Текст книги "Шторм из тени"
Автор книги: Дэвид Марк Вебер
Жанр:
Космическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 56 страниц)
Я также думаю, что ее первоначальная «дискуссия» с капитаном была ее собственной идеей. Или, возможно, ее и Тимар. Но когда она получила в свои руки ваше второе достижение – которое, давайте признаем это, действительно звучит намного больше «паникерски», чем ваш первый доклад – я думаю, что она выбрала момент, когда адмирал Бинг уже испытывал чувство… разочарования по поводу задержки в сборе оперативного соединения здесь на Мейерсе и поделилась с ним.
Это заключение итог, казалось, скрутило желудок Мэтланда Аскью. Он взглянул на Бурже, и она медленно кивнула.
– Верно. На этот раз, адмирал – посредством адмирала Тимар, а не капитана Аберу – выразил свое личное недовольство вашим «очевидным пораженчеством, доверчивостью, паникерством и очень убогой компетентностью».
Она сказала это быстро, отметила онемевшая часть мозга Аскью, со своего рода хирургической жестокостью, что было проявлением ее собственной доброты.
– Он также заявил – посредством адмирала Тимар, – продолжила Бурже с явным отвращением, – что поскольку обсуждаемый «офицер–пораженец» является офицером Пограничного Флота, а не офицером Боевого Флот, он предоставит «право решения» вашего дела в руки капитана Мизавы. Однако, было не так много сомнений в том, что он имел в виду, в своем послании, переданном через адмирала Тимар.
Аскью только посмотрел на нее. Это было все, что он мог сделать, чувствуя полное уничтожение своей карьеры, устремившееся к нему.
– Помимо личных последствий в вашем случае, – сказала Бурже, – довольно очевидно, что адмирал Бинг решил сделать выговор по вопросу о возможностях Мантикоры. И, к сожалению, ваш второй доклад – который, кстати, показался капитану и мне очень убедительным – теперь безвозвратно испорчен в его глазах. Фактически, если капитан попытается оспорить взгляды Аберу или Тимар, адмирал Бинг, вероятно, автоматически отвергнет все, что он скажет, потому что это будет исходить из вашего доклада и просто заново над ним поиздевается. Из того, что мы уже видели от него, довольно очевидно, что, когда вовлечен его характер, он стремится освободить свой мозг, и это то, что произойдет в любой момент, когда он хотя бы заподозрит, что капитан машет ваашим отчетом в его сторону. Это, если я значительно не ошибаюсь, именно то, что Аберу и Тимар имели в виду.
– Мэм, простите, – почти прошептал Аскью. – Я пытался помочь. Я никогда не думал, что…
– Мэтт, ни капитан Мизава, ни я никогда не думали о вас ничего другого, кроме того, что вы умный, талантливый, добросовестный молодой офицер, делающий все возможное, чтобы выполнить свой долг в чрезвычайно трудных условиях. Если один из нас и имеет личные сожаления, то это потому, что мы случайно посадили вас на мель в середине этого минного поля.
Аскью вновь закрыл рот и еще раз кивнул, надеясь, что он не выглядел таким больным, как он себя чувствовал.
– Я объясняла все это вам по определенной причине, – сказала ему Бурже. – Обычно, я никогда не сказала бы офицеру вашего относительно младшего статуса о подозрениях, которые я лелею о капитане Аберу, и мотивах адмирала Тимар. И тем более, если уж на то пошло, не стала бы обсуждать с вами… недостатки личного отношения адмирала Бинга к Пограничному Флоту или возможностям Мантикоры. В данном случае, однако, вы должны быть осведомлены о том, что вы создали себе несколько потенциально очень высокопоставленных, и, вероятно, очень мстительных, врагов. Я не могу оценить все потенциальные профессиональные последствия, и я хотела бы каким–то образом отвлечь их от вас, если любой из этих троих решит «наказать» вас лично. Но по крайней мере теперь вы знаете.
