Текст книги "Все застрелены. Крутая разборка. А доктор мертв"

Автор книги: Дональд Гамильтон

Соавторы: Честер Хаймз,Крейг Райс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)

Он пересек Парк, Мэдисон, Ленокс, держась правой стороны и позволяя другим машинам обгонять его.

На Седьмой авеню он пропустил проходящий мимо снегоуборщик, а затем объехал грузовик, в который кучка хорошо проспиртованных людей грузила снежные глыбы. Они прекратили работу, разглядывая катафалк, пересекавший авеню.

– Кто-то отправился путем П. Клея, – отметил один из них.

– Не спрашивай, кто это, – ответил другой. – Это может быть твоя собственная мамаша.

– Это мне не известно, – отвечал первый.

Черный лимузин объехал грузовик, следуя в кильватере за катафалком, и аккуратно пересек авеню.

– Большая тачка Джо Грина, – констатировал третий рабочий.

– Но в ней не его люди, – ответил другой.

– Откуда ты знаешь? Ты что, принимал участие в его бизнесе?

– Чаще всего у него за водителя сидит Джордж Дрейк, а рядом с ним впереди – Большой Сикс, – сообщил знаток.

– А сзади-то тоже не Джо сидит.

– Давайте-ка за дело, отрабатывайте ваши баксы, – вмешался водитель грузовика. – Вам никто не платит за то, чтобы вы думали за Джо Грина.

«Кадиллак» остановился на углу перед магазином «Юнайтед Сигар».

Джексон вышел со стороны водительской кабины, обошел катафалк спереди и осмотрел улицу в обе стороны. Двое мужчин вышли из «Париж-бара», глянули на катафалк и пошли своим путем.

Джексон прошел назад, открыл двери и вскрыл металлический зажим плетеной корзины своим карманным ножом.

Каспер лежал в корзине полностью одетый, за исключением шляпы. На нем была та же самая темная одежда, что и в госпитале. Мягкая черная шляпа с загнутыми вовнутрь полями лежала у него на животе.

– Хотите, чтобы я помог вам подняться? – шепотом спросил Джексон.

– Я сам могу встать, – грубо отрезал Каспер. – Закрой двери и осмотри улицу.

Джексон оставил двери катафалка слегка приоткрытыми и внимательно осмотрел сначала одну сторону улицы, потом другую, а затем принялся рассматривать противоположный тротуар. По улице проезжали автомобили, прокатил автобус, по тротуару шли пешеходы, проваливаясь и скользя в глубоком снегу.

– Где стоит машина Джо? – спросил Каспер в щель между дверями.

Джексон подпрыгнул. Он не привык к тому, чтобы люди разговаривали с ним изнутри катафалка. Он взглянул вниз по улице и сказал:

– Перед сигарным магазином.

– Когда проедешь, мигни им фарами, – проинструктировал Каспер. – Ну как там сейчас?

На мгновенье вокруг не было никого и никто, казалось, не смотрел в их сторону.

– Все в порядке, если вы выскочите быстро, – сказал Джексон.

Каспер выскочил быстро. Одним прыжком он был на улице, черная шляпа плотно надвинута на его серебряно-белые волосы. Он в два шага пересек тротуар, поскользнулся, но устоял на ногах и в следующий миг был уже возле двери подъезда, где помещалась его контора. Встав спиной к улице, он сунул ключ в замочную скважину; никто не заметил, как он выпрыгнул из катафалка; никто не узнал его; он не привлек ничьего хотя бы малейшего внимания. Он отпер дверь и вошел вовнутрь, повернулся и через стеклянную панель в верхней части двери дал Джексону знак, чтобы тот уезжал.

Джексон взобрался на водительское сиденье, включил на секунду дальний свет и посмотрел в зеркало заднего вида.

Фары «кадиллака» мигнули в ответ.

Катафалк медленно поехал прочь.

«Кадиллак» подъехал и встал на то же самое место.

– Что будем делать с этой тачкой? – спросил водитель.

– Оставь его прямо здесь с работающим мотором, – сказал белый мужчина. – Если Джо Грин такая большая шишка, каким он представляется, то никто не тронет его машину.

Он вынул из правого кармана пальто свой короткоствольный полицейский специальный револьвер, потер его о полу и крутанул барабан с патронами, а затем сунул обратно в карман.

