Текст книги "Срочно нужен гробовщик (Сборник)"
Автор книги: Дороти Ли Сэйерс
Соавторы: Джозефина Тэй,Марджери (Марджори) Аллингем (Аллингхэм)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 43 страниц)
19. Одна из ниточек
Большая комната сразу налево от входа была задумана и построена в те дни, когда ум, время и, уж конечно, пространство отдавались застольям.
Отец Лоренса Палинода, чья ретушированная фотография висела над камином, принимал в этом небольшом банкетном зале интеллектуальный – литературный и ученый – цвет викторианской Англии и Европы, а теперь сын профессора в одной его половине работал, а в другой спал.
Его походная кровать была втиснута между двумя довольно красивыми георгианскими красного дерева пьедесталами, на которых красовались две оправленные в бронзу вазы, а аккуратно сложенная одежда хранилась частично внутри, частично снаружи огромного буфета (на его нижней тумбе), который в наши дни был непомерно велик для любой семейной надобности.
Общее впечатление при всем том не было отталкивающим. Возле камина стояло покрытое гобеленом кресло, продавленное, но не ободранное и тщательно вычищенное; массивный длинный стол с закругленными углами, занимавший всю застланную потертым ковром середину комнаты, был аккуратно разделен на три части: первая – письменный стол, вторая – картотека и третья – довольно хорошо оснащенная бутербродная. Все остальное пространство занимали книги, среди которых не было ни одной запылившейся или потрепанной. Они стояли на полках, лежали стопками на стульях, пристенных столиках и шифоньерках, громоздились по углам.
Такой аккуратной комнаты за всю свою практику Чарли Люк не видел, о чем он и сказал Кампьену, оглядывая первый раз жилье Лоренса.
Они вошли без приглашения и в ожидании хозяина попытались провести предварительный осмотр – «окинуть комнату молниеносным взглядом», на языке Люка. На столе, на той его части, что выполняла роль письменного, стояло сбоку что-то вроде подноса дворецкого с полкой. Полка была плотно уставлена находящимися в работе книгами. Все они стояли ровно, корешками вверх. Кампьен нагнулся над ней. Прочитал первый корешок: «Судебная медицина. Сидни Смит»; второй гласил: «Токсикология. Буканен». Глаза его пробежали по корешкам, и лицо приняло безучастное, отсутствующее выражение. Тут была и «Материя медика», и «Судебная химия» Лукаса. Кампьен стал искать других знакомцев. Ну, конечно – Глейстер, Кейс, Симпсон, увлекательнейший Х.Т.Ф.Роуз и приложения к журналам, среди них «Умственная анормальность», а также «Преступность» из серии «Исследования английских криминалистов». Небольшая, но исчерпывающая рабочая библиотека криминалиста.
Он взял томик «Материя медика», взглянул на форзац и начал листать, но возглас Люка прервал его увлекательное занятие.
– Держите меня! – Этот слишком непосредственный возглас удивления, по-видимому, был вызван чем-то действительно необычным. Кампьен взглянул на Люка: его «бубновые глаза» буквально лезли из орбит. Он держал в руках листок бумаги, который только что взял с каминной доски.
– Опять она, любительница сквернословия, – сказал он.
Кампьен подошел к нему, и они вместе прочитали письмо из серии писем доктору, но адресованное, очевидно, Лоренсу Палиноду. Кампьен чувствовал, как у него по спине бежит холодок – верный признак того, что им в руки попало что-то действительно важное.
Да, было чему изумляться. Если отбросить всю непристойность и хулу, смысл послания сводился к следующему: «Вы ограбили… дурачка».
Конверт, который остался на камине, был адресован Лоренсу, на нем стоял штемпель местного почтового отделения.
– Отправлено вчера утром, – заметил Люк и положил письмо на место. – Интересно, первое ли это письмо? Если не первое, почему он никому ничего не сказал? Хорошо бы выяснить.
Он прошел дальше в комнату, позвякивая в кармане мелочью. Следуя за ним, Кампьен почти слышал ход его мыслей. Дойдя до второй половины этой, в сущности, двойной комнаты, Люк продолжал:
– Надо будет еще раз допросить его. Должен признаться, я тогда трети не понял, что он мне говорил. Может, это недостаток образования? – Люк развел руками – жест, призванный, очевидно, передать понятие пустоты. – Что же, сделаем еще попытку.
