Текст книги "Почетный караул"

Автор книги: Джеймс Коззенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 46 страниц)

Теперь уже лейтенант Эдселл не скрывал улыбки.

– Я привел его к нам в отдел, сэр, чтобы поговорить. Мы с капитаном Эндрюсом вчера работали над одним заданием для отдела личного состава, которое, как я понял, связано с проектом негритянской группы бомбардировщиков. Я думал, что смогу помочь ему с получением допуска. До этого я как-то разговаривал с помощником полковника Джобсона насчет другого задания. Вот я и подумал, что, если замолвлю словечко за Эла Джеймса, Блейк скажет полковнику Моубри, что они не возражают против допуска в их отдел. Разумеется, я понятия не имел о расовых предрассудках майора Блейка…

– Вы, видимо, много о чем не имеете ни малейшего понятия, лейтенант, – сказал майор Блейк. – Если вы полагали, что я дам допуск, не поставив в известность полковника Джобсона, то вы еще глупее, чем кажетесь на первый взгляд. И надеюсь, что вы оставите меня в покое и не будете впутывать в это дело.

– Оставлю, не волнуйся, – сказал лейтенант Эдселл чуть ли не ликующим тоном. – Оставлю там же, где подобрал, толстячок. А если хочешь поговорить как мужчина с, мужчиной, снимай майорские «листики» и встретимся где-нибудь в укромном месте. Уж я тебе усы нафабрю как следует…

– Эдселл, Эдселл, – попробовал вмешаться полковник Култард.

Майор Блейк, и вправду несколько полноватый, но крепкого телосложения, был явно сильнее Эдселла. Он вскочил на ноги так стремительно, что опрокинул свой стул.

– Молчать, – взревел полковник Моубри. – Немедленно оба замолчите. Садитесь, Эван. Вы что, спятили? Что же касается вас, лейтенант…

– Майор, – обратился к Блейку полковник Росс. – Вы оскорбили этого молодого человека, назвав его друга «ниггером». Ни военное министерство, ни армейская авиация не разрешают военнослужащим употреблять подобные выражения. Если уж вам так хочется, можете выражаться подобным образом наедине в своем кабинете или в своей квартире. Лейтенант, эпитет, который вы употребили по отношению к майору, тоже оскорбителен. Если, как я понял, вы вызываете его на кулачный бой, то это нарушение устава и воинской субординации. А сейчас вы оба скажете в моем присутствии, что берете свои слова обратно. Итак, вы, лейтенант?

Лейтенант Эдселл некоторое время молча смотрел на полковника.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Я беру свои слова обратно – если он возьмет обратно свои.

– Вы берете свои слова назад, майор?

– Да, сэр. Если это – приказ.

– Это приказ.

– Тогда я подчиняюсь вашему приказу, сэр, и беру свои слова назад.

На губах лейтенанта Эдселла мелькнула усмешка; впрочем, полковник Росс вынужден был признать, что тот все же сумел соблюсти приличия и благоразумно потупился.

– У меня есть предложение, – обратился полковник Росс к Моубри. – По-моему, кроме меня, никто из присутствующих еще ничего не ел. Может быть, всем сейчас пойти перекусить? В два часа у меня инспекция. Я хотел бы только узнать, как закончилась эта история с Джеймсом. Кто отвел его на КПП – Джонни? И действительно ли Джеймсу удалось переговорить с негритянскими летчиками?

Майор Сирс взглянул на лейтенанта Кашкина.

– Ему удалось кое с кем из них поговорить, сэр, – ответил лейтенант Кашкин. – Я не могу сказать, как долго он с ними разговаривал и о чем они говорили. Мне было приказано разыскать его, отобрать пропуск и отвести на КПП. – Он взглянул в записную книжку. – Я обнаружил Джеймса в час сорок пять рядом с учебным классом отдела изучения личного состава, где он разговаривал с прикомандированными летчиками. Я объявил, как мне было приказано, что ему запрещается находиться на территории части и он должен немедленно ее покинуть. Он сразу же подчинился. Были отдельные реплики со стороны летчиков, стоявших около учебного класса, но я решил не обращать на них внимания. Ни один из них не попытался вмешаться. Мы посадили Джеймса в патрульную машину и отвезли на КПП. Я лично вывел Джеймса за ворота и видел, как он сел в автобус, идущий в Оканару.

