Текст книги "Ветер в его сердце"
Автор книги: Чарльз де Линт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 37 страниц)
– Не знаю, с какой стати. Почему бы тебе не спросить у них самих? – ответил шаман.
Лия так увлеклась перепалкой, что даже не заметила, как компания их значительно выросла. Лишь оглядевшись, она увидела, что вокруг собрались десятки существ и еще больше приближается со всех сторон. Некоторые являлись людьми – выглядели они как кикими, хотя и отличались более темной кожей и не такими широкими лицами. Другие были животными – койотами, птицами, ящерицами, кроликами… Кого там только не было! Но сильнее всего писательницу поразили те, кто не относился ни к первым, ни ко вторым. Они походили на ожившие картины Эгги – ошеломляющий строй фантастических созданий – наполовину людей, наполовину зверей. И все они, не издавая ни звука, внимательно смотрели на воронову женщину.
Изумленная видом всех этих новых зрителей, Лия на всякий случай подошла поближе к Стиву и Морагу.
Консуэла с усталым вздохом окинула взглядом сборище.
– Я явилась на ваш зов о помощи, – разразилась она речью, – и вот теперь мы здесь и вы смотрите на меня как на врага. Да как вы смеете поддерживать его? Он же пятипалый и заступается за других пятипалых, которые охотятся на вас и разрушают ваши жилища.
– Он хороший сосед и добрый друг всем нам, – раздался из толпы чей-то голос.
Лия не разглядела, кто говорил.
Консуэла покачала головой.
– Добрый друг не позволит Сэмми Быстрой Траве убивать вас из одного спортивного интереса, оставляя тела гнить в этих ваших драгоценных каньонах.
Тут вперед вышла рыжеволосая женщина. Из волос у нее торчали лисьи уши, а надо лбом возвышались небольшие оленьи рожки. Лия узнала в ней ту, что была со Стивом во время их первой встречи.
– Стив всегда был честен с нами, – громко сказала рыжая женщина. – И он никогда не втирался к нам в доверие, прикидываясь кем-то другим.
– Да он же крадет часть меня! Тебе бы понравилось, если бы твою душу разорвали надвое и потом отняли половину?
– Это ты про ту половину, что сама же и выбросила? – снова подал голос Стив. – И я не краду ее у тебя. Я хочу дать ей тело, о котором она просила. Если тебе это не нравится – все вопросы к ней. Но я обещал ей помочь и сделаю это.
– Да кто же дорожит словом пятипалого? – ухмыльнулась Консуэла.
– Я дорожу, – ответил Коул. – Ситала получит свое тело. И точка.
– Я вырву у тебя сердце, – зашипела воронова женщина. – Отрежу язык и выскребу глаза, а твои кишки буду носить как ожерелье.
Лия содрогнулась от одного взгляда на косточки, что украшали волосы и платье Консуэлы.
– Но для этого ты должна быть живой, – послышался еще один женский голос.
Его обладательница вышла из толпы и направила на воронову женщину шестизарядный револьвер – старинное оружие, которое Лия видела только в ковбойских боевиках. Незнакомка выглядела древней старухой, но револьвер держала твердо.
– У меня нет повода для ссоры с тобой, – промолвила Консуэла.
– Какая жалость! Зато у меня он есть.
Воронова женщина сощурилась на старуху.
– Ты не посмеешь. Застрели меня – и развяжешь кровную вражду со всеми семьями корба.
Большим пальцем старуха взвела курок и процедила:
– Ты ошибаешься, дорогая!
3. Томас
Проснулся Томас поздно. Его выбросило из сна так внезапно, что он даже не сразу сообразил, что сидит дома на кровати, а не находится посреди сновиденческой пустыни. Во сне он снова оказался у тети Люси в ином мире – или в иное время. Или и в том и в другом вместе. Во сне это, строго говоря, значения не имеет. Он сидел за старым деревянным столом под раскидистыми ветвями мескитового дерева во дворе тетушки, а сама она хлопотала у глиняной печи: накладывала в миску щедрую порцию жаркого. Со своего места Томас чуял запах белой фасоли тепари, перца и говяжьих ребрышек, с добавленными чипотле и бог его знает какими еще загадочными приправами. На столе перед ним стояли блюдо со свежей кукурузной лепешкой и запотевший пузатый глиняный кувшин, со стенок которого медленно стекали крошечные капли воды. Нещадно палило солнце, над пустыней – над камнями, кустами и между кактусов – растекалось горячее марево.
