Текст книги "Все застрелены. Крутая разборка. А доктор мертв"

Автор книги: Дональд Гамильтон

Соавторы: Честер Хаймз,Крейг Райс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Что-то промелькнуло у него в глазах, какая-то внезапная смутная тревога, он быстро сделал шаг к столу и нажал кнопку звонка. Через мгновение человек из холла стоял перед ним. Конечно, теперь с ним было немного трудней справиться. Большой Сол на мгновение испугался, и, подобно мальчишке Рикки, ударившему пса, ему требовалось восстановить свой статус. К прежним повреждениям добавились ушибленные мышцы живота и кровоточащий нос, прежде чем они вывели меня из комнаты и передали тем двум молокососам вместе с инструкциями. Рикки решил, что эти инструкции чрезвычайно важны.

– Держи его на мушке, – сказал он Тони. – Держи этого подонка на мушке, пока мы не вывезем его за город, где я смогу с ним хорошенько заняться.

– Ты будешь только отдавать приказания, – спросил Тони, – или еще в состоянии нажать и на кнопку лифта?

Они спустились со мной вниз, и через автостоянку мы направились к машине. Уже давно рассвело, и у меня было такое ощущение, что за эти дни я утратил чувство времени, как бывает, когда долго не спишь. Было жарко, асфальтовая мостовая дышала зноем невадской пустыни. На улице было несколько человек, но не на автостоянке. Люди, которые оживляли это место ночью, спали в это утро допоздна. Мне вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь вмешивался, так как я приготовился начать действовать в тот момент, когда Тони проведет меня вокруг машины, прежде чем его обработать.

Я довольно долго был пай-мальчиком. Тони вел себя прекрасно, теперь он расслабился именно так, как это было необходимо. Я схватил его за руку и выполнил в лучшем стиле бросок, в конце которого резко опустил его руку на излом через колено.

Он разок вскрикнул в тот момент, когда рвались сухожилия и ломались кости, затем ударился головой о мостовую и затих. Это было несколько жестоко, и я немного об этом сожалел. В отличие от остальных, Тони, казалось, не так уж стремился быть большой мразью, насколько это было возможно.

К счастью, пистолет, ударившись о мостовую, не выстрелил. Он упал под машину, что уже было хорошо.

Во всяком случае, он мне не требовался. У меня имелся менее шумный способ, чтобы расправиться с Рикки, вооруженным ножом.

Он как раз собирался открыть нам дверцу автомобиля. Он обернулся на короткий пронзительный крик, было комично читать на его лице, как он был потрясен, когда осознал, что его партнер выведен из строя и он остался один. Парень быстро вытащил нож. Я дал ему это сделать. Он нажал кнопку, и с Щелчком выскочило длинное узкое лезвие.

– Я с тобой разберусь, забулдыга, – заявил он ужасно грозно. – Ты хочешь, чтобы это произошло здесь, что же, ты сможешь получить все сполна и здесь! – Он сделал шаг вперед.

Я вынул руку из кармана и сделал небольшое резкое движение кистью, чтобы нож раскрылся со щелчком, что происходит, если вы храните его чистым и смазанным. Открывать нож двумя руками безопаснее и надежнее, но это не производит должного впечатления на противника. Глаза Рикки слегка расширились, и он остановился. Наличие у меня ножа было для него полной неожиданностью. Это не то, что пугать ножом молокососов и обывателей, которые становятся бледно-зелеными и испуганно пятятся назад, а не достают своих ножей.

Он замешкался, но, увидев, что лезвие у моего ножа вдвое короче, обрел в себе уверенность и быстро приблизился. У меня было искушение немного с ним поиграть, но было жарко, я устал и хотел спать, а когда играешь с кем-то в кошки-мышки, заслуживаешь, а иногда и добиваешься неприятностей. Я уклонился от его неуклюжего удара, повернул нож лезвием внутрь и сделал аккуратный хирургический надрез. Нож выпал у него из пальцев на некоторое время, если не навсегда, они оба лишились возможности действовать правой рукой.

Рикки попятился, схватившись за запястье, пристально глядя на кровь, струившуюся из-под пальцев.

– Тебе лучше бы перетянуть руку жгутом, прежде чем ты истечешь кровью, – заметил я.

Я сделал шаг, наступил на лезвие его ножа и, подняв рукоятку ножа вверх, переломил его. Кажется, лезвие было не из особенно хорошей стали. Я оттолкнул ногой обломки в его сторону.