– Спасибо, – сказал полковник Росс. – Ну так что, Дед, может, прервемся?

– Хорошо, – сказал полковник Моубри. – На этом пока закончим. Задержитесь на минутку, Норм.

Когда все вышли из комнаты, он, понизив голос, сказал:

– Слышали про полковника Вудмана из Селлерса? Он ведь был у Нюда первым командиром эскадрильи.

– Да, я знаю, – сказал полковник Росс.

– Мне кажется, Нюд здорово переживает. Вам известны подробности? Я слышал лишь то, что Ботти удалось узнать у Веры. Может, нам следует вмешаться? Как вы думаете, мы можем ему чем-то помочь?

– Боюсь, что нет, – ответил полковник Росс.

V

Машина замедлила ход и остановилась. Увидев на ветровом стекле автомобиля табличку с полковничьим орлом и надписью «Инспектор базы по административно-хозяйственным вопросам», двое часовых поднялись со скамейки под небольшим брезентовым навесом и отдали честь. Один из них перебежал через дорогу и снял цепочку с табличкой «Граница территории женской вспомогательной службы».

Когда машина двинулась дальше, полковник Росс снял шлем и принялся обмахивать им вспотевшее лицо. Сержант Брукс взял скоросшиватель с подколотыми листками в клетку и заглянул в лежащий сверху список.

– Да, и последнее, – сказал он. – Звонил генерал Бил…

– Что же вы сразу не сказали? – с раздражением воскликнул полковник Росс.

– Генерал сказал, что у него нет к вам никакого срочного дела, – невозмутимо ответил сержант. – Он просто просил передать, что вернулся. Он интересовался, где вас можно будет найти, и я сказал, что вы будете здесь, в кабинете начальника штаба. Он просил не беспокоить вас, просто чтобы вы заглянули к нему, когда закончите. Он собирался пойти перекусить. Вот пока и все, сэр.

– О Господи, это еще что? – воскликнул полковник Росс.

Они приближались к желтому зданию, в котором размещалась служба начальника штаба и административно-хозяйственная служба подразделений. Перед зданием, под палящими лучами полуденного солнца, вытянулись по стойке «смирно» человек двадцать офицеров женской вспомогательной службы, построенных в две шеренги. Перед строем, также по стойке «смирно», стояла капитан Бертон, начальник штаба.

– Кто, ради всего святого, просил их это делать? – сказал полковник Росс. – Сейчас на солнце градусов сто десять[8]8
  43 градуса по Цельсию.


[Закрыть], не меньше.

Машина остановилась. Полковник Росс не без труда выбрался из машины и, подобравшись, ответил на приветствие. Он видел, как стекает пот по лицам девушек, застывших в безукоризненно четком «равнении направо».

– Здравствуйте, капитан, – сказал он. – Вольно, вольно. И всем разойтись, пока вы окончательно не растаяли…

Тотчас же послышались вздохи облегчения, радостные возгласы и смешки. Строй распался. Капитан Бертон, крупная полная женщина, достала платок и вытерла пунцово-красное лицо. Потом сказала, обращаясь к своим офицерам:

– Командиров рот попрошу собраться в штабной комнате, остальные свободны.

– Думаю, что в будущем, капитан, – сказал полковник Росс, – мы не станем доставлять всем столько хлопот во время инспекций. Достаточно будет, чтобы в каждой казарме присутствовал командир роты. Нет никакой нужды собирать всех.

– Есть, сэр, – сказала капитан Бертон. – Я просто подумала, что, может быть, вам захочется сделать смотр офицерам – проверить внешний вид. Они понимают, что должны служить примером для подчиненных, чтобы те их уважали и старались им подражать. У меня замечательные девушки, полковник, и я думаю, что они действительно могут служить примером.

