Текст книги "Ведьма"

Автор книги: Дональд Маккуин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 49 страниц)

Глава 57

Человек опустил флейту. Когда он заговорил, его говор был ясным, но с каким-то странным акцентом.

– Мы долго за тобой шли, Мэтт Конвей. Мы видели, как Лис подкрался к тебе. Теперь мы вернули долг.

Первой отозвалась Ланта.

– Малые. Так вы из племени Малых. Вы нездешние в Горах Дьявола, пришли с севера от Матери Рек. Сколько вас?

Улыбаясь, мужчина ответил:

– Ланта. Подруга Сайлы, Цветка. Все Малые знают, что ты спасала наших детей. Все знают, что Мэтт Конвей тоже помогал Цветку и был очень добр к одной из наших сестер, которая была рабыней в лагере кочевников Летучей Орды. Мы решили, что должны помочь чужакам, попавшим в беду. Мы не могли допустить, чтобы вы остались у Лиса.

Осведомленность этого Малого заставила Конвея слегка побледнеть. Он произнес:

– Мы никогда не думали, что вы нам что-то должны. Если и так, то вы вернули свой долг, и вернули с лихвой. Спасибо вам. Я теперь вспоминаю. Бизал. И юный Тарабел. А что с мальчиком? Как тебя зовут?

– Меня зовут Тиниллит. – Воин прикоснулся двумя пальцами ко лбу. – Тарабела вылечили. Бизал послал нас на север. Малые ищут места, где они могли бы мирно жить. Мы знаем, что Гэн Мондэрк согнал Дьяволов с этих мест. Мы хотели бы поселиться там, где раньше жили они. Мы думаем, что были бы хорошими соседями.

Тейт дернула Ланту за платье. Та наклонилась к своей подруге и, выслушав ее, с забавным раздражением покачала головой. Обращаясь к Тиниллиту, она передала слова Тейт:

– Она говорит, что вы можете стать ее соседями, когда вам вздумается. – После того как Тейт дернула Ланту снова, та добавила: – Тейт обещает вам испечь пирог.

Тиниллит рассмеялся.

– Она молодец. Как и вы все. Немногие способны дать отпор Жрецу Луны.

Конвей спросил его:

– А вы?

В смехе послышалась горечь.

– Нас опекает Церковь. Но даже это не помогло нам в сражениях с Коссиарами или Людьми Реки. А хуже всех Летучая Орда. Многие хотели бы превратить нас в рабов.

Тейт пошевелилась. Успокаивая, Конвей положил ей руку на плечо. Он заметил:

– Если вы сумели застать врасплох Лиса с его бдительностью, то вы очень хорошие воины. Я думаю, вы не стали бы легкой добычей для захватчиков.

– Лес – наш дом. Он бережет нас. Но нам нужны земли, чтобы растить урожай, разводить домашний скот. На нас все время охотятся, Мэтт Конвей. Где бы мы ни остановились, чтобы сделать передышку, обжиться, мы точно знаем, что скоро кто-нибудь за нами придет.

– Ладно, хватит болтать. – Ланта решительно отошла от Конвея. – Тиниллит, у вас есть раненые?

– Ничего серьезного. Мы обойдемся своими силами. – И снова Конвей почувствовал в отказе какую-то отчужденность. В голосе Малого не было ничего отталкивающего, ни его поза, ни выражение лица не изменились. Но Конвей знал, что ему было сказано держаться подальше. Впечатление было настолько сильным, что он чуть не вышел из себя. Его словно ударили по голове.

Ланта протиснулась вперед.

– Я целительница Церкви. Я могу помочь.

– У нас есть целители. Из поколения в поколение мы делали наблюдения, как и вы. Теперь у нас даже есть собственные лекарства.

– Будь по-вашему. Я позабочусь о раненых кочевниках.

Мэтт, отнеси Доннаси туда, где она сможет отдохнуть. Потом поможешь мне, хорошо? – В голосе Ланты послышались раздраженные нотки, что было на нее совсем не похоже. Конвей с отсутствующим видом кивнул, удивленный ее необычным поведением. Она отвернулась, приступая к работе.

Тиниллит произнес:

– У нас есть еда. Мои люди сейчас готовят. Мы вам принесем.

При упоминании о еде Конвей почувствовал, что ужасно голоден. Он поспешил к Тейт. Когда Мэтт укрывал ее мехом, она сделала ему знак наклониться поближе.

– Осторожнее.

Он внимательно на нее посмотрел. Глаза бегали. Дыхание было прерывистым. Конвей спросил:

– Осторожнее с Малыми? Они же спасли нас, Доннаси. И тебя спасли.

Ее кивок был мучительно медленным.

– Я знаю. Странно. Что-то в нем. Тин… не важно. Осторожнее. Пожалуйста.

– Обещаю. Я могу что-нибудь сделать для тебя? Может, ополоснуть твои руки теплой водой?

– Спать. Только спать, дружище. А ты – осторожнее. – Она опустилась на землю, измученные глаза закрылись. Конвей восхитился ее классической красотой, безмятежностью ее сна. Подумав, как отчехвостила бы его Доннаси, попытайся он ей об этом сказать, Мэтт улыбнулся и приказал собакам охранять ее.

Затем он вспомнил про оружие.

Как он и думал, Лис положил его в своей палатке. Неся оружие над головой в знак триумфа, он поспешил показаться Ланте. Та только фыркнула. Он аккуратно прислонил оба «вайпа» к дереву, положил рядом пистолеты в кобуре, повесил меч на ремень. Ланта попросила его подтащить некоторых раненых поближе к огню.

Первый человек, к которому приблизился Конвей, был весь залит кровью. Он пытался удобнее взять воина за плечи, где крови было меньше, и не успел заметить ни единого движения, пока не почувствовал, что к его горлу приставлено острие ма, а на него в упор уставилась пара темных глаз.

Его желудок съежился, выдох застрял в горле.

Лежащий произнес:

– Приведите Лиса Одиннадцатого. Сюда. – Приказ был немного натужный, но понятный.

– Он мертв. – Когда Конвей сглотнул, острие ма прокололо ему кожу.

– Я видел, как они уносили его. Доставьте его сюда. – Ма заходил взад-вперед. Конвей почувствовал, как что-то струится по шее. Уголком глаза он заметил, что собаки встали. Подозревая неладное, они крутили шеями, пытаясь вынюхать опасность. Конвей знал, что, если животные двинутся, он умрет. Жестом он их остановил. Окликнув Тиниллита, он спросил:

– Лис Одиннадцатый у вас? Это важно.

Наступила тишина. Конвей почувствовал движение по ту сторону костра. Согнувшийся, не имея ни малейшей возможности вырваться из цепких пальцев, схвативших его за куртку, он неестественно извернулся, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть. Ма по-прежнему был приставлен к его горлу. В поле зрения показался Лис с Тиниллитом и еще одним Малым. Оружие Лиса волочилось по земле. Правую половину лица вместе с правым глазом Лиса закрывала повязка. Левая рука тоже была замотана.

Когда Лис подошел к ним, лежащий воин промолвил:

– Белый Гром даже не узнал меня, Лис. – Он рассмеялся довольным прерывистым смехом.

Конвей медленно повернул голову, и ма снова надрезал ему горло. Он непонимающе заморгал.

Человек продолжил:

– Тебе следовало прикончить меня, когда меня поймали твои собаки. Но ты слишком мягок. Поэтому мы и истребили весь твой род. – Его взгляд перешел на Тиниллита. – Освободите Лиса.

– Нет. Если ты убьешь Конвея, мы убьем Лиса. А потом мы убьем тебя. Ты ничего не добьешься.

– Я сохраню свою честь. А вы потеряете одного из тех, кто знает, где находится оружие-молния. Так что вы не пойдете на это.

Тиниллит суетливо задвигался.

– Лис слишком слаб для поездки. Он потерял один глаз. Может потерять руку. Мы о нем позаботимся.

– Хочешь сказать, сделаете его рабом. Отпустите его. Дайте ему коня. Когда я увижу, что он достаточно далеко, то отдам вам свое оружие.

Конвей увидел Ланту. Она стала на колени возле лежащего и протянула руку к его лбу.

– Я обещаю тебе, что никто не станет рабом. Пожалуйста, во имя Церкви, отпусти Мэтта Конвея.

– Не прикасайся ко мне! – Воин отдернул голову от ее руки и ткнул ма Конвею в шею. Конвей хрюкнул, не в силах уклониться. Раненый проговорил, задыхаясь, слова давались ему с трудом:

– Дотронься до меня еще хоть раз, и я прикончу его на месте. Лис, передай Жрецу Луны, что я заслужил свое место в раю рядом с ним. Скажи ему.

Лис освободил плечи от хватки своих конвоиров.

– Я сделаю это. Мне нужен мой меч. Хороший лук и стрелы. И еда.

Тиниллит дал сигнал, чтобы все принесли. Воины Малых положили вещи между Лисом и лошадьми. Тиниллит предложил ему самому выбрать коня.

Лис сгреб поклажу здоровой рукой. Обращаясь к Тиниллиту, он процедил:

– Я припомню, как вы отказывались притрагиваться ко мне. Заставили меня самого перевязывать раны. В следующий раз мы посмотрим, кто к кому притронется. – Несмотря на раны, Лис быстро скрылся из виду. Стук копыт заглох.

После того как растворился последний звук, Тиниллит еще какое-то время прислушивался. Очень осторожно, Малый обратился к лежащему:

– Отдай мне меч. Тебе ничего не будет.

– Что может быть хуже того, что со мной уже случилось? После того как он украл мою гордость?

Конвей вмешался в разговор:

– Не будь дураком. Нет ничего позорного в поражении.

Глаза лежащего широко раскрылись. На губах появилась слюна.

– Да что ты знаешь о позоре? Слабак. Боишься убить. Ты не знаешь, что такое смелость. Тебе не интересно, почему я не попытался улизнуть вместе с Лисом?

– Меня больше интересует, почему он не взял тебя с собой. И даже не поблагодарил.

Раненый прорычал:

– Он слишком умен, чтобы себя обременять. – Прервавшись, он хитро добавил: – Моя тайна. Вы не знаете. Никто из вас.

– Ты не можешь пошевелить ногами, – предположил Тиниллит.

– Нет. – Это был разочарованный стон. Маска, еще недавно полная коварства и решимости, осыпалась. – Это ничего не изменит. Это ваша вина. Такая ерунда. Даже не стрела. Палка. Без звука. – Он оглядел все вокруг, подтягивая Конвея поближе и снова вонзая в него ма. Ощущение было не из приятных. Конвей кашлянул.

Где-то у него за спиной Ланта умоляла:

– Пожалуйста. Ты же делаешь ему больно. Пожалуйста. Не надо.

Конвей попытался повернуться, чтобы взглянуть на нее. Лежащий прорычал:

– Не отворачивайся. Я хочу, чтобы ты видел, как я над тобой смеюсь, как я купаюсь в твоей крови. Я хочу видеть твое лицо, когда я…

Конвей, оглушенный ревом в ушах, пропустил его последние слова. Все казалось увеличенным и невероятно замедленным. Уголки глаз кочевника напряглись. Пульс на запястье руки, держащей ма, бился, как извивающаяся змея. Мышцы предплечья набухли. Капля слюны медленно стекала с бледных губ, растянутых в злобном оскале.

Двигаясь вверх, ледяной метал клинка прокладывал себе дорогу в горле Конвея. Боль казалась гигантскими клыками, раздирающими и рвущими плоть.

Вместо того чтобы проникнуть внутрь, ма двигался из стороны в сторону.

Рана уже не просто болела. Она грохотала. Это был гром, пульсирующий и раскатистый.

Вдруг воин с воплем отлетел назад. Упав на спину, Конвей вцепился руками в горло. Кувыркаясь и издавая странные звуки, он пытался встать на ноги.

Покачивая «вайпом», Ланта смотрела на мертвого кочевника сквозь струйку дыма, выходящую из дула. Окаменев, она уставилась на аккуратное незаметное отверстие в его груди. На мертвенном бледно-голубом фоне оно казалось крохотным кроваво-красным рубином. Придвинувшись поближе, Конвей выдохнул немую благодарность небесам, что Ланта не видит выходное отверстие. Она не знала, что маленький патрон, все еще покрытый своей оправой, проник в грудную клетку, продолжая кувыркаться и сметая на пути каждый кусочек кости или плоти до тех пор, пока не вышел наружу из спины.

Посмотрев Ланте в глаза, Конвей подумал, сможет ли она когда-нибудь повторить это еще раз. Он осторожно снял ее палец со спускового крючка. Положив «вайп» на землю, он обнял ее. Он говорил, утешая и успокаивая. Ее глаза были безжизненными, как полированный камень.

К ним присоединилась Тейт, погладила Ланту по лицу, стараясь стереть хотя бы часть оцепенения. Из этого, однако, ничего не вышло, и, обессилев, Тейт убрала руку. Собаки уселись рядом с Конвеем.

На ночном небе вершили свой путь созвездия, а он все сидел и обнимал ее. Огонь понемногу угасал, порою взрываясь облаком искр, когда ночные стражи Малых подбрасывали ветки.

Говоря сквозь невидящие глаза и застывшее лицо Ланты, Конвей посылал свою душу к ее душе, пытаясь пробиться через этот окаменелый взгляд. Ее жизнь словно закончилась в тот момент, когда она спасла любимого человека. Конвей не мог с этим смириться.

Мэтт говорил Ланте о заботе, о желании, о том, как она нужна ему. Говорил о объединяющей теплоте, о силе, которой обладают двое, ставшие одним целым. Он обещал ей, что время бед и неприятностей для них прошло.

– У нас теперь новая жизнь, она нас ждет. Ты должна выкарабкаться, должна. Я не могу быть – и не хочу быть – ничем, если тебя нет рядом. Я люблю тебя.

Ланта не шелохнулась, только прикрыла глаза. Вскоре Конвей последовал ее примеру, и они оба заснули.

Глава 58

Конвея разбудило прикосновение чьих-то пальцев к виску. Образы прошлого, которые он мог только воскрешать, причудливо накладывались на события минувшей ночи. Он не мог понять, грезит он или вспоминает.

Его шея болела. Горела. Мэтту виделись огни, целые города, охваченные пламенем. Меч, разыскивающий его сонную артерию. А может, это была реальность? Он нащупал на горле повязку. Значит, это было правдой.

В предрассветных сумерках он различил прямо над собой лицо Ланты. Она изумленно рассматривала его, лицо выражало одновременно радость и тревогу. До этого он боялся открыть глаза. Теперь же он боялся разрушить чары.

Ланта провела рукой вниз по его щеке, взяла его подбородок. Ее улыбка была почти незаметной.

– Усы, – произнесла она. – Когда женщина сможет к ним привыкнуть? – Она разговаривала сама с собой, глядя прямо в глаза Конвею и все еще знакомясь с этим удивительным открытием. – Так много нового. Дело, которое надо завершить. Вместе.

Взяв руки Ланты в свои, Конвей поцеловал ее ладошки.

Ее улыбка прояснилась. Но Конвей еще видел за ней боль, порожденную смертью кочевника минувшей ночью. Он мысленно преодолел все препятствия, которые они создали для себя и друг для друга, и поклялся, что это больше не повторится. Он держал счастье в своих руках и не намерен был его упускать.

Прежде чем он смог вымолвить хоть слово, Ланта сказала:

– Я ждала, когда ты проснешься. Я упражнялась произносить эти слова. Теперь я могу. Я люблю тебя, Мэтт Конвей.

– И я люблю тебя. И буду всегда любить.

Ланта вскочила с проворством испуганного животного. Ее действия выглядели довольно странно, и она, похоже, сама была удивлена не меньше Конвея. Ланта наделила его извиняющимся взглядом.

– Я должна позаботиться о Тейт. – Слова получились какими-то неуклюжими. – Я хотела тебе сказать… сказать, что люблю тебя. Теперь я должна вернуться к своим обязанностям. – Она сделала безвольное движение рукой.

Конвей посмотрел на восток.

– У тебя нет времени. Ты еще должна помолиться.

Снова, как взмах крыла бабочки, мелькнула и исчезла боль.

Конвей встал, обнял ее за плечи, заставил посмотреть себе в глаза.

– Ты спасла мне жизнь. Ты единственная, кто мог это сделать.

– Я не могу… Жрица не может убивать. Все, чему меня учили… Все.

Он крепко сжимал Ланту в объятиях, пока ее всхлипывания не прекратились. Когда от них остались лишь дрожащие вздохи, он заговорил:

– Я мало знаю о Церкви, но я уверен, она может простить. Прости себя сама. Прощение Церкви придет, когда ты попросишь.

– Я не могу оставаться Жрицей. Я не могу называть себя целительницей, носить нашу одежду. Это запрещено. Даже если меня простят, я должна буду покинуть обитель.

– Обитель и Церковь покинули тебя много лет назад. Именно союзники Сестры-Матери пытались нас всех уничтожить. А как насчет Сайлы? Она ведь не отказалась от всего. Послушай, теперешние правители Церкви повинны в сотнях загубленных жизней. Поэтому Церковь расколота, а такие женщины, как ты и Сайла, должны создать новую Церковь. Пусть эти продажные старухи рассказывают о своих законах. Ты выше их. Они не могут тебе ничего сделать.

Ланта покачала головой.

– Ты увидел самую суть. Считаешь, я могу себя простить?

Он торжественно отошел на расстояние вытянутой руки.

– Я прошу, чтобы ты простила себя. Я умоляю тебя. Дай мне отблагодарить тебя за то, что ты спасла мне жизнь. Ты единственная, кто может мне помочь. Помоги мне.

– Мне бы очень хотелось. Я должна подумать.

Улыбка Конвея наполнилась печалью.

– Подобное предложение всегда таит опасность. Но я полагаю, без него не обойтись. Пока ты будешь думать, помни: я собираюсь жениться на тебе в Оле. Как только мы туда попадем.

Заливаясь румянцем, Ланта выскользнула из его объятий. Быстрее, чем того требовали ее обязанности, она поторопилась к Тейт.

Внимание Конвея привлек слабый звук откуда-то сзади. Тиниллит, извиняясь, улыбнулся. Снова Конвей ясно почувствовал дистанцию, на которой держался этот Малый. Они обменялись приветствиями и парой фраз. Пользуясь случаем, Конвей рассмотрел духовую трубку Малых и с удивлением понял, что это не просто полый кусок тростника. В его памяти всплыли картинки из старой книги, увиденные им еще до того, как его мир покончил с собой. В книге говорилось, что люди когда-то делали подобным образом удочки для ловли рыбы. Они раскалывали тростник и придавали ему нужную форму и толщину. Затем они склеивали половинки снова, получая сужавшуюся к концу трубку, обладающую большой прочностью, легкостью и гибкостью.

Конвею вспомнилось еще кое-что из этой области – как он ехал вдоль берега реки, наблюдая за растянувшимися на несколько миль рыбаками, стоящими почти плечо к плечу. В ярком солнечном свете то и дело сверкали удочки, вытаскивающие из речки рыбешку за рыбешкой. Судьи, переговаривающиеся по рации, выстраивались вдоль людской цепочки, подсчитывая и отдавая команды. Драки из-за запутавшихся лесок были обычным явлением. Когда лимит отлова исчерпывался и соревнования останавливались, среди недовольных иногда возникали беспорядки. Ему казалось очень забавным, что штрафы с браконьеров и нарушителей правил, составлявшие добрую часть доходов, практически не шли на развитие спортивной ловли.

Тиниллит учтиво спросил:

– С тобой все в порядке?

Конвей ощутил, как по его лицу разлилась краска. Он ответил, слегка смущаясь и чеканя слова:

– Все хорошо. Я просто задумался. – Кивнув в сторону духовой трубки Тиниллита, он протянул руку. – Я никогда не видел подобного оружия. Можно взглянуть поближе?

Тиниллит посмотрел на него не очень дружелюбно. Он не пошевелился, но Конвею показалось, что тот отступил. Тиниллит произнес:

– Я должен объяснить кое-что в отношении Малых. Когда вы вернетесь в Олу, передайте это Гэну Мондэрку.

Опустив протянутую руку, Конвей попытался сделать вид, что ничего не произошло.

– Что ты хочешь передать ему? – спросил он ледяным доном.

Тиниллит заговорил, горячась чуть больше обычного:

– Пожалуйста, не сердитесь. Мы знаем ваш образ жизни и хотим, чтобы и вы узнали о нашем. – Он показал на деревянные чаши для еды, стоявшие неподалеку от того места, где бок о бок сидели Ланта и Тейт. – Тебя не удивляет, что никто их не трогал? Ты заметил, что мы не подходим к вам близко. Я прочитал это на твоем лице. Ты думаешь, мы хотим оскорбить вас. Но стали бы мы рисковать жизнью за людей, которых хотим разгневать?

Конвей нехотя согласился:

– Думаю, нет.

Опустив конец трубки к земле, Тиниллит продолжал:

– У всех племен был свой Сиа. Наш появился, когда мы жили там, где лес встречается с морем, далеко на юге. Мы не знали врагов, не знали войны. Но пришли чужаки. С моря и с суши, с севера и с юга. Тогда погибли многие, многие Малые. А остальных увели, словно оленей. Мы брели в неведомые края, не зная, где нас поджидают проклятые места и радзоны. Пришли болезни. Но мы спаслись. Наш Сиа умер. Мы были детьми, оставшимися без отца.

Сделав паузу, Тиниллит оглянул горы. Когда он продолжил, его голос звучал увереннее.

– Наш Сиа научил нас поклоняться божеству. Мы зависели от солнца, несущего свет и тепло. Символ Единого-В-Двух-Лицах пробуждает мир Вездесущему. Так верит и ваш народ?

Конвей кивнул, и Тиниллит продолжал:

– Наш народ стремился к солнцу. Высоко в горах мы встречали его раньше всех. Раньше всех получали его тепло. Когда наступала зима и скрывала от нас свет и тепло, наши страдания искупали наши грехи. Мы это знаем, потому что весной Вездесущий возвращает нам хорошую погоду. Так мы и живем. В лесу, в горах.

– И не общаетесь с другими народами?

Тиниллит просиял.

– Ты понял. Мы меняемся. Раньше мы были похожи на сурков. Мы прятались от каждой опасности, думали, что зима нас бережет. Теперь мы больше похожи на медведя. Мы зимуем в берлогах, но я бы не советовал нас тревожить. Мы уже не станем такими, как прежде. Мы умеем защищаться. Но осталось наказание. Поэтому я пришел к вам. Все, что здесь случилось, неразумно. Чтобы снова стать людьми, мы должны очиститься. Раз уж мы хотим жить в мире на Трех Территориях, мы предлагаем вам принять наше очищение. Если вы захотите, чтобы мы вас приняли, это будет первым шагом. Это исцелит вас.

Тут к Конвею присоединилась Ланта. Он указал на нее.

– Как ваше очищение подействует на Ланту? Она ведь служительница Церкви. А если обряд очищения противоречит ее убеждениям? Как насчет Тейт?

– Прекрасные вопросы. Очищение не имеет отношения к религии. Для этого нужны убеждения, но не религия. Что за раны у Черной Молнии?

– Руки; вы же видите повязки. Но главное, она больна.

Тиниллит чуть не отпрыгнул, осенив себя Тройным Знаком.

Краем глаза Конвей заметил движение. Малые медленно и нерешительно приближались.

Рядом с Конвеем словно из воздуха возникли Карда и Микка. Микка заскулила. Конвей изумленно глянул вниз. Такого звука Конвей от нее припомнить не мог. То ли не понимая его взгляда, то ли почему-то другому, она уставилась на Тиниллита.

Тиниллит нашел слова:

– Больна? Невидимые?

Ланта ответила:

– Не болезнь. Скорее что-то вроде яда. Пещера, о которой говорил Лис, опасна. Болезнь Тейт оттуда, она никого не сможет заразить.

Слабое «Конечно!» Конвея прошло мимо ушей Тиниллита. Он повернулся к Ланте.

– Ты клянешься, Жрица? Именем Церкви?

– Я клянусь всем моим знанием. Я не буду клясться именем Церкви, потому что никогда не видела ничего подобного. Но Конвей тоже был там и уже поправился. Тейт понемногу выздоравливает. Ты видишь, что на меня это не подействовало. Вам нечего бояться. Оба моих друга ранены. Если вы умеете то, чего не умею я, то прошу вас помочь.

– Нам нужно посоветоваться. – Сжимая духовую трубку, Тиниллит развернулся и направился к своим соплеменникам. Конвей позвал собак и отошел к Ланте и Тейт. Животные странно засуетились.

Среди Малых шла суровая перепалка. Тейт промолвила:

– Похоже, я изрядно все испортила.

Опустившись рядом с ней на корточки, Конвей поднял с земли веточку, попробовал на зуб.

– Плесень, – произнес он, и Тейт одарила его взглядом, выражающем сомнение в его здравом уме.

Повторив слово, Конвей пояснил:

– Это встречалось в нашей прежней жизни. – Стоя спиной к Ланте, он посмотрел на Тейт. Она еле заметно кивнула. Он продолжал: – Вся эта сырость, столько органического материала. Когда он подвергается воздействию плесени и грибка, в результате могут образовываться по-настоящему токсичные вещества. Мы надышались буквально отравленным воздухом.

– Вы используете непонятные мне слова, – послышался голос Ланты. – Вы так называли дурные вещи в своем мире?

– Именно так, – ответила Тейт. Ее взгляд был по-прежнему сосредоточен на Конвее. – Мы не хотели тебе говорить, но там было много зла. Если бы Жрец Луны смог бы получить все это, жизнь остальных стала бы почти невыносимой.

– Вы еще смелее, чем я думала. – Ланта подошла к Конвею и взяла его руку в свою. Сжав ее, она взглянула на Тейт.

Конвей произнес:

– Твой голос гораздо увереннее, Доннаси. И выглядишь ты получше. Ты немного отошла?

– Что значит отошла? Я только немного покаталась с горки, предоставив тебе возможность поделать для разнообразия кое-какую работу. – Она попыталась выпрямиться. Зияющая дыра на спине ее куртки напомнила им об ужасе минувшей ночи. Ланта невесть откуда раздобыла иголку с ниткой. Она уже заканчивала штопку, когда донесся голос Тиниллита. Он жестом пригласил троицу подойти поближе.

Ланта прошептала своим товарищам:

– Будьте осторожны. Они напуганы. И раздражены.

– Ты можешь различить? – В голосе Тейт сквозило недоверие.

– Ошибки быть не может. Их позы: они не знают, бежать ли им или нападать. Особенно Тиниллит. Видите, как расставлены его ноги, как они согнуты в коленях? Его голова запрокинута, зрачки широко раскрыты. Он чуть ли не в… – она поискала подходящее слово, – в отчаянии.

Вождь Малых поднял руку, дав им знак остановиться. Конвей попытался встать перед Лантой, но она воспротивилась этому, вынуждая его расположиться рядом. Собаки тревожно и громко пыхтели у ног Конвея. Он сказал:

– Мы не хотим неприятностей. Если твои люди боятся заразиться, они ошибаются. Мы мирно уйдем, если вы этого хотите.

Тиниллит сделал знак своей духовой трубкой.

– Мы хотим мира, Мэтт Конвей. Именно поэтому мы покинули земли наших предков и пришли в эти опасные места. Мы хотим жить среди друзей и союзников. Мы никому не доверяем и всех избегаем. Осмелься мы подобраться поближе, когда вы были на верхушке горы пещер, и узнай, что Тейт больна, мы тут же исчезли бы.

Ланта взяла на себя роль парламентера.

– Это очень мудро – избегать больного. Лечить – занятие для Целителей. Но ты сказал, что у вас есть свои собственные лекарства. Я тебе верю. Я это чувствую.

Среди Малых прокатился приглушенный ропот. В нем слышалось удивление. Конвей напрягся. Тревога и удивление были плохим сочетанием.

Тиниллит подался вперед, как всегда, еле ощутимо.

– Что именно ты чувствуешь, Жрица? Расскажи нам.

Она сложила перед собой руки. Брови слегка нахмурились.

– Недоверие. Страх. Раздражение. Я думаю, некоторые считают, что мы вам лжем или обманываем вас. Это не так. Наоборот, я больше всего чувствую надежду. Даже те, кого надежда раздражает, ошибаются. Поэтому давайте сосредоточимся на надежде и помощи.

Медленно и болезненно, цедя воздух в легкие сквозь сжатые зубы, Тейт подняла вверх руки. Испачканные грязью повязки были похожи на два маяка, смотрящих в затянутое облаками небо.

– За нами могут вернуться другие кочевники из Летучей Орды. Дьяволы двигаются с севера по направлению к горам. Жрица Фиалок Ланта сделала все, что было в ее силах, чтобы вылечить мои руки. Если вы в силах помочь, сделайте это. Это – ваше могущество.

Последние слова возобновили спор между Малыми. Не обращая внимания на троицу, они повернулись друг к другу. Мужчины трясли оружием, размахивали руками. Резкий свист Тиниллита успокоил их. Он твердо обратился к своим людям:

– Жрица чувствует настороженность. Если мы хотим иметь друзей, мы должны быть друзьями. Мы подвергнем их очищению. – Снова начались разговоры. Он остановил их взглядом. – Они получат очищение, но не будут участвовать. Может быть, когда-нибудь мы примем в этот обряд посторонних. Не сейчас. Они еще не готовы. – Обращаясь к троице, он распорядился: – Садитесь здесь, у огня. Лицом к солнцу. Без оружия. Молча. Неподвижно. Если хотите, собак посадите рядом, но они не должны двигаться.

Конвей заметил, как на верхней губе Тиниллита блеснула капелька пота. Он напряженно следил за этим Малым. Затем Мэтт необъяснимо расслабился. Он не знал, что должно произойти, и был немного этим озабочен, но все же был уверен, что поступает правильно.

Конвей, Ланта и Тейт уселись. Воины спешно скрывались в лесу. Собаки развалились подле Конвея. Посмотрев на своего хозяина, Карда высунул язык и открыл пасть, словно оскаливаясь в предвкушении чего-то известного. Затем он повалился на бок.

Конвей не сразу сообразил, что издавало этот непривычный и настойчивый звук. Высокий и взвинченный, он был слишком пронзительным для ударного инструмента. Больше напоминая голос Тиниллита, каким он показался Конвею при первой встрече с ним, звук словно шел из чрева. Озираясь в поисках источника, Конвей чуть не пропустил момент, когда Малые разделились, образовав посередине небольшой коридор.

Двое мужчин, каждый с конусообразным барабаном под мышкой, танцевали в проходе. На них были бесформенные черные одежды, скорее похожие на мешки, и маленькие черные колпаки. С колпаков спадала белая ткань. Достаточно тонкая, чтобы не мешать танцорам видеть, она полностью скрывала лицо и шею. Нехитрое одеяние лишало танцующие фигуры человеческого облика. На фоне свинцово-серого леса их силуэты выглядели еще более размытыми.

Музыканты колотили по барабанам пальцами, а не кистями или запястьями, и казалось, будто поверхность инструмента звучала сама по себе. Тиниллит заиграл на флейте. Мелодия была печальной и одинокой. Она заунывно плыла сквозь барабанную дробь.

Танцоры двигались под ритм барабана короткими, чеканными шажками. Мелодия флейты отражалась от их гибких тел. Достигнув кострища, они встали вокруг него. Один за одним остальные воины Малых выходили из толпы и присоединялись к этим наряженным танцорам. Темп все увеличивался. Флейта пела все также мягко.

Воины танцевали, свесив головы и все время подпрыгивая. Когда круг сомкнулся, две колонны просочились одна сквозь другую со смиренностью ряби на поверхности воды.

Смирение.

Слово отдавалось у Конвея в мозгу. Он обмяк, желая верить. Верить чему?

Его глаза болели и требовали передышки. Он подумал о танцорах, таких расслабленных, таких спокойных. Он их ощущал.

Невероятное знание подсказало ему, что, вместе танцуя, Малые вместе обретают покой. Он почувствовал, как выходят наружу воспоминания, хотя продолжал воспринимать происходящее.

Смирись.

Конвей подумал о Ланте. Ее образ стирался, он словно отказывался от нее. Малые забирали его разум. Он хотел. Боялся. Перед ним раскачивались потные воины, от них шел густой пар. Невидящие глаза уставились на вялые лица. Гладкие намокшие волосы спадали вниз. Музыка резала уши. Конвей попытался отстраниться. Его веки беспомощно упали.

Он не мог расстаться с Лантой. Даже несмотря на столь могущественное таинство, уводившее его куда-то вдаль.

Он снова открыл глаза. Воинов сменили одетые в костюмы танцоры. Они поднесли духовые трубки к губам, отчего их вуали превратились в уродливое подобие черепов. От глубокого вдоха их груди раздулись. Они нацелили трубки на Конвея.

Он попытался встать, закричать. Но у него не было сил. Он услышал смех. Беззаботный, звонкий. За смехом раздался голос. Слова звучали так, словно проходили сквозь улыбку.

Смирись.

Ему не оставалось ничего другого.