Текст книги "Ветер в его сердце"

Автор книги: Чарльз де Линт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 37 страниц)

Вслед за этим она задирает майку до самых грудок. Все ее тело покрыто едва ли не сплошным синяком – желтыми и зелеными, багровыми и синими разводами.

– Пи**ец! – вырывается у меня, руки машинально сжимаются в кулаки. – Кто это с тобой сделал?

Ответ, впрочем, мне и так известен.

– Он бьет меня только там, где не видно, – сообщает девчонка.

– А порезал тебя тоже он?

Сэди молчит, и я понимаю, что все эти шрамы – дело ее собственных рук.

– Возможно, этим ты хочешь доказать, что тело принадлежит все-таки тебе? – предполагает Эгги.

Сэди лишь качает головой.

– Ладно, ты не обязана говорить об этом, – вздыхает старуха. – И ты можешь оставаться у меня, сколько потребуется.

Сэди кивает и поднимает худи, однако не надевает его. А я глаз не могу отвести от сеток шрамов у нее на руках. Как, черт побери, такое можно сотворить с самим собой?

– Иди в дом, устраивайся поудобнее, – отсылает ее Эгги. – Я скоро.

Сэди снова кивает, однако и не думает уходить.

– Хочешь рассказать нам что-то еще? – подбадривает ее старуха.

Девчонка смотрит на меня, затем спрашивает:

– Ты ведь не собираешься его искать, да?

– Кого, Реджи?

– Ага.

– Ты никак защищаешь его?

– Вовсе нет. Просто не хочу навлекать на тебя неприятности и не хочу, чтобы потом он отыгрывался на приемышах.

– У тебя доброе сердце, – произносит Эгги.

– Вот как? – вспыхивает Сэди. – Почему же тогда моя жизнь сплошное дерьмо?

Старуха качает головой.

– Посмотрим, как ее можно наладить.

После этого девчонка вновь переключается на меня.

– Мы хоть увидимся снова?

– Конечно. Я здесь постоянно появляюсь.

Она умолкает, однако продолжает выжидающе на меня смотреть.

– Ладно, – сдаюсь я. – Реджи под запретом. Пока что. Я не могу обещать этого навсегда.

Практически беззвучно она произносит «спасибо» и направляется к дому. Тут к ней подбегает одна из собак и трется головой ей об ногу. Против моего ожидания, Сэди не верещит, а лишь опускает руку и рассеянно гладит Руби по голове. Словно слова Эгги изменили что-то у нее внутри и она больше не боится собак. Так вдвоем они и входят в дом, и дверь за ними закрывается.

Я поворачиваюсь к Эгги.

– Мы с Калико, хм… сохраняли наши отношения в тайне.

– Что ж, у вас это неплохо получалось. А я-то думала, ты по собственному желанию отшельничаешь.

– Так и есть, но не всегда же. Хотя одиночество меня вовсе не тяготит. Дерьмо вроде жизни Сэди – из-за такого я и порвал с миром по ту сторону гор. Я ни от чего не бегу. Просто мне не нравится, как люди там живут, вот и все.

– Понимаю, – кивает старуха. – Что же до здешнего мира, пожалуй, настало время тебе понять, что кое-кто из тех, кого ты встречаешь в наших краях, не совсем люди.

– И кто, например?

– Сейчас это неважно. Важно то, что сердце твое по-прежнему открыто. К слову сказать, почему ты помог девочке? Почему не прошел мимо?

В голове у меня один за другим проносятся образы. Сэди сидит на обочине дороги, обхватив руками колени. Опоссум стреляет в угодившего в капкан койота – абсцесс с его поврежденной передней лапы уже перекинулся на туловище, и грудная клетка несчастного животного раздулась вдвое больше обычного размера. Рувим вылавливает гнездящихся возле школьной общаги древесных крыс и, утащив их подальше в горы, выпускает, а любой другой человек попросту перестрелял бы зверьков.

– Да откуда мне знать, черт побери? – отвечаю я наконец. – Мне надо поговорить с Морагу.

И я отправляюсь в путь, прежде чем Эгги захочет узнать еще что-нибудь, на что у меня нет ответа.

