Текст книги "Край Ветров: некроманс"
Автор книги: Диэр Кусуриури
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 39 страниц)
Если уж говорить о системе контроля магии в целом, то… Я никогда не хотел вникать во все эти подробности, но как-то так получилось, что немного вник. Как по мне, все это – ересь и бюрократия, но что и как в мире устроено решаю не я, так что… Мне приходится раз в год заполнять анкеты и прочую макулатуру, так как я зарегистрирован в департаменте исключительных дел как «потенциально опасный агент», что бы это ни значило. Ах, да. Департамент. Это явление никак к гильдиям магов не относится и полностью подчинено руководству страны; чиновники на местах, по сути, контролируют «несознательных» чудаков вроде меня и низших полуразумных тварей типа троллей, русалок, домовых, ашей и аров, о существовании которых после пресловутой Войны Причин простой люд предпочитает говорить либо плохо, либо никак. Еще я слышал, что, вроде бы, в наших краях есть вампиры, но они крайне асоциальны и в контакт ни с кем не вступают. Кроме вампиров и организованных магов, тут можно напороться на оборотней, уже упомянутых троллей и леших, – ежели в горных чащах блуждать потемну. В общем, нечеловечины здесь водится в достатке, но она вся тихая, редкая, напуганная, практически незаметная, и, потому как для человека бесполезная – то и незамеченная почти. Раньше, и я даже это помню, как-то по-другому все было. Больше было странного и оно было агрессивней. А уж что после войны творилось… Ох. Так что, нынешнее состояние дел кажется мне естественным, и осторожность магов вполне понятна.
Действия колдунов контролируют поглощающие – опасные и, на мой взгляд, непредсказуемые ребята, которые сами, по сути, являются магами. Классика жанра, как ни крути. Репутация у них та еще. Я, правда, из них тоже ни одного не видел – и это меня несказанно радует. Хоть я и не маг.
Есть еще то самое «пламенное просвещение» – разветвленная сеть спецкурсов для простых людей под протекцией церкви Потерянного, где неофитам втолковывают (за деньги, естественно) основы науки обращения с энергиями, заодно выявляя среди них потенциальных чародеев и(или) просто шизофреников, применяя особые свои церковные методы. Талантливые дети, бывает, рождаются и у простых, ни в жизни волшебного не видевших родителей – и цель пламенного просвещения как раз в том, чтоб этих деток вовремя распознать. Так же, говорят, неприкаянные провидцы мутировали в неформальное объединение бабок-ведуний, но тут уже я никак не разбираюсь, знаю только, что оно есть.
В общем, организаций всяких много, разобраться в них всех не просто, и мне кажется, что я знаю только треть того, что мог бы знать. Уверен, Камориль ведает больше. Но вот куда идти с повинной в случае разорения нами подземного бункера с химерами-мутантами?.. Ума не приложу.
– А что там с документами? – спросил я. – Или с письмами, что там Ромка тащил?
– Хо-хо, – Камориль вздернул брови, – а тут вообще забавная история вышла. Пацанчик же, смышленая наша зверушка, оказался непрост, и, сбегая от любезных химер, выкинул пакет с письмами и фотографиями под раздолбанную карусельку. Мы туда смотались утром, пока вы с мальчишкой дрыхли… ага, как только Эль-Марко тебя отреставрировал чуток.
– На моем новом красавце, – Эль-Марко сверкнул белоснежными зубами.
– Ага, байк – заглядение, просто зверь! – согласился Камориль. – Почем, кстати, брал?
– Эй-ей, так что там с письмами? – напомнил я. Развели тут болтовню светскую!
– Так вот, приезжаем, роемся на детской площадке. А неисповедимы пути ценных бумаг, пускай то и чьи-то каракули… Пакета нет, писем нет. Что делать? Мы в расстройстве, уже мозгуем, стоит или не стоит соваться снова в бункер, чтобы его хорошенько обыскать… Тут мне позвонил наш зверек, – Камориль блаженно улыбнулся, – и заявил, что все в порядке.
– Короче, суть в том, что мать, в спешке, всунула ему пакет с бухгалтерскими отчетами, а не с фотографиями, – весело встрял Эль-Марко, – и письма деда спокойно лежат по его адресу! Камориль отдал мальчишке мобильник, который тебе купил, тот позвонил матери, а она стала отчитывать его за пропажу документов. Ну, а после этого Ромка позвонил Камориль.
