Текст книги "Ведьма"

Автор книги: Дональд Маккуин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 49 страниц)

Глава 51

Собрав все свои силы, дрожа от холода, Конвей плыл, проклиная стремительный поток. Мэтт едва не закричал от радости, когда непослушные пальцы коснулись дна, а темные неясные очертания оказались берегом реки. Заставляя себя соблюдать осторожность, он выбрался на твердую землю. Снега не было, и следов на берегу не оставалось. Конвей не был уверен, что смог бы просидеть в воде еще немного, если бы пришлось искать такое место.

Просунув язык между челюстями, ему удалось остановить стучащие от холода зубы. Одевание заняло целую вечность. Онемевшие пальцы отказывались повиноваться. Завязать длинные, до колена, сапоги из мягкой кожи оказалось тяжелейшим испытанием. Намокшая одежда облепила тело. Он обнаружил, что такой холод не причинял боли – он обжигал.

Добравшись до лагеря, Конвей почти согрелся. Идти было тяжело: ноющие суставы не давали быстро двигаться, онемевшие ноги сделались неуклюжими и грозили выдать его присутствие. Собаки бежали рядом, Карда – справа, Микка – слева, изредка случайно задевая его. Конвей позавидовал тому, как быстро они пришли в норму.

Привязанные лошади кочевников зафыркали, почуяв приближение Конвея. Когда он перерезал первую веревку, освобожденное животное слабо дернулось.

Мгновенно повернувшись, Конвей прижался к стволу дерева и закрыл лицо руками. Нельзя допустить, чтобы белое пятно привлекло внимание, если кто-нибудь заметит реакцию лошади. Выждав немного, он продолжил свою работу.

Лошади боялись собак, и потому Конвей решил послать Карду и Микку на запад. Очень важно, чтобы отпущенные кони побежали на восток – в сторону, противоположную той, куда будет убегать он сам. Вряд ли они попытаются прорваться мимо собак.

Конвей быстро перерезал остальные веревки, и тут его псы зарычали, заставив испуганных лошадей отпрянуть. Конвей застыл на месте, вжавшись в землю рядом с Кардой и Миккой.

В лагере кочевников зажегся огонь. Послышались голоса. Кто-то сердито вскрикнул. Другой голос стал сонно извиняться. Пламя разгорелось, задвигалось. Слова стали отчетливей. До Конвея донеслось обвинение:

– Если б ты не спал, то услышал бы.

– Я не спал, дремал, может. Ничего не случилось.

Сердитый человек поднял факел, свет разорвал непроглядную ночную тьму.

– Тебе повезло, если ничего не случилось. Здесь полно медведей и тигров.

Конвей сидел, затаив дыхание, пока невысокий кочевник, явно командир отряда, и беспечный караульный подходили ближе. Четыре лошади еще оставались привязанными. Четыре кочевника в седле быстро найдут потерянных лошадей и отыщут любого, покушавшегося на их лагерь. Правда, пока у них не было причин подозревать в случившемся кого-либо, кроме воинов Людей Собаки. Конвей должен поддерживать это заблуждение и дальше.

Вожак сказал:

– Я уверен, что что-то слышал. Лошади слишком устали, чтобы дергаться без причины.

Именно в этот момент одной из лошадей вздумалось побежать. Факел вздрогнул, когда кочевник оглянулся, пытаясь понять, что происходит. На кустах заплясали отблески огня. Послышался звук вынимаемого из ножен меча.

Конвей рванулся из своего укрытия и оказался на вожаке еще до того, как тот успел обнажить оружие. Смертельный удар не сумел предотвратить предсмертный крик тревоги. В любом случае у второго кочевника было достаточно времени, чтобы закричать до того, как нож Конвея перерезал горло и ему.

Конвей разрезал путы, сдерживавшие четырех лягающихся и взбрыкивающих лошадей. Лай собак погнал их к востоку. Кочевники высыпали из лагеря, как растревоженные пчелы из улья. Конвей вместе с собаками бросился к реке. При виде темной холодной поверхности с призрачно белыми водоворотами он всерьез подумал о том, чтобы спрятаться или затаиться, но здравый смысл победил. Конвей поспешно разделся, свернул одежду и, стиснув зубы, заставил себя аккуратно, без всплесков, войти в ледяную воду.

