Текст книги "Ветер в его сердце"
Автор книги: Чарльз де Линт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц)
14. Стив
Не совсем понимаю, что здесь происходит, но не могу же я быть единственным, кого напрочь лишила духу эта женщина с собакой. Псина-то здоровенная, спору нет, хотя само по себе это и не очень странно, а вот у женщины на ее худющих плечах сидит чертов птичий череп. И я не имею в виду, что она носит его вместо шляпки или на манер изуверской пародии на перьевой венец – нет, череп по-настоящему кажется ее головой.
Согласен, звучит по-идиотски: ну разве можно отыскать такого здоровенного ворона, как эта гигантская собака?
Собственно, все сборище в каньоне выглядит так, будто присутствующие сбежали из цирка уродов, но по-настоящему страха нагоняет на меня только эта черепоглавая особа. На месте лица у нее длинный выразительный клюв, в глазницах стоит тьма. Во всяком случае, я ничего в них не вижу, хотя и ощущаю, как оттуда на меня что-то смотрит. И словно этого недостаточно, порой мне кажется, что на ее плече восседает призрак ворона. И когда я различаю его, он таращится на меня, а потом переводит взгляд на Томаса, которого рассматривает, пожалуй, с еще большим интересом.
Калико, по-прежнему с головой Дерека в руке, стоит передо мной, рядом с Томасом. Я слышу, как она сообщает парню, что это Женщина-Ночь. Об этом персонаже я хорошо наслышан. Согласно сказаниям, Женщина-Ночь – дух Смерти. Сегодня я вдоволь навидался всякой чертовщины, но этот образ все-таки логически бессмысленен. Ведь смерть разгуливает сама по себе только в детских страшилках. Смерть – это состояние, а не личность.
Проблема в том, что нутро мое говорит обратное. Давненько я не был так напуган – пожалуй, с тех самых пор, как много-много лет назад грохнулся со скалы и сломал ногу. Те мгновения полета были сущим кошмаром, от первого, когда из-под моей ноги выскользнул камень, и до последнего, когда я рухнул на землю на дне каньона.
Определенно, мне крупно повезло, что меня нашел Опоссум, а не эта леди. Старый отшельник объяснял, что жизнь мне спасло мескитовое дерево, налетев на которое, я сильно замедлил скорость своего падения. Естественно, тогда я этого не знал. Помню, как лежал там целую вечность – глупый желторотый юнец, вообразивший, будто способен покорить горы, и напоровшийся на четкое и громогласное выражение несогласия – один-одинешенек посреди бескрайней пустыни и меня переполнял ужас. Совсем не такой, как при падении. Я надеялся, что эти омерзительные ощущения навсегда остались в прошлом, но при взгляде на черепоглавую все во мне так и переворачивается.
Чья-то рука ложится мне на плечо, и я вздрагиваю. Но это всего лишь Рувим.
– Что за чертовщина здесь происходит? – спрашиваю я его.
– Откуда ж мне знать, – он пожимает плечами.
Я гляжу на Морагу – шаману не составило бы труда ответить на вопрос, который он наверняка расслышал, – но ему приспичило присоединиться к Калико и Томасу. Бедняга Уильям так и торчит у грузовичка, будто пустил корни. Страх или скорбь совершенно его парализовали. Скорее, и то и другое вместе.
Где-то вдали шумят машины, но звук доносится словно из иного мира. Во рту у меня пересохло. И пыль скрипит на зубах.
Поравнявшись с Калико и Томасом, огромный пес подается в сторону, уступая место хозяйке. Воздух над ней обретает плотность, и череп ворона преображается в голову женщины с длинными черными волосами и глазами цвета ночного кошмара. От черепа остается только смутный образ в виде ауры. Призрачная птица на плече особы тоже исчезает, однако я по-прежнему ощущаю на себе ее испытывающий взгляд.
Мне не нравится, как женщина смотрит на Томаса. Затем она переключает внимание на Калико, и это нравится мне еще меньше.
– Она вправду Женщина-Ночь? – тихонько спрашиваю я у Рувима.
– Еще как, – кривится он. – Вряд ли где сыщешь воронову женщину пострашнее.
Я не знаю, что обо всем этом думать.
– И что она здесь делает? Она посещает проводы каждого кузена?
