Текст книги "Срочно нужен гробовщик (Сборник)"

Автор книги: Дороти Ли Сэйерс

Соавторы: Джозефина Тэй,Марджери (Марджори) Аллингем (Аллингхэм)
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 43 страниц)

17. Ураган в доме

– Все. Можете больше ничего не говорить. Я ухожу. С меня довольно. Вы были несправедливы со мной. И мое терпение лопнуло.

Кампьен замялся на пороге и выслушал до конца эту выразительную тираду. Кларри Грейс стоял посреди кухни, приняв, не отдавая себе отчета, театральную позу.

Рене слушала его, стоя у плиты. Щеки у нее горели, ее била дрожь, но даже сейчас, в пылу гнева, глаза ее оставались спокойными, добрыми и с затаенной тревогой.

– Ради Бога, Кларри, угомонись! – воскликнула она. – Уходи, если хочешь, но не говори, что я вышвырнула тебя, и не посвящай в наши дела всю улицу. И так снаружи уже целая толпа. Надеюсь, тебе это известно.

Кларри открыл было рот и тут же его захлопнул. Он увидел Кампьена и очень обрадовался посланному небом зрителю.

– Любовь, – сказал он, – моя бесценная любовь! Ну есть ли у тебя хоть капля здравого смысла? Я ведь только хочу помочь тебе. Ведь ты позволяешь веревки вить из себя. Прости меня, конечно, если я вмешиваюсь не в свои дела, – сказал он тихо и вдруг ни с того ни с сего опять заорал: – Я думаю, что ты совсем рехнулась, вот и все!

– Ладно, хватит. – Голос у нее стал жесткий, начальственный. – Закрой свой рот. Ты уже все высказал. Я этого никогда не забуду. Поднять такую бучу! И из-за чего, Альберт? Из-за того, что я сказала этому ребенку, пусть она приведет сюда своего друга. У него нет ни дома, ни денег, в больнице его без конца не будут держать. Да если сейчас от нее отвернуться, взвалить ей на плечи такую ношу, она Бог знает что натворит. Скажи, Альберт, разве я не права?

Кампьен понял, что ему вряд ли удастся сохранить нейтральную позицию, и осторожно сказал:

– Я не совсем понимаю, что происходит. Вы говорите о Клай-ти и Майке Даннинге?

– Именно о них, дорогой. Не прикидывайся дурачком.

Эта неожиданная грубость кнутом просвистела над ухом Кампьена.

– Я вовсе не собираюсь открывать здесь сиротский дом, – продолжала в сердцах Рене.

– А я думал, собираешься, – подлил Кларри масла в огонь, и она опять обернулась к нему.

– Вы, мужчины, мне все опротивели! У Кпайти сильные материнские чувства. Да-да, не смейся, Кларри. Материнские чувства. Она молода, расстроена, не знает, как помочь бедному, больному юноше, душа у нее в смятении. Если он будет здесь жить, я смогу узнать его, верно? И если он окажется не тем, а это можно выяснить, только познакомившись с ним, то мы сможем отвадить ее от него, как добрые христиане…

Кларри не удержался и фыркнул.

– Так ты, значит, собираешься терзать бедных детей? Это что-то новое. Ты мне этого не говорила.

– Что за чушь! Я просто отношусь к Клайти, как к родной дочери.

Кларри сел за стол, сложил на столе руки и опустил на них голову, на которой все еще была шляпа.

– Почему?

– Что почему?

– Да, почему? Именно из-за этого весь сыр-бор и разгорелся. Послушайте, Кампьен, будьте нашим судьей. Я пытаюсь объяснить этой старой глупой курице, которую я люблю, заметьте, как собственную мать, что всех в этом конченом мире не пережалеешь. Я что, не прав? Да? Не прав?

Рене в ответ неожиданно взорвалась.

– Свинья! – вскричала она, сощурив в щелки глаза: наверное, хотела вызвать в памяти образ этого бедного затюканного животного. – Свинья бесчувственная! Но в этом ты, бедняжка, не виноват. Матушка у тебя – моя подружка – была добрая женщина, добрее не бывает. Но твой папенька… Это он в тебе сейчас говорит, гад ползучий!