Зубчатый край леса чернел на фоне ярких, как алмазы, звезд. Как будто насмехаясь, мертвенно-холодная река уносила его вниз по течению.

На этот раз он выбрался на берег еще более неуклюже. Поднявшись на нога, снова упал, пополз, встал шатаясь и наконец заковылял неловкой и нетвердой походкой. Когда Конвей оделся, зрение и разум как будто сговорились сыграть с ним злую шутку: деревья качались, на пути неожиданно появлялись кусты, стремительно убегая, когда он старался увернуться или обойти их. Идя вдоль реки к стреноженному Вихрю, Конвей наслаждался возвращавшимся теплом, несмотря на то что оно приносило мучительную боль в конечностях. Он уже собирался уходить от реки, когда услышал, как на другом берегу реки, прямо напротив него, появились кочевники.

– Чертовы Собаки, съешь их вошь! Ты слышал лай? И лошади побежали на восток. Я же говорил, что они выследят нас, спрячутся, а потом нападут при первой возможности. Говорил ведь!

– Какая разница, что ты говорил? Мы потеряли двух человек и всех лошадей. Я видел, как кто-то бежал к реке, и не уйду отсюда, пока мы ему не отомстим.

– Не раньше утра. Все равно в темноте мы ничего не найдем. – Конвей услышал, как они уходят.

Добравшись до поджидавшего его Вихря, Конвей вскочил в седло. Отчаянно растирая онемевшее от ледяной воды тело, он закутался в одеяло. Мэтт помнил, что высоко в горах он видел поваленную ветром ель. Ему повезло – он выехал прямо к ней. Прижавшись к полукруглой стене, образованной вросшими в землю корнями, Конвей развел огонь. На раскидистых, торчащих в стороны ветвях ему удалось развесить мокрую одежду. Вскоре в маленькой кружке закипела вода для чая. Конвей блаженствовал, завернувшись в одеяло. Обе собаки, прижавшись к нему, лежали рядом. От одежды подымался пар, смешиваясь с клубами дыма. Конвей заварил чай и с наслаждением выпил его одним большим жадным глотком. Откинувшись назад, он поудобнее устроился на торчащих корнях ели.

Проснулся Конвей, почувствовав в своем ухе нос Карды, а между ребрами в правом боку – сверлящую боль от впившегося в тело корня. Отодвинув от себя преданного пса, вовремя его разбудившего, он потер спину и задумался над своим положением.

В предрассветном полумраке от костра оставалась лишь теплая зола. Это было весьма кстати: хотя лагерь кочевников довольно далеко, но запах костра разносился гораздо дальше, чем его блеск. Налатан сказал однажды, что обоняние человека особенно обостряется в предутренние часы, а ему Конвей верил. Сейчас это означало холодный завтрак холодным утром. Хорошо еще, что одежда высохла. При воспоминают о ночном плавании он вздрогнул, как от удара кулаком, а по телу пробежала дрожь.

Конвей быстро проглотил завтрак из высушенных фруктов и ледяной воды. Вихрь довольствовался зерном, насыпанным в висящий у морды мешок. Собаки радостно набросились на сушеное мясо, а затем уставились на Конвея с неизменной надеждой, что сегодня, уж точно, он удвоит их порцию. Он никогда этого не делал, а они никогда не переставали надеяться.

Натирая на ходу жиром сапоги, Конвей доехал до своего наблюдательного пункта над лагерем кочевников еще до того, как они проснулись. Похоже было, что руководство на себя приняли два человека. Пока остальные сонно бродили по лагерю, занимаясь обычными утренними делами, эти двое внимательно разглядывали землю. Конвей заметил, что путаница следов смутила их, и поначалу обрадовался. Однако радость вскоре сменилась разочарованием. Один из них низко наклонился, а затем бурно замахал руками своему товарищу. Минуту спустя они шли к берегу реки, возбужденно жестикулируя. Конвей поймал себя на том, что так наклонился, пытаясь расслышать разговор далеко за пределами слышимости, что подбородком почти коснулся головы Вихря.