– Я в этом не сомневаюсь, – сказал полковник Росс. – Вы можете ими гордиться, капитан. У нас есть какие-нибудь общие вопросы для обсуждения, прежде чем мы начнем обход?

Широкое мясистое, но по-своему привлекательное лицо капитана Бертон, которое уже начало обретать нормальный цвет после того, как они ушли из пекла в прохладу холла, снова сделалось пунцовым.

– Есть один вопрос, и довольно неприятный, – сказала она. – Поэтому я и попросила командиров рот собраться.

Она ввела его в длинную узкую комнату с неоштукатуренными дощатыми стенами. Два больших вентилятора разгоняли теплый воздух, и полковник Росс с облегчением снял шлем.

– Думаю, нам лучше сесть здесь, – сказала капитан Бертон и выдвинула для него стул во главе стола – жест, выражающий почтительность не то к его званию, не то к его сединам, который вызвал у него досаду. – Так, закройте дверь и рассаживайтесь, пожалуйста, – сказала она и заняла место рядом с полковником Россом. – Видите ли, тут такое дело – просто не знаю, как начать, полковник. Но мне кажется, что я должна довести до вашего сведения. Некоторые наши офицеры докладывают, что к ним поступили жалобы от девушек, их подчиненных, и я собрала командиров подразделений, чтобы они могли сообщить вам подробности, если вы захотите их узнать.

Она на секунду замялась – видимо, ей было неловко рассказывать.

– Короче, – сказала она, – мы не вполне удовлетворены тем, как проводятся медицинские осмотры в госпитале на территории базы. Во-первых, нам не очень удобно туда ходить; я, конечно, понимаю, что, пока не закончен лазарет на территории нашей части, это единственное подходящее место. Хотя, честно говоря, оно тоже никуда не годится, полковник. Девушкам там даже негде раздеться. Им приходится раздеваться в комнате рядом с помещением для дневальных, или что-то в этом роде, где находятся рядовые-мужчины. И хотя одного из них уже привлекали к дисциплинарной ответственности, они продолжают проделывать отверстия или щелки в стенах, чтобы подглядывать, и девушки об этом знают, я же считаю, что, раз нет возможности им помешать, нам должны выделить другую комнату. Я докладывала об этом майору Маккрири, но он говорит, что другой комнаты у них нет и что тщательная проверка никаких отверстий не обнаружила. Такие отверстия были, но теперь они заделаны. А заделаны они так, что их можно снова открыть, и солдаты их действительно открывают, когда девушки раздеваются, а потом закрывают снова, так что никакая проверка тут не поможет.

– Понятно, – сказал полковник Росс, с трудом сдерживая абсолютно неуместное в данной ситуации желание расхохотаться. – Я поговорю с майором Маккрири. Обещаю, что мы примем необходимые меры. Запишите, чтобы не забыть, Стив.

Капитан Бертон откашлялась.

– Это еще не все, полковник, – сказала она. – Вторая проблема тесно связана с первой. Ко мне поступили жалобы от девушек, что офицеры медицинской службы, во всяком случае некоторые из них, позволяют себе непристойные замечания во время медицинских осмотров. Нам трудно установить, кто именно это делает – у девушек нет возможности узнать их фамилии, но одного мы знаем наверное – это капитан Ринальди… – Она оглядела сидящих за столом девушек. – Лейтенант Липпа, – сказала она, – расскажите полковнику, что вам сообщили ваши подчиненные.

– Слушаюсь, мэм.

Полковник Росс взглянул на лейтенанта Липпу, молодую женщину со смышленым курносым личиком. Она поднялась из-за стола – невысокая и ладная.

– За последние две недели, – сказала она, – четыре рядовых из моего взвода подходили ко мне порознь и заявляли, что не хотят больше ходить на медицинские осмотры в госпиталь базы. Я думала, они просто слишком застенчивые и стесняются, и пробовала их переубедить. Я спросила, что, собственно, им в этих осмотрах не нравится. Сперва они отмалчивались. Но потом я узнала, что дело не только в том, что за ними подсматривают из другой комнаты; нередко во время осмотров, когда девушки должны раздеваться ниже пояса, врачи ведут себя с неподобающей фамильярностью. – Она замолкла и озабоченно взглянула на полковника Росса. Он отметил про себя, что ее маленькое курносое личико нравилось ему все больше и больше. – Хочу добавить, сэр, – продолжала она, – что ни одна из девушек не обвиняет врачей в каких-то оскорбительных действиях. Речь идет только о соленых шуточках и излишних вольностях в разговоре.

