Текст книги "Срочно нужен гробовщик (Сборник)"
Автор книги: Дороти Ли Сэйерс
Соавторы: Джозефина Тэй,Марджери (Марджори) Аллингем (Аллингхэм)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 43 страниц)
Родственники – люди, конечно, милые, но из тех, с кем предпочитаешь видеться пореже.
Епископ Ламберт, этот достойнейший прелат из миссии Ориноко, оказался человеком добрым и практичным. Нет-нет, он не имеет чести лично знать преподобного Аллилуйю Досона, но полагает, что его следует искать в миссии Табернакль – есть такая нонконформистская организация, которая ведет большую работу среди туземцев. Епископ сам свяжется с лондонским представительством этой почтенной общины и сообщит лорду Питеру результат. Спустя два часа секретарь епископа, проявив должное усердие, дозвонился до миссии Табернакль и раздобыл весьма утешительные сведения – преподобный Аллилуйя Досон как раз находится в Англии и его можно застать в здании миссии в Степни. Этот престарелый пастор крайне стеснен в средствах; словом, насколько понял епископ, – история грустная. Нет-нет, Бога ради, какая благодарность? Это все исключительно заслуга подневольного бедняги секретаря. А как поживает сам лорд Питер? Рад был услышать его голос. Ха-ха! А не выкроит ли милорд время отобедать у епископа?
Лорд Питер подхватил Паркера и помчался на своей красотке прямиком в миссию Табернакль. На фоне мрачного, обшарпанного фасада черный вытянутый корпус «миссис Мердл» и блеск медной выхлопной трубы произвели настоящий фурор. В ту же минуту к ней слетелась вся окрестная мелюзга и начала упоенно выводить соло на клаксоне, не обращая ни малейшего внимания на Уимзи и не дожидаясь, пока он отойдет. Питер позвонил в дверь миссии, а Паркер попытался пригрозить нарушителям суровой карой, ненавязчиво намекнув, что он – офицер полиции. Это вызвало бурю восторга, и в мгновенье ока Паркер оказался взятым в живое кольцо под предводительством бойкой особы лет двенадцати. Он предпринял несколько героических бросков с целью выйти из окружения. С визгом и хохотом кольцо на миг подалось в сторону, но рук не разжало, а потом быстро захватило прежние позиции и громко запело. В этот момент дверь миссии отворилась, и поле брани предстало во всей красе взору худощавого юноши в очках. «Дети, дети!» – неодобрительно проговорил он, укоризненно погрозив длинным тонким пальцем. Однако это вмешательство не произвело на вояк ни малейшего впечатления, да и сам юноша вряд ли рассчитывал на успех.
Лорд Питер объяснил причину своего вторжения.
– О, милости просим, заходите, – пригласил юноша, заложив пальцем книгу по теологии. – Боюсь только, вашему другу… э-э-э… у нас тут шумновато.
Паркеру тем временем удалось прорвать оцепление, и теперь он стоял за кругом, понося своих мучителей на чем свет стоит, на что противник отвечал мощным ревом гудка.
– По их милости у меня сядет аккумулятор, – заметил Уимзи.
– Попробуй сам справиться с этими дьяволятами, – прорычал Паркер.
– Друг мой, почему бы тебе не обратиться к ним как к мыслящим существам? – осведомился Уимзи. – У детей те же слабости, что у политиков и финансистов. Эй, Эсмеральда! – поманил он атаманшу.
Юная дама ответила грубоватым жестом и показала язык, но, заметив на ладони Уимзи блестящую монетку, приняла вызов и подошла.
– Посмотри, – сказал Уимзи, – это пол кроны. Тридцать пенсов. Как ты думаешь, они тебе пригодятся?
Дитя тут же проявило незаурядные мыслительные способности. Девочка стояла молча, приняв перед лицом богатства вид смущенной добродетели и потирая чулок грязным ботинком.
– Тебе вполне под силу призвать свою армию к порядку, – убеждал Уимзи. – Ты производишь впечатление женщины с характером. Так вот, если ты никого не подпустишь к машине, пока я буду в доме, – получишь полкроны. Поняла? Но если ты разрешишь им подудеть – а я это услышу, будь уверена, – плакали твои денежки. Каждый гудок обойдется тебе в пенни. Шесть гудков – и у тебя два шиллинга вместо полкроны. Тридцать гудков – и ты без денег. А я буду время от времени выглядывать и если увижу, что кто-то залез в машину, или колотит по ней, или еще что-нибудь, то не видать тебе денег как своих ушей. Условия понятны?
