Текст книги "Срочно нужен гробовщик (Сборник)"
Автор книги: Дороти Ли Сэйерс
Соавторы: Джозефина Тэй,Марджери (Марджори) Аллингем (Аллингхэм)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 43 страниц)
21. Длинная прогулка
Чарли Люк вылил остаток воды на седую мотающуюся голову.
– Бесполезно, – выпрямившись, коротко бросил он. – До-рвался-таки. Выпил не меньше бутылки. Пусть проспится, о чем с ним сейчас говорить.
Он подозвал молодого полицейского, помогавшего ему, и они вместе уложили старика в постель. Кампьен молча созерцал это временное крушение планов. Они с Люком обнаружили капитана спавшим в кресле, к его груди солдата был нежно прижат стакан, штопор и пустая бутылка виски валялись на полу, а из приоткрытого рта вырывались трубные звуки, лишавшие всякой надежды.
Юный детектив с запиской для Люка подоспел вовремя и активно включился в водные процедуры. У Люка был испытанный метод оживления алкоголиков, но капитан и ему оказался не по зубам.
Попав в весьма неловкое положение, капитан обратился к проверенному средству – заветной бутылке, спрятанной в старом кожаном футляре для шляп, и она его не подвела. Так что сейчас он счастливо обретался где-то в туманных далях, на время забыв о неприятной действительности.
Чарли Люк стоял у кровати, мрачно выпятив подбородок, его смуглое лицо выражало крайнюю степень недовольства.
– Старый дурак! – угрюмо сказал он без всякой злости. – Меня мороз по коже подрал, когда я его увидел. Решил, что он выкинул тот же фортель, что и папаша Уайлд. Как будто все сговорились пить какую-нибудь дрянь, стоит мне появиться.
– Скорее всего, он боится Рене, а не вас, – Кампьен попытался утешить Люка.
– Рене? – Люк оглядел погром в комнате. – Господи! Я буду опять во всем виноват. Поллит, присмотрите за капитаном и наведите заодно порядок. Мы будем поблизости, через площадку.
И он двинулся в комнату Кампьена.
– Вам от шефа письмо, – протянул он Кампьену конверт. – И мне донесение от Порки. Итак, что тут? О-ля-ля!
Даже читая, Люк совершал множество движений. Голубые листки с напечатанным на машинке текстом трепыхались у него в руках, как живые, а когда он их переворачивал, они хлопали, как сохнущее на ветру белье.
Кампьен вскрыл письмо и все еще был поглощен чтением, когда Люк наконец поднялся, подошел к окну и слегка раздвинул шторы.
– Зеваки так и не расходятся, – заметил он и вернулся на место. – Не нравится мне эта история. Никто от этого убийства не разбогател. Я говорю сейчас о намеке Джеса. Что-то здесь не так.
Он разложил листки донесения.
– Папаша Уайлд задолжал всем – лавочникам, газовой компании, банку. Мы проверили. Если ему кто-то и Платил – не знаю, чем уж он там занимался, – то денег на счету в банке у него не было. Никаких выплат он не делал и даже на еду почти ничего не тратил. В заключении врача черным по белому написано – «недоедание». Бедолага! Нравился он мне, потому что был какой-то уж слишком тихий.
– Может быть, шантаж? – предположил Кампьен.
– Похоже на то. – Чарли Люк покачал головой. – Наверно, когда-нибудь – он ведь аптекарь – либо дозу перепутал, либо девчонке какой из беды помог выпутаться. А кто-то пронюхал. Я ведь в прошлом году не раз заскакивал к нему поболтать, и ничего. А тут на тебе: только увидел меня и сыграл в ящик.
Кампьен осторожно кашлянул.
– Похоже, он был замешан в чем-то достаточно серьезном, вам не кажется?
– Возможно. – Папаша Уайлд был больным местом Люка. – И еще эта парочка червекопателей, через дорогу отсюда. – Голос прозвучал не столь безнадежно. – Раскручиваем их сейчас. Простите, может, в вашем письме есть что-нибудь важное? – Он с таким упованием глядел на листки Кампьена, что тому стало больно его разочаровывать.
