извлек из заднего кармана брюк бумажник, раскрыл его и показал заложенное под целлофан удостоверение Управления генерал-адъютанта.

– Простите, капитан, – сказал часовой. – Вижу, вы не из нашей части. Должен вас предупредить, что отсутствие галстука после семнадцати ноль-ноль считается на территории оканарского гарнизона нарушением формы одежды. А сейчас семнадцать десять.

– Спасибо, приятель, – сказал капитан Уайли. – Нет проблем. – Он извлек из кармана брюк носовой платок и вместе с ним мятый-премятый галстук.

– И еще нужно спустить рукава рубашки и застегнуть пуговицы, сэр, – сказал часовой.

– Сделаем, – сказал капитан Уайли. – А как насчет ширинки? Пусть будет застегнута или после семнадцати ноль-ноль ее можно расстегнуть?

* * *

Полковник Росс сидел за столом под белым прямоугольником экрана для демонстрации учебных фильмов радом с майором Блейком. Стол стоял на возвышении в аудитории отдела личного состава. Лейтенант из отдела Блейка со списком группы в руках проводил перекличку. Такой же список лежал перед майором, и он ставил галочки против фамилий присутствующих.

Эхо гулко отдавалось в полупустом зале: аудитория могла вместить несколько сотен человек, сейчас здесь собралось всего человек восемьдесят или девяносто, так что заполнены были лишь несколько передних рядов. В комнате было нестерпимо жарко. Ощущение жары усиливалось ярким светом прожекторов, повешенных на балках мощных стропил, поддерживающих цилиндрическое, чуть приплюснутое окружье крыши. Унылые серые стены из бетонных блоков были украшены разноцветными диаграммами, выполненными яркими жирными линиями, иллюстрирующими развитие ВВС.

На одном рисунке маленькие синие человечки радостно входили внутрь трубочек, изображенных в виде системы вен и артерий, и внизу на шкале времени были помечены месяцы и годы. Трубочки устремлялись вправо и вниз, сближались и соединялись друг с другом. В нижней части листа все они сливались в одну; и на расстоянии двух лет от того места, где первый синий человечек вошел в трубопровод, стояла надпись: «Боевая авиационная группа».

На другом рисунке был изображен Б-17, с открытыми люками, из которых бомбы сыпались в черное небо, перечеркнутое огненными буквами: «Бомбы сброшены». Ниже стоял заголовок: «Что для этого требуется…», под которым шагали шеренги манекенов, показывавшие, сколько людей требуется для обеспечения полета только одного бомбардировщика: сколько входит в состав экипажа самолета, сколько работает на командно-диспетчерском пункте, в отделе обслуживания, в транспортном и административно-хозяйственном отделах и так далее.

Бóльшую часть противоположной стены занимал гигантский плакат, озаглавленный «Диаграмма роста численности личного состава армейской авиации США». Плакат изображал длинную шеренгу бравых молодцов с квадратными челюстями, стоявших по стойке «вольно по-парадному». Каждый следующий солдат в шеренге был ростом выше предыдущего, вырастая от четырехдюймового карлика на отметке тридцать восьмого года до великана высотой в тринадцать футов на рубеже сорок четвертого.

Полковник Росс рассеянно разглядывал диаграммы; в другое время они его наверняка бы заинтересовали, но сейчас его мысли были заняты другим. Он сидел неподвижно, на душе у него кошки скребли, время от времени он тяжело вздыхал, от усталости и тяжелых предчувствий – сказывались жара в этом похожем на склеп зале, длинный и трудный день, томила мысль о предстоящей неприятной и весьма сомнительной миссии. Перед тем как прийти сюда, он принял еще одну таблетку и теперь с мрачным любопытством прислушивался к звону в ушах. Обычно в таких случаях он старался отвлечь себя мыслями о предстоящем деле, но сейчас этот способ не годился: он знал, что это не улучшит ни его настроения, ни самочувствия. Хотя сначала он все же попытался. Едва они уселись, он принялся не спеша рассматривать офицеров в зале – здесь собрались летчики, прикомандированные в связи с проектом ноль дробь триста тридцать шесть дробь три. Он пытался угадать настроение группы и, если удастся, определить ту, скорее всего, маленькую горстку зачинщиков, способных организовать остальных.