Мистер Грейс не сделал попытки защитить отца; вид у него был побитый и несчастный. Кампьену подумалось, что удар, нанесенный ему, был, пожалуй, ниже пояса. Рене и сама это поняла, поскольку переменила тон и даже принялась как бы оправдываться.

– Ладно, некрасиво подсматривать за тем, кому что перепадает. Пусть я даю верхним жильцам немного больше, чем полагается за плату. Я могу себе это позволить. И никого это не касается. Ходить кругом и вынюхивать, допытываться у старика Конгрива из банка, сколько у меня на счету, – это что, по-джентльменски?

– Ложь, – не очень уверенно произнес Кларри. – Кроме того, из Конгрива ничего не вытянешь. Зато меня он замучил с этими Палинодами. Хотел выведать о них всю подноготную. Набивался ко мне в приятели. Я тебе рассказал об этом, и ты еще мне ответила: «Банку нужно все знать о своих клиентах». Что, не говорила?

– Ну ты угорь, настоящий угорь. Из чего угодно выкрутишься, – сказала Рене и улыбнулась Кампьену неловкой улыбкой. – Я за свои поступки и действия отвечаю.

– Если отвечаешь, то все в порядке, – устало проговорил Кларри. – Я только хотел помочь тебе, глупая ты голова. Вижу, полдюжины древних шляп восьмого размера как кровопийцы тебя сосут. Я не хочу вникать, почему ты им все позволяешь, хотя, между прочим, кое-кому это кажется странным. Я просто хотел выяснить, можешь ли ты это себе позволить. Но раз ты говоришь, что можешь, и уверяешь меня, что стрелка барометра не предвещает банкротства, я умолкаю. Благодетельствуй любящим голубкам, моя радость, и в придачу пол-улице, если это доставляет тебе удовольствие. Мне все равно.

Мисс Роупер поцеловала его.

– Принимаю твои слова за извинение. И пожалуйста, не испорть дело какой-нибудь новой глупостью. Сними шляпу, никто дома в шляпе не ходит. Смотри, вот и Альберт снял.

– Прошу прощения, черт меня подери! – воскликнул мистер Грейс, сдернул с головы обидчицу-шляпу й бросил ее на плиту; она покатилась среди кастрюль и сковородок, и сразу запахло паленым фетром. Унявшийся было гнев мисс Роупер вспыхнул с новой силой. С быстротой молнии она поддела кочергой чугунный круг на плите и швырнула шляпу прямо в огонь. Круг возвратился на место, и шляпа приказала долго жить. А Рене, не обернувшись, не сказав ни слова, занялась своими кастрюлями с самым непринужденным видом.

Побелев как полотно, со слезами, закипевшими в скучных голубых глазах, Кларри поднялся на ноги и открыл рот. Кампьен, здраво рассудив, что сейчас самое лучшее – оставить старых друзей вдвоем, вышел на лестницу черного хода и чуть не упал, столкнувшись с миссис Лав, которая стояла на коленях возле ведра с водой у самой двери.

– Он ушедши, я говорю, он ушедши? – Старушка вскочила и дернула его за рукав. – Мне было плохо слышно отсюда. Плохо слышно, говорю.

Миссис Лав кричала оглушительно, и Кампьен, у которого сложилось впечатление, что она вообще ничего не слышит, тоже изо всех сил крикнул:

– Надеюсь, нет!

– Я тоже, – неожиданно нормальным голосом ответила миссис Лав. – Но все-таки чудно! Чудно, говорю.

Кампьен, обходя ее, чувствовал, что повтор обязывает его что-то ответить.

– Вы так полагаете? – рискнул сказать он, подходя к лестнице.

– А то как же. – Миссис Лав почти вплотную надвинулась на него, ее древнее румяное личико взирало на него снизу: – Почему она дает им так много воли? Ведь они просто ее жильцы. Как будто она что им должна. Что должна, говорю.

Тонкий, пронзительный голос, так неприятно и точно выражавший его собственные неотчетливые мысли, заставил Кампье-на помедлить на первой ступеньке.