– Приглядеть, чтоб чего не свистнули, не то усвистят мои денежки.
– Именно так.
– Будь по-вашему, мистер. Пригляжу.
– Ну вот и умница. Идемте, сэр.
Юноша в очках провел их в тусклую маленькую приемную, похожую на привокзальный зал ожидания и увешанную картинками на сюжеты из Ветхого Завета. На полу были разбросаны циновки.
– Я передам мистеру Досону, что к нему пришли, – сказал он и исчез, зажав в руке фолиант.
Послышались шаркающие шаги, и Уимзи с Паркером приготовились плечом к плечу встретить злодея, претендующего на наследство. Однако, когда дверь отворилась, сердца сыщиков растаяли: на пороге стоял пожилой индеец, настолько застенчивый и безобидный, что вообразить кого-то, еще менее похожего на убийцу, было просто невозможно. Он стоял, нервно моргая и разглядывая посетителей из-под очков в металлической оправе, с бечевкой вместо одной дужки.
Преподобный Аллилуйя Досон, несомненно, был метисом. Приятные, слегка заостренные черты лица, орлиный нос, смуглая оливковая кожа, как у полинезийца. Волосы жидкие, с проседью, не курчавые, но достаточно волнистые. Сутулые плечи, потертая ряса. Черные, чуть навыкате глаза с желтоватыми белками смотрели открыто и дружелюбно. Улыбался он приветливо и искренне.
– Вы хотели меня видеть? – У него было прекрасное английское произношение, и только интонация выдавала уроженца колоний. – Кажется, не имел удовольствия…
– Здравствуйте, мистер Досон. Да-да, мы не знакомы. Дело в том, что… э-э-э… нам н^жны некоторые сведения… э-э-э… по истории семьи крофтонских Досонов в Уорикшире. И нас уверяли, что вы могли бы рассказать… ну… о связях этой семьи с Вест-Индией. Если, конечно, вас это не затруднит.
– Ни в коей мере. – Досон даже слегка выпрямился. – Видите ли, я сам в некотором роде принадлежу к этой семье. Не угодно ли сесть?
– Спасибо. Мы, собственно говоря, так и думали.
– А вы случайно не от мисс Уиттейкер?
В голосе слышались и надежда и обида. Уимзи не вполне понял, что стоит за этим вопросом, и предпочел ответить нейтрально, чтобы не попасть впросак.
– Нет-нет. Мы готовим справочник по истории семей, живущих в провинции. Надгробные памятники, генеалогические древа… в таком духе.
– Вот в чем дело. А я-то думал… – Казалось, он потерял надежду и вздохнул. – Ну да ладно. В любом случае буду счастлив оказаться полезным.
– Нас интересует судьба Саймона Досона. Мы знаем, что он бросил семью и отплыл в Вест-Индию. В… в тысяча семьсот…
– В тысяча восемьсот десятом, – неожиданно быстро поправил священник. – Да. Он попал в беду, когда ему было всего шестнадцать. Связался с плохой компанией, все остальные были старше, ну и втянули его в ужасную аферу. Что-то связанное с картами, а потом еще и человека убили. Не дуэль, нет – в то время дуэль не считалась бесчестьем – хотя любое насилие противно Господу. Но тот человек был предательски убит, а Саймон с дружками скрылся от правосудия. Он завербовался на флот и уплыл за море. Прослужил пятнадцать лет и был захвачен французским капером[58]58
Капер – судно, занимавшееся каперством, т. е. захватом (с ведома властей) коммерческих неприятельских судов или судов нейтральных стран, занимавшихся перевозкой грузов в пользу воюющей страны. Каперство было запрещено в 1856 году (в широком смысле каперство – морской разбой).
[Закрыть]. Потом сбежал, ну и – чтобы не утомлять вас подробностями – осел в Тринидаде под чужим именем. Жившие там англичане хорошо его приняли, дали работу на своих сахарных плантациях. Он преуспел, а под конец приобрел и небольшую собственную плантацию.
– Под каким именем он там жил?