– Однако, это не основная моя причина для объяснения для столь длинного объяснения. То, что я особенно хочу, чтобы вы поняли, Мэтт, это почему капитан Мизава принял меры в отношении вас.
– Что… что за меры, мэм? – удалось спросить Аскью.
– Вы освобождаетесь от должности помощника тактического офицера «Жана Барта» немедленно, – наотрез сказала Бурже. – Ваше новое назначение будет помощником офицера по общественной информации адмирала Сигби на борту «Восстановления».
Аскью почувствовал, как будто его только что ударили в живот, и лицо его болезненно вытянулось.
– Позвольте мне закончить, прежде чем что–либо сказать, – быстро сказала Бурже, подняв указательный палец. Ее глаза встретились, и спустя мгновение, он смог кивнуть еще раз.
– Я понимаю, как именно это выглядит для вас в данный момент, – продолжила затем старпом тихим сострадательным голосом. – Надеюсь, это будет также выглядеть для Аберу и Тимар – и, если на то пошло, адмирала Бинга. Если они заинтересуются, то капитан Мизава получил сообщение и спустил всю вашу карьеру в унитаз. А отправка вас на борт «Восстановления» также позволит вам покинуть «Жан Барт» и, надеюсь, выведет из их поля зрения.
– В данном случае, однако, внешность немного обманчива. Во–первых, адмирал Сигби – старый друг капитана. Он обсуждал эту ситуацию с ней – я не знаю точно, насколько подробно – и она согласилась создать место в ее штабе для вас, несмотря на потенциальное ссанье адмирала Бинга. Во–вторых, какие бы Аберу и Тимар не сделали выводы, капитан – и я, и коммандер Цейсс – все будем одобрять эффективность вашей работы в самых положительных терминах. В–третьих, не было никакого официального общения между адмиралом Бингом или любым сотрудником его штаба и капитаном Мизавой об огорчении адмирала вашим «пораженчеством». Поэтому никакого упоминания об этом не появится в вашем деле.
Она наконец остановилась, и Аскью глубоко вздохнул.
Он понимал, что капитан Мизава пытался сделать, и он глубоко, глубоко ценил это – особенно учитывая вероятность того, что если адмирал Бинг или его штабисты все же решат лично понаблюдать за «спуском в унитаз» его карьеры, они также поймут, что капитан сделал. Но это не будет приятно, в любом случае. Когда офицер номер два тактического отдела линейного крейсера внезапно оказывается назначенным помощником офицера по общественной информации, люди буду считать – как правило, имея причину – что он попал в опалу. Отчеты о проделанной работе капитана Мизавы и коммандера Бурже, вероятно, буду говорить о другом, предположив некоторые теоретические планы для будущего повышения, но это не улучшит того, как новые товарищи будут рассматривать его, когда он прибудет на борт «Восстановления». Не было никаких гарантий того, что Аберу и/или другие были готовы согласиться на его очевидный текущий позор.
Что не означало, что это не было абсолютно лучшим, что капитан Мизава мог для него сделать.
– Я… понимаю, мэм, – сказал он, наконец, очень тихо. – Спасибо. И, пожалуйста, поблагодарите капитана от меня тоже.
– Я сделаю это, конечно, – ответила она. – Не то, что в этом есть какая–либо необходимость. Единственное о чем я жалею, и я уверена, что я говорю за капитана – это то, что вы попали во все это дерьмо, и что это лучшее, что мы можем сделать, чтобы защитить вас от последствий сделанной вами работы. – Она покачала головой. – Я знаю, это не кажется таким на данный момент, но иногда, хорошие парни действительно побеждают, Мэтт. Постарайтесь запомнить это.
* * *
Лейтенант–коммандер Дентон несчастно хмурился, размышляя о событиях последних нескольких дней.