– Идете к себе? – спросила она и вдруг опять крикнула: – Господи! Что это я! Совсем забыла. С этим сумасшедшим домом все из головы вон. У вас в комнате ждет джентльмен, пришел полчаса назад. Очень почтенный, почтенный, говорю. Я и провела его наверх.

– Провели ко мне наверх? – переспросил Кампьен, не ожидавший посетителей, и чуть не бегом бросился по лестнице, подгоняемый ее задорным голосом.

– Я простолюдина не пущу, того и гляди чего-нибудь не досчитаешься. Не досчитаешься, говорю.

Ее наверняка было слышно по всему дому. У своей двери Кампьен в изумлении остановился.

В спальне явно беседовали. Слов нельзя было разобрать, но, судя по выговору, шел вежливый светский разговор. Кампьен отворил дверь и вошел в комнату.

На норвежском троне перед туалетным столиком спиной к зеркалу сидела мисс Эвадна. На ней был длинный бухарский халат, в котором он увидел ее первый раз, на плечи накинута кружевная шаль, изящную руку украшало кольцо с бриллиантом и старинный золотой перстень. А у ее ног мучился с электрическим чайником, неумело орудуя маникюрной пилочкой, седовласый дородный мужчина в черном смокинге и полосатых брюках.

Услыхав шаги, он поднял голову, и Кампьен узнал в нем финансового эксперта и консультанта казначейства сэра Уильяма Глоссопа, с которым он был едва знаком.

18. Ниточка с Треднидл-стрит[109]109
  ¹ «Treadneedle»– нитка с иголкой (англ.). Треднидл-стрит – улица в Сити, где находятся крупные банки, в том числе Банк Англии (англ.).


[Закрыть]

Увидев вошедшего Кампьена, электрик-любитель готов был, возблагодарив Бога, подняться с колен. Но мисс Палинод жестом остановила его.

– Ради Бога, продолжайте. У вас это так ловко получается. – В ее любезном интеллигентном голосе слышался легкий повелительный обертон. – Мне кажется, эта маленькая отвертка подойдет. Нет, пожалуй, нет. Вы целыми днями отсутствуете. – Последние слова, несомненно, относились к мистеру Кампьену.

Это был мягчайший упрек.

– Я готовлюсь к моей завтрашней conversazione[110]110
  Беседе (фр.).


[Закрыть]. А тут как на грех в этой сложной системе что-то разладилось. Очень досадно, но руки у меня неспособны к такой работе.

Ее очаровательный смех означал, что это само по себе абсурдное замечание, хоть и не может не вызвать улыбки, рукам ее, как ни странно, льстит.

– И я пошла поискать вас. Я знаю, люди сцены очень изобретательны. Вас я не застала, но мне на помощь любезно пришел ваш коллега.

Сэр Уильям одарил Кампьена взглядом исподлобья. Его небольшой иронический рот был недовольно поджат. Консультант казначейства походил на актера, как мисс Эвадна на индийского раджу. Кампьен поспешил ему на выручку.

– Дайте я посмотрю, что там, – сказал он.

Помощь была предложена от всего сердца, и сэр Уильям, старший по возрасту, поднялся с колен, приняв более естественное для себя положение.

Мисс Эвадна ласково улыбнулась ему.

– «Мой милый сын, ты выглядишь смущенным и опечаленным. Развеселись. Окончен праздник»[111]111
  Шекспир. Буря, дейст.4, карт.1 (перев. Мих. Донского).


[Закрыть], – процитировала она и поглядела на него веселым, всепрощающим взглядом, который ему показался по меньшей мере неуместным.

– Боюсь, что приборы выше моего понимания, – буркнул он нелюбезно.

Сэр Уильям принадлежал к тому типу людей, которые не считают, что улыбка – это масло, сглаживающее шероховатости человеческого общения. Мисс Эвадна нашла его несколько застенчивым.

