Текст книги "Сессия в условиях Талига (СИ)"

Автор книги: Дана Канра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 33 страниц)

– Как вам будет угодно, но я имею обыкновение предъявлять ультиматумы в очевидной форме.

– Вам был задан вопрос о причинах вашего возвращения, но вы сослались на видение, в котором разыскивали своих вассалов.

– Разыскивал, – вздохнул Рокэ, – причем в на редкость неприятном месте. Сначала мне показалось, что это Ноха, но там была странная плесень. Еще любопытней вышло с вассалами, потому что вместо них я нашел нынешнего герцога Эпинэ.

– И вы хотите убедить Высокий Суд, что вернулись в столицу из-за данного сна?

– Сударь, – горестно вздохнул Алва, приложив к глазам пальцы, – я уже давно ничего не хочу, но в столицу вернулся именно поэтому.

– Вы не знали, что маркиз Эр-При находится в Агарисе?

– Меня волновало не местонахождение Робера Эр-При, – глубокомысленно изрек Рокэ, – а наличие в Нохе плесени.

====== Глава 73. Как безнадежно судилище – 6 ======

– Высокий выслушает Августа Штанцлера. Пусть свидетель войдет.

О как. Еще и этого багерлейского сидельца притащили… и хоть бы раз привели Эстебана, как свидетеля. Но нет, лучше ему не видеть меня в числе судей. Вряд ли другу это понравится. Ну что ж, выслушаем, что наплетет старый и больной ызарг на сей раз.

– Август Штанцлер, Высокий Суд ждет ваших слов.

– Август Штанцлер здесь, – старик неспешно вошел в зал и я почувствовал легкий страх. Что делать, если он расскажет всем присутствующим про яд, подмешанный мной в его вино?

– Назовите свое имя, – с первого взгляда могло показаться, что гуэций туповат и глуховат, но того требовали окаянные правила.

– Я – Август, второй граф Штанцлер.

Угу. Август-сентябрь.

– Поднимитесь на кафедру и принесите присягу.

– Именем Создателя, жизнью государя и своей Честью клянусь говорить правду, и да буду я проклят во веки веков и отринут Рассветом, если солгу, – без малейшего колебание старик положил руку на Эсператию.

– Суд принимает вашу присягу. Господин обвинитель, этот человек будет правдив. Спрашивайте его.

– Да, господин гуэций. Господин Штанцлер, вы восемнадцать лет занимали должность кансилльера при дворе Олларов, следовательно, вам известны истинный размер и подоплека всех имевших место беззаконий?

– Я ввел бы Высокий Суд в заблуждение, если б это подтвердил. О многом я узнавал тогда, когда уже ничего нельзя было изменить. Да, о чем-то я догадывался, что-то выведывал у людей, имеющих большее доверие, но я вряд ли смогу полностью удовлетворить любознательность Высокого Суда. Увы, меньше кансилльера при дворе последнего Оллара значила только королева и, как это ни страшно звучит, сам Фердинанд, не принявший за свою жизнь ни единого самостоятельного решения.

– Иными словами, вы утверждаете, что Фердинанд Оллар являлся лишь орудием в руках правивших его именем вельмож?

– Можно сказать и так, – вздохнул Август Штанцлер. – Я, по крайней мере, ему не судья. Несчастный сын несчастной матери! Фердинанд родился лавочником в душе, а ему пришлось сесть на трон. Он был слишком слаб, чтоб говорить “нет” окружавшим его хищникам. Оллар виновен в слабости, но не в жестокости; в отсутствии способностей, но не в коварстве и злонравии.

Ух ты, как излагает! Стало быть, в Багерлее не утратил навыков втирания дичи.

– В таком случае, – задал вопрос Кортней, – кто несет ответственность за пролитую в Надоре, Борне, Эпинэ, Варасте кровь? За Октавианские погромы, казни невинных и иные преступления, творившиеся именем Фердинанда Оллара?

– В Талиге все решали сначала Штефан Ноймаринен и Алваро Алва, затем Квентин Дорак, Рудольф Ноймаринен и Рокэ Алва. Последние шесть лет Ноймаринен от дел отошел, – охнул Штанцлер.

– А супруга Фердинанда Оллара? Не ее ли обусловленным некоторыми подробностями частной жизни влиянием объясняется всесилие Рокэ Алвы?

