Текст книги "Почетный караул"

Автор книги: Джеймс Коззенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 46 страниц)

– Прошу прощения, что чертыхнулся, мэм.

– Это мисс Канди, – сказал Натаниел Хикс. – И капитан Дачмин. С сержантом Маккейбом вы знакомы. Лейтенант Эдселл. Джин, мне как раз позвонили о разбирательстве. Мы затребованы к десяти. Чертовски не вовремя. Но, может, сначала снабдим Милта материалом, чтобы занять его до нашего возвращения.

– Конечно, – сказал капитан Уайли. Он порылся в нагрудном кармане и извлек перегнутую пополам пачку листков. – Я захватил список диаграмм, который мы составили в Орландо, и кое-какие мой наброски. Они, естественно, не очень, но, глядишь, подскажут что-нибудь. Если сержант попробует в них разобраться, может быть, они сэкономят ему порядочно времени. Только не знаю, в каком порядке они лежат. – Он разгладил листки на уголке стола. – Это вот, например, атака бомбардировщиков сзади на пересекающихся курсах. Видите, ведущий и его ведомый заходят вот отсюда. Видите, огонь открывается вот тут очередями по две-три секунды с расстояния не больше двухсот пятидесяти ярдов. Затем здесь: выход из атаки, пике и круто в сторону.

– Да, – сказал сержант Маккейб, – совершенно ясно. Если они все такие, то работать по ним можно. Пожалуй, я сейчас сделаю по нему эскиз, а вы посмотрите, правильно ли я представляю, как они должны выглядеть в законченном виде. Вам нужно точное изображение самолета или достаточно схематичного? Сейчас я ограничусь схематичным, потому что, рисуя по памяти, могу что-нибудь напутать. Но у нас в чертежном отделе есть точные рисунки всех типов, если так вам больше подойдет.

– Как по-вашему, Нат? – сказал капитан Уайли. – Мне кажется, настоящие самолеты – это то, что надо. Прибавят интереса. Если это не слишком сложно.

– Нисколько, – сказал сержант Маккейб. – Я столько уже самолетов перерисовал, что успел набить руку.

Тем временем он установил доску на столе у окна и принялся быстро делать набросок. Капитан Уайли некоторое время с интересом следил за ним.

– Ого! – сказал он с восхищением. – Люблю, когда человек знает, что делает. Вы только посмотрите, Нат! Я всегда мечтал хорошо рисовать. И так с виду легко, пока не попробуешь. – Он опустился в кресло рядом со столом Натаниела Хикса, заложил руки за голову и откинулся, изящно покачивая кресло на двух ножках. – Насчет этого, Нат, насчет разбирательства. Вы не знаете, они устроят военный суд? В таком случае я бы попробовал отвертеться – дал бы письменные показания или еще как-нибудь. Обычно они соглашаются. У меня ведь на руках эти дурацкие лекции, которые мне предписано читать в Орландо. Если я должен буду все время мотаться сюда, то сорву расписание. Меня и сегодня-то еле-еле отпустили.

Натаниел Хикс сказал:

– Думаю, от нас потребуются только показания, что мы видели, как они оттесняли начальника полиции. Ну и, может быть, опознание, хотя, по правде говоря, сомневаюсь, что сумею опознать того, кто его держал, или того, кто забрал у него пистолет.

– Ну, этого я сразу узнаю, – сказал капитан Уайли. – Парень из тех, с кого глаз спускать нельзя. В нем полно белой крови.

– Вы о чем? – спросил лейтенант Эдселл. Он проглядывал рукопись, которую напечатала для него мисс Канди, но теперь отложил ее. – О том, что вчера произошло в клубе? Вы там были?

– Выходит, что были, – сказал Натаниел Хикс. – А ты-то как узнал?

– На территории только об этом и говорят, – сказал лейтенант Эдселл. – Не бойтесь, военного суда не будет. Не в их интересах, чтобы арестованные офицеры защищались на заседании, которое протоколируется. Дело попытаются замять. Хотя цветным офицерам не надо этого допускать. Каждый вечер в клуб надо являться новой компании и напрашиваться на арест. Беда в том, что они не видят, какая перед ними открывается возможность.

Капитан Уайли, покачиваясь в кресле, посмотрел на него.