– Женщину, конечно, жалко, на работе ее не похвалят, – отметил некромант. – Но для нас это неслыханное везение. Так что, Мйар, давай, ешь, пей, и пойдем докапываться до истины.
– Поедем, – уточнил Эль-Марко.
А я жевал и не говорил. Собственно, я даже был рад, что Камориль этак стройно расписал план мероприятий. А везение… ха, на то я и рыжеват! Мне если уж не везет – то по-крупному, а в мелочах я вполне привык полагаться на удачу.
– Одна маленькая проблема, – сказал я, поставив на стол стакан с соком. – Если наши, ныне покойные, приятели-мутанты забрали те самые бухгалтерские отчеты, то они уже всенепременно знают адрес проживания Романа. По крайней мере, тот единственный собаковод вполне мог додуматься…
В кухне повисла тишина, нарушаемая лишь гудением кондиционера в дальней комнате.
– Приедем на место, я зачарую входные двери, – пожал плечами Камориль. – На сигнал, да что-нибудь такое-этакое наворожу с элементами кружевного «авось». У меня даже уже руки чешутся и есть идея, что именно ворожить! Кападастер, ты зажмешь мне струну для тренировки? Давно мы этим не занимались, кто знает, как тебе приноравливаться теперь будет…
– Попробуем, никаких проблем, – Эль-Марко бросил свою тарелку в раковину. – Сейчас, мигом переоденусь, и поедем, куда там нас снова несет нелегкая.
«Суть волшебства колдуньи вероятностей заключалась в том, что она видела возможности вещей и людей, и тут же могла поспособствовать тому, на что вышеперечисленные способны. К примеру, если от статуи вот-вот отколется правая рука, колдунья вероятностей могла бы глянуть на это дело, и… ничего бы не произошло. Но вот если бы кто-то коснулся руки статуи, то тут уж не избежать мраморных осколков по полу. Ее сила действовала и на варианты типа „А если вот тут подклеить, а тут подмазать, а здесь вот скотчем замотать!“ – непременно при условии выполнения поклейки, замазки и обмотки. Была и обратная сторона у этого колдовства: если ей казалось, что что-то невозможно, то хоть кол на голове теши, – дело с места не двинется,» – прочел Ромка абзац из довольно-таки новой книжицы. Издание прошлого года, одна из типографий областного центра. Странно. Написано на обложке – «Особые Случаи Края» и год проставлен внизу. Он думал, это что-то художественное (если понимать «край» не как местность, а как точку перелома событий), а это оказались причудливо подобранные отрывки из отчетов и писем, чуть ли не дневников. Документальная такая, судя по внутренностям, книженция. Достаточно интересно, но как-то совсем не то, что могло бы ему помочь на данный момент.
Ромке хотелось конкретики. Какого-то четкого руководства с план-схемами, так, чтобы наглядно было указано и расписано, что означает красный, оранжевый или голубоватый цвет сияющей нити. Одними смутными ощущениями и догадками толку не добиться, нужно знать, доподлинно знать. Пример не решить без формулы, а с магией этой, судя по всему, не совладать без теории. Ромке, судя по всему, досталось какое-то крайне запутанное информационное колдовство, без всяких там плюшек к атаке, в котором, к тому же, никто особо и не разбирается. Ромка даже подумывал о том, чтобы настоять и, несмотря на опасения Мйара, выпить-таки то темно-фиолетовое зелье, которое давеча хотел влить в него Камориль. Ну, случится у него пищевое отравление, но не помрет же он от этого… А то даже не ясно, какую именно информацию искать, каким текстом запросы в сети писать… Такие материи не разобраны в большинстве игрушек. Никаких тебе огненных шаров и близко. Никаких тебе цепных молний или заморозки. Ромка вздохнул: раньше, до прихода кошмаров, ему часто снилось, как он зажигает огонь в своих ладонях. Потаенная эта мечта – стать огненным чародеем, – была слабо осознаваемой и такой, из разряда неосуществимых никоим образом, светлых, идеальных мечт. А теперь он… кто? Экстрасенс? Медиум? Телепат? Эти-то хоть что-то могут на практике сообразить, а он… кажется, ничего не может. Просто видит странные вещи. Но это, все же, много больше, чем есть у других ребят, таких, каким он и сам когда-то был, которым волшебство – любое волшебство! – только снится – тайное, запретное, позабытое, но прописанное в сердце с той, другой стороны.
