Текст книги "Сессия в условиях Талига (СИ)"

Автор книги: Дана Канра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)

– Юноша, не хотите ли отправиться с Робером Эпинэ в Агарис?

– Нет, монсеньор…

Мне бы сначала с Талигом разобраться, а потом в Агарис ехать. Обязательно туда съезжу как-нибудь, посмотрю местные достопримечательности. Много позже я отчаянно размышлял, что решение было принято зря и оказалось пророческим, но чего уж поделать? Головой надо думать больше, чем обычно.

– Юноша, – довольный нашей победой Алва обнял меня за плечи, – пишите сонеты вашей даме. А обеспечу конем я вас по дороге. Мы едем домой.

====== Глава 26. Как отмечать победу ======

Оскар Феншо, отправленный в Тронко на перевоспитание, был абсолютно прав, назвав Жиля Понси чудовищем. Но теперь мне приходилось страдать, слушая его россказни, в гордом одиночестве – даже Энн поджала крохотные ушки и не высовывалась из кармана очень долго. Глядя в прекрасное своей синевой небо, я радовался хорошей погоде и старался не обращать внимания на словоблудие Жиля. Тот же бубнил, бубнил без устали о невыносимом женском коварстве. Свояченница губернатора из Тронко еще не оставила память этого молодого человека и он сетовал на непорядочность тех военных, с которыми коварная особа согрешила.

Я угрюмо молчал, ненавидя этого страшного человека всем сердцем. Отъеду я, чтобы догнать эра Рокэ, а этот гаденыш бросится в реку с обрыва, как пафосно обещает, глядя на меня глазами, как у кота из Шрека. И самое обидное, что этот идиот никогда не умирал, не знает цену жизни, а смеет нести суицидальный бред! Еле сдерживаясь, чтобы не наорать на него, я смотрел то в небо, то на голову Соны. Хотя, конечно, наорать следовало бы…

– После печального происшествия в три часа пополудни в восьмой день Янтаря я осознал все. Если меня не будет – ничего не изменится. От нас ничего не зависит, так зачем тогда жить?

Ой дурак… Если он решит убиться, надо будет его скрутить, дать по голове и провести суровую воспитательную беседу. Скажу мол, что умирал уже в Надоре от астмы или лихорадки и только волей Создателя остался жив, а потому теперь мой долг – спасать таких вот дурней… Да мало ли что можно наврать?

Я безумен, как безумен олень,

средь осенних древес золотых,

одинок я, как подрубленный пень,

без ветвей, цветов и листьев густых…

Я не слушал, заинтересованно глядя на синие воды Данара, к которому мы медленно, но верно приближались. Ура! Скоро вернемся в Талиг, я снова послушаю песни монсеньора, попрошу научить меня им… Предвкушая всю эту прелесть, я радостно улыбнулся, а Жиль посмотрел на меня с неодобрительной скорбью.

– В конце концов, моя жизнь никому не нужна, а меньше всех – мне, – проговорил порученец выразительно и отчетливо. – Я исчезну, и обо мне все позабудут. На дне реки – покой, там…

Как только я напрягся, чтобы выскакивать из седла, хватать суицидника за штаны и тащить на землю грешную, Рокэ поступил с точностью до наоборот. Выхватив из седла это чудо, монсеньор швырнул Понси в Данар. Теперь точно буду вытаскивать. И уже, испугавшись, я полез из седла, но Алва твердой рукой вернул меня на место. Совсем дурной стал, что ли?! Неужели никогда не был при смерти, не понимает каково умирать?! Отчаянно сопя, я вырывался из его рук, желая немедленно помочь булькающему где-то вдалеке бедолаге.

– Юноша, успокойтесь, он не утонет.

– Да вы! Вы! – наглости не хватало сказать “ополоумели”.

– Я, юноша. Тапо, вытащите его, если позовет на помощь, – обратился Алва к какому-то кэналлийцу.

На помощь он позвал почти сразу, громко булькая и разбрызгивая воду. Кэналлиец тут же рванул к нему, не забыв избавиться от колета и сапог, а Эмиль тихо посмеивался на пару с Алвой. Правда и не совсем одобрил его поступок, назвав негодяем и извергом, но меня просто трясло. Это… Это же надо…

– Совсем у вас нет совести, монсеньор, – пробубнил я себе под нос, и Алва вроде не услышал. Но потом подумал, решил, что сей воспитательный метод тоже неплох, и смирился.