– По-моему, я вас не понял, лейтенант, – сказал он. – Какая возможность?

– Поставить вопрос ребром и, может быть, раз и навсегда положить конец этим сегрегационным штучкам. Армии придется отменить сегрегацию, если во всеуслышание будет заявлено, что она ее практикует. Она будет вынуждена признать за неграми те же права, что и за белыми, а тогда не думаю, чтобы потом права эти удалось отобрать, даже на Юге…

– На права белых они не тянут, – мягко сказал капитан Уайли. – Вот почему те же права им не даются и не могут быть даны. И для них не может быть ничего хуже, чем отмена сегрегации. Тогда бы каждому белому на Юге пришлось каждый день принимать индивидуальные меры для самозащиты. И неграм от этого пришлось бы очень скверно. А при сегрегации обе стороны знают свое положение, и трений почти не возникает, видите? Кроме тех случаев, когда является какой-нибудь чужак и заваривает кашу. Ваша идейка очень опасна, лейтенант.

Натаниел Хикс сказал лейтенанту Эдселлу:

– Ради всего святого, Джим, ну почему тебе все время нужно затевать споры? Почему ты не можешь просто думать, что думаешь, помалкивать и не мешать нам работать?

– Не беспокойся, – сказал лейтенант Эдселл, – спорить я не собираюсь. Я вижу, что капитан с Юга, и потому я только укажу ему, что он, подобно многим южанам, находится в серьезном заблуждении. Опасна как раз его идейка. Лишать людей их прав крайне опасно. Ведь в конечном счете их принудят взять свои права силой. Капитан этого хочет?

Капитан Уайли покачал головой.

– Вот этого, дружище, они никогда не сделают, потому что не смогут, – сказал он. – Вы ведь пытаетесь доказать, будто негр во всем равен белому. Неужели вы не видите, что, будь он равен, вам бы не пришлось требовать для него «прав»? Как вы сами сказали, он взял бы их силой, если бы другого пути не было. У негра его нет, хотя после войны между штатами ему дали права, и с лихвой. Но он не смог их сохранить. Ему это было не по силам. Вот в чем Север ошибался тогда и в чем вы ошибаетесь сейчас. Просто эти две расы не равны. Всякий, кто утверждает обратное, либо лишен здравого смысла, либо не знает негров.

Капитан Дачмин сказал:

– Господа, господа! Капитан упомянул войну между штатами. В этой ужасной распре мой миленький старенький прадедушка из Огайо, выдающийся любитель прикарманивать вербовочные деньжата, удирал во все лопатки со многих и многих кровавых полей, ради того лишь, чтобы для его потомков этот жгучий вопрос был благополучно разрешен. Надо ли нам опять все это ворошить?

Капитан Уайли улыбнулся.

– Наш друг, – сказал он, – видимо, именно этого и хочет. Но он, а не я. Вопрос давно и окончательно решен. И доказательств хоть отбавляй. Они просто не тянут.

– О Господи! – сказал лейтенант Эдселл. – Вы, конечно, сошлетесь на результаты тестов. Не спорю, первую или вторую категорию получает только один негр из двадцати. Не спорю, на одного негра в этих категориях приходится восемь белых. Ну и что из этого следует? Только то, что мы и так знаем. В образовании, как и во всем остальном, негров последовательно лишают равных возможностей. Вы ведь сами только что это объяснили. Вы не хотите, чтобы они получили равные возможности.

– Нет, – сказал капитан Уайли, – боюсь, я понятия не имею о тестах, про которые вы упомянули, лейтенант. И не думаю, что тут нужны тесты или проверки. Дело ведь не в равных возможностях, как вы выразились, и не в том, чего я хочу или не хочу. Никакие возможности, никакие мои желания не изменят того факта, что любой негр принадлежит к относительно низшей расе – низшей физически, умственно, во всех отношениях. Может быть, с его точки зрения или с вашей, это прискорбно, но такова правда.

– Правда? – сказал лейтенант Эдселл. – Нелепая ложь, и ничего больше. Абсолютно антинаучная. Если не считать гитлеровских шарлатанов, вы не найдете ни одного антрополога, который согласится с подобной оценкой негритянской расы. Если вы этого не знаете, обсуждать что-либо бессмысленно.

