Текст книги "Ведьма"

Автор книги: Дональд Маккуин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 49 страниц)

Шара с трудом поспевал за Гэном. Гэн подбадривал собаку. Впереди были деревья. Укрытие.

Гэн затосковал об упущенной славе, которую он думал принести Людям Собаки и Трем Территориям. Скорее в густой благоухающий лесной воздух. Вверх. Найти место для последнего боя.

Ему не доведется умереть в своей любимой степи. Это было то, чего он боялся начиная с того дня, когда пересек горы.

Глава 6

Дыхание Шары напоминало звук, издаваемый ржавой пилой. Собака, у которой деревенел пораненный бок, скособоченно двигалась, опустив голову и понуро глядя перед собой. У Гэна дела обстояли немногим лучше. Ему пришлось напрячь все силы, чтобы удержать коня на крутом скользком склоне. Возбуждение боя давно прошло. Он промок, замерз и был совершенно измучен. Застрявший в шее наконечник стрелы напоминал о себе острой болью при каждом ударе сердца, при каждом движении.

Гэн с завистью подумал о своем друге и наставнике Класе на Бейле, который мог почти полностью отключать чувство боли. Раны были для Класа просто неудобством, если не считать потерю крови.

Сосредоточившись на внутренней духовной силе нары, Гэн мысленно представил себе свою боль, создал ее образ. Так ему было легче управлять своими ощущениями.

Далеко позади слышались голоса преследователей и фырканье их лошадей. Гэна окружали запахи мокрой коры, хвои и лесной подстилки. И еще явный запах мокрой звериной шерсти. Он не мог исходить от Шары, направление ветра было не то. Значит, это волки. Гэна это открытие подбодрило. Волки уже не раз помогали ему.

Дождь. Отнимающий все силы и почти ослепляющий. Гэн подумал, что последнее как нельзя более кстати. Если он с трудом мог что-либо разглядеть, то в таком же положении и его враги. Гэн обернулся, пытаясь взглянуть, что делается внизу на склоне горы.

Наконечник стрелы ожил и пронзил все существо Гэна острейшей болью. Эта боль пыталась разрушить волю Гэна. Будто издалека ему послышался голос Класа: «Боль – убийца. Побежишь от нее – и она тебя догонит и уничтожит. Повернись к ней лицом. Пусть она будет тем, чем должна быть. Отдели рану от своего „я“. Заградись от нее стеной, Гэн».

Задыхающийся конь с трудом забрался на почти ровный уступ, образующий горный луг. Сделав еще несколько шагов, животное остановилось в полном изнеможении, широко расставив ноги и опустив голову.

Гэн быстро спешился. С трех сторон ровная поверхность плавно переходила в горные склоны. Слева лужайка упиралась в скалу, вершина которой скрывалась в тумане. Благоразумный человек направился бы вниз и попытался бы оторваться от погони. В конце концов, их лошади тоже выбились из сил.

Гэн натянуто улыбнулся Шаре.

– Даже если мне удалась бы убежать, ты не сможешь долго выдержать, правда ведь, парень?

В знак согласия лежавший на мокрой траве пес слабо вильнул хвостом.

В том месте, где луг переходил в крутой склон нависающей над ним горы, виднелось нагромождение обломков скалы, обвалившейся много веков тому назад. В этом склоне было несколько узких трещин.

Гэн шлепнул коня по крупу. Животное со стоном выгнуло спину. Когда конь повернул голову, чтобы посмотреть на Гэна, из его ноздрей капала кровь. Вдали раздались крики. Заржала лошадь.

– Ты должен их увести, – сказал Гэн. – Если они тебя обнаружат, то поймут, что я неподалеку.

Конь опустил голову почти до самой земли и судорожно закашлял.

Гэн обнажил свой мурдат. Если он убьет коня около ближайших камней, его, наверно, не обнаружат.

Погоня приближалась. Уже можно было различить отдельные голоса.

