Текст книги "Край Ветров: некроманс"
Автор книги: Диэр Кусуриури
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 39 страниц)
Мартин Майн вздохнул. Посмотрел на Ромку с сочувствием:
– Ну… ты уж прости, что я не придумал плана получше. Я старался найти какой-нибудь еще путь, но тщетно. В этом мире она бессмертна. А ключом от всех дверей, кроме одной, может пользоваться только владелец Духа Огня, и только этот ключ может запечатать один-единственный проход между мирами. И, так уж вышло, не изнутри.
– Патовая ситуация, – тихо проговорил Ромка.
И все бы ничего. Вот только он чувствовал, что не готов жертвовать собой. То есть, чудеса – чудесами, морок – мороком, и обитателей родного края, конечно, надо бы защитить от судьбоеда, но…
– Я вижу вполне понятное сомнение в твоих глазах, – произнес Мартин, внезапно оказавшись намного ближе, чем был.
Ромка вздрогнул под пронзительным взглядом ярко-зеленых, почти изумрудных глаз.
– Но я еще не все тебе сказал, – Мартин ухмыльнулся. – Не дрейфь. Ты успеешь выбраться обратно прежде, чем я закрою иной мир на замок. Иначе – обещаю, – я не стану его закрывать.
– То есть, я отведу ее туда, каким-то образом там оставлю, а потом вернусь обратно, и тогда… – пробормотал Ромка.
Набежал легкий ветерок, принесший несколько лепестков темного пепла, бросивший красные космы Мартина ему на грудь и шею. Мартин взял светящуюся флейту в одну руку, и та, моргнув, снова стала гитарой. Мартин повесил ее на плечо. Он смотрел куда-то за Ромку. Мальчик обернулся: из тумана вышла Варамира. Лицо ее было все так же напряжено, а взгляд – целеустремлен.
– Ты зачем вперед убежал? – спросила она у мальчика. – За мной иди! Мало ли. Тут же белые волки! Ты разве не видел?..
– Иду, иду, – нетвердо произнес Ромка, боясь, что Варамира раскусит уловку.
Но она, обойдя его, двинулась вперед, даже не глядя на Мартина.
Обошла диван и снова скрылась в красноватом тумане.
Через несколько долгих, как жизнь, секунд, Мартин сказал:
– Ну?.. Да или нет?
Ромка молчал. У него в голове никак не могло уложиться кое-что… Мартин, конечно, не судьбоед. Он, судя по всему, и правда – могущественный маг, раз связал дорогу узлом, а судьбоед не чует и ведется. Он предлагает очень странный и пугающий способ избавиться от Варамиры. Притом этот способ явно не безопасен – насколько могут быть безопасными подобного рода дела. А вдруг, если Ромка согласится, то не успеет выбраться прежде, чем Мартин закроет проход между мирами? Что это будет за проход? Сверкающий овальный портал в сантиметре над землей? Или озеро какое-нибудь, или колодец… И что это будет за мир? Если Варамира останется там, то, выходит, она будет приносить зло существам, живущим за гранью… Как-то все крайне непросто. А ощущение создается, что решать надо прямо сейчас.
– Безвыходная ситуация – это та, очевидный выход из которой нам не нравится, так? – проговорил Ромка, медленно поднимая взгляд на Мартина. – И… мне всегда хотелось узнать… Что будет, если Варамира получит свои силы обратно? Каким именно злом она обратится? Какую опасность таит она в себе?
Мартин сжал губы в тонкую полосу. Вдохнул через ноздри. Выдохнул. Плечи его ссутулились, волосы упали на лицо. Наконец он заговорил, улыбаясь горько:
– Ну да, да, конечно. Дети… Люди. Людские дети никогда не любили историю. Я сам таким же был. Правда. Так что… Разреши опустить краткий экскурс в историю континента и попробуй вспомнить, кто развязал Войну Причин, и почему вообще она началась.
Ромка молчал.
– Честно говоря, я никогда не мог понять, почему и зачем войны вообще происходят, – признался мальчик. – Почему люди подчиняются приказам своих главнокомандующих? Зачем все это? Почему выбирают быструю смерть, даже пускай их жизнь не похожа на горячий шоколад? Нет, мне всегда сложно было это понять. И я не помню, почему началась Война Причин.
