Текст книги "Край Ветров: некроманс"
Автор книги: Диэр Кусуриури
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 39 страниц)
– А с ним как? – спросил мальчик.
Камориль снял с себя порванную в нескольких местах серую майку, и, растянув ее в руках, произнес:
– В юбочке походит! Буди!
– Ах вот почему мне пришлось тащиться через всю ту деревню полуголым и ловить на себе удивленные взгляды краснеющих старушек, – протянул Мйар.
Камориль всплеснул руками:
– Как будто бы те старушки голых мужиков в жизни не видели! Стало быть, их что-то другое в тебе смутило… – потом осекся. – Стоп. Это все, что тебя заинтересовало в моем рассказе?..
Мйар не знал, что сказать. Вымолвил все же, подумав:
– Ну, мне кажется, что я должен… тебя… вас поблагодарить, ребята. Вы спасли меня от этой страшной Мертвари…
– Кажется, он не понял, – произнес Эль-Марко, лениво помешивая остывший чай. – Или делает вид, что не понял.
– Я тоже кое-чего не поняла, – произнесла Мари. – Я тут кое-что посчитала на салфетках… – Мари запнулась. – Ну…
– Смелей-смелей, что там ты насчитала? – подбодрил ее Камориль, глядя заинтересованно.
– В общем… – Мари справилась с собой. – Учитывая дату окончания войны, выходит… Что вам, Камориль, шестьдесят, а тебе, Эль-Марко, тридцать семь лет, – Мари говорила все более тихим голосом, и «семь лет» прозвучало почти не слышно. – Вот.
Эль-Марко вздохнул и сказал успокаивающе:
– Я тебе потом как-нибудь это все подробно объясню. Я же целитель… Это у меня в крови. А сейчас все в порядке, переходить на «вы» не надо, и… ну…
– Это все, что ты насчитала интересного? – осведомился Камориль.
– Нет, – ответила Мари. И спросила чуть более уверенно: – Еще… еще мне немного непонятно, как… то есть, если отец Николы погиб тогда, у пика Сестрицын Зуб, то как Никола могла родиться через четырнадцать лет после его смерти? Или ей тоже намного больше? Может, она в…
– Нет, мы не вампиры, – ответил Камориль, – никто из нас не вампир. Про Константина и Николу – это тоже отдельная история, я тебе как-нибудь расскажу, что знаю, хоть тут у нас опять все мутно и уверенности нет… Но, если вкратце, то именно из-за этого Константин Рэбел сунулся на ту охоту, – Никола и ее мать были его причиной.
Никс же уже давно спала, свернувшись клубком в углу кухонного дивана.
Как и в давешнем рассказе Камориль, за разбитыми кухонными окнами едва-едва начинал просыпаться рассвет, все еще очень молодой. Чай наливали в пятый раз, а абсент давным-давно кончился и был заменен карамельным ликером.
– Ну, в общем, понятно, – произнес Мйар. – Этот Зорея проявился и решил, что налажал, и Камориль стоит все-таки найти и убить.
– Нет, не думаю, – некромант покачал головой. – То есть… меня он решил стукнуть заодно. Но если он что и понял, – так это то, что его «Мертварь» жива, и ходит по земле, и пьет с нами чай, вот прямо сейчас.
– То есть, ты хочешь сказать… – медленно поговорил Мйар, – что… Ну, да, да, ты же так с самого начала и сказал… но я заслушался и перестал как-то себя ассоциировать с этим монстром, которого ты описал… Но ведь… Ох ты ж… Мне кажется, мне надо пойти и немного все это обдумать, посидеть в душике одному, взвесить все «за» и «против»…
– Никуда ты не пойдешь, – устало, но твердо произнес Камориль. – По крайней мере, не сейчас.
– Но как же…
– Можешь истерить, бить посуду, калечить юных дев – твори, что хочешь, но потом, а сейчас мы должны сесть и решить, что нам делать дальше, как найти Зорею, убить его особенно извращенным способом и при этом убедить всех остальных в том, что это он – чокнутый психопат-извращенец, сошедший с ума на старости лет.
– А я вот тоже кое-чего не понял, – произнес Эль-Марко. – Что именно произошло там, в… Мертвари? Этот золотой демон… Что это были за миры, по которым ты гулял? И, кажется, ты о чем-то умолчал, я прав?..