Гэн вложил мурдат в ножны и побежал. Когда он добрался до обломков скалы, Ква находились как раз под гребнем, над которым начинался луг. Гэн уже прыгал с одного скользкого от дождя валуна на другой. При каждом приземлении пронизывающая боль грозила свалить его с ног. Рядом выл и рычал от боли Шара.

Кто-то криком возвестил о находке – брошенном коне.

Дальше продолжить путь через валуны незамеченным было невозможно. Гэн лег на живот. Рядом с ним растянулся Шара. Позади Ква искали следы.

Гэн заполз в одну из узких трещин. В ней он обнаружил неширокую манящую тропинку, усеянную обломками камней. Камни разного размера образовали какое-то подобие ведущих вверх по склону ступенек, скрывавшихся в дожде и тумане. Если ступеньки обрывались где-то вне пределов видимости, то это оказалось бы самой худшей ловушкой.

– Шансов на успех мало, – сказал Гэн, потрепав Шару по голове. – Или поднимемся вверх, или…

Подстегиваемый возбужденными криками преследователей, Гэн с трудом вскарабкался на валун. Лежа на покатой поверхности, он не мог дотянуться до стоявшего на задних лапах Шары. Собака раз за разом, воя от боли, безуспешно пыталась забраться на камень. Гэн уговаривал Шару, как никогда прежде.

Шара собрался для последней, как понял Гэн, попытки. Гэн распростерся на валуне лицом вниз. От боли, причиняемой наконечником стрелы, у него в глазах все расплывалось, исчезало и возникало вновь.

Шара прыгнул. Вытянувшись, насколько это было возможно, Гэн ухватился рукой за боевой ошейник Шары.

«Что бы ни случилось, – подумал Гэн. – Теперь мы разделим общую судьбу. Мы слишком тесно связаны друг с другом, чтобы расстаться».

Он был рад, что Нила никогда не узнает о том, какое невероятно глупое решение он принял.

Шип на ошейнике собаки вонзился в запястье Гэна. При каждом движении Шары он разрывал кожу. Когда он пробил ее насквозь, его укол показался ничем по сравнению с прежней болью. Но только на мгновение. Шип стал скользить по кости то вверх, то вниз. Стиснув зубы, Гэн застонал. Подбадривая пса, Гэн проклинал его огромный вес. Наконец, поджав под себя задние лапы, Шара сделал последний рывок и взобрался на вершину валуна, и они свалились по другую его сторону грязной окровавленной кучей. Оба настолько обессилели, что не могли пошевелиться. Гэн очнулся только тогда, когда Шара, шевельнув головой, вырвал шип из его запястья. Ему удалось сдержать крик боли. Потребовалось сделать несколько глубоких вздохов, чтобы унять охватившую его дрожь.

Со всеми предосторожностями Гэн подполз к краю валуна и осмотрелся. У начала прохода воин Ква изучал следы на камнях. Гэн едва успел скрыться, когда воин неожиданно поднял голову. Подгоняемые криками своего преследователя, звавшего своих товарищей, Гэн и Шара продолжили путь, спотыкаясь на каждом шагу.

Гэн чуть не прошел мимо отверстия в скале. В высоту оно доходило до колен и было настолько узким, что протиснуться удалось с огромным трудом. Ногами вперед Гэн вполз в пещерку. Она оказалась столь низкой, что он не мог даже стать на колени. Тем не менее он помещался в ней вместе с Шарой.

Оттолкнув собаку в сторону, Гэн принялся лихорадочно искать, чем бы замаскировать вход. Снизу его частично закрывал упавший обломок скалы. Гэн схватился за другой обломок. И при обычных обстоятельствах этот груз был бы нелегким. Теперь он был непосильным.

В узком проходе крики Ква будили эхо. Впервые Гэн отметил, что дождь прекратился. Кровавый след будет как на ладони.

Он обрывался у входа в пещерку.

Гэн прополз по гроту несколько шагов. На полу и стенах оставались следы от его раненой руки. С трудом ему удалось загородить вход. Он постарался вместе с Шарой забраться как можно глубже в пещерку.