Он высоко оценил официальное одобрение адмирала Хумало его действий здесь, в Пекуоде, но он не нуждался в донесениях адмирала и капитана Шоуп, предупреждающих его, чтобы он приглядывал за своей спиной. Фактически, еще больше посланий от него уже были на пути к Шпинделю, с подробностями свежих конфронтаций с новотосканскими шкиперами. Теперь в смесь добавился новотосканский торговый атташе, а также зарегистрированные «формальные протесты» об «возросшем своеволии» КЕВ «Репризы» и ее персонала. И, чтобы сделать вещи еще хуже, теперь там были подлинные инциденты и столкновения. Новотосканцы становились все более и более недовольными, хамоватыми и грубыми во время рутинных проверок и судовых визитов, и даже их рядовой состав начал выходить за границы. Дентон подозревал, что многое из того, что они видят от квалифицированных специалистов было результатом того, что их кормили рассказами об оскорблениях и издевательствах монти на борту других кораблей от своих собственных офицеров. В настоящее время, большинство из них, казалось, считало, что все эти предполагаемые инциденты на самом деле произошли, и никто из них не был в особенно примирительном настроении. Что означало – поскольку Дентон и его люди имели работу, которую нужно делать – что каждый новый новотосканский корабль был тлеющей пороховой бочкой, только и ждущей искры, а в результате были некоторые действительно уродливые конфронтации.
Его люди стараются избегать любого закачивания водорода в огонь… лучшее, казалось бы, что можно делать. Сейчас весь экипаж корабля знал о потоке жалоб и протестов, но они все еще должны были выполнять свои обязанности. И, как и их капитан, они пришли к выводу, что все это должно было быть организовано какой–то центральной властью и что это должно было быть направлено на какую–то конкретную кульминацию. И снова, как и их капитан, каждый из них, он или она, проклиная, желали бы некоторой подсказки – любой подсказки – каковой может быть эта кульминация… и как этого можно было бы избежать.
К сожалению, никто не смог придумать ключ к разгадке.
«Ах, как я хотел бы, чтобы адмирал поторопился и прислал кого–то старшего сюда, – горячо подумал Дентон. – Меня не волнует, если это обернется эскалацией. Я чертовски доволен тем хорошим, что я делал до сих пор, но я ужасно устал ждать. И будь я проклят, уверен, что когда он (или она), наконец, доберется сюда, я лично найду ту глубокую задницу, которой принадлежала эта дерьмовая идея и приготовлю на гриле тому, у кого выше класс жалованья, чем у меня!»
Он знал, почему его нервы были даже более напряжены, чем раньше, и глаза его скользили по тактическому дисплею с дата–кодом КФНТ note 6Note6
Корабль Флота Новой Тосканы
[Закрыть]«Камилла». Новотосканский легкий крейсер был почти на тридцать процентов больше, чем «Реприза», а у ФНТ note 7Note7
Флот Новой Тосканы
[Закрыть]был приличный уровень технологий для звездной системы Пограничья. Он был не так хорош, как у Рембрандтского Флота, или Флота Сан–Мигеля, возможно, но он был на два или три пункта выше средних аппаратных каракулей, ограничивающих «флоты» третьего или четвертого эшелона, как правило чаще встречающихся в этих лесах.
Несмотря на это, и, несмотря на то, что «Реприза» не была скачущим древесным котенком, Дентон вовсе не был запуган огневой мощью большего корабля. Это правда, он чувствовал себя вполне уверенно, дав понять это капитану «Камиллы», так же как и то, что у крейсера не будет шансов против меньшего мантикорского эсминца.
«К сожалению, это не так просто решить, кто кого может развеет в космосе», – подумал он мрачно.
«Камилла» прибыла в Пекуод почти пять местных дней назад, и капитан Сеген немедленно сообщила властям системы Пекуод, что власти Новой Тосканы решили, что будет полезным и целесообразным постоянное пребывание в Пекуоде одного из своих военных кораблей в качестве официального наблюдателя. Это не будет, поспешила она заверить всех в поле зрения, рассматриваться или подразумеваться Новой Тосканой как враждебный акт или как оскорбление суверенитета Пекуода. На самом деле, это была надежда Новой Тосканы, и формальная нота, которую она доставила от министра иностранных дел Кардот и премьер–министра Вежьена, ясно дала понять, что наличие официального новотосканского присутствия в системе поможет охладить страсти, а не подогреть их.