– Катарина Ариго обладает честнейшей и чистейшей душой. По сути и она, и я были заложниками. Неудивительно, что мы сблизились. Я всю жизнь мечтал о дочери, о такой дочери… Мне сказали, что Катарина Ариго больна и не может подняться на свидетельское место. Что ж, тогда я поклянусь, что эта женщина никому в своей жизни не причинила зла. Она жила в муках и унижении, ее жизни угрожала опасность, а она молилась не только о спасении друзей, но и о врагах.

Да, конечно. Он мечтал о дочери, Катарина мечтала о младшем брате… черт, неужели у обоих одинаково дурная и слабая фантазия?!

– Господин Штанцлер, что вам известно о происхождении признанного Олларами наследником малолетнего Карла и его сестер? И о насилии, коему подвергалась госпожа Оллар?

– О том, как это было, знают лишь сама госпожа Оллар, ее супруг и… еще один человек, – бывший кансилльер замялся. – Я видел, что она более чем несчастна в браке. Большего без разрешения Ее Величества я сказать не могу.

– Я прошу Высокий Суд для прояснения этого вопроса повторно допросить свидетеля Оллара, – заявил прокурор.

– Высокий Суд разрешает сделать это после окончания первичных допросов. Господин Штанцлер, верно ли я понимаю, что вы не считаете Фердинанда Оллара дееспособным и всю вину за то, что творилось его именем, возлагаете на временщиков, в частности на подсудимого?

Меня затрясло от негодования и ярости.

– Да, господин гуэций. Но вина Квентина Дорака неизмеримо выше. Говоря же о подсудимом, я должен подчеркнуть, что он уже длительное время находится в состоянии, которое требует лекарского освидетельствования.

– Мы учтем ваши показания, – щедро пообещал гуэций. – Итак, известно ли вам о заговоре Квентина Дорака, имевшем целью уничтожение Людей Чести и сторонников эсператистской веры, и участвовал ли в оном заговоре подсудимый?

– Высокий Суд поставил меня в сложное положение. Я не был непосредственным свидетелем Октавианской ночи и не являлся доверенным лицом Дорака и Алвы. Мой рассказ во многом будет основан на умозаключениях и пересказе чужих слов.

– Высокий Суд примет это во внимание. Начинайте.

– В начале весны Катарина Оллар заметила, что ее супруг угнетен. Это была дурная примета: Фердинанд никогда не возражал Дораку, но часто сочувствовал его жертвам. Госпожа Оллар пыталась узнать, что происходит, но Оллар был слишком напуган. Тогда она обратилась за помощью ко мне, так как мне порой удавалось застать короля в местах, где не подслушивали. На этот раз у меня это получилось с легкостью: казалось, Оллар сам ищет встречи. Фердинанд спросил, не являюсь ли я скрытым эсператистом и не знаю ли, кто таковым является. Я ответил, что вероисповедание – дело совести каждого, и тут Оллар понизил голос и сказал, что видел дурной сон. О том, как эсператистский священник благословляет паству, а по его следам идет Смерть с секирой. Когда я услышал о приезде Оноре и готовящемся диспуте, то понял, что несчастный король пытался меня предупредить.

– Что вы предприняли?

– Я был бессилен. За мной по пятам ходили люди Дорака и Лионеля Савиньяка, а потом лжекардинал заболел. Я решил, что Создатель услышал молитвы Катарины Ариго. То, что болезнь оказалась хитростью, мы поняли позже.

– Что вам известно об участии Алвы в событиях Октавианской ночи?

– То, что его появление не стало неожиданностью, по крайней мере для Лионеля Савиньяка.

– Знакомо ли вам имя Чарльз Давенпорт?

– Сын генерала Энтони Давенпорта?

– Да.

– Этот молодой человек – шпион Лионеля Савиньяка. Сначала он следил за генералом Килеаном-ур-Ломбахом, затем его перевели во дворец, – Штанцлер отчего-то опечалился.

– Пересекались ли пути Чарльза Давенпорта и герцога Алва?

– Я слышал о встрече Давенпорта и Алвы в Октавианскую ночь.

– Это можно считать доказанным. Господин Штанцлер, вы предполагаете или знаете, что Рокэ Алва был осведомлен о планах лжекардинала?

– Я не слышал разговора герцога Алва с Дораком, но я верю человеку, который мне его передал, рискуя жизнью. Герцог Алва знал обо всем. Его промедление, равно как и поспешное устранение свидетелей, было частью замыслов Дорака.