Каждый мальчишка знает, что есть вещи, о которых не говорят. Со временем даже самые суровые родители пробалтываются о чем угодно, кроме этого. Когда тебя настигают твои четырнадцать, рано или поздно, – к тебе придут, всучат книжку с целомудренными, выхолощенными картинками, написанную энциклопедическим языком, – на, мол, ознакомься, что такое межполовая любовь. Сеть, конечно, расскажет тебе об этом раньше, откровеннее и циничнее. Хотя, это как повезет и смотря, куда попадешь.
Но о гильдиях магов тебе не расскажет никто. А спросишь – правда ли, что в той войне принимали участие чародеи? – промолчат или высмеют. Говорить о том, что было – неприлично. Нельзя. Но это было. Мальчишки чуют это, и когда об этом говорят – встает дыбом короткая шерсть на загривках. Мальчишки подозревают друг друга в причастности к тайне и отчаянно этой причастности хотят, настолько, что придумывают небылицы. Никто этим сказкам не верит, и Ромка тоже не верил в дружеские россказни до поры до времени, хоть и продолжал видеть сны о том, как в руках его распускается невиданный цветок огненного волшебства…
И вот, оно произошло. То, чего быть не может, и то, чего Ромка ждал.
И даже пускай это в сущности никакой не магический дар, а помутнение разума, – пускай. Но он видел восставших мертвецов и, кроме прочего, держал за руку человека, у которого в каждом пальце четыре фаланги и глаза горят в темноте желтыми угольками. И это значит, что мальчишеские легенды, неотличимые от слухов, правдивы, и все догадки – не зря. Чародеев не повывели под ноль, и то, о чем молчат родители, молчат бабки и деды – существует, дышит, живет совсем рядом и умирать не думает. Маги – не сказка, не блажь, не ложь, они реальны, сильны и разумны, настоящие, обыкновенные, невероятные. И еще… Но это слово даже произносить нельзя, оно – фоном, оно – серое, оно – как дымок или шепот…
Всемогущие.
Да. Кто-то. Где-то. Пускай не он сам, и не Камориль Тар-Йер – но где-то ж может быть такой волшебник, чтобы почти, как Потерянный бог?..
Ромка потер пластырь. Ну, хоть обошлось без фигурных шрамов.
Снимать – не снимать… интересно, а будет ли видно нити тех трех мужчин в комнате, что этажом ниже? И как разделить все эти слои энергий, и что как правильно называется? И… и все это призрачное, полупрозрачное великолепие, похожее на внутреннее солнце каждого, подернутое рябью, горящее или тлеющее, сияющее или тусклое – что же это на самом деле? Правда ли – та самая «душа»? Долго смотреть – убиться можно, слишком… странно. Завораживающе. Кружит голову, наскоками плывет, а то и исчезает враз… Как с этим быть? Может, со временем пройдет? Столько вопросов, и ни одного ответа. Чудаковатый некромант знаком с предметом поверхностно, сконцентрированный на своей профессии и специализации. Что уж говорить о Зубоскале, Мйаре Вирамайна. Но в знаковом том письме дед сказал, что Мйар поможет, и пока что причин усомниться в его словах Ромка не видел, тем более что страшных снов не случалось вот уже третью ночь подряд.
Ромка искоса глянул на большую круглую прорезь чердачного окна. Там, верно, и уместиться можно легко, стена-то толстая, форма как раз соответствует изгибу спины, и от пола расстояние с голень. Можно сидеть и книжки читать… или на дождь пялиться осенью.
Его мысли прервал скрип винтовой лестницы.
– Пойдем вниз, – махнул рукой Мйар. – Кстати, тебе же Камориль мобильник-то отдал, который мне покупал? Он говорит, что простейший взял, чтобы я не путался, ну а, раз такое дело, тебя мама-то наверняка не похвалит за утрату старого…
Ромка улыбнулся: его старый мобильник был бесподобно допотопен, черно-бел и исцарапан знатно.
