Текст книги "Сессия в условиях Талига (СИ)"

Автор книги: Дана Канра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

– Увольте, – отмахнулся я здоровой рукой. – Настоящая свинья из нас с вами – вы. И вам это прекрасно известно, так зачем переходит на личности?

Салиган, вместо ответа покосился на Лаптона, тот снова махнул рукой, и меня схватили. Тело снова загорелось от нестерпимой боли, хотя на этот раз искры из глаз не летели и слезы не лились. Но от крика и стона я не удержался.

– Ыыы… Да аккуратнее вы, живодеры! Сам пойду, не тяните за руки! – взвыл я, почувствовав, что не в силах терпеть.

Гимнеты послушались и отступили с молчаливого согласия Лаптона. Мэллит успела подбежать ко мне и крепко сжать ладонь здоровой руки, пристально глядя в лицо. Ее золотистые глаза выражали много эмоций. Страх, боль, растерянность. Но я ничего не мог пообещать, кроме того, что все будет хорошо, а потом поцеловал на прощание и, развернувшись, неспешно вышел. Похоже на то, что делать закос под того самого бычка, предстояло еще долго, ведь конные носилки для заключенных Багерлее не предполагались.

====== Глава 88. Как стать оправданным ======

– Спрячь за решеткой ты вольную волю – выкраду вместе с решёткой! – громко напевал я, усевшись на тюремную кровать и приняв самый беззаботный вид.

– Дикон, – с ужасом спрашивал Робер с интонацией и взглядом заботливого санитара в психбольнице, – что с тобой?..

– Знал я и Бога и черта. Был я и чертом и Богом… Спрячь за высоким забором девчонку – выкраду вместе с забором! – исполнил я, тихо звякнув ручными кандалами, которые-таки надели за плохое поведение.

Робер вздохнул и скис. И затих, наверное вспомнив про Мэллит или про Айрис. Еще когда его привели к нам, мужчина задумчиво и с некоторым испугом глянул на поющего меня, однако вмешиваться не стал. Из моих уст тогда исходило нечто блатное, непонятно, с какого перепуга вспомненное. Типа “Владимирского централа”. Пугались и Дэвид Рокслей, и Берхайм, и прочие сокамерники. А разместили нас в достаточно хороших условиях. Вот только охране не понравился мой вокал, за это и кандалы.

– Окделл, – вздыхали наперебой судейские, – можно вы замолчите?

– Нет, – ответил я гордо и весело. – Могу еще спеть. Хотите?

– Дикон, – взмолился Эпинэ, – сжалься! Я спать хочу…

– Хорошо, – согласился я, – разумеется.

Карлион посмотрел на него с благодарностью. Какие все нежные, однако, а я просто пытался поднять им настроение. Плечо мое продолжало болеть, причем довольно-таки сильно, порой слезились глаза, но если беременная на последних сроках королева держится достойно, то чем я хуже? Поэтому на вопрос Эпинэ о своем состоянии я ответил, что почти ничего не болит и вообще я еще ого-го.

– Доброе утро, – в самую рань, когда еще не рассвело за окошком, в камеру явился комендант Багерлее. – Сейчас вам принесут завтрак, после чего препроводят вас во дворец. Поступило распоряжение на всех, кроме Ричарда Окделла, надеть ручные кандалы. Приношу свои извинения, приказ есть приказ.

– Тогда снимите с меня, пожалуйста, – заметил я, – а то будет немного неудобно.

– Разумеется.

Во дворец… а зачем нас тащить во дворец, чтобы призвать к совести и заставить извиниться за содеянное? Как-то в это не верилось. Мы – не дети малые, в конце концов, значит, планируют либо подстроить убийство, либо замутить судилище. Но вряд ли комендант точно знает.

Во дворце я испытал истинную радость, увидев, что гербы Раканов сняли, портрет Альдо – тоже. Наконец-то эта довольная физиономия не будет попадаться мне на глаза, неужели! Оглядываясь по сторонам, я шагал вперед. Повсюду – портреты Франциска. Ничего, когда сюда приедет Алва, придется позировать ему.

– Герцог Окделл нездоров. Ему нужно сесть, – сказал Робер, когда нас доставили в один из залов.

