Текст книги "Ветер в его сердце"

Автор книги: Чарльз де Линт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 37 страниц)

10. Сэди

Вороны следовали за Сэди через весь район до самой Мишн-стрит, но, похоже, потом отстали – когда девушка оказалась на оживленном перекрестке, на глаза ей попалась лишь пара крылатых тварей. Возможно, Мэнни и этот его приятель. Впрочем, Сэди это не особенно волновало. Больше опасений у нее вызвала полицейская машина, приближающаяся со стороны соседнего квартала.

Черт.

Ее натурально затрясло, пальцы стиснули ножик с такой силой, что, наверное, с ладони еще долго не сойдет отпечаток рукоятки. Необходимо срочно дать выход боли, но не делать же это у всех на виду! Какой-нибудь доброхот непременно захочет «помочь бедной крошке» – людей ведь хлебом не корми, дай влезть в чужие дела! Однако Сэди была уже практически на грани, и любой коп как пить дать примет ее за наркоманку.

Быстро повернувшись спиной к проезжей части, она, оставаясь в капюшоне, изобразила живейший интерес к витрине букинистического магазина на углу улицы. Патрульная машина медленно проехала мимо нее, и в отражении девушка увидела, что коп прореагировал на нее так же, как и его коллеги возле клуба «66 Бандас»: никак. Легавый даже не взглянул в ее сторону. Значит, она по-прежнему невидима для тех, кто мечтает отравить ей существование, без того, впрочем, особой радости не приносящее. Но Сэди на всякий случай подождала, пока машина не одолеет еще несколько кварталов, и только потом перешла на другую сторону улицы.

Вскорости она прошмыгнула в небольшой магазинчик, где из ящика в задней части зала благополучно стянула бутылку воды. Возможно, подумалось ей, парнишка за прилавком и засек кражу, но пожалел ее и отпустил с миром. Вот лошара. Зато у нее наконец-то появилась вода. Та бутылка, что вручила ей Эйлисса, закончилась целую вечность назад.

Едва выйдя за дверь, Сэди открутила крышку и разом осушила полбутылки. Пускай вода и не оказалась холодной, пить ничего вкуснее ей в жизни не доводилось, да и тревога хоть немного улеглась.

Путь ей предстоял неблизкий, и когда Сэди доплелась наконец-то до «Призрачного пассажа» – так в народе называли заброшенный торговый центр на восточной окраине города, – ноги ее налились свинцом и стали неподъемными. Все окна и двери строения были заколочены досками, стены исписаны граффити и символами банд. Стоянка превратилась в свалку разбитых легковушек и грузовиков, старых холодильников, кухонных плит и прочего хлама, а заодно и в арену межвидовой борьбы сорняков, кактусов и кустов, обильно прораставших через асфальт.

В свое время место это закрылось из-за гангстеров. Насилие и вандализм – как внутри пассажа, так и на стоянке – были обычным делом, и в конце концов торговцы не выдержали и перебрались дальше на север. Сооружение обнесли ограждением из металлической сетки, которая, естественно, желающим просочиться внутрь не очень мешала. Сэди, например, проскользнула в небольшую прорезанную дыру, а чуть дальше от лазейки кто-то попросту снес забор, проехав на машине по одной из подъездных дорожек.

После закрытия торгового центра в здании обосновались бандиты. В основном из «Южной братвы», но также из восточных «Королей» и «Лос примос локос» – «Чокнутых кузенов». Здесь они кутили и разрешали разногласия на манер гладиаторов. А затем что-то произошло, и отморозки с пушками и ножами исчезли – на школьном дворе ребята постарше любили втирать малышне байку про то, что их выгнали привидения, – но из-за живучих предрассудков больше никто в пассаж не совался. Тупицы, что еще сказать.

Сэди, конечно, на всякий случай посидела напротив, разглядывая бывший торговый центр. Ей было жутковато, но более надежного укрытия она не знала. Сюда легавые или кто другой заявятся в последнюю очередь – больно уж стремное местечко. Убедившись, что никого поблизости нет, девушка пересекла стоянку, огибая глыбы вздувшегося асфальта и груды хлама. Здесь ее точно ни за что не найдут.

Тут над головой Сэди, словно опровергая ее размышления, пролетела пара ворон, которые, похоже, следовали за ней от самого дома. Птицы устроились на крыше пассажа.

Ладно, эти нашли.