– Чем неопытнее новичок, – сказал я, – тем длиннее лезвие.

Я отступил на несколько шагов, не поворачиваясь к нему спиной, пока совершенно не убедился, что он не может на меня напасть, воспользовавшись левой рукой. Чтобы прийти в себя, ему требовалось слишком много времени. Я повернулся и пошел через автостоянку, доставая платок, чтобы тщательно вытереть мой маленький нож, прежде чем его убрать. Затем я поднял голову, когда маленькая открытая машина, которую я узнал, так круто свернула с улицы на автостоянку, что будь на ее месте обыкновенный седан[15]15
  Название кузова легкового автомобиля, оборудованного четырьмя дверями, с двумя или тремя рядами сидений.


[Закрыть], то его бы занесло с визгом. Я остановился на том месте, где в этот момент находился, и подождал, пока она ко мне подъедет. Мойра распахнула правую дверь.

– Садись! Быстрее!

– Что за спешка? – спросил я с удивлением в голосе. Надо сказать, что девушка, с которой я провел ночь, была очаровательна, а я не был суперменом.

Мгновение она пристально меня рассматривала и увидела на платке, которым я неторопливо вытирал нож, пятна. Затем она взглянула на стоянку, туда, где один человек лежал без сознания на земле, а другой стоял, прислонившись к машине, сжимая запястье и не сводя глаз с сочившейся из руки крови.

Она сказала:

– Черт бы тебя побрал, кончай рисоваться и садись в машину, прежде чем еще кто-нибудь оттуда не вышел.

Я сел. Она резко развернула маленький «мерседес» и выехала со стоянки.

– С тобой… все в порядке? – спросила она, не поворачивая головы.

– Да.

– Что они собирались с тобой сделать?

– Среди прочего была упомянута операция.

– Как же гнусно могли с тобой обойтись. – Затем она сурово сказала: – Если бы он мог придумать что-нибудь более гнусное, то он бы и это сделал!

Она бросила на меня внезапный, испуганный, вопрошающий взгляд, и я понял, что она подумала. Она оставила меня наедине со своим отцом… пленником… и нашла меня на улице, разгуливающим на свободе.

Я произнес:

– Все нормально, Мойра. С твоим отцом все в порядке.

– Я спрашивала? Разве я его не проклинаю?

– Каким бы отвратительным он ни был, он все-таки твой отец, как ты как-то сказала, – заметил я.

Она возмущенно заговорила, затем вздохнула:

– Конечно, кровные узы и вся прочая дребедень. Будь все это проклято, но это – правда. Я никогда не смогла бы чувствовать то же самое… – Она бросила на меня взгляд, вспыхнула и замолчала.

После паузы она сказала, полностью изменив тему разговора:

– Ты не спросил меня, как прошла моя поездка.

– Расскажи мне о ней.

– Этот человек – мерзавец из мерзавцев.

– Я знаю, – подтвердил я. – Он напоминает тебе меня.

Она повернулась ко мне.

– Фенн, – сказала она, пробуя это слово на вкус. Вкус был неважным. – Он не сказал мне ни одного лишнего слова. Он ко мне не притронулся. Но в мыслях?! Господи, мысленно он изнасиловал меня один раз во время затора и дважды во время остановок на светофорах. Эти мысли так сильно его занимали, что у него мышцы сводило. Я ни за что не стала бы работать в той же фирме, что и он.

Конечно, эта его слабость была отмечена в досье, но я был рад убедиться в этом, выслушав точку зрения женщины.

– Проклятье, я обрадовалась, когда машина, которая следовала за нами, остановилась, чтобы его забрать, – сказала она. – Я боялась, что он войдет со мной в дом, несмотря на приказание отца. Я подождала, пока они скроются из вида, вскочила опять в машину и помчалась как дьявол… Надеюсь, с Шейхом все в порядке, он остался там в одиночестве. Малыш, ты думаешь, безопасно ехать домой?

Я быстро обдумал этот вопрос. Мартелл мог захотеть сразу же приехать за мной снова, но я сомневался, чтобы Фредерикс ему позволил. Я так ей и сказал:

– Я показал себя довольно крутым, когда обработал этих молокососов. Твой папаша оценит это как профессиональную работу.

Она мельком на меня взглянула:

– Профессионал. Я не предполагала, что лучше бы было спросить, какая у тебя профессия.