Точно – судилище будет. А Катарина в Нохе и ничего не знает, вот засада! Нашелся повод для беспокойства, причем довольно веский.

– Если этого требует милосердие, пусть сядет, – ответил Кракл.

– Спасибо вам за божескую милость, – не удержался я от колкой шутки, опускаясь на резную скамью.

– Короли Талига милосердны и снисходительны, – сообщил Вускерд, – особенно к тем, чей разум помрачен болезнью или же дурной наследственностью.

– К себе? Справедливо…

– Молчите Окделл! – выдохнул Карлион. – Все началось из-за вас! Из-за вашего предательства!

– Ой, – отмахнулся я здоровой рукой, – можно подумать, без моего приезда в Сакаци восстания бы не случилось и Альдо не поперся в Эпинэ. Угу-угу.

– Заявляю! – взвыл чем-то оскорбленный Карлион. – Из уважения к горю моей родственницы я проявил слабости и поддержал ее сына. Я надеялся со временем уговорить его, раскрыть глаза, но гер… Ричард Окделл угрожал мне и прочим своим вассалам. Берхайм это подтвердит… Он приказал нам приговорить герцога Алва к смерти, угрожая… разорить наши земли и…

– И заканчивайте нести чушь, – я начал злиться. – Ну давайте меня еще обвиним во всех случившихся за это время смертях. А что, не хотите? А как удобно-то!

– Мне, как вассалу Скал, Ричард Окделл ничего такого не приказывал, – отрезал Дэвид.

– Они были в сговоре! – высунулся Берхайм.

– Окделлы, Рокслеи и Эпинэ подняли мятеж! – теперь понесло Феншо, – и принудили многих…

– Замолчите! – рявкнул Робер Эпинэ. – Не позорьтесь больше, чем уже опозорены. Кракл, если вы хотели что-то зачесть, то читайте и проваливайте. Окделлу нужен покой.

– Можно я кое-чего потребую? – почему бы и мне не вылезти.

– Государственные преступники не имеют права. Господа, вы здесь не для того, чтобы высказывать абсурдные требования, и не для того, чтобы переваливать вину друг на друга. Сейчас вас отведут в Малую Тронную, где уже собралась Посольская палата. Дипломатам следует убедиться, что основные сторонники узурпатора находятся в руках местоблюстителей трона. В присутствии послов Золотых земель вам зачитают предварительный обвинительный акт, после чего вас возвратят в Багерлее. Разумеется, если вы поведете себя разумно. В противном случае мы будем вынуждены принять соответствующие меры.

Под ворчание перепуганного Берхайма я поковылял дальше. Цепи и правда сняли, но боль не стала слабее, а все эти крики и вопли только ухудшали мое моральное состояние. Так, кто еще стал перебежчиком? Мевен. Прелесть какая. В Малой Тронной послов собралось немного, но что-то ясно подсказывало: честить нас будут по полной программе. По команде мы встали в ряд около стены. Что-то мне это не особо нравится… Истеричный Берхайм наорал на Робера, Дэвид за него заступился. Господи, как я от этих скандалов устал. А ведь в Багерлее еще и передерутся…

Пробили часы, сменилась стража. Это не изменилось – пока.

– Мы рады видеть друзей Талига, господа, – заговорил Старейшина. – Да будет вам известно, что вчера чаша терпения верных сынов Талига переполнилась. Мы положили конец злодеяниям и злоупотреблениям Альдо Ракана, в коем многие здесь присутствующие по указанию своих монархов соглашались видеть законного талигойского государя. Это прискорбно и труднообъяснимо, господа, о чем я и должен заявить вам со всей откровенностью, но Талиг исполняет Золотой Договор и блюдет закон даже в самых тяжелых обстоятельствах.

Довожу до вашего сведения, что тело лжекороля начиная с полудня смогут увидеть все желающие. В течение трех дней оно будет выставлено на площади Святого Фабиана, но мы свято чтим правила, согласно которым Посольская палата первой убеждается в смерти или же аресте важнейших государственных преступников. По этой же причине мы…

И тут открылась с шумом дверь, пропуская кардинала. Следом за ним прошли Пьетро и Катари, а также лекарь. И все. Никто не стал задерживать Катарину по пути к пустующему трону, поэтому она поднялась по ступеням и села. Выражение ее лица было абсолютно спокойным.