– Мне кажется, это был мир снов, или, как его еще называют, морок, – медленно поговорил Камориль. – Там места и события не связаны хронологически, и даже просто логически не связаны… это что-то такое… многомерное, тяжелое для восприятия и смутно годящееся для понимания.
– Мне даже страшно предполагать, о чем он мог умолчать, – Мйар отстраненно покачал головой.
– Когда ты так говоришь, – улыбнулся Камориль, – мне начинает очень нравиться ход твоих мыслей. И если я правильно понимаю, что может тебя пугать, то нет – не было этого. А я понимаю правильно.
Мйар глянул на Камориль яростно. Некромант расплылся в еще более широкой улыбке.
– Так это вы уже тридцать лет… – проговорила Мари и запнулась.
– …знаем друг друга, – подсказал ей некромант. – Да. Немалый срок. Целая жизнь, а? А как будто вчера было.
– Нет, мне определенно сложно это понять, – призналась девушка, – и в это поверить тоже.
– Ну, давай рассудим, раз уж заговорили, – Камориль все так же загадочно улыбался. – Вот у тебя есть друг или подруга, кого ты знаешь хотя бы десять лет?
– Ну, есть, – произнесла Мари после небольшой заминки.
– И за эти десять лет разве ты этого друга или подругу узнала до конца? Разве все темы обговорила, все истории услышала, обо всем поспорила? А сколько всякого вы пережили вместе? И вот теперь, всё это неузнанное и необсужденное, невыраженное и непопробованное приплюсуй к пережитому, вместе съеденному, увиденному и выпитому. И ты получишь тридцать лет.
– Если так рассуждать, то этот срок уже не кажется таким… ужасающим, – согласилась Мари.
– Помню, в мои восемнадцать мне тридцатилетие казалось началом конца, – улыбнулся Эль-Марко.
Мари встрепенулась – вероятно, хотела спросить, откуда взялась цифра «восемнадцать», но передумала.
– Итак, мы отвлеклись, – Камориль оглядел неспящих, собравшихся на кухне. – На повестке дня… ну, все поняли чего на самом деле повестка, – у нас два вопроса: как найти Зорею и как его убить.
– Убить? – переспросила Мари.
– А что ты предлагаешь? – Камориль сделал удивленное лицо. – Может быть… отшлепать?
– Нет, ну… сдать властям каким-нибудь…
– Деточка, ты не понимаешь разве, что этот человек куда-то уволок твою бабку только за то, что она имела счастье общаться с Мйаром? Тут полумеры не помогут. Ты бабку найти хочешь или где?
Камориль смотрел на Мари вопросительно, не моргая, а девушка была к его взгляду пока что непривычная, оттого замялась.
– Хочу, – наконец сказала она. – И я попробую найти ее во сне, как только… смогу поспать и… и еще мне свечей надо несколько…
– Свечи я тебе дам, – кивнул Камориль, – но только ты сперва нам расскажи, как ты нас тогда нашла. Когда с велосипеда свалилась.
Мари устало улыбнулась:
– Ох… Это наше, девичье заклятье… называется «Суженого След», – простейшее и, наполовину, развлекательное… Но я тогда его одно только и колдовала на протяжении трех часов, раз сто подряд, наверное, потому меня в обморок и уложило, как мне теперь кажется. Иначе я вас найти бы не смогла.
– И как оно колдуется? – заинтересовался некромант. – Заметь, я не спрашиваю, на кого из нас ты ворожила!
– Спасибо, я ценю, – улыбнулась Мари. – Колдуется… колдунья вероятностей подбрасывает монетку особым образом. Куда монетка упадет (относительно колдующей) – строго туда надо идти, чтобы, значится, найти суженого. Если монетка падает решкой – надо оставаться на месте, суженый сам тебя найдет. Колдовать не обязательно на мужчину или женщину, к кому вас романтический интерес. Главное, чтобы этот человек был важен, значим и вызывал, соответственно, эмоции.
– А кто-нибудь, интересно, пытался «Следом Суженного» найти Потерянного бога? – задумчиво проговорил Эль-Марко.
– О, это самый веселый момент заклинания, – оживилась Мари. – Если колдунья вероятностей, это заклятие творящая, неверующая – то монетка встает на ребро – почти всегда. А если верующая, то монетка попросту пропадает. Как бы, теряется, – но вероятностные верят, что она на самом деле исчезает, как бы вслед Потерянному.