– Боюсь, ничего, – честно ответил он. – Я задал Йео несколько вопросов, и все его ответы прямо или косвенно отрицательны. Луки Джеффриз скончался в тюремной больнице, так и не пролив света на тайну Эйпрон-стрит. Известно только, что он боялся по ней пройтись. Поймали его на месте преступления, какая-то очень уж жалкая кража со взломом. Судя по всему, действовал в одиночку.
– Опять не повезло.
– Интересовался я и Беллой Макрейв. Она с двумя старухами сестрами держит прачечную и гладильню в Степни. Сестры понятия не имеют, где она, ждут со дня на день. Пришел ответ химиков. – Кампьен взял три листка. – Я спрашивал, можно ли в домашних условиях получить гиосцин из белены. Вот здесь, наверху странички, несколько слов. Йео, видно, решил перевести для нас их ответ.
Люк скосил глаза на приписку.
– «Из этого, по-видимому, следует, что нельзя», – прочитал он вслух и фыркнул. – Все жаждут помочь, а дело ни с места, как сказал ослик амбарной двери.
Люк закрыл глаза.
– Этот тип Лоренс все-таки держится очень странно и, конечно, что-то утаивает. Но знаете, что я думаю? – Он снова открыл глаза и задумчиво посмотрел на Кампьена. – Не мог он отправить на тот свет сестричку. Кто там? A-а, заходите, Джордж. Мистер Кампьен, познакомьтесь – это сержант Пико. Навещал гробовщиков. Есть улов, Джордж?
Сержант прямо-таки излучал надежность, уважение к закону и правам человека, как другие излучают то же, только с обратным знаком.
– Добрый вечер, сэр, добрый вечер, – застрекотал он. – Что вам сказать? Видели обоих, заглянули во все щели, перелистали все записи. Ничего. – Он твердо посмотрел своему шефу в глаза. – Дело у них крепко поставлено.
Люк кивнул. В полном отчаянии он являл зрелище не менее живописное, чем на гребне славы: спина сгорблена, плечи поникли, полегли даже тугие колечки на голове.
– Мистер Кампьен хотел бы знать, привозил ли он на днях чье-нибудь тело по поручению родных, чтобы именно здесь обрядить его и положить в гроб?
– Нет, ничего подобного не было, во всяком случае с тысяча девятьсот тридцатого года. Похоронное бюро – не самое удачное место для шахер-махера. Знаете, сколько надо всяких квитанций, справок и всякого такого. Честно говоря, не представляю, с чего бы его стали втягивать в контрабанду. Какой бы ни был товар, проще ведь нанять грузовик. На него никто и не взглянет, но уж на гроб-то любой обернется. – Он покачал головой. – Нет, не вижу смысла.
– Не видите, Джордж? – ухмыльнулся Люк. – А вы не видели там гроба, украшенного золотом?
– Нет, сэр. – Пико закрыл блокнот. – Я осмотрел четыре нарядных гроба из светлого дерева. Мистер Пузо подтвердил, что забрал гроб из подвала, который арендует в этом доме. Говорит, понадобился для похорон в Лансбери-террас. Можно, конечно, опросить свидетелей, как выглядел гроб, но для полной уверенности необходима эксгумация. Мне показалось, вы не хотели доводить дело до такой крайности, сэр. Тем более, что от этого изменится?
Люк покосился на Кампьена.
– А какое отношение наш гробовщик имеет к отелю?
– Ему пришлось однажды вынести покойника в пианино, – нахмурился Пико. – Он мне все подробно рассказал. Было это в прошлом году. Пианино, вернее корпус от него, принадлежит не ему, а отелю «Бальзамик». Тело он привез к себе и уложил, как полагается, в гроб. У него есть такой сарай, вроде частного морга. Все в соответствии с законом и с ведома властей.
– А как он доставил его сюда? На грузовике? – живо заинтересовался Кампьен.