– Ваше Величество, – забеспокоился Кракл, – мы рады видеть вас в полном здравии.

– Благодарю, – отчеканила женщина. – Генерал Мевен! Данною нам Создателем и Законом властью приказываем немедленно арестовать присутствующих здесь государственных изменников: Кракла, Вускерда, Кортнея и Лаптона. Мы также подтверждаем правомочность ареста Карлиона, Берхайма, Феншо, Фанч-Джаррика и иных участников так называемого суда над нашим Первым маршалом. Герцог Эпинэ, герцог Окделл, граф Рокслей, вы свободны.

Оу. Правда? Или иллюзия? Но, кажется, верное решение. Кракл опустился на одно колено и принялся бормотать оправдания, однако был королевой послан далеко и надолго. В Багерлее, то бишь. С Робера и Дэвида сняли цепи, а я лишь вздохнул, глядя на Катарину. Похоже, мне предстоит новая борьба за трон для Рокэ Алвы. Я от своего не отступлюсь.

– Господа, я постараюсь быть краток и однозначен настолько, насколько сие возможно для законника. Начну с того, что напомню о положении, согласно которому мать, сестра, супруга или же любая иная особа женского пола не может являться регентом при недееспособном или же несовершеннолетнем монархе. Это положение не подлежит изменению ни при каких обстоятельствах, по крайней мере, в отсутствие дееспособного совершеннолетнего государя. Увы, наш добрый король Фердинанд был злодейски умерщвлен в Багерлее. Вы все видели его тело и можете засвидетельствовать его кончину. С момента его гибели королем Талига становится его единственный сын Карл Четвертый Оллар, находящийся на попечении герцога Ноймаринена и его супруги Георгии, урожденной принцессы Оллар. До совершеннолетия Карла власть в Талиге переходит к регенту и назначенному оным регентом регентскому совету. Напоминаю, что регентом Талига при недееспособном государе, согласно подтвержденному Фердинандом Олларом кодексу Франциска, становится его дееспособный брат или же дядя по мужской линии, в случае отсутствия таковых – глава дома Алва, а затем, по нисходящей, глава дома Ноймаринен, глава дома Савиньяк, глава дома Дорак, глава дома Салина. Общеизвестно, что государь наш Фердинанд Второй не имел братьев и что принц Карл до недавнего времени являлся его единственным сыном, но Создателю было угодно это изменить. Да будет вам известно, что Ее Величество Катарина носит под сердцем ребенка, который, по мнению астролога и медиков, является мальчиком. Ребенок зачат в одиннадцатый или же тринадцатый день Осенних Ветров минувшего года в королевской опочивальне и должен увидеть свет приблизительно через два месяца. Таким образом, малолетнему Карлу наследует его пока еще не рожденный брат, но по кодексу Франциска мать и дитя до разрешения матери от бремени составляют единое целое. Носящая под сердцем дитя женщина полностью дееспособна, что подтверждают врач, юрист и священник. Следовательно, ее величество Катарина со смерти его величества Фердинанда и до разрешения от бремени является законным регентом Талига и обретает всю верховную власть, о чем подготовлен соответствующий манифест. Данный манифест будет оглашен сразу же после его подписания, которое произойдет на ваших глазах. Вы все получите копии манифеста и выписки из законов и кодексов, подтверждающие то, что вы сейчас услышали.

– Благодарю, мэтр Инголс, Господин Гамбрин, господин ло-Ваухсар, подойдите. Будьте свидетелями того, что я подписываю данный манифест, – молвила отчетливо королева.

Послы затрепетали перед ней, а я напрягся. Выходит, у меня есть всего два месяца, чтобы: найти Алву, найти шкатулку, каким-то образом устранить детишек Катарины, которые не факт, что истинные Оллары, чего бы она там не несла. И мне придется это сделать, потому что править этой страной должен истинный Ракан. Никак иначе.