– Харкавей. Думаю, он боялся, что его будут разыскивать как дезертира, поэтому и сменил имя. Без сомнения, ему бы пришлось ответить за побег. Так или иначе, жизнь на плантации ему понравилась, и он решил остаться. По-моему, он не рвался домой, даже наследство его не прельщало. К тому же над ним висело обвинение в убийстве, хотя вряд ли ему бы вспомнили это дело, учитывая, что тогда он был слишком молод, да и не его рука нанесла злодейский удар.
– Вы упомянули о наследстве. Он что, был старшим сыном?
– Нет. Старшим был Варнавва, но его убили при Ватерлоо, а семьи у него не было. Был и второй сын, Роджер, но тот еще в детстве умер от ветряной оспы. А Саймон был третьим.
– Стало быть, имелся четвертый сын, который унаследовал поместье.
– Да, Фредерик, отец Генри Досона. Они, конечно, пытались выяснить, что случилось с Саймоном. Но сами знаете, в те времена не так-то просто было разузнать, что происходит за океаном. Саймон не объявлялся, вот им и пришлось его обойти.
– А дети у Саймона были? Что с ними случилось? – спросил Паркер.
Легкий румянец проступил на смуглом лице священника. Он кивнул.
– Я его внук, – просто ответил он. – Потому и приехал в Англию. Когда Господь призвал меня пасти своих овец среди моего народа, я был вполне обеспеченным человеком: своя сахарная плантация, которая досталась мне от отца. Я женился и был очень счастлив. А потом выпали тяжелые времена – урожай сахара упал, наша маленькая община обеднела и не смогла поддерживать своего пастора. К тому же я становился старым и немощным, не мог работать. Да и жена начала хворать. Господь благословил нас многочисленными дочерьми, о них надо было позаботиться. Словом, я оказался в нужде. И тут мне попались старые семейные документы, принадлежавшие деду, Саймону. И я узнал, что его настоящая фамилия была не Харкавей, а Досон, и подумал – а вдруг у меня в Англии есть семья: ведь не случайно Господь послал мне эту находку. А тут как раз подошло время отправлять нового представителя в Лондон, и я попросил разрешения оставить приход и переехать в Англию.
– Вы нашли кого-нибудь из родни?
– Да. Я поехал в Крофтон – он упоминался в письмах деда – и встретился с адвокатом, неким мистером Пробином из Кроф-тоувера. Он вам знаком?
– Я слышал о нем.
– Мистер Пробин был очень добр ко мне, очень внимателен, рассказал генеалогию семьи и о том, как мой дед должен был унаследовать состояние.
– Но ведь к тому времени состояния уже не осталось.
– Да. И к сожалению, когда я показал ему бабушкино свидетельство о браке, он сказал, что это никакое не свидетельство. Боюсь, Саймон Досон был большой грешник: он просто сошелся с бабушкой, как обычно поступали плантаторы с цветными женщинами, а ей показал свидетельство, якобы подписанное губернатором. Но когда мистер Пробин навел справки, оказалось, что такого губернатора никогда не было. Конечно, это задело мои чувства доброго христианина, но поскольку состояния все равно не осталось, то не о чем было и говорить.
– Да, незадача, – посочувствовал Питер.
– Я призвал на помощь смирение, – с достоинством произнес пастор, отвесив легкий поклон. – Мистер Пробин также любезно снабдил меня рекомендательным письмом к мисс Агате Досон, единственной оставшейся в живых представительнице рода.
– Знаю, она проживала в Лихемптоне.
– Она приняла меня очень радушно, разумеется, я ни о чем не просил, но она сама назначила мне пенсию – сто фунтов в год – и выплачивала ее регулярно, вплоть до самой смерти.
– Вы больше с ней не встречались?
– Нет, я старался не беспокоить ее: вряд ли она смогла бы часто принимать человека с моим цветом кожи, – произнес преподобный Аллилуйя с оттенком гордого самоуничижения. – Но в тот раз она очень мило со мной обошлась, пригласила остаться на обед…
– И… простите мой вопрос – надеюсь, он не покажется вам очень… слишком назойливым… А мисс Уиттейкер продолжает выплачивать вам пенсию?