– Будьте так добры, лейтенант, не называйте меня лжецом. Не здесь. И не сейчас.

– Да кто вас называл лжецом? – сказал лейтенант Эдселл. – Лжец говорит заведомую неправду, зная, что это неправда. Вы говорите неправду, но мне ни на секунду в голову не приходило, что вы об этом знаете. Следовательно, я никак вас не задел. Однако если, по-вашему, я не имею права назвать ложью утверждение, которое, как мне известно, правдой не является, так забудьте об этом, капитан. Я верю, что ваши предрассудки сильнее вас. Иначе вы, конечно, от них избавились бы. Кому же приятно ставить себя в глупое положение? Мне бы хотелось помочь вам правильно взглянуть на вещи, но, видимо, надеяться на это нечего, а мне пора, так что лучше оставим эту тему.

– Самое лучшее, что мы можем сделать, – сказал капитан Уайли. – Я ценю ваше желание помочь мне, лейтенант, и я рад, что вы не назвали меня лжецом.

Зазвонил телефон. Мисс Канди, с глубоким вниманием, хотя и безмолвно слушавшая этот спор, очнулась, взяла трубку и сказала вполголоса:

– Секция донесений. Мисс Канди. – Несколько секунд она слушала, потом кивнула Натаниелу Хиксу. – Капитан Хикс, вас.

– Капитан, это опять сержант Брукс. Разбирательство в десять отложено. Мы известим вас, когда оно будет назначено, сэр.

– Утром оно не состоится? – сказал Натаниел Хикс. – Но ведь капитан Уайли должен сегодня вернуться в Орландо. Он здесь в командировке. Если бы полковник Росс, или кто там будет вести разбирательство, разрешил ему дать письменные показания и отпустил, это очень его выручило бы. Узнайте, возможно ли это, и…

Зазвонил другой телефон. Мисс Канди нажала кнопку на своем столе и взяла трубку. Она поглядела на Натаниела Хикса и снова кивнула.

– Хорошо, – сказал Натаниел Хикс. – Да-да, сержант, будьте так добры.

– Ну что? – сказал лейтенант Эдселл, взяв свою фуражку и останавливаясь в дверях. – Никакого разбирательства, никакого суда. Надеюсь только, что они не вывернутся…

Натаниел Хикс нетерпеливо махнул ему рукой и нажал кнопку на своем аппарате, чтобы включить другую линию.

– Капитан Хикс слушает.

Лейтенант Эдселл сказал:

– Ну так решай насчет этих статей. Если я ими займусь, мне надо сказать Паунду и Уитни…

Голос в трубке звучал невнятно, и Натаниел Хикс снова махнул рукой.

– Извините, – сказал он. – Я ничего не слышу. Нельзя ли погромче? Джим, может, ты помолчишь?

– Это капитан Хикс?

– Да! Я плохо вас слышу. Кто говорит?

– Капитан Хикс, это Кэтрин Эндрюс… Жена Дона Эндрюса…

– Да-да, миссис Эндрюс, – сказал капитан Хикс. – Извините, отвратительная слышимость.

– Вы не скажете, как мне найти Дона? Он уехал час назад, но в отделе его нет. Номер, который он мне дал, не отвечает. – Наступило долгое молчание, потом она сказала: – И я попросила ваш номер в справочной. Ничего, что я позвонила? Мне…

– Ну, конечно, – сказал Натаниел Хикс. – Я попробую найти Дона. Возможно, он на совещании… – Какая-то дрожь в ее голосе заставила его поспешно добавить: – Или я могу помочь? Что-нибудь не так?

– Не знаю, – сказала она. – Не знаю. Я… капитан Хикс… но… мне очень плохо. Я просто не могу… Боюсь, мне дурно. Я больше не могу говорить… Если бы вы… – В трубке запищало.

– Господи! – сказал Натаниел Хикс. – Это жена Дона. Ей плохо. По-моему, она потеряла сознание. Не дозвонилась Дону…

Капитан Дачмин сказал, беря трубку своего аппарата:

– Надо позвонить в госпиталь. Пусть пришлют кого-нибудь. – Он наклонил голову в сторону мисс Канди. – Детка, быстренько на станцию технического контроля: может, там кто-нибудь знает, где сейчас капитан Эндрюс.