– Ну, что люди… пирамида власти, парадигма насилия, агрессивный кровавый альтруизм, все дела. Это у человека в крови, – Мартин вздохнул. – А что касается Варамиры – так знай: она очень любит жизнь и любит жить. До крайности. Ей кажется, что наиболее жив человек на грани смерти, в душевном порыве, на пике неразделенной любви, когда он буйствует, ярится, решается, кричит и стонет. И самой ей тоже хочется вершить судьбы, и чем глобальнее – тем лучше. Более сорока лет назад она, при помощи своей особенной силы, добилась крайне высокого положения при дворе и надоумила принца развязать войну. Тогда магия слова была еще в ходу, и ей не стоило больших усилий найти чтеца, который бы помог ей восстать… Ах да, принц сошел с ума и, покуда она не успела забрать все его силы, заколол ее во сне. Восстав, Варамира возобновила свой путь наверх, в этот раз – забирая судьбы юных колдуний, избранных быть Мйару приемными матерями…
– Так она мне не врала про колдуний…
– Ни разу. Вот только ни одной из них, на самом деле, не судьба была поперхнуться куриной костью или сломать шею при прыжке в бассейн.
– А откуда вы все об этом знаете? – нахмурился Ромка.
– Дух Огня, – Мартин развел руками, – страшная сила, на самом-то деле.
В тумане позади снова прорисовался силуэт Варамиры. Выйдя ближе, она прикрикнула:
– Ну! Я же просила тебя не выбегать вперед! Это – морок, тут надо быть начеку!
– Да-да, я понял, – кивнул Ромка уже смелее, провожая Варамиру взглядом.
– Когда она пройдет здесь снова, я отпущу петлю, – сказал Мартин. – Решайся. Если ты не уведешь ее в другой мир сейчас, я убью ее просто так. У нас появится передышка сроком примерно в десять лет. Но потом дороги снова сведут нас, так или иначе.
– И это будет длиться вечно? – спросил Ромка.
– Это и так уже длится слишком долго. Намного дольше, чем следует.
– И ты говоришь, что я успею вернуться обратно?
– Успеешь, – кивнул Мартин.
Откуда-то снова подул ветерок. Но в этот раз он и не думал утихать. Тяжелые, горячие ветряные струи плеснули Ромке в лицо, откинули со лба густую челку, вздули футболку, как флаг. Ветер крепчал, сгоняя с плато красноватый туман, перекидывая кувырком мелкие осколки черного стекла.
– Врешь, – сказал мальчик.
С него, как лепестки сухих цветов, как крылья мертвых бабочек, стала слетать его внешняя оболочка. Образ, вытравленный ветром, был совсем иным. В мгновение ока на плато стоял уже не мальчик, но муж: высокий, статный, с простыми и правильными чертами лица. Он был одет во что-то свободное и белое вне стилей и времени. Единственное, что осталось от Ромки – длина и цвет волос, да глаза – темные, раскосые, хищные.
– И правда, очень давно не виделись, – произнес Даньслав, протягивая к Мартину руку: – Отдай мне ключ. Ты не вправе решать судьбы миров. Особенно – этого. Нарешался уже.
– Я был раньше тебя.
– И к чему это привело? – Даньслав обвел рукой вокруг себя, как будто бы там было что-то еще, кроме освещенного множеством лун черного стекла. – Ты оплошал и, поддавшись человеческой слабости, вырвал Сердце Мира. Мне же понадобилось много времени, чтобы понять, какова моя роль в этом всем. Только мы – я и судьбоед, – смогли вернуть на круги своя течение судеб и ход истории. Каждый по-своему, да, и пускай методы Варамиры – не самые лучшие… Но мы стали новой точкой опоры. Наша борьба – это ось волчка, единственное, что поддерживает равновесие.
– Ты всегда был не в себе, – прошептал Мартин, отходя на шаг. – Как и все, кто повелся с нею – ты сошел с ума, сам о том не подозревая.
– Мы не можем сойти с ума, – спокойно ответил Даньслав, делая шаг вперед и не опуская руки. – Дай мне ключ.
– Зачем ты вообще призвал меня? – вспылил Мартин. – Зачем выдрал из морока, к которому я давно привык?