– Что вам известно о задуманных Дораком убийствах Людей Чести?

– Уже упомянутый мною свидетель передал мне список будущих жертв, первой из которых значилась Катарина Ариго. Я предупредил об опасности ее и герцога Окделла. Это все, что я мог сделать, но Создатель смилостивился над невинными, – теперь старик пристально глянул на меня.

Да, верно. Смилостивился, чтобы потом как следует дать по башке обоим. Один сидит не на своем месте и смотрит, как судят его бывшего эра, вторая, находясь в интересном положении, является почти пленницей. Чудесные милости.

– Что вам известно о поддельных письмах, послуживших поводом для ареста братьев Ариго и графа Килеана-ур-Ломбаха?

– Чарльзу Давенпорту не удалось выкрасть приказ кардинала, предписывающий Килеану-ур-Ломбаху не покидать казарм, о чем Давенпорт сразу же доложил Алве. Герцог Алва обладает несомненным талантом к подделке почерков, он спешно набросал якобы черновики приказа Дорака и лично подбросил в особняк Ариго.

– Герцог Алва, – супрем посмотрел на Ворона, – вы имеете что-то возразить по существу или же задать свидетелю вопрос?

– Пожалуй. Кто этот счастливчик, раз за разом оказывавшийся за портьерой Его Высокопреосвященства?

– Этот человек – слуга Великой Талигойи и своего короля, – гордо ответил Штанцлер. – Это все, что я могу сказать во всеуслышание. Да, Квентин Дорак мертв, а Рокэ Алва бессилен, но Рудольф Ноймаринен надел на себя регентскую цепь. Зная этого человека, не сомневаюсь, что его мысли – о короне. Тот, о ком я говорю, сейчас находится в волчьем логове. Я не могу подвергать его жизнь опасности.

Мда. Все секреты, секреты…

– Герцог Алва, у вас есть еще вопросы?

– Эр Август, – вкрадчиво поинтересовался Алва, – почему, будучи счастливым обладателем известного по крайней мере четверым здесь присутствующим кольца с секретом, вы не передали его вашему примечательному во всех отношениях другу? Я неплохо знал Сильвестра, свои мысли он оберегал тщательнее своего шадди. Если ваш друг имел доступ к первому, сложностей со вторым возникнуть просто не могло.

– Я обязан отвечать на этот вопрос? – старик засуетился.

– Вас что-то смущает? Может быть, вы боитесь повредить невиновным?

– Да, господин гуэций.

– Герцог Алва, вы настаиваете на ответе?

– Уже нет, – пожав плечами, Алва отвернулся.

– Подсудимый, – взволнованный супрем выдержал долгую паузу, – вы намерены предоставить свидетелей?

– Не намерен, – отозвался Алва.

– Защита не может представить свидетелей, но, прежде чем начать повторный допрос Фердинанда Оллара, Высокий Суд согласно кодексу Диомида спрашивает. Имеет ли кто сказать нечто, опровергающее сказанное здесь? Имеет ли кто сообщить нечто, ускользнувшее от внимания Высокого Суда, но имеющее непосредственное касательство к делу? Высокий Суд обещает свидетелям свою защиту и ждет ответа шестнадцать минут.

– Во имя Создателя всего сущего, – между рядами зашагал светловолосый мужчина, – я прошу слова у Высокого Суда.

– Как ваше имя? И что вы имеете сообщить? – преградил ему путь пристав.

– Меня зовут Горацио Капотта, я преподавал описательные науки сыновьям графа Ариго и пользовался их полным доверием. Мой долг – сообщить Высокому Суду о том, что предшествовало Октавианской ночи. Приведите меня к присяге.

Где я мог слышать этот голос раньше?

– Мэтр Капотта, опровергают ли ваши сведения сказанное здесь или же подтверждают?

– Приведите меня к присяге и я отвечу.

– Означает ли это, что вы связаны клятвой?

– Да. Именем Создателя, жизнью государя и своей жизнью клянусь говорить правду, и да буду я проклят во веки веков и отринут Рассветом, если солгу.

– Суд принимает вашу присягу и освобождает от прежнего обета. Говорите.