– Нет, сэр. У них, – Пико снова достал блокнот, – двое похоронных дрог; одни совсем древние, другие поновее. Покойников перевозят на лошадях. Они используют лошадей – народ тут небогатый, но обстоятельный: без лошадей похорон не мыслят. А на свадьбах предпочитают машины. Есть еще две траурные кареты для плакальщиков – вот, в общем-то, и все. Если этого не хватает, арендуют лимузины и четыре лошади – вороные, разумеется. Трем пора на пенсию, а четвертая еще вполне резвая.
– Вы все это видели?
– Разумеется, сэр. Даже потрепал лошадок по холке.
– А что такое похоронные дроги? Страшилище вроде табакерки на колесиках? Давненько не видел, с детства наверно.
– Неужели, сэр? – Всем своим видом Пико старался показать, что высокий гость много потерял. – А здешний народ их очень уважает за солидность. У мистера Пузо хоть они и старые, но в прекрасном состоянии. Кбзлы высокие – очень респектабельно. Да, сэр, чуть не забыл. Я заметил только одну странность. Пока старший Пузо с нами беседовал, он весь взмок. Мокрый сидел как мышь. На все вопросы отвечал, все показывал, сама вежливость – но пот с него лил ручьями.
– И вы подумали, что у него грипп?
Люк уже валился с ног от усталости.
– Нет, сэр. – Пико с упреком посмотрел на шефа. – Мне показалось, что он чем-то до смерти напуган. А чем – не знаю. Разумеется, в отчете я об этом напишу. Это все, сэр. До свидания.
Люк поднялся за шляпой.
– Пойду-ка я домой, – сказал он. – Мисс Руфь отравилась, парня Клайти попытались вырубить, капитан вырубился сам. Папаша Уайлд покончил с собой, Джес ни в чем не замешан, но обливается пбтом. А мы топчемся на месте. Черт знает что! Не знаем даже, кто накропал эти письма.
– Кстати, – сказал Кампьен, – я ведь не вернул вам последнее письмо доктору. У меня тут возникла мысль. – Он полез в карман, достал письмо, аккуратно его разгладил и стал читать вслух: «Слежу за тобой, ты виноват во всех бедах бог все видит а стекло знает, будешь гореть в аду…» – Он не спеша поднял глаза на Люка.
– В моей практике было подобное говорящее стекло – так иногда называют магический кристалл… В округе случайно не практикует какой-нибудь ясновидец?
Люк резко сел, чуть не уронив шляпу.
– Я тут подумал о капитане и о женщине, которую он поджидал у почтового ящика, – неторопливо продолжал Кампьен. – Наш седовласый денди носит сравнительно новое колечко с небольшим изумрудом – странный выбор для мужчины в его возрасте и отнюдь не женоподобного склада. Рене как-то обмолвилась, что он родился в мае, а в «Девичьем справочнике» – у меня есть такой – сказано, что рожденные в мае должны носить зеленый камень, желательно изумруд, он-де приносит счастье. Капитан любит себя, небогат, много свободного времени. – Кампьен снова взглянул на Люка. Тот буквально пожирал его глазами. – Гадалка ведь чего только не наслушается за день. И мне представилась почти водевильная парочка – стареющий волокита и полоумная мегера лет пятидесяти-шестидесяти. Тайные встречи, где он выбалтывает ей все без разбору – и про себя, и про других. А когда бомба взорвалась и о письмах заговорили, он ее заподозрил. Ну, конечно, они поссорились. И она припугнула, что и ему пошлет письмо. ДумЬю, что, когда Лоренс заговорил с ним о письмах, у него появилась веская причина напиться.
Люк не шелохнулся, долго сидел как каменный, а потом тихо произнес:
– Меня пора в утиль. Есть у нас такая гадалка, даже вам на глаза попадалась.
– Вы ее знаете?
– Немного. – Люк был все еще ошарашен. Он встал и почтительно посмотрел на Кампьена. – Более того, мои ребята видели, как он от нее выходил, и доложили мне еще в самом начале расследования. Так что я знал, но не придал этому никакого значения. Знал – и прохлопал. А вы – вы ничего не знали, и вот – пожалуйста.