– Ты был нужен мне для того, чтобы остановить Войну Причин. Мйар, к несчастью, оказался слишком… слишком человечен, чтобы обуздать Дух Огня, хоть и готов ради нас на все… Но мне нужен был такой, как ты, тот, кто уже однажды справился с Духом, кто объездил животное в последний раз. Вот мы тебя и призвали обратно, что уж тут непонятного? – Даньслав развел руками. – Радовался бы. Иначе, зачем ты запер себя в том дереве, если не для того, чтобы однажды ожить?
– Я вообще не планировал умирать, – Мартин фыркнул. – Сам знаешь – это была перестраховка, оказавшаяся… не бесполезной. И уж наверняка я не хотел возвращаться к жизни в искусственном, рукотворном теле, владелец которого – упрямый четырехлетний ребенок с неуравновешенной, сломанной психикой, который не может успокоиться, пока не свершит свой долг.
– Ты – на удивление болтливый и глупый маг, – произнес Даньслав, приближаясь к Мартину еще на шаг. – Хотя, казалось бы – столько жизней прожил, столько всего свершил, столько крови выпил, так долго владел Духом Огня… И ты – совершенно, удивительно не тот, кто мог бы помочь всем нам. Я-то думал, Исключительный Чародей будет… как бы так сказать? Более благородным, что ли?
– Кто бы говорил, судьбоплет.
– Я уже получил своё.
– Так какого же хрена ты сидишь в этом маленьком мальчике, старый кретин? Изыди из него! Исчезни! Растворись в мороке, как и положено мертвецу! Оставь мальчишку в покое!
– Ты же знаешь, я не могу. Иначе мы бы с тобой тут не стояли и не точили лясы. Я прошит в моих потомках с изнанки. Я не могу окончательно умереть. И ты не имеешь ровным счетом никакого права обвинять меня хоть в чем-то. Ты сам соврал мальчишке, тем самым пробудив меня окончательно. Не нужно было скрывать, что ключ уничтожает миры, и что на самом деле ты желал загнать в небытие и Варамиру, и меня.
– Да это же просто праздник какой-то! – Мартин всплеснул руками. – В таком случае, почему бы нам не вернуться к моему первоначальному плану?..
Даньслав вздохнул.
Повернулся к Варамире, которая как раз подходила сзади, – ей оставалось метров тридцать.
– Ты видишь Мартина Майна, каков бы он ни был, – произнес Даньслав.
Варамира, подойдя ближе, сначала недоверчиво уставилась на Даньслава, а потом медленно перевела взгляд на Мартина Майна. Глаза ее расширились, наполняясь одновременно ужасом и яростью.
Майн поднял руку – он держал в ней ключ, пребывающий в форме веретена. Веретено, моргнув, превратилось в золотой револьвер. Мгновением позже Мартин выпустил в Варамиру шесть пуль, похожих на сгустки света. Сияющие снаряды оставили в теле Варамиры шесть аккуратных круглых дыр, хоть от ударов женщина даже не пошатнулась. Ее этим светом насквозь прожгло. Она быстро глянула на себя, потом на Майна, и тогда взревела – совершенно нечеловечески.
Ее лицо по-звериному искривилось, смуглая гладкая кожа стала лопаться и сползать, неестественно и быстро, так, как растут цветы в кадрах, снятых ускоренной съемкой. Под оливковой человеческой оберткой кипела отвратительная масса, черная, блестящая, словно окружающий их обсидиан. Чернильная плоть бурлила, вспениваясь и разрастаясь, превращая колдунью в нечто огромное и невообразимое, ощетинившееся рядами черных маслянистых отростков. В мгновение ока Варамира обратилась четырехлапым зверем с угловатой высокой холкой и россыпью красных глаз по всему телу. Зверь разверз четыре резных крыла и ударил по вулканическому стеклу хлыстообразным хвостом. Стекло треснуло. Зверь глухо рычал, скаля черные клыки, и бил хвостом из стороны в сторону, загребая когтистой лапой осколки стекла.
– Вот это ты защищаешь? – крикнул Майн, отставляя назад руку. Револьвер в ней моргнул золотом и превратился в длинный, тонкий, слегка изогнутый меч.
Мартин, чиркнув лезвием по обсидиану, выставил меч в защитную позицию.
– Ну, давай, тварь, покажи, на что ты способна. Я долго этого ждал. Ну!