– И именно сейчас. – Кампьен тронул его за руку.
Снаружи из коридора донеслись взволнованные голоса. Карканье Лоренса перекрывало все остальное. Скрипнула дверь, послышался какой-то шум, и голос Лоренса произнес:
– Входи, входи, я настаиваю.
Люк и Кампьен, стоявшие под прикрытием складных дверей, делящих комнату на две части, остались, где были. В темном углу их не то что не было видно, просто заметишь не сразу.
Лоренс рванул дверь и стал рукой нашаривать выключатель – в запальчивости он не видел, что свет в комнате есть. Его высокая костлявая фигура двигалась еще более неуклюже, чем всегда, при этом он так трясся, что дверь, которую он держал, ходила ходуном, задела стул с книгами и верхняя упала на пол.
Лоренс резко нагнулся, чтобы ее поднять, и сшиб все остальные, хотел было подхватить их, передумал и выпрямился, покорившись своей незадачливой судьбе.
– Входи, – повторил он. – Входи сейчас же!
На его зычный голос нестройно отозвались струны пианино.
В комнату медленно вошла Клайти Уайт. Лицо у нее было бледное как полотно, огромные темные глаза казались от этого еще больше. Иссиня-черные волосы падали на плечи беспорядочно, а уродливый старомодный наряд висел на ней как на вешалке, точно тело под ним от ужаса сжалось.
– Капитан поднялся наверх, – сказала она так тихо, что они едва разобрали слова.
– Выкинь его из головы.
Лоренс захлопнул дверь и прижался к ней спиной, бессознательно приняв позу распятия, неестественную, но патетическую. Его губы, обычно бледные и чопорно поджатые, были сейчас ярко-красными и нервно плясали. Глаза без толстых из горного хрусталя очков были как бы голые и подслеповатые, и казалось, из них вот-вот брызнут слезы.
– Жалкая девчонка! – наконец оглушительно крикнул он.
В комнате разыгрывалась мелодрама, абсурдная и вместе убийственная, поскольку главный герой, несомненно, страдал. Его душевная боль бесновалась, как разъяренная кошка.
– Ты так похожа на мою сестру, – произнес он, бессознательно переходя на ритмическую прозу. Прыгающий ритм, срывающийся голос, не нагоняй, а истерика. – Она была такая же бледная и чистая. Чистая, как белый листок бумаги. Но она лгала. Коварно лгала! Она убегала из дому и занималась любовью в подворотне, как гулящая девка!
Он не был ни трагиком, ни красавцем и все-таки производил не смешное, а грозное впечатление. Кампьен вздохнул. Чарли Люк поежился.
Клайти стояла замерев перед своим инквизитором. Ее темные глаза смотрели интеллигентно и настороженно, как смотрит знающий жизненные невзгоды ребенок. В ней был заметен не столько страх, сколько усталость.
– Она вышла замуж за моего отца, – неожиданно проговорила Клайти. – Вам никогда не приходило в голову, что это вы толкнули ее на путь обмана? Так же как толкнули меня. Вы думаете, мне нравится заниматься любовью в парке?
– А в коридоре городской больницы? – Презрение его достигло апогея. – Тебя к этому тянет, поэтому ты так себя и ведешь. У тебя зуд в одном месте! Горячие руки царапают тротуар в душных сумерках, а рядом шарканье любопытных ног. Меня выворачивает наизнанку! Господи! Как ты мне отвратительна! Ты слышишь, что я тебе говорю?
Клайти потрясенно молчала. Она стала еще бледнее, ее гордый изящный нос чуть не уперся в грудь, плечи поникли – юная жизнь, сломленная долгим унизительным непониманием.
– Ну?
Она встретила его взгляд, и слабая неуправляемая своевольная ухмылка тронула ее губы.
– Все это не так, – сказала она. – Мне кажется, вы знаете об этом только из книг.
Лоренс замигал, как будто его ударили по щеке, а в глазах Кампьена, кое-что понявшего в этой сцене, исчезло всякое выражение.
Естественно, гнев Лоренса только еще разгорался. Он бросился через комнату к камину.
– Да, я много читал! – Он схватил с камина письмо и протянул его ей. – Может, станешь утверждать, что это не ты писала?