– Но и это совершенно недопустимо, – сказала капитан Бертон. – Пользоваться своим служебным положением! Я попросила лейтенанта Липпу и других офицеров, к которым поступили такие же жалобы, записать выражения, которые они себе позволяли. У меня составлен список, и я могу вам его передать, полковник. Некоторые из них настолько непристойны и оскорбительны, что я долго не могла решиться отдать список машинистке. У меня есть основания предполагать, что далеко не все девушки решились пожаловаться и что врачи – во всяком случае, некоторые из них – постоянно наносят оскорбления девушкам, которых осматривают. Продолжайте, Мэри.

На лице лейтенанта Липпы снова появилось озабоченное выражение; чувствовалось, что в будущем из нее получится отличный командир роты – в этой серьезной, смышленой девушке угадывалась внутренняя сила; наверное, всякий, кто обратится к ней, может рассчитывать на утешение и помощь.

– Видите ли, сэр, – сказала она, – после того как ко мне поступила вторая жалоба, я решила, что нужно все как следует проверить. Поэтому я расспросила кое-кого из девушек – самых умных и откровенных, – чтобы узнать, не было ли и с ними чего-нибудь подобного. Две или три сказали, что они лично никогда ни с чем подобным не сталкивались; но многие признались, что довольно часто им приходилось слышать от врачей непристойные остроты и шутки на их счет. Одна девушка рассказала, что какой-то врач пытался к ней приставать, но, – тут на губах лейтенанта Липпы появилась торжествующая улыбка, – она ему влепила как следует, и он отстал. С тех пор ее оставили в покое.

Вконец покоренный, полковник Росс заставил себя сдержать улыбку.

– А тот офицер, – спросил он, – ну, тот, которому влепили, – вы знаете его фамилию?

– Да, сэр, – ответила Липпа. – Думаю, что это тот самый, о котором упомянула капитан Бертон. Но девушка сказала, что не хочет поднимать скандал. Она сказала, что, видимо, он просто дурачился; да вот только ей дурачиться не хотелось, и она ясно дала ему это понять. Естественно, что никто из девушек не хочет давать свидетельских показаний. Я думаю, что те офицеры это прекрасно понимают, вот и пользуются…

– Согласен, – сказал полковник Росс. – Но не следует забывать, что такие обвинения легко выдвинуть и против ни в чем не повинного человека, так что, даже если мы и уверены, что это правда, все равно потребуются более веские доказательства. Может, сначала поговорить с врачами, которые проводят эти осмотры.

– У лейтенанта Липпы есть предложение, – сказала капитан Бертон. Она одобрительно взглянула на Липпу, точно учитель, который гордится первым учеником в классе и не прочь, чтобы тот показал с лучшей стороны себя и тем самым своего учителя. – Вы позволите ей его изложить?

– Разумеется, – сказал полковник Росс. Слушаю вас, лейтенант.

– Не знаю, насколько это реально, сэр, – сказала лейтенант Липпа. – Я просто подумала, что, может быть, вместо того чтобы посылать женщин в госпиталь на территории базы, было бы проще прислать врача к нам. Мы могли бы оборудовать комнату в административном здании; здесь, во всяком случае, никто не станет подсматривать. И потом, здесь врач не будет чувствовать себя так вольготно и не станет заигрывать с девушками.

– Прекрасное предложение, лейтенант, – сказал полковник Росс. – Мне кажется, его следует не мешкая привести в исполнение. Вы подготовите комнату, капитан, а мы обеспечим установку необходимого оборудования. Майор Маккрири мог бы выделить человека для дежурства здесь каждый день в определенные часы. Запишите, пожалуйста, Стив.