– Ешь, – сказала тетя Люси, поставив перед Томасом миску с жарким. – А то, погляжу, маловато у тебя мяса на костях.
– Это же сон. Что изменится от того, что я здесь поем?
– Сон, – повторила она и медленно кивнула. – Ну да, конечно. Так тебе гораздо проще воспринять.
– Ты хочешь сказать, я здесь на самом деле?
– Ешь.
Томас машинально подчинился. Когда тетя Люси начинала говорить таким тоном – как, впрочем, и мать с Тетушкой, – спорить было бесполезно.
Жаркое, кстати, выдалось у нее на славу, матери такого в жизнь не приготовить – но этого Томас, естественно, ей никогда и ни за что не скажет. Лепешка вышла сыроватой, но не жирной, и буквально таяла во рту.
Тетя Люси села за стол напротив него.
– Я знаю, ты пока не решил, как поступить. Не подумай только, что я пытаюсь манипулировать тобой, как Консуэла, но не окажешь ли мне одну услугу?
Она не стала прибегать к тактике немощной старухи, излюбленному приему Тетушки. Впрочем, тетя Люси с ее-то молодым видом на успех такой затеи рассчитывать никак не могла. Она была просто милой плутовкой.
Парень снова навалился на жаркое. Как ни странным это казалось для сновиденческой еды, оно ощутимо и приятно наполняло желудок.
– И чего ты хочешь от меня? – поинтересовался он.
– Хочу, чтобы ты отправился к колесу стихий на участке Белой Лошади сразу, как вернешься домой.
Томас вздохнул:
– Мне вовсе не противно быть кикими.
– Знаю.
– И тебе не обязательно отправлять меня на какую-то там церемонию, чтобы я понял истинное значение традиций.
– И это знаю.
– Ну так что же я забыл на этом колесе?
– Там возникнут кое-какие неприятности. И я надеюсь, ты сделаешь все возможное, чтобы предотвратить их.
– Что еще за неприятности?
Тетя Люси выразительно посмотрела на парня.
– Опять недомолвки! Обязательно осторожничать? – проворчал Томас.
– Я не осторожничаю. Порой события именно так и должны развиваться. Но ты поймешь, что нужно делать, только когда окажешься там. – Женщина помолчала и добавила тише: – Я надеюсь.
– Хорошо, – кивнул Томас. – Схожу. Но тогда скажи, где это место.
– На участке Эгги Белой Лошади.
– Что-то не замечал я у нее никакого колеса стихий.
– Просто оно очень древнее, сразу не догадаешься.
«Она говорит про кострище, – сообразил парень. – Неужели кто-то снова решил навредить Эгги? Почему?»
– Это как-то связано с той девчонкой, которая пырнула ее ножом?
– Все взаимосвязано, – отозвалась тетя Люси. – Каждый из нас на своем собственном Колесе, но рано или поздно наше личное путешествие воздействует на путешествие кого-то другого, кого мы можем даже и не знать. Только громы способны видеть все пути.
– А ты что видишь?
– Что тебе надо отправиться к колесу стихий Белой Лошади.
– Ладно.
Томас собрался встать из-за стола, но тетя Люси схватила его за руку:
– Сначала разберись с жарким. Поешь ты или нет – все равно вернешься в одно и то же время. Зато на полный желудок все станет гораздо понятнее.
Еда была восхитительна, так что долго упрашивать парня не пришлось. Из кувшина женщина налила в глиняные кружки воды и, подвинув парню одну, хлебнула из другой.
– Все это слишком уж необычно, а? – заметил Томас, прожевав очередной кусочек мяса.
– Странное определяется нормальным.
– Раньше ты не говорила слоганами для футболок, – улыбнулся парень, и тетя Люси рассмеялась.