Она не колеблясь взяла протянутое письмо и с удивлением посмотрела на адрес. Удивление, судя по всему, не было наигранным.
– Конечно, не я. Это ведь не мой почерк.
– Не твой? – Он навис над ней, доведя себя до белого каления. – Не твой? Это ты писала анонимные письма, поставила семью в такое ужасное положение. Ты облила нас всех этой грязью!
– Нет! – Клайти поняла, какое ей предъявлено обвинение, щеки у нее вспыхнули, глаза расширились и потемнели. Было видно, что она всерьез испугалась Лоренса. – Гнусно так говорить…
– Гнусно? Господи! Знаешь ли ты, милая моя, что ты пишешь? Из какого уголка подсознания вылазит у тебя эта мерзость? Читай вслух! И перестань отпираться.
Клайти держала в руке письмо, не зная, что делать; выражение лица, нахмуренные брови ясно говорили, что у нее появились сомнения в его психической полноценности. Наконец она вынула грязный, сложенный вчетверо листок, но не стала разворачивать.
– Честное слово, я никогда в жизни не видела этого письма, – решительно сказала она и чуть улыбнулась, как будто не верила, что дядю Лоренса можно в чем-то убедить. – Я говорю правду, – продолжала она. – Я никогда, никогда не видела этого листка, и потом, я не из тех, кто пишет анонимные письма. Вся эта глупость о переходном возрасте, которую вы вычитали в ваших книгах… Неужели вы не видите, что она не имеет ко мне никакого отношения?
– Читай, Клайти. – Его голос почти сел. – Ты это сделала и должна понять, как это омерзительно. В этом твое единственное спасение. Ты должна осознать, какая это гадость.
Клайти развернула письмо, взглянула на него и отстранила от себя на вытянутую руку.
– Нет, я не буду это читать. – Заговорившая в ней возмущенная гордость живо напомнила одному из невольных зрителей этой сцены мисс Эвадну. – Вы разве не видите, дядя Лоренс, какую чудовищную ошибку совершаете? У вас нет права обращаться со мной таким образом. И я это не потерплю. Немедленно возьмите эту гадость, или я сожгу ее.
– Читай! – вопил Лоренс. – Читай вслух!
– Не буду.
Чарли Люк быстро вышел из укрытия и выхватил это яблоко раздора из рук Клайти. Он был вне себя.
– Хватит, – единственное, что нашелся сказать Люк: ему удалось преобразовать тысячевольтный заряд в спокойное негодование и выглядеть ангелом Господним из современной «моралитэ».
Лоренс Палинод, верный себе, не заметил, что Люк появился не из входной двери.
– Я не слышал вашего стука, – произнес он с достоинством.
Пожалуй, сейчас только это замечание могло привести Люка в замешательство. Он открыл рот и тут же закрыл его, не сказав ни слова, но взгляд его продолжал возмущенно буравить не в меру разошедшегося Палинода.
Он секунд десять не отводил от Лоренса глаз, пока не вспомнил о Клайти. Она испугалась гораздо больше дядюшки и собирала силы для отпора. Но первые же слова Люка, поразив неожиданностью, вернули ей самообладание.
– У вас ведь есть какая-то другая одежда? – возгласил он. – Наряд, который вам к лицу?
Клайти виновато кивнула.
– Идите и переоденьтесь. Вы из этого выросли, – продолжал он и одним взмахом руки перечеркнул исследования Лоренса Палинода в области психологии пубертатного периода, равно как все семейные авторитеты.
– У меня в округе есть семнадцатилетние девушки, прекрасные жены и матери годовалых детишек, – развивал Люк предыдущее высказывание, и в его голосе слышалось мягкое увещевание, как всегда в разговоре с Клайти. Он вел себя с ней так, будто они знакомы сто лет; во всяком случае, понимал он ее как никто.
И она сразу его поняла. Улыбнулась с облегчением, без капли унижающей благодарности.
– Вы правы, – сказала она. – Именно это я сейчас и сделаю.
– Ты куда? Ты куда идешь? – ринулся было за ней Лоренс, удержав ее за плечо.
Клайти мягко, почти ласково высвободилась.
– Иду стать взрослой, – ответила она. – Я скоро вернусь. Лоренс тупо смотрел на захлопнувшуюся дверь, повернулся и тут только увидел Кампьена.