– Я пойду первым, – сказал он.

Он вышел, пересек тротуар, пропустив мимо двух мужчин и женщину, и попробовал повернуть ручку на двери.

Вслед за ним подошли два его цветных сообщника.

Ручка повернулась, дверь открылась.

– Он облегчил это для нас, – сказал белый мужчина и стал подниматься по лестнице, ступая на самый край ступенек и идя на цыпочках.

Цветные мужчины следовали за ним.

– Запирайте за собой двери, – прошептал белый мужчина через плечо.

18

Могильщик и Эд Гроб сидели в машине с потушенными фарами на 19-й улице и ждали. Мотор тихо урчал, «дворники» на ветровом стекле работали.

По-прежнему валил снег. Управляющие домами, сдающимися за высокую плату, и владельцы частных особняков уже позаботились о том, чтобы тротуары были очищены от снега. Прошли по здешним мостовым и снегоуборщики. Улицы в этом квартале были чистыми.

– У меня такое чувство, что мы что-то упустили, – прошепелявил Могильщик.

– У меня тоже, – согласился Эд Гроб. – Но мы должны иметь хоть что-нибудь для начала.

– Может быть, моряк разузнает что-нибудь.

Эд Гроб посмотрел на свои часы.

– Четверть восьмого. Он там уже десять минут. Если он сейчас ничего не разузнал, то он не сумеет разузнать никогда.

– Ну тогда посигналь ему.

Эд Гроб нажал на клаксон, подавая условленный сигнал. Они подождали, глядя в зеркало заднего обзора.

Роман вышел. В дверях, провожая его, стоял кто-то невидимый. Он сдвинул свою шапочку на затылок и пошел через улицу.

Когда он поравнялся с машиной, Могильщик перегнулся назад, открыл заднюю дверь и сказал:

– Садись.

Парень уселся на заднее сиденье, и дверь захлопнулась.

– Ну и что ты извлек из этого? – спросил Эд Гроб.

– Б-у-у-а-а! – Роман рыгнул. Струйка слюны блестела на его мягкой темной коже. – Никто не знает мистера Барона. По крайней мере, все они говорят, что не знают. – Он рыгнул опять. – Боже всесильный! Вот это люди! И какие богатые. И образованные тоже.

– Они нокаутировали тебя, да? – сказал Эд Гроб рассеянно.

Он и Могильщик посмотрели друг на друга.

– Нам бы лучше опять съездить в госпиталь, – предложил Эд Гроб. В его голосе звучали безнадежность и замешательство.

– Мы теряем время, – сказал Могильщик. – Лучше позвонить.

Эд Гроб объехал вокруг площадь Гремерси и остановился перед тихим, выглядящим благопристойно баром на Лексингтон. Он выбрался из машины и вошел вовнутрь.

В полутемном баре хорошо одетые люди пили аперитивы. Эд Гроб также мало подходил к этой атмосфере, как святой папа из Ватикана. Но он не позволил, чтобы это задевало его.

Бармен с непроницаемым лицом сообщил ему, что у них нет телефона. Посетители бара, сидевшие на высоких стульях, смотрели на него с пренебрежением.

Эд Гроб сверкнул своим полицейским значком.

– Сделаешь так еще раз и вылетишь с работы, – сказал он.

Не меняя выражения лица, бармен сказал:

– Телефон сзади, направо.

Эд Гроб подавил вспышку желания перекинуть его через стойку и поспешил в телефонную будку. Один человек как раз выходил из нее, другой собирался войти. Эд Гроб опять сверкнул своим значком и выиграл первенство.

Он позвонил в регистратуру госпиталя.

– Мистер Холмс отдыхает, и его нельзя беспокоить, – сообщил ровный прохладный голос с правильным выговором.

– Это говорит участковый детектив Эдвард Джонсон по крайне важному делу, связанному с полицейским расследованием, – сказал Эд Гроб.

– Я соединю вас с заведующей – сказала регистрационная сестра.

Заведующая была вежлива и терпелива. Она сказала, что мистер Холмс чувствует себя не очень хорошо и что, в любом случае, его нельзя тревожить в это время. Назначенную заранее пресс-конференцию он перенес на десять часов, и доктор дал ему успокаивающее.

– Не могу сказать, что поверил в это, но что я могу сделать? – сказал Эд Гроб сердито.