====== Глава 89. Как готовиться к неизбежному ======

Очередной Совет начался через некоторое время после нашего освобождения. К Катарине, закутанной в серую траурную одежду, подошли мэтр Инголс и кардинал Левий. Куда девалась та испуганная и взволнованная молодая женщина из Нохи? Сейчас я видел лишь уверенную в себе королеву, слова которой звучали решительно и твердо. Она стала регентом до рождения младшего ребенка. Тем временем принесли чернильницу, песочницу и перо, поставили на небольшой, обитый сукном, столик. Положили большой белый лист.

– Я стал свидетелем величайшего и прекраснейшего события, – радостно сообщил кагетский посол, зачем-то заламывая руки в трагичном жесте.

Странно, не помню за этим народом такой привычки. Гаийфец лишь коротко кивнул.

– Мы подписали манифест и теперь представим вам регентский совет, – произнесла Катарина, подняв увенчанную тяжелой прической голову. – Согласно законам Талига и нашему желанию, мы объявляем главой регентского совета нашего Первого маршала герцога Алва. К сожалению, вероломные действия растоптавшей Золотой Договор кесарии Дриксен вынудили его срочно отбыть к войскам. Вторым мы называем герцога Ноймаринена, оказавшего Талигу в трудную минуту неоценимые услуги. Мы благодарим герцога Ноймаринена за то, что он сделал во время нашего заточения и заточения герцога Алва, и подтверждаем все принятые им решения. Мы также вводим в наш совет экстерриора графа Рафиано и геренция графа Гогенлоэ, к которым испытываем глубокую признательность за попытку убедить нашего супруга перед лицом приближающейся угрозы покинуть Олларию. Мы открыто признаем, что ошибались, не приняв этот совет, но мы не представляли всей мерзости обосновавшегося при нашем дворе предательства. В регентский совет также войдет сохранивший верность Талигу граф Савиньяк. Мы с удовольствием подтверждаем его полномочия Проэмперадора Северного Надора. Мы назначаем Проэмперадором Эпинэ нашего верного вассала графа Бертрама Валмона и благодарим всех членов семейства Валмон за оказанные короне услуги. Увы, все, кого мы назвали, в настоящее время исполняют свой долг вдали от столицы. В их отсутствие мы, нуждаясь в поддержке верных и честных людей, расширяем наш совет и вводим в него нашего кузена маршала Эпинэ, командующего гвардией графа Рокслея, коменданта столицы барона Карваля, вице-супрема барона Инголса и командующего нашей личной охраной виконта Мевена. Мы сожалеем о болезни нашего друга и защитника герцога Окделла и о том, что в настоящее время он не в состоянии служить делу возрождения Талига.

Жаль, но с другой стороны, не очень-то и хотелось. Надо обсудить с Дэвидом, как найти Рокэ, потому что отыскать шкатулку с письмом Эктора я уже утратил надежду.

– Мы благодарим его высокопреосвященство кардинала Левия, в эти трудные месяцы делавшего все возможное, чтобы защитить наших подданных и восстановить попранную узурпатором справедливость. К несчастью, олларианская церковь до сих пор не оправилась после отъезда его высокопреосвященства кардинала Сильвестра. Мы не видим пока достойной замены этому человеку, отдавшему жизнь Создателю и Талигу. Временно являясь главой олларианской церкви, мы не можем подтвердить полномочия Агния, оставившего своего государя и последовавшего за омерзительными временщиками. Мы лишаем его сана и изгоняем его. Имя преемника Агния будет названо позднее нами или же герцогом Алва. Мы считаем необходимым довершить начатое кардиналом Сильвестром и представлявшим Святой Престол епископом Оноре и с некоторыми дополнениями подписываем соглашение, которое, к глубочайшему нашему прискорбию, не успели подписать кардинал Сильвестр и епископ Оноре. Мы делаем это, стремясь положить конец четырехсотлетнему непониманию. Отныне каждый талигоец сможет открыто исповедовать эсператизм, посещать эсператистские храмы или же посвятить себя Создателю, уйдя от мира в одну из вновь открываемых обителей. Каждый может беспрепятственно совершить паломничество в Агарис, чтобы получить благословение Эсперадора, и беспрепятственно же вернуться к своему очагу. Мы признаем власть его высокопреосвященства Левия над эсператистской общиной Талига и подтверждаем передачу эсператистской церкви Нохского аббатства и бывшего женского монастыря Святой Катарины. Мы объявляем о том, что никто ранее тайно отправлявший эсператистские обряды и открыто признавший после обнародования нашего указа свою веру не будет наказан. Никто из занимающих высокую должность при переходе в эсператизм ее не потеряет, а негоцианты и ремесленники не будут обременены дополнительными налогами. Мы сами принадлежали и принадлежим к эсператистской церкви, хоть и вынуждены были скрывать это обстоятельство, и мы счастливы избавиться от необходимости лгать перед лицом Создателя. При этом мы объявляем о недопустимости принадлежности сразу двум церквям. Те, кто, называя себя олларианцами, станут отправлять эсператистские обряды, и наоборот, подлежат суду за заведомое оскорбление Создателя и главы олларианской церкви. Так хотел его высокопреосвященство кардинал Сильвестр. Так хотел епископ Оноре, признанный конклавом святым. Так желаем мы. Мы просим посла Агарии и посла дружественного Алата подняться к нам и засвидетельствовать нашу подпись и подпись его высокопреосвященства кардинала Левия.