20. Денежные дела
– Я, знаете ли, не в восторге от вашего вторжения. Отнюдь, – сказал Лоренс Палинод, всем своим видом и движениями выражая недовольство, что, правда, не замедлил сгладить открытой застенчивой улыбкой. Садясь за стол, он опрокинул чернильницу, потянулся за промокашкой, которую, видимо, всегда держал под рукой, вытер лужицу и заговорил как испорченный громкоговоритель – голос то нещадно резал уши, то совсем пропадал.
– У меня был серьезный разговор с членами моей семьи. И вы не должны вмешиваться. Не имеете права.
Его длинная красноватая шея дернулась в сторону собеседников, как будто с трудом удерживая тяжесть головы.
– У вас мое письмо, инспектор. Потрудитесь вернуть.
Чарли Люк взглянул на источавший злобу листочек.
– Так это вы писали? – резко спросил он, вертя письмо в руках.
Близорукие глаза расширились от изумления.
– Я?! В приступе помешательства, вероятно? Любопытная версия, но не выдерживает критики. Разумеется, не я. Но вернуть прошу настоятельно – в свете событий этот документ представляется мне очень важным.
– Мне тоже, сэр. – И Чарли Люк опустил листок во внутренний карман.
Бледные впалые щеки Лоренса Палинода окрасились румянцем.
– Это нечестно! – возмутился он. – У вас их хватает.
– Откуда вы знаете?
– Любезный сэр, вы что, считаете это секретом? Люди, к вашему сведению, имеют обыкновение переброситься парой слов, а иные даже читают газеты.
Но Люк не собирался сдаваться.
– Почему вы решили, что это письмо из той же серии, если тех писем не видели?
– Как это не видел? Первое-то, уж во всяком случае, видел, даже пометку на нем сделал. Доктор мне сразу показал. А когда почтальон принес это, я тут же опознал изящный слог мадам Пер-нель.
– Она-то здесь при чем? Еще пять минут назад вы обвиняли мисс Уайт.
Тень глубокой скорби, безусловно искренней, скользнула по его угловатому, лишенному растительности лицу. Но он взял себя в руки – не в его правилах было выказывать чувства.
– О, вечная загадка женской души! – воскликнул он. – Возможно, вы ее ощущаете не так остро. А я… – Он замолчал и покачал головой. – Наверно, вы правы: она действительно мадам Пернель. Единственное, в чем можно не сомневаться.
Конечно, вряд ли это был подходящий язык для разговора с полицейским. Инспектор озадаченно насупился, опять явная неудача.
И Кампьен решил, что пора вмешаться.
– На вашем месте я не стал бы так нервничать, – сказал он.
– У полиции свои проблемы. Вы ведь не знакомы с мадам Пернель, инспектор?
– Не знаком? Еще как знаком! – воскликнул Люк. – Держит забегаловку на Саффолк-стрит, рядом с церковью. Старая клуша, добродушная и толстая, как бочонок доброго пива. Двух слов толком связать не может, а написать и того меньше. Мистер Палинод уже говорил о ней, мы проверили.
Лоренс вздохнул и неуклюже пожал плечами. Кампьен устроился поудобнее и достал сигареты.
– Помнится, где-то у Мольера встречалась некая Пернель – крайне желчная и зловредная особа, – как бы невзначай заметил он.
– В «Тартюфе», школьная программа, – устало обронил Лоренс и, повернувшись к Люку, добавил мягко, но и с некоторым раздражением: – С вами невозможно разговаривать.
– Где уж! – пробурчал тот.
– Почему вы решили, что письма писала ваша племянница?
– Кампьен снял очки и приготовился слушать.
– Об этом я предпочитаю молчать.
Не обращая внимания на негодующий возглас Люка, Кампьен продолжал.
– Библиотечные? – кивнул он на книги, стоявшие на подносе.
– По большей части да. К сожалению. Мои капиталы, увы, не позволяют покупать все книги, какие хочется.
– И давно они у вас?
– A-а, понимаю, куда вы клоните. С того дня, как пришло первое анонимное письмо. Надо, знаете ли, сначала изучить предмет, а потом уже действовать.
– Безусловно. – Кампьен был по-прежнему серьезен. – Простите за любопытство, вы, кажется, все свое внимание сосредоточили исключительно на письмах?