IV

Сержант Брукс положил сигару и встал.

– Судья, – сказал он, – я сумел всем дозвониться, и они придут. Но есть маленькая техническая закавыка с отделом личного состава. Арестованные офицеры ни к какому соединению еще не принадлежат. Видите, группа создана, но пока только на бумаге. Офицеры ни группы, ни эскадрилий официально еще не назначены. Не знаю, имеет ли это значение, но временным командиром группы должен был стать лейтенант Уиллис, который находится в госпитале. И, кстати, сэр, у меня есть кое-какая информация. – Он заглянул в блокнот на столе. – Так вот, в отделе личного состава возникла такая трудность: кто прикажет этим офицерам, находящимся под домашним арестом, явиться на разбирательство? Майор Блейк говорит…

– Он слишком много говорит, – сказал полковник Росс. – Нелепая формальная придирка. Данная ситуация делает их прямыми подчиненными генерала Била. Скажите им, что я по распоряжению генерала Била приказываю им явиться.

– Уже сделано, сэр. Полковник Джобсон вылетел ночью из Вашингтона, как раз добрался туда и, по-моему, попробовал приложить к этому руку, а потом я взял на себя смелость позвонить майору Сирсу и попросил его послать кого-нибудь сказать офицерам, чтобы они явились. Полагаю, он это сделал.

– Отлично, отлично. Так что же об Уиллисе?

Сержант Брукс заглянул в свой блокнот.

– Ну, во-первых, – сказал он, – звонил полковник Моубри. Он полагает, что ему совершенно необходимо немедленно поговорить с вами лично. Он просил передать вам, что подполковник Каррикер у него. Я счел нужным предупредить вас об этом прежде, чем вы примите офицера, который ждет в приемной. Это капитан Коллинз из службы общественной информации. У него, кажется, хватает хлопот. Примерно час назад он позвонил и сказал, что должен сообщить вам что-то устно касательно расследования, которое, как он понял, вы распорядились начать. По-моему, это в связи с полковником Ходеном, по поводу проверки гражданских служащих из-за мистера Буллена и «Сан». Потом он снова позвонил, то есть капитан Коллинз, и сказал, что у него есть еще что-то, пожалуй, даже более взрывоопасное. Я сказал, что ему лучше прямо прийти к вам, что он и сделал. Я спросил, не может ли он в общих чертах объяснить мне суть. Он сказал, что, по сведениям, полученным от мистера Буллена, отец этого Уиллиса приедет сегодня утром повидать его, то есть Уиллиса, и что этим заинтересовалась оканарская полиция. Он слышал, каким образом Уиллис получил травму, вот и подумал, что вам следует про это узнать.

– Так, пожалуй, пригласите его, – сказал Росс.

– И еще там ждет майор Маккрири.

– Он-то зачем? Верещать по поводу врача для ЖВС? Если так, отправьте его восвояси. Сегодня утром у меня нет времени на разговоры с ним.

– Я об этом подумал, сэр. Только дело совсем другое, и, он говорит, очень серьезное. Я спросил, не может ли он объяснить, в чем суть, ну и так далее, и он сказал, что начальник медицинской службы ВВС в Вашингтоне обеспокоен освобождением от службы за взятки, которое практикуется в аэродромных госпиталях, а вернее – в одном. Кажется, в митчелловском. И всем начальникам госпиталей предписано провести проверку, так что ему нужна ваша помощь. В Митчелле, видимо, взятки берут офицеры административного состава. Порядочно народу было направлено в гаражи при базах. И все – выписанные из этого госпиталя. Ну, и двое-трое проболтались. Все были из частей, направляемых на фронт. Это, кажется, обходится в пятьсот долларов, а за две тысячи можно получить свидетельство о полной непригодности и укатить домой.

Полковник Росс сел за свой стол.

– Не понимаю, как это можно сделать, – сказал он.

– Ну, например, такой способ, судья, – сказал сержант Брукс. – Любой военнослужащий имеет право обратиться в любой региональный госпиталь. Так вот, если молодчик из части, назначенной к отправке, получит отпуск, чтобы на несколько дней съездить домой попрощаться с семьей, он может обратиться в ближайший госпиталь. Если его положат, то запросят по телетайпу документы. А когда документы отосланы, в своей части он больше не значится. И при выписке его могут направить куда угодно – например, сюда на базу. Трудность одна: лечь в госпиталь. А этим, наверное, ведает какой-нибудь один офицер, комендант, или еще кто-нибудь. Ну и если пятьсот долларов его устраивают, то… Как по-вашему, судья?