Вернувшись в лагерь, эти двое собрали своих товарищей.

Все махали руками и указывали куда-то пальцами. Конвей улыбнулся, когда, садясь есть, они разбились на две группы. Он потрепал Микку по голове:

– Мы кое-что сделали, девочка. Двоих уже нет, нет лошадей, и среди врагов уже нет согласия.

Микка вильнула хвостом. Взгляд ее был прикован к воинам.

Отряд сворачивал лагерь. Все шестеро направились к реке. Однако, дойдя до нее, они снова разделились. Большая часть группы двинулась вниз по течению, отделившись от спорящих самозваных лидеров.

Но вот отряд снова соединился. Три человека разделись и поплыли через реку, держа одежду и луки высоко над головой. Когда они благополучно достигли противоположного берега, остальные трое ушли на юг. Конвей радостно проводил их взглядом, вспоминая боевую подготовку Волков. Будь на их месте Волки, они немедленно бросились бы на поиски, обегав многие мили. Кочевники удалялись вперевалку, с видимой неохотой всадников, когда тем приходится идти пешком.

Трое кочевников на берегу быстро оделись и проверили оружие. С удивлением Конвей обнаружил, что эти трое были настороже, прячась за деревьями и постоянно осматривая окрестности. Каждый проверил тетиву, а затем осмотрел стрелы, убеждаясь, что на оперение не попала губительная влага.

Кочевники нашли его следы, оставшиеся с прошлой ночи. Они не отличались особой организованностью. Дело продвигалось медленно. Один человек делал почти всю работу. Двое других прикрывали его с флангов, осматриваясь и перебегая от укрытия к укрытию.

Конвей поспешил обратно к лагерю, заходя сбоку. Он набросал на угли мелкие сухие ветки и раздул огонь. Снова вскочив в седло, Конвей отвел Вихря на другую сторону небольшого костра и сильно пришпорил его. Удивленное животное прыгнуло вперед, оставив на мягкой земле глубокие отпечатки копыт. Собаки рванулись следом. Конвей галопом промчался короткое расстояние, а затем круто натянул поводья. Вихрь захрапел и встал на дыбы, ошеломленный такой резкой сменой приказаний. Конвей похлопал его по шее.

– Устанавливаем декорации, дружок. Они подумают, что чуть не застали меня спящим. Они увидят, где я заставил тебя поскакать. Если они подумают, что я напуган, то будут спешить. Забыв об осторожности.

Кочевники расшифровали следы на тропинке именно так, как Мэтт и планировал. Воины почти бегом понеслись вниз. Наконец они присели за деревьями, оглядываясь по сторонам.

Когда один из них поднялся, с дерева, прямо над ним, с шумом взлетела сорока.

Ближайший кочевник резко обернулся. Взгляд его уперся прямо в «вайп» Конвея. Поразительно голубые глаза как-то странно моргнули, крик кочевника слился в сознании Конвея с гулким эхом выстрела.

Мэтт развернулся, чтобы пристрелить двух других. Секундного замешательства, вызванного птицей, оказалось достаточно. Один из них, смотревший вниз по течению, сейчас бежал в этом направлении. Конвей выстрелил сначала в него. Он подумал, что третий воин побежит следом, а значит, должен развернуться в противоположную сторону. Остановившись и сбившись с шага, он представлял бы собой удобную мишень.

Выстрел, который должен был стать последним, сшиб ветку, не причинив воину никакого вреда. Тот бросил свой лук, стрелы и побежал.

Конвей послал собак.

Кочевник предусмотрительно подумал о такой возможности. Он рванулся к куче валунов и скальных уступов. Огромные животные быстро настигали его, летя на длинных сильных ногах. Человек издал вопль и, как белка, вскарабкался на скалу.

Карда попытался забраться вслед за ним, прыгнул, но челюсти лишь клацнули по гладкой поверхности, и он упал вниз. Микка побежала в обход, забираясь все выше над своей жертвой.

Загнанный в ловушку кочевник беспомощно наблюдал, как Конвей приближался к нему. Выйдя на ровное место, Конвей поднял оружие и приложил к плечу.