– Отдал, – кивнул он и вернул книгу на стеллаж. – А что, едем ко мне?
– Ага, – Мйар растянул края цветастых шорт, как юбку, – будешь представлять маме трех пришибленных мужиков! Даже не знаю, стоит ли, на самом деле…
– Да ее дома не будет, скорее всего, – задумчиво ответил мальчик. – А если будет… Ну, скажу, что вы… э-э… женихи сестры?
– О, у тебя сестра есть?
Мйара очевидно обрадовала перспектива.
Ромка кивнул.
– Симпатичная? – спрашивал Зубоскал уже по пути вниз.
– Ну, такая… – протянул Ромка. Замолк. С минуту подбирал эпитет к Алечке, пока, наконец, не определился: – Она разная… раньше лучше была, потом поменялась, сейчас вот обратно куда-то меняется, чем-то новым увлеклась…
Ромка скосил взгляд на Зубоскала: тот был румян и чем-то доволен. В нем тоже чувствовалась перемена, если не случившаяся, то намечающаяся. По крайней мере, между этим Мйаром и тем, которого Ромка видел при первой встрече в подвале четырнадцатого дома, разница была ощутима.
Эль-Марко Кападастер предстал перед ними в широких пятнистых штанах, полосатой телогрейке, приталенном болотного цвета пиджаке и в невысоком черном цилиндре.
– Думаешь произвести впечатление на даму? – подмигнул Мйар.
– Мы с тобой просто давно не виделись. Я сейчас всегда так хожу, – заявил Кападастер. – Давайте торопиться. Скоро электричка отходит?
– Через восемь минут, – выплыл из-за перегородки с комнатными растениями Камориль. – Все всё забыли, ничего не взяли?
Выходя следом за Мйаром из дома, Ромка грустно проводил взглядом хромированный байк Кападастера.
– Вот это… вещь, – восхитился он чуть погодя.
– Что, покататься хочешь? – спросил Мйар. – Я думаю, как будет время, Эль-Марко тебя покатает, если захочешь.
– Правда? – встрепенулся Ромка.
– Ну, да. Зуб даю – не откажет. Он, вообще-то, добрый.
Расправившись с дверным замком и воротами, Эль-Марко догнал успевшую было скрыться за поворотом компанию.
Теперь они шли по красной черепичной крошке, устилающей тропинку, вверх, к искусственной насыпи железнодорожной полосы. Резкое полуденное солнце давало плотные тени. Начинало припекать, и, как это всегда бывает в таких местах, время засахарилось, как сироп, практически замерло. Дорога пылила, над городком внизу реяли чайки. Женщины с авоськами и неформального вида девочки оккупировали единственную на станции лавочку. Ромка вздохнул и приготовился ждать.
А ведь его одноклассникам, возможно, прямо сейчас, дают новый материал по геометрии…
– О да, да! Пахлава – это именно то, что нужно моему милейшему другу!
Ромка вздрогнул и обернулся: Камориль протягивал деньги одной из старушек на лавочке. Некромант возвращался, играя бровями:
– Мйарчик, а смотри, что у меня есть!
Лицо Мйара не выражало никаких эмоций, но на нем предательски дергался левый глаз.
– А, фиг с тобой, давай ее сюда! – не выдержал Мйар и алчно вгрызся в хрустящее слоеное тесто, обильно пропитанное медом и посыпанное корицей.
Эль-Марко шлепнул себя по лбу и пробормотал какое-то ругательство, а Ромка хихикнул в ладошку.
Как того и следовало ожидать, вскоре развалившиеся в электричке на свободных сидениях Мйар и Камориль причитали в два голоса, что страдают невообразимо и зверски хотят пить. Камориль устал от этого первым, встал и пошел курить в тамбур.
