Текст книги "Край Ветров: некроманс"
Автор книги: Диэр Кусуриури
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)
Камориль казалось, что уж Эль-Марко-то понял по одному его виду, что произошло, когда он вернулся обратно к навесу, а потом долго стоял под дождем, не решаясь зайти под шиферную крышу, пока его не заметил Рин Даблкнот.
Рубашку Камориль потерял где-то по пути. Он весь дрожал тогда от холода.
И, видит высокое небо, справиться с ознобом ему помог лишь ядреный коктейль из трех видов дешевого пойла, оказавшегося у ребят из «Негорюй». Молодость – она такая, очень часто дружит с высоким градусом. Крепко.
Но, даже приняв на душу зверских пропорций «ёрш», Камориль не спешил признаваться в том, что Мартин и Мйар – разные люди, что он чуть было не предался разврату с каким-то древним хреном с горы и что сам, своими руками, оттолкнул Мйара, сказал ему катиться на ту его гору.
Камориль хотелось верить, что в том теле оставалось хоть что-то от Мйара. Должно было быть. Не мог Мйар совсем раствориться в личности Мартина Майна… или мог?..
По идее, не должен был.
Кофе кончился. Камориль поставил кружку на стол, но пальцев от нее не отнял: гладил шершавый бок, проводил черту по дужке снизу вверх.
Значит, смысла искать и убивать Зорею нет… А если этот человек – Мартин Майн, – не справится? Что, если его ждет поражение? Как они об этом узнают? Узнают ли? Начнут ли с неба падать горящие камни, а вода во всех водоемах кипеть, если эта самая Варамира внезапно обретет свою силу?
Вряд ли. Скорее всего, никто ничего не почувствует и никогда не узнает. Камориль подумалось, что эти все события, в которых он принимал участие, несомненно, грандиозны и необычны, но – они никак не соприкасаются с реальностью.
В реальности его ждали исследования и дела. Надо было, опять же, проверить, как там поживает их с Эль-Марко детище – небольшое предприятие фармацевтической направленности, стабильно обеспечивающее им безбедную жизнь. Накопились письма, которые надо разобрать. Дом, опять же, надо было починить, а то не солидно – крайне. Нужно было привести себя в порядок, а то все эти треволнения смыли с Камориль лоск, как не было его, так, что в зеркалах теперь отражался какой-то смутно знакомый мужчина: тощий, усталый, местами помятый. Андрогинности и след простыл. Синяки на запястьях хоть сошли быстро, – может, не без помощи Эль-Марко. Камориль тогда на одном коктейльчике не остановился, так что путь к поместью помнил крайне смутно. Строго говоря, память услужливо подбрасывала ему следующие куски реальности в совершенно произвольном порядке: вот Мйар лобызает ему чувствительные места организма, и это восхитительно более чем; вот Марик смотрит осуждающе, проникновенно, заботливо и обеспокоенно; вот Камориль, обняв за плечо Рина Даблкнота с одной стороны, а Тихомира Одиша с другой, идет по пустой асфальтовой трассе (очевидно заброшенной) и они вместе горланят какую-то старую песню, разудалую, похабную, жизненную неимоверно; а вот потолок в лепнине из черепков, и он кружится над Камориль, как дурной.
Тогда, почти на автомате, Камориль добрался до прикроватной тумбочки и нашел в ней пузырек со специальным зельем, заготовленным как раз на случай таких бед. Его потом выворачивало нещадно на протяжении получаса.
Вот уж где катарсис и очищение.
И вот теперь он сидит тут, в полутемной кухне, кутаясь в махровый домашний халат (черный с золотым), а чашка из-под кофе пуста.
Камориль чувствовал кое-какую нерадостную решимость, но не желал признаваться в ней даже самому себе. Нет. Еще не время. Сейчас можно и нужно ждать.
Сколько времени понадобится этому рыжему умнику, чтобы добраться до Сердца Мира? День? Два? Или он может попросту «вылинять», сиречь, телепортироваться куда надо – и всего делов? Камориль почти ничего не знал о мороке и, казалось, совсем ничего о настоящих возможностях Мартина Майна.