Человек вжался в скалу. Закричал, в отчаянии тряся головой. На протянутых вперед ладонях блестел пот. Яркий солнечный свет посеребрил их, и стало видно, как они дрожат. Конвею они напомнили трясущиеся листья осины.

На кожаных штанах обозначилась обильная влага, потекшая по пестрой поверхности скалы. Человек не замечал собственного позора и ужаса. Он смог лишь выдавить:

– Нет. Нет, пожалуйста.

Конвей установил мушку между глазами кочевника. Они были темно-коричневыми, почти черными. Этот человек должен был умереть. Если его освободить, он побежит к своим товарищам и расскажет, что налетчик не воин Людей Собаки, а Мэтт Конвей.

Карда прекратил попытки достать кочевника и оглянулся через плечо. В поведении собаки было что-то, что заставило Конвея помедлить. С запозданием Конвей понял: стая загнала добычу. Задачей вожака было убить.

Кочевник всхлипнул и закрыл глаза.

Конвей произнес:

– Сними меч. Положи его за собой.

Кочевник недоверчиво открыл глаза и прищурился. Осознав, что ему, возможно, подарят жизнь, он поспешно повиновался. Оружие звякнуло о камень.

Конвей помнил Летучую Орду. Как воины штурмом брали города, деревни. Злые, жестокие. Люди, убивавшие для собственного удовольствия и бравшие пленных, если это сулило выгоду. Или развлечение. У него все поплыло перед глазами. Когда зрение прояснилось, «вайп» снова нацелился между угольно-коричневыми глазами. Конвей сконцентрировался на этой точке, вспоминая.

Человек, задыхаясь, попытался заговорить.

– Иди. – Конвей отозвал собак и повторил: – Иди. Я дарую тебе жизнь. Скажи Жрецу Луны, что, пока он жив, я буду его искать. Пока он возглавляет Летучую Орду, я буду убивать всех из вашего племени, кого увижу. Когда-нибудь я убью и Жреца Луны. Скажи ему это. Скажи им всем.

Человек подался на дюйм вперед, потом отшатнулся, не сводя глаз с «вайпа». Конвей дернул оружием, крикнув:

– Уходи!

Соскользнув на землю, кочевник побежал, спотыкаясь, вставая и падая. Один раз, отбежав уже достаточно далеко, он обернулся через плечо. На его лице появилось какое-то мимолетное выражение. Конвей пришел в ярость, подумав, что это могла быть усмешка. В душе у него, как злорадный, самодовольный кот, бродило сомнение.

Собаки сидели в нескольких шагах от него, глядя туда, где скрылся отпущенный кочевник. Конвей подошел к ним. Казалось, Микка с трудом сдерживалась, чтобы не броситься за ним. Конвей провел по ушам Карды. Пес быстро взглянул на него, а затем снова уставился в ту же точку. Конвей пошел прочь, слегка опасаясь, что собаки за ним не последуют. Но они двинулись за ним.

– Я поступил так, как было нужно, – рассуждал Конвей вслух надломленным шепотом. – Это не причинит никому вреда. Убивать его было не обязательно.

Он представил отряд кочевников Летучей Орды, ждавший совсем недалеко отсюда. Если они слышали выстрелы, то уже возвращаются. Они могут найти тропу и прийти по ней к лагерю, где ждут Ланта и Тейт.

Они скажут Жрецу Луны. А тот заплатит за Ланту и Тейт любую цену. И за Мэтта Конвея. Если их захватят живыми.

Еще один секрет. Это придется скрывать от Тейт. И от Ланты. Они не должны знать о той опасности, которой он всех подвергает.

Ошибка. Слабость. Эти слова звенели у него в ушах.

Он взобрался в седло. Из памяти не выходил вид напуганного, вжавшегося в камень человека. Перед мысленным взором вставала узкая полоска кожи между темными глазами. Он видел, как мушка опускалась все ниже и ниже. Сдался.

– Черт побери! – закричал Конвей. Слова раскатились по долине, как удар грома, повторяясь, насмехаясь над ним. – Черт побери!

Он не знал точно, что или кого именно проклинал. И почему.