– Это было бы просто замечательно, полковник, – сказала капитан Бертон. – Помимо всего прочего, из-за этого приходится тратить столько времени…

Неожиданно зазвонил висевший на стене в углу телефон. Женщина средних лет в лейтенантской форме, сидевшая слева от капитана Бертон, вскочила и сняла трубку. Потом повернулась к ним и с выражением благоговейного ужаса сказала:

– Простите, мэм. Полковник, вас спрашивает генерал Бил.

Полковник Росс встал.

– Мы пока выйдем, полковник, – засуетилась капитан Бертон. – Подождем на улице. Боюсь, телефон не очень-то удобный…

– Ничего, сойдет, – сказал полковник Росс и подошел к телефону.

– Я вам позвонил, как только приземлился, судья, – сказал генерал Бил. – Надеюсь, сержант передал. Полетал над аэродромом, как и собирался. Поднялся на сорок одну тысячу двести, это без поправок. Мог бы еще Немного прибавить, но головки цилиндров чертовски накалились, а сам я чертовски замерз. И я плюнул – боялся запороть двигатель; Дэнни бы этого не пережил. Он с ним столько провозился.

– Понятно. Очень хорошо, – сказал полковник Росс. Он не мог понять, с чего это генерал ему звонит: чтобы сообщить все эти подробности о температуре цилиндров, высоте полета и любви Дэнни к моторам? Возможно, генерал просто пытается отогнать от себя призрак злосчастного Вуди, который снова стал преследовать его, как только он приземлился. – У вас все в порядке, Нюд? – спросил он.

– Нет, – ответил генерал Бил. – Совсем даже не в порядке. Мы здорово вляпались, судья. И похоже, сами в этом виноваты. Дело вот в чем. Джобсон прилетел в Вашингтон в час и пошел прямо в Пентагон. Я только что с ним разговаривал, с ним и с начальником штаба ВВС. Во-первых, как вы и думали, им не понравился наш циркуляр – насчет отдельных клубов.

Полковник Росс убедился, что в комнате никого нет и дверь в коридор закрыта.

– А как эта инструкция к ним попала? – сердито закричал он. – Вы что, хотите сказать, что Джобсон им ее показал? Он что, не понимает, что от него требовалось лишь добиться отмены допуска для Джеймса? Тем более что для этого были все основания. Какого черта он суется не в свое дело!

– Видите ли, судья, не думаю, чтобы он показал им инструкцию. Я же говорю, что мы здорово влипли. Это сделал не Джобсон. Они мне позвонили. И я вынужден был сам прочитать им текст по телефону. Когда Дед выставил Джеймса, знаете, что тот сделал? Он пошел прямо на телеграф. В группе ВВС получили от него телеграмму. Думаю, кто-то должен был об этом позаботиться. Гораздо разумнее было бы оставить его на базе.

– Для того чтобы совершать разумные поступки, нужны разумные люди. А у нас их нет. Что было в телеграмме?

– Я не видел текста, судья. Но думаю, в ней говорилось, что мы выставили его силой, что ему не удалось ко мне пробиться и что он просит подтвердить мне лично разрешение военного министерства.

– А что же Джобсон? Растерялся?

– Там вот как все получилось: офицер группы ВВС принес телеграмму, когда Джобсон как раз был у начальника штаба. В довершение всего Джеймс написал в конце, что, по его мнению, его выставили из гарнизона, чтобы скрыть, что у нас проводится политика расовой сегрегации, которая, как он полагает, противоречит директивам главного штаба ВВС. Естественно, Джобсона спросили: «Это правда? У вас там что, и вправду насаждают сегрегацию? Расскажите, что там у вас происходит». Джобсон просто не знал, куда деваться.