– По-моему, Стив, – сказал полковник Росс, – из вас выйдет прекрасный юрист. Жаль, что военная служба прервала вашу карьеру. Остается надеяться, что вы умнее наших медиков. Маккрири не сказал, есть у него причины полагать, что это происходит здесь?

– Нет, сэр. Он просто весь дергается.

– Ну, это ему не повредит. – Полковник Росс протянул руку, повернул выключатель, помеченный «нач. штаба», и нажал кнопку звонка. Сквозь легкое потрескивание в комнату ворвался голос полковника Моубри.

– А, Норм! Очень хорошо. Вы не могли бы заглянуть ко мне?

– Каждая минута на счету, Дед. Я только что от генерала, и у меня тут люди.

– В кабинете?

– Нет, в приемной.

– Это не для посторонних ушей, Норм. Видите ли, ко мне приходил Бенни, Нюду я еще не говорил. Мне нужно узнать, как с вашей вчерашней рекомендацией. Есть еще один фактор, Норм. Джо-Джо – генерал Николс – везет с собой крест «За летные боевые заслуги», чтобы наградить этого Уиллиса – что-то он такое сделал, осваивая новую технику где-то там. Вы не знаете, Нюд что-нибудь говорил ему – ну, что Уиллис в госпитале, про все обстоятельства и так далее?

– Мне кажется, нет, – сказал полковник Росс.

– Вы понимаете, о чем я? Крест ему он пришпилить должен. Я связался с госпиталем, и там сказали, что Уиллис в полном порядке, то есть что его можно выписать. Я сказал, чтобы они погодили с выпиской, пока я опять не позвоню. Так вот что: если вы с Нюдом все еще хотите, чтобы Бенни перед ним извинился, так Бенни готов. Нынче утром наш юноша очень приуныл. Я бы смог затребовать его к себе, и Бенни извинился бы тут же, но теперь вот Джо-Джо и крест. Норм, по-моему, получается очень неловко. Вы понимаете, о чем я? Словно бы мы пытаемся заткнуть ему рот, как бы подкупить. И кто-то должен рассказать Джо-Джо. Я могу понять, почему Нюд промолчал – возможно, он хочет, чтобы Бенни остался в стороне, чтобы Джо-Джо не подумал, будто все это произошло из-за Бенни. То есть история в офицерском клубе. Да, кстати, а с этим что?

– Мы собирались провести в десять разбирательство, – сказал полковник Росс. – Я только что его отменил. – Он посмотрел на сержанта Брукса и кивнул в сторону телефона. – Так вот, Дед, у меня есть сведения, которые я еще не проверил. А именно – отцу лейтенанта Уиллиса сообщили, что его сын в госпитале, и он приедет сегодня утром повидаться с ним. Едет он из Вашингтона – видимо, на утреннем поезде. Вы не отправите штабную машину на станцию с офицером, лучше всего с капитаном, чтобы он его встретил и отвез в госпиталь?

После паузы полковник Моубри сказал:

– Вы хотите… послушайте, Норм, он же цветной, верно?

– Весьма вероятно, – сказал полковник Росс.

– Не слишком ли это… жирно, Росс? Он ведь ничего подобного не ожидает.

– Дед, мы сожалеем о том, что произошло, или не сожалеем?

Из селектора донеслось механически усиленное покашливание – полковник Моубри прочищал горло. Полковник Росс сказал, взвешивая каждое слово:

– Нюд ведь ничего делать по этому поводу не станет. Все за него должны сделать мы. Вы понимаете? Самый быстрый выход из положения, он и самый лучший.