– Нет. Видите ли, я… я, собственно говоря, и не рассчитывал – хотя в моем положении она была очень кстати. Тем более покойная мисс Досон дала понять, что выплаты будут продолжаться и после ее смерти. Она говорила, что не хочет писать завещание. «В нем нет необходимости, кузен Аллилуйя, – сказала она. – Когда я умру, мои деньги достанутся Мэри, и она будет вместо меня выплачивать вам пенсию». Но, может быть, мисс Уиттейкер не получила наследства?
– Да нет, получила. Все это очень странно. Возможно, она просто забыла?
– Я взял на себя смелость написать ей несколько слов, когда скончалась ее тетушка, – ну, чтобы поддержать морально. Возможно, ей это не понравилось. Больше я не писал. И в то же время не могу поверить, что ее сердце очерствело и ожесточилось к страждущим. Несомненно, тут что-то не так.
– Безусловно, – ответил лорд Питер. – А теперь позвольте поблагодарить вас за любезность, вы нам очень помогли, внеся полную ясность в историю Саймона и его семьи. Мне бы хотелось кое-что записать – имена, даты… если позволите.
– Конечно, конечно. Я сейчас принесу документ, который мне любезно предоставил мистер Пробин. Там изложена вся история семьи. Простите, я ненадолго вас покину.
Он действительно отсутствовал недолго и вернулся с аккуратно напечатанным на официальном бланке генеалогическим древом. Уимзи принялся делать пометки касательно Саймона Досона, его сына Босуна и внука Аллилуйи. Внезапно его палец застыл на одной из строчек.
– Взгляни-ка, Чарлз, а вот и наш отец Поль, тот шалопай, который принял католичество и постригся в монахи.
– Он самый. Только, Питер, он же умер еще в 1922 году, за три года до смерти Агаты Досон.
– Верно. Что ж, одним меньше. Но переписать не мешает – вдруг что-нибудь пригодится.
Они закончили записи, откланялись преподобному Аллилуйе и поспешили на выручку Эсмеральде, храбро стоявшей на страже «миссис Мердл». Лорд Питер вручил ей полкроны и сел за руль.
– Чем больше я узнаю о Мэри Уиттейкер, тем меньше у меня к ней добрых чувств, – заметил он. – Пожалела какие-то несчастные сто фунтов в год для бедного старика.
– Да, алчная женщина, – согласился Паркер. – Но в любом случае отец Поль благополучно скончался, а кузен Аллилуйя оказался незаконнорожденным. Вот и конец нашей сказки о заморском наследнике.
– Черт побери! – вскричал Уимзи, бросая руль и почесывая в затылке, к неописуемому ужасу Паркера. – Опять знакомая нота! Где я мог, разрази меня гром, слышать эти слова?
Глава XIV. В ЗАКОУЛКАХ ЗАКОНАА то, чему примеров в прошлом нет, —
Вот этого нам следует бояться.
У.Шекспир, «Генрих VIII», акт 1, сцена 2 Перев. Б. Томашевского
– Почему бы тебе, Чарлз, не разделить со мной сегодня трапезу? – поинтересовался Уимзи. – Придет Мерблз, и мы изложим ему семейную хронику.
– А где вы ужинаете?
– О-о, дома, разумеется. Рестораны меня доконали. А Бантер жарит восхитительный бифштекс с кровью, подает к нему зеленый горошек, картофель и свежайшую зелень, которая произрастает только в нашей Англии. Джеральд специально присылает из Денвера – такую нигде не купишь. Соглашайся, старина. Добрая старая английская кухня – оцени – и вдобавок бутылочка того, что Пепис [59]59
Сэмюел Пепис (1632–1703) – секретарь Адмиралтейства при Карле II и Якове II, знаменитый своими дневниками (опубл. в 1825 г.) с любопытными бытовыми зарисовками и правдивыми картинами жизни.
[Закрыть] называет «Хо Бруйон». Ну не враг же ты сам себе?
Паркер согласился, но про себя отметил, что, упиваясь гастрономическими изысками, Уимзи – вопреки обыкновению – не ушел в них с головой. Что-то явно не давало ему покоя, и, даже когда появился Мерблз со своим неисчерпаемым запасом анекдотов из адвокатской практики, Уимзи слушал его крайне почтительно, но как-то вполуха.
Обед уже перевалил за середину, как вдруг Уимзи ни с того ни с сего так шарахнул кулаком по столу, что красное дерево не выдержало и заскрипело. Даже ко всему привычный Бантер на этот раз испуганно вздрогнул и пролил несколько драгоценных малиновых капель «Haut Вгіоп» на скатерть.