Тем временем мокрого и дрожавшего страдальца вытащили из воды за шиворот. Бедняга дрожал и отплевывался от воды. Хмыкнув, Рокэ погнал Моро вперед, а я не пожелал отставать. Даже Энн высунулась посмотреть, в честь чего все так дружно и громко хохочут.

– Корнет Понси, смирно!

Чихнув, он выпрямился и тоскливо посмотрел на Алву. Тот же сделал суровое лицо.

– Если не хотите в ближайший дом скорби, извольте избегать подобных речей. Поняли?

– Понял… – обреченно проблеял Жиль.

Да, теперь ему не поздоровится – придется взвешивать каждое слово и каждый жест. И, правильно, наверное. Убивать себя – как-то неправильно, хотя, скорее всего, я сужу предвзято. Ладно, к кошкам эти философские мысли, главное, что мы скоро остановимся на ночлег в ближайшем городе. Он назывался Фрамбуа и находился в нескольких хорнах от Олларии. То есть, по моим подсчетам, примерно тридцать километров. Красивый и уютный городок. Проезжая по столичному тракту, я с любопытством и нетерпением смотрел по сторонам – очень хотелось есть. Повсюду вывески гостиниц и таверн – я любовался на названия вывесок.

“Ощипанный павлин”. Если тут продают павлинье мясо, то платить придется втридорога, благо монсеньор проехал мимо. “Четыре охотника”. Повелители-охотники? Забавная у меня возникла ассоциация. “Зеленая карета”. Ну… тут всплыли мысли о гербовом цвете Колиньяров. Как, интересно, там Эстебан в столице поживает? О! “Любезный кабан”! Блин, я так и фыркнул, посмотрев на это название. Там еще и кабана нарисовали на вывески – он был грязно-розовым, стоял на задних лапах, одетый в передник, и учтиво кланялся. Господи! Хорошо, что никто, кроме Рокэ, наблюдавшего мой интерес к вывескам, не обратил на это особого внимания, а то позора не оберешься… А вот эта вывеска, четвертая, очень даже ничего… “Талигойская звезда” было написано на ней. И нарисована красивая худенькая девушка с ярко-синими глазами. Со стороны выглядело, словно она мне понравилась, на самом же деле – вывеска казалась нормальной на фоне остальных.

– О, юноша, вам нравится эта таверна, – заметил Рокэ, направляя коня к воротам. – Тогда поехали.

Навстречу нам вышел румяный трактирщик средних лет и почтительно улыбнулся.

– Любезный, у вас найдется место для меня и моих людей? – спросил Алва.

– Монсеньор, у меня восемь хороших комнат, но… понравится ли вам?

– Мой оруженосец считает, что если вывеска симпатична, то таверна не может быть плохой, а сами мы неприхотливы. Как вас зовут?

– Эркюль Гассинэ.

– Обычно вас зовут папаша Эркюль? Отлично. Ричард, устройте лошадей и присоединяйтесь.

Лошадей? Сону и этого черного оскаленного зверя? Брр. Жуть какая. Но я, мысленно пожелав себе удачи в случае второй внезапной смерти, взял Моро под уздцы, и ничего не случилось. По дороге в конюшню я насвистывал песню.

Кочующие ёжики, кочующие ёжики,

Вот зрелище для северных широт!

А если присмотреться, то кочующие ёжики –

Вполне нормальный и простой народ.

– И не подеритесь тут, – напутствовал я лошадей, прежде чем выйти из конюшни.

Когда пришел, Рокэ и Эмиль сидели, попивая вино и поедая остывающего ягненка. Еда! Сам не знаю, как, я подскочил к ним и разделил замечательную трапезу. Вино же успокоило и расслабило меня, поэтому слушать шутки и смех монсеньора стало одним удовольствием. Давно он так душевно со мной не разговаривал, с той ночи, когда мы вместе пили вино…

– О нет, – Рокэ внезапно посерьезнел и нахмурился, выглядывая в окно, за которым раздавался стук лошадиных копыт. – Приехали господа из Олларии. Торжественная встреча. И, конечно, Ги Ариго…

А, брат королевы… Я разделил тоску монсеньора и подпер щеку ладонью, а Эмиль принял на себя абсолютно невозмутимый вид. Когда Ги Ариго вошел, я увидел возле него копию Эмиля и запоздало вспомнил, что у него есть брат-близнец. А то подумал уж, что двоится в глазах. Так, кто еще? Рыжий злобного вида мужик в розово-зеленом. Цивильный комендант. А куда Эстебана дели? Надеюсь, с ним все в порядке. Я покосился на Алву – тот плеснул себе вина и выпил залпом, словно водку.

