Текст книги "Срочно нужен гробовщик (Сборник)"
Автор книги: Дороти Ли Сэйерс
Соавторы: Джозефина Тэй,Марджери (Марджори) Аллингем (Аллингхэм)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 43 страниц)
15. Два дня спустя
Палата была совсем крошечная. Майк Даннинг был еще очень слаб. То и дело накатывала тошнота, сопровождаемая бредом, но который он уже начал воспринимать как бред, поэтому часто замолкал и виновато улыбался, как пьяный.
В дверях стоял сержант Дайс, на белой железной кровати по обеим сторонам сидели Люк и Кампьен, но видел он только их очертания. Зато молодая сестра, которая днем походила на красотку с рекламы, зовущей отдыхать в Девоншире, высилась в ногах отчетливо и вполне узнаваемо. Ее шапочка белела так располагающе, что Майк иногда забывался и рассказывал свою историю, обращаясь к ней.
– … Клайти, – повторял он, – я должен думать о Клайти. Она ничего не понимает в жизни. Ее так воспитали. Вы не можете этого представить. – Он хотел было покачать головой, но не смог – боль была еще сильная. – Она очень хорошая и совсем ребенок… Когда я ее нашел, она вообще ничего не понимала. Мне стало за нее страшно. Ей явно угрожала опасность… Почему вы отослали ее?
– Она вернется, – сказала сестра, – расскажи этим джентльменам, как тебя ударили?
– Не мешайте мне, пожалуйста. – Его темные глаза из-под жестких светлых ресниц смотрели тревожно. – Вы не знаете этих Палинодов. Они снова запрут ее в своем ужасном доме, и она вырастет такая же, как они. Поэтому я и стал охранять ее, должен.
– Голова его слегка качнулась, и застенчивая, виноватая, даже слегка глуповатая улыбка тронула мягкие мальчишеские губы. – У нее нет никого, кроме меня.
– Кто тебя ударил? – спросил Люк в пятый раз.
– Не знаю, – ответил Майк, немного подумав. – Смешно, но я действительно не знаю.
– Ну, хорошо. Ты, значит, ушел от хозяйки и решил переночевать возле своего мотоцикла.
– Верно, – удивился Майк. – Старая калоша выгнала меня. Я очень рассердился, ведь был уже первый час ночи. – Он опять замолчал и, подумав, прибавил: – Я, должно быть, шел оттуда пешком.
– Всю дорогу? – спросил Люк. – И сколько времени ты шел?
– Не знаю, наверное, часа два… нет, кажется, меньше. Когда я следил за ними, пробило два.
– За кем следил? – Вопрос Люка прозвучал слишком резко и громко. Майк Даннинг закрыл глаза.
– Я забыл, – тихо проговорил он. – Где Клайти?
– Сидит на третьем стуле налево по коридору, сразу за дверью,
– поспешил успокоить его Кампьен. – С ней все в порядке. А когда ты там стоял и следил за ними, дождь все еще лил?
В глаза, полуприкрытые прямыми жесткими ресницами, снова вернулось сознание.
– Нет, уже кончился. Но было темно, и я решил, что пойду в сарай, где мотоцикл. Дверь ведь была не заперта, и его могли украсть. И к тому же мне больше некуда было идти. Во всяком случае, меня бы никуда не пустили. – И он опять замолчал. Вопроса на этот раз не последовало, и Майк через силу продолжал: – Я свернул на Эйпрон-стрит и пошел к конюшням. Горел фонарь, и я хорошо видел дорогу. Шел я очень тихо, не хотелось объясняться с каким-нибудь чертовым полицейским. – Он смущенно моргнул и стал рассказывать дальше. – Дошел до гробовщика, вдруг входная дверь отворилась и они вышли – старик Пузо и его сын, это он мне сдал сарай. Кого-кого, а их мне совсем не хотелось видеть, я прижался к стене, меня скрывало от них окно, оно немного выпирает наружу. Я боялся, что они увидят меня, но было темно, а я стоял почти не дыша. Они бы, конечно, подняли шум, если бы меня заметили. Почему-то они долго копались на крыльце, наверное запирали дверь, а потом вместе пошли через дорогу. Я их видел, как отпечатки на негативе. У старика через руку была перекинута простыня.