– А если монетка начинает вращаться волчком? – спросил Камориль.
– Это в любом случае плохой знак, – Мари покачала головой. – Это значит, что суженого лучше не искать – во избежание.
– И это правда работает? – усомнился Эль-Марко.
– Ну, вас же я нашла, – Мари отхлебнула остывшего чая. – Да, понимаю, эта магия очень простая в сравнении с тем, что обычно используете вы, но… она тоже имеет место быть.
– Точно! Все гениальное – просто! – Камориль аж встал со стула. – Значит, так! Мари! Кидай свой «След Суженного» на Зорею. Я пойду, карту поищу и линейку! А потом пойдем куда-нибудь на пару километров отойдем – и снова бросишь!
– Однако, вариант, – девушка полезла руками в небольшую сумочку, что носила на ремешке, перекинутой через плечо. Но потом остановилась. – Может, правда, не сработать… Если честно… ну… мне этот Зорея – безразличен.
– После всего того, что ты услышала? – ахнул Камориль.
– Ну, если на каждого дурака обращать внимание – никаких нервов не хватит, – Мари повела плечом. – К тому же, я его не видела, и еще, даже несмотря на все аргументы, мы ведь, как бы, не уверены, что это именно он… Но я попробую. Может и сработает. А может, и нет. Я, к тому же, что-то как-то… очень устала, знаете…
– Так, провозглашаю торжественный отбой, – это со своего стула встал доселе молчавший Мйар. – Разберемся с этим всем завтра. Ну, то есть, сегодня, но хотя бы часов через шесть. Если не сработает гениальный топографический план Камориль – придумаем что-нибудь еще. Я попробую взять след ползучих бестий. Или к секретарше Абеляра пойдем, заглянем ей в рабочий глаз, может, сумеем связаться с этим, судя по всему, лояльным к нам чтецом и у него что-то узнать… Или я пойду к этим вашим чтецам в этот их смешной офис, и пускай пеняют на себя…
– Они все психопаты, Мйар, они не сумеют расстроиться, даже если ты их всех загрызешь, – Камориль покачал головой.
– Ты, – Мйар устремил на некроманта тяжелый взгляд, – давай, устрой, как обещал, в подвале нормально Эль-Марко, Никс и Мари. – Потом Мйар перевел взгляд на Кападастера: – Николу донесешь, не будя?
– Донесу, – кивнул Эль-Марко.
Мйар снова обернулся к Камориль и сказал твердо:
– А потом возвращайся сюда.
– Так точно, – ответил некромант, и в этот раз не понятно было, смеется он или нет.
Ну вот, наконец мне удалось разогнать их всех с кухни.
Камориль – ладно, фиг с ним, паяца из него не выбить ничем, он даже на смертном одре, буде такое вдруг произойдет, будет рассказывать басни, напевать лирические частушки и подмигивать особо симпатичным скорбящим обоих полов. Мог же вполне свою историю вместить в три фразы, без всех этих художественных аллегорий и описаний темноты леса, которые «для пущей атмосферности». И мог, на самом деле, при Мари все это не рассказывать. Мне даже кажется, что он, пожалуй, специально это все рассказал именно так, и именно при ней. Зачем?.. Чтобы она получше поняла, с чем и с кем имеет дело?.. И могла, получается, сама решать, нужна ли ей будет вся эта радость после того, как.
Ведь когда-нибудь это все прекратится и жизнь станет снова спокойной и размеренной.
Хоть я и тот еще олух, но от меня не ускользнула та тонкая, едва заметная перемена, которая произошла в отношениях Эль-Марко и Мари. И, да, это очевидно – отношения. И снова прощай, Мйар.
Не увидеть этого невозможно. Не услышать – да, но когда все так очевидно… Эти прикосновения, – которые как бы ненароком, но такие естественные и такие частые… Так юноши касаются девушек, которые им правда нравятся и которых они хотят касаться. Даже такие молчаливые и все из себя загадочные, как Эль-Марко. И все, вроде бы, логично, и все, вроде бы, хорошо – он прикоснулся к ее душе, и что-то пошло так, и все оказалось просто, как и должно быть, когда любовь, стало быть, настоящая. А не такая, как все те эрзацы, которыми судьба потчует меня, как будто бы пробуя то так, то эдак сломить, доказать мне мою чуждость и ненужность. И мне не на что обижаться и нечего им предъявить. И я почему-то принимаю такое положение вещей на удивление спокойно. Может, расстроюсь еще как-нибудь потом. Может, психика сказала «хватит с тебя на эти сутки». А может, я смогу и порадоваться за них чуть позже, когда станет проще думать, – ведь они оба добры, хороши и, в общем-то, не чужие мне люди… Если могут быть люди мне не чужими, в свете эпического повествования Камориль.