– Вы не шекспировский тип, я вижу, – сказала она мягко. – А сначала вы мне показались именно таковым. Почему бы это? – Ее взгляд упал на фальстафовское брюшко финансиста, она вспомнила почему, и глаза ее озорно блеснули. – Оставим это. Стало быть, завтра вы оба непременно будете. Не знаю, посетит ли на сей раз мой четверг одно влиятельное лицо в театральном мире. Но не сомневаюсь, скучать вы не будете.

Она поглядела на Кампьена, который все еще возился с чайником.

– Я обычно приглашаю друзей с нашей улицы, торговцев, клерков. Полагаю, нашей милой труппе «Феспид» полезно общение со своим зрителем.

Кампьен встал, неполадка была наконец устранена.

– Все в полном порядке, – бодро сказал он, встретив благодарную с долей сомнения улыбку мисс Эвадны.

– По-моему, тоже, – сказала она. – Починили? Великолепно! Прощаюсь с вами обоими. До завтра, приходите после шести, но не опаздывайте. Я теперь довольно скоро устаю от разговоров.

Она взяла чайник, кивнула Кампьену, открывшему ей дверь, и выплыла горделивой походкой, которая могла бы оказать честь королевской гостиной. На пороге она остановилась и взглянула на сэра Уильяма.

– Благодарю вас за старание и готовность помочь. Мы с вами вполовину не так умны, как этот добрый человек.

Кампьен понимал: мисс Эвадна знает, что не доставила им большого удовольствия, и это последнее обращение – своего рода масличная ветвь мира. Он затворил дверь, усмехнулся и вернулся в комнату.

Сэр Уильям, выглядевший в этой комнате как тюлень в кордебалете, мрачно посмотрел на него.

– Я сижу здесь и жду вас, вдруг входит эта женщина, – сказал он. – Она почему-то решила, что знает меня. Интересно, за кого она меня приняла? За полицейского?

Кампьен с некоторым замешательством встретил его взгляд, в котором так часто отражалось глубокое понимание сложнейших финансовых проблем.

– Нет, конечно. Она, боюсь, делает вид, что верит, будто мы оба играем на сцене.

– Актер?! – сэр Уильям как бы случайно глянул на себя в зеркало, висевшее от него сбоку и оправленное в форме сердца, и, если за весь визит на его лице и изобразилось подобие улыбки, это случилось именно сейчас. – Господи помилуй! – воскликнул он, и было заметно, что эта ошибка скорее польстила ему, чем огорчила. Но тут же лицо его озарилось какой-то новой мыслью, и он прибавил: – Не это ли ваша леди Макбет?

– Одна из, – пошутил Кампьен. – Ваше появление здесь для меня большая неожиданность. Могу быть чем-то полезен?

Гость какое-то время пристально смотрел на него.

– Да, – сказал он. – Именно за тем я к вам и пришел.

Он опустился в кресло, в котором сидела мисс Эвадна, вынул маленькую блестящую трубку, набил ее табаком и разжег.

– Я говорил со Станислаусом Оутсом, – наконец приступил он к делу. – Точнее, Оутс говорил со мной. В письме старшему инспектору Йео вы задали один вопрос. Вы знаете, о чем я говорю?

– Что-то не могу припомнить.

– Хорошо, – с явным облегчением проговорил сэр Уильям. – Ваше письмо было адресовано старшему инспектору. Он пошел с ним к Оутсу. Оутс был так добр, что безотлагательно упомянул о нем мне, благо мы сейчас вместе заняты одним делом… не относящимся к вашему. Таким образом, об этом осведомлены четыре надежных человека. Думаю, в этом ничего страшного нет. Скажите, Кампьен, что точно вам известно о «Брауни майн»?

Кампьен вздохнул. Светлые глаза, защищенные очками в роговой оправе, мгновенно утратили всякое выражение. Да, вот она, дикая, невероятная удача. По спине побежал знакомый холодок – он явственно увидел, как козырная карта стала медленно приоткрываться.

– Почти ничего, – сказал он. – Убитая владела каким-то количеством акций этой компании. Они считаются пустыми бумажками. Несколько месяцев назад прошел слух, что «покойник» как будто зашевелился. Вот и все, что мне известно.