Сэди вскинула руку с выставленным средним пальцем и двинулась к центральному входу. От двери осталась только металлическая рама, внутри под ногами мерзко хрустело битое стекло и воняло, но не так сильно, как девушка опасалась – возможно, летняя жара иссушила малейшие признаки влаги. Что-то юркнуло совсем рядом и скрылось в глубине здания. Наверно, древесная крыса. Ничего страшного – если, конечно, она не окажется зверочеловеком и подружкой Эгги в придачу.

Сэди тихонько пошла по одному из коридоров, ощущая себя раздувшейся, как большущий воздушный шар, который с трудом помещается в узком проходе. И не важно, что в частично сохранивших полировку мраморных плитах – в свое время они пошли на отделку стен между отделами – мелькала тощая девчонка в капюшоне. Боль, отвращение к себе и окружающим да тревога буквально распирали ее душу и, казалось, аналогично действовали на тело.

Потратив некоторое время на поиски относительно уютного уголка, Сэди в конце концов остановила свой выбор на помещении, где в период торговой деятельности пассажа располагался магазин одежды. От товара, ясное дело, и следа не осталось, однако повсюду валялись вешалки – эдакие костные останки, напоминающие об изначальном предназначении отдела. Сквозь невообразимо грязную стеклянную крышу над центральной частью торгового центра сочился тусклый свет. Небо казалось не голубым или серым, а каким-то буро-коричневым.

Неужели переход завершен? Кожа у Сэди зудела, словно ее грызли тысячи микроскопических клещей. Больше выносить это не было никаких сил. Девушка обошла прилавок и плюхнулась на пол. Потом достала из кармана ножик, выщелкнула лезвие и, подтянув рукав, прижала режущую кромку к предплечью. На миг закрыла глаза, наслаждаясь предвкушением свободы, и полоснула острым лезвием по коже. Короткая вспышка боли…

Кровь, капая на пол, уносила с собой всю ту гадость, что накопилась в Сэди с того момента, когда ей прошлый раз выдалась возможность ослабить внутреннее напряжение. Она посмотрела на руку – кровь из пореза сочилась медленно, эдаким тяжким вздохом. Наконец-то Сэди осталась одна в безопасном месте, где всем управляет она сама, а не какой-то там дядя. Окружающий мир словно растворился, исчез.

– Какого черта ты творишь?

Девушка подняла глаза. У конца прилавка стоял Мэнни и таращился на нее с ужасом и отвращением. И как ему удалось так незаметно подобраться? Или сквозь стену просочился?

– Отъе…сь, – вяло проговорила Сэди.

Парень вздрогнул и откинул с лица пряди волос.

– Слушай, зачем ты это с собой делаешь?

Даже в тусклом свете Сэди разглядела в его глазах участие, однако сейчас она настолько прибалдела, что даже разозлиться толком не смогла.

– Серьезно, – не унимался Мэнни. – Уважай свое тело хоть немного.

– Если серьезно, то тебе на самом деле стоит съе…ться.

Парень молчал, зачарованно таращась на ее окровавленную руку. Или, может, на все эти бесчисленные шрамы… Да какая разница? Размышлять об этом Сэди совершенно не хотелось. Терзавшая ее тревога немного улеглась, и потому чужое внимание бесило самую малость.

– Пожалуйста, – она решила сменить тактику, прибегнув к вежливости. – Просто уйди.

Мэнни грустно покачал головой.

– Я не могу оставить тебя в таком состоянии.

Сэди дождалась, пока парень вволю налюбовался на ее руку и соизволил посмотреть ей в глаза, и пояснила:

– Слушай, я сломанная. Понимаешь, что это значит? Я плохой человек. И хорошим мне не стать. Люди вечно пытаются исправить таких, как я. Руби, Стив, Эгги. Теперь вот ты. Но нас уже не исправить.

– Но Эгги…

– Желала добра. Вы все желаете добра. Но знаешь, я очень надеюсь, что Эгги таки скопытится, и тогда все мои проблемы будут разом решены: вы прикончите меня. Раздерете вот на такие маленькие кусочки… – она сложила пальцы щепоткой.

– Ты это так шутишь?

Сэди вдруг ощутила, что ее накрывает новая волна тревоги. Ее опять начало раздувать, кожа натянулась, словно на барабане – и это несмотря на то, что она только что порезалась и выпустила негатив. Прежде такого не случалось.

– Уходи, – торопливо выдохнула она.

– И ты будешь продолжать резаться?

– Да тебе-то, бл…, что за дело? – Помолчав, девушка добавила: – Слушай, мне больше нравилось, когда тебе было насрать.