– Я счастлив стать свидетелем примирения двух церквей, – сказал алат. – Во имя Создателя.

– Так и будет, – нахмурился агариец.

Договор скрепил подписью Левий. А потом обратился ко всем присутствующим с долгой и зануднейшей речью. Ладно, послушаем.

– Во имя Создателя. Нет большей радости для служителя Его, нежели положить конец бессмысленной вражде и открыть дорогу детям Его к храму. Об этом пекся святейший Адриан. Об этом молился святой Оноре, и молитвы его были услышаны, а жертва, ибо это была жертва, принята. В этот светлый час под взглядом ушедших святителей я не могу скрывать правду, какой бы горькой она ни являлась. Не все князья церкви желают мира. Есть среди них и те, кто не погнушался надругаться над святыней, не ужаснулся мысли подменить благодать смертью, кто обрек на нее невинных и послал на гибель собрата своего. Увы, не все собратья мои примут с радостью согласие двух церквей, не все возблагодарят Создателя. Не всегда в Святом граде Милосердие торжествует над злобой, а Чистота над завистью, но не зря наделил нас Он высочайшим благом свободой воли и велел внимать лишь голосу Его. Знаю я: то, что сделано сейчас, угодно Ему. Если придется мне выбирать между волей конклава и волей Его, между саном моим и паствой моей, между миром и войной, выберу я то, что должно пастырю, и да будет то, что будет.

По воле святого Эрнани церковь наша утвердилась в городе сем, когда носил он еще имя Кабитэла. Агарис же возрос как обиталище торговцев, превыше всего ценивших золото. Не было святости в земле, на которую волей светских властителей пересадили древо Эрнани, от того раз за разом взрастают на том древе ядовитые плоды. Трижды выказывал Создатель волю свою, стремясь образумить слуг своих. Насылал он на них мор, щадя лишь тех, кто шел путем Его. Становились орудием Создателя воинство морисское и воинство Франциска Оллара и пасынка его Рамиро, но проходили годы, и забывалось то, что нельзя забывать, и терпение Его подвергалось испытанию. Как могу я не ждать новых кар, видя, сколь глубоко проросло Зло в сердцах тех, кто должен хранить ото Зла сердца других? Я вижу, как правители светские нарушают договоры, как охватывает Золотые земли война, как сосед поднимает руку на соседа, а солдат изменяет присяге. Даже среди князей церкви находятся те, кто, вняв наущениям Врага, поднимает руку на праведных. Не от руки разбойников пал святой Оноре, и не своей смертью умер магнус ордена Славы Леонид, да падет гибель их на последние весы и да ответят убийцы пред Создателем за содеянное! Не золотое время нам выпало, но железное. Выпало нести нам на плечах своих бремя грехов предков наших, и правителей наших, и пастырей наших, и нет нам иного пути, как исполнить долг свой и положиться на Милосердие Его. Да спасутся невинные, и да очистятся служением своим виноватые. Орстон!