Конечно, так и было. Дентон покачал головой. Если бы он не был убежден, что все «инциденты», на которые жаловались новотосканские торговые шкиперы, были придуманы намеренно по приказу своего домашнего правительства, он, возможно, был бы готов, по крайней мере, развлечься возможностью того, что Сеген говорит правду. К несчастью, он был убежден, что если новотосканское правительство всерьез относилось к намерению положить конец напряженности, все что нужно было сделать – это передать своим капитанам, чтобы прекратили делать то, что они делают. Это означало, что «Камилла» была здесь, очевидно, для чего–то еще, и с этим «чем–то еще» Дентом менее всего хотел иметь дело. В этом, по крайней мере, он не сомневался.
Его рот дернулся в невеселой улыбке, когда он увидел бот энсина Монаган направляющимся к другому судну. Он настучал запрос на своей схеме, и его улыбка исчезла, когда появилось имя КФНТ «Элен Блондо».
«Нет, еще один проклятый новотосканский грузовик! – подумал он. – Черт возьми, они должно быть зациклили всю свою траханую торговлю через Пекуод! Можно подумать, у них не осталось ни одного корабля в…»
Его мысли прервал значок «Элен Блондо», внезапно сменившийся мигающим малиновым символом, который указывал на распространение сферы обломков, летящих в направлении от точки в пространстве, в которой корабль только что взорвался.
– …таким образом, после завершения моего опроса о выполнении задания энсина Монаган и каждого члена ее экипажа в отдельности, мой вывод таков, что их доклады – по отдельности и в составе группы – являются точной информацией о том, что на самом деле произошло во время их подхода к «Элен Блондо», – сказал Льюис Дентон в записывающее устройство своего терминала четырнадцать часов спустя.
Его голос был более, чем немного хриплым, истощенно–шероховатым по краям, и он это знал, как знал, что в докладе, который он записывал, будут показаны его усталые глаза и темные мешки синяков, которые образовались под ними. Хотя было не так много того, что он мог бы сделать с этим. Он должен был отослать этот отчет прочь, и чем скорее, тем лучше. В лучшем случае курьеру понадобится семнадцать дней от Пекуода до Шпинделя, но было меньше шести дней от Пекуода до Новой Тосканы. Он действительно не думал, что кто–то в Новой Тоскане был бы безумен достаточно, чтобы начать какую–то карательную экспедицию против «Репризы» или Пекуода, но он был далеко не так уверен в этом, как хотел бы быть. Не после последнего эпизода.
– Несмотря на утверждения капитана Сеген об обратном, нет абсолютно никаких доказательств того, что энсин Монаган или ее бот сыграли какую–то роль в разрушении «Элен Блондо», – продолжил он. – Я, конечно, добавляю сенсорные и тактических записи «Репризы» за весь период времени, начиная с одного полного стандартного часа, прежде чем «Элен Блондо» взорвалась, и заканчивая одним полным стандартным часом после разрушения корабля. Я также добавляю копию бортового журнала бота и полный перечень логов моего корабля, с записями каждого малого судна и судовых ракет, выпущенных нами. Основываясь на этих записях, я однозначно утверждаю и для записи, что я абсолютно убежден, что никто на борту бота миз Монаган или на борту «Репризы» не сделал ни единого выстрела какого–либо рода, или по любой причине.