Она взяла верх в игре в гляделки: Мэнни в конце концов отвернулся. Потом, закрыв глаза, послушала, как он удаляется. Где-то в коридоре звук шагов внезапно сменился хлопаньем крыльев. Сэди выдвинула лезвие и полоснула поперек предыдущего пореза. Облегчение пришло немедленно. Достав из кармана платок, она отыскала на нем среди бурых и коричневатых пятен чистый клочок, промокнула кровь, откинулась назад и, оперевшись о стену, взглянула вверх. Девушка ожидала увидеть ворону, наблюдающую за ней сквозь стеклянную крышу. Но видно было только темное небо.

Поигрывая ножиком, она снова закрыла глаза. Внутри ее тела росла спасительная пустота – теперь можно было не думать, не чувствовать, не страдать.

Покой. Впервые за целую вечность Сэди обрела его и, побалансировав на грани между сном и явью, заснула.

11. Стив

Они летят ко мне – Ситала с ангельскими Вороновыми крыльями несет на руках женщину, которую я узнаю: видел ее как раз в тот момент, когда Сэди окатила меня новой порцией клеветы. Лана или Лейла или что-то вроде того. А в следующий миг Ситала исчезает, и женщина камнем летит вниз – сейчас гравитация мой злейший враг. К счастью, это происходит на высоте около трех метров. Я готовлюсь подхватить беднягу, но кого я обманываю? Силенок-то у меня не как у майнаво! Хорошо, если удастся смягчить ее падение.

Она сбивает меня с ног, практически вышибая дух, и прижимает к камням своим весом. Какое-то время я лежу и пытаюсь прийти в себя. Я бы сдвинул женщину в сторонку, но меня словно парализовало. В итоге первой шевелится она – медленно отыскивает руками опору, отталкивается и усаживается рядом; вид у нее ошеломленный. Я пока способен только лежать. Наконец с неимоверным трудом втягиваю сквозь стиснутые зубы воздух. Потом делаю глубокий вдох. И еще один.

Женщина вроде бы реагирует на звук – в ее остекленевших глазах я замечаю проблеск мысли и задаю вопрос:

– Вы… в порядке?

Взгляд ее постепенно проясняется и сосредотачивается на мне.

– Мне приснился дикий сон… – начинает она и, вдруг умолкнув, принимается осматриваться. Вершина горы, бесконечное небо. Я, растянувшийся на камнях возле нее.

– Я ведь не сплю? – произносит она наконец.

Я качаю головой, насколько это возможно лежа.

– Но я же не сошла с ума, – озадаченно продолжает женщина. – Значит, я сплю. Особенно если в моем сне оказались вы.

Я кое-как усаживаюсь. Смена положения отзывается легким головокружением, но оно постепенно прекращается.

– Вы не спите, – произношу я.

– Но иначе никак!

Я не утруждаю себя повторением – просто жду, когда она смирится с очевидным.

– Чертовщина какая-то, – выдавливает в конце концов женщина.

– Здесь это не довод.

Она снова крутит головой.

– Где мы?

– В моей голове – по крайней мере, так мне сказала Ситала. Или, другими словами, в некоторой части иного мира, которую я воспринимаю, когда погружаюсь в собственное сознание. Согласен, звучит немного запутанно.

– А кто такая Ситала?

– Крылатая женщина, которая только что спасла вашу задницу.

Моя гостья медленно кивает.

– Ну конечно. Крылатая женщина. Мы в вашей голове. Все так естественно.

– Как вас угораздило свалиться с неба? – спрашиваю я.

– Ах, да как это обычно происходит! В больнице над койкой воспарила женщина. Когда она начала вращаться, я попыталась остановить ее, чтобы не выскочили дыхательная трубка и капельница. Но стоило мне до нее дотронуться, и я оказалась здесь, – она задирает голову к небу. – Точнее, там.

Ее взгляд вновь обращается на меня.

– Скажите, вас моя история не удивляет? По идее, я должна была бы сейчас биться в истерике, но почему-то ощущаю только дурацкое спокойствие.

– Сам я свалился в кроличью нору[33]33
  Снова отсылка к сказке Льюиса Кэрролла, на этот раз «Алиса в Стране чудес».


[Закрыть] пару дней назад, – сообщаю я собеседнице. – Скоро вы тоже дойдете до точки, когда ничто больше не сможет вас удивить.

Она вскидывает бровь.