Но Мартин Майн, уходя, вовсе не выглядел спешащим. Но и медлить он тоже явно не желал. Он вел себя так, как будто нужные ему события без него не начнутся. Как будто бы он успеет – что бы ни произошло. Может, так это у них заведено – у тех, кто играет с судьбой? Может, им всем предопределено встретиться на той горе, рано или поздно, так или иначе?..
И, пока туда идешь, можно вполне отвлечься на соблазнение мимо проходящего зазевавшегося некроманта.
Камориль сжал кулаки.
Это все, конечно, было более чем чудесно. И даже дождь. То, как капли стекали по обнаженному телу Мйара, запомнится Камориль навсегда. Его руки, сильные и страстные объятия, его смелый и жесткий поцелуй, долгий, чувственный и глубокий… Вереница следов от укусов на шее все еще саднит. И этот вид возбужденной плоти, наполненной кровью и жизнью, к которой так хотелось прикоснуться, чтобы узнать, насколько она тверда и горяча, а потом почувствовать, как…
Камориль вздохнул поглубже, приказывая себе успокоиться. Да, это было хорошо. Но правда в том, что в реальности – в их с Мйаром реальности, где они и видятся-то не так уж часто, – этого быть не может. И этого больше не будет.
Никогда.
Даже если Мйар вернется, он ни за что не станет вести себя так.
Может, со временем Камориль перестанет помнить все это настолько явственно, и воспоминание превратится в размытый сон. Это пока тело помнит. Скоро, может быть, отболит и перестанет.
Камориль встал и медленно поплелся по пустынному коридору в сторону гостиной. В коридоре свет тоже не горел. Костяные псы следовали за Камориль на приличествующем расстоянии – им было приказано не беспокоить хозяина.
За окнами шел дождь, еще пуще нагнетая атмосферу безысходности и депрессии.
– У-у, как же здесь круто! – воскликнул Ари, когда Камориль как раз проходил мимо гостиной и где-то рядом сверкнула молния. – Прям в дрожь бросает!
– Да уж, – согласился Тихомир.
– Привыкнете, – с улыбкой прокомментировал Эль-Марко, расположившийся на диване, а значит, спиной к вошедшему в гостиную Камориль.
Никс сидела у окна и смотрела на дождь, не принимая участия в ролевой карточной игре, которую разложили на ковре ребята.
Камориль заметил Рин Даблкнот:
– А мы тут у вас кальян нашли, можно его использовать?
– Можно-можно, – ответил некромант. – Только на ковер не опрокиньте. На столик поставьте… Или, погодите, я вам в помощники Кристину пришлю. Заодно и познакомитесь, – он ухмыльнулся.
– А вы с нами будете? – спросил Ари. – Кальян? С солнечным укропом, например?
Камориль покачал головой.
К нему обернулся Эль-Марко:
– Ты как?
– Жить буду, – ответил Камориль. – Точнее… наверное, буду спать. Уложи молодежь по койкам, как закончите употреблять.
– Я за ними прослежу, – кивнул Эль-Марко.
Камориль двинулся вверх по лестнице. Он думал, что, если он им разрешит еще пару раз устроить у себя посиделки, ребята из «Негорюй» полюбят тут бывать. Это будет и плохо, и хорошо одновременно. Хорошо потому, что в них бурлит и плещется жизнь, эмоции и свойственная молодости надежда на лучшее – крайне заразительная вещь. Да и некроманты с элементалистами всегда находили общий язык. А плохо потому, что если так дальше пойдет, то никто, кроме него, не станет грустить, если Мйар больше здесь не появится.
Остановившись на самом верху лестницы, Камориль позволил себе подумать ту страшную мысль, которую всеми силами отгонял: «Что, если он не вернется?»
Надо было, плюнув на совесть и честь, вшить ему в любимые джинсы передатчик. Давно уже. Хотя, какие джинсы… Мартин Майн, переняв на себя контроль за Мйаровым телом, облачился во что-то более соответствующее характеру.
Был человек и нету.
Камориль двинулся дальше по коридору, начисто позабыв о своем обещании организовать ребятам Кристину. Он прошел мимо двери в своей кабинет, мимо нескольких закрытых спален для гостей и, так не добравшись до своей, остановился. Дверь в комнату, где свила гнездо Лунь, была приоткрыта.