– Дошло! – провозгласил Уимзи.
Потрясенный Бантер тихим голосом извинился перед его светлостью.
– Скажите, Мерблз, – не обращая внимания на Бантера, продолжал Уимзи, – нет ли у нас какого-нибудь нового закона о собственности?
– А как же? Есть, конечно, – удивленно ответил Мерблз. Он не успел досказать анекдот о юном адвокате и еврее-ростовщике и был несколько сбит с толку.
– Я же помню, что где-то читал – верно, Чарлз? – о том, что родня, переехавшая в другую страну, чего-то лишается. Об этом писали пару лет назад, и какая-то газетенка еще издевалась, мол, какой удар по нашим писателям, особенно по бедным романтикам. Новый закон ведь бьет по дальним родственникам, я путаю, Мерблз?
– Нет-нет, все правильно, – ответил юрист. – Разумеется, если речь не идет о неотчуждаемой собственности[60]60
Неотчуждаемая собственность – форма наследования недвижимости (прежде всего земельной собственности), при которой она переходит полностью к старшему наследнику. Направлена на сохранение и упрочение крупных земельных владений.
[Закрыть] – там своя специфика. Но вас, насколько я понимаю, интересуют обычные правила наследования.
– Да. Что происходит, например, если владелец состояния умирает, не оставив завещания?
– Вопрос непростой, – начал Мерблз, но Уимзи прервал его.
– Давайте рассуждать так. Вернемся для начала к доброму старому закону, по которому все имущество наследует ближайший живущий родственник, даже если он – седьмая вода на киселе. Так?
– В общих чертах да. Если живы муж или жена…
– Забудьте про мужей и жен. Допустим, наш владелец не состоит в браке и все ближайшие родственники умерли. Тогда его имущество отходит…
– К ближайшему из дальних родственников, нужно только доказать родство с покойным.
– Даже если для этого придется копаться во временах Вильгельма Завоевателя?
– Ну, если родство уходит в столь далекое прошлое, то доказательства должны быть абсолютно бесспорными, – уточнил Мерблз. – Впрочем, поиск наследников Ь глубокой древности, согласитесь, – из области вымысла. Так не бывает.
– Да-да, безусловно, сэр. Ну, а что сулит нам новый закон?
– Новый закон значительно упрощает процедуру наследования при отсутствии завещания, – оживился Мерблз. Он отложил нож и вилку, основательно облокотился на стол и приготовился давать разъяснения.
– Да уж, – снова перебил Уимзи, – в этом можно не сомневаться. Как, впрочем, и в том, что означает «упрощать» на языке законников. Начать с того, что они ни слова не понимают в собственной писанине, поэтому дают к каждому параграфу такую кучу примечаний, что сам черт ногу сломит. Что и говорить – проще некуда. Но продолжайте, прошу вас.
– Согласно новому закону, – продолжил Мерблз, – половина имущества отходит оставшемуся в живых супругу, а вторая половина делится поровну между детьми. Если нет ни супруга, ни детей, имущество наследуют родители покойного. Если они уже умерли, то братья и сестры или их прямые наследники. Если нет ни братьев, ни сестер…
– Стоп, стоп, достаточно. Вы абсолютно уверены, что дети братьев и сестер имеют право наследовать?
– Да. Если бы, к примеру, вы скончались, не оставив завещания, и ваши брат Джеральд и сестра Мэри – тоже, то ваше имущество было бы поровну поделено между вашими племянниками и племянницами.
– Хорошо. А предположим, они тоже умерли, допустим, я оказался настолько живучим, что у меня уже никого, кроме внучатых племянников, не осталось. Что тогда?
– Тогда… тогда, думаю, они тоже наследуют, – ответил Мерблз, но уже гораздо менее уверенно.
– Разумеется, они унаследуют, – нетерпеливо заявил Паркер. – Сказано же: «братьям и сестрам и их прямым наследникам», то есть детям, внукам и так далее.
– Не следует торопиться с выводами, – охладил его пыл Мерблз. – В обычном языке понятие «прямой наследник», разумеется, толкуется однозначно. Но в юридическом, – Мерблз (указательный палец которого до этого покоился на безымянном другой руки, как бы олицетворяя притязания двоюродных братьев и сестер) оперся теперь левой ладонью о край стола, а правый указательный палец нацелил на Паркера, – в юридическом языке это понятие может иметь не одно и даже не два, а несколько значений, в зависимости от характера документа и времени его выхода.