– Что? – воскликнул Чарльз Люк. В рассказе Майка мелькнула подозрительная деталь, и он опять забыл осторожность.
– Простыня, – настаивал Майк. – Что еще это могло быть? Ну, может, скатерть. Она была аккуратно сложена и перекинута через руку. Я тут здорово струхнул. Они подошли к аптеке, остановились. И наверное, позвонили, потому что наверху открылось окно и кто-то что-то сказал, но я не расслышал слов. А потом простыня перестала белеть, и я понял, что они вошли внутрь.
– Вошли в аптеку?
– Да. Я хорошо знаю Эйпрон-стрит при любом освещении.
Инспектор хотел было что-то возразить, но Кампьен
перебил его.
– В эту минуту ты и услышал, как пробило два? – спросил он, отметив про себя, что его беседа с гробовщиком из окна гостиной Рене происходила, кажется, часа в три.
Майк Даннинг заколебался. События той ночи медленно всплывали у него в памяти, и он заново их переживал.
– Нет, – наконец сказал он. – Часы пробили два, когда я увидел капитана с Лоренсом.
– А что, они тоже там оказались?
– Не в аптеке. После того как гробовщики скрылись, я пошел через дорогу к дому Палинодов.
– Зачем? – потребовал Люк.
– Посмотреть. – Он был уже в таком изнеможении, что в голосе исчезли обличительные нотки, но все в палате, включая сержанта Дайса, поняли, что Майка волновало. – В окне Клайти не было света, ее комната выходит на улицу, но я не рискнул бы швырнуть ей в окно камушек, даже если бы нашел. Я просто хотел убедиться, что она уже спит. Я повернул обратно и в этот миг увидел Лоренса Палинода – это ее дядя, самый вредный из них. Он выскользнул из двери и спустился по ступенькам. – Майк улыбнулся, как напроказивший мальчишка. – Я подумал, он за мной охотится, глаза-то у него как рентгеновские лучи. Потом я понял, что я здесь ни при чем. На этом углу ночью всегда горит фонарь. Лоренс сошел с дорожки, свет упал ему на лицо, и я услышал, как зашуршал кустарник. Потом он снова появился у гипсовых урн, они их называют оградой. Я был совсем рядом, но меня прятала тень дома. Он высунул голову из лавровых кустов – я видел только его лоб и нос.
– А капитан? Был с ним?
– Нет, капитана я увидел на той стороне Барроу-креснт, на углу Лондри-террас, у почтового ящика. Лоренс следил за ним, а я следил за Лоренсом. Все это было очень глупо, но я не смел шевельнуться. Что они делают на улице в середине ночи, я никак не мог понять. Тут-то как раз и пробило два. На Барроу-роуд – римско-католическая церковь с курантами.
– А как ты мог видеть капитана Сетона на таком расстоянии?
– А я и не мог. – К Майку начало возвращаться обычное веселое добродушие. – Я вообще его долго не замечал. Старик Лоренс смотрел в ту сторону, и я стал туда смотреть. Вдруг вижу – кто-то выходит из дома, идет мимо почтового ящика, останавливается и смотрит в сторону Барроу-роуд. Появится на минуту и опять скроется. Что-то мне показалось в этом человеке знакомое, кажется, как сидит шляпа.
– И ты все это смог разглядеть в темноте? – Инспектор был в восторге.
– Я же вам говорю, улица была как негатив. Черные тени в сыром сером воздухе. Этот мужчина на Барроу-креснт поворачивался ко мне то одним боком, то другим. Я всматривался в него и все больше убеждался – это капитан. Он хороший. Клайти его любит. И тут появилась женщина.
Кампьену показалось, что в полумраке палаты блеснули белками глаза Люка, завороженно слушавшего рассказ приятеля Клайти.