Камориль насторожился. Взяв с ближайшей полки лучевую кость, лежащую там как раз для таких случаев, он толкнул дверь вовнутрь. Петли были недавно смазаны, так что дверь открылась бесшумно. В полутьме Камориль разглядел огромный белесый кокон, возвышающийся на кровати между матрасом и балдахином. Кокон выглядел неподвижным и целым.
Камориль раскрыл дополнительные глаза.
Это позволило ему совершенно точно определить, где находится Кристина и костяные псы. Своим верхним правым глазом Камориль видел изнанку, пускай и очень ограниченно, но чужое присутствие в комнате распознал. Некромант мысленно отдал псам команду приблизиться. Отойдя от двери на шаг, он пропустил одну из собак вперед. Камориль на секунду прикрыл основные свои глаза, чтобы мельком взглянуть на то, что видит в комнате костяной пес.
Кто-то выдул собаке в морду облачко дыма. Оно тут же рассеялось, а контакт с псом разрушился. Но Камориль успел разглядеть общий силуэт и лицо гостя.
Некромант вошел в комнату, более не таясь, и при входе щелкнул выключателем. Помещение озарил теплый ламповый свет, нещадно впившись в привыкшие к темноте глаза.
– Ну, что ты делаешь! – возмущенно заныла Вера. – Весь интим запорол!
– Лучше скажи мне, что здесь делаешь ты, – произнес Камориль сухо.
Вера сидела на светлом диванчике у стены. В одной руке у нее была пепельница, а в другой вампирша умудряясь удерживать сигарету и небольшую коньячную бутылку.
– Ну, мне сейчас некуда идти, – сказала она низко и хрипло. – А тебя тут не было, так что я…
– Ох, Вера, не надо мне врать, – Камориль положил лучевую кость в карман халата. – Ты весьма связно изъясняешься, а это значит, что кого-то уже заточила. То есть, ходила далеко отсюда, ибо людей вокруг поместья, почитай, нет. И ты зачем-то вернулась. Сидишь здесь тихо, не рыпаешься, мой крови, очевидно, больше не хочешь.
– Это ты верно подметил, – хмыкнула Вера. Затянулась сигареткой и выпустила дым вверх. – Все поменялось.
– Зачем ты здесь? – спросил Камориль напрямик.
Вера молчала, курила, на некроманта старалась не смотреть.
Камориль, хмыкнув, прошел внутрь комнаты, ближе к кровати. Протянул руку, чтобы коснуться шершавой поверхности кокона. Обернулся к Вере:
– Животное, что ли, проведать пришла?..
– Может быть, – безразлично ответила Вера.
– Или будешь пытаться со мной рассчитаться?..
Костяные псы Камориль, рассредоточившиеся по комнате, насторожились и повернули головы в сторону Веры. Вампирша снова затянулась и, выпустив дым, произнесла:
– Все поменялось, Камориль. У Богини надо мной больше нет власти.
– А как же новые тела?..
Вера смотрела то на него, то на кокон Луни. Ничего не говорила. Ее ноздри сильно раздувались, когда она делала очередную затяжку. Наконец вампирша заговорила:
– Тебе, наверное, приятно будет узнать о том, что поглощающие провели зачистку Нижнего Города.
– Когда?
– Несколько дней назад, сразу после того, как вам удалось сбежать и утащить с собой меня. Если б не эта дурацкая блажь твоего сладкого блондинчика – быть бы мне заживо сожженной в Пламени Самоубийц, или еще чего похуже. Они там, понимаешь, с огнеметами ходили. Освященными.
– Однако прогресс не дремлет, – хмыкнул Камориль. – И ты теперь, получается, последняя в своем роде?
– Это было бы слишком просто, не находишь?
– Пожалуй.
– Конину будешь? – спросила Вера.
Камориль понял это ее предложение, как объявление перемирия. Понял, что халат мешает двигаться, а потому снял его, оставшись в одних брюках. Повесил халат на спинку стула, стоящего рядом с диванчиком. Сам сел туда же. Вздохнул. Протянул руку, чтобы взять коньяк.
Вера глубоко втянула воздух. Бутылка полетела на пол и, стукнувшись об ковер, треснула и разбилась на множество мелких осколков. Вера ухватилась обеими руками за протянутую ладонь Камориль.
