Текст книги "Ветер в его сердце"

Автор книги: Чарльз де Линт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 37 страниц)

7. Лия

– Как, по-вашему, там идут дела? – спросила Лия, поглядывая на расположившихся возле кострища Стива, Консуэлу и Тетушку.

– Пока вроде все живы, так что, осмелюсь предположить, дела идут довольно неплохо, – отозвался Морагу.

Писательница уставилась на него:

– Не понимаю, вы шутите или нет?

– Понемножку и то и другое, – усмехнулся шаман. – Вы ведь в курсе, что резервация разделена на два лагеря – традиционалистов и казиношную клику?

Лия кивнула.

– Так вот, мы разделены и на другие лагеря. Возможно, не столь явные, да и препираются они меж собой не так яростно, но, скажем так, существует определенная причина, по которой на данный момент Женский совет состоит из молодых женщин. Им всем сейчас идет пятый-шестой десяток.

– Приятно, что вы считаете их молодыми, – отозвалась Лия. – Вселяет некоторую надежду.

Морагу рассмеялся и продолжил:

– Молодежь резервации либо не верит в майнаво, либо, если знает об их существовании, относится к ним вполне лояльно. А вот индейцы постарше ведут себя с ними вежливо и дружелюбно, однако придерживаются старых предрассудков, восходящих еще ко временам вражды между нашими племенами. Как и Тетушка Лейла, большинство стариков не очень-то доверяют кузенам.

– Наша мама всегда предостерегает нас насчет майнаво, – вставила Сантана.

– Это потому что она слишком много слушает Тетушку. – Шаман помолчал, затем добавил: – Правда, старики не так уж и неправы. Майнаво, что делят с нами Расписные земли, не чета своим более диким кузенам, обитающим за горами. Эти-то перемирия с нами никогда не заключали. Там попадаются создания, которые все еще находят забавным скинуть кого-нибудь из нас со скалы или заманить в иной мир и бросить там на несколько десятилетий.

– И как их различать? – поинтересовался Томас.

– Хороший вопрос, – проговорил Морагу.

Лия надеялась на развернутый ответ, однако его не последовало.

– А как насчет этих двух? – кивнула Сантана на центр колеса стихий. – Хорошие они или плохие?

Поначалу писательница не поняла, кого имеет в виду девушка, но затем увидела, что рядом с Консуэлой стоит Ситала, которая только что сидела рядом. Лия даже не заметила, как та оказалась возле троицы.

– Вот уж не знаю, – признал шаман. – Чем старее майнаво, тем они сильнее. Одни становятся более дружелюбными, другие, напротив, только ожесточаются. Консуэлу упрекали, будто она уже и позабыла, что такое добро, да и жестоких деяний на ее счету немало. А Ситала – новорожденный дух, хранящий воспоминания сестры за всю ее долгую жизнь. Даже если они попытаются сотворить добро… – Морагу вздохнул. – Вы же знаете, как это вечно происходит с Коди в древних легендах.

Лия посмотрела на шамана с некоторым удивлением, зато Томас и Сантана согласно закивали.

– Обожаю сказки про Койота, – сказала девушка.

– Коди – это имя Койота-трикстера? – догадалась писательница.

– Одно из многих, – кивнул Морагу. – Ему нравится проказничать, но иногда он не прочь и оказать помощь. Беда в том, что после его вмешательства – даже с самыми благими намерениями – ситуация становится только хуже. То же самое я слышал и про Консуэлу. Беда еще в том, что она намеренно причиняла людям и духам зло. В ее багаже есть одна очень неприятная история, из-за которой Ворон и отвернулся от нее.

– Так это правда? – удивился Томас.

– До некоторой степени все сказания таковы.

– А кто такой Ворон? – спросила Лия.

– Он создал наш мир, – пояснила Сантана тоном, каким обычно втолковывают очевидное туповатым детям. – Помешал котелок в изначальной тьме и по чуть-чуть вычерпал из него мир.

Писательница какое-то время внимательно разглядывала девушку, затем поинтересовалась:

– Ты это всерьез, да?