– Я могу и ошибиться. – Кампьен сам был несколько обескуражен столь точным попаданием. – Такое со мной тоже случалось.
– Нет, вы не ошиблись! – Чарли Люк ожил. Эти несколько минут вернули ему силы. Он помолодел лет на десять. – Есть у нас такая, называет себя Дочь Фараона. Предсказывает судьбу за шестипенсовик. Мы ее не трогали, считали безобидной.
Он замолчал, пытаясь извлечь из глубин своей незаурядной памяти новые подробности.
– Да! – голос звучал уверенно. – Да, это она и есть. Настоящее имя – сейчас, минуточку, – мисс… мисс… Боже правый! – Глаза Люка полезли на лоб. – Знаете, кто она, Кампьен? Черт возьми! Она же его сестра! Его сестра, понимаете? Мисс Конгрив. Сестра того губошлепа из банка! Боже, не дай мне умереть, пока я до них не добрался!
Он был в таком возбуждении, что не услышал настойчивый стук в дверь. Не зная, что врывается в исторический момент, Клай-ти распахнула дверь и замерла на пороге. Дрожа от нетерпения и восторга, девушка в упор взглянула на Люка. Она была неотразима. Тугой корсаж подчеркивал прелесть юной груди, широкая юбка струилась немыслимыми складками, пятнистый шарф, завязанный двойным бантом, придавал ей сходство с разряженным котенком, а модная шляпка венчала не менее модную прическу.
– Ну как? – затаив дыхание, спросила она.
И Чарли Люк решил, что служебный долг подождет. Он прищурился, внимательно разглядывая наряд Клайти и сосредоточив весь свой ум на решении ее проблем.
«Молодец!» – мысленно одобрил Кампьен.
– Ну так вот, – произнес наконец Люк, – выбросьте этот шарф, и в воскресенье мы идем в кино.
22. Скользящие петли
В четверг, в день приема, устраиваемого Эвадной, Чарли Люк появился в доме Палинодов, как говорится, ни свет ни заря. Кампьен проснулся, но еще не вставал. Его разбудил вопрос. Этот вопрос был поставлен ему во сне собственным подсознанием, поставлен во всей полноте и безотлагательности. Кампьен вертел его в голове так и эдак, и ответ на него становился все более простым и самоочевидным.
Он взглянул на часы – было четверть седьмого. Уши подсказывали ему, что в доме не только началась обычная утренняя суета, но явно что-то случилось. Он накинул халат, открыл дверь, и в нос ему ударило зловоние – значит, мисс Джессика опять варит свои зелья. Внимание Кампьена на этом факте не задержалось – именно в этот миг мисс Роупер дала пощечину Чарли Люку. Она была сердита, как согнанная с насеста квочка.
Чарли Люк, серый от усталости, но в прекрасном настроении, взял ее под локотки и приподнял на фут от пола; Рене при этом что есть силы колотила ногами воздух.
– Успокойтесь, тетушка, – говорил он, – будьте паинькой, не то придется звать сюда настоящего полицейского в каске.
Мисс Роупер расслабилась, и Люк посадил ее на пол, но она все равно преграждала ему дорогу.
– Один из ваших парней пробыл у него всю ночь, и мы с Кларри после этого не знали, что с ним делать. Наконец-то он спит, будить его нельзя, он болен.
– Не сомневаюсь, что болен, но мне надо с ним поговорить.
Увидев Кампьена, Рене обрадовалась ему как избавителю.
– Дорогуша, вправь мозги этому молодому человеку. С капитаном несчастный случай. С ним это происходит редко. Но уж если происходит, дело может кончиться смертью. Чарли пришла в голову безумная мысль, что именно он писал анонимные письма, чего просто не может быть, я за него ручаюсь. Хотя в данную минуту я сама готова свернуть его старую глупую шею. Я уложила его спать. Он еще несколько часов не сможет связать двух слов. Пусть Чарли оставит его в покое. Он не стоит на ногах, так что далеко не уйдет.
В комнате у нее за спиной послышалось сдавленное стенание, что подтвердило диагноз Рене, которая затрепыхалась при этих душераздирающих звуках, как испуганная птичка.