– Понятия не имею, связано ее появление с нашим братом или она воспользовалась его смертью просто как поводом для визита.
– Но ведь…
– Майнаво вроде нее являются лишь в тех случаях, когда происходит что-то значительное. Хотя нас они об этом не уведомляют. Но у них всегда что-то на уме.
– И что же на уме у нее?
Рувим пожимает плечами.
– Без понятия. Но точно ничего хорошего. Погоди, – бросает он, когда женщина начинает говорить.
– Ты славно потрудилась, маленькая кузина, – обращается к Калико воронова женщина. – Без твоего вмешательства нашему брату пришлось бы изрядно поблуждать на пути домой. Предки не смогли бы встретить его, а родня – воспеть его срок на Колесе и отправить домой.
Ладно, вроде ничего опасного, думаю я, пока моя подруга что-то вежливо отвечает.
Однако затем зловещая женщина словно становится выше и провозглашает:
– И ты поступила должным образом с пятипалым, убив его.
Она произносит это очень выразительно и как утверждение.
– Нет, уважаемая, – отвечает Калико, чуть склонив голову. Никогда прежде не видел ее в таком замешательстве. – Я не могу говорить за Толсторогов.
Женщина-Ночь обводит суровым взглядом каньон и замечает Уильяма, застывшего возле рувимовского пикапа. За грузовичком паркуются другие машины, и нежные звуки брезжущего утра тонут в рокоте их двигателей, однако женщину прекрасно слышно сквозь шум.
– Как род Толсторогов поступил с убийцей? – вопрошает она Уильяма. Тот опускает глаза:
– Мы… То есть… – и растерянно умолкает.
Черепоглавая хмурится. Я, конечно, не совсем понимаю суть происходящего, хотя искренне рад тому, что не имею к этому никакого отношения, а потом до меня вдруг доходит: какой бы чин ни имела Женщина-Ночь, в иерархии кузенов она стоит очень высоко. Судя по совершенно несвойственной Калико вежливости, равно как и по почтительности остальных, эта Женщина-Ночь из самой верхушки пищевой цепочки майнаво.
Только вот надо мной у нее власти нет.
И сосущее чувство под ложечкой исчезает, а вместе с ним и беспричинный страх.
Она мне не босс, и ее начальственная манера меня откровенно раздражает.
Я – американец. А она… ну как если бы в моем трейлере объявилась английская королева. Естественно, я принял бы ее со всем почтением, так, как надлежит обращаться с особами подобного ранга, но выполнять ее распоряжения мне и в голову бы не пришло. Черепоглавая может раздавать приказы кузенам, но не мне. А значит, я вправе ей возразить:
– Никаких убийств в отместку. Это было мое требование.
Морагу оборачивается ко мне и качает головой – дескать, не вмешивайся. Но коли сказал «а»…
– О последствиях, если повторится подобное, они предупреждены, – добавляю я.
Женщина разглядывает меня, чуть наклонив голову, и возникшая на миг на ее плече призрачная птица повторяет ее движение. Теперь глаза Женщины-Ночи темны, как глазницы черепа в ее первом воплощении.
– Ах вот как?
Теперь головой мотает и Калико, но меня несет вовсю:
– Иначе было никак. Напряженность между сторонниками традиций и казиношной кликой слишком велика. И возмездие могло стать последней каплей.
– А мне-то какое дело до ваших дрязг?
– Никакого, конечно. Вы ведь не живете здесь, как все мы.
Она молчит, меряя меня взглядом. Слышен только шорох ветра. Все будто затаили дыхание.
– А как же мой мертвый кузен? – вопрошает она наконец, кивая на голову Дерека. – Кто выступит за него?
– Без обид, мэм, но, по-моему, вы не очень похожи на представительницу семьи Толсторогов. А его родственники свое слово уже сказали.
Женщина-Ночь вскидывает подбородок:
– И предоставили разбираться пятипалому?
Я пожимаю плечами.
– Не совсем так, но это не важно. А требования Толсторогов – получить назад голову брата, чтобы похоронить его как подобает, и предостеречь Сэмми – выполнены.
Женщина кладет руку на голову собаки, и та поворачивает к ней свою огромную морду.
– Пожалуй, мне нравится этот человек, – произносит черепоглавая. – А ты что думаешь, Гордо[10]10
Gordo (исп.) – толстяк.