– Лучше бы не спрашивать, – сказал я. – Я мог бы тебе сказать.

– Я все же думаю, что ты – государственный служащий. Даже если…

– Даже если что?

Она отрицательно покачала головой:

– Я не знаю. Полагаю, что мне не следует это знать. Как ты думаешь, твое освобождение обеспечивает нам безопасность, если мы поедем домой?

– Твой отец действовал торопливо, и двое его парней выбыли из строя, по крайней мере на время. Он не захочет делать ту же ошибку снова. Он догадается, что я не просто влюбленный турист, и наведет обо мне справки, прежде чем предпримет дальнейшие действия.

– Надейся, – сказала она, – потому что мы уже приехали.

Мы остановились на дороге против маленького голубого дома, подобрали газеты, лежавшие на ступеньке, и вошли внутрь. Я снова ощутил странное чувство вины. Я привез свою девушку домой среди бела дня, после долгой и беспутной ночи.

У пса была прекрасная мягкая плетеная циновка рядом с небольшим камином в конце гостиной. Прежде чем за нами закрылась дверь, он отреагировал на наше появление, открыв один глаз, чтобы осторожно на нас посмотреть, и снова закрыл с облегчением; мы не принадлежали к той разновидности людей, которые пинают ногами.

– Замечательный сторожевой пес, – прокомментировал я. – Я где-то читал, что собаки этой породы в давние времена у себя на родине использовались даже для охоты на леопардов, но полагаю, что современное поколение значительно больше подходит для шоу и охоты за зайцами. Странно, как удается добиваться потери смелости у животного, если в этой породе она сохранялась довольно долго.

Я дразнил ее, и она отреагировала сразу же:

– Ты несправедлив! Просто потому, что ты не… Я потребовала от него слишком многого. Он просто не понял!

– Может быть, и так, – сказал я. – Но мне наверняка очень не хотелось бы пускать его против настоящей грозной рыжей рыси, а она весит только тридцать фунтов… Ладно, ладно, – сказал я, ухмыляясь, когда она готова была вспылить. – Он – большой смелый пес, и он просто не хотел делать больно тем несчастным молокососам… Ой!

Она ударила меня ногой. Я схватил ее, и мы немного поборолись, нельзя сказать, чтобы совсем шутя. Она, действительно, была сумасшедшей. Затем ее пыл мгновенно угас, она рассмеялась, тяжело дыша, я проследил за ее взглядом и увидел наши отражения в большом зеркале рядом с дверью, два избитых типа, слишком долго не спавшие, в слишком сильно измятой одежде. Она высвободилась и напряженно уставилась на себя в зеркало.

– Господи! – сказала она. – Неудивительно, что папа сказал…

Гримасничая, она рассматривала себя в зеркало, затем протянула руки к поясу, а потом назад к молнии и позволила платью соскользнуть к ее ногам. Она переступила через него и отшвырнула ногой в открытую дверь спальни вместе со слетевшей с ноги туфлей. Вторая туфля последовала вслед за первой, и она подняла руки вверх, вынула несколько булавок из волос и встряхнула ими, чтобы расправить. Волосы были длиннее, чем я думал; мягкие и блестящие, они упали на ее обнаженные плечи.

– Послушай, – сказала она, все еще вынимая заколки, – почему бы тебе не начать готовить яйца и кофе, пока я принимаю душ, а после я подам завтрак на стол, в то время, когда ты будешь мыться… В чем дело? – Она окинула взглядом свой костюм, состоящий из лифчика и трусиков, и нетерпеливо сказала: – Боже милостивый, мы занимались любовью уже дважды! Так что я устала. Неугомонный!

Я заявил, ухмыляясь:

– А кто тут передо мной вертится? Иди принимай свой проклятый душ.

Она произнесла:

– Малыш… – В дверь позвонили. Окинув себя взглядом, Мойра сказала: – Ты считаешь, что мой костюм производит впечатление. О, проклятье! Ты не посмотришь, кто это, малыш?