– Быть молодой женщиной-магом нелегко. Мы с Лейлой обсуждали это множество раз. Порой люди попросту не воспринимают тебя всерьез.
– Тетушка… Тетя Лейла уже немолода. Теперь она старая.
– Знаю, – кивнула женщина. – Я помню и старость, и молодость, и все года, что прошли между ними. А здесь я такая, какой ты меня видишь. В твоем времени я мертва.
От этих слов у Томаса защемило сердце.
– И это ужасно грустно, – произнес он.
– Ты всегда можешь навестить меня здесь, – пожала плечами тетя Люси.
Томасу хотелось спросить у нее, является она лишь воспоминанием или все-таки настоящей женщиной, но он понимал, что даже если и получит ответ, вряд ли его поймет. Мысль об одновременности прошлого, настоящего и будущего категорически не вмещалась в его голову. Потому парень поинтересовался:
– А это правда, что ты обучала магическим приемам Рамона Морагу?
– Ах, Морагу. Он покинул Расписные земли жеребчиком, а вернулся матерым конягой. Не могу сказать, что я причастна к его трансформации, но после его возвращения, пожалуй, помогла парочкой советов.
Томас собрал остатки подливы в миске кусочком лепешки и запил водой. Когда он снова поднялся, тетя Люси не остановила его.
– Может, и мне какой совет напоследок дашь?
Женщина обошла вокруг стола, обняла парня.
– Разницу между хорошим и плохим ты знаешь, – сказала она, отступив на шаг. – Полагайся на это и отстаивай то, во что веришь. Тогда все будет хорошо.
Томас кивнул.
– Я рассказал тете Лейле, что встречался с тобой. Она даже не удивилась.
– А чего ей удивляться?
– Ну, потому что… А, ладно, оставим.
Тетя Люси сказала что-то еще, но этих слов Томас уже не разобрал. Пустыня внезапно поблекла, и парень оказался у себя дома – он сидел на кровати, спустив ноги на пол. Полностью одетый. В окно вовсю светило солнце. Томас глянул на свои кроссовки. Они были покрыты налетом пыли, причем не красной, цвета почвы в Расписных землях, а бурой. Цвета земли во дворе тети Люси.
И это сбивало с толку, мягко выражаясь.
Все еще недоумевая, парень спустился в кухню и увидел, что Сантана собирается выйти из дома. Заслышав его шаги, девушка обернулась.
– Ты куда собралась? – спросил он.
– За Тетушкой.
– А она-то куда подевалась?
Как правило, старушка выбиралась из дому, только если ее кто-то подвозил. В своем возрасте она вполне довольствовалась долгими посиделками на крылечке со своими воронами.
– Понятия не имею, – развела руками Сантана. – Я слушала музыку в мобильнике и задремала на диване. А несколько минут назад проснулась, потому что Тетушка вышла в коридор со старым револьвером – взяла его из чемодана, где мама хранит папины вещи. Я спросила, что она затеяла, и получила в ответ этакий свирепый взгляд. А потом старушка скрылась за дверью и потопала в пустыню. Как думаешь, может, ей взгрустнулось и захотелось поохотиться?
Сестра улыбалась, словно рассказывала анекдот, однако Томас различил в ее глазах тревогу.
– Я знаю, куда она пошла, – ответил он, – и думаю, ты права.
Во сне тетя Люси велела ему отправляться к дому Эгги. На кострище возле которого, как всем известно, время от времени собираются майнаво. Если сейчас среди них объявилась Консуэла Мара, о чем Тетушке поведали ее дружки из Желтого каньона, тогда гадать о том, куда и зачем отправилась старушка, не приходилось.
– Что, правда? – удивилась Сантана.
– Проверить это можно только одним способом. – Томас быстро вытолкал сестру на крыльцо и осторожно закрыл за ними дверь.
– Куда мы идем? – поинтересовалась девушка, когда они, выйдя со двора, двинулись через кустарник.
– На кострище Эгги.
– С чего ты взял, что она там?
Чуть поколебавшись, Томас признался:
– Мне велела пойти туда тетя Люси.
– Погоди-ка, вчера ты ничего об этом не рассказывал.