[Закрыть]?
Из бочкообразной груди псины вырывается громкое урчание. Губы женщины чуть растягиваются в улыбке, совершенно не отражающейся в ее глазах.
– Благодарю тебя за помощь в трудные времена, – говорит она.
– Всегда к вашим услугам, мэм.
Калико и Морагу снова качают головами, однако сказанного не воротишь. Воронова женщина кивает:
– Ловлю на слове.
Готов поклясться, призрачный ворон на ее плече бьет крыльями и ухмыляется мне.
Морагу закатывает глаза, Калико тяжело вздыхает.
Прежде чем я успеваю разъяснить смысл своих слов, черепоглавая поворачивается к шаману.
На обочине меж тем собирается все больше машин. Я вижу знакомые лица, многие пришли в традиционной одежде.
– Ойла, Рамон Морагу, – произносит женщина.
– Ойла, уважаемая, – отвечает тот. – Жаль, что мы встречаемся при столь прискорбных обстоятельствах.
Воронова женщина пожимает плечами.
– Скорбеть незачем. Жизнь и смерть – всего лишь два разных положения на Колесе.
– Конечно, – кивает шаман. – Поэтому-то мы и собрались здесь воспеть жизнь нашего друга. Вы к нам присоединитесь?
Женщина отступает в сторону и жестом приглашает всех в каньон. Морагу шествует мимо нее и пса, за ним Калико. Черепоглавая следует за ними. Рувим, Томас и все вновь прибывшие присоединяются к процессии группами по три-четыре человека.
Я отхожу с их пути.
Кто-то дергает меня за рукав.
– Не ожидала встретить тебя здесь.
Я с улыбкой оборачиваюсь к Эгги.
– Я вообще-то и не здесь.
Она вскидывает брови.
– Я имею в виду, что в каньон не иду, – я оглядываюсь. – А где Сэди?
– Все еще спит, полагаю. Просто наказание с этой девочкой.
Я киваю.
– Да, может обернуться хлопотно. Ее папаша объявился возле Центра общины в компании с полицейским из управления шерифа и заявил, мол, видел, как дочку увез какой-то индеец на белом фургоне.
– Но…
– Чушь, конечно. Морагу говорит, даже Джерри Пять Ястребов не купился на эту байку. Но расследование неизбежно. Слишком серьезное обвинение.
Эгги качает головой.
– Не понимаю, зачем ему бросать свою дочь посреди пустыни, а после заявляться в резервацию с обвинениями.
– А я почем знаю? Но я заберу ее до того, как полицейские постучат в твою дверь. Не хочу впутывать тебя в эту историю.
– И что ты с ней будешь делать?
– Отведу к себе – поживет пока в трейлере. Полицейским, если только они не научились заглядывать в иной мир, ее там в жизни не сыскать.
Эгги кладет руку мне на плечо.
– Не делай этого. Что-то здесь не так. Дождись окончания церемонии, потом помозгуем вместе с Морагу.
Я колеблюсь. Мысль, что Эгги попадет в беду из-за моей блажи поиграть в доброго самаритянина, мне противна. Но она права – история вправду с душком. Нужно все как следует обдумать и ловко вывернуться.
– Ладно, – отвечаю я. – Я подожду вас на твоем кострище.
В глазах художницы вспыхивают лукавые огоньки, она стискивает мое плечо.
– Кто бы мог подумать! Оказывается, ты в состоянии прислушиваться к советам!
Я милостиво позволяю ей наслаждаться моментом.
– Дольше двух часов это не продлится, – сообщает Эгги.
Я киваю.
– Достаточно, чтобы успеть вздремнуть. А кстати, откуда ты узнала про церемонию?
– С полчаса назад мне в окошко постучалась ворона.
Пожалуй, за последнюю пару дней я все-таки здорово продвинулся: сейчас даже глаза не закатываю.
– Тебе пора, – поторапливаю я Эгги.
Она делает шаг, но вдруг оборачивается.
– Эта девочка, Сэди. Она в полном разладе с самой собой, и я даже не знаю, можно ли ей помочь.
– Но попробовать-то мы обязаны, а?
– Да мне кажется, она и не стремится к каким-то улучшениям.
– Ты слишком сурова к ней.