– Мэратон, – тихо произнесла Катарина. – Кроме всего прочего я хочу заявить, что бывший кансилльер по имени Август Штанцлер будет освобожден из Багерлее. Мы знаем, что он болен и что его поместья разорены войной. Он вернется в свой дом. Герцог Окделл, если вам позволяет здоровье…

– Не позволяет!

– Очень жаль. Я надеялась, что вы сможете отправиться в Багерлее с этой вестью для Августа Штанцлера. Но это не страшно, поедет другой человек. Господа, прежде чем отпустить вас, мы вынуждены заявить свой протест тем, кто в нарушение Золотого Договора признал власть узурпатора, и тем, кто, воспользовавшись печальными событиями в Талиге, развязал войну в надежде отторгнуть наши исконные земли.

Слов кагета, что-то восторженно орущего, я не слушал, а думал о том, как бы отстранить Карла и того, кто родится у Катарины. Нет времени сидеть и ждать, сложа руки, надо просто рассказать Катарине, как обстоят дела, и, как регента, заставить ее написать отречение. Оно должно иметь силу, потому что регент – мать наследника. Надо получше обдумать этот вариант.

Этот регентский совет был не единственным – после него потянулись еще Советы. Салигана не нашли, как ни старались найти, Робер попытался было посоветовать мне переехать из особняка куда-нибудь в другой дом, но вспомнил про Мэллит и отказался от этой идеи. Хотя, нужно было приводить особняк в порядок, чтобы Рокэ вернулся в жилое помещение, и я велел немногочисленным слугам как следует убраться в комнатах.

– Ваше величество! Прибыл посланник герцога Ноймаринена. Он просит разрешения войти.

Фак! Регент на регенте и регентом погоняет. Мне только не хватало, чтобы эти северяне захапали Талиг и корону… Прикусив губу, я с тревогой посмотрел на вошедшего. Широкоплечий полковник вошел и преклонил колено перед Катариной. Та охнула.

– Эрвин, это ты?!

– Ваше величество!

– Господа, перед вами Эрвин Ноймаринен, граф Литенкетте. Последний раз мы видели его на празднике в честь рождения моей младшей дочери… Создатель, тогда все еще были живы… Все… – кого-то понесло в ненужные сантименты.

Королеве стало не очень хорошо и королева неспешно удалилась, сопровождаемая толстым законником. Надо найти шкатулку, обязательно надо, хотя я не знаю, поможет ли она мне. Сейчас куда важнее – отречение регента за малолетнего короля, в пользу Рокэ Алвы и его потомков.

====== Глава 90. Как видеть судьбу ======

Помимо всего прочего, у меня появилась очередная проблема, и имя ей, Дженнифер Рокслей. Эта прелестная эрэа лет тридцати с хвостиком, как бы невзначай со мной заигрывала, хотя, кажется, была в курсе, что у меня есть жена. Но, поразмыслив, я решил, что придворная дама, как и ее родственник, Дэвид, помогут мне в осуществлении моего хитрого и довольно-таки опасного плана. В очередной раз, когда я пришел во дворец, меня едва ли не силком утащили в так называемый Весенний садик – “чтобы поговорить”.

Говорить начали про сирень, точнее щебетать. Я узнал много нового и интересного о том, что Дженнифер Рокслей родилась в пору цветения сирени. Какая прелесть, я так давно мечтал об этом узнать!

– Скажите, – прервал я поток непонятных излияний, – я могу рассчитывать на вашу помощь в одном не особо приятном деле?

– Разумеется.

– Вы ведь умеете хранить тайны?

– Можете не сомневаться…

– А ладите с Дэвидом Рокслеем? – перед тем, как приступать к делу, мне следовало проверить тщательно все ходы и проявить максимальную осторожность.

– Да, – твердо ответила женщина.

Вот и славно, значит можно спокойно думать дальше. Ага, подумаешь тут. Несколько дней я искал проклятую шкатулку, не нашел, но не потерял надежды. Мэллит, немного успокоившись, почти расцвела и перестала грустить по поводу и без. Узнав о том, что в Надоре новые землетрясения, я поручил Эрвину съездить туда и вывезти выживших в Ноймаринен.