– Потому что все произошло сегодня утром. Я думал, что сплю, но… – парень вспомнил пыль на кроссовках. Кроме того, ощущение полного желудка наяву никуда не исчезло, а во рту остался вкус жаркого. – Похоже, я по-настоящему вернулся в ее дом в ином мире.
Сантана замерла как вкопанная.
– Ты прикалываешься, что ли?
– Нет, – Томас потянул ее за руку, и они пошли дальше по едва заметной извилистой тропинке между кустов и кактусов по дну пересохшей речки.
– Ты вернулся в иной мир, – не унималась сестра, – самостоятельно? И снова зависал с молодой тетей Люси?
– Ну да.
– И она сказала тебе, что Тетушка собирается… И что же она собирается сделать?
– Не знаю. Про свою сестру она не говорила. Просто попросила отправиться на кострище, называя его колесом стихий Белой Лошади.
– Когда-то там было колесо стихий?
– Наверно.
– И какое отношение к этому имеет Тетушка?
– Мне кажется, тете Люси мое присутствие на кострище могло понадобиться по двум причинам. Либо там произойдет нечто связанное с нашими традициями, либо что-то замышляют майнаво. Но она предупредила меня, что там возникнут кое-какие неприятности. Она считает, будто я могу предотвратить их, если пойму, как поступить правильно.
– По-моему, даже при желании больше туману нагнать нельзя.
– Вот-вот, – рассмеялся Томас, – я ей почти то же самое и сказал.
– И все равно непонятно, зачем Тетушке понадобилось брать с собой пушку.
– Возможно, все-таки собираются майнаво, и в таком случае там может оказаться Консуэла Мара.
– Ох, черт, – поняла Сантана и прибавила шагу.
Пока брат и сестрой шагали по дну небольшого притока, отходившего от безводного русла за их домом, Томас надеялся, что он ошибается. Однако стоило им выбраться на берег и взглянуть сверху на участок Эгги, как стало ясно: события развиваются по наихудшему сценарию. У кострища собралась громадная толпа майнаво, только они не сидели, как частенько бывало, а стояли в дальней части утоптанной, выгоревшей на солнце площадки и на откосе за ней.
Прикрыв от солнца глаза рукой, парень рассмотрел, кто же находится в центре притяжения всеобщего внимания: Морагу, Стив и с ними какая-то белая женщина с темными волосами, а напротив – Консуэла Мара. Беседа явно не была мирной, напротив, она походила на яростный спор, в котором принимали участие и некоторые майнаво.
– Не вижу Тетушки, – покачала головой Сантана.
Томас, надеясь отыскать старушку, принялся осматривать сборище. При этом его не оставляло ощущение дежавю: он словно опять оказался в Каньоне Предков, заполненном майнаво во всех обличьях – смешанных, человеческих и звериных. Кузены выглядели так живописно и разнообразно, что отыскать среди них Тетушку было не так-то просто. Однако в конце концов Томас заметил ее. Старушка целеустремленно пробиралась между майнаво, держа весьма опасный курс на точку противостояния Стива и Консуэлы Мары. Томас указал на нее сестре и помчался вниз по склону. Сантана бросилась следом.
Плотность толпы оказалась какой-то запредельной, и Томасу с сестрой пришлось буквально проламываться вперед, распихивая майнаво.
– Простите, извините, – как заведенный повторял парень, ни на секунду не прерывая движения.
Сантана старалась не отставать. Шум – рычание, шипение, урчание и прочие звуки крайнего недовольства, подкрепляемые разгневанными взглядами, – нарастал с каждым их шагом, пока кто-то вдруг не сказал:
– Да это же младшие Кукурузные Глаза!
И к некоторому удивлению Томаса, после этого кузены сами принялись расступаться перед ним.
Но все равно они опоздали.
Дело в том, что Тетушка вознамерилась продырявить из револьвера голову Консуэлы Мары еще в тот момент, когда брат с сестрой начали свое продвижение к центру противостояния.