Морагу улыбнулся:

– Вполне приемлемое объяснение, ничуть не хуже байки про белого старика, который живет на небе и сотворил мир за семь дней, как считаете?

Лия вздохнула. Религия. Вот же вляпалась.

– В это я тоже не верю, – заявила она.

– Во что же вы тогда верите? – полюбопытствовал шаман.

– Я…

И тут Лия осознала, что ответа на этот вопрос у нее нет. Дело заключалось не только во внезапном переключении ее интереса с публикаций о поп-культуре на более жизненные проблемы. И даже не в том, что наконец-то она могла оставить дух Эйми в покое. Просто все ее знания об устройстве мира неожиданно утратили былую основательность. Теперь сама земля под ее ногами заходила ходуном, и равновесие удавалось удерживать с невероятным трудом.

– Я не знаю, во что теперь верить, – призналась писательница.

– Доверьтесь своему чутью, – отозвался Морагу. – Слушайте голос своего сердца, когда оно говорит с вами.

– Дельный совет, только ведут себя так одни шизофреники.

В ответном взгляде шамана читались одновременно печаль и упрек.

– Да я понимаю, что вы о другом, но поставьте себя на мое место. Я росла, не веря во что-либо подобное, – Лия неопределенно махнула рукой в сторону двух вороновых женщин.

– Как и я.

Писательница не смогла скрыть удивления.

– Что? – развел руками Морагу. – Неужто вы думаете, будто я оказался в гастрольной команде «Дизел Рэтс», потому что меня устраивали обычаи моего племени? Очень немногие кикими впитали веру с молоком матери.

– И если мы все-таки видим то, чего другие не видят, мы предпочитаем об этом помалкивать, – вставила Сантана.

Томас кивнул и рассудительно заметил:

– И все же Лия отчасти права. Независимо от отношения к вере мы росли, слушая наши сказки и предания. И когда начали что-то замечать, оказались к этому готовы.

– А у меня ничего подобного не было, – подхватила Лия. – Я, конечно, слушала и читала всякие истории в детстве, но то были европейские сказки, книжки с картинками, мультики в субботу утром – в общем, ничего такого, что можно было бы воспринять как настоящее, как бы того ни хотелось в юном возрасте, – она помолчала, затем перевела взгляд с Томаса и Сантаны на Морагу. – Ведь те образы, они же ненастоящие, да?

Шаман пожал плечами и ответил с загадочной улыбкой:

– Я не разбираюсь в европейских таинствах.

«Это не ответ», – подумала Лия. Она собиралась потребовать у Морагу разъяснений, как вдруг заметила, что Консуэла встает. А в следующий миг воронова женщина и Ситала превратились в птиц и улетели. Действо завершилось, зрители начали расходиться.

Скоро на участке Эгги не осталось ни единого майнаво, и писательнице захотелось узнать, как же Стиву удалось разрядить ситуацию. Она двинулась было к Коулу и Тетушке, но Морагу удержал ее:

– Подождите немного. Они еще разговаривают.

8. Стив

Когда мы присоединяемся к остальным, Тетушка разыгрывает карту своей дряхлости – просит Томаса и Сантану «довести старуху до дома в целости и сохранности». Она отдает парню револьвер и берет девушку под руку. Брат и сестра улыбаются.

– Поаккуратнее с этой штукой, – указывает Морагу на оружие. – И лучше спрячь ее куда подальше.

Парень кивает и засовывает револьвер за ремень на пояснице, прикрывая сверху футболкой.

– Только задницу себе не отстрели, – качает головой шаман, – а то никогда отсюда не выберешься.

Тетушка и Сантана прыскают со смеху. Томас пытается сохранить невозмутимый вид, но без особого успеха. Мы переглядываемся и хихикаем – похоже всем требуется хорошая разрядка.

Наконец смех стихает, и представители семейства Кукурузные Глаза отправляются в путь.

– Если нам повезет, – бросает Томас, – успеем вернуться домой еще до того, как мама проснется. Тогда она не узнает, где мы были.