– Норм, конечно, Бенни напрасно ударил Уиллиса. Мы все об этом сожалеем. И Бенни тоже. Ну а как же Уиллис? Он ведь не должен был сажать свой бомбардировщик, не получив разрешения. Да-да, я знаю, что радио у него не работало, и, возможно, увидев посадочные огни, он решил, что на аэродроме услышали его моторы и зажгли их для него. Но все равно он был обязан сначала убедиться, что никому не помешает. Он должен был сделать еще круг. И не его заслуга, если он не убил Нюда, и вас, и всех остальных. Вот почему Бенни был взбешен, и вы не хуже меня знаете, что ударил он его только поэтому. Все держатся так, словно Уиллис был тут вовсе ни при чем, а Бенни кинулся на него и сломал ему нос, потому что он цветной и без всякой другой причины. Будь мы действительно справедливы и беспристрастны, то, по-моему, вместе с крестом от Джо-Джо, извинением и машинами для его отца, на Уиллиса следовало бы наложить взыскание, снять его на время с полетов, сделать вычет из его жалованья за халатность в воздухе. Я этого не предлагаю, а просто высказываю свое мнение. Вы судья, Норм, и должны понять мою точку зрения.

– Я ее понимаю, – сказал полковник Росс, – но нынче утром я не судья. У меня есть другие неотложные дела. – Он поглядел на сержанта Брукса, который, сидя у своего аппарата, с поразительным несокрушимым терпением деловито обзванивал всех тех, с кем уже один раз говорил рано утром, и сообщал, что разбирательство отменено. Полковник Росс решил, что эта манера сержанта Брукса особенно ясно показывала, что сержант Брукс хоть и видел в нем трудного старика, но мало-помалу научился уважать его старческие суждения.

– Мы должны выпутать Нюда из этой истории, – сказал полковник Росс. – Сам он выпутаться не сможет или не захочет. Все остальное нам придется игнорировать. – Разговаривать с селектором, положив ладони на стол перед собой, – это словно разговаривать с самим собой, подумал полковник Росс. По телефону – другое дело: говоришь в трубку, которая, несомненно, к чему-то подсоединена.

Тем не менее электрическое безмолвие селектора словно бы передавало изумление полковника Моубри, а может быть, он что-то стремительно прикидывал. Полковник Моубри не мог не знать, что генерал часто поступал так, как рекомендовал полковник Росс, а вернее, следовал его указаниям, но внешнюю форму все же следовало соблюдать. Вы ссылаетесь на «Le roi le veut[11]11
  Так желает король (франц.).


[Закрыть]» и развязываете себе руки, обретаете власть, официально заявляя, что никакой властью не пользуетесь. Безмолвие, разумеется, означало, что полковник Моубри лавирует. Потом полковник Моубри сказал растерянным, но четко укоризненным тоном:

– Все-таки это уж слишком, Норм.

Подтекст был очевиден: полковник Росс не понимает, что говорит, да и как же иначе? Справедливый и бесхитростный полковник Моубри одновременно и оправдывал его, и порицал. Росс ведь не кадровый военный и Академию не кончал. В критической ситуации эти его дефекты, все, чем он не был, выходили наружу. Полковник Моубри дал это почувствовать точно так же, как он дал понять, ни словом ни о чем подобном не заикнувшись, что лейтенант Уиллис, сажая свой Б-26 без разрешения, продемонстрировал свой дефект – негритянскую кровь в словно бы отличившемся летчике.

Полковник Моубри сказал:

– По-моему, Норм, нам следует немедленно поставить Нюда в известность. Мне кажется, за каким-то пределом мы не должны его подменять, не введя полностью в курс. Откуда мне знать, может быть, он не захочет, чтобы отец этого Уиллиса ехал в госпиталь. Я не считаю возможным послать машину… отвезти его туда, если Нюд не будет об этом знать…

– Попробуйте, не удастся ли вам поговорить с ним теперь же, – сказал полковник Росс. – Я буду только рад. Однако прежде спросите, будет ли он сегодня присутствовать на параде, а все остальное уж потом.

– Но… – Полковник Моубри умолк в явном ошеломлении. – Конечно, будет – как же иначе. По-моему, я не понял, что вы сказали, Норм.

– Именно это я и сказал. И потом сообщите мне, хорошо? – Полковник Росс отключил селектор и нажал кнопку звонка под крышкой своего стола. В дверях позади него появилась миссис Элиот, и он, взяв два листа с угла стола, сказал:

– Будьте добры, напечатайте. Это показания для генерала Бакстера. И кто-то должен засвидетельствовать мою подпись. Нет, лучше отдайте мисс Миллер. Возможно, мне сейчас надо будет кое-что продиктовать. Стив, капитан Коллинз пришел раньше майора Маккрири?