– Здравствуйте, – льстиво и с наигранной улыбкой произнес Ги. – Талиг счастлив приветствовать своих героев.

– А я несчастлив, – тоскливо посетовал Рокэ. – Мы так хорошо сидели, и тут появились вы…

– Привет, Окделл! – из-за спины коменданта высунулся спрыгнувший с коня и запыхавшийся Эстебан. – Не мог не встретить тебя. Еле отпросился!

Я расплылся в улыбке и поспешил ему навстречу, чтобы стиснуть в крепких дружеских объятиях. Ух ты, а у него объятия поистине медвежьи. Аж кости хрустнули.

Пока нежданные гости рассказывали нам о том, какой Проэмперадор молодец, я по-настоящему им гордился. Стоял и восторженно разглядывал его спину. Хороший у меня эр! Замечательный! И в честь нашей победы в столице будут проведены торжественный прием и длинные празднества. Такого, если верить словам Ги Ариго, не было со времен Двадцатилетней войны. Что-то об этой войне припоминается, смутно…

– Я благодарен Его Величеству, – серьезно ответил Рокэ, – за оказанную мне честь, но я ее заслуживаю не больше, чем другие офицеры и солдаты вверенной мне армии.

– Разумеется. Хотите кого-то особо отметить?

– Показали себя с прекрасной стороны все, но без некоторых наша победа осталась бы под вопросом. Это Его Преосвященство епископ Бонифаций и генерал от кавалерии Эмиль Савиньяк, сопровождающий бакрийское посольство генерал Жан Шеманталь. Он приедет в Олларию через неделю. Кроме того, в Тронко остались генерал от артиллерии Курт Вейзель, генерал от кавалерии Хорхе Дьегаррон и полковники Орасио Бадильо и Клаус Коннер. Я представлю сведения об их заслугах.

Эстебан тревожно глянул на меня, а затем – на Алву. Я же равнодушно пожал плечами: отчего-то мысли о собственных заслугах вовсе не грели мне душу. Ведь не очень-то я на войне и отличился. Только нарывался на подзатыльники в Варасте, если посудить.

– Отдельно мне хотелось бы назвать герцога Окделла, сбившего из пушки вражеское знамя. Насколько мне известно, за подобные заслуги во время Двадцатилетней войны представляли к ордену Талигойской Розы.

А? Что? Он серьезно? Я оцепенел от нахлынувшего на меня прилива неожиданной радости. Как ни крути, а приятно. И немного неловко. Но лучше я промолчу насчет того, что стрельба по знамени на самом деле не моя заслуга, а то Эстебан радуется сильнее меня. Не хочется расстраивать друга.

– Их Величества будут счастливы узнать о подвиге Ричарда Окделла, – Ги тепло мне улыбнулся.

Не верю я всем этим улыбкам Людей Чести, за которыми могут прятаться ядовитые оскалы. Но кивнуть с ответной улыбкой в ответ – обязательно. Ведь сейчас все здесь забыли на время о прежних распрях. И я был рад смотреть на окружающих меня людей, к которым уже успел привыкнуть. Почти стерлась из памяти старая прошлая жизнь, с теми современными людьми и обычаями, поэтому мне стало совсем легко в теле юноши эпохи Нового Времени. Я пил вино, смеялся над шутками Эстебана и считал этот день лучшим в своей жизни. Армия Талига победила “барсов” и кагетов, а я наконец перестал чувствовать себя чужим в этих краях. И это тоже неплохая победа.

– Я поднимаю этот кубок за Его Величество Фердинанда, Ее Величество Катарину и за королевство Талиг, – произнес Рокэ Алва, ненавязчиво давая понять гостям, что пора бы и честь знать. Люди Чести же.

Все разошлись. Килеан-ур-Ломбах забрал Эстебана, который кивнул мне на прощание. Ушли и близнецы Савиньяк, счастливые и спокойные.