– Ты что творишь, блаженная? – зло вопросил некромант.
Вера тем временем слезла с дивана на пол, и, стоя на коленках, нюхала пальцы Камориль. Ни слова не говоря, она обхватила указательный палец некроманта губами и стала водить по нему языком. Глаза вампирши закатились и она застонала от удовольствия.
Камориль склонил голову набок:
– Сколько тебя помню, ты ни разу не изъявляла желания поразвлечься со мной одним, – сказал он. – Что, впрочем, всегда было взаимно…
Вера закончила с указательным пальцем, посмотрела на Камориль снизу вверх и переключилась на средний палец.
– А… – протянул некромант. – Я понял. Кровь Мйара. Точно-точно, руки-то я не мыл.
Вера вылизывала его ладони, пальцы и промежутки между ними. Тлеющую сигаретку она передала Камориль, не отвлекаясь, впрочем, от своего занятия.
– Да уж, повезло мне в жизни, – протянул некромант, затягиваясь дешевым куревом. – Если кому я нужен – так сумасшедшему братцу, тяготеющему к инцесту, или вот полоумной упырице, и то, постольку поскольку, – он снова втянул едкий горьковатый дым, от которого зачесалось и заскреблось даже в его привычных к табаку легких. Выдохнул вбок, перестав смотреть на Веру, обсасывающую ему мизинец. – Ну вот что за жизнь, а? Если любовь – то невозможная. Если суть – то извращенная.
Он помолчал. Продолжил, подперев голову свободной рукой:
– Знаешь, я слышал, что лучшие истории любви – творения отчаявшихся одиночек. Но кто же тогда пишет проникновенное о том, как романтично и здорово быть самому по себе?.. Кто сочиняет эти пассажи о темных улицах, обнимающих, как мать, о песнях и книгах, которые помогут в трудную минуту вместо друзей?.. Сильные люди? Клинические идиоты? Ханжи? Избранные? Не такие, как все? Нелюди, в конце концов? Я тогда, выходит, человек, каких поискать.
Вера закончила с его правой рукой.
– Ну, и каково это – любить его безответно? – спросила она.
– Это значит всегда быть вторым, – ответил Камориль.
Переложил сигарету в правую руку и подал Вере левую. Она, радостно улыбнувшись, впилась губами в его пальцы. Вера орудовала языком, извиваясь и постанывая. Костяные псы замерли по углам. Камориль, сделав еще две затяжки, стал проговаривать вслух то, о чем ему лучше было бы молчать:
– Это значит стать его отражением, опорой, вторым голосом, эхом.
– Тем эхом, от которого сходят лавины, – произнесла Вера быстро и полушепотом.
Камориль вздернул брови. Потер переносицу запястьем, затянулся. Несколько раз просунул глубже указательный и средний пальцы, вынул их и провел Вере по полураскрытым губам. Вампирша, прикрыв глаза, ловила каждое его движение. Камориль, увлекшись, говорил дальше, глядя куда-то мимо нее:
– Любить его – значит нести на своей изнанке клятву верности, ни разу не произнесенную, но множество раз подтвержденную. Не предавать, не врать, беречь, молчать и ждать. Это значит, что я должен быть жив, для того, чтобы, если когда-нибудь он споткнется, устанет, или мир окажется для него слишком несправедлив, – он смог бы придти ко мне. И пускай этого никогда не случится, пусть, – Камориль снова втянул терпкий дым, и, выпустив его через ноздри, продолжил: – Но наша любовь не будет иметь начала, а значит, не будет иметь конца. И именно поэтому «никогда» означает «вечно».
Вера отстранилась и вытерла рот тыльной стороной ладони.
– А ты забей на правила, Йер, – сказала она. – Игру невозможно выиграть, следуя букве правил. Выйди за рамки, будь лучше и правильней несовершенной системы. Как я.
Камориль вздернул брови.
Дождь за окнами, вроде бы, стал тише, а то и вовсе прошел.
– Игру, говоришь, – протянул Камориль.
– Верни мне его, – сказала Вера.
– Кого? – спросил некромант.
– Того самого. Который теплый, как прирученное пламя, а не того, чья кровь была у тебя на руках.
– Кабы я мог.
– А разве нет?