– Возможно. Но вдруг я права?
С этим Эгги снова устремляет взгляд на тропу и уходит, нагоняя бредущих в каньон последних участников церемонии.
А я отправляюсь к ее дому под долетающий до дороги бой барабанов. Мне, впрочем, не до них – я размышляю над словами Эгги и погружаюсь в эти раздумья так основательно, что не замечаю остановившейся рядом машины. Меня через открытое пассажирское окошко окликает Джерри Пять Ястребов, и только тогда, обратив внимание на эмблему племенной полиции, укрепленную на дверце, и на самого полицейского, я отвечаю:
– Привет, Джерри.
– Ойла, – отзывается он.
– Что тебя сюда привело?
– Ты.
Я настораживаюсь.
– Мы тут поспрашивали на казиношной стороне насчет белого фургона, – продолжает Джерри. – Того самого, на котором увезли девочку, как утверждает ее отец.
– Да, я слышал об этом.
– Помимо папаши у нас появился еще один свидетель. Он утверждает, будто за рулем был ты, а девочку схватил Рувим.
– Но ты же понимаешь, что это брехня! Нет у меня фургона, ни белого, ни любого другого цвета! И у Рувима нет. Проверь в Департаменте транспортных средств.
– Мы так и сделали, но пока это ничего не значит. Фургон можно ведь и угнать.
– Черт, Джерри! Ты же не думаешь, что мы с Рувимом вправду…
– Ты меня за идиота держишь? – топорщится полицейский. – Естественно, ничего подобного я не думаю. Но мне необходимо взять у вас обоих показания. Тут уж либо я, либо управление шерифа.
Оба мы, однако, знаем, что никаких либо-либо не будет. Рувиму и мне предстоит допрос и у Джерри, и в управлении независимо от того, поеду я сейчас с ним или нет. Возможно, придется ответить и на вопросы в ФБР и в Бюро по делам индейцев. Похищение белой несовершеннолетней – почти сенсация, так что все они позарятся на кусок пирога. Стать героем и получить повышение хочет каждый.
Кроме меня.
– Рувим в каньоне, – говорю я.
– Я побеседую с ним после церемонии, – кивает Джерри. – Но начать мы можем и с тебя, верно?
Будь я Калико, шагнул бы в иной мир – и ищи-свищи меня. Но куда мне до майнаво, а моя подруга сейчас занята. Правда, если я хочу оставаться и в обычном мире, от допроса отвертеться не получится. Поэтому я вздыхаю, открываю дверцу и сажусь в машину. Затем спрашиваю:
– И кто же второй свидетель?
– Сэмми Быстрая Трава, – отвечает Джерри, и мы трогаемся.
15. Лия
Заснуть Лия так и не смогла и, повалявшись с часик в кровати, снова вышла из номера. Заняла удобное местечко на низкой каменной ограде за мотелем и стала любоваться рассветом. Она сразу же пожалела, что не захватила телефон, но возвращаться за ним не стала – не хотелось упускать даже мгновения великолепного зрелища. Да и все равно фотоаппарат не способен передать красоту подобных видов – во всяком случае, у нее пейзажные снимки никогда не получались. Небо над вершинами Йерро-Мадерас алело все больше, тени гор стремительно укорачивались, а Лия любовалась переливами красок, слушая утренний птичий хор.
Когда из-за угла здания появилась Мариса, с полдесятка напуганных хрустом ее шагов по гравию перепелов с забавными хохолками неуклюже бросились в кусты, а за ними, недовольно вереща, последовал бурундук. Мариса шлепнулась на ограду рядом с подругой.
– Рано ты встала, – произнесла она.
– Не удалось заснуть, – ответила Лия, не отрываясь от пейзажа. – Наверное, переусердствовала по дороге.
Мариса улыбнулась, посмотрела на небо и, прикрыв рот рукой, зевнула.
– Прелестно, – прокомментировала она.
Лия кивнула. Она могла бы придумать добрую сотню эпитетов для такого неба, но «прелестно» тоже сойдет. А когда солнце, поднявшись над горами, предстало во всей своей ослепительной красе, ей даже захотелось зааплодировать.
– Мне необходим кофе, – объявила Мариса.
– Один дядечка сказал мне, что неподалеку есть приличная закусочная.
– Что еще за дядечка?