Вскоре полковник Росс заметил, что, почувствовав на себе его пристальный взгляд, все они – а это были совсем еще мальчики – тотчас же отводили глаза. Точно так ведут себя под взглядом учителя школьники, задумавшие какую-то шалость или знающие, что кто-то из товарищей ее задумал. И не их вина, что движение белков глаз более заметно на черных лицах, чем на белых. Было бы несправедливо из-за этого считать их более скрытными, более плутоватыми и изворотливыми, чем белые.

С другой стороны, не так-то легко сохранять беспристрастность, когда устал и доведен до отчаяния трудностями, возникшими не по твоей вине и которые ты, по всей вероятности, не в силах преодолеть. Не так-то просто было признать, что скрытность, плутоватость и изворотливость, которые он приписывал этим чернокожим парням, – возможно, всего лишь плод его воображения. Если взглянуть на этих ребят непредвзято, то неловкость, которую они испытывали, должна даже вызывать симпатию: они еще очень молоды и чувствуют себя явно не в своей тарелке. Им не раз приходилось сталкиваться с несправедливостью, преодолевать множество препятствий, полагаясь только на собственные силы, чтобы получить офицерское звание. Можно смело сказать, что эти ребята с крылышками пилотов на груди – штурманы и бомбардиры – достигли большего, чем белые летчики. Им труднее было получить образование, давшее возможность поступить на офицерские курсы. Так что, скорее всего, здесь собрались натуры одаренные, мужественные, незаурядные.

Полковник Росс не сомневался, что именно так и нужно относиться к этим ребятам, ведь наверняка они обладают всеми этими прекрасными качествами. Его тревожило, что он никак не может преодолеть в себе раздражение, порожденное досадой на неприятности, свалившиеся из-за них на его голову. Ему с самого начала не понравилось, что они отводят глаза, встречаясь с ним взглядом, он знал, что первое неблагоприятное впечатление будет разрастаться, пока не превратится в устойчивую неприязнь.

Для того чтобы понять, куда тебя может завести дорога, вовсе не обязательно пройти ее всю до конца. Полковник Росс сумел остановиться в самом начале пути; и все же ему было не по себе от мысли, что у него в глубине души таится предубеждение, способное в любой момент вырваться наружу, выйти из-под его контроля, наподобие бурного химического процесса или цепной ядерной реакции. Он подумал, что, как ни странно, сейчас ему было бы гораздо легче, если бы он заставил себя думать о своем здоровье, погоревать о первых звоночках – предвестниках инсульта, которого ему не миновать, если не будет беречься; подумать, наконец, о смерти и попытаться приучить себя к мысли, что в конце концов она несет нам избавление; впрочем, мало кому удается этим утешиться.

Так или иначе, ничего не поможет. Как ни крути, таков уж удел человеческий, и несовершенный наш разум гаснет с годами, и хрупкая плоть слабеет. Остается только держаться, как подобает мужчине – не хандрить и не жаловаться. Разглядывая большие диаграммы, полковник Росс заставил себя сосредоточиться на деле, ради которого он сюда пришел. Через пару минут ему нужно будет что-то сказать. Пора наконец решить, что же он скажет – если скажет – после того, как прочтет приказ. Прочтет сам, хотя это мог сделать кто угодно – майор Блейк или даже его лейтенант, – а раз так, значит, у Росса была какая-то иная цель. Так зачем он сюда пришел? Что заставило его прийти?

Ответ был прост.

Он пришел сюда потому, что не хотел, чтобы этим делом занимался генерал Бил. Он пришел сюда потому, что во всем гарнизоне не было человека, кому бы полковник мог доверить уладить это дело; он и сам не был уверен, что сумеет его уладить; но по крайней мере он знал, что хоть не навредит. Можно было бы, конечно, поручить это Моубри, или Джобсону (если бы тот был сейчас в Оканаре), или Джонни Сирсу, как начальнику полиции; они, конечно, люди разумные, но беда в том, что порой они поступают вопреки всякому здравому смыслу.