– Уходите, пожалуйста! – обратилась она к Люку. – Его надо допрашивать, когда он начнет приходить в себя. Если он виноват, он сознается в чем угодно, только бы его оставили на минуту в покое.
Люк не знал, что делать, и Рене стала потихоньку толкать его с площадки.
– Ну и денек предстоит, – вздохнула она. – Везде надо вымыть; из больницы приходит мальчик Клайти, и его надо тут же уложить в постель. Да еще этот идиотский прием. Эвадна, конечно, пригласила пол-Лондона. Альберт, уведи, пожалуйста, мистера Люка к себе. Завтрак я вам обоим пришлю.
Из-за двери донесся агонизирующий вопль, и инспектор сжалился над поверженным воином.
– Даю ему полчаса, – сказал он и, поймав взгляд Кампьена, выразительно поднял вверх оба больших пальца. Закрыв за собой дверь спальни и решительно отвернувшись от единственного удобного кресла, прибавил: – Капитана предоставляю вам.
Кампьен был этим явно доволен.
– Женщина у вас? – спросил он.
– В камере. Исходит слезами. – Люк дернул плечами. – Мы допрашивали ее почти всю ночь, и теперь у нас наводнение. Странная все-таки вещь, на бумаге соловьем разливается, а на допросе молчит как рыба. За три часа ничего не могли из нее вытянуть, кроме «О Господи!».
Люк все-таки сдался на уговоры, сел в кресло и усилием воли открыл пошире глаза.
– Она призналась? – спросил Кампьен.
– Призналась. Мы нашли у нее бумагу, чернила и конверты, а также промокашку с отпечатком измененного почерка. Она отказалась выходить на улицу до вечера. Сидела дома, надувшись как мышь на крупу, – с этими словами он надул щеки, насупился и руками описал полушария, изобразившие поднятую корсетом грудь. – В конце концов она все-таки раскололась. И из нее как посыпалось. И все про капитана, какой он милый, какой доверчивый, как его все обманывают. Он тронул ее до глубины души, и она сделала то, чего ни в коем случае делать нельзя. Она это понимает, ведь она получила хорошее воспитание… Как только этим старикам удается вызывать у женщин такие чувства! Выворачивают, наверное, пустые карманы и жалобно хнычут.
Он удобнее уселся в кресло, поправив подушки; веки пока еще удавалось держать приоткрытыми.
– Но справедливости ради надо признать, эта женщина обведет вокруг пальца кого хочешь. Думаю, что он понятия не имел, какую кашу заваривает, сидя перед этим шаманским кристаллом. Скорее всего, просто нес всякий бред, словом, интересничал.
– Г-м, – протянул Кампьен. – А как двигаются дела с ее братцем?
Люк нахмурился.
– Губошлепа мы прозевали, – признался он. – Пока она впускала нас в парадную дверь, он выскользнул через заднюю. – Ему, конечно, от нас не уйти. Но все-таки досадно.
– Он вдохновитель этих писем?
В красных, усталых глазах Люка зажегся интерес к этой новой идее.
– Я… я не думаю. Никакого намека на это. Мне кажется, письма – собственная инициатива прорицательницы. Это-то меня больше всего и злит. У нас как бывает – ухватишь настоящую ниточку, и дело пошло распускаться, как тетушкина кофта. А здесь? Куда нас эта нить привела? Перезрелая красотка со злокозненным характером втюрилась, как школьница, в капитана и стала брызгать ядовитой слюной. Он, конечно, был с ней не очень любезен. Это очевидно. Она, правда, сказала только, что начала у него лечиться и передумала. У нее что-то с желудком. Надо признать, он недостаточно терпелив с пациентками, склонными к истерикам. Я это давно знаю. Так что дело опять зашло в тупик.
– Ну, не скажите. Ведь письма-то не обманули. Она обвинила доктора, что он не заметил насильственной смерти. И он таки действительно не заметил. Одной злокозненности эти письма приписать нельзя.