– Да, судья.

– Пригласите его. А когда он войдет, скажите майору Маккрири, что я скоро приеду в госпиталь и увижусь с ним там. Передайте мои извинения, что я продержал его здесь, но мне надо кое-что закончить для генерала. Скажите, что я буду очень рад помочь ему в любом расследовании, которое он сочтет нужным начать. Короче, обговорите все.

* * *

Капитан Раймонди в белом халате сидел на краю письменного стола, медленно покачивая стетоскопом. Лейтенант Вертауэр говорил ему:

– Меня не спрашивайте. У меня еще не было времени заглянуть в ночные записи, они у Присси. Я только-только пришел, когда поступил вызов в «Олеандровую башню». Ночью дежурил Кларк, и он должен был меня дождаться, но Присси сказала мне, что майор пришел очень рано, а затем умчался на территорию весь какой-то взъерошенный. Ну и Кларк, сукин сын, наверное, решил, что, раз Маккрири нет, никто не узнает, если он отправится к себе на боковую. И отправился. Так что со «скорой» пришлось поехать мне. – Он взял ручку и в верхнем углу лежавшей перед ним медицинской карты написал: «Эндрюс, Кэтрин Л. (жена) – кап. Дональд В. Эндрюс, и. о. нач., нестандартные проекты, АБДИП». – Вот к ней, – сказал он, заглянув в листок лабораторного анализа, и начал записывать в карту. – Гипергликемия, – сказал он. – Сахара в крови около двухсот пятидесяти. Ацетон можно было унюхать с порога. А у меня в чемоданчике ровным счетом ничего, и потому мы закутали ее в одеяло и привезли сюда – этот капрал, Бак или Бакс его фамилия, которого они усаживают за руль, рано или поздно кого-нибудь угробит, и я уже думал, что начнет он с меня. Я доложу о нем капитану Вогену. Ему вообще нельзя доверять машину. Ну, как бы то ни было, из комы мы ее вывели, накачали чем могли, и, думаю, она выкарабкается. История заболевания неизвестна. От нее, естественно, ничего узнать было нельзя. Полностью вырубилась. Лежала на полу. Я заметил, что ее рвало в ванной. Когда мы укладывали ее в машину, подошел муж с еще одним офицером, но у меня не было времени выяснять у него что-нибудь толком – узнал одно: от диабета она никогда не лечилась. Года тридцать четыре, очень худая, но, по-моему, худоба не патологическая. У нее бы тогда появились симптомы – полидипсия, полиурия, – и она обратилась бы к врачу. По-моему, заболевание новое. Она только что приехала повидать мужа, и, по-моему, ее сразу и скрутило. Понимаете – постоянное напряжение, постоянная тревога. Идет же война. Ну и все такое прочее. Я поговорю с мужем. Он ждет где-то там. Совсем рассыпался бедняга. Естественно, он не знал, что с ней, но сочинил свою теорийку. – Лейтенант Вертауэр бросил карту в ящик. – Он сказал, что она была вполне здорова, когда он уходил. Но я видел, что ему как-то не по себе. И тут все открылось. Он отвел меня в сторону и сказал, что, может быть, ему надо объяснить мне… э… хотя дорога у нее была тяжелой; она прилетела в Орландо вчера вечером, а сюда ехала на машине, так что ему… э… может быть, не следовало бы; но она… э… хотела; ну и он… э… имел… э… сношение с ней, едва они поднялись к себе, примерно за час до…

Капитан Раймонди добродушно захохотал.

– Пусть это будет вам предупреждением, – сказал он. – Никогда по утрам этим не занимайтесь.

– Ага. Я сказал ему, что, по-моему, это вряд ли имело значение. Она должна выкарабкаться и будет потреблять инсулин до конца своих дней. Когда я уходил, инъекции уже начали приводить ее в порядок. Она в женской палате, корпус Е. Загляните к ней, когда будете проходить мимо, хорошо?

* * *

Капитан Эндрюс сказал:

– Хоть бы кто-нибудь вышел. По-твоему, мы пришли куда надо?