Полковник Росс вовсе не считал их круглыми дураками – даже Деда. По-своему Дед был вовсе неглуп. Просто все они мыслили чересчур прямолинейно. Каждый из них знал лишь свои непосредственные обязанности и исполнял их – нельзя сказать, чтобы дурно или неумело, просто слишком буквально и недальновидно. Сделав то, что от него требовалось, каждый ждал, когда произойдет то, что должно произойти. Потом они изучали новую ситуацию, определяли, что должны сделать в этой ситуации, и снова исполняли то, что от них требовалось, тем самым напоминая шахматиста, способного думать лишь на один ход вперед. Сделав пять или шесть ходов (каждый из которых сам по себе вроде бы и неплох), он вдруг с удивлением видит, что беда грянула там, где он никак не ожидал, и теперь ему грозит неминуемый мат. Нет, положиться на таких людей было бы слишком рискованно. Кто-то должен помочь Нюду выкрутиться из этой истории, но никто из них на это не годится. Вряд ли они справятся с этим делом лучше, чем сам Нюд.

Мысль о том, что он, полковник Росс, несмотря на усталость и опустошенность, готов и даже сам рвется спасать Нюда от его подчиненных и от себя самого, невольно заставила вновь задуматься о постоянно мучившем его вопросе: о мотивах, управляющих человеческими поступками, – вопросе, пожалуй, одном из наиболее для него интересных и наименее изученных. Какие мотивы движут его поступками? Генерал был взвешен на весах и найден очень легким в этой истории с Бенни. Полковник Росс тут же закрыл на это глаза, хотя прежде никогда бы себе этого не позволил. Ясно, что это неспроста; и тут ему пришла в голову мысль, которая, однако, никоим образом не примирила его со всей этой историей; он подумал, что в чем-то очень важном его отношение к генералу весьма похоже на отношение самого генерала к Бенни Каррикеру.

Генерал Бил любил своего драчливого Бенни, своего чудо-летуна, любил ревнивой, безрассудной любовью. Он все время думал и беспокоился об этом трудном, избалованном и сумасбродном чаде, ему казалось, что Бенни нуждается в постоянной заботе – а кто еще о нем позаботится? Кто возьмет этот труд на себя? И кто еще, кроме него, может с этим справиться? Бенни был волен делать все, что ему вздумается, лишь бы разрешал генералу Билу верно ему служить.

Лейтенант из отдела майора Блейка тем временем продолжал перекличку.

– Второй лейтенант Уиллис, Стэнли Джей?

Ответа не было.

Полковник Росс встрепенулся:

– Отметьте, что он отсутствует. Я в курсе дела.

Кто-то из заднего ряда крикнул:

– Он в госпитале…

По залу прокатился приглушенный гул.

Лейтенант повернулся кругом и доложил майору Блейку:

– Отсутствующих без уважительных причин нет, сэр.

Майор Блейк поднялся. Подправил рукой кончики усов, потом, опершись костяшками пальцев о крышку стола, наклонился вперед и громко официальным тоном сказал:

– Вас собрали для того, чтобы полковник Росс, инспектор ВВС, представляющий здесь генерала Била, мог прочесть вам исправленный текст приказа, где уточняются права и обязанности военнослужащих, временно прикомандированных к АБДИПу. Прошу вас внимательно выслушать. Это очень важно. Итак, слою полковнику Россу.

Полковник Росс встал из-за стола.

– Прежде всего, – произнес он, – я бы хотел сказать несколько слов о сути проекта и о причинах, по которым вас сюда направили. – Он замолчал, медленно и внимательно обвел взглядом рады черных лиц. – Вы принадлежите к немногим избранным, – продолжал он, – вас отобрали из большого числа претендентов; за время обучения вы проявили способности и черты характера, позволяющие использовать вас в качестве основного ядра при осуществлении проекта, имеющего огромную важность для ВВС и для страны в целом.

Полковник Росс снова на минуту замолк и оглядел лица сидевших в первом ряду. Он увидел взволнованный блеск глаз, снова услышал – во всяком случае, ему показалось, что слышит, – ропот, на этот раз едва различимый.