– Вот и все, – сказал провожающий их Рокэ, вернувшись за стол.

И растрепал, грустно улыбнувшись, мне волосы. А я так и не понял – что все? Это он о войне, о прекрасном застолье или о чем-то еще? Но спросить я не успел, потому что папаша Эркюль известил нас, что спальни готовы. И мы пошли по поскрипывающей лестнице. Голова шла кругом от опьянения и радости, а эр Рокэ молчал.

– Лучшая комната, монсеньор. Комната для молодого господина – справа.

– Спасибо, – у меня прорезался голос.

– Принесите для молодого господина ужин, и вина для меня, – молвил Рокэ, входя в комнату. – Садись, Дикон.

Ыть, как я устал! Но почувствовал это только, сев в кресло и с наслаждением вытянув ноги. Комната была жарко натоплена, пришлось снять колет, чтобы не взмокнуть. Вскоре принесли холодное мясо, сыр с хлебом и любимое вино монсеньора. Отдав трактирщику монету, Алва сел за стол рядом со мной и присоединился к трапезе.

– Эр Рокэ, – задался я философским вопросом, – а кто на самом деле из нас с вами сбил шар выстрелом?

– Ты.

– Но вы помогали…

– Зато ты в этот момент стал воином, а остальное не имеет значения. Расслабься и не думай об этом. У тебя еще будут сражения, за которые никто не поблагодарит. Вспомнишь свою первую награду и станет чуть легче.

– У меня? – стало отчего-то неловко и захотелось рыдать. Пить надо меньше.

– Вряд ли наши кони будут долго идти рядом, Ричард Окделл.

– Но я же на вашей стороне…

– Но ничто не вечно под луной, как писал кто-то из стихоплетов. Впрочем, забудь. Тебе понравилась вывеска папаши Эркюля?

– На фоне других она выигрывала, – ответил я чистую правду.

– Фрамбуа – один из двенадцати городов, оспаривающих право на святую Октавию. Это она нарисована на вывеске. Олларианская святая и моя прапрапрабабка.

Да, я читал про эту девушку. Но вот парадокс – в истории Талига говорилось, что до замужества с Франциском она была вдовой Алвы с младенцем, а вот в житие Святой Октавии, которое мне однажды под страхом запирания в часовне всучила Мирабелла, об этом не упоминается. Мутно как-то все это… Девушка прекрасна, несомненно, но слишком походит на притворщицу Катарину. Впрочем, не стоит судить о людях, которые жили четыреста лет назад.

Надорский священник вещал, что Рамиро Алва был помолвлен с племянницей Эктора Придда, но так как сердцу не прикажешь, женился на юной деве, без роду и без фамилии. А потом окрутила марагонского бастарда. Не верится мне в последнее, сдается, что бедняжку Октавию после смерти Рамиро не особо и спрашивали о желании вступить во второй брак…

– О чем задумался, Дикон? – Алва слегка улыбнулся, глядя на меня. – О прекрасной деве? Оно похвально, но я бы не советовал тебе в дальнейшем считать излишнюю скромность признаком святости. Чем наглей и подлей шлюха, тем больше она походит на праведницу. Правда, Октавия никогда не была шлюхой, запомни. Тихая девочка сидела у окошка и в нее влюбился кэналлийский рыцарь. Бывает и такое.

Я молчал, наблюдая как высаженная на стол Энн лакомится остатками сыра, и вспоминал юную девушку с ярко-рыжими волосами, пришедшую ко мне в видении. Когда мы пили с монсеньором, я словно вновь провалился в смерть и видел ее. Почему-то сейчас я отчетливо вспомнил этот момент и начал размышлять над тем, что не прочь увидеть ее снова.

====== Глава 27. Как приятны почести ======

Следующим утром после веселого празднества в таверне я торопился, чтобы не задерживать монсеньора. Тот и так был чем-то недоволен, словно его мучило похмелье. Но я, успевший налюбоваться на то, какими порциями Рокэ Алва выпивает, решил, что причина все же в другом. Одевшись и мельком глянув на себя в зеркало, я заметил, что у шляпы достаточно сильно истрепалось перо. Вот блин… К кому бы обратиться за помощью… не к Манрику же. Рыжего обладателя грозной физиономии я слегка побаивался.