3. Сэди Хиггинс

Сэди не представляла, чего ожидать от дома старухи. Но вдруг повезет, и ей попадется что-нибудь более-менее ценное, что можно будет стянуть и потом заложить в ломбарде, если однажды она все-таки вернется в город. Вот только поживиться оказалось нечем. Задняя дверь, через которую девушка вошла, вела в просторное помещение, довольно скудно обставленное массивной деревянной мебелью, на вид ручной работы. И повсюду глаз натыкался на узорчатые коврики – они лежали на полу, висели на стенах, покрывали спинку дивана. Такими завален индейский рынок на Мишн-стрит, только эти старые и выцветшие. Да все здесь казалось старым и выцветшим. И чуточку напоминало декорации. Над выделенным под кухню куском дома на стропилах висели пучки высушенных трав – целое поле! Интересно, кому это делать было нечего? Привычных стаканов и тарелок не наблюдалось, а всю посуду, за исключением плетеных корзинок из мелких прутьев, явно изготовили на примитивном гончарном круге.

И еще здесь были картины, тоже целая уйма – развешанные на стенах или просто расставленные на полу и всевозможных поверхностях. Сэди сразу же вспомнила женщину, что прошлой ночью заявилась в лагерь к Стиву. Подобно ей, все изображенные на полотнах люди обладали какими-либо звериными или растительными чертами. Вот парень с головой койота. А тут рощица опунций с целой сотней крошечных лиц. Еще кролик с человеческими руками. Сова с женским лицом. Прозрачные карнегии, внутри которых спят люди.

Несмотря на некоторую стилизованность, изображения казались настолько реалистичными, что никакого удовольствия Сэди не доставляли – наоборот, от них даже мурашки по коже бегали. Девушка пыталась не обращать внимания на картины, однако те упорно приковывали ее взгляд. Даже цвета фона на них заставляли усомниться в душевном здоровье автора. Коричневое небо и голубая пустыня. Пурпурно-розовое плоскогорье с желтыми и синими кактусами. Благодаря подобному заднему плану фигура на картине словно бы выдвигалась вперед, и игнорировать ее странности становилось еще сложнее.

Обойдя помещение по кругу и осмотрев полотна на стенах, Сэди принялась за те, что стояли на полу, кое-где – в три-четыре ряда. Она понятия не имела, зачем это делает. Коли на то пошло, видеть этих стрёмных тварей ей совершенно не хотелось.

В конце концов ей попалась пара штабелей портретов обычных людей. От них тоже веяло некоторой жутью – девушка решила, что все дело в художественной манере Эгги, – однако они хотя бы выглядели нормальными. Наверно, все это обитатели резервации, рассудила Сэди. Никого из них она знать не знала.

Перебирая портреты, девушка вдруг замерла. Да это же Стив!

Сэди уселась на корточки и принялась изучать находку. Поскольку Стива она видела вживую, то ей пришлось признать, что старуха-то, пожалуй, не полная бездарность. Нарисованный на картине человек не только выглядел как ее новый знакомый. Он еще и ощущался как Стив.

И не нагонял страху, как все эти человекоподобные твари.

Через пару минут Сэди оставила картины в покое и вновь огляделась по сторонам.

Увязавшаяся за ней рыжая собака сразу же по приходе растянулась на полу и теперь лениво следила, как она бродит по помещению. Похоже, единственным современным приспособлением здесь был ноутбук на столике в углу. Даже телефон представлял собой древнюю модель с наборным диском.

Девушка подняла трубку и послушала гудок, затем положила трубку на рычаг. Звонить все равно некому. Никто не ждет от нее вестей – пожалуй, кроме Эйлиссы, самой старшей из приемышей родаков. Вот только позвонить ей не получится, потому что у Эйлиссы, как и у самой Сэди, телефона нет. Отвечать на звонки в доме разрешается только Реджи да матери, Тине.

Тут псина подняла голову, и девушка повернулась к вошедшей Эгги.

Старуха, несомненно, личностью была интересной, но в то же время странной и даже немного жутковатой. Как и ее жилище. И откуда только Эгги прознала, что она себя кромсает?

– Это вы рисовали? – поинтересовалась Сэди.

Старуха кивнула.

– И ваши картины покупают?