Странно, что никто из троицы не смотрелся в электричке слишком уж чужеродно: ни Эль-Марко в цилиндре и полосатой фуфайке; ни Мйар в цветастых широких шортах, ни эпатажный Камориль в черном и узком, а местами и слишком блестящем. Наверное, – думалось Ромке, – это от того, что они все тут выросли, где-то здесь. Или, хотя бы, в этой стране. А может и вовсе, – друзья детства, когда-то почти одинаковые, одетые в истертую и мятую мальчишескую одежку, подстриженные под ежик, катались они в этой электричке из дома Эль-Марко в город и обратно… разве что, Камориль, например, всегда был ниже и худощавей ширококостного Мйара, рослого не по годам, и, наверное, зачастую ломал то руку, то ключицу, оттого и стал учить язык костей, а потом и в некромантию подался…
– Смотри, отклеился, – незаметно вернувшийся Камориль провел пальцем по лбу Ромки, приклеивая лепесток пластыря на место. – А ты все ворон считаешь, зверек?
Ромка вздрогнул: прикосновение было холодным.
– Ой, не заметил… он отклеился, а изменений как-то и не было никаких… все как всегда. Может, прошло все?
Камориль вздернул бровь:
– Да ну…
– Смотри! – вскрикнул Мйар, указывая куда-то в окно. Эль-Марко приник к стеклу со своей стороны, а Камориль вытянул шею. – Это же тот самый горный монастырь! Крыло левое обрушилось!
– Тысяча дохлых кошек, а мы же там лазили! – произнес Эль-Марко.
– Так давно это было, – Мйар сел спокойнее, все еще смотря в окно.
Мимо проносилась скала с выдолбленными в ней окошками, пещерами, лестницами и переходами. Некоторые окошки были застеклены грубыми витражами, а на самых нижних дверях висели замки. Обрушившееся место электричка давно проехала.
– Я там череп козла нашел, – медленно и почему-то немного смущенно поведал Камориль. – Хотя память и правда очень… какая-то… кусками.
– Долго нам еще? – спросил Ромка. Сам он в эту часть пригорода ни разу не ездил. Тем более, в электричке.
– Минут двадцать, – сказал Камориль, – скоро уже.
Оставшиеся двадцать минут Эль-Марко рассказывал о делах на винограднике отца его бывшей девушки, который стал его хорошим другом. Ромка не слушал и думал о своем.
Вероятность того, что на людном вокзале его встретит кто-либо из знакомых, была низкой, но все же была. Он старался идти чуть поодаль от странной троицы мужчин, и даже место в автобусе выбрал с краю.
Волшебство – это хорошо. Но… есть еще кое-что. Ромке не давал покоя следующий вопрос: какой смысл, в самом деле, некроманту заботиться о делах Мйара и его, Ромкиных? Не то, чтобы Камориль ему не нравился. Просто немного обескураживала готовность Камориль и Эль-Марко Кападастера ввязываться в проблемы Зубоскала. Ромка считал себя проблемой именно Мйара и не думал спрашивать помощи ни у кого, кроме него. Может, некромант и Эль-Марко так развлекаются. А может, они чем-то обязаны Мйару. Хотя, на обязанность их поведение не похоже было: это или удивительной крепости и наваристости дружба, или Ромка совсем ничего не смыслит в отношениях между людьми. Хотелось бы, конечно, верить, что все так и есть. В душе Ромка радовался, что познакомился с этими особенными людьми, – даже без всякой магии. А Эль-Марко ведь наверняка так же не прост, как и Мйар, и Камориль. Но с другой, изнаночной стороны Ромку терзала мысль о «синдроме утенка», и он еще не мог точно охарактеризовать свои чувства по этому поводу. Люди, конечно, не книги и не кинофильмы, но, если мужчинами руководит тот самый, недостойный вид привязанности – когда ты любишь кого-то не за то, кем он является, а потому, что это просто первый попавшийся человек, проявивший к тебе симпатию, – то как же их уважать при этом?..
– Нам налево, – указал мальчик, когда они зашли во двор его дома. Подошел к двери, быстро набрал код замка. – Пойдемте, нам на седьмой этаж, на лифте поедем?
– Мы на лифте, Мйар пешком, – Камориль закатил рукав, подкручивая что-то на часах.
– Почему это? – возмутился Мйар.
– Потому, что твоя тушка должна вспомнить, каково ее предназначение, – сказал некромант, заходя в лифт и нажимая кнопку. В закрывающихся створках мелькнула недовольная физиономия Зубоскала:
– Даю вам фору в шесть секунд! – бросил он.