– Я познакомилась с ним, когда сидела ночью за столиком перед нашим номером.
Мариса повернулась и воззрилась на подругу широко раскрытыми глазами:
– Посреди ночи, в богом забытой глухомани – и ты с кем-то знакомишься?
– Да ничего такого. Он возвращался с работы или откуда-то еще и задержался поболтать на пару минут.
– Симпатичный хоть?
– Скорее, старый и седой, – улыбнулась Лия. – Выглядит настоящим отшельником. Но вообще он славный.
– Все-таки мне хочется разобраться. Давно ты обзавелась привычкой болтать с незнакомцами посреди ночи?
– У него были добрые глаза.
Мариса покачала головой.
– Мне необходим кофе, – повторила она.
* * *
Закусочная «У Джерри» полностью отвечала посулам Эрни. Как и мотель, забегаловка, разместившаяся в длинном глинобитном строении с деревянным каркасом и черепичной крышей, снабженном грунтовой стоянкой, знавала лучшие времена. Тем не менее крепость тамошнего кофе подруг не разочаровала, равно как и объем чашек, а фирменный завтрак представлял собой набор из приготовленных в любом виде яиц, сосисок, печенья, соуса и свежевыжатого апельсинового сока с парочкой блинчиков в придачу.
Основное отличие от заведений подобного типа дома в Ньюфорде заключалось в том, что официантка подала еще несколько разновидностей сальсы[11]11
Соус мексиканской кухни из отваренных и измельченных томатов и других овощей.
[Закрыть] и приправы из зеленого чили. Согласно бейджику, звали женщину Дженис, и она, похоже, действительно была рада видеть посетителей, в отличие от городских официантов и бариста – хипстеров, исполняющих заказ с недовольной миной на обиженной физиономии. Дженис прямо засветилась, когда Лия сообщила ей, что закусочную им порекомендовал Эрни.
– Где же вы познакомились? – поинтересовалась она.
– В «Серебряной шпоре» – мы там остановились. Я сидела у нашего номера, когда он вернулся с работы.
– Он сказал вам, что работает? – улыбнулась Дженис.
– Нет, мне так показалось. На гуляку он совсем не похож.
– Что верно, то верно. Эрни – один из последних отшельников. Почти каждую ночь проводит в горах. Думаю, он в темноте видит лучше койота.
– Так, а занимается-то он чем? – вмешалась Мариса.
Дженис пожала плечами и подлила им кофе.
– Да кто ж его знает. Может, таращится на звезды. Или дружится с пекари. Скорее всего, просто бродит, где вздумается.
– А как насчет мигрантов, которые теряют дорогу в пустыне? – спросила Лия. – Наверняка он иногда наталкивался на них.
Дружелюбия Дженис как не бывало.
– Откуда мне знать, – отрезала она и двинулась прочь от их столика.
– Эрни мне говорил о них, – поспешила объяснить Лия. – Я писательница… Журналистка. Он сказал, что я обязана рассказать миру об этих несчастных.
Официантка остановилась.
– Он вам говорил?
Лия кивнула.
Дженис окинула взглядом зал и только потом вернулась к разговору. Ее глаза снова потеплели.
– На эту тему здесь предпочитают не распространяться. Это как политика или религия – свои взгляды, коли они есть, менять не принято. Поспоришь не с тем – запросто окажешься за решеткой.
Подруги удивленно переглянулись.
– Что, правда? – воскликнула Мариса.
За стойкой нетерпеливо попросили добавить кофе.
– Успокойся, Фред! – через плечо бросила Дженис клиенту. – Уже иду! – потом внимательно посмотрела на подруг и тихонько добавила: – Расспросите Эрни, если хотите знать больше. Об этом не мне вам рассказывать.
– Бред какой-то, – прокомментировала Мариса, когда официантка отошла.
Лия кивнула.
– С другой стороны, мы живем в совершенно другом мире, так что не нам судить.
Подруга окинула ее внимательным взглядом.
– Но ты-то уже определилась.
– Дело в том… После разговора с Эрни я задумалась: какого черта я гоняюсь за призраком Джексона Коула, когда существуют другие, серьезные, важные темы? Может, мне стоит написать о чем-то более значимом, нежели пытаться залезть в голову какой-то избалованной рок-звезде?