Я выплеснул в лицо еще воды и уставился на свое отражение в зеркале.
Пока Камориль презентовал нашим блондинкам один из укромных уголков своего подвала, неудачно стилизованный под пляжный домик, я все же дошел до душа и всячески предался омовению, но не горячей водой, как обычно, а чередуя ее с холодной. Контрастный душ – то, что я не люблю больше тушеных кабачков, – но сейчас он как раз кстати.
Я смотрел на себя – какой я есть, – в который уже раз, – и понимал, что, в принципе, давно к себе привык, хоть мне и казалось раньше, что что-то мироздание напутало с душой и ее сосудом. Пожалуй, если б у меня рыжих волос этих не было – я б такие хотел. Это будучи из меня растущими они меня немного смущают, а так… хорошо же, как будто бы тепло всегда и везде с собой, не далеко.
И вот этот я – то ли плод, то ли суть огромной смутно убиваемой твари, способной взрывать мыслью поглощающих, создавать иллюзии и перемещаться скачками сквозь материю и время? Я? Ну нет. Это… в это сложно поверить. Даже учитывая, что Камориль незачем врать. Да, я не человек, но не настолько же… Если все так, как рассказал некромант, то я чужд не только людям, с которыми у меня так странно складываются отношения, но и самому миру… И что же мне с этим делать, если я не старею? Может быть, когда истекут нормальные человеческие лет сто и ничего не изменится, мне попробовать найти себе смерть? Ведь, чтобы стать человеком, надо им быть… А что, если у меня, например, какая-нибудь специальная судьба и это «бессмертие» дано мне не просто так? Ох, ну и мысли. В их свете непреодолимая человеческая смертность как раз и кажется благословением. Этакий последний дар мироздания, лишающий тебя надобности исступленно решать, быть дальше или нет. Срок, в который все надо успеть. Окончание письма без постскриптума, где, поставив точку, ты можешь вздохнуть и оглядеть написанное как что-то цельное, завершенное, имеющее границы, и в этих границах гармоничное, композиционно уравновешенное.
А жить, не зная, сколько еще тебе мучиться – хотя бы примерно, – это ж ничто иное, как вечная молодость с ее душевными метаниями, неуверенностью и болью. А молодости положено проходить.
И все это замечательно, конечно, но лучше б я обо всем этом не думал.
Я стер остатки запекшейся крови со лба и еще минут пять потратил на то, чтобы отмыть шею и уши. Как-то все остальное легче далось.
И, кстати, в этот раз я отрегенерировал скорее, чем обычно. Может, это от того, что в последнее время мне стало чаще прилетать по голове, – а организм взял да и адаптировался.
Конечно, спать после всех этих драк и треволнений хотелось безумно, но у меня был еще один нерешенный вопрос.
Я вернулся на кухню и сел ждать Камориль. Некроманта не было минут десять, потом еще десять, а потом я все же услышал звук шагов со стороны гостиной. Но до кухни шаги так и не добрались.
Я встал со стула и сам прошел в гостиную, и обнаружил некроманта сидящим на его любимом красном бархатном диване, в этот раз – без сигареты и с видом крайней растерянности. Камориль поднял на меня удивленный взгляд и снова уставился куда-то в пол.
– Эй, ты чего? – спросил я.
– Лунь, – ответил Камориль.
– Что «Лунь»? Она… м-м, я даже не могу предположить, что с ней могло…
– Пока мы чаевничали и я глаголил увлекательную историю нашего с тобой знакомства, Лунь стянула портьеры, которые не забрала Вера, и утащила их наверх в одну из незапертых комнат. У меня там кровать под балдахином есть… еще одна, да. Ну и вот, она там свила гнездо и не хочет оттуда уходить.
Я улыбнулся.
– Но это не самое страшное, – продолжил Камориль. – Она… Мйар, она сожрала мою шубу.