– Она шла по тротуару, – заметно ослабевшим голосом продолжал он. – Лица ее я не видел, но, судя по походке, она была довольно старая и толстая, хотя и очень сильно закутанная. Капитан вышел ей навстречу и сразу с ней заговорил, как будто они были знакомы. Они стояли и разговаривали минут десять. Мне показалось, они спорят. Капитан очень махал руками – тут Лоренс чуть не наполовину высунулся из-за ограды, вытянул шею, как аист. Пытался, видимо, расслышать, что они говорят. По-моему, все равно не расслышал бы, хотя бы они и кричали. Наконец женщина повернулась и двинулась прямо на нас. Во всяком случае, мне так показалось. Но она пошла через Барроу-креснт на другую сторону Эйпрон-стрит и скрылась под аркой, ведущей в конюшни. Капитан вернулся домой, следом за ним проследовал Лоренс. Я все это видел, потому что не двигался с места, пока все не ушли.
Чарли Люк почесал в затылке.
– Судя по всему, это и в самом деле был капитан, и он ждал эту женщину. Жаль, что ты не разглядел ее. Ты уверен, что она свернула в переулок, где конюшни?
– Уверен. Я наблюдал за ней. Переулок выходит прямо на Барроу-роуд.
– А гробовщик? Ты уверен, что они не вернулись назад?
– Как же они могли вернуться? Через двор аптеки на ту сторону выхода нет. А от парадного входа я стоял шагах в десяти.
– Что же было дальше?
Майк откинулся глубже на подушки, и сестра уже хотела было прервать разговор, но он собрался с силами и, волнуясь, продолжал:
– Дальше я пошел в конюшенный сарай. Под боковой дверью похоронного бюро виднелась полоска света. Я знал, что у них в гостях родственник. Я тихонько проскользнул мимо, чтобы он меня не услышал. Мотоцикл был на месте. Я закрыл за собой дверь и чиркнул спичку. Фонарика у меня с собой не было.
– Ты никого больше не заметил?
– Нет, внизу в сарае никого не было. Мне послышался наверху какой-то шорох. Кажется, я что-то сказал, точно не помню. Но больше никаких звуков не было, и я подумал, что это, наверное, лошади в конюшне, за соседней дверью. Сесть было не на что, кирпичный пол намок от сырости. И я решил подняться наверх. Я очень устал, и надо было все хорошенько обдумать. У меня в кармане оставался всего один шиллинг до получки. – Лоб его под повязкой сморщился. – Но это уж другая проблема, – сказал он и улыбнулся удивительно располагающей улыбкой. – Об этом буду думать потом. Ну так вот, чиркнул я спичкой, опустил ее вниз, чтобы она разгорелась, и стал подниматься по лестнице. А дальше я ничего не помню. Наверное, кто-то саданул меня по голове. Интересно кто?
– Вряд ли подружка капитана, – глупо пошутил Кампьен.
Вместе с Люком он встал с кровати, и Даннинг протянул ему руку.
– Пожалуйста, позовите ее сюда, сделайте доброе дело, – сказал он. – Мне надо поговорить с ней. Вы не представляете, в какой переплет она может попасть без меня.
– Да, дело закрутилось, – сказал Кампьен инспектору Люку, когда они спускались по бетонным ступенькам больницы.
– Бедные, глупые кутята! – неожиданно проговорил Чарли Люк. – Никому в целом свете нет до них дела, вот они и потянулись друг к дружке. – Он помолчал и затем прибавил: – Во всяком случае, его огрели не родственнички Лагга.
– Очевидно, не они. – Кампьен был явно озадачен. – Пока одно ясно – мне надо поговорить с Джесом.
– Пожалуйста. Я отсюда прямо к сэру Доберману. От него пришла записка буквально за две минуты до звонка из больницы. Не знаю, что он там еще обнаружил.
Вместе дошли до ворот. Люк на секунду остановился, растерянный и несчастный.
– Вы-то хоть понимаете, сэр, куда нас завело расследование? – обратился он к Кампьену. – Людей не хватает. Скотланд-Ярд отобрал половину моих парней. Конечно, дело очень трудное. Палиноды ни на кого не похожи. Но скажите, вы видите хоть какой-то проблеск? Что до меня, я брожу в потемках.
Кампьен, несмотря на свой рост, выглядел мельче кряжистого инспектора; сняв очки, он мягко взглянул на него.