Ква остановились у входа. Один из них возбужденно указал на кровавый след. Другой ответил:

– Это не пролитая кровь. Это похоже на краску.

– Он падал. Или собака падала. Пошли!

Послышались удаляющиеся шаги, а затем тоном упрека кто-то крикнул:

– Чего ты ждешь?

– Здесь что-то не так, – ответил более опытный следопыт. – Вот, смотри, тут царапины. Он что-то передвигал.

– Такие следы здесь повсюду! Если ты слишком устал, чтобы поспевать за нами, посиди и подожди. Мы приведем его тебе.

Гэн не обращал внимания на перепалку. Приваленный им ко входу обломок скалы оставлял свободным пространство размером примерно с два кулака. Это отверстие то и дело заслоняли тени. Вот в него просунулось лезвие меча. Кто-то рассмеялся.

– Ты полагаешь, он превратился в сурка? А как насчет собаки? Что, она превратилась в мышь?

Внутрь пещерки скользнуло копье. Гэн отклонил его в сторону. Оно поворачивалось в разные стороны, но Гэн отклонял его к стенам. Копье убрали. Следопыт что-то заподозрил.

– Похоже, что-то мешает копью. Не знаю… Помоги мне с этими камнями. Я хочу посмотреть, что находится за ними.

Гэн выставил перед собой мурдат.

Неожиданно близкая вспышка молнии распорола небо, и раскат грома прокатился по горе. Громкие крики вторили грому. Тут же послышался нарастающий шум ливня.

– Прекрасно! – прозвучало с яростным сарказмом. – Теперь кровь смоет. Если ему удастся уйти, это будет твоя вина!

Послышатся удаляющийся топот сапог.

Гэна подмывало выйти из грота, но он прогнал эту мысль. Даже если удалось бы незамеченным достичь того луга, около лошадей, несомненно, оставлена охрана. Если его обнаружат, ему не устоять против численно превосходящего противника. Лучше надеяться на то, что Ква прекратят поиски.

Гэн содрогнулся. Быть убитым в дыре, наколотым на копье, как заяц. Как выразился тот Ква? Сурок. Это было бы не слишком почетной смертью.

Зашевелившись, Шара толкнул Гэна. Он с раздражением отпихнул пса, но тот не успокоился. Гэн попытался повернуться к Шаре.

Вдруг он услышал зов. Слабый, затухающий, который невозможно спутать ни с чем. Волки. Воющие. И не один, а много волков. Воющие днем, под дождем. Невероятно!

Раздался звук трубы. Два длинных гудка, затем несколько коротких. Не было нужды знать сигналы Ква, чтобы понять его важность.

Снаружи послышатся шум. Злые голоса…

– …Говорил же, что он не обычный человек. Волки никогда так не воют. Это волшебство. Если они напали на наших лошадей…

Снова тишина. Покойная. Спать…

Сон пришел не торопясь, словно черная пелена. Под пеленой темная колеблющаяся морская вода. Гэн увидел себя в небольшой лодке. Паруса в клочьях, корпус дал течь.

Кто-то за ним следил. Из-под воды. Он чувствовал его присутствие. Холодное, липкое. И все же он ничего не мог рассмотреть.

– Он ждет тебя, молодой Гэн. Тебя, ничтожество.

Голос был переполнен ненавистью. Он напоминал скрежет ногтей по известняку. Гэн попытался проснуться. Раздался смех, еще более ужасный, чем слова.

– Я освобожу тебя тогда, когда все тебе скажу. Смотри сон. Пойми его.

Море горой вздыбилось перед лодкой. Описать это иначе было невозможно. Гора, которая тянула за собой черную воду. По краям шипели пузыри. Гора все росла и росла. Лодку несло к этой горе. Схватившись за леера, Гэн попытался поднять парус. Стоило ему только потянуть, как леер порвался. Черное нечто теперь нависало прямо над лодкой. Снова раздался голос, на этот раз изнутри горы. Наслаждаясь своей ужасающей силой, он прошептал:

– Ты готов помериться силой с морем, не так ли? Тебя не устрашает эта мощь? Тогда смотри, что случится!