– Что, пришлись не по вкусу? – улыбнулась Эгги.

Девушка решила, что обороты лучше сбавить. Чего доброго, старая леди еще обидится да вышвырнет ее на лоно дикой природы.

– Ничего подобного я раньше не видела, – отговорилась она.

– В этом ты не одинока, – ответила Эгги. – Другим от моих картин тоже не по себе. Впрочем, неважно, как на них реагируют. Мои работы не продаются. Каждая из них – частица изображенного на портрете человека или кого иного, а как же можно продавать частицы своих друзей?

Сэди тут же вспомнила разговор во дворе.

– Так это типа ваши знакомые? И что, именно так они и выглядят?

– Когда им того хочется.

– Так на них не костюмы?

– Нет. А теперь сядь-ка вон там, – Эгги махнула на стул за кухонным столом. – Я хочу осмотреть твои порезы. Вытяни руки на столе.

Девушка замялась, внезапно почувствовав себя крайне неловко.

– Не мне тебя судить, – успокаивающе заговорила старуха. – Мне не нравится, что ты вытворяешь с собой, но решать только тебе, продолжать и дальше этим заниматься или остановиться.

Сэди сунула руки в карманы джинсов и стиснула рукоятку канцелярского ножика, который всегда носила с собой.

– Кажется, я не могу остановиться, – неожиданно для себя призналась она.

– Возможно, теперь тебе будет проще, поскольку худшее уже позади. И еще тебе поможет, если ты сосредоточишься на чем-нибудь другом.

– Типа учебы?

– На чем угодно, что тебя отвлечет.

– Вот косячок пришелся бы весьма кстати.

– Об этом даже не думай, – отрезала Эгги.

«Ну а как же иначе», – раздраженно подумала Сэди. Ох уж эти старики!

– На самом деле я не очень-то и уверена насчет возвращения в школу, – заговорила она. – Я согласилась, лишь бы Стив заткнулся. Он целое утро нудел, что в его время все было по-другому. Не окончив среднюю школу, можно было и приличную работу найти, и в жизни неплохо устроиться. А сейчас, дескать, даже образование ничего не гарантирует. Но без него точно ничего не достигнешь.

Эгги принялась возиться за длинным столом возле раковины, девушка тем временем устроилась на стуле.

– А ты обещала Стиву, что пойдешь в школу? – поинтересовалась старуха.

– Нет. Просто сказала, что подумаю.

– Хорошо.

– Что хорошо? Что подумаю или что не обещала?

– И то и другое, вообще говоря. Важно оставаться честным. Угнетатели могут отнять у нас все остальное – нашу свободу, нашу надежду, достоинство, в конце концов. Но отнять нашу честность им не под силу. Так что, дав слово, держи его. И обещай только то, что можешь выполнить.

– Как это?

Эгги какое-то время разглядывала Сэди, а потом заговорила:

– Например, твоя лучшая подруга умирает от рака. Ты можешь сказать ей, мол, обещаешь, что она поправится, но обе вы будете знать, что такое обещание выполнить тебе не под силу. А вот если ты пообещаешь оставаться с ней до самого конца, это уже совсем другое дело. Она поймет, что не умрет в одиночестве, а это значит гораздо больше, нежели любые пустые посулы.

– А, я вроде как поняла!

– Хорошо.

Эгги меж тем закончила священнодействовать и подошла к девушке с глиняной миской, наполненной густой зеленовато-коричневой жижей.

– А это еще что такое? – скривилась Сэди.

– Лекарство. Против инфекции и зуда. Порезы и синяки заживут с ним гораздо быстрее. Поначалу будет жечь, но тебе сразу же станет легче. Думай о чем-нибудь другом, пока я стану тебя мазать.

«Ну и как мне отвлечься?» – ужаснулась про себя Сэди. Теперь она могла думать только о предстоящей боли.

Старуха начала обрабатывать мазью порезы, и девушка зажмурилась.

– Разговаривай со мной, – велела Эгги. – Не думай о боли.

Ладно. Но, блин, мазь обжигала нешуточно, Сэди даже пришлось сдерживать слезы. Она лихорадочно соображала, что бы такое сказать.

– Так, значит, эта подружка Стива, – выдавила она наконец, – вовсе не носит костюм?