Камориль смотрел Вере в красные ее глаза и видел там, кроме толики сумасшествия, какую-то извращенную мудрость, по народному мнению свойственную юродивым. То ли она и правда там была, то ли – показалось. Камориль вздохнул. Затушил сигарету в пепельнице. Оперся локтями об колени, приблизив свое лицо к Вериному:
– Он сказал мне, что нашел ключ от всех дверей, кроме одной. И эта вещь поможет ему взять все, кроме того, что ему не судьба. И он ушел в морок, за этой своей…
Некромант замер. Он вспомнил давешнюю ситуацию, имевшую место быть на холодном камне у самой воды. Мартин Майн мог бы использовать этот свой «ключ». Но не стал, хотя и хотел… овладеть… Уж не это ли та самая «не судьба»? Или люди этой штуковине неподвластны?
– Да он же не врал, – проговорил Камориль, выпрямляясь, – Абеляр не врал. Ключ от всех дверей, кроме одной – это и вещь, и понятие. Он просто не знал, что есть еще и веретено. А значит… но что это мне дает? Не понимаю.
Он даже поднялся со стула. Стал ходить по комнате, потирая висок. Остановился у окна:
– Кажется… я понял. Этот ключ – это невзаимная любовь, будь она трижды проклята. Как бы ты ни старался и что бы ты ни делал – эта дверь всегда будет закрыта для тебя. Ты можешь совершить множество великих дел, и множество путей лежит перед тобой, открытых и прекрасных – но ты упрямо бьешься в стену, забывая о самом себе и о мире вокруг. А эта дамочка… эта дамочка – она же тоже не ответила Мйару взаимностью, так?.. Выходит, так. Нет, не Мйару. Она Мартина Майна отшила, – выдающегося, исключительного, дери его рота чернодырых без смазки, чародея древности. Ха! Отшила, заморила друга, а потом еще и сама свой же светлый образ опорочила – начав заигрывать с Майном после того, как возлегла с его другом, которого… Точно-точно. Чего же он хочет от нее? Ответных чувств ему не видать, как и мне. Чего же тогда? Раскаяния? А, нет-нет… он жаждет ее окончательной смерти. Он ведь только недавно сам… ожил. Вернулся. И все его это спокойствие – наносное. Как пить дать. Там, наверное, такие страсти кипят внутри – мама не горюй. И никакой связи с ее мощью и угрозой мирозданию. Просто чувства.
Камориль замолк, и в образовавшейся тишине Верин голос прозвучал напевно и торжественно:
– А если бы этот мир и правда был на грани гибели…
Камориль обернулся: вампирша стояла возле кокона Луни, прильнув к нему ладонями. Вера продолжила с каким-то тихим, шальным вызовом:
– … с кем бы ты предпочел сидеть на обрыве и смотреть, как все исчезает?
Камориль не успел осознать вопрос и ответить ей: поверхность кокона, завибрировав, треснула. Из трещины полилась темно-фиолетовая жидкость и со скрежетом высунулась суставчатая черная лапа, покрытая жестким черным ворсом.
– Я всю жизнь этого ждала, – проговорила Вера, всхлипнув.
Зацепившись за край треснувшего кокона, она потянула на себя. Откололся довольно большой кусок. Фиолетовая жидкость хлынула на пол комнаты, смешиваясь с пролитым туда же коньяком. Из трещины высунулось еще несколько лап, в потом показалось тело – сплющенное, похожее по форме на лунный серп, тоже покрытое довольно длинной (с палец) черной шерстью.
Лунь стала выкарабкиваться наружу.
Костяные псы Камориль, поджав хвосты, начали прыгать вокруг и беззвучно лаять.
Некромант попятился к двери, но, сдержав порыв, остановился.
Лунь выбралась из кокона вся. За сплющенным телом волочились какие-то мокрые мятые тряпки, огромные, размером, пожалуй, с пододеяльник. Они были черные и влажные, но – без какой-либо шерсти на них.
– Вниз беги, – приказал Камориль одной из псин. – Зови Эль-Марко. Ну!
Костяной пёс послушно затрусил прочь из комнаты.
Лунь, перебрав суставчатыми ногами, сделала несколько шагов к Камориль. Уткнулась ему в колено каким-то своим выростом, очень смутно напоминающим голову, и заурчала.