– Проблеск есть, Чарльз, – сказал он. – Замаячил. Надо отчетливо видеть в этом клубке отдельные нити. Вопрос в том, связаны ли у них концы. Я чувствую, что связаны, но пока у меня нет никаких доказательств. Ну а что вы все-таки думаете, Люк?
– Иногда меня берет сомнение, могу ли я вообще думать, – печально ответил участковый инспектор.
16. Гостиная гробовщика
Застекленная дверь похоронного бюро была заперта, но внутри еще горел свет; Кампьен нажал кнопку звонка и стал ждать. Если отнестись беспристрастно, витрина была не так уж и плоха – черная мраморная урна, немыслимая ни в одной другой витрине, и два восковых венка под стеклом.
Была еще миниатюрная подставка с карточкой в черном паспарту, на которой было выведено мелкими в завитушках буквами: «Надежные похороны. Со вкусом. Эффективно. Экономно. Почтенно».
Кампьен подумал, что, пожалуй, невозможно вообразить себе «ненадежные похороны». И сейчас же увидел мистера Пузо-старшего, поднимающегося снизу по лестнице. Он что-то дожевывал и на ходу надевал сюртук, не теряя при этом ни достоинства, ни быстроты шага. Скоро его лицо прижалось к стеклу.
– Мистер Кампьен! – воскликнул он, излучая восторг. – Вот это подарок! – И тут же улыбка сменилась легкой озабоченностью. – Простите некоторую фамильярность, надеюсь, сэр, вас привела сюда не профессиональная надобность?
– Это смотря кого из нас двоих вы имеете в виду. – Кампьен был сама любезность. – Нельзя ли на несколько минут спуститься к вам на кухню?
Широкое лицо Джеса на миг стало как маска. Кампьен вряд ли даже успел осознать этот факт, а лицо Джеса уже опять сияло почтительностью и готовностью услужить.
– Это для меня такая честь, мистер Кампьен. Сюда, пожалуйста. Позвольте мне пойти первым. – Он поклонился, обошел гостя, его зычный голос прозвучал, как гонг, по всему дому.
Спустившись вниз вслед за хозяином, Кампьен очутился в узком коридоре, теплом и душном, что особенно ощущалось после простора и прохлады верхнего зала. Мистер Пузо шел слегка подпрыгивая, мелкими шажками и без умолку разглагольствовал.
– Мы живем скромно, но уютно, – говорил он. – Мы с сыном видим такую роскошь, и она у нас вызывает не самые лучшие ассоциации. Так что в частной жизни мы предпочитаем простоту. Но что это я. Вы ведь уже были у нас, оказали нам такую честь. В тот день, когда бедняга Мейджере так славно ублажил себя.
Он замолчал, положив ладонь на задвижку узкой двери, и широко улыбался, так что огромные, как лопаты, передние зубы совсем заслонили короткую нижнюю губу.
– Если позволите, я пойду первый, – сказал он и, открыв дверь, вошел. Лицо его прямо-таки озарилось счастьем.
– Мы здесь совсем одни, – продолжал он, пятясь и приглашая Кампьена за собой в тускло освещенную, тесно заставленную кухню. – Я думал, мальчик здесь, но он опять работает. Золотые руки. Садитесь сюда, – гробовщик придвинул к обеденному столу стул. – Так вы будете справа от меня, и мне будет лучше слышно. Если не возражаете, конечно.
Кампьен сел, а Джес обошел стол и сел во главе его на свое место. Его белые кудряшки мягко светились в уютном полумраке, а в развороте широких плеч ощущалось какое-то особое достоинство. В недрах своего дома его самоуверенность, при всем показном уничижении, стала еще заметнее. Он восседал на хозяйском месте – анахронизм, неправдоподобный и гротескный, как карета, запряженная четверкой лошадей.
– Мейджерса тоже нет, – проговорил он. Его маленькие голубые глазки глядели с острым любопытством. – После трагедии, которая случилась напротив, он заскочил на секунду перекинуться парой слов. И с тех пор мы его не видели. Я думаю, вы знаете об этом, сэр?
Кампьен кивнул, но воздержался от каких-либо замечаний. Джес отвесил гостю поклон – никаким иным словом не назовешь это элегантное движение головы. И тут же повел наступление с другого фланга.