– Это исходит от капитана, – гнул свое Люк. – Вот почему я так хочу скорее допросить его. Возможно, на сеансах она выуживала из него то, чего он и сам не подозревал. Капитан ведь приходил к ней дважды в неделю, изливал свои горести. Мог забыть, что сказал прошлый раз. А она помнила. Ну и постепенно составила себе некую картину. Ведь губошлеп-то не мог знать, что делается в семействе Палинодов.
Кампьен спорить не стал, а поспешил одеться.
– Когда мисс Конгрив предстанет перед магистратом? Вы там будете?
– В десять. С ней пойдет Порки. Проследит, чтобы ее отпустили на поруки. У вас есть для меня задание?
– Позвольте дать вам совет, – улыбнулся Кампьен. – Поспите в моей постели часок-другой. Когда проснетесь, капитан будет если не любезен, то, во всяком случае, вполне контактен. А я тем временем займусь разработкой одной идеи – сегодня ночью пришла мне в голову. Где можно найти вашего коронера?
На губах Люка замерли слова протеста. У него была отличная выучка, и он не стал ничего спрашивать. Но сейчас же выпрямился в кресле, готовый немедля действовать.
– На Барроу-роуд, 25, – выпалил он. – У меня сейчас свободны несколько полицейских. Возьмите их на помощь. Пусть делают всю черновую работу.
Из ворота рубашки появилась приглаженная голова Кампьена.
– Не придавайте значения тому, что я вам сейчас сказал. Возможно, я и ошибаюсь, – поспешил он охладить пыл инспектора.
К девяти Кампьен позавтракал и, выйдя на крыльцо, столкнулся с миссис Лав, преградившей ему дорогу с неизменным ведром в руке. В честь нового дня на ней был небесно-голубой чепец и белый комбинезон. И как всегда, она забавляла его веселым лукавством.
– Гости у нас сегодня, – прокричала она, глядя на него подслеповатыми глазками, и добавила шепотом, прошипевшим, как осыпавшийся песок. – Народу будет из-за убийства! Народу, говорю, будет! – Она рассмеялась как нашкодивший мальчишка, в ее розовом лице так и прыгали озорные чертики. – Не забудьте о празднике. Возвращайтесь пораньше. Возвращайтесь пораньше, говорю!
– Я скоро вернусь, – заверил он ее и, сбежав по лестнице, окунулся в пронизанный солнечным светом туман.
Но Кампьен ошибся. Утренний поход к коронеру занял у него довольно много времени и вылился в целую цепь визитов, потребовавших от него немалой изобретательности и такта, чем, к счастью, Бог его не обделил. Он обошел и расспросил дюжину чьих-то родственников, разыскал чьих-то приятелей, но от последних почти ничего не добился. Тем не менее возвращался он на Эйпрон-стрит, уже залитую красными закатными лучами, легким, взволнованным шагом.
Дом Палинодов, показалось ему, полыхает малиновым пламенем. Толпа возле него увеличилась. Коркердейл вместе с подкреплением в виде двух одетых в мундир полицейских держали под охраной ворота и ограду сада; парадная же дверь, к которой вели ступени, была соблазнительно распахнута. Conversazione мисс Эвадны началась.
Атмосфера внутри была необычная. Все двери в доме раскрыты настежь – самое безыскусное и наглядное гостеприимство. Кто-то – наверняка Кларри, подумал Кампьен, – поставил на стойку в начале перил старинный медный подсвечник с четырьмя рожками. Пламя свечей на сквозняке мигало и колыхалось, они быстро оплывали, но в общем вид у них был довольно веселый.
Не успел Кампьен ступить на циновку, навстречу ему из гостиной выскочила Рене. Одетая во все черное, она выглядела на удивление великолепно; ее наряд оживлялся только крошечным белым фартуком, украшенным розовыми бутонами. Он было подумал, что в ней проснулась актриса и она вошла в роль домоправительницы из какой-то пьесы. Но первые же слова мисс Роупер показали, что он ошибся.