– И как это понимать? – вопросил некромант.
Урчание стало громче.
– Она выбрала тебя, – сказала Вера торжественно и печально. – Ну, что ж. Прискорбно. Я буду иногда заходить, – добавила она, поглядывая на вход в комнату немного нервно. Перевела взгляд на Камориль: – Сладкому блондинчику – «привет». Я не накрашена.
Вера подошла к высокому окну и, открыв створку, прыгнула во тьму.
– Эй! Стой! Куда ты? – крикнул Камориль ей вслед.
Но Веры и след простыл.
– Женщины… – протянул некромант. Перевел взгляд на Лунь, тыкающуюся ему в колено. – Вот и что мне с тобой делать?..
Ромка стоял на камне цвета павлиньего хвоста и смотрел на россыпь других разноцветных камней причудливой формы. Волны янтарного моря разбивались об скалистый берег и во вздымающейся в воздух пене угадывались силуэты крыльев и лошадей. Солнце пронизывало медовые волны насквозь, как тела медуз. Ближе к горизонту янтарно-рыжее море становилось пунцово-розовым, встречаясь с фиолетоватым небесным краем. Над всем этим великолепием плыли облака – золотые, курчавые и такие огромные, что казалось, будто бы им в этом небе тесно.
Но Ромка знал это место. Оно на самом деле таким не было. Настоящий здешний берег был холоден и сер, и цвет моря не слишком-то от него отличался. К камням тогда ластились темно-зеленые водоросли, прибитые штормом. А под камнями росли, щетинясь острой гребенкой, мидии – большие, с палец, и маленькие, похожие на подсолнечные семечки.
И Ромка с Николой рвали их со скал руками, и это было смешно, интересно и да, тяжело. «Я могу поджарить их прямо на камне! – сказала тогда Никс. – Они откроются и мы их выковыряем!» Ромка не согласился: «А в чем мы их понесем? Если в моей футболке, как и придумали сначала, то она замажется… а если их целыми нести, то она просто намокнет. Ну, и в костре их будет намного веселее жарить, если всем вместе!» «Если только всем вместе», – Никс сменила гнев на милость и снова принялась помогать Ромке отрывать мидии от щербатых, мокрых камней.
А потом у них совсем замерзли ноги (еще бы, стоять все это время по колено в воде!), и они сидели на каком-то большом камне, грелись, и Никс рассказывала, как ей не хочется уезжать из дома Эль-Марко в город. Мол, иначе никак, гильдия задолбает повестками и визитами, могут и штраф наложить. Мол, у пирокинетиков особые обязанности, ведь будь ты хоть трижды злой маньяк-некромант, одним прикосновением руки ты амбар не подожжешь.
И тот серый суровый берег у маяка предстал в мороке яркой теплой сказкой, или даже песней, пожалуй. В прошлом самым ярким акцентом тут были волосы Никс и огонек в ее руках, живой, пляшущий, очевидно волшебный и совершенно невероятный. Обманчиво безопасный. В мороке берег расцвел и засверкал, как будто бы перенял себе тепло того огонька.
– Когда придет паром? – спросил Ромка у Варамиры.
«Бабка» сидела рядом на одном из камней. Старик по имени Зорея тоже был неподалеку. Он протирал тряпочкой губную гармошку, стучал ею по колену и что-то в ней чистил вот уже полчаса как.
– Скоро, – ответила Варамира.
– Вот уж странное место, – протянул Ромка, – и время какое-то резиновое, и вокруг творится что-то непонятное.
– Это морок. Я жила здесь тридцать лет и уже привыкла. Не могу понять тебя и не вижу уже ничего странного. То есть, разумом-то понимаю, конечно. Но – только им.
Ромка попробовал посмотреть на морок через изнанку. Изнанка ничем не отличалась от изнанки реальности, или же нагло врала, что не отличается. Варамира сказала, что морок – это не просто «мир снов». То есть, как… Сюда попадают души спящих и души умерших. Душам спящих здесь пребывать слишком долго нельзя. Через некоторое время они… развоплощаются. Именно поэтому люди, впавшие в летаргический сон или кому, просыпаются очень редко. Для умерших морок – лишь мимолетное видение, то последнее, что они видят перед тем, как отправиться в небытие.