– Господин генерал, – обратился я, выглянув из комнаты, к проходившему мимо Эмилю, – вы мне не поможете?

– Помогу, Дикон, – отозвался тот добродушно. – Что случилось?

Запасное перо у него, к счастью, оказалось. Вот и славно – не буду выглядеть на фоне Алвы позорно. В остальном же никаких затруднений я не испытывал – пригладил быстренько волосы, сунул в карман Энн и бегом спустился во двор “Талигойской звезды”. Там меня ждала прекрасная белая лошадь. Они разнились с Соной, как день и ночь, но к Соне я привык, а Бьянко, как звали подарок Рокэ, собирался вручить Айрис. На что мне две лошади? Даже несмотря на то, что монсеньор разрешил оставить обеих.

– До свидания, – папаша Эркюль смахнул скупую мужскую слезу, глядя, как Рокэ взлетает в седло.

– Рокэ, а не сесть ли вам лучше на белого коня? – Фридрих Манрик решил наглым образом нарушить все мои планы.

– Фридрих, а не дать ли мне возможность решать самому? Не потерплю лошадей со стороны, – отрезал Алва.

Из солидарности к нему я решил не пересаживаться на белую. Или может просто побоялся разозлить – вон какой мрачный монсеньор сидит. Того и гляди рявкнет не хуже Арамоны. Хотя, что это я? Нельзя так плохо думать про этого прекрасного человека. Вот Фридрих Манрик – он да, рявкнет молодецким голосом. А Рокэ вряд ли. Но что-то конь под ним слишком взбесился – роет копытом землю и на Бьянко косит лиловым глазом. Ревнует хозяина к другим коням? Хм, забавно…

– Лучше Манрикам не разговаривать с Рокэ Алвой, для их же безопасности, – хмыкнул Эмиль. – Что такое с ним? Вчера был нормальным…

– А сейчас? – спросил я невпопад.

– А ты посмотри, как Моро бесится. Чувствует гнев хозяина…

Ладно, поговорим попозже об этом с монсеньором. Он и вчера был не рад прибытию незваных гостей, так на что же надеяться сегодня? Отчего-то я проникся к герцогу Алва сочувствием. Ведь он наверняка не любит находиться среди разряженной в пух и прах толпы, а скоро будут почести во дворце. Ну ничего. Потом вместе выпьем и я утешу его добрым словом. А пока нас провожали счастливые люди, кричавшие вслед пожелания наилучшего. И я снова был счастлив, несмотря ни на что. Ведь теперь все должно быть хорошо, правда, Создатель? Украдкой посмотрев на бледно-голубое небо, я скрестил пальцы на удачу.

В Олларии творилось нечто. Едва мы въехали с эром Рокэ в город, нас встретила восторженно кричавшая толпа – женщины, мужчины, дети. Они махали головными уборами, подбрасывали их. Тут же некстати вспомнилось: “кричали женщины “ура” и в воздух чепчики бросали”. Кхм. Я-таки отвлекся. Звенели украшенные яркими лентами колокольчики, но этот легкий звук сразу перекрывали колокола местных храмов. Ленты, гирлянды, цветы из бумаги и воска – все это великолепие окружало нас в осенний сумеречный час. Пока мы ехали, я сосредоточился и вспоминал названия улиц. Город Франциска, так звали короля с портрета в Лаик, Новый город, причины названия которого я не помнил, а потом еще и Старый.

Ой! Засмотрелся совсем. Не уронить бы знамя, врученное Рокэ Алвой! Крепче сжав древко, я расправил плечи и улыбнулся. Я – победитель и оруженосец Лучшего полководца Талига и Золотых земель. Через некоторое время, оглушенный голосом труб и пальбой из пушек, я въехал вместе с эром во дворец и неторопливо слез с Соны, последовав примеру Рокэ. Тот тоже не спешил. И мы направились по залам, медленно приближаясь к Большому Тронному залу. Молчаливые пажи открывали перед нами массивные тяжелые двери. Как ярко там впереди! Множество горящих свечей, толпа народу, а вдали двойной трон. Оллары сидели прямо, спокойно, положив руки на подлокотники. На груди у Катарины алела ройя – та самая. На миг мысли вернулись к дню ее рождения. Надела ее в честь приезда победителя, подарившего камень? Мило.