– Но в новом законе… – начал убеждать лорд Питер.
– Я не специалист в этой области, – прервал его Мерблз, – и не хотел бы давать сейчас окончательное толкование. Тем более в суде пока споры такого рода не разбирались, никто не обращался, чтоб прищучить родственничка – ха-ха! Мне представляется – но, повторяю, мое суждение ничем не подкреплено, поэтому настоятельно советую обратиться к более компетентному лицу, – мне представляется, что слова «прямой наследник» могут здесь употребляться в значении ad infinitum[61]61
До бесконечности (лат.).
[Закрыть], из чего следует, что внуки братьев и сестер имеют право наследования.
– Но вы допускаете, что такое толкование может быть оспорено?
– Да. Вопрос и сам по себе спорный.
– Что я и говорил, – вздохнул лорд Питер. – Новый закон настолько все «упростил»… э-э, да что там…
– А позвольте полюбопытствовать, – спросил Мерблз, – чем вызван ваш интерес?
– Видите ли, сэр, – отозвался Уимзи, доставая бумагу преподобного Аллилуйи, – здесь у меня генеалогическое древо семьи Досонов. Посмотрите – мы всегда считали Мэри Уиттейкер племянницей Агаты Досон; все ее так называли, и сама девушка звала старую даму тетей. Но она, как видите, всего лишь внучатая племянница: внучка Харриет, сестры Агаты.
– Совершенно верно, – сказал Мерблз. – И тем не менее она ближайшая родственница. Агата Досон ведь умерла в тысяча девятьсот двадцать пятом году. И по старому закону права девушки бесспорны.
– Великий Боже! – вмешался Паркер. – Наконец-то я понял, куда ты клонишь! Скажите, сэр, а когда новый закон вступил в силу?
– В январе тысяча девятьсот двадцать шестого года, – ответил юрист.
– А мисс Агата Досон, – неторопливо продолжил Питер, – весьма неожиданно скончалась, как вы помните, в ноябре двадцать пятого. Теперь допустим, что она прожила бы еще несколько месяцев, скажем до февраля-марта двадцать шестого, как и предсказывал наш милый доктор: он Лдь был почти уверен, что так и будет. В этом случае, сэр, права мисс Уиттейкер столь же бесспорны?
Мерблз открыл рот, собираясь ответить, и… и закрыл его. Потом медленно потер руки, поправил очки и заговорил тихо и задумчиво:
– Вы правы, лорд Питер, вы совершенно правы. И все это более чем серьезно. Слишком серьезно. Вряд ли я сейчас отвечу на ваш вопрос. Насколько я понял, вы полагаете, что при малейшей неопределенности в новом законе у заинтересованной стороны появляется мотив – скажем так, желание несколько ускорить смерть Агаты Досон.
– Да. Разумеется, если внучатая племянница наверняка наследует по новому закону, то старой даме совсем необязательно умирать при старом. Но если девушка хоть на секунду засомневалась в своих правах – согласитесь, насколько велико искушение. Почему бы малость не подтолкнуть старушку к неизбежному концу? Той все равно недолго оставалось, месяцем больше, месяцем меньше – какая разница. А для девушки разница колоссальная – сейчас или никогда. Тем более других родственников нет, особо интересоваться некому, все шито-крыто.
– А кстати, – спросил Паркер, – если внучатая племянница лишается прав на наследство, то кому достаются деньги?
– Герцогу Ланкастеру, иными словами – Короне.
– То есть никому, – подытожил Уимзи. – Честное слово, при таком раскладе я здесь даже большого преступления не вижу. Ну поторопилась чуток, пристукнула бабульку, не дожидаясь, пока та сама помрет, – да и то сказать, у старушки не жизнь была, а сплошное мучение. Деньги она и так собиралась ей оставить. Ну при чем тут герцог Ланкастер?! Какого дьявола он заграбастает ее наследство? Нет, это не большее преступление, чем уклонение от уплаты налогов.
– С точки зрения этики в ваших рассуждениях есть большая доля истины, – заметил Мерблз. – Но с точки зрения закона убийство есть убийство. Независимо от состояния здоровья жертвы или даже восстановленной справедливости.