– Ужасная история! Бедный, бедный Уайлд. Он не был нашим другом. Но это было очень близкое шапочное знакомство, если можно так выразиться. Мы много лет бок о бок занимались на этой улице каждый своим бизнесом. Я сам не присутствовал на предварительном разбирательстве, но из уважения к собрату послал туда Роули – сына. «Самоубийство на почве помрачения рассудка» – самое милосердное постановление в таких случаях.
Он крест-накрест сложил руки на клетчатой скатерти и опустил долу свои глаза-буравчики.
– Мы его будем хоронить завтра утром, – продолжал он взятую линию. – Думаю, что мы не получим за это ни пенса. Но похороны будут такие же, как если бы нашим клиентом были вы, сэр. С одной стороны – доброта, мистер Кампьен, с другой – соображения дела. Каким бы печальным это ни показалось, но – думаю, вы даже вряд ли это подозреваете, – что для всех прочих трагедия, для нас – лучшая реклама. Сотни людей приходят посмотреть на процессию, и она запечатлевается у них в памяти. И мы изо всех сил стараемся не ударить в грязь лицом.
Эта новая деловая нотка в речи хозяина несколько удивила Кампьена. Он ожидал, что Джес предпочтет для разговора тон приятельского чаепития. Рискуя совсем этот тон разрушить, Кампьен запалил свою первую шутиху.
– А скажите, Джес, – начал он, – что у вас было перекинуто через руку, когда вы шли на свидание с вашим близким знакомым позавчера в два часа ночи?
Старик не выказал никакого удивления, а только одарил гостя недоброжелательным, укоризненным взглядом.
– Этот вопрос я ожидал бы услышать от полицейского, мистер Кампьен, – сказал он насупясь. – Вы уж меня простите, он бы задал его куда более деликатно. Пусть каждый профессионал занимается своей собственной черной работой – вот о чем я сейчас подумал.
– Очень верно замечено, – отозвался Кампьен. – Давайте тогда без околичностей перейдем к позавчерашней ночи, именно к двум часам пополуночи.
Джес рассмеялся – его веселый, грубоватый и вместе порицающий смех сбивал с толку – и неожиданно произнес:
– Как говорится, ничто человеческое нам не чуждо.
Гробовщик собрал воедино все свои прегрешения и утопил их в море безбрежном грехов человеческих.
– Полагаю, нас заметил мистер Коркердейл, поставленный охранять дом Палинодов? – бросил он пробный шар.
Сухощавый человек в роговых очках пропустил вопрос мимо ушей, и укоряющая улыбка Джеса стала еще шире.
– Я бы не сказал, что было так поздно, – продолжал он. – Хотя кто его знает. У нас был Мейджере, если вы помните, первый раз за тридцать лет. Мы долго вспоминали дорогую покойницу. И Мейджере вдруг забылся тяжелым сном, можно сказать, впал в ступор, бедняга. – Гробовщик замолчал, его маленькие глазки обшарили лицо Кампьена – не потеплело ли оно. Ничего не обнаружив, он двинулся дальше. – Вы помните, мистер Кампьен, я вам сказал в ту ночь, что у меня получилась осечка с гробом?
– По-моему, вы хотели навязать его мне?
– Навязать? Вам? Это я пошутил. Мы взяли гроб из подвала, чтобы не случился конфуз с покойником на Лансбери-террас. Роули напомнил мне, что у нас есть готовый гроб, запертый на замок через дорогу. «Но перед тем как его взять, – сказал я сыну, – заглянем к мистеру Уайлду, у нас еще есть время, отнесем то, что я ему обещал».
Опять воцарилась пустая пауза: Кампьен слушал внимательно, но лицо его не выражало никаких эмоций. Джес перешел на более доверительные интонации.
– Вы, мистер Кампьен, как и я, человек широких взглядов. И вы меня поймете, я знаю. Бедняга Уайлд был большой аккуратист. Неряшество его раздражало. У него над аптекой была комната, выходившая на улицу. А шторы на окнах были хуже половой тряпки. Я иной раз подсмеивался над ним. Ну вот… – Он понизил голос.