Камориль уставился на меня растерянно, очевидно, ища поддержки.
– У тебя… есть шуба? – спросил я не менее удивленно.
– Проклятье, Мйар, почему тебя всегда удивляет какая-нибудь фигня? А ничего, что Лунь – по сути, моль?
Я встряхнул головой. Присел рядом с Камориль на диван.
– Не расстраивайся, – сказал я. – Точнее… Ты уж, как знаешь, но я б на твоем месте не горевал. В свете более глобальных событий.
– Конечно, «не расстраивайся», – передразнил меня Камориль, кривляясь. – Еще мне не хватало сносить такие потери стойко! Как эта твоя блондиночка: «…мне безразличен Зорея, ничего я не наколдую!». Мйар, этот мир болен безразличием, бесчувственностью, равнодушием. Мне кажется даже – ну вот сейчас возьму я все артефакты, что у меня по сейфам распиханы, и пойду людей убивать – и что? Ну, найдут меня поглощающие через дня три, загребут, показательно осудят и показательно казнят – и кто будет плакать? Кто обо мне вспомнит? Даже учитывая мою достаточно активную общественную жизнь и тот факт, что охочих до некромантского тела есть, – все равно, кто по-настоящему расстроится, Мйар? Разве что Эррата… какая-никакая, а семья. Мне, пожалуй, стоит пересмотреть свое к нему отношение и позвонить в лечебницу, попросить, чтобы ему режим чуть менее жесткий назначили…
– Не дави на жалость, – буркнул я. – Я тоже никому особо-то не нужен.
– Неправда твоя, ты нужен мне, – Камориль произнес это твердо и быстро, не замешкавшись ни на секунду, на меня при этом, правда, не глядя.
Я вздохнул. А потом рассмеялся. Потер лоб одной рукой, отводя упавшие на глаза волосы.
Камориль насторожился. На нем всегда так ярко проступают его эмоции, – ежели они у него случаются, – корежа его подвижное лицо совершенно нещадно, так, что это меня, пожалуй, даже умиляет.
Никак не могу поверить… поверить и осознать: неужели я правда имею над ним эту власть, которую не хочу принимать? Которой я не желал и не просил… А чего он от меня ждет в ответ? Хватит ли ему (в качестве платы за все труды его и заботу) простого телесного контакта? Или, может, он хочет добиться от меня, в конце концов, каких-нибудь возвышенных клятв типа тех, что дают друг другу юные влюбленные мальчики и девочки? Которые, значится, будут свидетельствовать о наличии глубоких и настоящих чувств… Мол, ежели мир безразличием болен, то, может быть, я, явившись откуда-то извне, не таков?
Чего же жизнь тебя ничему не учит, старый ты, глупый некромант, запутавшийся, потерянный, как и я, не решающийся отбросить все и повзрослеть… Как же ты не понимаешь, что я твоей испепеляющей любви не достоин, не заслуживаю, не потяну, не смогу принять. Попросту не сумею. И не смогу ответить на нее так, как ты того хочешь. Даже если сам этого захочу.
– Я тебя обратно попросил придти не просто так, – сказал я.
Камориль вздернул брови:
– Излагай.
– Видишь ли… – я помолчал немного, – меня заинтересовала кое-какая, на первый взгляд, малозначимая деталь твоего повествования.
– Ну, я все без утайки рассказал, – сообщил Камориль. – Разве что, лексикон Зореи слегка смягчил, но не думаю, что это может как-то…
Я приобнял его за плечи и потерся носом об его шею под самым ухом.
– Ох ты ж ёжик, – вырвалось у вздрогнувшего Камориль.
Движения некроманта стали резкими, его как будто бы парализовало.
– Расслабься, – сказал я, не отстраняясь, – драка плюс алкоголь, помнишь, да? Рецепт «доступный Мйар», употреблять горячим, внутрь.
– Рецепт «Верните мне мою недотрогу, сволочи!» или «Кого же мне потом добиваться?», если уж мы шутим на эту тему, – проговорил некромант, таращась на меня искоса, как на больного. – С тобой точно все в порядке?.. Мйар?
Я немного надавил ему на плечи, укладывая на диван. Сам остался сидеть. Стал водить пальцами по его выпуклым острым ключицам, иногда проникая под ворот рубашки и оттягивая ткань вбок. Расстегнул верхнюю и следующую за ней пуговицы.