– Не говоря уж о том, – добавил Паркер, – что Агата Досон вовсе не хотела умирать и прямо об этом говорила.
– Да, – задумчиво произнес Уимзи, – она имела полное право на подобное желание.
– Давайте так, – предложил Мерблз, – прежде всего проконсультируемся со специалистом. Эх, если бы Токингтон оказался дома – он величайший авторитет, с моей точки зрения. И хотя я от всей души ненавижу это новейшее изобретение – телефон, – я все же, с вашего позволения, им воспользуюсь.
Токингтон оказался дома и даже располагал временем, поэтому все сомнения относительно внучатых племянников и племянниц ему выложили, не отходя от телефона. Застигнутый врасплох, без поддержки своих справочников и записных книжек, мистер Токингтон все же рискнул высказать мнение, что, по всей вероятности, как ему кажется, без дополнительных уточнений и т. д., но внучатые племянники по новому закону права наследования не имеют. Но случай и впрямь очень интересный, поэтому ему хотелось бы проверить свое первое впечатление. Может, мистер Мерблз зайдет, и они обсудят детали при встрече. Мерблз объяснил, что сейчас обедает с двумя друзьями. Ну тогда почему бы им не зайти всем вместе?
– У Токингтона превосходный портвейн, – сообщил Мерблз, прикрывая трубку.
– Прекрасный повод его отведать, – радужно улыбаясь, сказал Уимзи.
– Да и живет он неподалеку от Грейз-Инн, – продолжал Мерблз.
– Тем более, – поддержал Уимзи.
Мерблз снова заговорил в трубку, поблагодарил за приглашение и сказал, что они тотчас же выходят.
– Вот и чудесно, – ответил Токингтон. – Жду.
Он действительно ждал их у двери – им даже не пришлось звонить – и приветствовал тепло и радостно. Токингтон, крупный широкоплечий мужчина с красноватым лицом и резким голосом, славился в суде бурным натиском на любителей увильнуть от ответа. Натиск обычно начинался словами «Ну а теперь…» и заканчивался тем, что от свидетеля летели пух и перья, а Токингтон блестяще опровергал ложные показания.
Он пригласил гостей в дом, сопровождая приглашение шумными возгласами, что лицо Уимзи уже где-то видел, а с Паркером очень рад познакомиться.
– Я тут уточнил некоторые детали, пока вы ехали, – ну и дела! Ха-ха! Поразительно! Сами толком не понимают, что пишут в своих же законах, ха-ха! Ну а теперь, лорд Питер, ваше мнение – в чем тут причина?
– По-моему, в том, – ухмыльнулся Уимзи, – что законы писаны юристами.
– A-а, чтоб потом без работы не сидеть. Пожалуй, вы правы. Юрист, он ведь тоже кушать хочет, ха-ха! Ну ладно, шутки в сторону. Мерблз, не могли бы вы изложить мне дело еще раз, со всеми мельчайшими подробностями.
Мерблз повторил рассказ, показал генеалогическое древо и выдвинул предположение о возможном мотиве убийства.
– Так, так! – возбужденно воскликнул Токингтон. – Ваша идея, лорд Питер? Неплохо, очень даже неплохо. Я бы сказал, остроумно. Даже чересчур остроумно. А знаете, сколько остроумцев я перевидал в Олд-Бейли?[62]62
Олд-Бейли – центральный уголовный суд в Лондоне.
[Закрыть] Ха-ха! Так что осторожнее, молодой человек, вы можете плохо кончить. Ха-ха! Итак, Мерблз, все сводится к толкованию понятия «прямой наследник»? Вы ведь за это зацепились, а? И вы считаете, что оно используется в значении ad infinitum. Ну а теперь объясните почему.
– Я не сказал, что так считаю, – мягко возразил Мерблз. – Я сказал, что оно может употребляться в этом значении. Общая направленность закона сводится к тому, чтобы отсечь совсем уж дальних родственников, но никак не братьев и сестер. Общий предок должен быть дедом или бабкой…
– Направленность?! – взорвался Токингтон. – Побойтесь Бога, Мерблз! Эдак мы с вами договоримся до благородных целей! Вот уж к чему закон не имеет никакого отношения. Давайте придерживаться текста. Закон гласит: «Кровным братьям и сестрам и их прямым наследникам». Поскольку нового толкования дано не было, следует использовать старое из предыдущего закона о собственности: его никто не отменял, во всяком случае в разделе о наследовании личного имущества при отсутствии завещания – речь ведь идет именно об этом.