4. Стив
Наверное, старая тетка Томаса – последний человек, которого я когда-либо ожидал увидеть размахивающим классическим ковбойским револьвером. В ее костлявой руке пушка выглядит просто громадной. У этой штуки мощная отдача, и если старушка вправду пальнет из нее, она всерьез рискует заработать перелом запястья и предплечья – в ее возрасте твердостью костей уже не похвастаешься. Понятия не имею, отдает она себе в этом отчет или нет, но судя по ее воинственному настрою, ей совершенно наплевать на хрупкость собственного остова.
Причина вражды между ней и Консуэлой мне не совсем ясна, а детали и тем более неизвестны. Однако, чего тут скрывать, воронова женщина, похоже, ухитрилась достать едва ли не каждого. И все же мне не кажется, что за это ее стоит нашпиговать свинцом. Убийство вообще далеко не лучшее решение проблемы, а сейчас его угроза только осложняет и без того непростую ситуацию.
Обряд должен был пройти просто и в узком кругу. Только я и Ситала ну, еще Морагу с необходимыми наставлениями. Но сначала объявилась Лия, а теперь я и вовсе ощущаю себя так, будто вернулся на сцену, поскольку публикой является все майнавонаселение гор Йерро-Мадерас. Только вместо рева фанатов, требующих последнего хита «Дизел Рэтс», слышно урчание да шипение. Консуэла живописует, как разделается со мной. И ее вот-вот пристрелит Тетушка Лейла. Зрители внимают.
Наперекосяк пошло абсолютно все, однако я внезапно ловлю себя на том, что мне совершенно плевать на осложнения, как, кстати, и Тетушке. Я обещал Ситале, что помогу ей, и если ее сестрице это не по душе, пускай улаживают проблему в семейном кругу. Если, конечно, Консуэла проживет еще какое-то время.
Я внутренне готовлюсь к грохоту выстрела Тетушки, но прежде чем она успевает нажать на спусковой крючок, происходят две вещи.
Из толпы майнаво внезапно появляются Томас с сестрой и встают справа и слева от старушки.
Кукла из необожженной глины, которую я стараюсь держать очень осторожно, дергается.
Я едва не роняю ее и, должно быть, вскрикиваю, поскольку все немедленно принимаются смотреть на меня, а затем и на фигурку в моих руках. И я тоже не отрываясь таращусь на нее.
Не имей я за плечами опыта пары предыдущих дней, сейчас бы точно остолбенел. Еще позавчера – кажется, целую вечность назад! – я ничегошеньки не знал об ином мире и не догадывался, что все те существа, о которых постоянно толкует Морагу, реальны, как он и я. Мне не приходило в голову, что образы на картинах Эгги вовсе не являются плодом ее воображения. А на особенности Калико я просто не обращал внимания. Но теперь я окружен толпой этих самых зверолюдей, способных странствовать и по нашему, и по иным мирам, и готов верить своим глазам. Потому меня не сильно удивляет, что красная глина обратилась в плоть, черные перья – в копну черных волос, а мои жалкие потуги изобразить рожицу – в настоящее лицо прекрасной майнаво. Она выглядит уменьшенной копией вороновой женщины, что стоит передо мной и намеревается, предварительно меня прикончив, обвешаться жуткими модными штучками – частями моего тела.
Но только маленькое создание у меня в руках вовсе не копия Консуэлы. Впрочем, не зная, что к чему, их можно принять за близнецов. Но я-то способен различить сестер, не задумываясь. Я вглядываюсь в эти крошечные глазки и вижу, что мне подмигивает и улыбается не гневная Консуэла, а радостная Ситала.
По толпе прокатывает ропот. Лия подносит ладонь ко рту и выдыхает:
– О боже!
Даже Тетушка удивлена до такой степени, что откладывает пальбу на потом.
Теплая фигурка становится все тяжелее, и до меня доходит, что она растет. Тогда я осторожно ставлю миниатюрную женщину ногами на землю и убеждаюсь, что она способна сохранять равновесие без моей помощи. В тот момент она ростом с трехлетнего ребенка, а когда я выпрямляюсь, уже достигает моего пояса. А секундой позже рядом со мной стоит обнаженная женщина в натуральную величину. Хм, пожалуй, мне стоило подумать о платье!