– Естественно.
– Почему?
Последний мужчина из рода Палинодов одарил Кампьена очередной ослепительной улыбкой.
– Потому что письма – единственная для меня загадка, – живо объявил он.
Люк покосился на коллегу. Кампьен чувствовал себя как рыба в воде.
– Я так и предполагал, – весело отозвался он. – Вы ведь перемыли все стаканы и чашки. Вымой вы только одну, было бы понятно, что я пришел бы к определенному выводу. Почему вы решили, что ваша сестра покончила с собой?
Лоренс задумался.
– Я не предполагал, что мне придется обосновывать свое мнение, – заговорил он наконец, – но раз вы так хорошо осведомлены, это облегчает дело. Гробовщик видел меня, да? Ну так вот, Руфь всегда отличалась некоторой расточительностью. И вот мы с Эвадной, нарушив заповедь невмешательства, вечером пожурили ее. Руфь очень расстроилась, легла спать, а на другой день умерла. Она просто была не в состоянии упорядочить свои траты.
– Она играла на бегах, вы хотите сказать?
Брови Лоренса поползли вверх.
– Если вам и это известно, остается только удивляться, почему вы сразу не увидели очевидное?
– Где она взяла яд?
Лоренс откинулся на спинку стула, приняв весьма неустойчивую позу, чего по рассеянности и не заметил.
– А вот это предстоит выяснить вам – подробности мне неизвестны.
– Почему вы перемыли все чашки и стаканы?
Лоренс немного помолчал.
– Сам не знаю, – наконец произнес он. – Честно говоря, я поднялся к Руфи только потому, что видел – наша милая хозяйка ожидает этого от меня. Я стоял, глядя на сестру, и думал, как жалко, что она пошла в дядюшку-математика. Математическая жилка – наследственная черта в нашей семье, она никогда не приносила никому ничего хорошего. И вдруг до меня дошло: да ведь она, скорее всего, покончила с собой. И тогда я тщательно вымыл всю посуду – не дай Бог кто-нибудь возьмет чашку с отравой и выпьет из нее.
– Прелестная сказочка! – взорвался Люк. – Значит, решив, что сестра отравилась, вы палец о палец не стукнули, а увидев анонимное письмо, забегали? Вы это хотите сказать?
Лоренс не удостоил его ответом.
– Знаете, я ведь впервые в жизни такое читал, – продолжал он, обращаясь к Кампьену. – Лютая ненависть этих писем оказала на меня физиологическое действие. Интереснейшее ощущение, достойное изучения. Вам не приходилось переживать подобное?
Кампьен прекрасно его понимал и следующий вопрос задал мягким, почти виноватым тоном:
– И вы пришли к выводу, что их написала ваша племянница?
Лоренс отвернулся.
– Вы это знаете, ведь вы подслушали наш разговор.
– Но доказательства-то у вас есть?
Лоренс посмотрел на Кампьена. Лицо его пылало.
– Уважаемый сэр, это мое личное расследование. Неужели вы рассчитываете, что я буду с кем-то делиться его результатами? Ведь речь идет о моей семье.
Кампьен какое-то время молчал.
– Хочу только заметить, – тихо сказал он, – что выбор методом исключения имеет свои опасности.
– Вы полагаете? – В глазах Лоренса зажегся интерес.
Кампьен продолжал со всей серьезностью.
– Юность всегда загадка, – заметил он. – Пусть все остальные вне подозрений, это еще не основание подозревать того, кто много моложе.
Люк решил, что с него хватит.
– О чем вы толкуете? Нельзя ли вернуться к делу?
– В двух словах дело сводится к следующему, – начал объяснять Лоренс. – Когда я понял, что письмо мог написать только кто-то из родни, я перебрал всех и остановился на племяннице – единственном существе, которое было для меня загадкой. Довольно скоро я обнаружил, что она что-то от нас скрывает. – Его лицо передернулось от отвращения. – Тогда я еще ни о чем не догадывался.
– И кто же раскрыл вам глаза? Часом, не капитан?
– Да, он. Мы говорили с ним совсем о другом. И вдруг он как ушат холодной воды на меня вылил. И в таких грубых выражениях. Я не поверил, тогда он привел меня в больницу, где лежит этот негодяй, и там… Там была Клайти.