– Только и всего? Ну, значит, дело обстоит не так плохо, как я боялся. Прошу вас об одном, постарайтесь совсем не касаться этой компании.

– Если смогу, – отозвался Кампьен.

Сэр Уильям покачал головой.

– Этого недостаточно, мой мальчик. Ее как бы не должно вообще существовать. Вы понимаете? Никаких упоминаний ни в прессе, ни где-нибудь еще. Я, по-моему, выражаюсь предельно ясно?

– Убийца вздохнет с облегчением, – отпарировал Кампьен.

– Прошу прощения? Ах да, понимаю. Господи, не хотите ли вы сказать, что эта несчастная женщина была убита именно потому, что владела…

– Я хочу только установить истину. – Кампьен в своих больших роговых очках выглядел сейчас мудрым, правда, отощавшим филином. – Я встречал в своей практике подлинно виртуозные убийства, совершенные всего из-за трех с половиной фунтов стерлингов. А моя… мой клиент имел, сколько мне помнится, более восьми тысяч привилегированных акций этого очаровательного концерна. Согласитесь, и для меня и для полиции очень важно установить, есть ли какой-то шанс, что эти «пустые бумажки» вдруг обернутся деньгами. Наш долг установить это. Поверьте, у этой женщины не было абсолютно ничего, что имело хотя бы проблематичную ценность. Кроме этих акций.

Сэр Уильям поднялся с кресла.

– Да, я понимаю вас, – медленно проговорил он. – Но вы, я надеюсь, догадываетесь, какое значение я придаю этому делу, раз я пришел сюда. Я был уверен, что вам известно об этом деле больше, чем, к счастью, оказалось. Хотя, конечно, я понимал, что главного вы не можете знать, иначе не обратились бы к мистеру Йео. У меня была только одна мысль: как можно скорее прийти сюда и призвать вас к молчанию.

– Послушайте, сэр Уильям, – начал свою скромную игру Кампьен, – ни инспектор Люк, ни я не собираемся ставить палки в колеса высокому финансовому ведомству. Мы обнаружили ниточку и единственно хотим узнать – не ведет ли она к раскрытию убийства. Ваши же тайны и тайны «его Величества» правительства нас не касаются. Объясните, какую опасность представляют для вас эти «брауни»[112]112
  Домовик и другая мелкая нечисть (англ. фольклор).


[Закрыть], и мы будем честно хранить в секрете все, что так или иначе их касается.

– Какие «брауни»? Ах да, игра слов. Разумеется, я не могу рассказать вам многое. Чем меньше людей в это посвящено, тем лучше. Но кое-что я вам открою. Существует три заброшенных золотых копи, не скажу где, конечно, которые, как предполагают, богаты неким металлом.

– Безымянным, – вставил Кампьен.

– Вот именно. Очень редким, который необходим для производства некой продукции, предельно важной для обороны страны.

Он замолчал, а Кампьен скромно потупил взгляд.

– Как раз сейчас этот вопрос и выясняется, – кашлянув, продолжал великий финансист. – Поэтому абсолютно необходима секретность. Вообразите, мой дорогой, где могли бы находиться эти копи!

Кампьен, разумеется, понятия не имел, где этот Брауни вырыл свои копи – в Челси[113]113
  Район Лондона


[Закрыть] или в Перу, но со знающим видом все-таки кивнул. И тут сэра Уильяма осенило.

– Если старуху убили из-за этих самых акций, Кампьен, – заволновался он, насколько способен был волноваться, – то убил ее ловкий мошенник. Тайна этих копей хранится буквально за семью печатями. Значит, во-первых, убийца опасный преступник и, во-вторых, имеется очень серьезная утечка информации. Вы обязаны поймать его, и чем скорее, тем лучше.

– А по-моему, преступник этот – человек весьма легкомысленный, – мягко проговорил Кампьен. – Давайте так и решим – нам ничего не известно, кроме одного бесспорного факта: эти акции могут служить мотивом убийства.