Ромке стало немного стыдно за то, что одежда Камориль может соприкоснуться с грязными стенками лифта. Иррациональное чувство. Он отогнал его, уставившись на металлические двери. Механизм неторопливо отсчитал семь этажей, и створки разошлись.
– Я еще в прекрасной форме, – вздернул брови «скучающий» у перил Мйар.
– Ты обогнал нас на пятом этаже, а это весьма посредственно, – ткнул его ногтем в плечо некромант, – а ты сытый, выспавшийся и довольный! Это никуда не годится!
– Да я только отрегенил половину массы, ты чего!
– Не половину, а даже пятой части там не было, не я ли тебя из катера вытаскивал?
– Тихо вы! – шикнул Ромка. – Кажется, там, дома, кто-то есть. Или ма, или сестра.
– Позвоним? – предположил Эль-Марко.
– Нет, у меня свой ключ.
– Так, – произнес Мйар, подходя ближе, – пускай Эль-Марко и Камориль займутся дверью, а мы с тобой пойдем знакомиться с твоими родственниками.
– Хо-хорошо, – запнувшись, согласился Ромка.
Я был небезосновательно горд собой: во-первых, я вовремя вспомнил о том, что Камориль грозился зачаровать входную дверь от всяких бед, а во-вторых, не менее вовремя сообразил, каким образом Эль-Марко зажимает струны души Камориль. Ромка вставлял ключ в замок, а Эль-Марко подходил к опершемуся о стенку Камориль. Мальчик провернул ключ, а Эль-Марко облокотился рукой о стену, встречая взгляд медовых глаз Камориль. Замок щелкнул, и мальчик вошел в дверь. Я отвел взгляд и шагнул следом за ним.
По правде говоря, мысль представиться маме Романа парнем его сестры мне не очень нравилась. Ушей моих, конечно, сейчас не видно, но разговаривать мне много все же не стоит – клыки, как никак, имеют место быть. Я наклонился к Ромке и тихо спросил:
– А мать в курсе твоих особенных способностей, или как?
– Нет, – ответил Ромка через плечо, – кажется, я уже говорил…
Из кухни донесся женский голос «Ром, ты?»
Мальчик снял кроссовки, поставил их ровненько рядом с другой обувью и молча пошел на кухню. Я пожал плечами и, разувшись, осторожно заглянул в ближайшую комнату, стараясь не вникать в тихую беседу на кухне. Иногда я просто ненавижу свой острый слух: безэмоциональные жесткие упреки чужой матери задевали меня, как будто кто-то очень для меня важный оскорблял меня лично.
Комната, куда я вошел, была, судя по всему, комнатой Ромы и его сестры. Внутри было светло, опрятно и на удивление чисто. Я прикрыл дверь и занялся разглядыванием мелочевки на полках. Вот совместная фотография: Ромка, помельче года на два, худощавая нескладная девочка и женщина с вьющимися осветленными волосами. Семейный портрет, вестимо.
Вообще, я заметил, что мальчик у нас довольно-таки интровертный. Замкнутый, другими словами. Он достаточно развязно вел себя тогда с Камориль, и на пляже; смело, без единой жалобы пережил побывку у веселых гостеприимных химер; вставлял свои пять копеек в разговоры, однако… этот взгляд миндалевидных темных очей, уходящий все время вбок, и сама манера держаться… у него большими буквами на лбу написано: «я себе на уме».
Я сел на диван. Итак, наша первоочередная задача – глянуть, что там ему написал дед. А так же, нужно просмотреть фото, на которых, якобы, мелькаю я. Вообще я стараюсь не попадать под дуло фотоаппарата, ну, в смысле, под объектив. Для меня это одно и то же, учитывая, сколько я живу. Это Камориль все равно, потому что он без башни, а мне так нельзя, нет. Пускай меня лучше забудут, чем поймут, что что-то со мной не так, очень не так.
Дверь приоткрылась, и в нее, как бы внезапно это ни было, вошла женщина в домашнем халате. Та, с фотографии. Улыбалась она достаточно мягко, однако, полагаю, очки на ней – не просто так, и что-то как-то очень уж несет от нее мелом и казенным домом, как выразилась бы карточная гадалка.
– Здравствуйте, так вы из музыкальной школы? – спросила она.