Его мать состоит в Женском совете. С учетом той скорости, с какой по резервации разлетаются сплетни – в особенности с включенными в уравнение майнаво, – если даже ей пока ничего не известно, она очень скоро обо всем услышит.

– Конечно-конечно, удачи вам, – с некоторым сарказмом отзываюсь я.

Какое-то время мы наблюдаем, как брат и сестра помогают Тетушке забраться по склону к берегу пересохшей речки, откуда им до дома рукой подать. В ведерке, что я принес из дома Эгги, когда тут были только мы с Морагу, плещется теплая вода. Мне удается немного утолить жажду, правда зачерпывать живительную влагу приходится ладонью.

– Итак, тебе удалось это, – констатирует Морагу, глядя на меня. – Сотворить призраку тело и уладить спор, в который я даже сунуться бы побоялся, – он улыбается. – Я так и не придумал для тебя индейского имени, но майнавовский титул очень даже тебе подходит.

Я качаю головой:

– Глупости. В собственной жизни я напортачил будь здоров.

– Ты выполнил задачу – вот что важно. И они тобой довольны, – улыбка шамана и вовсе растягивается до ушей. – Ты занимался подобным годами, пускай даже и понятия не имел об этом.

– С ума сойти можно, – обращаюсь я к Лие. – Всего несколько дней назад я жил в совершенно другом мире.

– Уж мне-то можете не рассказывать, – вздыхает она.

– Да, но я-то общался с майнаво долгие годы и даже не догадывался об их существовании. И мой трейлер стоит как раз в этом чертовом ином мире, но за все это время у меня и мысли не возникало об этом. А вы здесь всего несколько дней.

– Все равно голова идет кругом.

Я сочувственно киваю.

– Тем не менее я рада, что узнала об этом, – продолжает писательница. Блеск в ее глазах будто перерастает в сияние, исходящее от нее самой. – Из-за Интернета вся планета нынче кажется такой маленькой, и так здорово узнать, что в нашем мире еще столько неизведанного. Как это и было для наших бабушек и дедушек.

– Неизведанного еще очень много, поверьте мне, – кивает шаман. – Очень-очень много.

Я улыбаюсь, глядя на них. Морагу остается для меня истинно верующим с тех самых пор, как я обосновался в этих краях, зато Лия источает весь восторг новообращенной. И рядышком они хорошо смотрятся.

– У меня к тебе просьба, – обращаюсь я к Морагу. – Тетушка сказала, что ты можешь оказать мне большую услугу: отыскать Калико.

Он вскидывает бровь.

– Вот только не делай такого лица! Ты же знаешь, как она разозлилась.

– Но она только что выступала за тебя.

– Знаю. Но сколько я ни зову, она не откликается.

Лие явно неловко, и она говорит:

– Слушайте, мне надо идти. Уже и Эгги скоро приедет, а у меня еще ничего не готово!

– Ойла, – откликается Морагу. – Уверен, мы еще встретимся.

– С удовольствием! У меня осталась целая куча вопросов.

Шаман смеется:

– Необязательно приберегать все для меня. Эгги знает изрядно, как и многие другие в наших краях.

– Буду иметь в виду. – Женщина сворачивает на дорожку, ведущую к дому, бросив мне через плечо: – Удачи с подружкой, Стив.

– Так ты поможешь мне? – спрашиваю я шамана.

Тот задумчиво скребет подбородок.

– Даже не знаю. Портить отношения с майнаво – идея не из лучших, а если она действительно скрывается от тебя, а я ее выслежу…

Я готов излить на Морагу поток возражений, но замечаю в его глазах искорку смеха. Похоже, пора менять тактику.

– Ну да, скажи еще, что тебя волнует, кто и что там думает. Да про твои вмешательства в жизнь людей ходит столько же баек, сколько про Джимми Чоллу!

Он тычет мне пальцем в грудь:

– Эй, проявляй уважение к старшим!

– Да какой ты мне старший!

Морагу смеется:

– Давай-ка прогуляемся, рок-звезда. Посмотрим, что можно сделать.