– В нашем похоронном деле мы употребляем, как вы, вероятно, знаете, хлопчатобумажную ткань очень хорошего качества. Короче говоря, я обещал ему несколько ярдов – чтобы фасад у него выглядел прилично. В конце концов, для гробовщика не безразлично, как выглядит его улица. Я отнес ткань ночью, чтобы никто из соседей не позавидовал. А когда отправляли тело в морг, увидел, что Уайлд не успел повесить шторы, и унес ткань домой. Я могу сию минуту показать ее вам. Она в мастерской. Теперь вы знаете, что мы делали на улице в два часа ночи.
Он закончил эту явную ложь чуть ли не с упоением и откинулся на стуле, весьма довольный собой.
– Да-а, – произнес Кампьен, и нельзя было понять, этим «да» он принимает рассказ или отвергает его. – Я хотел спросить у вас еще одну вещь. Почему вы первым делом решили позвать на помощь меня?
Мистер Пузо окаменел. У него в глазах явственно читалась тревога. Кровь схлынула со всегда розового лица, оно стало белым как полотно, маленький рот ощерился, очевидно в знак протеста. Гробовщик был явно смущен, если не испуган, – таким Кампьен видел его впервые.
– Я, сэр? Я звал вас на помощь? – заговорил он дискантом.
– Это какое-то недоразумение. Я ничего подобного не делал. Это не значит, что мы, я и мой мальчик, не рады знакомству с вами. Мы очень даже горды. Но посылать за вами, сэр… Господи спаси помилуй! Да как бы я смел? Даже если бы у меня была причина, я просто не мог бы себе этого позволить. – Он замолчал, его крепкая рука на красно-белой скатерти заметно дрожала. – Я мог написать письмо моему родственнику – ведь мое имя стали поминать в газетах, – продолжал он. – Но если он прочитал в моих строках нечто большее, то он гораздо глупее, чем я о нем думаю. Я рад видеть вас у себя, мистер Кампьен, потому что в моих интересах все это прояснить. Но я не звал вас на помощь, сэр, нет, не звал.
Кампьен опять зашел в тупик. Он понимал нежелание мистера Пузо признаться в этом опрометчивом шаге, но что его так напугало, этого Кампьен уразуметь не мог.
– Я понимаю, что полицейские расследования не очень-то способствуют роду вашей деятельности, – осторожно начал он.
– Такая огласка скорее навредит, чем поможет. Вам также известно, что мисс Руфь Палинод играла на скачках, по мелочи конечно, ставя не больше одного-двух шиллингов. Но согласитесь, всего этого недостаточно, чтобы призывать на помощь меня.
Мистер Пузо высморкался в большой белый платок, как видно, затем, чтобы выиграть время.
– Я вас не звал, – продолжал он упорствовать. – Но дело есть дело, а полиция всегда это забывает. Моя профессия держится на одном – тайна, тайна и еще раз тайна. Кому нужен гробовщик, пусть толковый и добросовестный, но который всюду сует нос и любит болтнуть лишнее? Однако раз мы с вами на приятельской ноге и вы не потащите меня на скамью свидетелей, а хуже этого ничего нет, я, пожалуй, шепну вам один малюсенький секрет. Когда умерла мисс Руфь, я случайно кое-что подсмотрел. Может, это и не имеет значения, но все-таки я тогда задумался. Я видел собственными глазами, как мистер Лоренс Палинод перемыл всю посуду.
В воображении Кампьена всплыла высокая, тощая фигура с очень близорукими глазами, располагающей улыбкой и маловразумительной речью.
– Где? – спросил он.
Мистер Пузо был все еще бледен, но частица его обычной самоуверенности уже вернулась к нему.
– Разумеется, не на кухне, – ответил он. – Она умерла немного позже полудня – очень необычное время. Вы, вероятно, не знаете, но ранние послеполуденные часы самое неподходящее время для расставания с жизнью, если так можно выразиться.
– Он мыл посуду сразу после ее смерти?
– Это было около пяти часов. Мисс Рене послала за мной мистера Грейса. Семейство ведь и мизинцем не шевельнуло. И знаете, это не черствость. Они просто беспомощны. Хуже всего то, что они считают свою непрактичность достоинством.