– Господин гуэций, – почтительно поклонился ученый, – Ваше Высокопреосвященство, я настаиваю на том, что граф Ги Ариго, граф Иорам Энтраг и, более чем вероятно, граф Килеан-ур-Ломбах знали о будущих погромах не меньше чем за месяц. Я также должен признаться, что по просьбе моих бывших учеников, знакомых с моими способностями каллиграфа, по принесенному ими черновику изготовил фальшивый приказ, предписывающий городской страже не покидать казарм. Мне дали образец почерка и подписи Квентина Дорака, который я сохранил и готов предъявить Высокому Суду вместе с черновиком, написанным рукой графа Ариго. Кроме того, я принял на хранение ценности Ариго, часть которых позднее нашли в моем погребе, а часть и доныне хранится в известном мне месте, на которое я готов указать.

– Мэтр Капотта, – супрем выпучил глаза, – вы клянетесь в том, что сказанное вами – правда?

– Я принес присягу и я верую в справедливость Создателя.

– Как вышло, что вы избежали преследований со стороны Олларов?

– По совету Иорама Ариго я, спрятав переданные мне вещи, покинул город и вернулся, лишь узнав о падении Олларов, – похвастался свидетель.

– Вы пользовались полным доверием Ги и Иорама Ариго, что вас заставило предать их память?

– Моя вера и моя совесть. Не знаю, как бы я поступил, останься мои ученики живы. Убитые защищали неправое дело. Раскрывая их тайну, я облегчаю Ожидание томящимся в Закате грешным душам.

– Вы не являетесь духовной особой, и неправомочны утверждать подобное, – показал зубки прокурор.

– Ги и Иорам Ариго могли спасти тысячи невинных, но не спасли. Более того, они намеревались извлечь из происходящего выгоду, лишив цивильную стражу возможности остановить погромы. Я исповедовался у Его Высокопреосвященства, и он укрепил меня в моем решении открыть правду.

– Вы все сказали?

– Да, господин гуэций.

– Высокий Суд выслушал Горацио Капотту и запомнил сказанное им.

– Подсудимый, – подал признаки жизни Джаррик, – отвечайте, вы видели когда-либо этого человека?

– Не думаю.

– Вы хотите его о чем-то спросить?

– Не хочу.

– Вы доверяете его показаниям?

– Не меньше, чем прочим… Впрочем, и не больше.

– Высокий Суд спрашивает, кто еще имеет сказать нечто, имеющее непосредственное отношение к делу?

К делу имели отношения слова монаха-эсператиста Пьетро, которого, по словам Штанцлера, убили вместе с Оноре. Угу. Разумеется, наверное так хорошо подействовала на него смерть, что стоит и речи вещает. Я снова навострил уши и узнал много интересного. Сперва монах заявил, что никто сосуд со святой водой не подменивал, а убили детей и того же Оноре некие другие товарищи. Которые на тот момент в Агарисе сидели. Разумеется, супрем тут же снова вытаращил глаза на рассказчика.

Рассказчик заверил, что к нему из Рассвета явились святой Адриан и Оноре, вроде как видение, велев раскрыть чью-то там тайну. А обвинитель долго не знал, как его вежливо послать. Потому что посылать невежливо монахов не принято. Убийцей назвали магнуса Истины Клемента – того самого, похоже, в чью честь Робер назвал питомца. Детей убили руками Виктора. Ох, что-то я запутался. Свидетель поведал также, что целью магнуса было уничтожение Оноре. Далее монах рассказал нам о том, как я приютил их в особняке Алвы, а потом поведал историю своего чудесного избавления от смерти. И вот, наконец, случилась справедливость – монах праведно возмутился тем нелепым обвинениям, которые безосновательно вешали на Рокэ Алву.

====== Глава 74. Как безнадежно судилище – 7 ======

Наблюдая, как понурый Пьетро идет к кардиналу, я думал, что часть обвинений против Алвы развеяна. И это хорошо. Дальше – главное не теряться, не волноваться и... И я все равно не мог не проголосовать против своего бывшего эра, когда станут выносить приговор. Это приходилось осознавать. Грустно сие. А то, что Штанцлер мне тогда зачем-то солгал насчет монаха, неудивительно. Хотя, мог и сам перепутать, могли неверно донести. Да мало ли какие причины...

– Есть ли в этом зале еще желающий выйти и сказать? – поинтересовался Кортней.