А Варамира, Ромка и Зорея, выходит, проникли в «мир снов» наяву. Варамира сказала, мол, да, она знает здешние правила и как что делается, но почему так происходит и каков механизм всего этого, она объяснить не может.
– Камням всегда снится одно и то же, – внезапно произнесла «бабка», швыряя в янтарные волны мелкий камушек, похожий на ограненный топаз. – В этом выражается их природа – постоянство. Пускай в своих снах камни другого цвета, пронизаны золотой рудой или кружевным узором метеоритного стекла, а может, даже умеют летать – особенность снов неживого в том, что они неизменны.
– Что-то я пока летающих камней не видел, – усомнился Ромка.
Варамира хмыкнула. Продолжила:
– Так же почти неизменны сны деревьев и трав, грибов и папоротников, – она поправила волосы, заправив вьющуюся прядку за ухо. Вздохнула: – Это люди мечутся, пропадают, возвращаются, снова исчезают, изменяют форму, цвет, размер. Неживое куда спокойней.
– А животные? – спросил Ромка. Он решил, что, раз уж Варамира сама заговорила о мороке, надо своего шанса не упускать и выудить из нее побольше информации. Вдруг пригодится!
– О, это – еще одна опасность морока, – кивнула «бабка». – Человекоподобные тигры и все такое. Животным часто снится, что они – другие животные. Или что они – люди. Потому ты можешь нарваться здесь на обворожительную барышню с разумом кролика, ха-ха. Некоторым нравится. А можешь встретиться и с тигром, внутри которого живет маленький мальчик, мечтающий убивать. Но если просто спящему это его желание не грозит особо (подумаешь, кошмар!) то вот нам, вошедшим в морок наяву, стоит опасаться.
– То есть, спящий, умирая в мороке, просыпается, а бодрствующий?.. – уточнил Ромка.
– Бодрствующий умирает. Но обычно сначала он сходит с ума, а потом умирает.
– А умерший?
– Исчезает навсегда из всех миров и мороков.
– А как же обещанный Потерянным Сияющий Мир? Разве не его он ушел искать для всех людей…
Сам Ромка особо религиозным не был, как и вся его семья. Но кое-что о вере в Потерянного знал. Обещанные грешникам наказания его не особо страшили, но сам факт их возможности ему не нравился. Что это за бог такой, который, как бы, всё для людей, и, в то же время, неугодным прочит всякие ужасы? Нелогично это. Может, и справедливо, но ведь Потерянный описывается священниками как добряк, а не как судья, и даже не как строгий учитель… И, согласно легенде, ушел Потерянный на поиски Сияющего Мира, – нового дома для хороших и добрых людей, мира, в который они отправятся после смерти.
– Ну, а чем тебе морок – не Сияющий Мир? – Варамира обвела рукой разноцветные камни и янтарное море. – Я не верю в Потерянного, если хочешь знать. Думаю, это был просто достаточно сильный маг, харизматичный, вероятно, как сотня шлюх, и могущественный, как, например, Дух Огня из тех же легенд. И сгинул он как раз таки в мороке.
– А может, он все-таки нашел именно тот, Сияющий? – спросил Ромка. – Ты же говоришь, что через морок можно попасть в другие миры.
– Можно, – кивнула Варамира. – Я знаю, есть пути. Не простые, странные, еще более странные, чем сам морок… но есть. Слушай, – она обернулась к мальчику, – а может, ты и прав. Мало ли, вдруг одна из неведомых дорог привела того чародея в мир, показавшийся ему весьма сияющим. Как знать.
– О! – Ромка вспомнил, что еще хотел спросить. – А можно взять в мороке камень, являющийся сном настоящего камня, например, и вытащить его в реальность?
– Можно, – снова кивнула Варамира. – Почему, думаешь, золатуни так мало? Ее приносили из морока древние маги, которые не боялись здесь гулять, пока человечество еще не забыло, как входить в морок наяву. Там, конечно, надо правила кое-какие при этом соблюдать, но в принципе это возможно.
– А почему ты не хочешь жить здесь?.. Здесь же… гораздо интересней, чем в реальности.