Это невообразимое нечто стало уменьшаться. При этом оно вращалось вокруг своей оси, сначала почти незаметно, потом все быстрее и быстрее. Когда оно стало вровень с морем, образовалась темная воронка. Там, где раньше возвышалась гора, теперь зияло огромное отверстие. Водоворот подхватил и стал швырять суденышко из стороны в сторону. Одной рукой Гэн вцепился в мачту, другой – в бортик. Далеко внизу Гэн увидел темные, искаженные толщей воды и неверным светом силуэты каких-то выскочивших из мрака хищных существ. С ужасом Гэн осознал, что они поджидают именно его. Бортик, за который он держался, отломался и исчез в воронке. Вслед за ним в бездну канула сломавшаяся мачта. Распластавшись на накренившейся палубе, Гэн лихорадочно пытался найти точку опоры.

Посреди этого холодного ужаса рука Гэна неожиданно наткнулась на что-то теплое. Он опять услышал голос, который с каждым произнесенным словом становился сильнее и требовательнее:

– Море ждет тебя. Иди, Гэн. Сейчас. Гэн. Гэн!

Но этот голос заглушил другой.

– Гэн! Это я! Ответь мне!

Яркий свет ослепил Гэна. Краем глаза он различил лежавшую поперек его ноги голову Шары. Он подивился, как сюда могла попасть собака? Почему они оба лежат?

Пещера. Ква. Он потянулся за мурдатом.

– Твое оружие у меня, Гэн. Дай мне руку.

Сознание Гэна прояснилось. Эмсо. Гэн вытащил свою руку из-под головы своего пса. Она была мокрой там, где Шара облизал ее.

Мысли Гэна путались. Холод, вода.

Схватив его за руки, Эмсо уже тащил Гэна из пещеры. Гэн понял, что снова теряет сознание. Он вскрикнул, похолодев от мысли, что что-то поджидало, чтобы схватить его беспомощного.

– Я с тобой. Я тут. Ты в безопасности, – сказал Эмсо.

Гэн услышал, как поджидавшее его нечто засмеялось. Мокрое, пузырящееся.

Глава 7

Сайла любовалась Матерью Рек, обрамленной бушующей зеленью. Склоны расположенных вдали от живительной влаги холмов светились теплыми золотистыми, желтыми и оранжевыми красками. Все кричало о том, что хотя река сильна, но это – страна солнца.

Сидя верхом на своем коне Рыжике, Сайла обернулась, бросив долгий взгляд на север. Земля под копытами коня была горячей и пыльной. Животное стремилось вниз к воде, копыта гулко ударяли по сухим камням.

Слегка переменившийся ветер принес на склон холма прохладное дыхание реки. В пойме Мать Рек создала свой собственный климат. Вдоль нее дули ветры с моря, смягчая суровые зимы. Во время летней жары те же ветры приносили прохладу. Утром в разгар лета у реки для защиты от тумана и холода была нелишней куртка, а после полудня хватало самой легкой рубашки.

Повернувшись, Сайла посмотрела на север и восток. Ее сердце сжалось от боли. Три, самое большее – четыре дня пути, и она могла бы оказаться в объятиях мужа.

Ей хотелось быть вместе с ним, но он распорядился по-другому.

Удалявшийся вестник, доставивший новости, был уже почти неразличим. Вместе с ним были воины Людей Собаки, которые спасли Сайлу и ее друзей от кочевников. Они сопровождали ее во время долгого и трудного путешествия на север из Суши.