– Мартин, ты смертен, – сказал Даньслав, и голос его прогремел на весь морок. – В отличие от нас. Лучше уходи, прямо сейчас. Варамира и так обречена, но сейчас она – черный дракон печали, и эта тварь настолько любит тебя, что разорвет на части!
– А, точно. Смертное тело, – сказав это, Мартин ловко перевернул меч в руке несколько раз. Меч обратился коротким кинжалом. Мартин всадил лезвие себе в солнечное сплетение и провел им вниз, даже не скривившись.
И из его живота полезло что-то светящееся, острое, перепончатое. То ли ветер, то ли свет ударил разом во все стороны. Луны, обступившие вершину Антарг по кругу, дрогнули и стали кружиться, ускоряясь, как будто задумали водить хоровод.
Из тела Мартина вырвался, увеличиваясь и расцветая, другой зверь – золотистый, сияющий, и голову его венчал пламенеющий белый рог. Существо, капая на обсидиан искристой переливчатой кровью, все длилось и длилось, выныривая из тела Мартина в реальность, подсвечивая ее солнечным золотом. Выбравшись, наконец, полностью, оно распростерло белые крылья, окутанные пламенем, и, раскрыв пасть, издало чудовищной громкости звук, прокатившийся по Мороку стократным эхом, похожий одновременно на плач тысячи новорожденных младенцев и на переливчатый звон разбивающихся витражных стекол.
Человеческое тело Мартина Майна осело на гладкий обсидиан, дергаясь и истекая золотом.
Сияющий зверь, резко прыгнув, очутился прямо возле Даньслава. Маленький светловолосый человечек (таким он казался в сравнении с сияющим крылатым существом) смотрел совершенно бесстрашно в черные бездны глаз огромного пылающего дракона, и выстоял, когда поток воздуха от драконьего рева обдал его жаром доменной печи.
Черный зверь, разбежавшись, прыгнул, и ударил золотого в бок. Сил у черного оказалось достаточно, чтобы откинуть золотого дракона далеко от Даньслава. Еще до того, как огненный зверь приземлился на четыре когтистые лапы, черный дракон снова прыгнул и, устремившись сначала вверх, сложил резные крылья за спиной и спикировал на золотого, впиваясь тому в мясистую плоть, укрытую сверкающей чешуей и огнем.
Юркие длинношеие чудовища сплелись в титаническом поединке, распыляя в воздух фонтаны битого вулканического стекла, расплескивая вокруг черную тягучую кровь.
– Да, цвет крови у вас один, – произнес Даньслав, глядя на поединок издалека. – Дух Огня – это вывернутая наизнанку Мертварь. Вот и всё.
Он не стал ничего менять.
Он решил, что на этот раз судьба должна быть слепа.
И яростные чудовища, извиваясь и рыча так, что в толще Антарг прибавлялось трещин, рвали друг друга без пощады и устали. Вскоре золотого дракона стало трудно отличить от черного – он был весь в крови, в своей и в чужой. Но вырывающиеся из ноздрей тонкие языки пламени выдавали его с головой. Он с усилием отбросил черного вбок, так, что тот стукнулся об левый отрог Антарг и сполз вниз. Черный дракон собрался с последними силами, и, вытянувшись, прыгнул на золотого, но тот, устремившись наперерез, впился черному в горло и резким рывком сломал мощный хребет.
Золотой зверь придерживал бьющееся в агонии тело черного у самой поверхности плато. Вдохнув с хрипом, он выплюнул на черного сгусток багряного пламени, и дышал он огнем, пока черный дракон, наконец, не затих, а тело его не осунулось, начав стремительно таять. Только когда оплавленная морда черного дракона утратила всяческие очертания, золотой перестал изрыгать пламя.
Казалось, черный дракон вплавился в обсидиан, из которого слеплена Антарг, – от него не осталось ни чешуи, ни клыков, ни костей.
Ничего.
Золотой дракон обернулся к человеку, стоящему на том конце плато. Луны прекратили свой яростный хоровод так же внезапно, как начали.
Даньслав оказался совсем рядом к заляпанному кровью чудищу, а сам дракон вдруг стал намного меньше, чем был. Даньслав взял его за морду и, приподняв ее, заставил посмотреть себе в глаза:
– Теперь твоя судьба такова: ты уйдешь снова и сделаешь то, ради чего ушел впервые, но сделать, увы, не смог. Дух Огня забирай с собой, но ключ ты оставишь мне.