Справедливости ради нужно отметить, что, хотя полковник Джобсон, старый кадровый военный, не отличался ни особым умом, ни рассудительностью, в данном случае он поступил совершенно правильно. Ему был задан прямой вопрос, и он не мог солгать. Такой циркуляр существовал. Полковник Моубри сам проложил к этой мине бикфордов шнур, и, в каком бы месте его ни подожгли, в любом случае все должно было закончиться оглушительным взрывом. Конечно, можно все объяснить неблагоприятным стечением обстоятельств: Бенни случайно врезал в нос не тому, кому следует; Джеймс прибыл в Оканару в самый неподходящий момент и остался без присмотра в самом неподходящем месте; по чистой случайности телеграмму с протестом Джеймса положили на стол начальника штаба ВВС как раз тогда, когда там был полковник Джобсон; но не случись всего этого – по отдельности или вместе, – мина все равно сработала бы по какой-нибудь другой причине.

И зачем только Уилбур Райт научил Деда летать, подумал полковник Росс. Сейчас ему даже казалось, что было бы лучше для всех, если бы этот Уилбур Райт и талантливый лейтенант Моубри, черт бы их побрал, свернули себе шею на том знаменитом пастбище.

– Ну и что теперь? – спросил он.

– Думаю, мы теперь не можем сделать то, что запланировали, – смущенно сказал генерал Бил. – Во всяком случае, не так, как собирались. Они хотят, чтобы мы немедленно приняли меры.

– Какие меры?

– Чтобы мы внесли изменения в циркуляр, добавив в него два параграфа примерно следующего содержания… постойте-ка, дайте мне текст, Вера. Ага, вот послушайте, судья, я прочту параграф четыре. Для обеспечения тесного взаимодействия, необходимого для самостоятельно действующей боевой единицы, весь личный состав прикомандированной группы будет пользоваться одними и теми же помещениями и прочими объектами, перечисленными в параграфе два. Им запрещается вход в помещения, предназначенные для постоянного личного состава АБДИПа, за исключением почты, отдела финансовой службы, главного гарнизонного магазина, а также тех зданий и частей зданий отдела изучения личного состава, которые могут периодически использоваться для чтения лекций и занятий. Конец параграфа. Параграф пять. Копии настоящего циркуляра должны быть розданы всем офицерам, прикомандированным в настоящее время в связи с проектом ноль-триста тридцать шесть дробь три; каждый из упомянутых офицеров должен прочесть циркуляр и вернуть копию в штаб после того, как заверит своей подписью прилагаемое ниже заявление о том, что он читал приказ и понял его содержание. Конец параграфа. Конец циркуляра.

Полковник Росс на некоторое время задумался, потом угрюмо произнес:

– Добейтесь, чтобы в параграфе пять они исключили слова в настоящее время, и дальше надо заменить заверит своей подписью на подпишет. В параграфе пять в список исключений следует добавить амбулаторный пункт и церковь. Мы же не можем лишить их права на медицинское обслуживание и утешение в религии. Кто этим займется и когда?

– Слышали, Вера? – спросил генерал Бил. – Пожалуйста, внесите изменения, о которых говорит судья. Я попросил размножить на мимеографе. Копии будут готовы после четырех. И приказал отделу личного состава собрать этих ребят в четыре тридцать. Мне так и сказали – сам эту кашу заварил, сам и расхлебывай. Так что, пожалуй, лучше мне самому этим заняться и никому не перепоручать. Во всяком случае, не Деду.

– Уж это точно, – сказал полковник Росс. – Я бы ему больше вообще не стал ничего поручать. – Он тут же пожалел, что не сдержался и дал прорваться раздражению. – Не записывайте это, Вера, – сказал он. – И сделайте одолжение, отключитесь пока от линии. А то я могу сказать еще что-нибудь, что лучше не стенографировать.

– Да и я, пожалуй, тоже, – засмеялся генерал Бил. – Пока можете повесить трубку, Вера.

– Слушайте, Нюд, – сказал полковник Росс. – Расскажите поподробнее о настроении в Вашингтоне. Эти параграфы, которые вам продиктовали, что это было – предложение или приказ? Вам посоветовали их добавить или же приказали?