На самом деле, я должен повторить, что мне не удалось найти каких–то доказательств ни в наших записях или сенсорных данных, которые свидетельствовали о наличии каких–либо внешних причин для уничтожения «Элен Блондо». Нет никаких признаков ракетного огня, энергетического огня или столкновения. Предварительное заключение, к которому я смог прийти, состоит в том, что корабль и – по–видимому – весь его экипаж были потеряны из–за внутреннего взрыва. Ни я, ни мои офицеры, в частности включая моего инженера и тактика, не в состоянии предложить какую–либо нормальную причину для такого взрыва. Судно было полностью разрушено, словно при чуть ли не катастрофической и полностью непредвиденной аварии реактора, что, казалось бы, будет удаленно разумным объяснением. Однако, я считаю, что это объяснение совершенно неправдоподобно, учитывая наблюдаемый характер взрыва. Фактически, правда, из частичных сенсорных данных, которые у нас есть, по уничтожению судна и нашему анализу разброса обломков в модели, мне кажется, как и моему тактику, что она была уничтожена не одним взрывом, и даже не одним основным взрывом и рядом вторичных, а в результате практически одновременной цепи, по меньшей мере из семи различных взрывов.
Он сделал паузу, его измученное лицо было изможденным и мрачным, и его ноздри раздувались. Затем он продолжил, говоря медленно и отчетливо.
– Я полностью понимаю серьезность того, что я собираюсь сказать, и я очень надеюсь, что более тщательный и полный анализ ограниченных данных, которые мне удалось включить в этот доклад докажет, что мои подозрения ошибочны. Тем не менее, по моему мнению, разрушение «Элен Блондо» было результатом тщательного, умело спланированного, и хорошо выполненного акта саботажа. Я думаю, нет других объяснений для наблюдаемой картины разрушений. Я не готов в это время в официальном докладе делать предположения о том, кто, возможно, был ответственен за этот акт саботажа. Я не обученный следователь, и я не думаю, что было бы правильно для меня выдвигать какие–либо официальные обвинения или голословные утверждения до выполнения более подробного анализа. Тем не менее, если, на самом деле, это был акт саботажа, то, возможно, тот, кто был ответственен за это, очевидно, не блюдет наилучших интересов Звездной Империи. Учитывая, что капитан Сеген, «Камилла», и все другие новотосканские суда в системе были отозваны, я считаю, что потенциал для какого–то дополнительного и прискорбного инцидента является высоким. Я должен, следовательно, с уважением просить, чтобы эта звездная система была оперативно и решительно усилена.
ГЛАВА 40
– Они ушли.
Валерий Оттвейлер оторвался от отчета, который читал и приподнял одну бровь на человека, стоявшего в дверях его кабинета. Дэмиен Харахап, бывший сотрудник Жандармерии Солнечной Лиги, был в высшей степени забывающимся типом мужчины – качество которое хорошо послужило ему в свое время у бывшего работодателя – но Оттвейлер обнаружил, что за ничем не примечательным фасадом были очень способные мозги.
Он был также тем, у кого было чрезмерное количество удачи. Несмотря на все это вместе взятое, Харахапу необычайно повезло, что он жив, но Оттвейлер также знал, что он оказался очень полезным для Алдоны Анисимовой и Изабель Бардасано. Несмотря на то, насколько эффектно операция на Монике была потерпела полное фиаско, Харахап выполнил свою роль в ней почти безупречно, и он был также безжалостно честен в своей критике собственной деятельности, поскольку имел больше основания для критики, чем кто–либо еще. Он не был мезанцем, но оперативники его профессионализма и способностей – и интеллекта – были редки, и Бардасано, которая никогда не имела никаких предубеждений против использования «внешних талантов», если тот зарекомендовал себя ценным и надежным, наняла его после увольнения из Жандармерии, еще до того как обломки Моники осели.
Тот факт, что Харахап знал, куда ведут все ниточки в Секторе Мадрас, мог иметь особое значение для Оттвейлера, с тех пор как он прибыл, чтобы стать сотрудником штаба Оттвейлера здесь, в Мейерсе. Конечно, было несколько недостатков того, чтобы иметь его на официальной службе у Оттвейлера здесь в столичном мире своей второй родины. На самом деле, Цзюньянь Хонгбо поглядывал немного искоса на эти отношения, но Оттвейлер уже продемонстрировал, кто был главным в их тандеме, и какие–либо возражения вице–комиссара, которые он возможно лелеял, остались невысказанными.