Воспоминания бередили его рану, и Кампьен снова поспешил отвлечь его.
– Я не понимаю одного, почему ваши подозрения ограничились только родными?
– Но это очевидно. – Лоренс встал, его крупные дергающиеся пальцы разжались, потревожив сложенные на столе бумаги. – Я снова и снова возвращался к письму, – выделяя слова, он почти срывался на крик. – Автор упоминает о таких подробностях, которые известны только нам одним. От этого никуда не денешься. Тут у меня есть, – Лоренс проковылял к оконной нише и остановился возле бюро, – копия письма, снял на всякий случай. – С этими словами он дернул ящик, но не рассчитал силы, и его содержимое вывалилось на паркет.
– Не ищите, – Люк все больше терял терпение, – я помню текст наизусть.
– В самом деле? – Лоренс, нагнувшись, беспомощно взирал на ворох бумаг.
– Хотите, прочитаю? – с чувством предложил Люк. – Хотя бы начало. Только, по-моему, там ничего такого нет.
– Про цветы помните? – Лоренс, явно нервничая, шагнул к нему. – Сначала поток грязи в адрес доктора за «потворство подлому убийству», а дальше слова: «Даже лилии покатились, и только дурак мог им не внять».
Невыносимое отвращение, звучащее в его голосе, выдавало ужас, который вызывали у него эти письма. Надругательство над письменным словом, святыней в его микрокосме, было само по себе страшным грехом.
Наконец-то в Люке пробудился интерес.
– Да, помню, – подтвердил он. – И когда же эти лилии покатились?
– Прямо перед началом похорон, когда никого чужих в холле не было. Даже гробовщиков.
– Лилии, наверно, были в венке? – подсказал Кампьен, чувствуя, что без него все потуги Лоренса что-то объяснить кончатся ничем.
– Да-да, именно, – обрадовался тот. – Видите ли, кто-то купил венок. Кто-то посторонний. Мы этих демонстраций не любим. Кажется, актер Грейс, который вечно увивается вокруг нашей очаровательной мисс Роупер. На ночь венок поставили на верхнюю ступеньку лестницы, прислонив к стене. Утром внизу в холле собралась вся семья. Ждали гробовщиков. Сам я на похороны не собирался, как раз заканчивал работу, а сестры хотели пойти. Приходится соблюдать декорум. Стоим мы в холле, даже эта старая нимфа – помощница мисс Роупер. Как вдруг венок возьми и соскользни со ступенек. Катится и осыпает лестницу лепестками. Нелепое зрелище! Служанка, помнится, завизжала как резаная. Мисс Роупер бросилась наверх, поймала его на полдороге и постаралась привести в порядок.
– А потом что с ним сделала? – В Люке опять заговорили недоверие и неприязнь, по его мнению, история с венком не стоила выеденного яйца.
– По-моему, поставила на стул. Да, конечно, он потом лежал поверх гроба, когда его выносили. И цветы были немного помяты. Казалось бы, пустяки, но ведь в письме на это прямая ссылка – вот что меня потрясло. Значит, автор этого сквернословия – кто-то из членов семьи. Явный случай латентного безумия.
Его передернуло, глаза смотрели загнанно и виновато.
Люка эти эмоции не трогали.
– Не вижу, при чем здесь мисс Уайт, – заметил он. – Вы знаете, как расходятся слухи. Она могла кому-то рассказать про венок Тот передать дальше. Вот и все.
– Вы хотите сказать, что они писали вместе – Клайти и этот прощелыга? – Лоренс даже изменился в лице, щеки вспыхнули от стыда и отвращения.
– Нет, сэр. Не хочу. И бросьте приплетать сюда вашу племянницу. У вас нет ни малейшего основания подозревать ее. Разболтать мог кто угодно – служанка своей тетушке, а та всему свету. Или даже мисс Роупер в мясной лавке.
– Вот уж никогда не поверю. Мисс Роупер не сплетница.
Чарли Люк глубоко вздохнул и решил не спорить.
– А почему вы следили за капитаном Сетоном? Позавчера, в два часа ночи? – резко спросил он.
Если Люк надеялся застать Лоренса врасплох, он просчитался.