– А вы можете отличить предложение от приказа, когда речь идет о Вашингтоне? Мне рекомендовали действовать именно таким образом, но я почувствовал, что пахнет жареным. Я сам в это вляпался и сам выбираюсь – но делать это нужно побыстрее и без шума. Я знаю, что подобные неприятности были в Учебном командовании, в Техасе. Тоже насчет клуба. Дед как раз это и имел в виду. Все это чертовски сложно. Скажем, у тебя обучается большая группа белых бомбардиров и очень маленькая группа цветных. Командиру учебного центра абсолютно до лампочки, какого цвета кожа у его бомбардиров, лишь бы клали свои игрушки точно в цель или – если перестать себя обманывать, как это делают наши друзья наверху, – в пределах нескольких тысяч футов от цели. Курс обучения трудный, времени всегда не хватает, потому что сроки очень жесткие. Он должен выдать хороших бомбардиров – иначе… И вот если большая группа недовольна, что им приходится пить пиво вместе с курсантами меньшей группы, возникает моральная проблема. Если в результате страдает боевой дух одной из групп, какой группой вы бы пожертвовали на его месте?

– Какой толк сейчас рассуждать, – сказал полковник Росс. – Давайте лучше подумаем, что нам делать. – Он поглядел на обшитую досками стену, украшенную плакатом, где на фоне плывущих по небу облаков торчали три деревянных креста, один из них был увенчан стальной каской. Надпись под плакатом гласила: Женщины! Они уже ничем не помогут стране – но вы можете! Вступайте в ряды Женской Вспомогательной Службы! – В любом случае за все спросят с вас, Нюд, – сказал полковник Росс. – Если сделаете, как велят, но результата не будет, скажут, что сами виноваты, зачем согласились, у вас, мол, своя голова на плечах. Вам там, мол, на месте, виднее.

В одном генерал Бил был прав: предложения, исходящие из главного штаба, невозможно отличить от приказов, по той простой причине, что любое предложение – тот же приказ, только в другой форме; предложения обычно лишь дополняют или уточняют содержание приказа. Например, в данном случае суть приказа такова: ты должен как можно скорее расхлебать кашу, которую заварил. Тут предложение как раз определяет, что значит «расхлебывать кашу». Чтобы командование осталось довольным, решение проблемы должно удовлетворять всем требованиям, содержащимся в неявном виде в этом предложении. Так, смысл четвертого параграфа сводится к следующему: решить проблему – значит компенсировать ущерб, нанесенный боевому духу негритянских летчиков; для этого нужно убедить их в том, что в прежнем циркуляре не было ничего для них оскорбительного. Параграф пять следовало читать так: Ни в коем случае нельзя подрывать дисциплину; нельзя давать повод думать, что ты уступил нажиму, а значит, уступишь и в следующий раз. Вместе оба эти пункта гласили: В любом случае ни при каких обстоятельствах твои действия не должны компрометировать Главный штаб ВВС, доставлять лишние хлопоты в это трудное военное время и заставлять начальство лезть из кожи вон, пытаясь увязать провозглашенную теорию с существующей практикой. Наконец, в предложении подразумевалось (хотя и не было сказано прямо, потому что генерал-майор Бил это и так прекрасно знал) следующее: Неисполнение этого приказа по каким бы то ни было причинам будет расцениваться как прямое неповиновение и нарушение воинской дисциплины, так что смотри, парень!

– Добавьте в циркуляр четвертый параграф, Нюд, – сказал полковник Росс. – А параграф пять опустите. Я зачту им исправленный вариант, и на этом давайте закончим. Вряд ли мы что-то выиграем, если заставим их расписаться на приказе. Точно так же нет никакого смысла вам самому его читать. Во-первых, можете не сомневаться, кто-нибудь поднимет руку и скажет: «Я не могу подписать приказ. Я его до конца не понял». И к пяти часам вам придется половину из них посадить под арест. А во-вторых, если приказ прочту я и кто-нибудь в задних рядах попытается возразить, то я могу сделать вид, что ничего не слышал. Другое дело вы – вам придется сразу же поставить наглеца на место. Как только они узнают, для чего их собрали, и услышат приказ, они сразу поймут, что мы знаем об их планах. Пройдет часа два, не меньше, прежде чем они решат, как быть дальше. А с клубом придется сделать иначе. Пусть Джонни приведет своих ребят в клуб к половине пятого. А офицера, который будет исполнять обязанности начальника полиции, мы поставим в дверях, и он их просто не впустит внутрь, если они вздумают прийти. Лучше бы, конечно, сделать так, как я предлагал с самого начала. Но после того, как мы прочтем приказ, мы уже не сможем делать вид, будто думаем, что они просто не знают о запрете пользоваться гарнизонным клубом.