Морок моргнул. Высокий статный мужчина оказался мальчиком лет четырнадцати с растрепанной светлой челкой и раскосыми темными глазами. Огромный драконоподобный зверь стал человеком, тяжело опирающимся на одно колено. Человек был изранен, тяжело дышал. По плечам его рассыпались ярко-красные длинные волосы, спутанные, слипшиеся, грязные; тело было исполосовано кровоточащими ранами и царапинами по четыре штуки вряд; но взгляд его, несмотря на усталость и толчками струящуюся из ран кровь, все еще пылал неудержимой яростью.
– Вставай и иди, непутевый, – сказал мальчик. – Стань тем, кем тебе положено быть. Знаешь же, в жизни у каждого есть то, что он должен сделать. И должен сделать сам.
– И что же будешь делать ты, когда я вернусь? – спросил Мартин.
– Я буду ждать тебя, чтобы не дать ничего изменить.
– А если я изведу всех твоих потомков – в ком ты проявишься, а? – человек, поднявшись, рывком ухватил мальчика за шею, и, сдавив ее обеими руками, приподнял легонькое тельце над гладкой поверхностью стекла.
Мальчик смотрел сначала расслабленно и безэмоционально, самоуверенно, но потом его глаза широко распахнулись и он стал судорожно царапать держащие его руки, пытаясь кричать. Но изо рта его не доносилось ни звука.
Мартин Майн, сдавливая шею мальца, говорил глухо и яростно:
– Что? Не так уж хорошо твое бессмертие? Реинкарнации – разве ж это настоящее величие? Это каторга, растянутая на века. Вы прокляты, и никак не можете этого понять. В одном ты прав: я вернусь. И я найду способ вырезать вас из утробы мира, не покалечив его. И моё снова станет моим.
Он опустил мальчика на гладкую поверхность обсидиана почти даже ласково и осторожно. Тело безвольно распласталось на вулканическом стекле.
Мартин Майн, стряхивая с себя раны, словно засохшую грязь, перешагнул через мальчика и пошел вперед. Вскоре силуэт его стал полупрозрачным, а потом и вовсе растворился в свете сорока иллюзорных лун.
Морок ложился под крыло податливо, как кошка под ласковую ладонь. Казалось, это пространство создано для тех, кто умеет или хотя бы хочет летать.
Широкие серо-синие крылья, хлопая, поймали восходящий поток, и, работая парусом, затормозили стремительный полет.
Камориль коснулся носками ботинок черного обсидиана. Стоило ему встать на выщербленное стекло свободно, Лунь отделилась от него и снова взлетела ввысь, заложив крутой вираж, невозможный для нее, когда она с «седоком».
– Далеко не улетай, – произнес некромант негромко.
Он не был уверен, послушается ли его Лунь, но подозревал, что должна.
Над Антарг царила вечная ночь. Луна, зажатая между двух рогов, мерцала ровным, холодным светло-зеленым, похожая на ажурный хрустальный шар, превращая туман над плато в призрачный серый саван.
– Что ж тихо-то так, – поежился некромант, двигаясь вперед, к расщелине между скал. – И мертвых не видать… А ошибиться местом я не мог. Никак не мог.
Он еще издалека видел вспышки тьмы и света, какие до этого видал лишь на картинках. В небе билось два юрких, огромных зверя, и не на жизнь, а насмерть. Каждый, кто пребывал в мороке, так или иначе видел эту битву. И Камориль знал: согласно координатам, дело происходит как раз над горой Антарг. И это – оно.
Преставление закончилось совсем недавно. Странно, как быстро все здесь успокоилось, притворилось неживым. Как не было ничего.
Под ноги некроманту легла выщербленная стеклянная крошка, захрустев. Он увидел в клочьях тумана яркую точку – что-то красно-синее… Пошел быстрее, переходя на бег.
Ромка.
Камориль, встав рядом с мальчиком на колени, быстро пробежался пальцами по его шее в темных характерных отметинах и с облегчением выдохнул. Жив, сорванец. Живее всех живых.
Камориль потряс мальчика за плечо. Ответом ему стали приоткрывшиеся темные глаза.