– Совершенно верно, – ответила заведующая и повесила трубку.

Он позвонил Касперу домой. Ответила миссис Холмс. Он представился. Она молча ждала.

– Вы имели контакт с Каспером? – спросил он. – Да.

– Когда?

– Он звонил сегодня днем.

– Не в течение последнего часа?

– Нет.

– Могу я спросить, когда его ожидают домой?

– Он сказал, что он приедет домой во вторник вечером, если не будет осложнений.

Он поблагодарил ее, повесил трубку и вернулся в машину.

– Мне это не нравится, – сказал Могильщик.

Эд Гроб на большой скорости проехал Лексингтон-авеню и возле Парк-авеню свернул на 35-ю улицу, где уличное движение было более быстрым. Он мчался, срезая углы и заставляя водителей такси кричать на него.

– Насколько я знаю Каспера, он должен бежать из больницы, как из пекла, так скоро, как сумеет, – пробормотал себе под нос Эд Гроб, набирая скорость, чтобы взобраться на подъем к 50-й улице.

– В том случае, если он не прячется, – добавил Могильщик.

С заднего сиденья донесся голос Романа:

– Если вы все это говорите о мистере Холмсе, то он уже покинул госпиталь.

Машина резко развернулась и едва не столкнулась с лимузином-«линкольном». Эд Гроб свернул на обочину, проскользнул между двух идущих на скорости машин и остановился на углу 51-й улицы. Он присоединился к Могильщику, глядящему в упор на Романа.

– По крайней мере, это то, что говорили эти люди в том доме, где я был, – прибавил Роман, защищаясь. – Он звонил из госпиталя одному из них – одному по имени Джонни – и сказал, что будет дома к восьми часам.

– Сейчас без тринадцати восемь, – сказал Эд Гроб, глядя на часы. – Хотел бы я поиметь эту заведующую…

– Он обязал ее, ты же знаешь Каспера, – успокаивающе сказал Могильщик.

Оба они крепко задумались.

– Если бы ты был Каспером и хотел бы ускользнуть, как бы ты поступил? – спросил Могильщик.

– Я не Каспер, но я бы нанял карету «скорой помощи».

– Это слишком очевидно. Больница наполнена толпами газетчиков, и если кто-нибудь заглянет в карету, они тут же обнаружат его.

– Катафалк, – предположил Эд Гроб. – Сколько человек умирает ежедневно в этом госпитале…

– Клей! – сказал Могильщик, прерывая его.

Он оглянулся вокруг: вдоль улицы выстроились новые небоскребы, здания контор и офисов и несколько многоквартирных домов.

– Мы должны добраться до телефона, – сказал он, затем внезапно его осенила какая-то мысль, и он прибавил: – Гони в Семнадцатый.

Семнадцатый участок находился на 51-й улице, между Лексингтон и Третьей авеню. Они были там через две минуты.

Эд Гроб набрал номер Клея, Могильщик стоял рядом с ним. Романа они оставили в наручниках в машине.

– Похоронный дом Клея, – раздался пронзительный старческий голос.

– Клей? Это Эд Джонсон и Диггер Джонс… Вы посылали катафалк, чтобы отвезти Каспера домой?

– Я уже устал и мне надоели все, кто хотят охранять катафалк, который я послал за Каспером, – сказал старик сварливо. – У него уже есть ребята Джо Грина – словно он не может позаботиться сам о себе… А кроме того, он хочет, чтобы все это прошло как можно незаметнее. Затем из агентства Пинкертона послали людей…

– Что? Агентство Пинкертона?

– Так они мне сказали. Что послали трех человек с заданием…

– Иисус Христос! – воскликнул Эд Гроб, обрывая связь. – Соедини меня с детективным агентством Пинкертона, – попросил он дежурного оператора на пульте.

Закончив беседовать с агентством, он и Могильщик посмотрели друг на друга с таким ужасом в глазах, какой каждый из них когда-либо видел у другого.

– Они, вне сомнения, сейчас схватят его. Но почему? – сказал Эд Гроб.

– Это сейчас не вопрос, – прошепелявил Могильщик. – Вопрос – где?

– Один вопрос пойдет в нагрузку к другому, – сказал Эд Гроб. – Все равно ответ на оба неизвестен.