– Ужасное невезение, – очень спокойно прокаркал тот. – Мне послышалось, кто-то крадется за дверью, и я решил, что это Клайти. Она не шла у меня из головы. Мы незадолго до того поссорились. Я не слыхал, что она вернулась домой, а сестра предложила пойти и «проконтропить». Оказалось, что Клайти дома. Ну и, конечно, она разобиделась.
– «Проконтропить» значит «посмотреть получше»? – поспешил спросить Кампьен, опасаясь, что Люк лопнет от бешенства.
– Да, простите, это я дал маху. Вы ведь не можете знать наши семейные словечки. Хотя оно взято из «Изящных отрывков» – третье издание.
Он подошел к шкафу и достал книгу.
– Морнингтон Контроп – родственник моего деда по материнской линии. Вот послушайте. «Архидьякон Контроп не мог найти очки. Жена посоветовала ему подойти к зеркалу. «Какой смысл смотреть в зеркало? – промолвил он. – Я без очков все равно ничего не вижу». "Вот зеркало тебе и поможет, – возразила жена. – Очки-то на тебе"».
Лоренс закрыл книгу.
– Нас всегда забавлял этот эпизод, – сказал он.
Кампьен глянул на Люка и порадовался, что все-таки согласился прийти. Полицейский не сводил с Лоренса тяжелого взгляда.
– Вы говорите, вам послышалось, что мисс Уайт крадется за дверью, – наконец заговорил он.
– Да. – Лоренс с сожалением отложил книгу. – Я вышел, хотел поймать ее, но получилось недоразумение, – улыбнулся он. – Видите ли, в темноте я ничего не вижу. Вот и выставил себя на посмешище: задержал капитана Сетона. Он выходил бросить письмо, а она ускользнула.
Люк вздохнул.
– Сетон ни с кем не встречался у почтового ящика?
Лоренс снова улыбнулся.
– Не видел. Я правда ночью слеп, как крот.
– Это он вам сказал, что выходил бросить письмо?
– Нет, я сам решил. Он мне только шепнул, когда я остановил его, что он не Клайти.
– Мисс Руфь Палинод оставила капитану наследство. Оно перешло к вам. Когда?
Вопрос был задан тихо, без нажима, но в комнате, казалось, разорвалась бомба. Лоренс Палинод зашатался, стал нервно перебирать ногами и чуть не потерял равновесие.
– Кто вам сказал? – возбужденно воскликнул он. – A-а, понимаю, письмо. Там это было. Потому-то сегодня днем я и взялся за Сетона. Наверняка это он сказал Клайти. Ну, то есть если эти мерзости она писала.
Руки у него тряслись, голос дрожал.
– Там сказано, будто я его ограбил. Нелепое обвинение. Я заплатил ему пять фунтов – это большие деньги.
– Южноамериканские акции, если не ошибаюсь?
– Не думаю. Помню, это были акции каких-то приисков. Они уже давно обесценились. Сестре об этом сказал наш поверенный. И она оставила их капитану, чтобы позлить его, – он ведь вечно сидит без денег. Такое, знаете ли, у нее чувство юмора, не слишком изысканное разумеется. И я их у него сразу выкупил: он посторонний человек, с какой стати ему страдать от наших шуточек. Шутка хороша к месту. Со стороны Руфи это было просто неинтеллигентно.
Говорил он горячо, но как будто что-то скрывал. Люк оставался настороже.
– И где они сейчас?
– У меня. В целости и сохранности.
– Хотите снова продать за пятерку?
– Нет, конечно. – Лоренсу было неловко, и эта неловкость вылилась в раздражение. – Акции – часть семейного достояния.
Кампьен, сидевший до этого молча, заговорил:
– Может, вы их уже продали?
– Я их не продавал. – В его голосе послышались упрямые нотки. – И не продам. Они у меня. Есть еще вопросы, инспектор?
Люк тронул Кампьена за плечо.
– Ладно, – отрывисто бросил он. – Вы ведь никуда не собираетесь, мистер Палинод? Нам надо пройти наверх.
Лоренс опустился в кресло, опрокинув очередную чернильницу.
– Будьте добры, закройте, пожалуйста, дверь, – сказал он через плечо, второй раз вытирая стол. – Сетона будете мучить? Позволено будет спросить, зачем он вам?
Чарли Люк подмигнул Кампьену.
– Подцепили на крючок, взятый в мясной лавке, – довольно улыбнулся он.