– Но вы уверены, что это сработает, судья? – спросил генерал Бил. – Если мы выполним их указания и не решим проблемы, это, конечно, плохо. Но если мы в чем-то отступим от их плана и провалим дело, будет в сто раз хуже.

– Вы неправильно ставите вопрос, – сказал полковник Росс. – Я спрошу иначе: хотите наверняка нарваться на неприятности? Тогда делайте точно так, как они велят. И, будьте уверены, вы эти неприятности получите. Сделаете по-моему – может, еще и обойдется.

– А не получится, что мы просто уклоняемся от исполнения приказа? – Генерал Бил задумался. – Мне передали, что сегодня здесь будет Джо-Джо Николс, где-то часов в шесть-семь. Он наверняка еще был в Пентагоне, когда разразился сказал. Скорее всего, он в курсе дела и знает, какие инструкции мы получили из штаба. Честно говоря, не представляю, как я ему скажу, что мы поступили по-своему. – Он снова помолчал. – Джо-Джо отличный парень, судья. Возможно, вы его мало знаете. Можете мне поверить, он не из тех, кто по поводу и без повода бежит докладывать. Но наверху ему доверяют, и он это ценит – он не станет делать вид, будто не заметил того, что как заместитель начальника штаба был обязан заметить. Мне хотелось бы покончить с этой историей до его приезда.

– Вряд ли это удастся, – сказал полковник Росс. – Тут уж ничего не поделаешь.

– Наверное, вы правы, – сказал генерал Бил. – С Джеймсом мы, конечно, перегнули палку. И теперь все пошло наперекосяк. Если бы не это – ну да что теперь говорить! Дед сказал, что у вас было совещание.

– У нас?! Это у него было совещание, – сказал полковник Росс.

– Но вы согласны, что лейтенантов нужно проучить? Дед считает, что Одиннадцатая воздушная армия – самое подходящее для них место. Это нетрудно устроить. У них не хватает офицеров по всем специальностям. Чтобы не забывали, что они – в армии.

Полковник Росс тяжело вздохнул.

– Ради всего святого, Нюд, – не выдержал он. – Да мало ли что считает Дед! У вас же своя голова на плечах! Нас обвиняют в расовой дискриминации. Мы выставили репортера из гарнизона. Двое наших офицеров пытались добиться для него допуска. И что же – теперь начальству доложат, что эти двое высланы на Богом забытый скалистый остров Алеутского архипелага? Кстати, если вы не знаете – один из них журналист.

– Хорошо, хорошо, согласен, – сказал генерал Бил. – Хоть вы-то не сходите с ума, судья. А то у меня такое впечатление, что все остальные уже давно спятили. И приходите сюда, как только освободитесь. Дед думает…

– Да не может он ничего думать! Он за всю свою жизнь ни разу не подумал. – Полковник Росс без лишних церемоний бросил трубку на рычаг; ему стало стыдно за убогий каламбур и за то, что не сумел сдержать злость. И хотя он и вправду не имел привычки чертыхаться, он во второй раз за сегодняшний день выругался про себя. Черт бы побрал этого идиота!

Он имел в виду Деда, старого бедного Деда; впрочем, отчасти это относилось и к Вуди, бедному, хотя и не такому уж старому Вуди; ведь это из-за него, из-за его слабоволия и расхлябанности (ему, как и Деду, всегда слишком потакали), неприятности сыпались на их головы, да так, что, как ни старайся, не успеваешь разгребать. А кому же приходится разгребать всю эту кучу? Разумеется, бедному старому судье, бедному старому Норму, бедному старому полковнику Россу, генеральному инспектору армейской авиации США. Ему ждать помощи неоткуда; ему нужно справляться самому – видимо, считается, что это его хобби, приятное развлечение в свободное от работы время.