Мариса рассмеялась.
– Ладно-ладно, – отмахнулась Лия. – Ну да, я преувеличиваю. «Звездянкой» Коул не страдал и прежде, а сейчас, если он и в самом деле нашел пристанище в этих краях, это вовсе не о нем. Но каковы шансы, что он действительно жив? И если это правда, станет ли мир лучше, если я выслежу его и расскажу всем о его тайном убежище?
– Может, и не станет, – пожала плечами Мариса. – Да и не нам искать ответ на этот вопрос. Но фанаты «Дизел Рэтс» наверняка будут тебе благодарны по гроб жизни.
– Но послушай, если Коул решил укрыться тут от посторонних глаз, он ведь сделал это не просто так. Вправе ли мы вытаскивать его на свет божий?
– Ты слишком торопишься. Посмотрим, что скажет эта Эбигейл Белая Лошадь. Может, нам и рассуждать о таких материях не придется.
Лия посмотрела на часы над прилавком – старые, с эмблемой кока-колы.
– Рановато для визита, – заметила она.
– Пожалуй. Но почему бы не съездить – убедимся, что сумеем найти ее дом. И если там все еще спят, подождем немного.
– Что ж, звучит неплохо, – согласилась Лия.
Она допила кофе, и они попросили расчет.
– Чем, девушки, сегодня занимаемся? – поинтересовалась Дженис, назвав сумму.
– Едем в резервацию, – ответила Лия. – Надеемся взять интервью у художницы по имени Эбигейл Белая Лошадь.
– Приятная леди, – кивнула официантка. – От ее картин мне не по себе, но как человек она мне нравится.
– О, так вы знакомы?
– Немного. Каждое лето Эрни приглашает меня в резервацию на церемонию, там я ее и встречаю. Эх, вам бы приехать сюда на несколько месяцев пораньше! Кикими отлично знают, как устраивать вечеринки. Даже Эрни отрывается.
– Наверное, как-нибудь приедем снова, – уверила ее Мариса. Невзирая на протесты подруги, она расплатилась и попросила чек. – Это деловые расходы, – объяснила она Лие.
– Приятного вам дня, – Дженис отсчитала сдачу и распечатала чек. – И не забудьте захватить воду.
– Да нам же только до резервации. Судя по карте, это недалеко.
– Недалеко. Но, как говорит Эрни, если ты собираешься в пустыню, первым делом запасись водой. И чем больше, тем лучше.
– Обязательно запасемся, – пообещала Лия.
* * *
Покинув «У Джерри», женщины проехали несколько кварталов по городу и остановились на заправке, чтобы залить полный бак и купить несколько бутылок с водой. В ожидании подруги Лия вбила адрес Эбигейл в навигатор на телефоне.
– Штурман к полету готов? – осведомилась Мариса, усаживаясь за руль.
– Так точно, – кивнула Лия. – Отсюда налево, затем до первого поворота направо на Хасинто. И дальше до самой резервации.
– Отлично!
– А потом могут начаться сложности.
– Для этого-то ты и нужна, – улыбнулась Мариса.
За чертой города Лия буквально упивалась аскетическим пейзажем, восторгаясь каждым оттенком блеклых цветов. Ей нравилось, что здесь перелески не скрывают холмистый рельеф местности так, как дома. Наоборот, здесь была как на ладони каждая мелочь спартанской панорамы, расходящейся по обе стороны шоссе этакими сухими волнами пыльного моря.
Когда она поделилась своими соображениями с Марисой, та на мгновение оторвалась от дороги и окинула ее внимательным взглядом.
– Ты ведь это несерьезно?
– Да почему же?
– Эти земли называют бесплодными неспроста. Песок да кактусы, больше абсолютно ничего. Даже не представляю, как здесь вообще можно жить.
– Но здесь очень красиво.
– И это я слышу от человека, утверждающего, будто вместе с «Дизел Рэтс» закончилась и хорошая музыка, – рассмеялась Мариса.
– Неправда!
– Да шучу я, – вновь засмеялась подруга.
Они проехали мимо знака, уведомляющего о въезде в Расписные земли племени кикими, почти сразу за которым располагалась фактория Маленькое Дерево. Прилегающая грунтовая стоянка оказалась пуста, и подруги решили, что в этакую рань лавка еще закрыта. Лия понадеялась, что на обратном пути им удастся заглянуть в нее. Она сверилась с телефоном и предупредила:
– Километра через полтора поворот налево.