Старуха покачала головой.

– Афигеть. По-моему, у него заскок на этот счет.

– Или он попросту не видит разницы.

– В смысле?

– Стив один из тех людей, кто способен распознавать внутреннюю сущность личности, а не судить по внешнему виду.

Девушка содрогнулась.

– Черт, тогда он наверняка принял меня за полную чудилу. Неудивительно, что он не захотел со мной тра… То есть, хм, спать со мной.

– Думаю, дело скорее в твоем возрасте. Потом, когда он тебя нашел, ты была совершенно беззащитна.

Такой подход, однако, Сэди не переваривала. Она продолжила расспрашивать:

– Так в чем его прикол? Он что, вправду, живет в пустыне?

– Да, вот уже лет тридцать-сорок, – кивнула Эгги.

– И от чего скрывается?

– Об этом тебе лучше спросить у него.

– А вы сами-то как думаете?

– Я не копаюсь в чужих жизнях. Это невежливо.

– Мне просто любопытно, – начала оправдываться девушка. – Я вовсе не имела в виду ничего такого.

– Знаю. Ну, вот и все.

Тут Сэди осознала, что напрочь позабыла о процедуре. И старуха оказалась права – зуда как не бывало. Как и боли.

– Если тебе вдруг станет холодно, выйди наружу и посиди на солнышке, – продолжила Эгги. – Пока лекарство делает свое дело, не надо тереть кожу одеждой. А мазь можешь смыть где-то через часик.

– Поняла. Эм-м… Спасибо.

– А теперь я хотела бы вернуться к работе над новой картиной. Найдешь, чем себя занять?

Сколько доверия, мелькнуло в голове у Сэди, однако в ответ она лишь кивнула. Пока она не определится, идти ей все равно некуда.

– Есть хочешь? Или пить? Ах, мне следовало поинтересоваться этим пораньше.

– Не, спасибо, Стив напичкал меня всякой мурой из своего рюкзака. Он, наверно, весит целую тонну.

– Стив – человек сильный во многих отношениях.

– Уж догадываюсь, – отозвалась девушка. Затем ей пришла в голову идея: – А можно мне посидеть за вашим компьютером?

– Да пожалуйста. Только у него связь по телефону, так что качать будет очень вяло, не как у тебя дома.

– Реджи к своему компу и не подпускает никого. Я пользовалась только школьными или библиотечными.

Эгги как-то странно посмотрела на Сэди, и девушка даже не поняла, что выражает ее взгляд. Может, жалость, но кто ж его знает? Прежде Сэди никто никогда не жалел. Даже учителя. Школа ее была не из благополучных, и преподы выглядели так, что им самим стоило посочувствовать.

Старуха вроде хотела к ней прикоснуться, но, похоже, потом передумала.

– Что ж, этим-то ты можешь пользоваться сколько влезет, – только и проговорила Эгги. – Чувствуй себя как дома, – добавила она и вышла через заднюю дверь. И Сэди вновь осталась одна в жилище художницы.

А, хотя была еще собака. Руби – вроде так ее зовут, по словам Стива.

– Так ты настоящая собака? – обратилась к ней девушка. – Или вроде тех парней на картинах?

Псина покосилась на нее, даже не удосужившись поднять голову.

Сэди подошла к компьютеру. Интересно, далеко отсюда до цивилизации? Может, получится смыться да толкнуть кому ноут по дешевке… Ой, ну кого она обманывает? Даже если ей удастся добраться до города, идти там все равно некуда. Остается торчать в этой глуши, пока не придет в голову что-нибудь поумнее побега. Удрать несложно, только вот куда бежать?

Одно Сэди знала наверняка: домой она больше не вернется. Кто его знает, блин, где Реджи вышвырнет ее в следующий раз.

Девушка уселась за стол, открыла ноутбук и, когда компьютер ожил, кликнула по иконке браузера.

Да, она определенно застряла здесь. И пока не придумается более-менее приличный план, можно, по крайней мере, выяснить, что за тип этот Стив и почему он прячется в горах. С чего начать, она уже знала.

И Сэди набрала в строке поиска несколько слов: «Сэди. Техас. Смертный приговор».