Я делаю хороший глоток, едва не вылив все остатки воды из ведра себе на рубашку, и Морагу ведет меня на горную тропу. Как правило, подъем от кострища Эгги дается мне легко, однако последствия чехарды у колеса стихий сказываются на моем состоянии самым неприятным образом – взбираюсь я, хватая ртом воздух. Впрочем, стоит нам продвинуться километра на три к северу, и напряжение начинает потихоньку спадать – кажется, монолит усталости раскололся на валуны, и те скатываются вниз, подпрыгивая на скальных выступах крутых склонов с обеих сторон нашей тропы. Я делаю глубокий вдох и ловлю себя на мысли, что с тех самых пор, как появились Консуэла и толпа майнаво, мне впервые удалось набрать полные легкие воздуха. Скала под ногами, небо над головой и распростершийся вокруг мир – все это постепенно приводит меня в норму. Солнце палит нещадно, хотя благодаря ветру жара практически не ощущается. Грифы-индейки по-прежнему медленно нарезают круги, но теперь мы так высоко, что смотрим на них сверху вниз.

Я сверяю время по солнцу. Скоро полдень – даже не верится: столько всякого успело произойти за утро.

Вместо обычной для долгих переходов размеренной бодрой поступи Морагу задает неспешный темп.

– Ты ведешь нас в какое-то определенное место, или мы просто шастаем наобум в надежде наткнуться на нее? – не выдерживаю я в конце концов.

– Жду весточку от кузенов.

Я оглядываюсь по сторонам: кроме нас, на тропе никого.

– А ты что… Общаешься с ними телепатически?

– Ну я же все-таки шаман, – ухмыляется Морагу.

Раньше подобный ответ породил бы ворох шуточек с моей стороны, но за последние дни мне довелось стать свидетелем множества необычайных вещей. Может, он дразнится, а может, и на самом деле каким-то образом мысленно переговаривается с майнаво.

– И что они говорят?

– Да пока ничего путного. Но они рады помочь тебе. Говорят, раньше ты так не поступал.

– Как так?

– Не принимал помощь других. Обычно именно тебе приходится улаживать проблемы.

– Учитывая, как прошла последняя неделя, это в далеком прошлом.

– Но это вовсе не признак слабости, – возражает шаман. – Тебе нравится помогать другим, но и им хочется ответить тем же.

– Знаю.

На самом-то деле ни черта я не знаю. Или не знал. Но начинаю понимать, что невозможно полностью отстраниться от мира. А коли ты с ним связан, без взаимообмена уже никак. Давать-то я горазд, а вот брать не очень привык.

– Задумывался над тем, что попросишь у Ситалы в качестве ответной услуги? – интересуется Морагу.

Я качаю головой:

– Не уверен, что она мне чем-то обязана. Мне просто казалось, что дать ей тело будет правильным. – Помолчав, все-таки спрашиваю: – Это ведь было правильным, как считаешь?

После некоторых раздумий шаман отвечает:

– Наверно. Когда смотришь на Консуэлу, волей-неволей приходит в голову, что она способна устроить все что угодно – и скорее всего, навряд ли хорошее. Старые майнаво по большей части все такие, даже если и готовы сотрудничать. Не пойми меня превратно – свое слово они сдержат, но могут найти способ переиначить обещание так, что результат окажется прямо противоположным желаемому.

Кажется, я понимаю, к чему он клонит:

– А поскольку Ситала так молода…

– Нет-нет, ты ошибаешься, – перебивает меня Морагу. – Тело-то у нее новенькое, но дух – он такой же древний, как у Консуэлы.

– И потом она тоже станет причиной множества неприятностей?

Шаман пожимает плечами:

– Подобное можно сказать о любом, в том числе и о нас, коли на то пошло. Но не о том речь. Насколько я могу судить, Ситала обладает чистотой. Целеустремленностью, что ведет ее стезями красоты, с которых сбилась ее сестра.

– И ты это понял, постояв рядом с ней несколько минут?

– Шаман – помнишь? – тычет Морагу в себя пальцем.

– Как скажешь, – подмигиваю я ему, подначивая.

Морагу, впрочем, на уловку не ведется.