– У нас есть еще одна карта, которую мы можем разыграть; мы можем поступить так, как поступили бы, будь мы шутником по имени Бернард Кауфман.

– Но нам надо знать его настоящее имя.

– Это не имеет значения. Мы должны сыграть в Бернарда Кауфмана потому, что ничего другого для игры у нас нет, – аргументировал Могильщик. – Это может выкурить Барона из его норы.

Эд Гроб начал понимать.

– Ты знаешь, возможно, удастся сработать на этом, – решил он. – Но для этого нам необходима подружка Романа.

Они вышли наружу к своей машине и принялись за Романа.

– Мы собираемся устроить для Барона ловушку, сынок, и для этого нам нужна твоя африканская королева, чтобы опознать его, – сказал Эд Гроб.

– Я не буду этого делать, – сказал Роман. – Она вам совсем не нужна.

– Нам нужны вы оба, и сейчас нет времени спорить. От этого может зависеть человеческая жизнь, жизнь большого человека – человека важного и нужного и для нас, цветных, с какой стороны ни посмотри на это… Если ты поможешь нам сейчас, то потом мы поможем тебе. А если нет, то мы распнем тебя. Тебе когда-нибудь было холодно?

– Да, сэр, много раз.

– Но не так холодно, как мы устроим. Мы засунем тебя в реку, свяжем тебе ноги вместе и оставим тебя болтаться в воде вместе со снегом, который грузчики сваливают с мостов.

Романа начала бить крупная дрожь даже при одной мысли об этом.

После Эд Гроб признал, что только такая угроза могла подействовать на парня из Алабамы.

– Если я скажу вам, где она, вы не арестуете ее, не так ли? – попросил Роман. – Она ничего не сделала.

– Если она поможет нам схватить Барона, мы наградим ее, – пообещал Эд Гроб.

Они стояли в пустой конторе на лодочной станции возле залива, напротив дома, в котором жил Каспер Холмс, и звонили по телефону.

Было холодно и грязно, слой льда толщиной в дюйм покрывал пол.

Эд Гроб плотно прижимал к микрофону телефонной трубки густой гуттаперчевый гребешок и говорил сквозь него.

– Это Берни, – сказал он. – Только слушай, ничего не говори. Полиция вроде бы напала на твой след. Пусть Барон немедленно свяжется со мной.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – холодно ответил голос на другом конце линии.

Он повесил трубку.

Могильщик посмотрел на него вопросительно.

Он пожал плечами.

Роман и Сассафрас стояли в стороне, скованные вместе одними наручниками, и смотрели на него так, словно он лишился чувств.

– Если вы пытаетесь подражать мистеру Бернарду Кауфману, который заверил соглашение о продаже, которое мистер Барон дал Роману, то вы говорите совсем непохоже на него, – сказала Сассафрас насмешливо.

Но оба детектива знали это и без нее.

– Хорошо, посмотрим, не сработает ли это, – прошепелявил Могильщик.

Они вывели скованную наручниками пару наружу и направились через дорогу к «плимуту» Эда Гроба.

Он был припаркован между двух покрытых снегом автомобилей на 110-й улице прямо через дорогу напротив входа в дом Каспера. Ничто в нем не выдавало полицейский автомобиль.

Эд Гроб отпер машину, сел в нее, завел мотор и включил стеклоочистители. Могильщик сел впереди рядом с ним; Роман и Сассафрас забились на заднее сиденье.

Роман все еще был одет в матросскую робу. На Сассафрас все тот же ансамбль, что и днем раньше, за тем исключением, что красную шапочку она сменила на зеленую.

Проходящие мимо пешеходы, полуослепшие от снега, не обращали на них никакого внимания.

Сассафрас теснее прижалась к Роману и прошептала заговорщически:

– У меня еще нет вестей от моего друга.

Она пряталась весь день и еще не слышала о том, что ее друг лишился головы.

– Но как только я…

– Закрой рот, – сказал Роман натянуто. – Ты и не собиралась.

– Ну, мне это нравится! – воскликнула она с негодованием и отодвинулась от него подальше.

«Плимут» был направлен передом к Шестой авеню, которая на востоке граничила с Централ-парком. Все автобусы, идущие по Шестой авеню на север, сворачивали за угол на 100-ю улицу и дальше растекались по разным направлениям. По соседству находился бар, выходящий на круглую площадь. В нем находился ближайший телефон-автомат.