Сердце у некроманта сейчас бьется так, что я его прекрасно слышу. Метаболизм ускоряется востократ. Он теплеет, весь целиком и отдельными, особо чувствительными местами, и даже становится чуть менее бледным. Но руки фальшивые пока ниоткуда не лезут – ему страшно.
Я стал гладить бешено колотящуюся венку на его шее, а потом провел черту по скуле, сверху вниз. Камориль, как и много дней назад, совершенно по-кошачьи потянулся за моей рукой.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты похож на кота? – спросил я.
– Я и есть кот, – ответил Камориль, запрокидывая подбородок и подставляя моим пальцам нежное горло. – Местами… Ты даже не представляешь, какими именно… Хотя… Хочешь, покажу?
– Пушистостью булок ты меня не удивишь, – я стал почесывать ему за ухом, раз уж такое дело.
– Да ну тебя, я ж вовсе не об этом-м, – произнес Камориль, и эта фраза таки закончилась сладостным полувздохом-полустоном.
– Так вот, о чем я хотел поговорить, – произнес я, продолжая ласкать некроманта правой рукой, впрочем, не опускаясь ниже ключиц и не задевая губ. – Хорошо, предположим, все так и было, а я и был – та огромная черная тварь, и потом тот бешенный хвостатый монстр тоже. Но… скажи мне, какой тогда был месяц?
Камориль посмотрел на меня из-под полуприкрытых век:
– Июль, – сказал он, – самая середина лета.
– Понятно, – проговорил я, проникая под его рубашку левой рукой, снизу, нащупывая место слияния хитина и мягкой прохладной кожи. – Середина лета, говоришь…
Некромант выгнулся мне навстречу. Гибкий какой. И правда, частично – кот.
– Эй, Камориль, а что ты делаешь с моими пальцами? Зачем ты берешь их в рот? Я их, конечно, помыл, но облизывать…
Я провел большим пальцем по его влажной нижней губе.
– Ты что, решил поиздеваться надо мной? – спросил Камориль. – У тебя отлично выходит, продолжай.
Я склонился над ним, отнял руку от лица некроманта и провел ладонью по внутренней стороне его бедра.
– Значит, все, чего ты хотел эти тридцать лет, – я прикоснулся к нему там, где он уже стал ненормально горяч в сравнении с обычным своим состоянием, – это чтобы я полюбил тебя?
– Вполне нормальное желание, – Камориль попытался сохранить лицо, но губы его предательски задрожали. – Да что ж ты такое делаешь, демон! Другие вон… хотят приблизить конец мироздания, сообразить геноцид, стать всемирно известными, мира во всем мире и прочее… в сравнении с ними мое желание вполне адекватно и невинно, пожалуй, даже честно…
Я наклонился к нему еще ниже и прошептал на ухо, слегка задевая его губами:
– Ну вот, как раз тут у нас есть небольшая проблема. Видишь ли… Мне кажется, я убил свою прошлую любовь. Сам понимаешь, насмерть.
Камориль резко сел. Рубашка на нем была уже полностью расстегнута, так что он начал ее поспешно застегивать, смотря на меня со смесью недоверия и негодования:
– Я, конечно, люблю классические сюжеты, – сказал он, – но оказаться одним из персонажей средневековой пьесы о любви до гроба я отказываюсь. Если только любовь не на гробу, – уточнил некромант. – Гм. О чем это я. Мйар, о чем это ты! Опомнись, что ты делаешь? Это точно ты? А как же Мари?
– Пропала Мари, как это с ними, юными красивыми девочками, часто бывает, – ответил я. – А со мной все в порядке. Разве что, за время пребывания в этом мире я заразился от него этим самым безразличием.
– Но, Мйар… Я ждал того, что не случится никогда… И вот, оно произошло – и мне не верится. Скажи мне честно, что же с тобой должно было статься, чтобы ты… сам… своими руками… прикоснулся ко мне… так?..
– Просто я подумал, что, может быть, тебе будет приятно.
– А я ведь, между прочим, и обидеться могу, – заявил Камориль.
Я ничего ему не ответил.
– Так кого ты там любил-убил? – все-таки спросил некромант.