Повисла очередная тишина, Фанч-Джаррик с напряженным выражением лица шуршал бумагами. Песок медленно сыпался и наконец время истекло. Об этом же сообщил судебный пристав, дав понять, что все свидетели допрошены. Эх, как жалко, что мне нельзя быть свидетелем, я бы такого рассказал! Хотя наверное Альдо бы выкрутился или продолжил бы меня шантажировать.

– Вскрывшиеся обстоятельства требуют повторного допроса, – объявил Кортней. – Пусть Фердинанд Оллар поднимется на кафедру

С видом понурой свиньи бывший король побрел к кафедре, кое-как поднялся.

– Фердинанд Оллар, вы уже принесли присягу.

– Да, господин гуэций.

– Вы слышали, что сказали Горацио Капотта и брат Пьетро?

– Да, господин гуэций.

– Их показания расходятся с теми, что дали вы. Вы солгали?

– Нет, господин гуэций. Клянусь… Я сказал, как было… Граф Штанцлер подтвердит мои слова… Я сказал правду, я принес присягу...

– Остается предположить, что Квентин Дорак лгал или же совместно с подсудимым вынашивал умыслы, которыми и поделился. Случившееся с преосвященным Оноре было совпадением, сыгравшим на руку заговорщикам, чем они не преминули воспользоваться. Вы с этим согласны?

– Да… – обрадовалось ничтожество. – Да, господин гуэций.

– Постарайтесь вспомнить, не говорил ли при вас Квентин Дорак или подсудимый, как они воспользовались сложившимися обстоятельствами? Вероятно, это было после взятия под стражу братьев Ариго. Напрягите вашу память, это очень важно.

– Да, господин гуэций. Это было после Тайного Совета… Я не верил, что граф Ариго мог написать такое письмо… Я сказал это Квентину Дораку, а Квентин Дорак сказал, что… Что это очень хорошо, что братья Ариго виноваты. Теперь не надо подбрасывать им улики, все получилось само собой… И еще он сказал, что никто из Людей Чести не доживет до зимы и в Талиге больше не будет сторонников Раканов… Это он так сказал.

– Присутствовал ли при этом герцог Алва? – резко спросил Фанч-Джаррик. – Да или нет?

– Да, – громко ответил Фердинанд. – Рокэ Алва стоял у яшмовой вазы и все слышал.

– Он что-нибудь говорил?

– Он сказал… Прошу прощения у Высокого Суда… Он сказал, что падаль следовало вывезти раньше, но лучше поздно, чем очень поздно.

– Что ответил Дорак?

– Квентин Дорак сказал, что у него были связаны руки.

– Кем именно?

– Кансилльером графом Августом Штанцлером и… И моей супругой Катариной, урожденной Ариго.

– Что ответил Алва?

– Герцог Алва сказал, что одна веревка порвалась сама, а вторую следует разрезать. И засмеялся.

Вот же... Фердинанд его предал, как предал кто-то прежде, как предстоит предать мне. Во рту пересохло и стало нечем дышать, однако с этой проблемой я быстро справился.

– Рокэ Алва, – оскалился обвинитель, – это правда?

– Я обычно смеюсь, если мне смешно, – объяснил Ворон, – а вы?

– Высокий суд удовлетворен. Показания Оллара полностью сняли кажущиеся противоречия, теперь осталось прояснить два простых обстоятельство. Первое касается передачи меча Раканов в руки Рокэ Алвы. Высокий суд желает знать, как и почему это произошло.

– Меня вынудили! – заблеял Оллар. – Дорак приказал мне, чтобы меч Раканов носил Алва и чтобы все это видели. Чтобы узнали в Агарисе. Дорак велел...

– Не Дорак! – раздался с заднего ряда решительный женский голос. Катарина встала, прямо глядя на обвинителя. – Не Дорак, а я, клянусь Создателем всего сущего! Я – Катарина-Леони Оллар, урожденная графиня Ариго. Я должна говорить… Дайте мне Эсператию!

– Сударыня, поднимитесь на кафедру и примите присягу, – растерялся гуэций.

– Да. Я иду.

С плеч Катарины Оллар соскользнула серая вуаль, но она даже не оглянулась. Шагая вперед, женщина являла собой отчаянную силу. Я видел, как горят ее глаза, и был впечатлен. Не будь мое сердце занято, я бы, возможно влюбился. Хотя, что за глупости, с ней одни проблемы будут.