Эд Гроб обернулся к Роману и Сассафрас и сказал:

– Послушайте, мы хотим, чтобы вы наблюдали вон за той дверью через дорогу. Если вы увидите, что оттуда выходит человек, которого вы знаете – кто бы он ни был, – скажете нам, кто это.

– Да, сэр, – ответили они в унисон и уставились на дверь.

Из дома вышел низенький толстый человек. Он был одет в голубое честерфилдовское пальто, белый шарф и черную широкополую шляпу. Могильщик переводил взгляд с Романа на Сассафрас. Но никто из них не подал вида, что узнал человека.

Вышла пара среднего возраста, затем вышла женщина с маленькой девочкой, выскочил высокий мужчина в пальто «поло» нараспашку.

Вышла Лейла Холмс. На ней были темные брюки, черные боты с меховой опушкой и свободная норковая шуба. Голова покрыта пестрым шарфом.

Быстрым шагом она направилась на угол Шестой авеню.

Эд Гроб завел двигатель и выехал на проезжую часть дороги. Он слегка обогнал спешащую по противоположной стороне улицы женщину и притормозил.

Уличный фонарь бросал круг белого света на белый снег.

Когда Лейла вошла в световой круг, Сассафрас воскликнула:

– Это он, мистер Барон!

Роман оцепенел, наклонившись вперед и вглядываясь, глаза его выпучились.

– Где?!

– Напротив через улицу! – закричала Сассафрас высоким возбужденным голосом. – В этом меховом пальто. Это он!

– Это женщина, – крикнул Роман. – Ты что, с ума сошла?

– Конечно, он женщина, – взвизгнула Сассафрас вне себя от ярости. – Я узнаю эту суку повсюду.

Эд Гроб уже выехал вперед и сделал крутой разворот в ту сторону, где шла Лейла.

– Черт возьми, девушка, почему ты мне этого не сказала? – заревел Роман в дикой ярости.

– Ты думаешь, так я и собиралась говорить тебе, что он был женщиной, – с торжеством в голосе сказала Сассафрас.

«Плимут» уже поравнялся бок о бок с Лейлой. Могильщик выскочил из машины в сугроб на обочине и прошел меж двух припаркованных машин. Лейла не видела его до тех пор, пока он не взял ее за руку.

Ее лицо передернулось, искаженное ужасом, большие карие глаза наполнились страхом. Гладкая коричневая кожа стала пепельно-серой.

И тут она узнала его.

– Убери от меня свои грязные руки, ты, вонючий коп, – взвизгнула она, внезапно разъярившись, и попыталась вырвать свою руку из его хватки.

– Садитесь в машину, мистер Барон, – прошепелявил Могильщик мягко. – Или я сшибу вас с ног прямо здесь на улице.

Кровь бросилась ей в лицо, раскрасив его в индейские боевые цвета. Ее глаза сузились, как у кошки, и засветились от бешенства. Но драться она побоялась. Она всего лишь сказала, задыхаясь:

– Я скажу Касперу, и он сломает тебя за это.

– Каспер не проживет так долго, если мы сейчас же не разыщем его, – прошепелявил Могильщик.

– О, Боже, – простонала она и обмякла.

Он практически внес женщину в машину. Эд Гроб открыл переднюю дверь, и они усадили ее между собой на переднее сиденье.

– Как вы раскусили меня? – спросила она.

– Это само собой ясно, – объяснил Эд Гроб. – Или вы должны быть женщиной, или быть в клике[6]6
  Клика – шайка, банда – группа людей, стремящихся любыми средствами добиться корыстных, неблаговидных целей.


[Закрыть]. Но никто в клике не знает вас.

– Они знают только Каспера,– сказала она горько.

Могильщик посмотрел на свои часы.

– Сейчас девятнадцать минут девятого, – прошепелявил он. – Наш единственный шанс – насколько крепок Каспер, как много вы собираетесь сказать нам и как скоро вы нам все расскажете.

Она начала возражать:

– Я не имею к этому никакого отношения, если это то, что вы обо мне думаете…

– Побереги это для другого раза, – сказал Эд Гроб.

– Я только догадываюсь об этом, – сказала она. – Я узнала белого мужчину, когда они остановили нас, после того, как сбили Джуниора. Не знаю почему…

– Это может подождать.