Бурю моих эмоций по поводу вопроса описать кратко – сложно, почти невозможно. Я и радовался, что Ромка придумал такое веселое вранье, что я даже подыграю в легкую, и сетовал, что мне придется-таки разговаривать с этой дамочкой. Я решил говорить мало и, по возможности, не открывая рта, как чревовещатели. Вот же полудурком я тогда выглядел, наверное…
– День добрый, – пробормотал я. – М-м… мы из хора.
– Мы? – вздернула брови женщина, присаживаясь на стул у стенки.
Тут в комнату вошел Ромка:
– Да, ма, там еще двое.
Когда мальчик подошел ближе ко мне, я прошелестел:
– Бери и пошли!..
Мне было неуютно в этом человеческом жилище. Стыдно, в моем-то возрасте!
– Может, вам чаю сделать, да вы мне расскажете, как у Ромы дела? – предложила мать Романа. – Кстати, меня Светлана Сергеевна зовут, а вас как?
– А его Геннадий Петрович, – вмешался Ромка, шелестя чем-то в шкафу.
Я кивнул, чуток скривившись от имени.
– Рома у меня как-то никогда особым слухом не отличался, я удивлена, что им интересуются из музыкальной школы. Он, конечно, ярко-выраженный гуманитарий, но…
Судя по всему, мальчонка смекнул, что я сейчас начну на стенку лезть. Как-то не в своей тарелке я себя ощущал, право слово. И с чего вдруг? Странная женщина эта его мать, явно не из тех, с кем можно драться подушками и лазать по деревьям… и не такая, которая тут же накормит тебя пирожками и супчиками. Я очень смутно себе представлял, какой тут нужен подход. «Камориль, спаси меня,» – взмолился я мысленно.
– Мальчик способный, – безапелляционно заявил бархатным голосом Камориль Тар-Йер, явившийся так вовремя, что я аж вздохнул от облегчения. Он чуть поклонился женщине с порога. – От чая мы, пожалуй, откажемся, а вот поговорить с вами – это именно то, чего бы мне сейчас очень хотелось. Тапочки вот эти можно надевать, да?
Нацепив красные тапки, он прошествовал вперед и грациозно, насколько это возможно в данной ситуации, опустился в вертящееся кресло у компьютера.
Я размышлял, куда делся Эль-Марко.
Камориль продолжил:
– Роман – очень талантливый мальчик, и сейчас как раз стартует международная программа по обмену студентами. Ну, знаете, симпатичных восточных деток отправляют на запад, чтоб им потом было сподручнее завоевывать мир, а наших отпрысков шлют к ним, туда, на берега красной луны, чтобы они вдоволь набрались чуждой им культуры. Наконец-то подобная практика докатилась и до нашего прекрасного города. Но это – дела удаленной перспективы, сейчас же есть реальная возможность поднатаскать Рому в плане сценического вокала. Сами понимаете, это потребует времени, и, вероятно, ему придется изредка пропускать занятия в школе. Повторюсь, в перспективе, я нацелен на то, чтобы помочь мальчику пройти отборочный тур в класс, который поедет…
Я перестал слушать. Судя по всему, Камориль уже все решил, сел на любимую лошадку и сейчас проецирует на даму все свое обаяние. Жаль будет, если дама на самом деле предпочитает усатых плотненьких дядь, типа начальника департамента исключительных дел.
Я глянул на Ромку. А он – на меня. Мальчик сидел на диване рядом со мной и держал в руках какие-то бумаги. Ромка опустил взгляд на свои руки, перебрал пару листков и выудил на свет пожелтевшее групповое фото.
Я вгляделся в размытые лица людей. Ромка указал пальцем на статного высокого красавца с острым, решительным подбородком, развитыми плечами, в серой кепке набекрень.
У меня в глазах помутнело, и я чуть куда-то не улетел. Я знал этого человека, наверняка знал. Знал определенно. А если не знал – то должен был знать. Он был таким… как будто воплощал в себе все то, что можно ценить в настоящем мужчине, плюс все это было сдобрено силой, искренностью и добротой, которая просто напросто сияла, искрилась, переливалась в его светлом взоре, печальном и мудром.
– Это дед, – сказал Ромка, – Даньслав Никанорович. Он тут молодой, он писал, что ты должен помнить его молодым.