– Я готова, – четко сказала Катарина, коснувшись ладонью толстой книги. – Именем Создателя, жизнью детей, своей жизнью и своей честью клянусь, это правда – все, что я скажу!

– Госпожа Оллар, Высокий Суд знает, что вы нездоровы, – произнес тихо гуэций. – Высокий Суд не счел возможным вас тревожить.

– Я здорова и я буду говорить. Хотя бы я, если другие лгут и молчат. Мне нечего терять.

– Госпожа Оллар, правильно ли я понял, что это вы подали вашему супругу мысль отдать герцогу Алва меч Раканов?

– Я, – согласилась Катарина, – но также этого хотели все.

– Что значит “все”, госпожа Оллар? – уточнил обвинитель.

– Сударь, вы ведь талигоец? Я вас видела, вы служили у Придда, то есть… у супрема… Неужели вы забыли, как встречали спасителей Варасты? Людям не платили за восхищение, за любовь, за благодарность… Их чувства были подлинными… Рокэ Алва принес стране мир и хлеб, это… Это стоило награды, но у герцога было все, и я подумала… Гальтара, древние анаксы, для меня это было сказкой, чем-то красивым, высоким, навсегда ушедшим, но оставившим в сердце серебряный след. Я не думала, не могла думать, что Раканы на самом деле… Господин Фанч-Джаррик, мы вошли в тронный зал, я увидела на стене меч… Я вспомнила, как Эрнани Святой в день триумфа вручил Лорио Борраске свой меч, ведь сам император не мог его носить. Это было красиво, это было справедливо… – вещала женщина, улыбаясь беспечно и искренне.

– Госпожа Оллар, Высокий Суд благодарен за то, что вы разъяснили это небольшое недоразумение. Вы нуждаетесь в покое, сейчас вам подадут конные носилки.

– Я не уйду, – отказалась решительно бывшая королева. – Мой супруг и я перед Создателем и Золотыми землями были талигойскими владыками, а не Квентин Дорак и не Рокэ Алва. Поэтому судите нас, если есть за что, а не нашего полководца!

– Подсудимый защищает себя сам, – Кортней зверел на глазах. – Если бы Рокэ Алва нуждался в вашем заступничестве, то попросил бы Высокий Суд вызвать вас, но он не представил ни одного свидетеля своей невиновности, равно как не отвел никого из свидетелей обвинений. Тем не менее, раз вы расположены говорить, я считаю своим долгом допросить вас. Госпожа Оллар, мой вопрос может показаться вам неприятным, но я обязан его задать. Итак...

– Рокэ, почему вы молчите? – Катарине было фиолетово на гуэция. – Расскажите им, что творилось в Варасте, что происходило здесь, как вы бросились в горящий дом! Вы хотели спасти людей, но вас предали, как и всегда предавали. А вы делали свое дело и даже не мстили!

– Ваше Величество, я отомстил вашим братьям, – напомнил спокойно Рокэ.

– Удар шпаги спасает от Занхи, – вздохнула Катарина, – от позора. Благодаря вам мои братья умерли с честью. Теперь вас судят. Так объясните судьям что значит честь и верность. Что значит жить не для себя, а для своего короля и для своей страны. Вы не боитесь смерти, это все знают, но другие боятся. Люди боятся, женщины, старики, дети… Они не хотят умирать, но умрут, потому что их некому защищать… Потому что вы верны королю, а он вас предал… А королевство скоро разорвут на части. Вот тогда вы будете достойны казни, господин Первый маршал… Достойны Заката! – в слабом, но решительном голосе звучала боль.

– Госпожа Оллар, успокойтесь, – встал супрем, – вам будет плохо...

– Я сам отвечу за себя, Ваше Величество, – пообещал тихо Алва. – Возвращайтесь в аббатство.

– Будь проклят тот день, когда я вам написала... Я думала, это просто мятеж против Колиньяров и боялась, что Манрики утопят Эпинэ в крови. Мою Эпинэ... Теперь вас убивают из-за меня!

– Вы поступили совершенно правильно, Ваше Величество, – глухо ответил Алва. – Кровь и жизнь Первого маршала принадлежит Талигу и его королю.

– Король... – это слово явно далось Катарине с трудом. – Король отрекся от единственного человека, который был ему верен. Недолго до того, что он отречется от своих детей. Как бы я хотела, чтобы это были не его дети... Фердинанд! – звонко обратилась она к ничтожеству. – Вы не только не король... Вы не дворянин, не мужчина, не человек...