Изящно взмахнув руками, она создает у своих ног маленький песчаный вихрь. Пыль, закручиваясь, устремляется вверх и на несколько секунд полностью скрывает Ситалу, а затем успокаивается и падает на землю. И перед всеми предстает босая красавица в синих джинсах, майке и отделанном бахромой жилете. Ее волосы оказываются заплетены в длинную косу, перевязанную кожаной лентой, с которой свисают четыре черных пера.
– Как ей это удалось? – выдавливает потрясенная Лия.
– Магия майнаво, – отвечаю я, хотя это не самый остроумный ответ.
– Я не прочь научиться такому фокусу. Сколько деньжищ можно сэкономить на шмотках!
Я очень даже понимаю ее реакцию – она иронизирует над происходящим, мысленно пытаясь выдать невозможное за обыденное, поскольку в противном случае может попросту поехать крыша – поскольку чувствую себя примерно так же. Я балансирую на грани нервного срыва, припадка. Превращение пыли в одежду – не самое поразительное чудо, с которым я столкнулся за недавнее время, но у меня голова идет кругом от самого факта материализации, довершенной той небрежной деловитостью, с какой Ситала решила проблему. Земля под ногами кажется мне трясиной.
Однако даже почти утратив душевное равновесие, я испытываю определенное удовлетворение – да что там, радость! – у меня все-таки получилось.
Консуэла, впрочем, моих чувств не разделяет.
– Что! Ты! Наделал?! – вопит она.
Но ее яростный крик доносится до меня откуда-то издалека. Воронова женщина не сводит глаз с Ситалы, но я понимаю, что слова ее обращены ко мне.
Я не отвечаю. Мое внимание сосредоточено на Тетушке и револьвере в ее твердой руке.
– Он дал мне жизнь, – отвечает Ситала, – чтобы я могла жить, как нравится мне, а не таскаться повсюду за тобой.
– У тебя нет жизни, кроме той, что дала тебе я! – бушует Консуэла.
– Может, когда-то и не было, но отныне все по-другому. Отныне я сама себе хозяйка, и в этом своем новом качестве, – тут она переводит взгляд на Тетушку, – я приношу тебе свои извинения, Лейла Кукурузные Глаза. Я присутствовала, когда утилизаторы бросились на запах твоего племянника, поэтому часть вины лежит и на мне. И я вполне понимаю твой гнев, однако прими во внимание то обстоятельство, что как раз из-за этого Томас приобрел дружеское расположение духа смерти. И я знаю, этот дух, Гордо, сделает все возможное, чтобы защитить парня. Когда настанет его срок войти в загробный мир, для него вовсе не будет все потеряно.
Тетушка, недоумевая, глядит на Ситалу – полагаю, сверхъестественное сходство новорожденной с Консуэлой сбивает старушку с толку. Но оружие в ее руке даже не дрогнуло.
– И меня тоже можешь винить, Тетушка, – выступает вперед Морагу. – Ведь это я позволил Томасу представлять племя, а не отправился в это опасное странствие сам, как обязан был поступить.
– Какая чушь! – заявляет Консуэла. – Никто не виноват. Столкновение с утилизаторами было досадным стечением обстоятельств, вот и все.
Тетушка игнорирует самообличающие заявления Ситалы и Морагу и буравит воронову женщину взглядом. Лейлу Кукурузные Глаза я знаю не очень хорошо, однако любому очевидно, что мечущие молнии глаза и револьвер в руке плохо вяжутся с удивительно спокойным тоном голоса. Но именно так она и говорит:
– Беда с некоторыми старейшими майнаво заключается в том, что они воображают, будто наши нужды им известны лучше нас самих. Намерения их благие, да только их самодовольные попытки улучшить мир неизменно ведут к катастрофе. Не для них самих, конечно. А для тех, кому не повезет оказаться поблизости, когда такие майнаво принимаются за осуществление своих опрометчивых планов.
Консуэла делает шаг вперед и тянет руку:
– Довольно. Я забираю пушку, засуну ее…
Куда она хочет засунуть револьвер, так и остается невыясненным, поскольку Тетушка нажимает на курок. Выстрел антикварного оружия подобен раскату грома. Пуля пробивает Консуэле плечо, и от удара ее разворачивает. Из раны фонтаном хлещет кровь. Окатывает в основном Лию, но достается и мне с Морагу.