Сайла поднялась на стременах и взглянула на юг, мимо своих четверых спутников. Они тоже смотрели в ту сторону, откуда пришли сюда. Когда их преследовали кочевники Летучей Орды, оглядываться было некогда. Осенив себя Тройным Знаком, Сайла молча вознесла молитву с благодарностью за то, что им удалось скрыться с места, где они отыскали Врата. Причем скрыться, заполучив сокровище, к которому она стремилась всю свою жизнь. Теперь оно принадлежало Сайле. Эта мысль приводила ее в восторг. Воспитанная стать Цветком, чтобы спасти тайну для Церкви, она достигла цели. Краска стыда залила ее щеки: она вспомнила о своих тайных помыслах воспользоваться тайной Врат в собственных целях. Полученный от друзей совет спас ее от этого. Те же друзья не позволили Жрецу Луны выкрасть тайну. К несчастью, этому исчадию все-таки удалось восстановить свою власть над разбитым, пораженным эпидемией государством кочевников.

По иронии судьбы, похоже, что эпидемия началась с Мэтта Конвея, который так помог Сайле в ее миссии. В начале похода Конвей был загадкой. Тогда казалось, что он ищет самого себя. Теперь он излучал уверенность. Странно, она полностью ему доверяла, но при этом Сайла знала, что он врал о своем прошлом. Так же, как врала сопровождавшая его чернокожая женщина, Доннаси Тейт.

– Мы из далекой страны, – говорили они всем, – расположенной далеко на востоке.

Лгуны. Все они. Конвей и Тейт, еще четверо в Оле с Гэном Мондэрком – мужчина Леклерк и трое женщин – Сью Анспач, Дженет Картер и Кейт Бернхард. И еще был тот, которого звали Джонс. Теперь он стал Жрецом Луны, предводителем кочевников Летучей Орды и их духовным отцом.

Тейт и Конвей только во время похода научились скрытно передвигаться и кое-как читать следы. Невозможно было поверить, что таким людям удалось незаметно пробраться через Горы Дьявола. И в довершение всего – и это вызывало подозрение – их мужчины обращались со своими женщинами как с равными себе.

Направление хода мыслей Сайлы изменилось.

Клас.

Он понимал, что поиски Врат – смысл ее жизни. Только ее мужчина мог так любить, доверять женщине, чтобы предоставлять ей столько свободы и даже уважать ее за такую целеустремленность. Но что он скажет, узнав, что передаваемая из поколения в поколение легенда о тайне Врат заключалась в том, что называют книгами? Или что Конвей и Тейт могут их прочитать?

То, как поступили Тейт и Конвей, на чем они настаивали, было богохульством. Оба посмели произнести запретное слово, они настаивали, что должны научить ее и остальных пользоваться книгами. Всем было известно требование Церкви: любую бумагу с написанными на ней словами, найденную на месте разрушенных городов, нужно немедленно передать Церкви, которая совершала ее ритуальное сожжение во время церемонии Возвращения. Всем также было известно, что в древние времена правившие миром гиганты поработили человечество. Рабы слишком много узнали, слишком возомнили о себе и стали мятежными. Гиганты уничтожили рабов, превратив их огромные поселения в руины, в источники невидимой заразы, где ничего не подозревающего человека подстерегала ужасная болезнь.

Люди, называвшиеся Сиа, собрали племена в тех местах, где Вездесущий позволил людям выжить.

В каждой культуре умение читать и писать, знание арифметики стали привилегией самых высокопоставленных лиц, которых больше всего опасались и за которыми больше всего следили. Сайле такие законы были ненавистны. Но она понимала их необходимость – иначе как Церковь могла быть уверена, что никто не посягнет на установившийся в мире порядок.

Чужаки обращались с книгами непринужденно. У Сайлы же в горле вставал комок от страха каждый раз, когда ей приходилось брать в руки книгу. В ней так много слов!

И все же она осознавала свою ответственность, которую накладывало на нее звание Цветка. Ее жизнь состояла в поиске власти. Не для себя, а для всех женщин. Ею двигала ее собственная ярость, ее протест против того, как с ней обращались, но ее цели никогда не были эгоистичными. За исключением одной – «Мною никто никогда не будет владеть».

Ее, сироту, Церковь вызволила из рабства и воспитала как Избранную, как дитя Церкви. Жизнь Сайлы была посвящена привилегии вечного служения другим. Никто не смел нанести вред служительнице Церкви, иначе все племя, где это случилось, отлучили бы от Церкви. Ни одна целительница или военная целительница не оказала бы им помощи.