– Я так понимаю, что вы имеете в виду уход бесстрашного адмирала Бинга? – начал Оттвейлер, и Харахап кивнул.
– Только что совершил переход в Новую Тоскану, – сказал он.
– И как раз вовремя, – пробормотал Оттвейлер. Харахап не показал, что заметил это, что было новым доказательством как его ума, так и осмотрительности, подумал Оттвейлер. Тогда мезанец глубоко вздохнул и пожал плечами.
– Спасибо, Дэмиен, – сказал он.
– Есть что–то, что мне нужно сделать сегодня? – спросил Харахап.
– Нет, спасибо. Ну, не здесь, во всяком случае. Но, если задуматься, вероятно, было бы неплохо, если бы вы вновь возобновили контакты в Жандармерии. Постарайтесь разузнать, как солли видят то, что происходит в Новой Тоскане.
– Нет проблем, – ответил Харахап, шагнул влево, тихо закрывая за собой дверь.
Оттвейлер мгновения смотрел на закрытую дверь, думая о человеке, который только что вышел через нее, и все, что тот олицетворял.
Дэмиен Харахап был одним из лучших оперативников Жандармерии Лиги, когда–либо набранных и обученных, но он никогда не чувствовал какой–либо внутренней лояльности к Лиге. Он был уроженцем Пограничья, ему удалось выцарапать свою дорогу с одной из планет Пограничной Безопасности, которая была передана одному из ее многих межзвездных корпоративных покровителей, чтобы быть выжатой и использованной. Он сделал это, пойдя на службу к тем самым людям, которые лишили его домашний мир своей свободы и достоинства, и Оттвейлер подозревал, что это до сих пор временами грызет его. Если это и было так, оно не мешало ему делать свое дело в высшей степени превосходно, но было обусловлено скорее собственной гордостью за свое мастерство и нежеланием выполнять что-либо менее чем безупречно, нежели какой-либо преданностью своему работодателю. Он всегда видел себя – с полным основанием, по мнению Оттвейлера – скорее как иностранного наемника, чем гражданина Лиги.
И это было в конечном итоге доказательством ахиллесовой пяты Солнечной Лиги, подозревал Валерий Оттвейлер. Слишком многие люди просто делали то, что должно было быть сделано, чтобы сохранить механизм, и работали как Дэмиен Харахап. Квалифицированные, способные, амбициозные, часто безжалостные… и без всякого чувства лояльности по отношению к Лиге. Они просто играли в лучшее, что было им доступно, и если кто–то приходил и предлагал изменить правила…
Оттвейлер вернулся к докладу, который читал, но в действительности не видел его. Его ум был слишком занят другими вещами.
Он был рад, что Бинг, наконец, был запущен в оборот, даже если для этого потребовался почти целый стандартный месяц. Это было больше, чем было указано в его инструкциях в качестве максимально допустимого срока, но только на один–два дня. Пока люди, стоявшие за написанием этих инструкций, не потупеют неожиданнее, чем ожидал Оттвейлер, он мог позволить некоторое отклонение от сроков даже в своих «максимально допустимых» задержках времени. Но, как бы то ни было, это был лучшее, что Оттвейлер был в состоянии сделать, открыто не заходя гораздо дальше и не нажимая на Лоркана Веррочио намного жестче – и намного более очевидно – чем допускали его инструкции от Изабель Бардасано.
И он также был доволен тем, что Бинг, по сути, решил что только две его эскадры линейных крейсеров из трех пойдут с ним.