– Ну, что вы тут? – спросил Камориль. – Мир спасли? Злодеев порешили? Где Мйар? Или… Мартин… кто там из них сейчас в его теле…
Ромка, жмурясь, сел. Брови его сошлись к переносице, когда он, оглянувшись, понял, где находится.
– Ох ты ж… – прошептал он. – Я помню всё… все, что случилось, помню… Боже ж мой, какая эпическая жесть… Кошмар… Я… Это был я, все это время, но… – он ухватился за голову руками, – но и не я… и я ничего… ничего не смог сделать! Я не смог остановить его! И он прямо сейчас во мне! Все еще во мне!
– Успокойся, – Камориль встряхнул его за плечо. – Ты жив, цел, я здесь, – и пока что тут нет никого, кроме нас. Мйар где?..
Ромку трясло.
– Ну что ж ты будешь делать, – Камориль провел рукой по поясу и вытащил ярко-розовую пробирку, вынул пробку зубами, и, схватив мальчишку за волосы, запрокинул ему голову и насильно влил в горло вязкую жидкость.
Ромка отшатнулся, припал ладонями к стеклу, закашлялся, выплевывая часть зелья.
Прокашлявшись, снова сел.
– Ну? – сурово произнес Камориль. – Успокоился?
Ромка кивнул.
Камориль встал, оглядываясь.
– Он должен быть где-то там, – Ромка показал рукой в сторону Игольного Ушка. – Недалеко. Но… Я не уверен, что… В общем… – Ромка сглотнул. – Надо спешить.
Камориль, не дослушав, уже шел в указанном направлении.
– Нить очень тонкая! – крикнул ему вслед Ромка.
Камориль и сам это понял к тому времени, глянув на морок своим особенным глазом, тем, что голубоват. Тонкая, тонкая, слишком тонкая нить. Одна единственная.
Сердце гулко ухало в груди, так, что, казалось, его должен слышать весь морок. «Тонкая нить» – ничего хорошего. Как никогда. Совершенно определенно ничего хорошего.
Камориль, пройдя уже с километр, все еще никого не видел. Где же он?.. В какую дыру забросило этого рыжего полудурка?
Обсидиан ощетинился острыми сколами. Сюда, очевидно, пару раз падал какой-то из огромных змеев, или брал здесь разбег, взрывая вулканическое стекло мощными когтями. Еще и этот мерзкий, обманчивый туман, заполоняющий выемки и низины. Камориль ненавидел прямо сейчас каждую крупинку его взвеси всем своим существом.
Некромант, попеременно оглядываясь по сторонам, шел вперед. И вот, когда луна в клешнях Антарг стала светло-лиловой, он заметил вдали смутный скрученный силуэт, резко выделяющийся на фоне черного стекла. Камориль, не мешкая, устремился туда, и сердце в груди стучало набатом, выбивая быстрый тревожный ритм.
Мйар лежал в луже золотистой крови, которую Камориль узнал: Мертварь. Некромант рухнул рядом с ним на колени, касаясь шеи так же, как и Ромкиной до этого, для того, чтобы в этот раз не нащупать пульса. Камориль прошиб озноб. Он еще раз приложил пальцы к едва теплой коже, и все-таки распознал биение крови. Тонкая-тонкая нить. Слишком тонкая.
И только потом некромант обратил внимание на развороченный Мйаров живот, заляпанный золотом, и лишь оттого не похожий на обычный эксперимент по вскрытию, проведенный начинающим неряшливым врачом.
Камориль затрясло.
– Вы должны сделать что-то, – послышался голос сбоку. Камориль резко обернулся – Ромка, безвольно опустив руки, стоял рядом. – С деревом он больше не связан, и Духа Огня в нем нет. Вам нужно сделать что-то, иначе он очень скоро умрет.
Камориль, почти рыча, рявкнул:
– Ты ж судьбоплет! – глаза некроманта сверкали яростью и отчаянием. – Ты хоть чему-нибудь научился, пока гулял здесь?..
– Я вижу, что путь есть, и… вы должны что-то сделать.
Камориль дрожащими руками стал ощупывать Мйаров живот, складывая кое-как, как умел и помнил, все, что нашел.