Воронова женщина падает на землю, в ее округлившихся глазах – страх, гнев и изумление. Тетушка делает шаг вперед, не сводя прицела с Консуэлы – дуло черным кружком смотрит той в голову. Ситала на всякий случай тихонько отходит назад, не предпринимая никаких других действий.
Я не в состоянии оторваться от немой сцены, хотя краем глаза замечаю, как Морагу помогает Лие стереть с лица кровь. Ощутив что-то мокрое на своей щеке, тоже утираюсь, даже не взглянув.
– Черт! – доносится до меня собственный голос. Мне совершенно не хочется верить своим глазам.
Еще меня озадачивает, что отдача громадного револьвера не оказала на Тетушку катастрофического воздействия. Можно подумать, она пальнула из пневматического пистолета! Не думаю, что старушка – майнаво, но, как и кузены, она гораздо сильнее и выносливее среднего человека ее возраста.
– Да нечего ее жалеть, – флегматично заявляет Тетушка. – Майнаво вроде нее способны лечить такие раны перемещением в звериное обличье: раз – и все в порядке. А вот пуля в голову или, например, удар автобусом – дело другое. Автобусы здесь не ходят, но в барабане у меня еще пять пуль, и рука моя достаточно тверда, так что, – обращается она теперь к Консуэле, – лучше полежи тихонечко, пока мы не закончим.
– Может, стоит все-таки опустить пушку, Тетушка, – мягко говорит Томас, плавно проводя рукой сверху вниз.
Но мрачный взгляд старушки отвечает ему: «Как бы не так».
– Сеньора Кукурузные Глаза, – воркует Ситала, – вы вправду считаете, что это лучшее решение проблемы?
Тетушка качает головой:
– Проблему уже не решить. И мы обе прекрасно это знаем. Это всего лишь месть.
Стоит ей произнести эти слова, и в голове моей что-то щелкает. Мне вспоминаются ночи у костра в резервации или в каньонах заповедника, когда я сидел и заслушивался историями сказителей.
Кикими, как правило, представляется миролюбивым племенем, своего рода сельскохозяйственной общиной, некогда с помощью примитивных оросительных каналов занимавшейся выращиванием кукурузы, бобов и тыквы на берегах реки Сан-Педро. Потом завоеватели оттеснили их в горы. Сначала кикими попытались поработить испанцы, а затем продвигающиеся на запад юные Соединенные Штаты – эти, правда, сочли, что индейцев гораздо практичнее истребить. И хотя кикими действительно предпочитают мир войне, сражаться они еще как умеют.
Отступив в горы, кикими превратились в призрачных воинов наподобие апачей. Наносили стремительные и мощные удары то по одному концу долины, то по другому. Одни воины скакали на угнанных лошадях, а другие, псовые братцы, бегали рядом на четвереньках. Охотничьи отряды кикими смертоносными волнами накатывались на ранчо, фермы и солдатские патрули и, оставляя за собой тотальное разрушение, исчезали в каньонах. Отправленные на их поиски отряды возвращались очень редко.
Но в конце концов Женский совет увидел тщетность борьбы с нескончаемым наплывом захватчиков – в точности как относительно недавно разглядел бессмысленность противостояния с Сэмми Быстрой Травой и казиношной кликой. И тогда они заключили с интервентами мир, подписали договоры и позволили загнать себя в бесплодные земли резервации.
Теперь старинные сказки и история племени низведены до баек у костра. Некоторые из них поучительные, другие скабрезные или просто забавные. Главное действующее лицо огромного количества таких историй – Джимми Чолла, трикстер, шаман и деревенский дурачок в одном лице. Причем одновременно он еще и воплощение духа мести. Сказания о его великих победах – при жизни и после смерти – чаще всего звучат под аккомпанемент барабана, когда вокруг костра собираются только взрослые.
Кровавая расправа необязательна. Слушатели довольствуются унижением врагов Джимми Чоллы, особенно если их прегрешение оборачивается против них самих.