– Судя по датам, озвученным тобою и по той информации, что мне предоставила Элви, я… не знаю, в каком я был состоянии, и что было раньше, – убийство или мое обращение этим могущественным существом, на которого ты «охотился» – но что-то подсказывает мне, что это именно я убил Варамиру, бабушку Романа и жену Даньслава. И, исходя из этого, я понимаю, что, вероятно, единственное, что может мне… точнее, нам помочь в этом деле, – это моя память, которую настало время вернуть.
Я поглядел Камориль в глаза, и увидел в них яростное, отчаянное нежелание перемен.
– Я – это только я, – ответил я ему на невысказанный вопрос. – Каким бы ни был. Так что, ежели все те чувства, о которых ты заявлял мне не раз, настоящие – то… для тебя ничего не изменится.
– Ну ладно, ладно… что тебе рассказать про… этого человека? – сжалилась Варамира.
– Почему ты называешь его «этот человек»? – спросил Ромка первое, что пришло в голову.
– Видишь ли, я не умею запомнить его имени, – ответила женщина.
– Его зовут Мйар Вирамайна, – напомнил мальчик. – Мйар Вирамайна Зубоскал.
– Как-как? Можешь не повторять. Это имя просто не укладывается у меня в голове. Как только ты его произносишь – я его начисто забываю. Такие вот издержки… слепого узла.
– Того заклятия, которым дед отрезал тебя от него? – уточнил Роман.
– Нет… завязал. Судьбоплеты не умеют отрезать нитей, – они их только протягивают, перевязывают или, как в нашем случае, завязывают узлом так, чтобы у этой истории не случилось продолжения.
– То есть вы, как бы, все еще связаны, но между вами «слепой узел»?
– Ну, ты же помнишь, что все это – аллегории, и что нужно это видеть, чтобы это понять.
– Угу, – Ромка помолчал. – Так что этот «слепой узел» означает именно? Ты не помнишь его имени…
– Не вижу его и не могу ему ничего сделать. Даже за щеку потрепать…
– Даже если руку твою кто-то к его щеке поднесет?
– Нет, тут произойдет подмена нитей, и моя рука перейдет в другой класс операнд. Но суть такова: это действие никак не зацепит его судьбы и участи напрямую. Может быть – как-то крайне косвенно, а чем более косвенно – тем меньше. По сути, «слепой узел» ограничил судьбу так, что даже возможность непрямого воздействия на этого человека стремится к нулю. То есть, теоретически, что-то придумать можно. Но практически – почти невозможно.
– Но почему при всем при этом ты помнишь о нем, пока он не убежал из лагеря?
– Точно не скажу… Но смотри: это было до «слепого узла» и до окончания войны. Мне даже кажется, что тот, кем он был и тот, кто вернулся с Севера – разные люди.
– Ага… Ну и тогда, выходит, он тебе тоже ничего не может сделать?..
– Тут все немного сложнее, – ответила Варамира. – Как-то раз он… уже кое-что предпринял. Но я даже не знаю, как бы так тебе об этом рассказать, чтобы не соврать. Давай, кушай кашу. Мы, что ли, зря ни свет ни заря поднялись? Сейчас доешь и двинемся.
– Куда двинемся? – спросил Ромка, покончив с овсянкой. – Пешком?
– Нет, поплывем.
– Так а куда?
– Увидишь.
– Баб Варя, ты, конечно, хорошая, но почему ты мне ничего не рассказываешь?
– Прости, привычка. Детство и юность у меня были тяжелые – расскажу как-нибудь, скрытность въелась мне в самую кость. А поплывем мы с тобой на Шелковичный остров.
– А там что? – тут же осведомился Ромка.
– Узнаешь, – улыбнулась Варамира.
Большего от нее добиться не удалось. Ромка встал с высокого табурета и отнес тарелку в мойку. Поставил. Задумался.
– Посуду мыть? – крикнул он вслед убежавшей куда-то в другие комнаты Варамире.
– Оставь так! – донесся ее ответ.
Ромка хмыкнул, потер запястьем нос и двинулся наружу.
Дом Варамиры стоял почти на самом берегу. Ромка не видал еще домов, стоящих так близко в воде (лодочные гаражи – не в счет), и ему казалось, что жить в таком – опасно. Здание, тем не менее, выглядело вполне надежным, в стенах его не наблюдалось трещин, разве что металлический настил крыш кое-где поела ржавчина. Флюгер в виде петуха проворачивался без скрипа. Тут и там у основания дома из песка проглядывали округлые стесанные глыбы, большие, серо-зеленые. Песок здесь был желтый, крупный, и, если посмотреть на просыпающееся солнце, то можно заметить, что песчинки сияют чуть ли не ярче моря, покрытого легкой рябью.