– Я уверен, что все вы хорошо знаете боевые заслуги летчиков Девяносто девятой истребительной эскадрильи. Проявленное ими мужество и боевое мастерство подсказали главнокомандующему ВВС сухопутных войск мысль о том, что, когда у нас будет достаточно подготовленных пилотов, бомбардиров, штурманов и стрелков из числа цветных военнослужащих, можно будет создать столь же эффективную группу средних бомбардировщиков. Это время настало. И выбор пал на вас.

Он решил снова сделать паузу, чтобы проверить, насколько ему удалось овладеть аудиторией, подчинить их себе властным голосом и уверенным видом; но они молчали – видимо, решили дать ему высказаться до конца. И хотя в молчании некоторых чувствовался скрытый протест, все они, видимо, догадывались, что ему известно об их заговоре, и рассчитывали узнать из его речи, как много он знает и что собирается предпринять.

– Вас ознакомили с планом нашей дальнейшей работы, – сказал полковник Росс. – На основании результатов тестов и достижений в боевой подготовке здесь, в Оканаре, будут распределены обязанности каждого внутри группы. После этого вас направят в Орландо, в школу прикладной тактики, где вы прослушаете курс командиров эскадрилий и офицеров административно-хозяйственной службы авиационных групп. Вы составите то ядро, вокруг которого впоследствии могут быть организованы и обучены авиационные группы полного состава. Я надеюсь, что в будущем те, кому доведется служить в одной из ваших эскадрилий, смогут гордиться этим не меньше, чем летчики Девяносто девятой истребительной эскадрильи. А теперь я зачту вам приказ, – не останавливаясь, продолжал он. – Это тот же приказ, с которым вас ознакомили в день приезда, но с добавлением одного параграфа, в котором определяются ограничения на тот период, пока вас не расформируют по авиационным группам. Мы надеемся, что вы будете добросовестно исполнять все, что от вас требуется. Успех работы вашей группы будет зависеть от точного соблюдения всех предписаний, от вашего поведения и военной выправки, от быстрого и точного исполнения приказов, все это не менее важно, чем профессиональные навыки. Итак, послушайте текст приказа. «Штаб Управления анализа боевых действий и потребностей авиации сухопутных войск, Оканара, Флорида…»

Полковник Росс читал медленно и отчетливо.

– …приказ подписан генерал-майором Билом, – закончил он и посмотрел в зал – ему хотелось понять, что скрывается за наступившим молчанием, – и невольно почувствовал исходившую из зала волну скрытого недовольства. У него было всего несколько секунд на размышление, и, поколебавшись, он все же спросил: – У кого есть вопросы по приказу, джентльмены?

Он услышал, как скрипнул стул под майором Блейком – тот не мог вмешиваться в действия старшего, но чувствовалось, что он не одобряет этой, как он считал, уступки мятежникам. Полковник Росс молча ждал вопросов.

Из задних рядов раздался чей-то голос:

– В общевойсковом уставе двести десять, раздел десять, параграф девятнадцать, сказано об офицерских клубах; там говорится, что они должны быть открыты для всех офицеров, проходящих службу в данном гарнизоне.

Майор Блейк снова возмущенно скрипнул стулом.

– Встаньте, пожалуйста, – сказал полковник Росс. – А то я не вижу, с кем разговариваю. Спасибо. Да, вы совершенно правы. Именно так говорится в уставе организации службы в гарнизонах, военных городках и на авиабазах. Ни одно общественное здание не должно использоваться исключительно для какой-то особой, привилегированной группы. Но приказ, который я вам только что прочел, совсем о другом. В этом приказе генерал Бил объясняет причины, по которым отдельные здания и сооружения на территории АБДИПа закрыты для прикомандированных. Если вы будете пользоваться этими помещениями вместе с постоянным личным составом гарнизона, не имеющим отношения к вашей группе, это может помешать развитию у вас чувства локтя; а это является одной из наиболее важных целей, преследуемых данным проектом. Надеюсь, вы это понимаете?