Я дал ей время, чтобы она прошла в спальню и закрыла за собой дверь. Затем я открыл входную дверь. Передо мной стоял мужчина, одетый в чистый комбинезон и фуражку с какой-то эмблемой коммунальных служб. Он держал в руках то ли один из блокнотов в алюминиевом переплете, которым они пользуются, то ли планшет с зажимом для крепления бумаги. Он что-то сказал, что я не уловил, и открыл обложку, чтобы что-то показать. Когда я сделал шаг вперед, слева от меня возник его партнер, которого я раньше не заметил, и нанес мне сокрушительный удар.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Все правильно, так как с моей стороны это был глупый идиотский поступок, и если бы я увидел это по телевизору, то, возможно, как-нибудь прокомментировал действия глупого частного сыщика, легко угодившего в засаду. Все, что я могу сказать в свое оправдание, так это то, что я не спал две ночи подряд, последняя из которых была очень сумбурной, и я был не в лучшей форме. Конечно, мы едва ли ее достигали даже в самые решающие моменты нашей действительности. В отличие от счастливчиков атлетов, выступающих на олимпиадах, мы не можем добиваться лучшей формы посредством тренировок, обильного Хорошего питания и продолжительного сна. Вместо этого нам полагалось ее поддерживать, принимая бензедрин[16]16
  Стимулирующее средство.


[Закрыть] и крепкие спиртные напитки, если возникала в этом необходимость, как обычно и бывало.

Во всяком случае, они застали меня врасплох, что для такого человека, как я, невозможно было и предположить. Я посчитал, что все противники вычислены, а когда начинаешь так думать, обычно узнаешь, что ошибся. Я не скажу, что направился к двери, не имея никаких мыслей насчет того, кто может быть снаружи, но все же у меня перед глазами еще не изгладился образ этой крошки, на которой мало что было надето, но ничто не могло оправдать мою небрежность.

Человек, наносивший удар, знал свое дело. Удар был не сильнее, чем необходимо, но также и не слабее. Я рухнул вниз. Мужчина в комбинезоне подхватил меня, чтобы я не ударился лицом о кирпичные ступеньки. Я не совсем потерял сознание и отметил, что другой мужчина убрал свой инструмент… тяжелую дубинку, залитую свинцом, как бы ее назвал Дюк Лоуган, не могу сказать, почему в тот момент я о нем вспомнил. Двое мужчин между тем втащили меня в дом. Они свалили меня на стоявший вблизи от входной двери диван. Я мог осознавать все это достаточно ясно, хотя мои глаза были закрыты. У меня было такое ощущение, словно я нахожусь где-то в другом месте, в каком-то странном состоянии и вижу перед собой маленький игрушечный домик с его маленькой игрушечной гостиной и маленькие игрушечные фигурки, выполняющие мелкие движения.

– Не ударил ли ты его слишком сильно? – спросил один голос. – Если ты его убил…

– Я не убиваю, если мне за это не платят, – ответил другой голос. – Что ты ожидал, я буду, черт возьми, снимать показания газового счетчика? Какого дьявола здесь делает этот человек? – Ни тот, ни другой голос я никогда прежде не слышал. Он раздраженно продолжал: – Предполагалось, что здесь только девушка и собака. Присматривай за собакой, пока я осмотрю квартиру, и за этим типом тоже, в случае, если он начнет…

Третий голос позвал:

– Мэт, малыш, кто это?

Мне надо было что-то предпринять, и во второй раз за этот день я был не в силах ничего сделать. На этот раз я даже не знал, что сделать. Я только знал, что сделать это ужасно важно, что могут произойти ужасные события, если я не вмешаюсь, но я не мог даже пошевелиться. Я услышал, как где-то открылась дверь.

– Мэт, я… – Интонация ее голоса изменилась. – Кто вы, черт возьми? Что вы здесь делаете?

Затем дверь захлопнулась снова. Послышался звук быстрых шагов через комнату и удар плечом, открывшим дверь, прежде чем она успела ее запереть. Из другой комнаты донесся звук борьбы, и мужской голос позвал:

– Лу, Бога ради, забери у этой проклятой маленькой дикой кошки револьвер, прежде чем она… Ой! Сука!

Раздался звук удара и вопль боли. Второй мужчина отправился помогать, а я остался один, но не совсем. Кто-то новый появился в комнате. Это напоминало один из тех ночных кошмаров, которые бывают в детстве, когда что-то большое и темное, находящееся в углу, увеличивается в размерах, распространяется по всей комнате, и вы чувствуете, что если это когда-нибудь к вам прикоснется, то вы умрете. Оно было здесь, сначала двигалось нерешительно, а затем бросилось в другую комнату. Мне захотелось закричать, предупредить их! В конце концов, как бы они ни были виноваты, они, также как и я, были людьми. Но я не смог произнести ни звука.