Натаниел Хикс, который про себя не мог не согласиться с тем, что долгая задержка ничего хорошего не сулит, нагнулся и придавил подошвой докуренную сигарету. Проверил расплющенный конец большим и указательным пальцами – действительно ли она погасла? – прошел в другой конец узкого коридора и бросил окурок в металлическую урну.

– Конечно, куда надо, – сказал он, кивая на табличку у двери небольшого кабинета напротив. Она гласила: «Женская палата № 1». Ниже стояло: «Дежурит», а еще ниже было прямоугольное окошечко, куда вставлялась карточка. Эта карточка гласила «Л-нт Изабелла Шекспир, СМС[12]12
  Служба медицинских сестер.


[Закрыть]».

Натаниел Хикс в очередной раз задумался над этой невероятной фамилией. Наверное, какая-нибудь славянская, неуклюже англизированная. Он сказал:

– Наверное, выскочила выпить наспех чашечку кофе в трактире «Русалка». Вон там телефон. Через минуту я попробую выяснить, к чему он подсоединен. – Он вернулся к небольшому складному стулу рядом с тем, на котором сидел капитан Эндрюс. Тот ответил на эрудированную остроту про трактир «Русалка» слабой улыбкой.

– Послушай, Нат, – сказал он, – зачем тебе тратить попусту все утро? Я очень благодарен тебе за все, но ведь больше, по-моему, никто ничего сделать не может. Ты же, наверное, был занят со своим капитаном Уайли…

– О нем забудь, – твердо сказал Натаниел Хикс. – Боудри прислал Маккейба, и Уайли сидит с ним над диаграммами. Я им не нужен. Дождусь, когда доктор скажет, что все в порядке, а потом подброшу тебя.

Он надеялся, что капитану Эндрюсу станет полегче, если косвенно внушить ему, что все должно кончиться хорошо, но капитан расстроенно сказал вполголоса:

– С этими докторами разве что-нибудь поймешь! Откуда мне знать, хорошие они врачи или нет. Этот вот, лейтенант Вертауэр… Глупо, конечно, но когда я вижу, насколько он моложе меня, то невольно думаю, а много ли знает такой мальчишка.

– Мне он показался вполне компетентным, – сказал Натаниел Хикс, хотя вовсе не был в этом уверен. – Он, бесспорно, действовал быстро… то есть я хочу сказать, он действовал так, словно хорошо знал, что надо делать, не тянул и… ну… был уверен в себе, сосредоточен. Нет, я бы на него положился.

Капитан Эндрюс расстроенно молчал. Возможно, в мозгу у него непроизвольно мелькнуло естественное возражение: да, конечно, но ты-то тут при чем? Тебе ведь не надо на него полагаться! Он облизнул губы и вместо этого сказал:

– Не знаю, верно ли я его понял. Он сказал, что это кома, и мне стало ясно: ничего хорошего. По-моему, они это слово употребляют, только если положение очень серьезно. По-моему, он сказал: диабетическая кома. Я, конечно, тут не разбираюсь, но вроде бы диабет – болезнь хроническая, а не так, чтобы вдруг и сразу. Когда мы поднимались по лестнице, я видел, что она страшно устала, но не думаю, что ей было по-настоящему нехорошо. Конечно, ты скажешь, она просто не хотела меня волновать. Она разделась… когда я уходил, она старалась уснуть. Наверное, я не должен был допустить, чтобы она приехала, тем более в такую жару. По-моему, дорога вымотала ее сильнее, чем она отдавала себе отчет. Наверное, мне следовало бы попросить ее не приезжать. Но ведь Кэтрин всегда была абсолютно здоровой. Вот только шесть лет назад, когда мы потеряли маленького…

Капитан Эндрюс умолк. Он искоса растерянно посмотрел на Натаниела Хикса, словно не мог понять, с какой стати у него вдруг вырвалось такое сугубо личное признание, менее всего предназначенное для посторонних ушей.

– Да, тяжело, – автоматически сказал Натаниел Хикс.

Взять назад непроизвольно вырвавшиеся слова было бы невозможно, и капитан Эндрюс продолжал, видимо решив, что замолчать или резко переменить тему значило бы поставить Натаниела Хикса в еще более неловкое положение. Он сказал: