Текст книги "Все застрелены. Крутая разборка. А доктор мертв"

Автор книги: Дональд Гамильтон

Соавторы: Честер Хаймз,Крейг Райс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

– Хорошо, давай посоветуемся с кем-нибудь, кто предсказывает судьбу, – предложила она. – Я знаю одно место, в котором люди говорят, где находятся вещи, которые они потеряли.

– Ну тогда давай поскорее, – сказал он. – Мы должны расстаться с этой машиной до того, как рассветет. Это пожарче, чем кокосовые печи в Западной Вирджинии.

9

Могильщик и Эд Гроб надевали свои шинели, когда в кабинете капитана зазвонил телефон.

Лейтенант Андерсон поднял трубку и посмотрел на них:

– Это одного из вас.

– Я подойду, – сказал Могильщик и взял трубку: – Джонс слушает.

Голос на том конце сказал:

– Диггер? Это я, Леди Джипси…

Он ждал.

– Вы ищете какой-то автомобиль, не так ли? Не черный ли «бьюик» с номерами из Йонкерса?

– Откуда тебе это известно?

– Я ведь предсказываю судьбу, не правда ли!

Могильщик подал знак Эду Гробу, чтобы тот не уходил, и повернул рычаг.

Эд Гроб приложил к уху один дополнительный наушник, лейтенант Андерсон – другой. Оператор на пульте знал, что следует делать в таких случаях.

– Где он? – спросил Могильщик.

– Огромный, как жизнь, стоит на улице перед моим домом, – последовало сообщение Леди Джипси.

Могильщик прикрыл рукой микрофон на телефонной трубке и прошептал адрес на 116-й улице.

Андерсон включил внутренний селектор и приказал сержанту на пульте привести в готовность все патрульные машины и ждать дальнейших распоряжений.

– Кто в нем сидит? – спрашивал тем временем Могильщик.

– В данный момент никто, – хихикнул в телефонной трубке голос Леди Джипси. – Олух и его девушка, которые приехали в машине, сейчас сидят в моей комнате для сеансов. Они рассказывают какую-то дикую историю об угнанном «кадиллаке».

– Погоди-ка с историей, – сказал Могильщик. – Задержи их у себя, даже если тебе придется использовать для этого призраков. Я и Эд сейчас будем у тебя.

– Я пошлю машины, – сказал Андерсон.

– Дайте нам три минуты, а потом окружайте квартал, – сказал Могильщик. – Возьмем их тихо без сирен и мигалок.

Заведение Леди Джипси находилось на втором этаже дома на 116-й улице, на полпути между Лексингтоном и Третьей авеню. На первом этаже располагалась лавка, где продавали лед и уголь.

На вывеске около входа значилось:

ЛЕДИ ДЖИПСИ ПРЕДВИДЕНИЯ – ПРЕДСКАЗАНИЯ БУДУЩЕГО ПРОРОЧЕСТВА – РАСКРЫТИЕ ТАЙН

Ниже было приписано слово «Находки». Дела шли плохо.

Некогда вместе с Леди Джипси в старом темном доме в верхней части Конвент-авеню вели весьма респектабельную частную жизнь Сестра Габриэл, чей промысел состоял в торговле билетами на небеса и выпрашивании пожертвований для несуществующих благотворительных заведений, и Большая Кэти, под чьим присмотром находился публичный дом на Восточной 131-й улице. Среди цветного населения окрестных кварталов они были известны как Три Черные Вдовушки. Но после того, как один из трио мошенников, ответственный за то, что плеснул кислотой в лицо Эда Гроба, навсегда покрывшей его рубцами и шрамами, перерезал горло Сестре Габриэл, оставшиеся вдвоем «вдовушки» махнули рукой на респектабельность и расползлись по своим порочным норам.

Теперь в распоряжении Леди Джипси находилась набитая тряпьем пятикомнатная квартира, где и происходили контакты с духами и составлялись послания, раскрывающие тайну того, что происходит за пределами этого мира.

Путь от полицейского участка до 126-й улицы в нормальных условиях занимал пять минут, но Могильщик проделал его за три. Снег мел по замерзшим улицам как сухой песок, заставляя колеса петь. Машина не буксовала, но ее водило по мостовой из стороны в сторону, словно по льду. Могильщик помнил дорогу и вел машину с включенными фарами, скорее, угадывая путь, чем видя его, потому что рассмотреть что-либо через ветровое стекло было также сложно, как сквозь окно, покрытое морозными узорами. Сирену они не включили.

Патрульная машина стояла перед домом Леди Джипси, но «бьюика»-седана видно не было.

– Андерсон придет в ярость, – сказал Эд Гроб.

– Они могли и взять их, – сказал Могильщик безо всякой надежды.

Маленький автомобиль занесло, когда он ударил по тормозам, и они врезались в задний бампер патрульной машины.

Эд Гроб выскочил первым, в пальто нараспашку, с пистолетом в руке. Могильщик, обегая автомобиль сзади, подскользнулся и ударил рукоятью своего пистолета по крышке багажника. Эд Гроб обернулся и увидел, как Могильщик поднимается с тротуара.

– Шлешь им телеграмму, – укорил он.

– Да, это не лучшая моя ночь, – сказал Могильщик.

Из-за дальнего перекрестка вырулила патрульная машина с включенной на всю мощь сиреной и красной мигалкой.

– Теперь это не имеет значения, – проговорил Эд Гроб, взбегая по темной лестнице сразу через две ступеньки.

Они нашли полицейского в форме, стоящего на нижней площадке сбоку от двери с пистолетом наготове, второй – в тени лестницы, ведущей на верхний этаж.

– Где машина? – спросил Эд Гроб.

– Здесь не было никакой машины, – ответил полицейский.

Могильщик ругнулся:

– А что вы здесь делаете?

– Лейтенант приказал окружить это заведение и ждать вас.

– А кто-нибудь есть сзади, чтобы никто не мог выйти с той стороны?

– Джо и Эдди прикрывают задний двор.

Могильщик не мог расслышать его из-за воя сирен на улице.

– Как насчет заднего двора? – закричал он.

– Прикрыт! – крикнул ему в ответ коп.

– Ну ладно, давайте-ка посмотрим, что это даст? – сказал Могильщик.

Вой сирены, стихая, перешел во всхлипывания, и ее звуки наполнили узкий коридор, как органная мелодия.

– Держи их! – во всю глотку заорал кто-то внизу.

Два копа, взбегая по лестнице, топали тяжело, как русская армия.

Это напоминает водевиль, – сказал Эд Гроб.

На площадку вбежали полицейские, держа в руках пистолеты. Они резко остановились перед насмешливо глядящими на них коллегами, и оба залились яркой краской.

– Мы не знали, что здесь кто-то есть, – сказал один из них.

– Ну да, вы хотели убедиться, на всякий случай, – сказал Эд Гроб.

Могильщик нажал кнопку звонка на двери. Изнутри донесся отдаленный звук звонка.

– Эти дверные звонки всегда звучат так, словно находятся за милю отсюда, – сказал он.

Полицейские посмотрели на него с любопытством.

Никто так и не подошел к двери.

– Дайте-ка я прострелю замок, – предложил один из полицейских.

– Ничего у тебя не получится, – сказал Могильщик. – Посмотри на эти замки – тут их на двери побольше, чем на воротах форта Кнокс, а изнутри, я думаю, и еще больше.

– Да, но есть шанс, что только один из них заперт, – сказал Эд Гроб. – Если отсюда вышел тот, у кого нет ключа…

– Верно, – согласился Могильщик. – Я сегодня что-то туго соображаю.

Полицейский, предложивший выстрелить, поднял брови, но Могильщик не заметил этого.

– Отойдите вбок, – сказал Эд Гроб.

Все встали в стороне от двери.

Эд Гроб отошел к противоположной стене, поднял свой длинноствольный 38-го калибра и выпустил четыре пули одну за другой в самозакрывающийся замок.

От звука выстрелов разлетелось вдребезги окно в подъезде, и двери на всех лестничных площадках приоткрылись на дюйм. Со всех сторон послышался внезапный шорох, словно крысы покидали корабль.

– Давай-ка ударим, – предложил Эд Гроб, слегка покашливая от порохового дыма, наполнившего подъезд.

Шорох тут же прекратился.

Он и Могильщик с разбега ударили в дверь левыми плечами и вкатились в комнату.

Это была приемная. Убогие кухонные стулья выстроились у противоположной стены. Пол покрыт пыльным потертым темно-голубым ковром. В центре комнаты круглая столешница, казалось, висит в воздухе. Ее поддерживали четыре тонких стальных тросика, прикрепленные к потолку и практически невидимые в темном освещении. На столе покоилась ужасного вида гробница, сделанная из тускло-серого папье-маше. Из гробницы выходил дух Иисуса Христа.

Эд Гроб удержался на ногах, но Могильщик врезался в висячий стол с такой силой, что перевернул гробницу, и дух Иисуса Христа покатился по комнате, словно за ним гнался дьявол.

Одетые в форму копы следовали за ними, переводя с одного на другого широко открытые от ужаса глаза.

Кто-то начал барабанить в заднюю дверь. Зазвенел еще один звонок.

– Тихо! – гаркнул Могильщик.

Шум прекратился.

Стены комнаты были обклеены выцветшими голубыми бумажными небесами с созвездиями. Наискось от входа находился широкий дверной проем, занавешенный вылинявшей красной занавесочкой с позолоченными знаками зодиака.

Эд Гроб переступил через дух Христа и раздвинул зодиак.

Они попали в комнату для сеансов. На задрапированном столе помещался хрустальный шар. Все четыре стены были обтянуты материалом, наподобие темного атласа, покрытого светящимися люминесцентными изображениями звезд, солнц, лун, призраков, грифонов, животных, ангелов, чертей и масками африканских ведунов.

Комната была освещена слабым сиянием, исходившим из хрустального шара. Их внезапное вторжение заставило занавески колыхаться, и люминесцентные фигуры то вспыхивали, то гасли.

– Где тут, к черту, свет? – заревел Могильщик. – У меня начинается морская болезнь.

Один из копов включил свой фонарь. Другого источника света они не нашли.

– Ищите дверь, – сказал Могильщик, отбрасывая драпировки в сторону.

Под занавесками оказалось несколько дверей.

Они открыли первую же, которую нашли. Она вела в столовую. Люстра с четырьмя рожками освещала квадратный обеденный стол, накрытый пластиковой скатертью с черно-серебряным узором. Два стула были придвинуты к столу напротив двух грязных тарелок. Скелет жареного опоссума, окруженный желтыми клубнями ямса, лежал на блюде, утонув одним боком в застывшем жиру, как остатки покинутого корабля в прибое на мелководье.

– Опоссум с картохой, – сказал Эд Гроб, бессознательно облизывая губы.

– Это то, что они ели, но где же они сами? – спросил Могильщик.

– Нет никого, кроме нас, призраков, – сказал коп.

– Не забудь о нас, опоссумах, – добавил другой.

Эд Гроб открыл другую дверь и оказался на кухне.

Он услышал какое-то движение снаружи на лестнице под открытым небом, ведущей к задней двери квартиры.

– Эй, впустите нас, – звали оттуда.

Мимо Эда Гроба протиснулся коп, чтобы открыть заднюю дверь.

Могильщик отворил еще одну дверь, которая вела в спальню.

– Сюда, – позвал он.

Вошел Эд Гроб, вслед за ним шесть копов.

Жирный светлокожий цветной человек с отвисшим чувственным лицом и лысой сверкающей головой лежал с закрытыми глазами поперек кровати и тяжело дышал. На нем был большой старомодный выцветший желтый бюстгальтер, поддерживающий его отвислые груди, и пара боксерских трусов в бордовую и золотую полоску, из-под которых выглядывали застежки пояса с подвязками, пристегнутые к бордовым шелковым чулкам. Он был толст, но его плоть была столь дряблой, что отставала от костей и перекатывалась под кожей, как растопленный жир.

Второй лысоголовый человек лежал лицом вниз на полу возле кровати. Он был одет в купальный халат из вискозы в красную и серую полоску поверх голубой в черную крапинку пижамы из искусственного шелка. Лица его не было видно, но венчик волос вокруг его лысины был шелковисто-белым.

Белые копы смотрели во все глаза.

– Что они сделали с Леди Джипси? – спросил один из них.

– Это он сам, на кровати, – сказал Эд Гроб.

– Это не вопрос, – сказал Могильщик. – Нам надо найти того, кто так крепко приложил его.

– Он не может говорить, – сказал белый коп.

– Ну, это мы исправим, – пообещал Могильщик. – Принеси-ка с кухни бутылку уксуса.

Он нагнулся и, ухватив Леди Джипси за руку, подтащил его к краю кровати. Затем, когда коп принес уксус, он открыл бутылку и вылил едкую жидкость на лицо Леди Джипси.

– Зачем вы все это делаете? – спросил коп.

– Это действует, – ответил Могильщик.

– Всякий раз, – подтвердил Эд Гроб.

Леди Джипси заворочался и стал отплевываться.

– Кто это писает на меня? – сказал он отчетливым, хорошо поставленным голосом.

– Это я, Диггер, – сказал Могильщик.

Леди Джипси внезапно сел на край кровати. Он открыл глаза и увидел всех белых полицейских, глядящих на него.

– Ты сукин сын, – сказал он.

Могильщик левой рукой дал ему оплеуху.

Голова Леди Джипси мотнулась в сторону и выпрямилась, словно его шея была из резины.

– Это не моя вина, что ублюдок ушел, – сказал он, трогая шишку размером с яйцо у себя на затылке. Он опустил глаза и увидел, что полураздет. – Он забрал мое лучшее одеяние.

– Расскажи, как было. – сказал Могильщик. – И не начинай бить на сочувствие.

Леди Джипси отогнул край простыни и вытер лицо.

– Он грубый парень, – сказал он. – Простофиля, но по-настоящему суровый, – в его голосе звучали нотки желания и восхищения. – У него ржавый сорок пятый.

– Если ты пытаешься одурачить меня, я вышибу тебе зубы, – сказал Могильщик.

Белые полицейские вновь посмотрели на него с удивлением.

– У тебя нет сочувствия ни к кому, – сказал Леди Джипси своим хорошо поставленным голосом.

– Это уж как посмотреть на это, – сказал Могильщик. Он повернулся к Эду Гробу. – Достань свой секундомер, Эд. Я собираюсь дать ему девяносто секунд.

Леди Джипси выразил свою неприязнь взглядом отсвечивающих желтизной коричневых глаз.

– Ты животное, – сказал он.

Могильщик ударил его в зубы. Раздался звук, словно что-то плюхнулось в воду, и из уголка рта Леди Джипси заструилась кровь. Но его большое дряблое тело даже не шевельнулось, а бесстрастное стоическое выражение лица осталось непоколебимым.

– Я не испугался тебя, Диггер, – сказал он. – Но я расскажу тебе все, что знаю, потому что я не хочу, чтобы меня избивали.

Он вытер краем простыни, смоченной уксусом, кровь со своих разбитых, перекошенных губ:

– Ты забываешь, что именно я навел тебя на него.

– Да, и позволил ему оглушить себя и удрать, пока ты производил над ним пассы, – усмехнулся Могильщик.

– Нет, дело было не так. Он прокрался за мной и услышал, как я отсюда звонил тебе, – Леди Джипси кивнул в сторону телефона на ночном столике. – Но я ничего не мог бы поделать, даже если бы я знал, что он здесь.

– Сорок секунд, – сказал Эд Гроб.

– Парень год проработал матросом на Южноамериканской пароходной линии, – он говорил ровно, но без торопливости. – Истратил все свои деньги. Купил новый «кадиллак» у человека по имени Барон.

– Опять Барон, – Могильщик обменялся взглядом с Эдом Гробом.

– Заплатил за него шесть тысяч пятьсот, – бесстрастно продолжал Леди Джипси. – «Кадиллак» полностью золотой…

Белые полицейские пораскрывали рты.

– Он едва успел уплатить деньги, получить соглашение о купле-продаже и взять машину, чтобы опробовать ее, как тут же сбил старуху…

– Возле монастыря?

Леди Джипси бросил на него быстрый взгляд исподлобья и тут же опустил глаза, вновь ни на что не глядя.

– Откуда вы об этом знаете?

– Ты нам сказал.

– Я только пересказываю вам то, что он говорил мне…

Человек на полу слегка зашевелился и застонал.

– Не перенесете ли вы мистера Джипси на кровать? – попросил Леди Джипси.

– Оставь его лежать там, где лежит, – сказал Могильщик.

– Итак, они сбили старую леди и удрали, – продолжал Леди Джипси бесцветным голосом. – Но далеко они уехать не успели, их остановили три человека в полицейской форме, ехавшие в «бьюик»-седане…

– Это становится интересным, – сказал Могильщик.

– Точно, – отозвался Эд Гроб.

Леди Джипси все тем же бесцветным голосом досказал историю до конца.

– И затем, когда мистер Барон удрал, они пришли ко мне, – завершил он. – Они просили, чтобы я указал им, где найти «кадиллак».

– И ты указал им? – спросил белый коп, выпучив глаза.

– Если бы я мог это сделать, я не торчал бы на этой с палке, – сказал Леди Джипси. – Я путешествовал бы на своей яхте по Ривьере.

Человек на полу опять застонал, и два копа подняли его и положили поперек, в ногах широкой кровати.

– Откуда он узнал о тебе? – спросил Могильщик.

– Он не знал. Это его подружки сказала ему. Вернее, привезла его сюда.

– Кто такая?

– Сассафрас Дженкинс. Уличная девчонка.

– Это она втянула его в историю с Бароном?

– Парень так не считает. Он сказал, что встретил мистера Барона в Бруклине, в доке у склада товаров. В его последний приход в порт, два месяца назад, мистер Барон подвез его в Гарлем на собственной машине, «кадиллаке» с откидным верхом. Роман сказал ему, что копит деньги, чтобы купить машину, и мистер Барон спросил, сколько он скопил, и Роман ответил, что у него будет шесть тысяч пятьсот долларов, когда он вернется из следующего рейса, и мистер Барон сказал, что он достанет ему «кадиллак» с откидным верхом, точно такой, на каком ездит он сам…

– У него самого был золотой «кадиллак»?

– Нет, его машина была серой. Но он спросил Романа, какой тот желает цвет, и Роман сказал, что хочет такую машину, чтобы она выглядела как сплошное золото.

– Какие у Барона дела в Бруклине?

– Моряки, Могильщик, – сказал Эд Гроб. – Где твоя голова?

Могильщик вполовину согласился с ним:

– Может быть, да, а может быть, и нет. Может быть, он ловил лягушек для змей.

– Это одно и то же, – заключил Эд Гроб. – Моряки служат всем чем угодно для кого угодно.

– Ты знаешь Барона? – спросил Могильщик у Леди Джипси.

– Как-то так случилось, что не знаю.

– А Черную Красотку знаешь?

– Да.

– Чем он занимался?

– Сводничество.

– Сводничество?! У этого гомосека?

– Ты спросил о его рэкете, а не о том, чем он занимается для своего удовольствия. Почему ты упомянул о нем в прошедшем времени? Он умер?

– Он и был той старой женщиной, которую убили.

– Убили? Но они сказали, что не причинили старухе вреда.

– Это другая история. Однако ты должен знать Барона. Он из вашего брата.

– Именно это я говорю сам себе, – признался Леди Джипси. – Но я и вправду не знаю его.

– Но ты, по крайней мере, знаком с этой девушкой, Дженкинс?

Леди Джипси пожал плечами:

– Я видел ее. Но я не знаком с ней. Они приходят сюда время от времени с разными штуками. Она постоянно занимается какими-нибудь проделками.

– С Бароном?

– Не пытайся поймать меня, Диггер. Я сказал тебе правду про мистера Барона. Я не знаю его и думаю, что девушка тоже не знакома с ним.

– Ну ладно, ладно. Где мы можем найти ее?

– Найти ее? Откуда мне знать, где можно найти дешевую потаскушку?

– У тебя на вывеске внизу написано: «Находки», – вмешался Эд Гроб.

– И ты уж лучше постарайся оправдать эту надпись, или придется тебе найти самого себя там, где ты очень не хотел бы находиться, – прибавил Могильщик.

– Вы знаете эти старые трущобы между Сто одиннадцатой и Сто двенадцатой улицами?

– Переулок?

– Да. У нее есть мужик, который живет в какой-то одной из тамошних нор.

– Что за мужик?

– Всего лишь мужик, Диггер. Мне не известно, ни кто он, ни что он. Ты ведь знаешь, я не интересуюсь мужчинами, которые интересуются дешевками, вроде этой.

– О’кей, Эд, поехали, – сказал Могильщик.

– Лучше бы нам сначала позвонить на пульт и сообщить Андерсону, что лошадка сбежала.

– Позвони ему ты.

Эд Гроб потянулся к телефону, стоящему на ночном столике.

Могильщик повернулся к патрульным полицейским и сказал:

– Ну а вам, ребята, лучше вернуться обратно в ваши машины; вы и так находитесь вне улицы значительно дольше, чем следует.

Леди Джипси сказал:

– Я хочу выдвинуть против этого человека обвинения в нападении, избиении и краже.

– Для этого тебе надо явиться в участок, – сказал Могильщик. – И лучше надень при этом пиджак.

10

Хорошо, что никто не видел, как Роман и Сассафрас сбегали вниз по лестнице и подходили к «бьюику»-седану, оставленному на обочине. Они настолько бросались в глаза, что их заметил бы даже слепой.

У Романа на голове красовался сбитый набок тюрбан гадальщика с большим стеклянным глазом, отнятый у Леди Джипси, – так что теперь у парня было три глаза, каждый из которых смотрел в различных направлениях. Поверх своей кожаной куртки и армейских брюк он был укутан в балахон радужного цвета, слишком короткий для него – так что из-под подола выглядывали его башмаки парашютиста-десантника. В левой руке он держал свою енотовую шапку, а в правой – большой ржавый револьвер 45-го калибра.

– Если нас схватят, я притворюсь сумасшедшим и начну убегать, – хрипло прошептал он. – Они не станут стрелять в сумасшедшего гадальщика.

Сассафрас начала хихикать.

Роман мрачно взглянул на нее, обошел машину и сел за руль. Он положил пистолет и енотовую шапку на сиденье между собой и девушкой, торопливо завел двигатель и рванул с места. Но какое-то шестое чувство подсказало ему, что лучший способ выбраться отсюда – это ехать медленно.

Когда он выехал на Третью авеню и свернул на юг, он двигался неторопливо, словно обыватель по дороге в церковь.

Первый полицейский патруль, мчавшийся с севера, увидел медленно ползущий «бьюик» прежде, чем патрульный автомобиль свернул за угол на 116-ю улицу. Копы не видели водителя и даже вообразить себе не могли, что кто-то способен тащиться на такой скорости в самом «горячем» автомобиле, какой только можно было найти в эту ночь на восток от Миссисипи.

Роман спустился вниз по 114-й улице и остановился перед фабрикой матрасов, спрятав машину за стоящим у входа грузовиком с большим фургоном.

– Я считаю, что эту ситуацию надо обмозговать, – сказал он.

Сассафрас никак не могла прекратить свое хихиканье. Всякий раз, как она взглядывала на Романа, оно становилось все сильнее.

– Сейчас не время смеяться, – сказал он хрипло. – Ты собираешься свести меня с ума.

– Я знаю, что не время, мой сладкий, – согласилась она, чуть успокоившись. – Но никто не сможет посмотреть на тебя в этом наряде и не лопнуть от смеха.

– Это твоя вина, – упрекнул он. – Это ты привела меня к этому легавому осведомителю…

– Откуда я могла знать, что он легавый? – оправдывалась она. – Я бывала у него и до этого много раз с разными людьми, и он никогда… – она оборвала сама себя.

– Знаю, что у тебя был кто-то, – сказал он. – Я не могу требовать от тебя, чтобы ты «заржавела» на то время, что я отсутствую. Я не дурак.

Она положила руку ему на шею и попыталась притянуть его голову к себе.

– Я с тобой честна, – сказала она. – Клянусь на Библии.

Он отодвинул голову назад.

– Послушай, детка, сейчас не время для сладких речей. У меня стибрили деньги, которые я зарабатывал целый год, а ты с чистыми глазами лживо клянешься мне на Библии.

– Это не ложь, – сказала она. – Если бы ты потрудился испытать это, вместо того, чтобы покупать «кадиллак»…

– Ты хотела «кадиллак» так же сильно, как и я.

– Ну и что из того? Это не значит, что я считаю «кадиллак» единственной вещью на свете.

– Сейчас не время спорить, – сказал он. – Мы должны что-то предпринять – и быстро. Один раз нам повезло, но долго так продолжаться не может. Копы ищут нас, чтобы поймать в этой «горячей» машине и тогда…

Она прервала его:

– Нам надо встретиться с одним моим знакомым, который занимается автомобильным бизнесом. Он может помочь нам.

– Я уже повидался со всеми людьми, занятыми в автомобильном бизнесе, с которыми мне надо было повидаться, – сказал он. – И сыт ими по горло. Вот что я думаю сделать – это встретиться, если мне удастся их найти, с несколькими моими друзьями по плаванию и попросить их помочь найти мой автомобиль.

– Этот человек, о котором я тебе говорю, гораздо лучше, чем все они, – убеждала Сассафрас. – Если этот большой блестящий «кадиллак» находится в Гарлеме, то он найдет его гораздо вернее, чем любой, кого я знаю.

– Если все эти мужчины, которых ты знаешь… – начал он, но она не дала ему закончить.

– Какие мужчины?

– Ну, скажем, этот лысый папочка, который выдает себя за предсказателя судьбы…

Ее губы скривились:

– Надеюсь, ты не ревнуешь меня к нему?

– Ну, он чертовски смахивает на женщину.

– Так вот, тот парень, о котором я говорю, ни капельки не похож на этого.

– Если ты думаешь, что это сделает меня счастливым…

– У нас с ним нет ничего, – сказала она. – Я едва с ним знакома. Только деловые отношения.

– А какие у вас с ним дела?

Она оставила этот вопрос без внимания.

– Мы можем попросить его поискать в округе и посмотреть, что ему удастся обнаружить, – продолжала девушка. – И, конечно, мы можем остаться у него дома, пока он будет искать. Тебе же все равно негде остановиться.

– Я считаю, что нам следует провести у тебя то время, какое я не могу провести в своем автомобиле. У тебя в комнате живет какой-нибудь мужчина?

– Ты мне уже надоел, – сказала она. – Ты же знаешь, что в моей комнате не может быть никакого мужчины – люди, у которых я живу, очень респектабельны.

– Хорошо, а как мы заплатим этому человеку за то, что будем у него жить и за то, что он будет искать нашу машину? – поинтересовался он. – Я отдал мистеру Барону свой последний доллар.

– Мы можем отдать ему колеса от этой машины, – предложила она. – Он как раз занимается подержанными шинами.

– Принято, – сказал он. – Но я не настолько прост, как ты думаешь. Этот парень просто ворует шины.

– Ну ладно, так оно и есть, – сказала она. – И он всегда знает, где и какая машина находится в этом районе, чтобы снять с нее колеса. И это как раз тот, кто тебе нужен, – человек, который что-то знает.

– Хорошо, коли так, давай отдадим ему колеса от той машины, и пусть он начинает искать. Где он находится-то?

– Он живет в Переулке. У него там свое собственное жилье.

Роман завел машину и выехал вниз на 112-ю улицу и развернулся обратно по направлению к Лексингтон. Как раз позади здания, выходящего на Третью авеню, находится узкий переулок, который сворачивает под прямым углом и проходит между пересекающими город улицами.

Здесь совершенно не было места для большой машины – пространства не хватало даже для того, чтобы открыть дверь хотя бы с одной стороны и выйти из автомобиля, и Роману пришлось сворачивать за угол в три приема.

– Ненавижу, когда заносит сюда, – сказал он. – Тут ездить невозможно, можно только летать.

Переулок представлял из себя ряд двухэтажных кирпичных домов, находящихся в различной степени разрушения и некогда служивших каретными сараями для богатых особняков 111-й и 112-й улиц. Теперь на вторых этажах, предназначавшихся для служителей, жили семьи, а нижние помещения для карет обычно были заполнены всяческим скопившимся за долгие годы хламом, среди которого обитали крысы и играли дети, а юные девушки теряли свою девственность.

– Это здесь, – сказала она, завидев гнилую деревянную дверь каретного сарая, испещренную нашлепками из ржавой жести. – Давай-ка посмотрим, дома ли он.

Дверь была перегорожена большим стальным засовом с висячим замком.

Роман остановил машину, девушка вышла и заглянула в замочную скважину.

– Его нет дома, – сказала она. – Мотоцикла не видно.

– Ну, что теперь будем делать? – спросил он.

– Дай мне подумать, – сказала она с отсутствующим видом, трогая кончиками пальцев, выглядывающих из митенок, свою пыльно-серую щеку. И вдруг просияла: – О, вспомнила. Он дал мне ключ от двери.

Она принялась рыться в своей сумочке.

– Зачем это он дал тебе ключ от своей двери? – спросил Роман подозрительно.

– О, это для его девушки, – беззаботно сказала она. – Мы с ней подруги. Он сказал, что если она придет, а его не окажется дома, то чтобы я впустила ее.

Справа от дверей каретного сарая находилась маленькая дверь, которая открывалась на лестницу, ведущую на верхний этаж. Она вставила ключ в замок и сказала:

– Ну вот! Теперь мы можем войти и подождать его.

– Я вижу, ты знаешь этого парня слишком хорошо, – сказал он.

– Его подружка и я нечто вроде этого, – сказала Сассафрас, поднимая руку и показывая ему большой и указательный палец, тесно прижатые друг к другу. – Я сейчас сбегаю наверх и принесу ключ от большого замка, так что ты сможешь загнать машину вовнутрь, и ее никто не увидит.

– Если это все так, – сказал он, – то мне должны нравиться зерна овса в моем мороженом. Но я не мул.

Но она не стала терять время на то, чтобы выслушать его. Она сбегала наверх, принесла ключ и открыла большие двери, и Роман загнал машину в темное захламленное помещение с тусклым освещением и полом, устланным каменными плитами, где стоял запах резиновых шин и плесени. На стенах были развешаны различные приспособления для смены и ремонта автомобильных шин, но самих шин не было и следа.

Он вышел, ворча про себя. Она закрыла и заперла ворота, изгибаясь с возбуждающей небрежностью так, словно в ее трусики заползли шестнадцать тысяч больших муравьев.

– Теперь нам остается только идти наверх и ждать, – сказала она, двигаясь так, словно муравьи слегка покусывали ее.

Наверху оказалась одна комната. Ряд окон тянулся и по передней, и по задней стенам, покрытым коричневой промасленной бумагой. В центре, ближе к стене, стояла печь с плитой и угольной топкой. Ближайший к двери угол был занят большой двухспальной кроватью с дешевой металлической рамой, покрытой белой эмалью. В противоположном углу занавеской отгорожена вешалка для одежды. По другую сторону от печи стоял кухонный стол с треснувшей мраморной доской, на которую водружена газовая плитка с двумя горелками. Квадратный стол с грязными тарелками занимал середину комнаты. Возле окон, выходящих во внутренний дворик, стоял третий стол с треснутым фарфоровым чайником. Туалет находился снаружи, позади гаража. Единственным покрытием на некрашеном деревянном полу были лохмотья одежды.

В придачу к единственному светильнику в центре комнаты, свисавшему с одной из ничем не прикрытых балок, слабо светили несколько тусклых настенных ламп из десятицентового магазина.

Сассафрас выключила горевший светильник и, сняв пальто, бросила его поперек незастланной кровати. Она была одета в красное вязаное платье, под цвет ее шапочки, и черные кружевные чулки.

В комнате было холодно, и их дыхание превращалось в пар.

– Я разожгу огонь, – сказала она. – А ты пока садись и устраивайся поудобнее.

Он бросил на нее злой и подозрительный взгляд, но она не заметила этого.

Она наклонилась над переносной газовой плитой и заглянула в нее, красное платье туго обтягивало ее зад, напоминавший утиный.

Роман положил енотовую шапку на стол меж грязных тарелок, а поверх шапки поместил свой ржавый пистолет.

– А-а-а, вот где они лежат, – сказала она, доставая коробку спичек из ящика кухонного стола.

– Ты ведь знаешь, где он держит свои деньги, не так ли? – спросил он.

Она зажгла огонь и отодвинула заслонку, затем повернулась и посмотрела на него:

– Что ты там бурчишь про себя?

– Ты возишься в этом доме почище, чем курица в гнезде, – сказал он. – Ты уверена, что твои дела с этим мужиком – это не то самое, о чем я думаю?

Она сняла шапочку и потрясла своими короткими распрямленными волосами, высвобождая их:

– Не будь таким ревнивым. Ты хмуришься так, что спугнешь огонь.

– Я не ревнивый, – уточнил он. – Я просто размышляю.

Она начала собирать со стола грязные тарелки и ставить их сбоку от разгоревшейся плиты.

– Вы, моряки, все такие, – сказала она. – Если дать тебе волю, ты бы сковал девушке ноги вместе, а ключ бы выбросил в море.