Она хотела сказать что-то еще, но осеклась, едва открыв рот и сжала пальцами тугой воротник платья, а потом споткнулась и побелела, как полотно. Удушье? Я смотрел на нее и хлопал глазами, не зная, что делать теперь. Придд – тоже, только Робер вскочил и метнулся к своей кузине. Вовремя – бывшая королева безжизненно осела на пол. Эпинэ едва успел подхватить ее на руки и поднять. Что-то случилось с ее заколками, они вылетели, и пепельно-светлые волосы распустились. Я увидел это позже, когда Робер направился с Катариной на руках к выходу.

– Ей плохо! – запоздало крикнул Фердинанд. – Катарина... душа моя!

– Откройте двери! – велел громко Мевен. – Шире!

– Врача!

– Госпожу Оллар сопровождает мой личный врач, – спокойно сказал Левий, чем заставил крикунов притихнуть. – Он в Дубовой приемной. Пусть пошлют за ним.

– Я лгал, лгал!.. Делайте со мной, что хотите, но я лгал! Я – трус, я лжец, но я король… И Карл – мой сын… Мой! А Рокэ невиновен… Он спасал Талиг по моему приказу! Он – солдат, а король – я! Я приказывал, а он воевал… И я отвечаю… За все и за всех! За моего маршала, за Сильвестра!.. – надрывался Фердинанд.

Грохнули жезлы, когда Робер покинул зал суда, и судебный пристав объявил о переносе заседания на неопределенное время.

====== Глава 75. Как стать отступником – 1 ======

Я вас предупреждаю, вам же хуже,

Коль скоро вы отринете совет,

Хлебнете вы неисчислимых бед,

Я вас предупреждаю, вам же хуже…

У вас ни памяти, ни чести нет,

Свинья душой, ступайте ж в вашу лужу…

Я вас предупреждаю – вам же хуже,

Коль скоро вы отринете совет.

Это безобразие кто-то очень бесстрашный и безмозглый подкинул мне. Ну как подкинул – написал аккуратненько на оборотной стороне выписок из кодекса Диомида. Под безобразием я прочел предупреждение, что в случае вынесения обвиняемому герцогу Алва смертного приговора, он, Суза-Муза, возьмет дело в свои руки и горе тем, кто встанет у него на пути. Завершали это дело подпись и печать со свиньей на блюде. Ыть. Узнаю, кто этим промышляет – надеру уши. Мне уже не верилось, что Рокэ Алву может спасти хоть что-нибудь, а такие вещи только раздражали. Да и вообще обидно.

– Монсеньор, – растерянно заговорил со мной помощник экстерриора, – вам не попадалось в бумагах послание вызывающего содержания?

– Нет, – ответил я машинально. – А что?

– Такие получили господин гуэций, господин супрем, господин обвинитель, а также большинство Высоких Судей. Им были подброшены оскорбительные стихи с угрозами.

– Ммм…

– Монсеньор, возможно есть смысл просмотреть бумаги на вашем столе?

– Да, – кивнул я. – Позже. Покажите мне то, что подкинули герцогу Придду.

А вдруг спрутятина этим промышляет? Написал всем и себе в том числе, чтобы обошлось без проблем?.. Взяв плотный лист бумаги с такими же аккуратными строчками, я начал читать и вздохнул.

Я вас предупреждаю, вам же хуже,

Коль скоро вы отринете совет,

Вам лучше не родиться бы на свет,

Я вас предупреждаю, вам же хуже,

Достойней дать единственный ответ,

Чем спорить со свиньею неуклюжей…

Я вас предупреждаю, вам же хуже,

Коль скоро вы отринете совет.

– Герцог Окделл читает чужие письма? – Валентин появился по принципу чертика из табакерки. – И почему это никого не удивляет?

– Я, как цивильный комендант Раканы, ловлю Сузу-Музу, – раздраженно отозвался я, кладя листок на стол. – Чем поучать меня, дайте ценный совет. Вы же у нас самый умный.

– Жаль, не могу сказать о вас того же, – изрек Придд, поднимая послание. Прочитали остался невозмутим. – Что же, граф настроен весьма решительно. И насчет меня он прав. Я действительно злоупотреблял вашим вниманием.