Несильный ветер трепал Ромке челку. А внутри у него рокотал самый настоящий девятый вал. Но он никак этого не показывал. Было нельзя.
Вскоре из дома вышла Варамира, одетая в чуть более практичную одежду, чем при их первой встрече, но все равно брюкам женщина предпочла юбку. За плечом у нее висел спортивный рюкзак. Она захлопнула дверь и повесила на нее навесной замок. Закрыла его. Ключ положила в карман.
– Ну, пошли, – сказала «бабка», обернувшись к Ромке.
Когда Роман поравнялся с ней, Варамира приобняла его за плечо:
– Герои романов уходят в закат, и на том их истории заканчиваются, – сказала она, – а мы с тобой идем в рассвет, а это значит, что наша история еще только начинается.
– Любите вы, взрослые, всю эту лабуду романтическую, – пробурчал Ромка, улыбаясь немного натянуто. – А чего, кстати, на рассвете надо идти?
– Потому что днем будет слишком жарко, – объяснила Варамира.
Они обошли дом со стороны моря, спустились по пологим камням к небольшой заводи. На волнах плавно покачивалась синяя весельная лодка компактных габаритов, то и дело ударяясь об автомобильные шины, прикрепленные к деревянной пристани. Привязана она была желтоватым ветхим канатом к толстой металлической скобе.
– Запрыгивай, – скомандовала Варамира.
Ромка, легко поймав ритм движения лодки, забрался внутрь. Варамира кинула в лодку рюкзак, отвязала трос и, толкнув суденышко в морские объятия, забралась туда сама, лишь слегка замочив подол. Первое время Варамира отталкивала лодку от песчаного дна одним из весел, а потом взяла второе весло, установила оба в крепления и стала грести, иногда оглядываясь и проверяя, происходит ли движение точно на восток.
– А долго до него, до этого Шелковичного острова? – спросил Ромка.
– Часа три, – ответила Варамира.
– Три часа грести? – удивился мальчик.
– Ничего, не заржавею.
Ромка покосился на нее подозрительно.
– Не волнуйся, все в порядке, – успокаивающе произнесла Варамира. – Все, как надо.
– Так а… – Ромка замешкался, – может, раз есть время, ты мне таки расскажешь, что помнишь, о «том человеке»?
– Ты хочешь, чтобы я гребла и рассказывала?.. – хмыкнула Варамира.
– Ну… Давай я погребу, а ты расскажешь. Пока буду грести – ты будешь рассказывать.
– Договорились, – улыбнулась «бабка». – Сейчас от берега чутка отойдем, и поменяемся местами.
Так и сделали.
Варамира относительно долго смотрела куда-то в морскую даль, гнула тонкие пальцы на правой руке, теребила какое-то серебряное кольцо. Ветер дул сбоку, ни на секунду не оставляя в покое ее длинных вьющихся волос, постоянно норовя хлестнуть ими посильнее шею или лицо.
– Нам довелось жить в очень сложном и очень красивом мире, – начала она, – и ты об этом еще узнаешь. Поймешь, так сказать, всю глубину вопроса.
– Да я уже понял, что как-то все неспроста, – хмыкнул Ромка, не прекращая грести.
– Ну да, плохо начала. Стандартно. Не хватает мне смелости прямо взять и начать с важного, с фактов. Ну, а чего. Попробуем так… Значит, мы жили в деревне – я и пять моих сестер. Учиться пошли, все дела. Я пошла на исторический факультет, – ничем мой выбор обоснован не был, просто вышло так. И там меня заметили. И тогда же началась война. Тогда… да и сейчас так порою происходит, – опасно было задавать вопросы, и уж тем более противиться приказам, пришедшим с таких, образно говоря, вершин. Я не знаю, чем они руководствовались при отборе, – но по итогам я оказалась транспортирована в некоторое помещение, выглядевшее стерильным, вместе с еще двадцати девятью девушками примерно моего возраста. Перевозили нас в закрытом транспорте, так что я не знала, где нахожусь, разве что, мне было понятно, что место это достаточно далеко от моего дома. Мы стали проходить какие-то письменные тесты…