Таковой они благополучно пропустили, но дорога была совершенно пустой, так что Мариса просто вернулась к нему задним ходом. Далее навигатор повел их через красноватые холмы, усеянные мескитовыми деревьями, кактусами да сухим кустарником. Наконец с одной из возвышенностей колеистая дорога пошла под уклон к маленькой усадьбе – по сути, к двум глинобитным строениям: жилому дому с открытым двориком и расположившемуся чуть выше по склону зданию поменьше.
– Мы на месте! – провозгласила Лия и вгляделась вперед. – Теперь нужно как-то узнать, спят там еще или уже поднялись.
– Кто-то уже проснулся, – Мариса, заметив кого-то, кто сидел и, видимо, наслаждался унылым пейзажем, на крыльце дома, повела машину вниз и затормозила у начала дорожки. Откуда-то с лаем вылетело с полдесятка собак, и Лия отпрянула от окна: в детстве их с Эйми напугали две соседские псины, и с тех пор она побаивалась этих созданий. Окрас псов, помеси немецкой овчарки, койота и питбуля, перекликался с пыльными красками местности – приглушенными оттенками красного, желтого и коричневого.
На крыльце сидела старуха-индианка. Она явно наблюдала за машиной, но когда та подъехала, даже не шевельнулась.
Когда Мариса взялась за ручку дверцы, Лия схватила ее за другую руку.
– Ты ведь не собираешься выходить?
– Видишь ли, если мы останемся в машине, поговорить с той бабулей не получится.
– Но собаки…
– Я их не боюсь, – заявила подруга, открыла дверцу и вылезла из машины.
Ее моментально окружила вся свора. Совершенно не обращая внимания на собак, Мариса захлопнула дверцу и, отойдя на пару шагов, остановилась и позволила животным обнюхать себя.
Лия, взглянув на старуху – та наконец-то поднялась и направилась к машине – и подавив в себе страх, тоже выбралась из машины. Она вся подобралась, когда собаки прекратили тыкаться мордами в ноги подруги и бросились к ней.
– Ойла, – произнесла старуха. – Вы заблудились?
– Меня зовут Мариса, а ее – Лия, – отозвалась Мариса, – а ответ на ваш вопрос зависит от того, вы или нет Эбигейл Белая Лошадь.
– Так и есть, но в основном меня зовут просто Эгги, – хозяйка взглянула на Лию и добавила: – Просто отпихните их в сторону, если они вам мешают.
К удивлению Лии, собаки оказались вовсе не злыми. Одна рыжая сука, высунув язык, и вовсе таращилась на нее своими карими глазищами с бесхитростным изумлением.
– Нет, все в порядке, – отозвалась Лия. Она наклонилась и погладила рыжую собаку, и та прильнула к ее ногам.
– Гостей я принимаю нечасто, – сообщила Эгги. Лия решила, что ее слова следует понимать в том смысле, что нечасто к ее дому подъезжают пары белых девушек. – Так чем могу помочь?
– Нас заинтересовали ваши картины, – отозвалась Мариса.
Эгги улыбнулась.
– С удовольствием покажу их вам, особенно с учетом проделанного вами пути. Но хочу сразу предупредить: они не продаются.
– Мы знаем, – кивнула Мариса.
– Надеюсь, мы не слишком рано, – добавила Лия.
– Обычно я встаю чуть позже. Но сегодня только что вернулась с поминальной службы по моему другу. Церемония проходила в каньонах на рассвете.
– Ах, сожалеем о вашей утрате, – произнесла Мариса.
– Мы можем вернуться в другое время, – забеспокоилась Лия.
– Да не берите в голову, – ответила Эгги. – У нас тут к подобному иное отношение. Наш брат умер, но это не значит, что он оставил нас. Просто отныне у него новое место на Колесе. Из чего вовсе не следует, что мы с ним больше не увидимся.
Подруги переглянулись, и Эгги снова улыбнулась:
– Если духовность для вас пустой звук, мои слова покажутся вам пещерным суеверием. Но здесь граница между нашим и иными мирами не настолько плотная, как вы, должно быть, привыкли. Идемте. Я покажу вам свою мастерскую.