И все же жрицы были женщинами. Мир, видевший даже в служительницах Церкви прежде всего прислугу и деторождающих существ, подавлял их. Когда Сайла размышляла о своей жизни, первым ее чувством была обида. «Мною никто никогда не будет владеть».

Однако теперь она обрела ту власть, которую так долго искала. Если только она сумеет ее удержать! Если только она выдержит!

Вдали исчезали из виду спасшие ее воины Людей Собаки и отыскавший ее вестник. Как будто их никогда и не было.

За ее спиной воин-монах, которого она женила на Доннаси Тейт, сказал:

– Нам нужно двигаться, Сайла. Мы знаем, что где-то позади нас кочевники Летучей Орды.

Взмахом руки дав понять, что услышала его слова, Сайла горько усмехнулась и тихо произнесла:

– Новый мир построишь завтра, Жрица. А сегодня – опять беги.

Когда Сайла повернулась к своим спутникам, она сидела в седле прямо и излучала спокойную уверенность.

– Их еще не видно, Налатан?

Налатан заставил своего коня попятиться, чтобы он поравнялся с конем, на котором сидела Тейт. И он, и чернокожая женщина делали вид, что не замечают друг друга, но даже камню было ясно, как они тянутся один к другому.

– Никаких признаков после той засады, которую мы проскочили четыре дня назад, – ответил Налатан.

– Мы не нанесли им слишком больших потерь, – сказала Тейт. – Это не похоже на них – уйти, не попытавшись на нас напасть еще раз.

Тут подала голос Ланта, вторая одетая в черный плащ Жрица:

– Они не посмеют нас преследовать на другом берегу реки. Они опасаются патрулей Трех Территорий.

– Мне кажется, Ланта права, – сказал Конвей.

Сайла кивнула. То, что Конвей согласился с Лантой, было в порядке вещей. Если он был с чем-то не согласен, то хранил молчание. Все были уверены, что таким образом он старается загладить какую-то вину. Но какую именно, никто не знал.

– Если кто-то за нами наблюдает, он мог сообщить основным силам, что конвой ушел и мы остались одни, – продолжил Конвей.

Тейт нахмурилась.

– Сегодня солнечный день, и они могут пользоваться зеркалами… – Тейт замялась и с виноватым видом взглянула на Конвея.

Мрачно усмехнувшись, Конвей сказал:

– Да, зеркалами. Я сам научил кочевников ими пользоваться. Одна из моих оплошностей, и довольно серьезная.

– Прости, – сказала Тейт, подъехав к Конвею. – Я все забываю, что ты был в лагере кочевников вместе со Жрецом Луны. Не могу вас представить вместе после того, как он так изменился.

– Я и сам хотел это забыть. Странно, мне хочется думать о нем, как о Джонсе. Не могу поверить, что друг превратился в Жреца Луны.

Наклонившись вперед, Тейт со злостью сказала:

– Джонс мертв. Вместо него живет Жрец Луны.

– Мы все скоро будем очень мертвыми, если поскорее не переберемся через эту реку! – сказал Налатан.

Тейт обернулась к нему с проказливым выражением лица:

– Ой-ой! Мы сегодня очень нервничаем, не так ли? Разве в этом вашем братстве не учат, что нельзя прерывать других?

– Нас учат выживать! – Зная задиристость Тейт, Налатан оставался невозмутимым. Сквозь его нарочитое спокойствие, подобно тлеющим углям, светилась любовь.

– Конвей, поезжай вперед, – сказала Сайла, – и посмотри, свободна ли паромная переправа.

Конвей свистнул. К нему бросились два пса, которые до того наблюдали за тем, что делалось в тылу этой небольшой группы путников. Никто кроме Тейт не взглянул в их сторону. На ее лице с высокими скулами отразилось страдание. Это была не столько забота или грусть, сколько невыносимая потеря. Даже когда Налатан накрыл ее руку своей, ее взгляд оставался прикованным к собакам.