А дальше последовало много различных событий, поэтому шла кругом голова. По моим уже пострадавшим от излишнего шума ушам ударила незнакомая, но очень красивая музыка. Гимн Талига? Спрашивать нельзя – опозорюсь или вызову подозрения. Только и заметил, как король важно выпрямился, значит музыка посвящалась ему.

– Рокэ герцог Алва, Проэмперадор Варасты, Первый маршал Талига, подойдите к нам.

Рокэ приблизился к трону и опустился на одно колено.

– Мы, Фердинанд Второй, награждаем Рокэ Алву, герцога кэналлийского и марикьярского, орденом Святой Октавии.

Я с трудом удержался от невежливого и неуместного фырканья, когда Катарина Ариго сначала резво вскочила, а потом неспешно и словно бы испуганно спустилась по ступеням. Взяла с красной подушки бриллиантовую звезду на синей ленте, надела на шею Проэмперадора и, в завершение мизансцены поцеловала в лоб. Тот в ответ поцеловал ее изящные пальцы и край платья. Я бы даже назвал эту сцену милой, если бы доверял этой странной женщине, которая потом бросилась снова к супругу. Вот что ей движет: уныние или веселье?

От мыслей меня отвлекла новая музыка, а потом грохнули пушки. И много позже, после длительных торжественных речей, король снова встал. Голоса за спиной стихли – всем стало любопытно, что он хочет сказать. Мне тоже.

– Рокэ из Кэналлоа, мы наградили тебя как талигойского герцога. Мы наградили тебя как Проэмперадора Варасты, но Первый маршал Талига еще не получил свою награду. Наш великий предок Франциск в память о крови, пролитой за него Первым маршалом Талига Рамиро Алвой, учредил ритуал вступления преемников Рамиро в должность. Пять лет назад ты перед лицом Создателя поклялся кровью быть щитом Талига и отдать жизнь за жизнь короля. Ты верен клятве, как были верны ей твои великие предки. Увы, в Талиге нет воинского ордена, достойного твоей доблести и твоей верности, но мы, Фердинанд Второй Оллар, даруем тебе и в твоем лице всему роду Алва право носить меч талигойских королей и назначаем тебя его хранителем!

Посмотрев на безмолвного и убийственно спокойного эра, я улыбнулся. Мою душу переполняла гордость, словно это я стоял на его месте. В зале повисла гулкая тишина, словно затишье перед сильной грозой – Фердинанд снимал висевший за троном меч. Старинный, не блестевший изяществом, наверняка тяжелый. Такими дрались в средневековье, во времена того Эрнани, про которого я читал в найденном любовном письме. Вспомнить бы еще, куда спрятал само письмо…

– Государь, моя кровь и моя жизнь принадлежат Талигу и его королю! – серьезно произнес Рокэ, принимая подарок из рук короля.

В следующий момент я вздрогнул от вопля, донесшегося с улицы. Что за ерунда? В моей прошлой жизни у меня под окнами так пьяницы, гопники и прочая уличная нечисть не орали, как сейчас! Катарина, к моему удивлению, не стала падать в обморок, но просто нервно дернула цепочку на шее. А Рокэ немедленно пошел на балкон. Логично – куда лучше, чем, проталкиваясь через перепуганную толпу, рваться на улицу. Темная фигура одиноко застыла на фоне багряного заката, а в зал ворвался холодный ветер, трепя занавески. Крики, визги… Я решительно направился за монсеньором, а за мной поперлись несколько любопытных особей. Ух ты!..

Небо нависло над землей и на нем творилось нечто странное. Два радужных круга с примыкающими блестящими полукружиями, а все это пересекает белая полоса. И еще четыре сияющих солнца вокруг главного светила. Кажется, еще корона и щит. Нет, это не было великолепным салютом, как бы я не хотел в это поверить. Странные дела творятся в этом мире, и я, похоже, влип в них по полной программе. Ой, там еще и огромные мечи! И эта красота застыла примерно на час, а потом сверкнуло истекающее кровью сердце вдали и закат продолжал тихо догорать, уступая место ночи. Помнится, в Лаик я слышал что-то подобное от Шабли. Да и в прошлой жизни сталкивался с солнечным затмением. Но это… Это случилось сразу после того, как Рокэ взял в руки Раканов меч. Стоп! А что, если…

– Ты видел? – кричал мне вслед Эстебан, сдерживаемый толпой и будучи не в состоянии прорваться через нее. – Нет, Окделл, подожди!