– Но… – Эрвин был растерян, – я почти ни разу не был в Надоре.

Присутствующая при этом разговоре Айрис вызвалась помочь мне нарисовать карту тех земель, где была неспокойна земля, и мы трудились довольно-таки долго. Замороченный политикой, я забыл географию родовых земель, однако Айрис помнила все. Она еще не избавилась от бледности и кругов под глазами, однако с гордостью сообщила мне, что назвала подросших детей Энн и Клемента именами выдающихся герцогов Окделлов.

– Джеральд, Алан, Ричард, Эгмонт, – завершила она, радостно сверкая глазами. – Нет, ты в этот список не входишь, братец, не надо лыбиться. Потому что ты – кукушонок. Разболтался на суде…

– Айрис, я…

– Ой, отстань, – махнула рукой разочарованная сестрица. – Как есть кукушонок. Если бы не Робер, снова бы расцарапала тебе физиономию.

Разговор проходил рядом с покоями королевы, и Айрис, все то время, что бубнила на меня, сосредоточенно что-то искала в своей одежде. Наконец нашла и, хмурясь, всучила мне в руки. Шкатулка! Та самая, найденная в Нохе, резная и без замка. Я заглянул внутрь – письмо лежало на месте, аккуратно сложенное и давно никем не тронутое.

– Айрис, где ты ее нашла?!

– В доме монсеньора, – буркнула она. – Лежала под твоей кроватью.

Что искала Айрис под кроватью брата, пока оный шлялся по Сакаци, мне внятно никто не рассказал, зато я мог схватить шкатулку и радостно драпать домой. Однако в голову пришла идея получше. Захлопнув ящичек, я протянул его ошеломленной Айрис.

– Вот, держи. Попроси Луизу, чтобы спрятала в надежном месте! – дал я ценное указание, прежде чем покинуть дворец.

В особняке мы с Мэллит продолжали спать в разных комнатах, дабы не произошло ничего непоправимого: беременность и ребенок сейчас, перед Изломом, были бы совсем лишними. Съежившись через неделю под одеялом в своей комнате, я чувствовал приближение чего-то дурного и отвратительного, но не знал, как быть. Слуг звать не стоило, а свечи в другой конце комнаты. Может, зажечь? Да нет, все равно они быстро гаснут при приближении нечисти.

Тук. Тук. Тук. Кто-то неспешно и требовательно стучал в дверь. Мэллит не стучится так, ее кулачок ударяет о деревянную поверхность слабо и тихо, а тут за пределами комнаты явно находился взрослый мужчина. Напрягшись, я посмотрел на дверь. Может, слуги? Прежде стучался только Эмиас… Потерев глаза, я приподнялся на локтях и зевнул. Кинжал, забранный из домовой церкви, лежал под подушкой, но вспомнил об этом я уже, когда открывал дверь.

Кто-то высокий и плотный застыл в дверном проеме, но не Арамона. Его бы я распознал сразу после того ночного кошмара.

– Меня зовут капитан Гастаки, я хочу тебе кое-что сказать. Пригласи меня, я тебя не возьму. Ты мне не нужен, я тебя не подниму.

– Проходите, – я посторонился.

– Пригласи меня, как подобает, – отрезал незваный гость.

– Прошу вас, капитан Гастаки.

– Мне жаль тебя, ты не наш, – забубнила, как оказалось, гостья. – Я ходила в твой дом, его больше нет. Я никого не спасла, потому что они глупы. Но они не виноваты. Вернись к ним, и твой дом придет за тобой, а горячие пускай уходят. Они еще могут. Ты остываешь. Скоро остынешь, и сразу. Тебе все равно где, им – нет.

– Что?.. – я только хлопал глазами и откровенно тупил. – Я вас не понимаю.

– Якорь тебе в глотку! – у дамы весьма своеобразная манера общения. – Чего ты не понимаешь? Я пришла, чтобы сообщить тебе о смерти, твоей.

– Удивили. И... вы это о предыдущей или о будущей? – я озадачился.