– Хм, прежде чем оказаться здесь, я повстречался с собакой, которая может превращаться в настоящий вертолет, – привожу я пример.

– Но это невоз… – моя гостья осекается.

Что ж, всецело ей сочувствую.

– Та женщина в больнице – это ваша приятельница? Блондинка, что была с вами, когда мы впервые встретились?

– Вы про Марису? Нет. Это ваша подруга, Эгги.

Я киваю. Ну конечно.

– Пойдемте, кое-что покажу, – говорю я и указываю за край плато, туда, где парит тело художницы.

Женщина поднимается, смотрит, но вдруг бледнеет и снова плюхается на задницу.

– Не понимаю, – произносит она, схватившись за виски.

– Добро пожаловать в клуб «Новые ворота».

Повисает молчание. Меня охватывает острое желание снова улечься на земле и закрыть глаза. Может, если я засну, то по пробуждении окажусь в своем трейлере?

– Я хочу перед вами извиниться, – говорит вдруг женщина.

– За что? За то, что свалились на меня?

– Нет, – улыбается она, – за то, что доставала вас при нашей первой встрече. Теперь я знаю, что вы не Джексон Коул.

– И что же заставило вас передумать?

– Мы с Марисой познакомились с одним вашим другом – с Рамоном Морагу. Он много чего рассказал о вас и вашем двоюродном брате Джексоне. Даже не знаю, как это я раньше не обращала внимания, но вы похожи, как близнецы!

– Нас вечно принимали за родных братьев, – киваю я.

– Но вы не гнались за славой, так ведь?

Не совсем. Поначалу я даже наслаждался ею. Однако через некоторое время сценический образ Джексона Коула поглотил меня почти полностью – порой я уже сам не понимал, кто я такой на самом деле. Разнообразные вещества и алкоголь разобраться в этом тоже не помогали. Впрочем, рассказать ей все это я не могу и потому ограничиваюсь пространным объяснением:

– Когда видишь, до какого безумия доводит слава, сразу хочется удрать от нее как можно дальше. Куда проще оставаться парнем из гастрольной команды и носить надвинутую на нос бейсболку во избежание идиотских расспросов.

– Поняла, – смеется женщина. – Знаете, пару дней назад я обрушила бы на вас миллион вопросов о тех днях.

– А сейчас?

Взгляд ее устремляется вдаль, и я терпеливо дожидаюсь момента, когда он снова сфокусируется на мне.

– Даже не знаю, как объяснить, – произносит она спустя целую вечность. – Пожалуй, я наконец осознала, что в мире полно проблем, о которых стоит писать. Более важных, чем эпизоды биографии рок-звезды средней руки, в особенности давным-давно уже мертвой.

Внезапно лицо женщины искажается, и она в замешательстве прикрывает рот рукой.

– Ой, простите, – лепечет она. – Вы ведь наверняка все еще горюете о нем…

Я вскидываю руку и перебиваю ее:

– Все в порядке. Я давно смирился с этой утратой. Возможно, оно и к лучшему, что впредь вы собираетесь писать о более серьезных вещах.

Женщина улыбается:

– На протяжении многих лет я была убеждена в обратном, но утром того дня, когда мы прибыли сюда, мне явилось своего рода откровение. Я поговорила в мотеле, где мы остановились, с одним старым отшельником. Готова поспорить, он даже не догадывается, как сильно на меня подействовали его слова.

– А как вы стали такой неистовой фанаткой «Дизел Рэтс»? – не удерживаюсь я от вопроса.

– Знаете, это произошло далеко не сразу. Моя лучшая подруга буквально дышала ее музыкой, а меня она совершенно не задевала. Но когда Эйми умерла, я заинтересовалась «Крысами на дизельном ходу». Стала слушать. Много.

– Чтобы не потерять ее?

Она качает головой.

– Нет. Эйми покончила с собой. Я начала слушать «Дизел Рэтс», чтобы понять, почему любимая музыка подруги не удержала ее на земле. А потом и сама влюбилась в нее.

Она говорит, глядя в безоблачное небо.

Что ей ответить, я не знаю. Когда-то, на пике славы «Дизел Рэтс», фанаты говорили мне, что остались жить благодаря нашим песням. Черт побери, да меня самого тогда спасало только то, что я играл музыку, спасающую их! До тех пор, пока это не перестало действовать. Пока в моей жизни не накопилось столько дерьма, что ни одна песня в мире не могла вытащить меня из-под вонючих завалов.