– Да-да, – подтвердил Мерблз.
– Тогда я не вижу, в какую щель вы могли бы просунуть эту вашу внучатую племянницу. Ну а теперь…
– Прошу прощения, – вмешался Уимзи, – я знаю, что обыватели вроде меня – народ ужасно невежественный, но не могли бы вы сжалиться над таким обывателем и объяснить, о чем вы говорите. Как все-таки трактуется это проклятое понятие – «прямой наследник»?
– Хм, – снисходительно хмыкнул Токингтон. – Ну в общем, дело было так. До тысяча восемьсот тридцать седьмого года…
– То есть до королевы Виктории, – демонстрируя образованность, уточнил Уимзи.
– Совершенно верно. До воцарения королевы Виктории у понятия «прямой наследник» вообще не было юридического значения.
– Поразительно.
– Вас слишком легко поразить, – заявил Токингтон. – Множество слов не имеет юридического значения. А есть слова, которые в юридическом языке употребляются иначе, чем в обычном разговорном. Я уж не говорю об уголовном жаргоне, но даже самые простые слова. Скажем, беседуя с юношей вроде вас, я мог бы спросить: «Так вы хотите оставить то-то и то-то такому-то?» А вы бы ответили: «Да, безусловно», не имея ничего особенного в виду под словом «безусловно». Но если бы вы написали в завещании: «Оставляю все такому-то безусловно», – то слово приобрело бы юридическое значение, наложило бы определенные ограничения на ваше наследство и могло бы привести к результатам, весьма далеким от ваших намерений. Так-то.
– Понимаю.
– Ну а теперь вернемся к нашим наследникам. До тысяча восемьсот тридцать седьмого года это понятие в юридическом языке вообще ничего не значило. Запись «А. и его наследникам» означала попросту, что А. может вступать во владение имуществом.
– Да. Но Закон о наследовании тысяча восемьсот тридцать седьмого года все изменил.
– В разделе завещаний, – уточнил Мерблз.
– Совершенно верно. После тридцать седьмого года слова «прямой наследник» означают «имеющий право наследования», то есть ad infinitum. А на деле это понятие сохраняло старое значение, то есть никакого. Ха-ха! Вы слушаете?
– Да, конечно, – отозвался Мерблз. – Но в случае отсутствия завещания на личную собственность…
– Я к этому и веду, – сказал Токингтон.
– …так вот в этом случае понятие «прямой наследник» по-прежнему означает «имеющий право наследования».
– Стоп-стоп-стоп! – прервал Токингтон. – Смотря, о чем речь. Если у наследователя есть дети, то безусловно. Но если нет и все переходит братьям и сестрам, то понятие «прямой наследник» обрывается на их детях, а внуки и правнуки уже не считаются «прямыми наследниками». Такое толкование сохранялось вплоть до двадцать шестого года, и новый закон его не опровергает, следовательно, оно в силе, ха-ха! Ну а теперь – что там с вашей претенденткой? Она не дочь и не внучка покойной, и даже не дочь сестры покойной. Она всего лишь внучка умершей сестры покойной. Таким образом, по новому закону ей ничего не светит, ха-ха!
– Понятно, – сказал Мерблз.
– Более того, – продолжал Токингтон, – после тысяча девятьсот двадцать пятого года понятие «прямой наследник» не употребляется при составлении завещания или на практике в значении ad infinitum. Хотя бы этот вопрос прояснили до конца, отметив соответствующий параграф Закона о наследовании тысяча восемьсот тридцать седьмого года. Впрямую к нашему случаю это не относится, но позволяет судить о современной тенденции толкования, которая – вероятнее всего – проявилась бы в суде при рассмотрении дела о наследовании без завещания при новом законе.
– Преклоняюсь перед вашей эрудицией, – сказал Мерблз.
– Все одно, – вмешался Паркер, – потеря права наследования или сомнения в нем – мотив более чем достаточный. Да если Мэри Уиттейкер только подумала, что может лишиться наследства, доживи ее тетка до двадцать шестого года, она уже могла поддаться искушению и поторопить события. Чтоб не рисковать.