Оно бесшумно пронеслось в направлении двери в спальню, и вслед за тем начался настоящий кошмар, сопровождаемый ужасными звуками, и крошка была там, и я должен был прийти ей на помощь, я попытался это сделать, упал с дивана и потерял сознание.

– Мэт! Мэт, очнись, пожалуйста!

Я вернулся откуда-то издалека и открыл глаза. Ее изображение двоилось у меня в глазах. Два изображения слились в одно, и я увидел такое, что вам никогда не приходилось видеть. Полагаю, что она выглядела так, словно красила дом, только это была не краска. Это заставило меня сесть, хотя голова раскапывалась от боли.

– Мойра, – тихо сказал я. – Крошка…

Она произнесла:

– О, ради Бога, не смотри на меня такими глазами! Это всего-навсего немного крови. Это… это не моя. Со мной все в порядке.

Я оглядел ее и убедился, что с ней, действительно, все было в порядке, даже если она и выглядела так, словно приготовилась выйти на тропу войны. Комната поплыла у меня перед глазами. Она подхватила меня, когда я пошатнулся, хотя я и сидел.

– Пожалуйста, малыш! – сказала она. – Пожалуйста, попытайся!

– Что попытаться?

– Ты должен пойти! Он там. Он… – Ее голос сорвался. – Ему больно. Ему так ужасно больно! Ты должен пойти и посмотреть, можешь ли… можешь ли ты что-нибудь сделать. Пожалуйста, малыш, попытайся, пожалуйста, подняться!

Я попытался встать. Мне удалось это сделать. Она помогла мне пересечь комнату до двери в спальню. Вслед за тем моя голова совершенно внезапно прояснилась. Больше я даже не чувствовал головной боли или если и чувствовал, то она перестала иметь для меня значение.

Тот мужчина, который был ближе к двери, попытался отразить опасность рукой. Она была просто срезана ниже локтя… таково, во всяком случае, было общее впечатление, которое я получил… а затем пес добрался до горла. Рана выглядела ужасной. Другой мужчина, вероятно, попытался стрелять. Пса не остановила ни рука, ни револьвер. Он просто схватил его за шею, словно зайца. Угол, под которым лежала голова, указывал на то, что пара шейных позвонков была раздроблена или сломана. Однако, кажется, не было смысла изучать этот вопрос более тщательно, так как между головой и плечами, так или иначе, осталось немного.

Должен признаться, что я не специалист по искромсанным трупам. Мы вели тайную войну, при которой не часто приходится видеть ужасные результаты от взрыва бомб или бризантных артиллерийских снарядов. Зрелище было более ужасным, чем мне когда-либо приходилось видеть, и мне потребовалась пара мгновений, чтобы мой пищеварительный тракт опять пришел в норму. Крошка не обращала внимания на ужасную картину разорванных тел, лежащих на полу.

– Сюда, – сказала она. – Быстрее!

Я обошел вокруг кровати к тому месту, где, вытянувшись на боку, лежал большой пес. Несомненно, он тоже был в ужасном состоянии; нельзя было дотронуться до вен и артерий без того, чтобы не испачкаться кровью. Тем не менее она протирала его голову. Вероятно, именно потому, что она за ним ухаживала, она не обращала внимания ни на что другое. Когда мы вошли, он попытался приподнять голову. Кончик его длинного хвоста пришел в движение. Я видел разные выкрутасы, которые он им проделывал, но впервые этот дурацкий обезьяний хвост вилял, как у настоящего пса. Он считал, что поступил очень хорошо. Он не спускал с нас глаз, ведь если ты пес, то никогда не можешь быть уверен, что эти странные люди одобрят твой поступок.

Мойра встала на колени и положила узкую серую морду себе на колени. Пасть открылась, и я смог увидеть и впервые реально оценить… эту длинную, грозную своей эффективностью пасть и эти большие белые зубы, способные убить леопарда. Пес начал лизать руку Мойры. Я стоял, ничего не предпринимая. Не представляю, как можно извиниться перед псом?

– Легче, Шейх, легче, – сказала Мойра. Она жалобно подняла на меня глаза: – Что ты скажешь?

Я наклонился и оглядел его сверху. Он получил по меньшей мере три пули: одну издали в спину, которая прошила его насквозь, предположительно, когда он занимался первым мужчиной, другая прошла через грудную клетку по диагонали, а третья ударила в грудную клетку в упор, оставив на шерсти следы от ожога порохом, когда он бросился на второго мужчину, прямо на дуло револьвера.