Глава 52

На следующий день Тейт сказала, указав на землю:

– Вот тут мы нашли брошенный наконечник стрелы. – Повернувшись в седле, она обернулась к горам, неясно маячившим далеко на западе. – Мы пришли оттуда. Пещера там.

На другой стороне небольшого ручья из зарослей с резким шумом вылетел фазан.

Тейт продолжала:

– Кочевники, на которых ты напал, не знают, что это был ты, а не воин Людей Собаки – это нам на руку. Но они наверняка что-нибудь предпримут, они этого так не оставят. Интересно, сколько у нас времени?

Конвей мучительно боролся с желанием признаться. Что-то липкое и противное в подсознании засмеялось, когда он ответил:

– Не так много. За этими разведчиками придет Жрец Луны.

– Жрец Луны? Придет сюда? – Возглас Ланты, едущей на несколько шагов позади, застал Конвея и Тейт врасплох. Им не хотелось, чтобы она слышала их разговор. Голос Ланты звучал звонко. – Я думала… Вы сказали, что это путешествие связано с вашей религией? – В ее интонации звучал вопрос, смешанный с боязливым обвинением.

– Не совсем с религией. – Конвей неопределенно махнул Рукой, подыскивая слова.

Ланта воспользовалась паузой:

– Ты говорил про религию. Теперь ты говоришь, что придет Жрец Луны.

– Мы здесь, потому что хотим помочь Церкви. И Трем Территориям. Жрец Луны знает о некоторых скрывающихся здесь тайнах. Мы думаем, что он придет, чтобы узнать их.

– Это как Врата. Если он узнает эти тайны, то станет сильнее вас? Как он узнал обо всем этом?

В разговор вмешалась Тейт:

– Он никогда не бывал здесь. Мы тоже. Теперь это гонка. Мы должны взять отсюда как можно больше могущества и не допустить, чтобы хоть что-нибудь досталось ему. То, что мы делаем сейчас, это как паломничество. Для нас место, куда мы направляемся, почти священно.

– Почти священно?

Конвей ответил:

– Как аббатство. Не само место, а то, что в нем.

Ланта сомневалась.

– Я хочу посмотреть на него. Возьмите меня с собой.

– Нет. Там слишком много могущества.

– Я видела… – Ланта оборвала себя на полуслове. Ее мозг наполнился ужасными образами, которые она запомнила после Видения, в котором ей предстали воспоминания Конвея. Она их не понимала. Но от них кровь стыла в жилах. Ланта перевела взгляд на Конвея. Он побледнел. Она была уверена, что он тоже вспоминал и ненавидел ее за то, что она могла видеть в его душе. Ланта отвернулась.

Конвей сказал:

– Мы все поднимемся в горы. Когда мы подойдем поближе к таинственному месту, но будем еще достаточно далеко, чтобы тебе ничего не грозило, то разобьем лагерь. Тейт и я сделаем все, что нужно. А потом мы уйдем, быстро.

Не желая разговаривать, Ланта кивнула.

Место для лагеря они выбрали на уступе горы, а от пещеры к нему вела крутая тропинка. Вход в пещеру был скрыт от любопытных глаз. Чтобы добраться до него, нужно было сначала пойти к югу, а потом снова вскарабкаться наверх. Небольшой уступ под валуном размером с дом мог стать временной квартирой, а ветки и материя племени Фор защищали от непогоды.

Наконец с деланным безразличием Тейт произнесла слова, которых он давно ждал:

– До темноты еще есть время. Можно посмотреть, что тут делается. Ничего особенного, просто проверить. Ты знаешь что.

Слишком поспешно Конвей ответил:

– Можно. В общем-то, спешить некуда. Но я думаю, что это не помешает.

Они взяли с собой вьючную лошадь. Собаки бежали впереди.

Оставшись одна, Ланта занялась привязанными лошадьми. Переходя от одной к другой, она гладила их по мускулистым изогнутым шеям, проводила ладонями по гладким теплым бокам. Даже боевые лошади Людей Собаки отвечали на ее ласку и она гордилась этим. Она подумала про себя, что животные понимали больше людей. Лошадей не беспокоило благословенное проклятие ее умения видеть. Они не избегали ее прикосновений.