– Как я уже сказала, мне эти все красивости более не в диковинку, – ответила Варамира задумчиво. – Приелись, примелькались… А в реальности я на два шага дальше от смерти. И если бы я могла, убежала бы от нее еще дальше. В какой-нибудь над-мир, да вот жаль, нет такого.
Ромка почесал затылок:
– Но ведь… Ты очень долго была в мороке и не развоплощалась при этом… Как так?
– Ну, я же колдунья. И да, я изучила его, – Варамира поднялась с переливчато-синего камня. – Я научилась выживать здесь. Привыкла к нему – насколько можно привыкнуть к постоянным изматывающим переменам. Кое-каких здешних особенностей в реальности мне будет не хватать. Именно поэтому я хочу вернуть свою настоящую силу.
«Бабка» что-то высматривала вдалеке, там, где коралловое море сливалось с лиловым небом.
– Поднимайся тоже, – сказала она Ромке. – Сейчас сядем на паром. Считай, этот берег – последнее место, где мы могли отдохнуть более-менее спокойно. Дальше нам предстоит поторапливаться и при этом все время быть начеку.
– Почему?
– Как же много вопросов ты задаешь, а, – посетовала Варамира. Но все же ответила: – Потому что… в реальности вечер, скоро люди начнут засыпать и морок перестанет быть пустынным и тихим.
Ромка почуял, что Варамира опять чего-то не договаривает. Но вот… что на этот раз? Она молчит о какой-то опасности… наверняка! Но если раньше от некоторых ее слов, как от ключей, в его голове открывались сокрытые до поры знания, то в этот раз такого не было.
Тем временем янтарное море будто вскипело. На поверхность воды стали вырываться пузырьки воздуха, слипшиеся в большие грозди, и с шипением лопаться. Море вспучилось, натянулось. Волны хлынули на прибрежные камни, отчего те внезапно зазвенели, как колокола, и так же завибрировали. Из пучины морской показалась ржавая крыша. За следующие полминуты из воды выбрался и весь паром: старый, явно видавший виды, украшенный множеством ленточек и мелких флагов на веревочках, как будто бы затонул он во время какого-нибудь фестиваля или карнавала.
Паром вынырнул довольно далеко от берега. Ромка не мог различить, есть на нем люди или нет. Раздался гудок.
– Пойдем, – сказала Варамира и решительно зашагала по камням к морю.
Ромка сначала оторопел. Что, прям вплавь придется добираться, что ли?
Но когда Варамира занесла ногу над морскими волнами, прямо из воды вынырнул плоский фиолетовый камень, испещренный цветастыми прожилками. И он тоже пел, так же, как камни на берегу. Варамира, не останавливаясь, наступила на него, и тон звучания изменился. Варамира шла дальше, оставляя за собой дорожку из поющих камней.
– Ну что ты никак не привыкнешь, – произнес Зорея, стоя на берегу. – Иди. Я за тобой.
Ромка, стряхнув с себя оцепенение, ринулся догонять «бабку». Обернулся: Зорея двигался сразу за ним, прыгая по камням весьма ловко для старика.
Последний камень был точь-в-точь возле трапа, по нему Ромка и забрался на палубу парома, который, как ни странно, все-таки оказался пустым.
Ну, и правда, если он из-под воды вылез, то откуда тут взяться людям?..
– Отчаливаем, – произнесла Варамира.
Гудок прозвучал опять. Паром качнуло. Ромка услышал, как заработали, взревев, двигатели. Янтарное море не хотело отпускать паром, но эту схватку ему было не выиграть. Судно, двигаясь вперед и вверх, плавно взлетало над медово-рыжими волнами.
Ромка схватился за белые перила и, перегнувшись через них, глянул на пейзаж внизу: переливчатый берег в форме лунного серпа стремительно удалялся и бледнел. Высокий белостенный замок с тонкими башенками и арочными мостами, которым предстал в мороке маяк, начал сливаться с заснеженными горами на фоне.
Паром издал еще один гудок, и в тот же миг мимо Ромкиного лица на огромной скорости пронеслась стая сине-зеленых бабочек, больших, размером примерно с чайку. Они были похожи на листья, гонимые ветром. Ромка глянул вперед. Паром на приличной скорости приближался к толстым золотым облакам.