– Что ты скажешь? – прошептала Мойра. – Можем ли мы что-нибудь для него сделать?

Не было никакого смысла пытаться ее обмануть.

– Только одно, – сказал я. – Тебе лучше выйти в другую комнату.

Ее глаза возмущенно расширились, она заговорила:

– Уйти… ты считаешь, что я его покину? За кого ты меня принимаешь? – Она опустила глаза вниз и нежно погладила голову пса с длинными опущенными ушами, как у большинства охотничьих собак. Он не сводил глаз с ее лица. Она заговорила снова, не поднимая головы: – Делай, будь ты проклят! Что ты ждешь? Быстрее, прежде чем он пошевелится и сделает себе еще больнее!

Я сделал это, неважно как. Она немного мешала, тем что сидела здесь, держа его морду, но в таких вопросах я хорошо разбирался и сделал все чисто и умело. Она не двигалась с места еще некоторое время, не снимая его морды с колен. Она беспомощно плакала, слезы неудержимо текли по ее щекам. Вслед за тем я прошел в ванную комнату и пустил душ. Затем я вернулся, поднял ее, отвел в ванную и толкнул под душ, прямо в нижнем белье. Сентиментальность, конечно, очень хорошая вещь, но она могла бы продолжать предаваться горю, не напоминая при этом раненого.

Я достал из аптечки аспирин, проглотил три таблетки, запив их водой, и подождал, чтобы убедиться, что с ней там все в порядке. Через короткий промежуток времени через дверь душа с матовым стеклом, едва меня не задев, перелетело мокрое белье. Если на это у нее хватило сил, то она будет жить, я нашел губку и вытер то, что натекло на ковер в гостиной. В спальне, превратившейся теперь в склеп, где почти все требовалось обновлять, ничего не надо было делать, и я просто закрыл в нее дверь.

Когда я вернулся в ванную, она все еще была под душем. В туалете я, насколько это было возможно, с помощью воды и мыла привел себя в порядок. Бритва была очень кстати, и станок у нее был, но я не смог найти запасных лезвий, а я был женат слишком долго, чтобы доверить свое лицо лезвию, которым женщина брила волосы на ногах и под мышками. Я пошел на кухню, чтобы приняться за завтрак. Мое поведение могло показаться бессердечным, но ситуацию требовалось серьезно обдумать, а я не мог как следует думать на голодный желудок. Я полагал, что пищеварительный процесс у крошки был бесповоротно заторможен горем и ужасом.

В ожидании, пока пища будет готова, я бросил взгляд на первую страницу газеты, которую мы принесли. Одна из колонок была озаглавлена «Второй случай радиоактивного облучения в Лос-Аламосе». Газета просто напоминала своим читателям, что в этой местности умер технический работник, и заявляла, что требуется провести расследование, чтобы выяснить, обращаются ли достаточно осторожно с опасными радиоактивными веществами. Я дочитал заметку до конца и решил, что это не лучший способ умереть, но затем, что такое? Я услышал, как меня позвала Мойра.

– Мэт, где ты?

Я отложил газету и вошел в гостиную. Она стояла в дверях второй спальни… ванная комната была расположена между спальнями… и вытирала волосы. Я подошел к ней. Она представляла из себя довольно привлекательное зрелище, чистая и красивая. Она взглянула на меня, перевела взгляд на себя и ухмыльнулась. Очень слабо, но это была настоящая ухмылка.

– Ничего не могу поделать! – сказала она с оправдывающейся интонацией. – Вся моя одежда там… и я просто не могу сама ее принести… – Ее ухмылка поблекла, а глаза внезапно увлажнились. – Бедный Шейх. Он был… такой красивый, и такой пугливый, и такой клоун. И такой смелый, когда он, действительно, понял, что кто-то делает мне больно.

Если она могла об этом говорить, можно было не сомневаться, что все будет в порядке. Я сказал:

– Если ты скажешь, что тебе надо и где что лежит, то я схожу туда и принесу…

Я умолк. Она меня не слушала. Она глядела в направлении входной двери. Я повернулся. Мы не слышали, чтобы открывали входную дверь. Они, должно быть, оставили ее слегка приоткрытой, когда тащили меня в дом. Теперь дверь была открыта, и на пороге стояла Бет.