Так, как это делал Мэтт Конвей.

Она коснулась упрямого мула. Рука, скользнув по длинной челюсти, рассеянно замерла. Грустный глаз животного с упреком моргнул.

Мэтт Конвей не избегал ее прикосновений. Он наслаждался ими, когда случайно они касались друг друга. Лицо Ланты порозовело, ей это тоже нравилось. И незачем это скрывать. Она сбежала из Олы, увязалась за ним в это путешествие. Какой смысл скрывать свою любовь?

Мул энергично кивнул. Ланта засмеялась.

– Ты ведь все понимаешь, правда? Даже ты. – Она потрепала подрагивающее черное ухо и снова погладила морду животного. Вскоре, отойдя от лошадей, она направилась ко входу в убежище. Присев у большого валуна, Ланта подоткнула вокруг себя тяжелую мантию. Над ее головой убаюкивающе шумел ветвями ветерок. Ланта натянула на голову капюшон, еще глубже закутавшись в одежду. Навалилась усталость. Не такая, какая обычно приходит в конце дня, а странная, заставляющая закрыть глаза. Казалось, что уют, заставивший ее закутаться в эти теплые вещи, теперь навалился на нее, унося вдаль от этого места.

Это место.

Видение. Оно приходило само, не дожидаясь, пока она позовет.

Видение о Мэтте Конвее. Раньше это происходило именно так.

Упала черная завеса Видения. Окутала ее. Огненные слова проносились, мелькая, через пустоту.

– Ланта будет вырвана из сада Цветов из-за человека по имени Мэтт Конвей. Ланта потребует полного доверия от него и от себя. Кто пойдет на это, не обладая полным знанием и пониманием? Услышь и зарыдай.

Огненные слова исчезли, оставив только темноту. А потом Ланта услышала плач. Голоса бесчисленные голосу, рыдали. На нее накатывалось все страдание, которое можно себе представить, грозя затопить ее. Потом снова появились слова.

– Итак, это был Конвей. Это был конец той жизни, которую он знал. Это было так: чувствуй и удивляйся.

Ритм. Ланта мгновенно поняла, что это испуганно бьется ее сердце. Она чувствовала беспомощность, как мотылек, пытающийся своими пепельными крылышками сокрушить камень. Все замерло. А потом возникло ощущение холода. Что-то умерло, но в то же время боялось смерти. В черноте.

Возвращение огненных слов принесло благодатную теплоту. Ланте хотелось дотронуться до них, пока их ужасный смысл не поразил ее.

– Вот то, что Конвей принесет жене. Человек, знающий смерть изнутри, который не может понять, что такое он сам. Человек, познавший страх узнать слишком много и все же стремящийся знать больше. Человек, которого желает Ланта. Ланта получит то, чего она хочет больше всего. Для того чтобы быть здесь, Конвей стал тем, чем не должен быть ни один человек. Если ты та, кто хочет быть с ним, то ты должна стать тем, чем не должен быть ни один человек, как ты. Время принимать решение. Ответ на вопрос должна дать Ланта: хочешь ли ты, чтобы он умер один раз, чтобы жить дальше, или хочешь, чтобы он умер навсегда? Думай и трепещи.

Она проснулась.

Неподалеку журчал ручей. Ланта неуверенно поднялась и побежала к чистой прозрачной воде, решив помолиться.

* * *

Хотя Конвей и Тейт знали, где находится пещера, им потребовалось несколько наполненных волнением минут, чтобы найти ее. Обычным ножом Конвей открыл замаскированную дверь. Не чувствовалось ни малейшего движения воздуха. Напротив, когда они зашли внутрь, возникло ощущение, как будто они погрузились в холодную, гнетущую атмосферу. Конвей кремнем высек из огнива искры. Перенеся слабый огонек на намотанные на палку пропитанные маслом тряпки, он сделал факел. Они шли очень медленно. Громадная стальная дверь, некогда закрывавшая вход в пещеру, теперь уныло свисала так, как ее оставили ушедшие из пещеры люди. Вид ее, в темных пятнах ржавчины, удручил Конвея. Казалось, что металл просил оставить его в покое и дать спокойно доржаветь.