– Потом встретимся и поговорим! – отозвался я, помахав ему рукой. – У меня служба!

Конечно, у Колиньяра тоже была служба, только чихать он на нее хотел. Ладно, мы все не без греха. Вдохнув свежий морозный воздух, на улице, я залез на Сону и направил ее следом за Моро. Потом мы поравнялись с эром. Для сегодняшнего вечера было очень много впечатлений, я устал, хотел свалиться в кровать и уснуть. А вот и дом Ворона виднеется. Завтра проснусь и обдумаю свою внезапно вспыхнувшую в голове идею.

Сухого неприятного треска я почти не услышал, но зато увидел, как Моро внезапно резво попятился, встал на дыбы, а потом упал на дорогу. Что за чертовщина?! Конская эпилепсия?! И опять кто-то закричал… Спрыгнув с Соны, я бросился к коню и его владельцу.

– Монсеньор!

– Юноша, что же вы так кричите? – флегматично поинтересовался Рокэ, присаживаясь рядом с конем и поднимая его голову. – Задумали перебудить половину улицы?

Моро был жив и более того – обиженно косил на всех вокруг лиловым глазом. На Рокэ же ни единой царапины. Сбежались кэналлийцы из дома, затараторили что-то на родном языке. Я бросил уздечку, кивнул Пако на растерянную Сону и подошел к эру ближе.

– Тише, девочка, не бунтуй, – погладил по голове перепуганную Энн, что рвалась из кармана.

– Не заметил, откуда стреляли? – задал Алва риторический вопрос.

– Спросите чего полегче…

– Так, понятно… – встав, он повернулся к одному из слуг, взял фонарь и прошел к высокой стене. – Стрелок был в этой нише. Но удрал. Идите в дом, юноша.

– Кто бы мог быть… – я задумался, не сразу заметив, что он испачкался в крови.

– Даже не знаю. Идите в дом и отдыхайте, а если будут силы, то выпьем с вами.

Но спать я не пошел – сидел на ступеньках особняка и мужественно клевал носом. Потирал глаза, зевал, и продолжал сидеть в ожидании, пока Рокэ не соизволил вернуться. Мысль билась в голове одна – Рокэ Алва это Ракан, потому что его род идет от Ринальди, а какой-то злодей узнал, что я осведомлен об этом, и попытался убить меня. Или его. Или обоих. Мысли были дурными, путались, не желали выстраиваться ровными рядами.

– Юноша, просыпайтесь, – Алва подошел ко мне незаметно, поэтому я даже испугался. Когда успел смыть кровь и переодеться?

– Моро жив? – невольно сорвалось с языка.

– Вполне. Через неделю вновь обретет резвость и норов.

Энн робко выглянула из кармана и взглянула на меня, словно спрашивая, когда ей уже позволят вылезти на свободу. Усмехнувшись, я взял ее в ладони и чуть позже опустил на стол в кабинете маршала. Покосился на кабаньи головы на стенах, на оружие. Сел в кресло, с наслаждением вытянул ноги и очень захотел прямо здесь и уснуть. Руки мои дрожали, так что наливать вино я бы не смог, и Рокэ сделал это вместо меня.

– Я испугался за Моро, – признался эр Рокэ. – Когда он был совсем маленький, его собирались убить, говорили, что он опасен. Но я его взял. Шесть лет назад.

Шесть лет назад… как раз перед убийством Эгмонта, если подсчитать…

– А можно меч посмотреть? – я отпил и поставил бокал на стол, восторженно глядя на блеск старинной стали.

– Я бы не стал. Бесполезная железка… Впрочем смотри, кто тебе не дает.

В старинных мечах я никогда не разбирался, однако мне очень понравилась прекрасная работа оружейника. Рукоять украшена самоцветами, которые я принялся пересчитывать, чтобы не отключиться прямо здесь. На месте одного из них темнело маленькое пятно. Но прежде я его не видел.

– Ой, эр Рокэ… смотрите…

– Хм? Куда и зачем?

– Вот, – плохо соображая, я протянул монсеньору меч рукоятью вперед. – Пропал один камень.

– Хорошо, мы вставим карас.