Он откинулся в кресле, поджав губы в беззвучном присвисте. Он не должен был знать, что происходит на самом деле. Это было очевидно по тому, как были написаны его инструкции, то, как были сформулированы директивы Бардасано. Но, как и у Дамиена Харахапа у Валерия Оттвейлера был интеллект, который делал его столь полезным для его работодателей. И этот интеллект наводил на мысли, с которыми он в последнее время был особенно осторожен, чтобы оставить их при себе. Мысли, которые наводили на размышления о фундаментальной лояльности таких людей, как Харахап.
И его собственной.
Никто не сказал ему, что именно должно было произойти в Новой Тоскане, но не нужно было быть гиперфизиком, чтобы понять, что это было не то, что новотосканцы – или адмирал Бинг – ожидали. Особенно после того, что случилось на Монике, и того, что продемонстрировал мантикорский военный потенциал, Оттвейлер видел только одну перспективу – похоже, что кто–то хотел вновь разыграть Битву у Моники, но с Джозефом Бингом в роли Мониканского Флота. Никто настолько умный, как Изабель Бардасано или Алдона Анисимова не мог ожидать любого другого результата, что означало, что именно к этому они и стремились. Что неизбежно вело к вопросу о том, почему они этого хотели.
Оттвейлер задал себе тот же вопрос, и он задумался, очень тревожная мысль пришла к нему в голову. Которая позволила ему взглянуть на действия такого человека, как губернатор Баррегос в Секторе Майя совсем по–другому. Что его поразило: как кто–то такой способный, как он, мог упустить признаки, которые теперь сталь столь очевидны для него.
Что заставило его задуматься, чему он в действительности хранил верность все эти годы и насколько далеко могут простираться амбиции его работодателей.
И больше всего его поразила мысль – как Солнечная Лига собирается реагировать, когда обнаружит истинный недостаток найма наемников для своей защиты.
* * *
– Знаешь, отец, когда ты впервые провел этот твой мозговой штурм, я действительно поймал себя на мысли о твоем контакте с реальностью. На самом деле я действительно хотел сказать об этом. Но теперь…
Бенджамин Детвейлер покачал головой, стоя рядом с отцом в салоне роскошно обставленной частной яхты, глядя на высокоточное изображение на экране.
– Правда? – Альбрехт одарил сына ироничным взглядом. – Передумал, не так ли? Ты помнишь, что одной из твоих обязанностей является предупреждение меня, если ты думаешь, что я зарываюсь, не так ли?
– О, конечно. – Бенджамин усмехнулся. – Проблема в том, что никто не знает, всех лабиринтов – если не сказать макиавеллевских – деталей, катающихся внутри твоего мозга. Иногда это своего рода трудность для тех из нас, кто снаружи, чтобы понять разницу между ходами гения и ходами наугад.
– Твоя сыновняя почтительность переполняет меня, – сухо сказал Альбрехт, и Бенджамин снова усмехнулся. Несмотря на это, раздумывал Альбрехт, было по крайней мере крошечное зерно истины, захороненное в комментариях сына. Как и во всем, что дела Бенджамин. Из всех его «сыновей», Бенджамин наиболее вероятно может прямо высказать ему, если заметит, что он ходит по опасному краю.
«Наверное, потому что Бенджамин похож на меня, если смотреть правде в глаза, – подумал Альбрехт. – В конце концов, именно поэтому я выбрал его для работы с военной стороной дела. И, – Альбрехт перевел взгляд на видео экран, – с тех пор он заставил всех нас гордиться. Ну, ,ладно, он, Дэниэл и небольшой магазинчик чудес Дэниэла».
Правду сказать, изображение на видео экране было не все, что его интересовало… если, конечно, понять, что можно было увидеть. Не существовало острой необходимости, чтобы Альбрехт был здесь на борту яхты Бенджамина, наблюдая с такой короткой дистанции. Он мог бы видеть то же самое из безопасности своего офиса. Но Альбрехт понимал, что он видел, и шестьсот стандартных лет планирования и усилий, пота и труда, огромных инвестиций и еще более огромного терпения со стороны целых поколений, которые не могли быть здесь с ним, гремели, проникая до мозга костей, когда он наблюдал. Он не мог бы держаться подальше. Он должен быть настолько физически близок к подразделениям «Устричной бухты», насколько возможно, и если это и было нелогичным, его это не очень волновало.