4. Томас

Целые дни проводя в фактории, Томас понимал: с этой работой шансов, что он когда-нибудь скопит достаточную сумму и наконец-то покинет резервацию, нет. Его босс, Рувим Маленькое Дерево, платить много попросту не мог, но Томас все равно держался за место, поскольку расходы на родственников сами себя не покроют. А семья Кукурузные Глаза была большая: мама и Тетушка, две сестры да младший братик.

Кроме лавки еще Томас трудился в школе, но на добровольных началах, потому как никакими дипломами не обладал. Однако детей он любил и ту, другую, работу тоже. В город ему тоже никак не перебраться: даже если от там и устроится, кто-то должен будет позаботиться о его семье. А кроме него самого заниматься этим никто не станет.

Отсюда напрашивался вывод – никогда Томасу из этих краев не выбраться.

Он облокотился на прилавок и уставился в окно, как поступал довольно часто. После отъезда женщины на кадиллаке опунции снова переместились. Мысли Томаса обратились к вороновой ауре гостьи, а от нее – к собственной способности заглядывать в мир духов.

Может, все-таки стоит поговорить с Рамоном Морагу? Вроде бы ученику шамана полагается жалованье. Вот только если он станет учиться у Морагу, тогда ему точно ввек отсюда не удрать.

Внезапно голуби и куропатки на стоянке бросились врассыпную – взметая тучи пыли, на нее въехал пикап Рувима. Хотя на дворе октябрь и скоро зарядят дожди, земля еще совершенно сухая. Даже просто пройти нельзя, не подняв пыль.

Томас вышел, чтобы помочь боссу с разгрузкой.

– Чем на выходных занимаешься? – осведомился Рувим, когда они занесли внутрь последнюю порцию бакалейных и молочных товаров.

Томас пожал плечами.

– Обещал сестрам повозить их по комиссионкам в городе, если Бен одолжит мне свой грузовичок.

– Если не получится, можешь взять мой.

Настроение у Томаса тут же поднялось. Водить пикап Рувима ему нравилось, и теперь поездка в Санто-дель-Вадо-Вьехо в кои-то веки обернется хоть каким-то развлечением.

– Спасибо.

Они принялись пополнять полки и загружать холодильник.

– В субботу затевается потогон, – заговорил Рувим, – на участке Эгги. И тебе не помешало бы там появиться.

– Вы же знаете, не по душе мне это, – попытался отмахнуться Томас.

Рувим пристально посмотрел на него, затем покачал головой и обронил:

– Порой ты меня просто поражаешь.

– В каком смысле?

– Твоя семья – ярые приверженцы наших традиций. Тебе ведь известно, что твоя тетя Люси была духовной наставницей Морагу?

Теперь покачал головой Томас. Люси и ее сестра Лейла, которую все называли просто Тетушка, были тетками его матери. И потому парень знал обеих старух не очень хорошо. Люси к тому же умерла, когда сам он едва научился ходить. А Лейле этим летом исполнилось девяносто восемь, и все дни напролет она сидела на крылечке и созерцала горы. Иногда рассказывала сказки и раздавала советы, даже если их у нее не спрашивали, но о себе никогда не распространялась.

– Я и не знал, что женщины могут быть шаманами, – проговорил Томас.

– Как раз вот этого им и не нужно. В нашем племени магия женщин более действенная, и так повелось испокон веков.

Томас молча таращился на Рувима.

– Ты хороший парень, – снова заговорил тот. – Ответственный, заботишься о своей семье, помогаешь в школе. Но порой меня не оставляет ощущение, что ты стыдишься своей принадлежности к кикими.

– Вы считаете, я должен бегать по пустыне с вашими псовыми братцами?

Мужчина махнул рукой:

– Вовсе нет, я понимаю, что это не для каждого. Кто-то бегает в стае, кто-то остается одиноким волком. Кому как больше по душе. Мне просто интересно, почему ты так старательно сторонишься наших обычаев. – Прежде чем Томасу пришел в голову хоть какой-то ответ, его босс предупреждающе поднял руку: – Если хочешь посоветовать мне не лезть не в свои дела, все в порядке. Я не обижусь.

Парень вздохнул.

– Вы не поймете.

– А ты попробуй.