– Разумеется, нет. Я предлагаю вам прогуляться после обеда, – а заодно постараюсь его расспросить, как союзника по освобождению Рокэ.

– Если покончим с судейскими обязанностями.

Согласившись с ним, я принялся читать обвинительный акт, но в его смысл плохо вникал. Какая разница, что написано там, если исход один: я голосую за казнь своего бывшего эра и Айрис с Мэллит остаются в безопасности? Так обещал Величество, в противном случае девушки могут пострадать. Альдо Ракан затеял нечестную и грязную игру еще в Агарисе, а меня подцепил на крючок в Сакаци. Выбора я не имел, во всяком случае, достойного.

– Ваше высокопреосвященство, господа судьи, господа послы, сейчас вы услышите то, что не успели услышать вчера из-за внезапной болезни госпожи Оллар. Поскольку нынешнее заседание является продолжением вчерашнего, Высокий Суд не просит вас встать. Господин Фанч-Джаррик, вы продолжаете утверждать, что обвиняемый виновен?

– Да, господин гуэций.

– Высокий Суд слушает.

– Ваше высокопреосвященство, Высокий Суд, господа послы, обвинение считает доказанным, что присутствующий здесь Рокэ Алва виновен в преступлениях двоякого рода. Первые могут быть отнесены к тем, за что подлежали смертной казни уже в Гальтарские времена, про другие кодекс Эрнани и кодекс Доминика в его первозданном виде молчат, но не потому, что наши предки были склонны прощать подобные деяния! Они были слишком чисты сердцем, чтобы допустить саму возможность подобного. Лишь в последних дополнениях к кодексу Доминика, в кодексе Лорио Кроткого и протоколах Клеменция Шестого, появились описания преступлений, подобных тем, что совершал обвиняемый, что и было доказано в ходе процесса. Сейчас же я ограничусь кратким перечнем преступных деяний Рокэ Алвы, отдав приоритет первой категории…

– Сторонники Давенпорта действуют и сейчас. Даже лишившись своего предводителя, они продолжают преследовать друзей и соратников его величества. Не далее как шестнадцать дней назад их руки обагрила кровь герцога Эпинэ, и только сверхъестественное мужество Повелителя Молний и его мастерство бойца сохранили герцогу жизнь. Не может быть сомнений в том, что эти смерти на совести подсудимого, отдавшего Давенпорту приказ истреблять верных престолу людей и сеять ужас на дорогах, дабы лишить жителей Раканы подвоза продовольствия… Жажда убийства, которой одержим подсудимый, неоднократно толкала его на немыслимую жестокость. Первым преступлением, совершенным герцогом Алва, преступлением, с которого началась его черная дорога, стало убийство его непосредственного воинского начальника генерала Карлиона. Завершила же кровавую дорогу резня, случившаяся в восьмой день Осенних Волн минувшего года, когда Рокэ Алва собственноручно убил находящегося при исполнении своих обязанностей маршала Талигойи Симона Люра графа Килеан-ур-Ломбаха, а с ним пятерых офицеров и одиннадцать солдат его величества Альдо Первого, исполнявших свой долг. В начале минувшего года подсудимый вступил в преступный сговор с ныне покойным Квентином Дораком, незаконно и богохульственно присвоившим себе титул кардинала Талигойского. Начавшаяся с детоубийства так называемая Октавианская ночь унесла множество жизней. Святой Оноре умолял герцога Алва остановить резню, но ответом ему был смех. Алва бездействовал, пока гибли невинные, когда же план Дорака был выполнен, обвиняемый своими руками уничтожил главного свидетеля – лжеепископа Авнира, оборвав тем самым нити, ведущие к Дораку. Несомненна вина подсудимого и в событиях, недавно потрясших Ракану. По приказу Алвы недобросовестные негоцианты продали короне гнилой лес, что стало причиной трагедии в Доре, однако последствия могли быть еще страшнее, потому что гнилые доски предназначались для строительства нового моста через Данар, укрепления осыпающихся берегов и ремонта храма Святого Доминика… Наши предки не могли предположить, что власть конных королей падет и меч Раканов окажется в чужих руках. Тем не менее герцог Алва не желает возвращать меч законному обладателю, не только присвоив чужую собственность, но и оскорбляя чувства всех подданных его величества, для ко торых меч Раканов является величайшей ценностью.