– И превосходным, – сказал сэр Уильям, и глаза его были уже где-то далеко. – Оставляю все дело в ваших руках. Держите меня в известности. И уповаю на вашу скромность. Конечно, я мог бы этого и не добавлять, – сказал он, но выражение лица, вопросительная интонация все-таки свидетельствовали о мучивших его сомнениях.

Кампьен не успел даже состроить обиженное выражение – на ум ему пришла одна досадная мысль.

– Когда вы шли, на улице было уже темно? – спросил он.

– Боюсь, что нет. – Вид у сэра Уильяма был слегка виноватый. – Я понимаю, о чем вы. Вы думаете, меня могли здесь узнать? И я об этом подумал, увидев перед домом толпу. Я не мог и предположить, что сюда соберется столько зевак. Нездоровое любопытство простых людей… – Он немного помолчал и прибавил: – Какой старинный район, обветшалые дома. Это та самая Эйпрон-стрит, где находится отделение банка Клофа? Фантастические все-таки аномалии существуют в нынешнем мире.

– Этот банк мне показался, пожалуй, чересчур старомодным.

– Архаичный – более точное слово. Но с финансовой точки зрения абсолютно стабилен. Живет, однако, по меркам прошлого века. Кроме этого, осталось всего два-три крошечных отделения. Одно в Лимингтоне, другое – в Тонбридже, и еще одно – в Бате. Обслуживали когда-то благородное сословие, которое фактически вымерло. Жалованье платят меньше, чем в любом таком же банке, а сервис превосходный. – Он вздохнул. – Невероятный, невозможный мир! Прошу меня простить, Кампьен, если вдруг окажется, что я чему-то помешал. Такая досада. Я ведь больше всего боялся, что нас увидят вместе, потому и взял на себя труд прийти, а не назначил встречу в клубе или у себя на службе. Надеюсь все-таки, что меня никто не узнал. А не будет никаких разговоров, эта бочка с порохом не взорвется. Кто, кроме вас, может уловить связь между моим появлением здесь и вашим расследованием?

Кампьен помог сэру Уильяму надеть пальто. С его лица, как обычно в тревожные минуты, схлынуло всякое выражение, осталась только легкая учтивая улыбка.

– Разумеется, еще тот, кого в первую очередь это касается. – Кампьен не удержался и высказал то, что его мучило.

Гость удивленно воззрился на него.

– Убийца? Господи помилуй! Вы что, всерьез думаете, что этот парень до сих пор околачивается на Эйпрон-стрит?

Кампьен чуть улыбнулся, он был теперь само простодушие.

– А пожалуй, верно, в доме теплее, – заметил он.

Минут через десять после того, как сэр Уильям Глоссоп с большими предосторожностями был выпровожен из дома, Кампьен сидел, забыв закурить, у себя в спальне и какое-то время перебирал в уме все нити этого сложного расследования.

И мысль его вдруг набрела на один самоочевидный факт. Поскольку мисс Эвадна не так уж равнодушна к мирским делам, как делает вид, вряд ли она только из прихоти стала бы устраивать завтрашнее сборище. А ведь она упорствует в его проведении. Почему?

Не найдя никакого объяснения, он перешел к ее брату Лоренсу и любопытной историйке, услышанной от Джеса Пузо. Гробовщик здесь явно что-то упустил – он готов биться об заклад.

Ход его мыслей был неожиданно прерван. Дверь отворилась, и в спальню безо всяких предваряющих появление слов вошел Чарли Люк.

– Только пиво, – сказал он, вытаскивая из кармана плаща две бутылки.

Кампьен с любопытством взглянул на него.

– Хорошие новости? – спросил он.

– Ничего, что лило бы воду на нашу мельницу.

Инспектор стягивал с себя пальто, которое как бы сопротивлялось ему. Шляпа спланировала на комод, и рука Люка потянулась за полоскательным стаканом.

– Вы ведь не прочь промочить горло, вот я и принес пива, – сказал он, наливая стаканы.

Спальня с появлением инспектора как бы сократилась в размерах.

– Сэр Доберман безутешен. Пригласил меня к себе, хотел спросить, того ли парня я выкопал. Он разочарован, как ребенок, который обнаружил, что в красивом пакете пусто.