Томас положил последний мешок сахара на полку и встал. Бросил взгляд в окно на пыльную стоянку, заросли кустарников на другой стороне дороги, вереницу холмов и вздымающиеся за ними горы. И повернулся к Рувиму:

– У меня такое чувство, будто я здесь заперт. В мире полно вещей гораздо интереснее этих иссушенных солнцем холмов и пыли, но меня не оставляет ощущение, что я никогда этого не увижу.

– Потому что должен заботиться о своей семье.

Томас кивнул.

– Именно. И, пожалуйста, не обижайтесь, но тут, у вас – хотя я дорожу этой работой, – мне ни за что не скопить денег на путешествие. Я застрял в резервации навсегда.

Рувим рассмеялся, однако немедленно осекся, стоило ему заметить, как насупился Томас.

– Думаешь, тебя одного посещают такие мысли? – заговорил босс. – Я оставил резервацию, едва мне стукнуло шестнадцать. И следующие десять лет провел, изучая мир, пока не понял: то, что я так отчаянно ищу, находится именно здесь.

– Вы? Но вы же…

– Ну да, ну да. Воинский союз. Без умолку талдычу о наших традициях всем, кто соглашается меня слушать. Да только когда-то я был панком с заветной мечтой убраться отсюда как можно дальше.

От этих откровений Томас лишился дара речи.

– Я не стал бы тебе все это рассказывать, – продолжал Рувим, – если бы не знал, что ты не такой, как большинство сопляков. В тебе кое-что есть – вот здесь, – он легонько стукнул кулаком парня по груди. – Связь с нашей землей. С духами. И вот что я хочу тебе сказать: ты не должен бояться этой связи. Прими ее. Хотя бы попытайся оценить ее силу. Думаю, ты сильно удивишься. И даже влюбишься в наши края, как это произошло со мной. А если ничего не произойдет или тебе не понравится чувство… – Рувим пожал плечами. – Что ж, ты всегда можешь отказаться от всего этого.

Томас вновь устремил взгляд на пустынный пейзаж за окном. Слова Рувима вторили наставлениям той женщины с вороновой аурой, и ему стало как-то немного не по себе.

– Вот только шаманом становиться я не хочу, – объявил он и посмотрел на босса, который удивленно вскинул брови и, не дождавшись продолжения, спросил:

– Да с чего ты взял, что должен им стать?

Томас откашлялся.

– Видите вон те кактусы?

– Опунции-то?

Томас кивнул.

– Каждое утро, когда я прихожу сюда, у них новое место.

– Ага, – кивнул Рувим, – эти опунциевые братцы не особенно-то и стараются передвигаться незаметно.

– Вот как? – удивился Томас. – И это все, что вы можете сказать?

– А чего ты от меня ждешь? Ты видишь то, что не открывается другим, – я это знаю. Я вижу, как твои глаза следят за вещами, которые способны видеть только люди вроде тебя и меня.

– Вот именно!

– Не понимаю тебя, – озадаченно уставился на парня Рувим. – К чему ты клонишь?

– Кикими, способный видеть такое, в итоге становится шаманом. Или одним из ваших псовых братцев.

Мужчина улыбнулся.

– Что ж, по крайней мере, ты не проведешь всю жизнь в отрицании, как Стив Коул.

– Этот старик-отшельник?

– Ну не такой уж он и старый.

– Да бросьте, наверняка он даже старше вас.

Улыбка Рувима растянулась еще шире, он покачал головой.

– Я уж и забыл, каково это, быть восемнадцатилетним.

– Ладно, – сдался Томас. – Вы оба не старые. Так что же с Коулом?

– Да он уже сорок лет кряду живет за пределами мира и даже не догадывается об этом.

– Вы хотите сказать, он тоже все это видит?

– Уж не сомневайся! Но он посмотрит-посмотрит, да продолжает заниматься своими делами, как ни в чем не бывало. Коул даже не осознает всю необычайность места, где стоит его трейлер.

– Но он ведь не кикими!

– Необязательно быть кикими, чтобы видеть духов или посещать их земли.

– Я этого не знал.

– Да ты много чего еще не знаешь.

– Я… – Томас умолк. Потом выдохнул и спросил: – Так во сколько начинается потогон?