О самоубийстве я никогда не помышлял. Но мне отчаянно хотелось раствориться, исчезнуть, сбежать, и потому я взял и поменялся местами со своим двоюродным братом. Он должен был стать рок-звездой, а я тихонечко сделал бы ноги.

Все прошло бы путем. Ведь Стива даже не забрызгало той дрянью, груз которой едва не задавил меня. Ему нужно было просто подождать, пока все закончится – и хорошее, и плохое. И я нисколько не сомневаюсь, что Джексон Коул из него получился бы куда лучше, чем из меня самого.

Но потом этому чертову самолету понадобилось рухнуть.

– Люди любят рассказывать, как их спасло искусство, – изрекаю наконец я.

Женщина смотрит на меня, ожидая продолжения.

– Ну вы же знаете: вовремя прочитанная книга, прослушанная песня. Не раньше, не позже, а как раз в тот самый момент, когда это необходимо. Часто восприятие искусства вытягивает с самого дна. А иногда человека спасает творчество. Только это тоже не гарантия долгой и счастливой жизни. Порой человека ничто не может спасти – даже поддержка любящей семьи, друзей или незнакомцев, протягивающих руку помощи. Некоторым очень хорошо удается скрывать, насколько им плохо. Пожалуй, страшнее всего обнаружить это слишком поздно.

– Это как раз про Эйми, – отзывается она. – Я понятия не имела… Да вообще никто. Пока мы не прочли ее дневник после… после ее… – вместо окончания фразы следует тяжелый вздох. – Сколько ночей я пролежала без сна, сокрушаясь, что сунула нос в эти чертовы записи.

– Бесконечные самокопание и самобичевание могут довести до ручки, – наставляю я новую знакомую. – Наверное, только и остается надеяться на то, что наши близкие – те, кто не справился с судьбой или с собой, – в конце концов обрели мир, которого они так жаждали.

– Вы вправду в это верите?

– Скорее, хочу верить. Но я знаю совершенно точно: корить себя за то, что мы не в силах были изменить, глупо и недальновидно.

Это не мои слова – я слышал их от друзей, когда в группе рушилось буквально все. А позже – от Опоссума и Морагу. Но меня не оставляет ощущение, что осознал я их только сейчас.

Я не заставлял Стива садиться в тот самолет. И не просил его поменяться со мной местами. Просто как-то ночью мы разговорились: я, не переставая, скулил, что все пошло по п…де, Стив мне сочувствовал, а в конце концов пошутил:

– Слушай, а давай на какое-то время поменяемся местами. Я буду рок-звездой, а ты – чуваком из обслуживающего персонала. Посмотрим, что получится. Готов поспорить на свой Gibson Les Paul[34]34
  Известная модель электрогитары.


[Закрыть], ты быстренько оклемаешься.

Даже не помню, когда предложение перестало быть шуткой. Но и после принятия решения никто ни на кого не давил. Мы предвкушали потеху, да мне и вправду необходимо было сменить обстановку.

Стив позвонил мне перед тем рейсом.

– Эй, неудачник! – прикалывался он по телефону. – Меня тут в самолете дожидаются девочка и бутылка хорошего виски. А у тебя как вечерок складывается?

Это оказался наш последний разговор.

Но в самой авиакатастрофе я не виноват. Не я превратил Салли в безнадежного торчка, не я подбил Тони трахаться с Беном, не я подстроил несчастный случай Мартину. И уж точно я никак не мог повлиять на бабушку, грохнувшую своего отключившегося муженька.

И все это, одно за другим, тяжким грузом повисало у меня на шее, как и бесконечные ожидания фанатов и продюсеров: «Давай, выдай еще один хит! Отыграй чумовой концерт! Обрати все свалившееся на тебя дерьмо в звонкую монету, ты же творческая личность! Пострадаешь – запилишь новую песню!»

Но с чего это вдруг мне пришло в голову примириться с прошлым? Сидя в этом совершенно невообразимом месте, разговаривая с едва знакомой женщиной.

– Вы как будто сейчас не здесь, – очень кстати замечает она.

Отмахнувшись от своих невеселых мыслей, я, глядя на нее, соглашаюсь:

– Да, есть немного. Просто пока давал вам советы, сам к ним прислушался – в голове будто стрелку переключили, и мысли потекли туда, куда им и следовало. Понимаете, можно тысячу раз сказать себе, что вечно каяться в несуществующих грехах бессмысленно. Это не трудно. Но неимоверно трудно поверить в это.

Женщина понимающе улыбается:

– У вас же получилось! Научите меня, как добиться нужного результата?