Лия так и раскрыла рот от внезапной смены темы. Они с Марисой снова переглянулись, а затем поспешили за Эгги, которая бодро шагала к маленькому строению вверх по склону. Собаки двинулись вместе с женщинами, окружив их со всех сторон.
– В основном я пишу портреты, – поведала Эгги, когда подруги поднялись на крылечко. Старуха жестом пригласила их внутрь. – Сейчас работаю над портретом Гектора, он мой друг, но, думаю, подождет немного. Может, пока воспоминание о церемонии еще свежо, мне удастся запечатлеть образ Дерека по памяти. Давненько я не рисовала кого-либо из семейства Толсторогов – мне кажется, я уже вырисовываю кистью изгибы его рогов.
Собаки разлеглись во дворе и на крыльце, а подруги задержались на пороге, чтобы оглядеться. В мастерской, залитой светом благодаря широким люкам в крыше, ужасно воняло скипидаром. На большом мольберте стояла текущая работа Эгги – весьма выразительный профиль ястребиной головы – с повязанной кожаной лентой, разрезанные на полоски концы которой украшали ракушки, бусины и перья – на человеческом теле.
Лия стала разглядывать остальные полотна. Все они оказались подобны тому, что стоял на мольберте, и тем, что Алан нашел через поисковик тогда, в Художественном центре – причудливая помесь людей и животных: зверей, птиц и рептилий.
– Так, говорите, это портреты? – подала голос Мариса.
– Придумывать у меня не получается, – кивнула художница.
– Я имею в виду, это все… хм, символические образы?
– Боже упаси. Я умею рисовать только то, что вижу.
– Но…
– Кажется, я уже упоминала, что граница между мирами здесь чрезвычайно зыбка.
Изумленная Мариса, скользнув еще раз взглядом по картинам, прошла к потрепанному диванчику под окном, исполнявшему роль книжной полки, расчистила себе местечко, переложив часть томиков на пол, и тяжело опустилась на подушки.
Лия бродила по мастерской, рассматривая работы, развешанные на стенах или прислоненные штабелями к стенам, и ее не оставляло чувство, которое она испытала прошлой ночью во дворе мотеля и совсем недавно по дороге к дому Эгги. Что все здесь и какое-то другое, и странно знакомое. Что она, всем здесь чужая, вернулась домой.
Лия могла бы расхаживать по мастерской и часами проникаться образами, но вдруг до нее дошло, что в комнате стало очень тихо. Потрясенная Мариса молча сидела на диване, а Эгги, опираясь о длинный стол, заставленный тюбиками с красками и стеклянными банками с кисточками, наблюдала за обеими подругами.
Лия прочистила горло и произнесла.
– Они прекрасны. Спасибо вам большое, что разрешили посмотреть на них.
– Но явились вы не за этим.
– Нет, – покачала головой Лия, – но приехать сюда только ради того, чтобы увидеть ваше искусство, стоило.
– Х-м-м, – отозвалась Эгги, а затем оттолкнулась от стола. – Пожалуй, дело требует чая.
Она жестом пригласила Лию занять место рядом с Марисой, придвинула к ним ящик и, взяв с сушилки три керамические кружки без ручек, поставила вместе с термосом перед гостьями. Потом подтащила себе стул и, разлив чай из термоса, села.
– Как правило, – начала она, – незнакомые люди наведываются сюда либо потому, что воображают, будто я обладаю неким сакральным знанием и могу привести их по пути духа, либо они просто хотят купить одну из моих картин. Гораздо реже ими движет желание поучиться у меня или пригласить меня выступить на конференции или семинаре. Но я всегда узнаю об их появлении заранее.
– Извините нас, – виновато проговорила Лия. – Нам следовало предупредить о своем визите.
– Я вовсе не об этом. О нежданных гостях меня оповещают местные сплетники. Вороны. Ястребы. Воробьи. Иногда это пекариевые братцы или младшие кузены Коди – первоначального Койота.
Мариса так и замерла с поднесенной ко рту кружкой и затем выдавила:
– Под этими именами вы имеете в виду племена или…
– Нет, – перебила ее Эгги. – Имею в виду тех, кого и называю.
– Вы умеете разговаривать с птицами, – выдохнула Лия, – кабанами и койотами?