Тейт первая нарушила молчание. Они проходили мимо полукруглой двери, похожей на дверь склепа.

– Пахнет смертью. У меня плохое предчувствие, что скоро завоняет еще хуже.

Конвей знал, что ее воображение рисует то, чего не может выхватить факел: сотни тех, кто умер там, дальше в пещере, и кого навеки оставили замурованными в криогенных капсулах, похожих на гробы. Ни один из них не заговорит об этом прямо. Конвей предложил компромисс:

– Не обязательно идти до самого конца. Помещения с припасами находятся между дверью и… другими помещениями. – Он обругал себя за эту минутную слабость, невысказанное признание того, что всего в нескольких ярдах в непроглядной темноте лежат люди, которые никогда уже не выйдут из плена криогенных систем.

На границе красного круга, отбрасываемого факелом, Тейт казалась тусклой скрюченной фигурой, передвигающейся только украдкой.

– Вон там.

В комнате с припасами царил жуткий беспорядок. Аккуратные полки и проходы превратились в свалку, как после землетрясения. Вверху неясно и угрожающе чернел грубый свод. На стенах плясали тени, и казалось, что духи оскорблены вторжением в их владения.

Конвей поднял камуфляжную куртку, но выронил ее с беззвучным криком изумления:

– Труха. Плесень. Мерзкая плесень. – Голос раскатился неверным эхом. Одежда упала со звуком, напоминавшим вздох. В неподвижном воздухе повисло облачко пыли.

Тейт скривилась.

– Будем надеяться, что оружие не пострадало.

– И взрывчатка. Когда мы сделаем все, что нужно, надо запечатать это место навсегда.

Когда Тейт кивнула, соглашаясь, на лице ее отразилось страдание.

Вся одежда была испорчена. Некоторые вещи уже разложились, и их можно было опознать лишь по пряжкам, замкам или пуговицам. Многие рассыпались в прах при первом прикосновении. Запасы еды, которые, как предполагалось, должны были кормить добровольцев до тех пор, пока их не перевезут в другое место, испортились. Тейт глубоко страдала от этой утраты.

– Там был запас еды на три дня на всех, кто спал в капсулах. Это немного, но мы могли бы этим воспользоваться. Нам не пришлось бы охотиться по пути обратно в Олу.

Конвей подобрал один из пакетов с едой. Пластиковая упаковка казалась неповрежденной. В задумчивости Конвей проткнул ее острием ножа. Из пакета вытекло зловонное месиво. Он поспешно выронил его.

– Да, теперь это отходы.

– Они всегда были ими. – Тейт вздохнула, пнув ногой большую кучу. Пакеты заскользили и обрушились небольшой лавиной. – Сухофрукты еще можно было есть. И буррито. Сначала надо добавить немного табаско, потом… – Она замолчала. Резко оборвала: – Пошли к оружию.

«Вайпы», пистолеты, фанаты, предметы экипировки – все было разбросано в беспорядке. Копаясь в этой куче, Тейт мимоходом комментировала свои находки, каждый раз все более удрученно. Наконец она обернулась к Конвею, держа обеими руками цилиндрический предмет, как будто предлагая его. Устройство имело в длину около ярда, четыре дюйма в толщину и с обоих концов было закрыто крышками. Конвей подумал, что приспособление наверху, возможно, было прицелом. Когда он перевел взгляд с прицела на лицо Тейт, то с удивлением увидел, что оно залито слезами. Тейт заговорила, резко выговаривая слова:

– Это бронебойная ракета, «сабо», с лазерным наведением «Тетя Салли», как ее называли солдаты. Те, которые умерли здесь. Они даже не успели повзрослеть. Ради чего? Мы говорили, что это нужно, чтобы было больше жизненного пространства, достаточно еды, чистого воздуха и прозрачных рек, свободы. Мы почти истребили расу и мир, в котором она жила. Все забыто. И сейчас мы готовы послать на смерть новых юнцов и женщин, лепеча все про то же. Слова. Ни одно из них не стоит одной молодой жизни. Ты меня слышишь? Ни одно, ни одно! – она уже кричала, задыхаясь. По подземелью прокатилось эхо.