– Я видела, как он разговаривает с Каспером в пятницу утром. Я знала, что он приезжий. Затем я вспомнила, что Каспер имел междугородние переговоры с Индианополисом в четверг ночью, сразу после того, как нам позвонил Гровер Лайтон. Я удивилась, что он в такое время…

Эд Гроб взорвался:

– Бога ради, ближе к делу!

– Затем, когда я обнаружила, что это те же самые люди, которые ограбили Каспера, я поняла, что он нанял их, чтобы они сделали это, – она глубоко вздохнула, и лицо ее странно исказилось. – Никто не может ограбить Каспера, если он сам этого не позволит.

– Это само собой ясно, – признал Эд Гроб. – Но почему такая суета? Что они хотят теперь с ним сделать?

Она вздохнула:

– Должно быть, он надул их.

– Он надул их? – голос Эда Гроба звучал растерянно. – Он вел двойную игру с этими опасными подонками?

– А почему бы и нет? – сказала Лейла. – Каспер способен обмануть свою собственную мать. И он не боится никого, кто ходит на двух ногах. Он нанял и затем обманул их. Вероятно, набил свой чемоданчик газетами перед налетом…

– Они убьют его, – сказал Эд Гроб.

– Не раньше, чем доберутся до денег, – поправил Могильщик. – Где он мог спрятать их? – спросил он Лейлу.

– Где-нибудь в здании конторы, – лениво ответила она.

Могильщик опять посмотрел на часы. Было двадцать четыре минуты девятого.

Плимут уже катился по дороге.

– Держись, сынок, – мягко прошепелявил Могильщик, достав свой длинноствольный никелированный револьвер из наплечной кобуры и проверяя патроны в барабане. – Мы едем.

19

– Ничего не случится, – сказала Лейла-Барон Холмс сама себе.

Она достала большое кольцо с ключами из кармана своей норковой шубы и начала выбирать тот, что подходил к замку.

Изнутри, сквозь стеклянную панель в верхней части двери был виден темный силуэт ее головы и плеч, подсвеченный сбоку красным светом неоновой вывески «Париж-бара» над соседней дверью.

Внутри, в полной темноте на верхней площадке лестницы затаился человек, поджидая ее. Он переложил автоматический кольт 38-го калибра в левую руку, вытер пот правым рукавом пальто и вновь сжал рукоять своего оружия. Он облизывал нижнюю губу и ждал.

Лейла нашла подходящий ключ и открыла дверь. Она опустила ключи в карман и принялась нащупывать на стене выключатель. Ее пальцы коснулись его, она нажала кнопку, но свет не загорелся.

– О, проклятье, – прошептала она дрожащим голосом, которому попыталась придать оттенок досады.

Она повернулась, заперла за собой дверь и начала подниматься по лестнице. Ее тело дрожало от головы до ног, и она собиралась с силами, чтобы шагнуть на каждую следующую ступеньку.

От нее исходил крепкий, бьющий по нервам и возбуждающий чувственность запах французских духов.

Человек на верхней площадке отодвинулся в сторону, чтобы его не было видно, и ждал.

Когда ее нога коснулась порога коридора, человек положил свое правое запястье ей на горло, а левый локоть между ее лопаток и, подняв Лейлу от земли, почти задушил ее.

Она лягала его и била руками изо всех сил, пока он нес ее в коридор.

– Прекрати, или я сломаю тебе шею, – прошептал он басом, сдувая ее надушенные волосы со своего лица.

Она прекратила драться и начала извиваться как червяк.

Он остановился перед последней дверью в коридоре и тихо постучал ногой в нижнюю панель.

На верхней панели из матового стекла значилось золотыми буквами:

КАСПЕР ХОЛМС И АССОЦИАЦИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ СВЯЗЕЙ

Но света не было ни в коридоре, ни за дверью, и буквы смутно поблескивали во тьме.

Внезапно дверь отворилась изнутри. За ней не было видно ничего, кроме глазных белков стоящего на пороге человека. В полной тишине слышалось лишь тяжелое дыхание Лейлы.

– Что там у тебя? – раздался шепот.

– Женщина. Разве не чуешь по запаху? – прошептал в ответ сторож и шагнул в приемную Каспера, все еще держа Лейлу за шею.