– Мы никто не всё, когда горячие. Мы совсем никто, когда холодные. Не иди домой. Вернись и убери им паруса. Закрепи пушки. Идет шквал, понимаешь?! Ваш шквал, не мой, но мне вас жаль… Пусть горячее останется горячим. Мы возьмем свое позже и только то, что по праву наше. Мы не мародеры, а Она не может войти…

Какая прелесть. Я сдавил виски быстро зябнувшими ладонями и почувствовал, что очень хочется пить, но потом услышал еще одни шаги. Тяжелые и знакомые, они раздавались в коридоре. Повеяло легким запахом мертвых лилий, но лишь на миг.

– Я говорил! – грохнул капитан Арамона. – Этот унар глуп, он всегда был самым дурным. Пошли. Она ждет.

Далее последовали семейные разборки, в суть которых я не вникал, оставалось только броситься на кровать и забиться под одеяло. Пусть считают меня трусом, сколько влезет, но страха меньше не станет от того, что я начну с ними мило беседовать. Наконец ушли… все… завершилось… Можно закрыть глаза и какое-то время ничего не бояться, потому что здесь тепло и нет этого мерзкого запаха. Потому что рядом не витает смерть из Надора. Потому что я пока еще живой.

====== Глава 91. Как подслушивать ======

Наш план с Дэвидом и Дженнифер был потрясающе прост и ровно настолько же опасен. Мне предстояло заняться самым сложным – выпрашиванием у Катарины отречения, Дженнифер отвечала за заглушку шнуров с колокольчиками, а Дэвид должен был ждать нас в архиве. Единственное, что портило идеальность всей картины – Карваль. Коротышка отирался в Парадной приемной вместе с двумя дежурными дамами и охраной. Что ему тут надо? Мне казалось подозрительным его присутствие, ровно как и он сам, однако об этом позже. Сперва – отречение... Дженнифер чему-то радовалась, Дэвид наоборот хмурился, поэтому мы меньше всего напоминали со стороны заговорщиков. Наверное. Надеюсь, Карваль ни в чем не заподозрит нас. После того, как чесночник убил Эстебана, я ненавидел его. Но пока Карваль – более мелкая проблема. Я взял “Книгу аудиенций” у девицы Дрюс-Карлион и вписал свое имя. Перед ним стояла надпись: “Граф Штанцлер”. Интересно, они уже поговорили?

Едва заметно подмигнув Дэвиду, я направился к генералу. Тот выглядел спокойным, как и всегда, но это еще ни о чем не говорит. Нужно показать, что я не имею никаких злобных намерений.

– Здравствуйте, сударь, – поздоровался я с Карвалем, как ни в чем не бывало. – Рад вас видеть.

– Добрый день, господин Окделл. Вы не ездили в Надор?

– Нет, я отправил туда графа Литенкетте. Он мне прислал письмо, что отвез беженцев в Ноймар и открыл на берегу Лукка вербовочный пост. Сам он не может появиться у королевы, поэтому послал меня. Сколько времени вы пробудете у Ее Величества?

– Я не просил об аудиенции, – огорошил меня Карваль.

Чудесно. И пошто тогда торчит здесь? Впрочем смысла расспрашивать нет, это покажется ему подозрительным.

– Ее Величество сегодня дурно себя чувствует. Я не уверена, что она примет кого-нибудь, кроме графа Штанцлера, – сообщила фрейлина Дрюс-Карлион.

Хорошо, что здесь нет Айрис – она слишком громкая и обязательно привлекла бы к себе, да и ко мне заодно, ненужное внимание. На помощь пришла Дженнифер, уже справившаяся с колокольчиками. и вызвалась тайно провести меня к Катарине. Разумеется, этого она не сказала вслух. Лишь заверила присутствующих, что принимает меня. Карваль, наверное, не поверит, ну и кошки с ним. Я торопливо пошел следом за Дженнифер, а она начала говорить.

– Я не ждала, что вы так рано, – понизила голос женщина, когда мы остались одни на лестнице. – Розалин права – Ее Величество почти никого не принимает. У нее отеки и дурное пищеварение. Что поделать, четвертый ребенок и к тому же мальчик. Мальчики забирают у матерей красоту.