– Карас?

– Да. Это символы Четырех Великих Домов, вернее, Великих Сил, как они изображались в доэсператистские времена. Каждому знаку полагается свой камень.

– А почему все они разные? – я ничего в этом не понимал, оттого приходилось создавать вид тупости.

– Здрасте! – фыркнул Рокэ. – Это я нанялся блюсти древние обычаи или Люди Чести? Вспомни, у каждой Силы было четыре ипостаси – Рассветная, Полуденная, Закатная и Полуночная, или, если так тебе больше нравится – Весенняя, Летняя, Осенняя и Зимняя. Потому у нас и месяцев шестнадцать, по четыре на каждую силу, а значит, на каждый дом. Ты никогда об этом не задумывался?

– Ааа… Нет… – когда задумываться, если столько проблем, а ты еще сидишь в чужом теле из иного мира? – Можно я найду выпавший камень на улице? – пьяная душа требовала приключений.

– Нельзя, юноша. Сейчас на улицах опасно. Убийцы, призраки, бродячие собаки и можно простудиться.

– А если я очень вежливо попрошу? Как дядя Ларак в письме?

– Упаси ваш Создатель! Ладно, идите, юноша, только возьмите Пако и оружие. Надеюсь, отыщете… Времена нынче странные.

====== Глава 28. Как гостить дома ======

После того, как монсеньор внезапно щедрой дланью указал мне в сторону Надора, дабы я навестил «родных», оставалось почувствовать себя униженным и обесчещенным, то есть обиженным. Странные мысли порой лезут в голову, однако… Но, помня про гербовый девиз, я оседлал Сону и поехал. Сперва хотел отправиться туда, не зная куда, в Надор особо не заезжая, а попутешествовать по Талигу. Только монсеньор, словно почувствовав подвох или поняв мой коварный замысел по сияющим глазам, выслал со мной отряд кэналлийцев, а сам с легким сердцем махнул в Кэналлоа. Зараза. Мог бы и меня взять погреться под теплым солнышком. Но нет – торжественно съязвил, что я это солнышко видел в Варасте и умчался на Моро, окруженный верными ему людьми и Манриками. А я, может, никогда его не видел в жизни! Может, я в Питере рождён! Там солнце – раз в году, по великим праздникам, если те выпадают на третью субботу месяца и полнолуние разом.

Назло ему остался на праздники, по совету одного из офицеров. Зачем раньше времени домой спешить? Оно ведь не заржавеет. Да и ржаветь нечему – камни же в Надоре повсюду. Так что несколько дней я веселился в компании кэналлийцев, стараясь не слишком налегать на алкоголь. Хоть мне и советовали «научиться пить по-кэналлийски», я лишь пригублял вино и делал вид, что пью. Раза три-четыре. Опыт подсказывал, что нежный северный организм плохо переносит избыток спиртного.

А потом – в путь. Без монсеньора было непривычно ехать, особенно в компании людей, одетых в его родовые цвета. Невольно я загрустил – монсеньор стал мне отличным другом, а не только наставником. Еще и ехать в эту тьмутаракань… Надор, блин… Я чувствовал себя расстроенным и обманутым – вроде бы победитель, но в награду должен ехать туда, где мне заведомо не особо рады. Так называемая матерь, по словам Штанцлера, злится двадцать четыре часа в сутки на присягнувшего Ворону сына. Ну, а что мне оставалось делать? Я, ради того, чтобы в эту богадельню не возвращаться, присягнул бы самому дьяволу или Леворукому, как его здесь называют.

Ехали мы чуть больше двенадцати дней, а потом я, с горечью посмотрев на выглядывающие из белесого тумана острые шпили башен. Вот и приехали. Прощай моя свобода на ближайшие недели две. Ну ничего. Приеду, возьму меч, возьму найденное в Нохе письмо и пойду к кардиналу Сильвестру. Пусть знает, что я не затеваю ничего с Людьми Чести, а всего лишь хочу помочь! Стоп. А куда я дел то самое письмо? Поначалу убрал в сундук, но, когда собирал вещи, не нашел. Переложил куда-то, видимо. Точно! Я держал его в руках перед отправлением в Варасту, перечитывал, прислонившись спиной к двери, а потом – память словно отрубило. Надо вспоминать.

– Сударь, вы едете?