– Что это такое? – спросил голос с миссисипским выговором из другой комнаты.

– Женщина, – ответил сторож, бессознательно повторяя произношение.

Лейла соблазнительно терлась о него всеми возможными частями своего тела. Перед тем как выйти из дома, она опрыскалась духами, возбуждающими чувственность, и их запах буквально сводил сторожа с ума. Ее дрожь бросала его в жар. Он опустил ее на ноги и ослабил хватку так, чтобы она могла дышать.

Внезапно в соседней комнате зажегся свет, и в углу приемной высветились очертания двери.

– Давай ее сюда, – приказал голос.

Сторож толкнул Лейлу в дверной проем, второй человек последовал за ней.

Ее глаза расширились от ужаса, и она застонала…

Офис Каспера напоминал бойню. Все ящики из письменных столов были вывернуты наружу, бумаги разбросаны по полу, папки разворочены, запасная одежда из шкафа разорвана на клочки, сейф в углу стоял открытым.

На окне, выходящем во внутренний двор, вернее, на площадку «черной» лестницы под открытым небом, были задернуты тяжелые зеленые шторы, а окна, выходящие на улицу, плотно закрыты венецианскими жалюзи.

Уличные звуки едва доносились сюда, заглушенные снегом. Был слышен только мягкий шорох снега, падающего на открытую лестницу за зеленой шторой, и неясное журчание воды, бегущей по канализационным трубам. С внутреннего двора не доносилось ни одного звука.

Каспер лежал на темно-каштановом ковре спиной с распятыми ногами, лодыжки которых были привязаны сложенной вдвое веревкой к ножкам письменного стола. Он был раздет до нижнего белья. Его руки были заломлены назад так, что кисти притянуты к лопаткам, и пристегнуты наручниками ко второй паре наручников, перехлестнутых наподобие удавки через его горло.

Рот заткнут его собственным черным шелковым шарфом, туго скрученным и завязанным узлом на затылке. Кровь выступила на его веках, медленно струилась из его громадных вывернутых ноздрей, бежала из углов его рта и стекала по щекам, пропитывая шарф, стягивающий его лицо.

Его глаза были закрыты, и он, казалось, был при смерти. Но Лейла интуитивно знала, что он в сознании и насторожен. Это знание удерживало ее от обморока, но не уменьшило ужаса.

Белый мужчина стоял перед ним на коленях с окровавленным ножом, плотно прижатым к его горлу. Он уже резал Касперу веки, колол острием ему в ноздрях, полосовал язык и собирался использовать нож и дальше, чтобы лишить Каспера мужества.

Его нестриженные черные волосы все еще были гладкими, но ноздри побелели в углах. Он посмотрел на Лейлу черными глазами, как бы покрытыми блестящей эмалью, что придавало его взгляду сходство со змеиным.

– Кто она? – спросил он безо всякого интереса.

– Не знаю, она открыла дверь своим ключом и вошла.

– Я Лейла Холмс, – прохрипела она голосом, который звучал так, словно ее язык прилип к зубам.

– Касперова шлюха, – сказал белый мужчина, вставая на ноги. – Подержи ее, я ее заколю.

Лейла теснее прижалась к своему стражу в поисках защиты.

– Ты ведь не позволишь этому ублюдку-южанину причинить мне вред, – умоляла она слабым, прерывающимся от ужаса голосом.

И внезапно ситуация изменилась.

Черный сторож отодвинул ее в сторону и вытащил свой автоматический пистолет 38-го калибра. Он не навел его на белого мужчину, но показал ему оружие.

– Я не позволю, – пробормотал он.

Белый мужчина посмотрел на него безо всякого выражения.

– Иди обратно и продолжай сторожить, – приказал он.

– Дверь закрыта, – сказал сторож.

– Все равно возвращайся.

Но страж не тронулся с места.

– Что ты собираешься с ней сделать?

– Убить ее, черт возьми, что же еще, ты думаешь, – сказал белый мужчина. – Ты думаешь, я собираюсь оставить ее в живых, чтобы она послала меня на электрический стул?

– Мы можем использовать ее, чтобы заставить его говорить.

– Ты думаешь, он заговорит, чтобы спасти эту шлюху?

Лейла находилась в дюйме от перегородки, разделяющей две комнаты, и теперь она начала медленно двигаться вперед к внутреннему окну.