Наклонившись, Конвей почесал собак за ушами.

– Микка опередила тебя, Карда. Сдаешь под старость?

Кобель, будто понимая шутку, завилял хвостом.

Пустив коня галопом, Конвей направился вниз. Впереди бежал Карда, а более светлая Микка следовала за конем. Четверка людей привычно построилась в походный порядок. Сайла и Ланта ехали впереди с вьючными животными. Тейт и Налатан замыкали строй. Налатан воспользовался возможностью, чтобы выразить сочувствие Тейт.

– Ты не должна так горевать из-за потери своих собак. Они прожили предназначенную им жизнь. О них можно скорбеть потому, что они тебя любили, но смотри не запятнай их смерть.

Тейт резко повернулась и со злостью уставилась на Налатана, который продолжил:

– Доннаси, для них ты воплощала собой и солнце, и луну. Как для меня. Конечно, им не хотелось умирать. Никто добровольно не расстается с жизнью. Но в такой жертве – огромное значение. Она придает особый смысл всему, что было прежде. Пожалуйста, попробуй взглянуть на случившееся с такой точки зрения.

– Ты что, пытаешься сказать мне, что я должна почувствовать, если тебя убьют? Именно этот бред ты хочешь мне внушить? Я никогда не буду хвастаться смертью. Подобно тому, как ты хвастаешься этими дурацкими шрамами или как твои друзья погибли, воюя за Церковь. Никогда.

– «Хвастаться» – резкое слово. Даже так, рассказы о битве за жизнь – это единственная победа воина над смертью, разве ты это не понимаешь? Мы, оставшиеся в живых, об этом помним. Так в нас вырастает самое лучшее – истинная целеустремленность, честь.

Тейт яростно затрясла головой.

Налатан противопоставил ее горячности нежное упрямство.

– Танно и Ошу погибли ради тебя. Я им навсегда за это благодарен. Я их любил. И продолжаю их любить.

– И я тоже! – Это был крик раненой души. Слезы навернулись на широкие темные глаза Тейт. – Ты знаешь, что это так.

– Тогда думай о них с любовью и радостью.

Тейт задумчиво посмотрела на Налатана. Какое-то время он выдерживал этот изучающий взгляд. Наконец обнаружил на поводьях пятно, потребовавшее внимательного изучения. Спустя пару минут Тейт сказала:

– Я действительно тебя люблю, Налатан.

Налатан покраснел, но упорно продолжал рассматривать поводья.

– Я не была уверена, скажу ли я эти слова кому-нибудь снова. Я знала, что не смогу даже подумать об этом в отношении белого мужчины. Однако это случилось благодаря тому, что ты помог мне раскрыть глаза на многое. В основном на то, что касается меня самой. Но я никогда по-настоящему тебя не узнаю, не так ли? Понимаешь, я наблюдала за тобой во время боя, я была рядом, мы дрались бок о бок. И после всего этого ты говоришь о моих собаках, и о воинах, и о смерти, и во всем этом есть грусть, радость и тайна, которые заставляют меня плакать. Ты меня сбиваешь с толку.

Лицо Тейт снова приняло свое обычное шаловливое выражение. Перегнувшись в седле, она поцеловала Налатана в щеку.

– Какая у нас будет жизнь, мой любимый! Это точно будет лучше, чем жить в Суши со всеми этими братьями-монахами, как ты думаешь?

Ее улыбка была явно сладострастной.

Заикаясь, Налатан пробормотал что-то о необходимости проверить тыл. Развернув своего коня, он рысцой отправился вверх по склону.

Увидев, как зарделась его шея, Тейт в восторге закрыла рот рукой. Ее улыбка медленно угасла, сменившись целой гаммой эмоций, непредсказуемых, как узор масляного пятна на поверхности воды.

– Ну и жизнь! Кто бы мог подумать, что, потеряв целый мир, человек сможет быть таким счастливым в другом?