– Думаю, ты можешь ей доверять. Она выполнит твою просьбу без всяких фокусов Коди. – Он внимательно смотрит на меня и добавляет: – Только сдается мне, не собираешься ты ее ни о чем просить.

– Напротив, прямо сейчас у меня появилась парочка идей, – отвечаю я.

Нашу беседу прерывает планирующая ворона. Не издав ни звука, она садится на один из побегов фукьерии – тот под ее весом угрожающе прогибается – и, поглядывая на нас, покачивается вверх-вниз на своем насесте.

Морагу смотрит на ворону, затем оборачивается ко мне:

– Она у твоего дома, в лощине за трейлером, где у тебя огородик.

Я спрашиваю у птицы:

– В каком она настроении?

Несмотря на вновь обретенный опыт, разговаривать с вороной мне немного неловко. А ту мое замешательство явно забавляет – похоже, она уловила мое настроение.

Птица принимается чистить перья, и шаман сообщает:

– Выглядит очень грустной. По слухам, собирается все бросить и удалиться в призрачные земли.

Я не свожу с вороны глаз, и она, уставившись на меня, принимается хлопать крыльями. Ее посыл настолько очевиден, что мне даже не требуется перевода: «Беги со всех ног, придурок, если хочешь ее застать!»

Я оборачиваюсь к Морагу, и тот кивает:

– Давай! Если твоя лисолопочка удерет, тебе ее уже никогда не сыскать.

Я пускаюсь рысцой. И впервые, сколько пользуюсь этой горной тропинкой, не обращаю внимания на окрестности. В голове моей отдается эхом предупреждение: если я не застану ее, больше никогда не увижу.

Поворот к лощине за трейлером показывается раньше, чем я предполагаю. Я кубарем скатываюсь по узкой тропинке вниз и замираю, завидев лисицу с рожками антилопы на скамейке Опоссума. Оторвавшись от созерцания пустынных пейзажей в долине, она оборачивается, и у меня словно камень падает с души.

– Прости, – произношу я.

Я не вдаюсь в объяснения, почему так повел себя. И даже не пытаюсь как-то оправдаться. Опоссум наставлял меня на этот счет еще давным-давно, только за долгие годы я успел подзабыть его урок.

«Ни одна женщина в мире не захочет выслушивать твои дурацкие объяснения, почему ты так поступил», – говорил он. «Им важно знать только, что ты сожалеешь о содеянном или сказанном и скорее умрешь, чем еще раз сотворишь нечто подобное. Послушай старого отшельника», – убеждал он. Парочка разводов и целая куча развалившихся отношений, вернее, размышления о том, почему же все так сложилось, помогли мне все-таки постичь эту истину.

Лисица ждет продолжения моей речи.

– Я допустил ошибку. Не стану клясться, что подобного никогда больше не повторится, но даю зарок: буду изо всех сил стараться не сморозить такой глупости снова.

Она склоняет набок голову, ожидая дальнейших слов, однако их запас у меня иссяк.

Мне кажется, проходит целая вечность, прежде чем лисица обращается в рыжеволосую женщину, которую я бесконечно рад видеть. Она сидит на корточках, голова все так же склонена набок.

– Так ты понял, почему я разозлилась? – спрашивает Калико.

Я киваю:

– Я пренебрег твоим мнением.

– И ты знаешь, почему так повел себя?

– Наверно, просто не подумал, – развожу я руками.

– Иди сюда, – говорит она и хлопает ладонью по скамейке.

Я усаживаюсь рядом, и Калико чуть отодвигается и поворачивается ко мне лицом. Я смотрю на нее.

– Пожалуй, все как-то запуталось, – начинает она. – Тебе изрядно досталось в последнее время. Как себя чувствуешь?

– Сгораю от стыда.

– Да? Громы великие, из-за чего? – искренне удивляется Калико.

– Я годами жил наполовину в ином мире и наполовину в реальном. Даже сосчитать не могу, сколько моих хороших знакомых оказались майнаво! Черт, да сама вспомни, я поначалу не верил, что ты – настоящая! Меня тогда так впечатляла собственная внезапно открывшаяся способность вызывать прекрасные видения, каким я тебя считал. То есть какая ты есть. Тьфу ты! В общем, ты поняла, о чем я.