– Не позволяй ему убить меня, – умоляла она голосом маленькой девочки, чтобы отвлечь их внимание.

Ее рот был открыт, кончик языка скользил по сухим губам, оставляя красную блестящую полоску. Она выпятила груди вперед, и ее тело покачивалось так, словно ее тазовый пояс был на подшипниках. Она изо всех сил изображала любовную страсть перед мужчиной своей расы, но ее карие глаза оставались темными омутами ужаса.

Белый мужчина повернулся спиной к стражу и направился к ней с ножом, приготовленным для замаха.

Второй цветной сообщник сказал:

– Подожди-ка, он собирается выстрелить в тебя.

Белый мужчина остановился, но продолжал стоять лицом к Лейле, не оборачиваясь.

– Что это случилось с вами, ниггерами? – сказал он. – Сука должна умолкнуть, а мы не собираемся провалять здесь дурака всю ночь напролет.

Слово «ниггер» взбесило черного бандита. Если раньше их ссорила женщина, то теперь разделяла раса. Ни один из цветных сообщников не двинулся и не сказал ни слова.

Внизу, в «Париж-баре» кто-то опустил монету в музыкальный автомат, и медленный гипнотический мотив старой пластинки под названием «Последний блюз» неясно донесся до них через пол.

Второй цветной сообщник решил действовать как примиритель.

– Вы двое не должны ссориться из-за женщины, – сказал он. – Учтите это.

– Что учесть? – спросил белый мужчина. Его широкие покатые плечи под поношенным голубым пальто, казалось, застыли в неподвижности.

Передвигаясь дюйм за дюймом, Лейла играла со своим стражем глазами, которые обещали ему тысячи ночей яростной любви. Всю свою жизнь Лейла изображала любовную страсть для удовольствия, но сейчас она разыгрывала ее для спасения своей жизни, а это далеко не одно и то же; она ощущала, что сейчас в ней чувственности не больше, чем в вареной телячьей ноге. Но от этого зависело все, и она с усилием шептала онемевшими дрожащими губами:

– Пожалуйста, не давай ему убивать меня, я прошу тебя. Я дам тебе деньги – столько денег, сколько ты захочешь. Я буду для тебя столькими женщинами, каких ты только сможешь придумать, только не позволяй ему…

– Заткнись, шлюха, – сказал белый мужчина.

– Пусть скажет все до конца, – пробормотал сторож. Его трясло от вожделения, как от электрического тока, наполовину спутав его мысли и заставив его живот опуститься куда-то вниз, в пах.

– Мы и так уже слишком много болтаем, – сказал белый мужчина, придвигаясь ближе к Лейле и поднимая нож.

Лейла прижала руку ко рту, но не издала ни звука.

Сторож шагнул вперед и ткнул стволом в поясницу белому мужчине, а затем отодвинул его на несколько дюймов назад, чтобы оружие могло «дышать», так как автоматическому пистолету для выстрела необходим воздух.

Белый мужчина принял сигнал. Он застыл с поднятой рукой.

– Ты ведь не собираешься стрелять в меня, – сказал он. Его голос звучал угрожающе, как предупреждение гремучей змеи.

– Только не причини ей вреда и все, – сказал сторож тоном, звучащим столь же угрожающе.

Второй цветной сообщник вытащил собственный специальный полицейский револьвер 38-го калибра и держал его в левой руке, опустив стволом вниз.

– Это начинает мне надоедать, – сказал он. – Мне лично с этого дела причитается пятнадцать грандов, и если мы хотим взять свои деньги, то нам всем надо пошевелиться.

– Мокрая курица, – прошептала Лейла, не сводя глаз со сторожа.

Пот выступил на ее лбу и верхней губе, вена на левой стороне ее шеи судорожно билась. Она дышала так, словно не могла набрать достаточно воздуха для вдоха, ее грудь под пуловером из джерси и шелка поднималась и опускалась как мехи. Она изображала из себя самую чувственную женщину, какая только может быть на свете, но все, чего ей хотелось – это добраться до окна, а оно, казалось, было за десять тысяч миль от нее.

Незаметно для сторожа белый мужчина перевернул нож в руке и взялся за его острие.

– Эта сука готова завизжать в любую минуту, – сказал он.

Сторож предложил:

– Я отдам тебе за нее мою долю.