Конвей ответил очень тихо:

– Здесь мы можем сделать все по-другому, Доннаси. Мы должны попытаться.

Гнев угас, как угасает огонь. Тейт выглядела опустошенной, ответив:

– Правильно. Мы должны попытаться. Положи это рядом со всем остальным. «Черт побери эти торпеды, полный вперед». «Вперед, вы, сукины дети. Хотите жить вечно?» «Сегодня хороший день для того, чтобы умереть». Это было бы смешно, если бы не было так грустно. История продолжается, так ведь? – Она плюнула. От плевка поднялось крошечное облачко пыли. Тейт наблюдала за этим облачком, как будто оно было важнее всего на свете. Рассеянно, так тихо, что Конвей был уверен, что она говорила это только для себя, Тейт добавила: – Какие же мы дураки. Если бы не было любви, в нас не осталось бы ничего хорошего. – Теперь она пришла в себя. – Некоторые из «вайпов» в неплохом состоянии. Большая часть боеприпасов к «вайпам» – тоже. И гранаты. У каждого солдата был свой запас, достаточный для боя на весь день. Чтобы перевезти все, нам по требуются все лошади. Мы пойдем пешком.

– Где взрывчатка?

– Там. Там, где на ящиках больше всего плесени и дерьма. Я никогда не думала, что это место станет таким затхлым. Помнишь, как некоторые предлагали остаться здесь? – Тейт содрогнулась, оглядываясь вокруг.

– Есть ли какой-нибудь смысл забирать «тётю Салли»? Или что-либо еще?

Она покачала головой.

– В общем-то, нет. Батареи сели, генераторы сломались. Сейчас это все не более чем взрывоопасный мусор. Его можно с таким же успехом использовать, чтобы взорвать тут все.

– Я тоже об этом подумал. Что, если мы спрячем несколько «вайпов», а возьмем заряды? Тогда мы сможем ехать, а не идти пешком.

Задумавшись, Тейт провела пальцем по губам.

– Хорошая мысль. Скорость сейчас важнее. И даже если Жрец Луны найдет место, где спрятано оружие, все боеприпасы будут у нас.

– Все боеприпасы. По правде говоря, не слишком приятная мысль. Когда они закончатся, Черная Молния и Белый Гром превратятся в пару чудаков, затерянных в чужом мире.

Тейт засмеялась, грозя ему пальцем.

– Говори только за себя. В этом мире или в том никто не назовет Доннаси чудачкой. Ладно, давай займемся делом. Факел догорает. Пора подыскать для этого барахла хороший тайничок.

Когда они вышли наружу, низкое солнце клонилось к западу. Сумеречные тени смягчили очертания убегающих к востоку склонов, залили холодные серые цвета поздней осени голубым, цветом железа и стали. Непередаваемо. Конвей и Тейт прикоснулись друг к другу. Их руки сплелись и разжались. Рысью подбежали собаки.

Задумавшись, Конвей и Тейт брели вниз в согласном молчании. Внезапно Тейт остановилась. Голова ее настороженно поднялась. Странно, но удивление Конвея, вызванное ее поведением, притупилось от внезапного неуместного осознания ее красоты. Любопытные глаза всматривались в лес, яркие, живые. Высокие скулы подчеркивали большой рот, сейчас изогнувшийся в напряжении. Темные черты лица прекрасно оттеняли эбонитовые волосы. Красота и изящество заставляли забыть о нелепом уродливом «вайпе» в ее руках.

– Ты слышал? – Обернувшись, она все еще напряженно всматривалась куда-то. Конвей взглянул на собак. Они встревоженно озирались. Он вслушался внимательнее.

Музыка. Флейта, очень мелодичная. По лесу расплывалась неуловимая нежность.

– Откуда это? – По спине у Конвея побежали мурашки.

Тейт стала спускаться дальше по склону.

– Не знаю. Но спрятать что-либо становится сложнее.

Музыка внезапно оборвалась. Повисшая тишина ужалила, как презрительная насмешка.