– Что-то сделай, говоришь, – пробормотал Камориль. – Я – некромант, а не целитель! О, высокое небо, почему здесь нет Эль-Марко… Что ж я так, а… не предусмотрел… Точно! Эль-Марко…
Камориль пробежался пальцами по поясу с зельями, нащупывая концентрированный эликсир регенерации. Вынул пробку, и стал обильно поливать Мйару развороченное нутро.
– Что я делаю, что я делаю, – приговаривал он.
Открыл еще одну пробирку – светло-голубую. Впился пальцами в плотно сжатые зубы Мйара, заставляя его раскрыть рот. Влил ему в горло лазурную жидкость, приподняв голову. Это должно замедлить метаболизм так, чтобы у них оказалось чуть больше времени. Как среагируют вместе зелье ускоренной регенерации и замедляющее метаболизм, Камориль предпочел не задумываться.
Он понял, что дышать Мйар перестал. Озноб прошиб Камориль с макушки до пят. Некромант быстро пробежался дрожащими руками по едва теплой коже, заляпанной золотом, нащупывая нужное ребро, и, ощущая под ладонями медленное, угасающее биение сердца, стал давить, высчитывая ритм. Было тяжело сдерживаться и не колдовать, – все-таки Камориль был на взводе, а так давить на сердце… Это очень похоже на то, как он создает зомби – горячих или холодных, без разницы. Очень похоже.
Камориль замер, когда к нему пришло понимание того, что нужно сделать.
Мйар дернулся. Его веки дрогнули, и он, скрутившись узлом, закашлялся.
– Тш-ш, тихо, тихо, сознание это конечно хорошо, но это не совсем то, что нам… – начал приговаривать Камориль. – Ох ты ж, Мйар, я ума не приложу, как там у тебя все срослось, и вообще… достаточно ли этого…
– О, – простонал Мйар, снова ложась на спину, – Камориль… – он поднял на некроманта замутненный взгляд, кое-как его сфокусировав: – Что ты… совсем бледный… Слушай… не реви.
– Тихо! – рявкнул некромант. Он на самом деле знал теперь, что нужно делать. Был путь, и правда. Пускай он ему и не нравился. Очень. Сильно. Не нравился. Камориль, вытерев нос запястьем, утробным жестким голосом, почти рыча, вбивая каждое слово, как штырь, стал говорить: – Скажи, что вверяешь мне свою смерть.
На обветренных губах Мйара блуждала странная, блеклая улыбка.
– Ну! – Камориль вцепился пальцами в его плечо.
Мйар, вдохнув, будто что-то хочет сказать, осекся. Потом все же произнес, медленно, тихо, отрешенно:
– Хочу домой…
– Скажи мне, что вверяешь мне свою смерть! Повтори! – кричал Камориль.
– …к тебе, – произнес Мйар. Скривился каплю. – И да, да… вытащи когти… из меня. Я вверяю тебе свою смерть. И жизнь, и вообще все, что хочешь… то и вверяю. Только дай мне спокойно сдохнуть.
– Ну уж нет.
Камориль снова провел пальцами по поясу с зельями. Вот ведь – пригодился, так пригодился. Достал очередную колбу, на этот раз – светло-оранжевую, и выпил залпом, не разобрав даже привкуса. Чувствуя, что зелье начало действовать почти мгновенно, Камориль, пошарив вокруг, взял в правую руку тяжелый скол вулканического стекла, острый по краю. Зажмурившись, размахнулся и в один удар отсек себе мизинец на левой руке.
Голубая кровь смешалась с золотом. Зелье не успело подействовать до конца, но Камориль усилием воли сдержал порыв и не заорал.
Отсеченный палец, валяясь на черном стекле, самопроизвольно сжимался. Это было… странно, но удивляться некогда. Действовать нужно очень быстро.
Камориль достал из кармана рубашки мешочек чужих костяшек и кинул на стекло свободным полукругом, как будто посеял зерно. Из другого кармана он вынул миниатюрную шкатулку, – в ней был особенный, редкий и дорогой ингредиент – прах не рожденных детенышей человеческих. Он зачерпнул серую массу двумя пальцами и обильно смазал Мйару лоб, губы, запястья и живот в районе солнечного сплетения.