– Ах, это ты, дорогой! – воскликнула она, беря его за руку. – Благодарение Богу, есть еще люди, способные соблюдать приличия. Во всем доме я одна оделась в траур. И они не бессердечны, они просто все время заняты. Так что у них даже минуты нет о чем-то подумать. Надеюсь, ты меня понял?
– Вполне, тетушка. Но как тебе идет траур. Ты сегодня прекрасна.
Рене рассмеялась, ее встревоженные глаза заблестели, как будто в каждом вспыхнуло маленькое солнце.
– Несносный мальчишка! – сказала она. – Нашел время для комплиментов. Послушай, Альберт, – понизила она голос и глянула вниз, – а правда, что полиция все уже знает и даже расставила сеть, чтобы в подходящий момент накинуть ее на преступника?
– Ничего такого не слышал, – удивился Кампьен.
– Конечно, ведь тебя весь день не было дома. Но думаю, тебя сейчас же поставят в известность. Кларри не велел мне говорить это ни одной живой душе. И я, конечно, не скажу. Но ведь все равно все видят – в доме чуть не дюжина полицейских. Они ждут только команды.
– Дай Бог, чтобы дождались.
– Глупо смеяться, дорогой. Они просто ищут последнее доказательство. Кто бы это ни оказался, я все равно буду так рада! Конечно, я их всех люблю! Но возьмите хотя бы моего капитана! Ведь надо такое натворить. Тайком исчезал из дома, якшался с этой дурой-предсказательницей. Я не унижу себя, если скажу, что старая карга лет на пятнадцать меня старше. Она этими письмами такого нагнала на него страху! Он говорит, что ничего о них не знал. Врет как сивый мерин. Я так ему и сказала. Хотя у меня фигурка как у молодой, но ведь я не вчера родилась.
Рене была настроена воинственно, что только подчеркивало ее женственность. Глаза у нее сверкали, как у разъяренной кошки.
– Разумеется, сейчас он страдает, и духовно и физически. Ему нельзя не сочувствовать. Но он ведь клялся жизнью, что понятия не имел, кто их писал. Пока она сама не призналась. Да еще имела наглость угрожать, что и Лоренсу напишет! Увидев, что Лоренс выследил его, он бросился домой, побежал наверх и в панике влил в себя целую бутылку. Я даже о ее существовании и не подозревала. Да я готова его убить за такие проделки! Могла бы.
– А что ты делаешь сейчас? – спросил он. – Следишь за тем, чтобы он опять куда не улизнул?
– Дорогуша, он не стоит на ногах, – хихикнула она злобно. – Конечно, сейчас он полон раскаяния, притих, ожидает, когда его пожалеют. Нет, я стою здесь возле лестницы и сообщаю старичкам, что внизу на кухне Кларри устроил что-то вроде бара. Есть джин и много пива. Идите наверх, но ничего не пейте, особенно желтоватую гадость в бокалах. Она готовит это зелье из пижмы, и оно имеет какое-то странное действие. Когда вам надоест наверху, спускайтесь вниз. Я не могу стерпеть, чтобы гостей в доме ничем не кормили.
Он поблагодарил ее и улыбнулся с самым теплым чувством. Вечерний свет падал в открытую дверь на ее живое лицо, скрывая моргцины, но отчетливо рисуя его благородный овал. Повернувшись к лестнице, он бросил мимолетный взгляд на комнату Лоренса – дверь туда была открыта; глаза выхватили камин, какой-то миг он смотрел в его сторону, потом глянул на Рене, и внезапно ему стало страшно.
Еще один узелок в этом запутанном клубке легко развязался; непостижимая роль Рене под этой крышей вдруг нашла естественное объяснение. Кампьен решил бросить пробный шар.
– Рене, мне кажется, я знаю, почему ты все это делаешь.
Не успел он произнести эти слова, как понял, что не надо было этого говорить. Лицо ее стало как маска, взгляд утратил открытость.
– Да, дорогой? – В ее тоне прозвучало некое предупреждение.
– Не старайтесь быть умнее всех. До встречи на кухне.
– Ну что ж. Это ваше дело, – тихо сказал он и поспешил наверх, чувствуя спиной, что она смотрит ему вслед без улыбки.