Люк еще отпил из бутылки и даже вздохнул от удовольствия.

– Из Скотланд-Ярда очередной запрос, почему задерживаемся с арестом преступника, – продолжал он жестко. – Но на сей раз запрос скорей для проформы. Они сейчас сами пробуксовывают. Гринера, кажется, обнаружили во Франции. Это один из двух убийц с Грик-стрит, вожак. Поль, его напарник, исчез, как в воду канул.

– Плохо, – посерьезнел Кампьен.

– Чего уж лучше. – Люк был в устрашающе веселом расположении духа. – Десять дней все было поставлено на ноги! За всеми портами денно и нощно велось наблюдение. Даже с коротенькой Эйпрон-стрит сняли половину полицейских человеко-часов. И тем не менее, как пишется в серьезных романах, тем не менее… – он аккуратно поставил между ног бутылку, – попутного ветра нет как нет. Правда, мне все-таки удалось посадить двух ребят на доходы папаши Уайлда. Еще послал запрос на стервятницу Беллу, но ничего интересного пока не обнаружилось. За исключением разве того, что аптекарь, чем бы он еще ни промышлял, капитала себе на этом не нажил. – Люк глубоко вздохнул. – Бедный пилюльщик! Я бы не знаю, что отдал, фунт еженедельно из будущей пенсии, только бы этого ужаса не случилось. Да, у меня есть что-то для вас.

Люк пошарил во внутреннем кармане.

– Доктор получил еще одно анонимное письмо. Тот же почерк, та же марка, та же бумага. Только на этот раз выражения поаккуратнее. – Люк рассеянно подержался за свой внушительный нос. – И та же самая игривость в тех же придурочных выражениях. Она, видно, думает, что мы их жжем.

Наконец он извлек из кармана листок бумаги, который, подумалось Кампьену, специально выбирался, чтобы надежнее замести следы. Листок был тонкий, обыкновенный, серовато-белый, без водяных знаков. Такую бумагу можно найти в любом количестве почти в любом магазине метрополии. Даже почерк был знакомый, отсутствовали характерные черточки и с левым наклоном, свидетельствующим о малообразованной руке.

Письмо оказалось не лишенным интереса. После целой вереницы непечатных слов, подобранных с разухабистым шиком, шло само послание, в котором был заключен совершенно точный смысл. Кампьен в нем прочитал:

«Ну что старый… ты вышел на сегодня сухим из воды потому что все врачи трусы, но ты ничего не имеешь от этой смерти. Я тебе объясню почему объясню честно хотя ты старый… этого не стоишь.

Брат этот… алчный и загребущий… человек умный как он себя считает и он получил что она оставила… бедняге капитану, который другое не скажешь просто старый дурак слежу за тобой ты виноват во всех бедах и несчастьях. Бог все видит. Аминь. Стекло знает все и не забудь люди как ты… другие от них страдают, а они всегда притворяются, что помогают ближним и делают добро. Полиция еще хуже всегда тянет руки к деньгам. Все они будут гореть в аду на земле как надеюсь горишь ты. Ты хуже всех…».

– Милая старушка, ничего не скажешь. – Чарли Люк заглянул через плечо Кампьена. – Правда, иной раз у нее лучше получается, не так много повторов. Вычитали что-нибудь полезное?

Кампьен положил листок на столик возле кровати и легонько подчеркнул карандашом некоторые слова. Потом подчеркнул несколько пожирнее, и получилось следующее: «Брат человек умный, он получил, что она оставила капитану, который просто старый дурак».

– Потрясающе, если, конечно, это правда, – сказал Кампьен.

– Почему?

– Потому что мисс Руфь– оставила капитану, которого терпеть не могла, восемь тысяч привилегированных акций, причем их положение на бирже является сейчас государственной тайной. – Кампьен весело улыбнулся: – Садитесь, Люк, я вам ее открою.

Но прежде чем начать свой рассказ, Кампьен снова прошелся карандашом по коротенькому письму, подчеркнув еще несколько слов во второй половине этого омерзительного сочинения.