Он уже оправился от испуга и теперь окончательно входил в свою обычную роль резонера. Этот его рассказ отличался от первого как небо от земли. В нем не было и следа свободно льющейся импровизации. На этот раз гробовщик, скорее всего, говорил правду.
– Я как раз садился за стол, – продолжал он, – когда пришел мистер Грейс. Зная Палинодов сто лет, я сейчас же встал, надел черный сюртук, взял сантиметр и поспешил к ним. Мистер Грейс сказал, что ему не хотелось бы подниматься со мной к мисс Руфи, в чем, понятное дело, нет ничего предосудительного. Люди часто не любят на это смотреть. Пусть даже на хорошего знакомого. С другой стороны, есть такие, которые любят. Зависит от характера. Во всяком случае, я не очень удивился и пошел наверх один. «Оставьте это дело мне, – сказал я ему, – думаю, я ее ни с кем не перепутаю». Это я так, немного пошутил, но он моей шутки не понял. Иду я, значит, по лестнице, тихо, с достоинством, мы всегда стараемся ступать как можно тише. В дверях я помедлил немного и вижу – он там, моет посуду.
– Мистер Лоренс Палинод?
– Да.
– В спальне мисс Руфи?
– Да. Мисс лежала накрытая простыней, а ее брат – методично, немного нервничая, мыл посуду. Все чашки, стаканы, ложки, какие есть в комнате, были разложены на старинном умывальнике. Он как раз домывал в тазике последнюю чашку, когда я вошел; услышав стук двери, он резко повернулся, как вор, застигнутый в лавке. Но тут же улыбнулся и вежливо приветствовал меня. Но я все-таки застал его за мытьем. Оставшись один, я подошел к умывальнику – все было чисто вымыто и разложено для сушки на мраморной доске. И мистер Лоренс проделал это почти в открытую. – В голосе гробовщика звучали нотки негодования.
– Это все?
– Все. И это сущая правда. Я подумал, что это, наверное, важно.
– Вы еще кому-нибудь рассказывали?
– Ни одной душе. Я на коленях отца выучил эту мудрость: «Гробовщик должен быть нем, как его клиент». Как вы догадываетесь, это теперь и мой девиз. Конечно, после эксгумации я вспомнил о мытье посуды, но никому ничего не сказал. Это было давно, и, кроме меня, других свидетелей не было. Я скажу – он мыл, а он скажет – нет. Вот и весь разговор.
С этим спорить не приходилось. Кампьен сразу же стал прикидывать, как это повлияет на ход дела.
– Не хотите ли чего-нибудь выпить? – предложил гробовщик, поднявшись с места. – Мистер Люк говорит, я пью только состав для заморозки. Вот такие у него шутки.
– Нет, спасибо, – Кампьен поспешно поднялся с места, да оказалось, видно, слишком поспешно. Старик метнул испуганный взгляд мимо гостя в темный угол.
Кампьен, стреляный воробей, сделал вид, что ничего не заметил. Аккуратно задвинул стул под стол, что старик принял как должное, и, помешкав, пока тот пойдет к двери, успел как бы невзначай глянуть в угол – и его чуть удар не хватил.
В углу, в двух шагах от плиты, стояли напольные часы, и в промежутке между часами и стеной, на расстоянии руки от его стула, прятался человек. Он буквально не дышал, почти сливаясь с густой тенью, – наверняка простоял так весь вечер.
Кампьен вышел из двери, которую гробовщик придержал для него, быстрыми, легкими шагами, с бесстрастным по обыкновению лицом. Вряд ли хозяин заметил, какое потрясение он только что пережил.
Поспешно перейдя дорогу и кивнув одетому с иголочки мистеру Джеймсу, управляющему местным отделением банка, который отсалютовал ему аккуратно свернутым зонтиком, он поднял воротник и стал пробираться сквозь небольшую толпу любопытных, собравшихся у главных ворот «Портминстерской ложи». Но мысли его были заняты человеком в углу.
Кампьен узнал его. Лакированная лысина и пузырь вместо нижней губы – ошибиться было невозможно. Пора было уделить самое пристальное внимание вездесущему мистеру Конгриву, коим они, как оказалось, совсем напрасно все это время пренебрегали.