Меня больше не удивляет популярность подобных сказаний – во всяком случае, не до такой степени, как при первом знакомстве с ними, – и теперь я вижу, что корни их уходят гораздо глубже простого повествования сказителя. Дух Джимми Чоллы живет даже под морщинами старухи вроде Лейлы из семьи Кукурузные Глаза.
– А что скажут остальные Тетки? – спрашиваю я у нее. – Этот ваш Женский совет.
– Я в нем больше не состою, и проблема их, как и всего племени, не касается. Это личное дело.
– Ради меня, не делай этого, – умоляет Томас.
– Послушайте своего племянника, – не сдаюсь я. – Не будьте вы как Джимми Чолла.
Увещевания, однако, старуху не пронимают. Револьвер все так же непоколебимо направлен на раненую воронову женщину.
– Вы не понимаете. После смерти в этом мире мы отправляемся в другой. Так вращается Колесо. С уходом из этого мира его опасности и печали нам больше не грозят. Но поскольку утилизаторы пометили Томаса, покоя ему не видать, – объясняет мне Лейла.
– Утилизаторы, – повторяю я.
Пару раз я уже слышал это слово, но смысл его мне непонятен. Впрочем, вероятно, только мне одному: несколько майнаво в первых рядах складывают пальцы в обережных жестах – им явно становится не по себе при одном лишь упоминании утилизаторов.
– Они колесят по дорогам мертвых, – теперь в разговор вступает Ситала, хотя и заметно, что тема ей неприятна, – и собирают потерянное и выброшенное в нашем мире. Дороги мертвых принадлежат им, и они имеют право утилизировать все, что на них найдут. Иногда это безобидные вещи – старый автомобиль не на ходу, коляска со сломанной осью, коробка с пустыми масленками. Но порой на дорогах мертвых может оказаться и заблудшая душа, и душа самоубийцы. А иногда на эти дороги случайно – по глупости или по велению судьбы – заносит человека или майнаво, но даже если ему и удастся удрать, отныне он помечен. Раз увидев и почуяв человека, утилизаторы уже никогда не забудут его.
Я киваю, будто все отлично понял. И, поразмыслив, задаю вопрос:
– Знаете, само слово «утилизаторы» предполагает, что дело не обходится без некоторой прибыли. Они где-то продают все обнаруженное?
– Да, на перекрестках, – отвечает Тетушка, опережая Ситалу. – Обитающим на них духам. А уж что эти духи делают со своими приобретениями, неведомо никому.
Ситала кивает и уточняет:
– Только не на любых перекрестках. Такие духи предпочитают жить на пересечении больших дорог, где можно набираться силы.
– Именно, – отзывается Тетушка. – И что произойдет с Томасом, если его заполучит один из них?
– Все равно нельзя ее убивать, – принимается вновь увещевать старушку Ситала. – Ее смерть ничего не изменит.
– Но только так мы можем гарантировать себе безопасность, – отвечает Тетушка. – Если она уйдет отсюда целая и невредимая, потом придется постоянно быть начеку, потому что она обязательно вернется. В следующий раз мы можем не заметить ее появления. И не думайте, будто ей есть какое-то дело до наших жизней!
Консуэла пытается сесть, но Тетушка прижимает дуло револьвера к ее голове.
– He-а, – угрожающе бросает она и крепко, так что на руке набухают вены, сжимает рукоятку.
Мы в тупике. Старуха в любой момент может нажать на спусковой крючок.
Я с надеждой смотрю на Морагу. Неужели шаман не в состоянии обезвредить эту бомбу?
– Сделай же что-нибудь! – призываю я его.
– Теперь это не в нашей власти, – отвечает он. – Дело касается только их. И громов.
Все это время майнаво хранят молчание. Я то и дело взглядом обшариваю передние и задние ряды публики, пытаясь отыскать Калико, но, похоже, моя лисолопа, раз высказавшись, предпочла затеряться в толпе. Во всяком случае, мне ее отыскать не удается. И общее настроение зрителей этого представления никак не удается уловить. Но тут прямо перед моим носом появляется какой-то старик: шаркающая походка, вместо волос – гребешок ящерицы, спускающийся от макушки к спине.
– Нам нужен Арбитр, – провозглашает он.