Свой отрубленный палец некромант положил Мйару в рот, благо, тот снова прикрыл глаза. Достав с пояса темно-фиолетовое зелье, Камориль залил его сверху. Лиловая жидкость вспенилась, соединившись со слюной, и потекла густыми ручейками Мйару по щекам и подбородку. Мйар, выпучив глаза, попытался ее выкашлять и выплюнуть, но Камориль закрыл ему ладонями нос и рот так, чтобы тот вовсе не смог дышать.
– Если есть конечная точка у нашей свободы, то она будет здесь, – произнес некромант, легко справляясь со слабыми попытками изможденного тела сбросить его руки и высвободиться, колдуя безмолвно один из самых страшных ритуалов, известных ему и срабатывающих наверняка. Ритуал описывается в томе «Тьма» тайной антологии «Торжество». Второй том называется «Тлен», и мало кто прочел его до конца, сохранив рассудок.
Откуда-то у Мйара появились силы на борьбу. Но сопротивление это было смешным. Камориль, скрепя сердце, творил свое смертельное волшебство, и если б его золотые глаза были хоть чуть более человеческими, то слезы стекали бы по щекам ручьем.
В тот момент, когда Камориль закончил и отнял измазанные кровью и зельем руки, Мйар судорожно дернулся в последний раз и затих.
Камориль била крупная дрожь.
Это был его первый полуживой.
Первый и последний, – некромант знал это наверняка.
Тело Мйара быстро обмякло – он будто бы провалился в тяжелый, глубокий сон. Но это было не так. Он смотрел прямо вверх немигающими глазами, в которых застыли боль и панический ужас. Фиолетовая луна вздрогнула, тени странно переменились, и из разбросанных вокруг неподвижного Мйара косточек, как из настоящих семян, стали стремительно расти темные, шипастые стебли.
Камориль попытался сморгнуть иллюзию морока, но здесь у происходящего были свои законы. На острых концах побегов набухли тяжелые, темные бутоны, и в следующий же миг они начали раскрываться, являя вечной ночи над верхним плато Антарг шелковистые влажные лепестки, закрученные в тугие соцветия иссиня-черных роз.
Камориль сидел недвижно возле тела Мйара, оплетенного синими розами, уже долго. По крайней мере, ему так казалось. Из темных глубин собственного разума его вырвал голос Ромки:
– Что вы сделали?
Камориль медленно повернул голову к мальчику, вспомнив, что тот, вестимо, наблюдал ритуал с начала и до конца.
– Я создал из него полуживого.
– А почему вы плакали, когда создавали его?
Камориль замер, а потом, ссутулившись, глубоко вздохнул.
– Да как вы все понимаете, что я… – он зарылся пятерней в упавшие на глаза волосы.
– У вас лицо кривится, хоть слезы и не текут, и это на ярость не похоже совсем… как будто бы.
– О-ох.
Камориль хотел, было, сложить руки замком, но тут же отдернул левую ладонь. Посмотрел на нее хмуро, как будто бы не узнавая:
– Каждый некромант может сделать столько полуживых, сколько ему не жалко пальцев.
Камориль потянулся искалеченной рукой к Мйару. Провел по холодному плечу черту до локтя, упершись оставшимися пальцами в шипастый побег. Боль, распространяющаяся от раны, которая будет заживать еще долго, странным образом обостряла тактильные ощущения.
– Некоторые так увлекаются, что стают инвалидами, окруженными рабами со всех сторон, – продолжил Камориль.
– Рабами? – переспросил Ромка.
– Прислужниками, скорее. Рабами их кличут ненавистники и злопыхатели гильдии… да что ж это я. Полуживой, он… в отличие от горячего или холодного зомби, целиком сохраняет рассудок, – голос Камориль звучал глухо, монотонно и как будто бы издалека, – но сердце его молчит. Полуживые лишены чувств, бесстрашны. Они проживают вторую жизнь, взятую взаймы у вечности, рационально и тихо. Некромант может убить своего полуживого в любой момент, на любом расстоянии. Полуживому ничего от хозяина не скрыть. Вред, причиненный некроманту, будет мгновенно и автоматически перенаправлен на полуживого. И я… после того, что он сказал мне… пускай и в бреду, но… мне остается только корить себя за то, что я сделал. Всю оставшуюся жизнь. Если я, конечно, вообще смогу…
– Но ведь вы должны были что-то сделать, – настойчиво перебил его Ромка. – И что другое бы вы могли?..