Она улыбается, и я быстренько излагаю свои незатейливые мысли дальше:

– Словом, все это время майнаво и обитатели резервации вовсю потешались надо мной. Ранимым я себя не считаю, но притворяться, будто в восторге от происходящего, не могу.

– Но они смеются не над тобой, – качает головой Калико. – Они смеются вместе с тобой.

– Только мне что-то невесело.

– Майнаво ни за что не стали бы над тобой потешаться. Они считают тебя своим Арбитром.

– По-моему, это бред какой-то! – отмахиваюсь я, в сердцах отковыривая щепку от скамейки.

– Они не спрашивали бы твоего совета, если бы не воспринимали тебя всерьез. Поверь мне, кузены и кикими стоят друг друга, когда дело доходит до приколов. Ты на самом деле им нужен.

Она старается приободрить меня. Иначе ее слова я расценить никак не могу.

– Ладно, – мне приходится сделать над собой усилие, чтобы хоть отчасти признать ее правоту.

Калико качает головой:

– Ты должен мне поверить.

– Да верю я, – я продолжаю потихоньку разрушать скамейку.

– Но так и будешь терзаться из-за выдуманной ерунды.

Я пожимаю плечами. Пожалуй, она знает меня даже лучше, чем я сам.

– Значит, стыд… И это все, что ты испытываешь?

– Ты это к чему?

– Ну, вдруг ты еще и злишься. Самую капельку.

– Злюсь? На кого?

– На меня.

– Да с чего ты взяла? – кажется, я чего-то не догоняю.

– Минуту назад ты сам сказал, что гордился мощью своего воображения и даром визуализации, когда думал, будто я часть твоего флешбэка или чего там еще. Может, ты жалеешь, что я не твоя иллюзия? Тогда тебе удалось бы заставить меня сразу согласиться с тобой.

Я улыбаюсь и качаю головой:

– Ах, милая! Даже когда я считал тебя порождением своего воспаленного разума, ты была такой волевой… И другой тебя мне никогда не было нужно! За кого бы там меня ни держали, я никогда не буду высокомерным типом, мнящим, будто все кругом обязаны ему подчиняться. Поэтому меня выводит из себя вся эта фигня с причислением меня к каким-то Арбитрам.

– А что в этом плохого? Арбитр – это просто тот, кто выслушивает обе стороны и затем дает совет, который всех устраивает.

Я мысленно парирую ее замечание, что, вероятно, отражается на моей физиономии. И чуткая Калико обращает на это внимание:

– Что?

– В общем… Именно так я и вел себя в истории с Сэмми. Пытался найти ненасильственное решение, которое удовлетворило бы всех.

Калико берет паузу. А потом вздыхает и говорит:

– Знаешь что? А ведь ты прав. Я дала волю своему гневу. – Она опускает глаза и добавляет: – А еще немножко ревновала тебя к мисс Черновласке.

Я беру прекрасную лисолопу за подбородок и смотрю ей в лицо:

– Но все равно я должен был выслушать тебя.

Она улыбается и придвигается ко мне:

– Ага, должен был!

– Я скучал по тебе.

От ее нарочито скромной улыбки веет неприкрытым вожделением.

– Ну еще бы. Лучше меня у тебя в жизни никого не было!

– Эй, по моим расчетам, ты должна была сказать, что тоже по мне скучала.

Я сижу на скамейке, скрестив ноги, и Калико, незаметно подбираясь все ближе и ближе, в конце концов оказывается у меня на коленях. Наши лица разделяют несколько сантиметров.

– Может, нам стоит начать сначала, – шепчет она.

Мы смотрим друг другу в глаза, я чувствую на себе ее дыхание. У нее возбуждающий прекрасный запах.

– С удовольствием открою тебя заново, – отзываюсь я, скользя руками по ее бедрам.

– Ага, – она обнимает меня за шею. – Я только за, если ты не против.

Прежде чем я успеваю что-либо ответить, она закрывает мне рот поцелуем.