Он наблюдал за движущимися колоссальными грузовиками. Они даже с натяжкой не были крупнейшими грузовиками в галактике с любой натяжкой, но они все еще были большими, массивными судами, по крайней мере, в четыре миллиона тонн, и они были тщательно модифицированы для их нынешней роли. Их грузовые люки были значительно больше, чем обычно, а грузовые трюмы за этими люками были настроены для обеспечения безопасных гнезд для примерно размера фрегата разведывательных кораблей класса «Призрак», которые они скрывали.
Они были чем–то совершенно новым в истории межзвездных войн, эти, разведывательные корабли, и он хотел бы, чтобы у них их было больше – сотни. Но их не было. Их общий запас новых судовых паучьих двигателей был крайне ограничен, и он совершенно все их пустил на эту операцию. Если бы у них было хотя бы еще несколько месяцев – ну, или стандартный год или два – чтобы подготовиться, он был бы гораздо счастливее.
«Но у нас их достаточно для этого, – сказал он себе почти свирепо, и переместил взгляд на другую половину «Устричной бухты».
Ударные корабли класса «Акула» были гораздо больше, чем разведчики коммодора Остби и коммодора Санга. Какая–то прослойка должна была быть, хотя они по–прежнему были в сущности единицами–прототипами во многих отношениях, и у них их было всего двадцать восемь, разделенными между Оперативным Соединением 1 адмирала Тополева и намного меньшим Оперативным Соединением 2 адмирала Коленсо. Значительно более крупные единицы с гораздо большим боезапасом были на чертежной доске, дизайн их был основан в немалой степени на опыте Бенджамина и его экипажей, приобретенном в работе на судах, которыми в настоящее время командовали Тополев и Коленсо. Некоторые из этих более крупных единиц уже были предметом обсуждения по вводу на первую фазу строительства. И, опять же, Альбрехт желал бы, чтобы они могли подождать, пока эти большие корабли будут доступны в больших количествах. Но ключом ко всему было время, а у двух адмиралов было достаточно сил, чтобы выполнить поставленные задачи.
Альбрехт не был военным специалистом, каким был Бенджамин, но даже он мог сказать, что «Акулы» выглядели слегка неправильно. Они были слишком далеко, чтобы видеть невооруженным глазом, но увеличение видео экрана привело их к тому, что они казались на расстоянии вытянутой руки, и стало очевидным, что все они не имели традиционного «молотообразного» дизайна военного корабля. В действительности, в обводах их корпусов было все не так, в той или иной форме, как если бы их конструкторы работали над совершенно другим набором ограничений, чем кто–либо еще в Галактике.
Что было недалеко от истины.
Ударные корабли медленно повернулись, а потом, как единое целое, они двинулись, сливаясь с бездонными глубинами космоса. И это тоже было неправильно. Свето–деформационная сила импеллерного клина звездолета делала так, что корабль в нем было невозможно увидеть, за исключением именно правого угла. Но вокруг этих кораблей не было ни гравитационных искажений, никаких гнущихся и размытых световых волн, потому что они не использовали импеллерных клиньев.
«И разве это не то, что станет неприятным сюрпризом для монти и их друзей?» – неприятно подумал Альбрехт.
Он наблюдал в течение нескольких минут, а затем встряхнулся и глубоко вздохнул.
– Ну, – сказал он, – это так. Я горжусь тобой, Бен, – он протянул руку, чтобы сжать плечо сына. – Я иногда думаю, что это то, что я забывал сказать тебе – и другим мальчикам, если на то пошло – так часто, как следовало бы, но это правда. Я знаю под какое давление поставил вас, когда решил ускорить «Устричную бухту». Но я также знал, что если кто–то мог ее организовать и привести в движение за это время, то вы были единственными.