– Я… знаю его, – проговорил я, – но… я не помню его.
Я поднял взгляд: Камориль встал с кресла и пошел за матерью Ромки куда-то вглубь квартиры. Я мог только предполагать, зачем.
– Смотри дальше, – сказал Ромка, – вот еще фотки деда, а вот эта, глянь – это же твоя рука.
Я вгляделся в фотокарточку: тот же самый статный мужчина с футбольным мячом, а на мяче лежит кисть с удлиненными ногтями. Владелец кисти безжалостно обрезан краем фотографии, но это все же вполне мог быть я. В то время таких «украшений», как длинные ногти, нормальные мужчины не носили, а рука определенно не женская.
– У меня тут еще есть два неотправленных письма к бабке, и письмо непосредственно тебе, Зубоскал.
– Давай, которое мне, – пробормотал я, пристально вглядываясь в черты мужчины на фото. – Думаю, не слишком красиво читать чужую личную переписку, пускай и покойных людей… Чай мы им не душеприказчики.
Ромка зашелестел бумагами и передал мне пожелтевший конверт. На нем было написано: «Мйару Вирамайна». Внезапно меня затрясло. Я не понимал, что такое творится, но у меня реально волосы на руках и затылке зашевелились и чуть ли не встали дыбом. Ромка поднялся и захлопнул форточку, в которую врывался тревожный сквозняк, а я открыл не заклеенный клапан письма и развернул сложенный вчетверо листок.
«Мйар, Мйар Вирамайна Коттэра знает, в чем истина нашей силы, которая проснется в сыне моего сына. Он ходил туда, где другое небо, и несет в себе нужные слова. Фотографии – в моем альбоме, где я молодой, там я, Мйар и Варя. Я знаю, что все пошло не так. Вообще не так. Совсем не так. Не так как вы хотели, но я иначе не смог. Я прошу прощения у тебя, Мйар, но и ты должен благодарить меня. Ты знаешь. Варя тоже. Ты-то не умрешь, нет, но она сама никогда о таком не мечтала. Научи ребенка тому, что узнаешь сам, и расскажи ему обо всем, что было, потому что прошлого мы не видим. Я сам не могу, если об этом кто-нибудь узнает сейчас, могут и не поверить, а могут поверить, но тогда будет плохо, меня заберут и мне придется умирать дольше, ведь мы в опале.
Ты мальчика побереги, если он молод, ведь даже сейчас народу все еще недостает крови, хоть и испито ее с избытком. Время пройдет и все может вернуться, усилиться, как болезнь. Пока он не умеет контролировать мои способности, он может натворить бед.
Сын мой, ежели в тебе проснулась сила и ты нашел Мйара Вирамайна, значит, ты уже сделал то, что сделал. А сделанного не вернуть. Верь себе как никому другому.
Прости меня еще раз, Мйар Коттэра. Я испытывал ни с чем не сравнимую боль до конца своей жизни. Но я не жалею о том, что сделал, жалею лишь, что я – человек, и сделать лучше не смог, хотя казалось бы… И сейчас я прошу тебя об одном: прости меня. Может, ты меня давно уже простил.
Даньслав Белый Коготь».
Мйар Вирамайна сидел, как будто бы опущенный в холодную воду. В одной руке – письмо, другая лежит на колене. Потом он прикрыл свободной рукой глаза и проговорил:
– Белый Коготь, это же Данька Белый Коготь. За что мне тебя прощать, глупый ты человек? Я не понимаю… Что за чудеса без объяснений? Что за стиль письма?.. Дислексия? Дисграфия? Маразм? Шифровка? Ничего не понимаю!
– Ты его вспомнил? – спросил Ромка. – Моего деда? Вспомнил?
– Да как тебе сказать, – Мйар подпер ладонью щеку, – я знаю, будто бы нутром чую, что он был хорошим человеком и очень сильным колдуном. Это письмо – оно странное, да… Но, понимаешь, я точно знаю, что Данька был из таких… особенных людей, которыми хочется гордиться и которых никак не хочется отпускать из своей жизни. Такие производят впечатление надежности гранитных скал, и как будто бы даже знают, куда идти… и как из любой передряги выбраться.