– Боюсь, не сумею.

– На самом деле я и не надеялась, – медленно кивает она.

– Видите ли, мне понадобилось сорок лет, чтобы уяснить это. Пожалуй, без терпения здесь не обойтись.

– Сомневаюсь, что испытываю желание жить с этим еще сорок лет, – отзывается моя гостья.

– Отлично вас понимаю! – тут мне приходит в голову, что неплохо бы познакомиться с собеседницей: – Кстати, я, кажется, не знаю вашего имени.

– Лия. Вообще-то полностью Элеонора Лия Хардин, но, по правде говоря, никогда не ощущала себя Элеонорой.

– Вам подходит Лия. На Элеонору вы совершенно не похожи.

– А как должна выглядеть Элеонора?

– Не как вы. В именах у нас Морагу разбирается. Он вам скажет.

– Морагу, – повторяет Лия.

Затем поднимается на ноги и идет к краю плато: там внизу – может, даже в нескольких километрах от дна пропасти, черт его знает, с этого места станется – по-прежнему парит и медленно вращается тело Эгги.

– Нужно ей как-то помочь, – говорит женщина, когда я присоединяюсь к ней. – У вас, случайно, нет веревки или чего-нибудь такого?

Я качаю головой.

– Когда Ситала, вырастив эти огромные вороновы крылья, бросилась вас спасать, я подумал, что потом попрошу ее достать и Эгги.

– Кажется, мне все это примерещилось. Раз – и нету. А что с ней случилось?

– Этого я не знаю. Очень надеюсь, что мы тут не застрянем, хотя я не имею ни малейшего представления, как отсюда выбираться.

– Из вашей собственной головы, – уточняет Лия.

– Я так и не понял, как это действует, – вынужден признать я.

– Может, вам надо всего лишь проснуться.

– Штука в том, что я вовсе не сплю.

Лия снова смотрит на Эгги.

– Когда мы впервые встретились, мне показалось, вы с ней хорошие друзья.

– У вас, наверное, был в школе ученик, с которым абсолютно все хотели общаться?

Она кивает.

– Хотя это была вовсе не я.

– И не я. А Эгги именно такая. У нее всегда найдется время для каждого, и отношение ко всем одинаково серьезное. Пожалуй, человека лучше я не встречал.

– О да, я понимаю. Она так радушно нас встретила, когда мы с Марисой приехали к ней домой – свалились, словно снег на голову. И нам сразу же показалось, будто мы знаем ее целую вечность.

Она умолкает, а мне добавить нечего. Мы снова усаживаемся, но на этот раз у самого края, откуда можно наблюдать за Эгги.

– А знаете, – говорит Лия через какое-то время, – я ведь попала сюда не во сне, и не какой-то там воронов дух меня принес. Я всего лишь схватила Эгги за руку, когда она парила над больничной койкой.

Стоит мне понять, к чему она клонит, и я прихожу в ужас:

– Даже не думайте об этом.

– Она не так уж и далеко, – словно не слыша меня, продолжает женщина. – С разбега я точно допрыгну.

– В лучшем варианте развития событий вы действительно допрыгнете до нее и сумеете удержаться. А потом что? Перетащить ее сюда вы не сможете, так вместе с ней там и застрянете. А в худшем варианте грохнетесь вниз, и, честно говоря, я даже не уверен, что у этой пропасти есть дно.

– Нет, в лучшем варианте развития событий я коснусь ее и она переместит меня обратно в больницу.

Я качаю головой.

– Не беспокойтесь, – не унимается Лия. – Я расскажу, где вы находитесь. И Морагу сообразит, как вас вызволить, так ведь?

– Дело не в этом, – отвечаю я. – Если вы прыгнете, то либо убьетесь, либо будете падать целую вечность – что вообще-то одно и то же. Только представьте себе такое долгое падение, что начинаешь умирать от жажды и голода.

– Да бросьте. Лично мне мой вариант представляется вполне разумным. Естественно, насколько в такой ситуации вообще можно говорить о разумности. Стоило мне оказаться в резервации, и чудеса посыпались как из рога изобилия. Почему здесь должно быть как-то по-другому?

– Ошибка будет стоить вам жизни! – веско заявляю я.

– А если я не ошибаюсь?

Что ж, настойчивости Лие не занимать. Только безрассудная уверенность и точный расчет – не одно и то же.

– Готовы рискнуть жизнью? – спрашиваю я.

На какое-то время она смолкает, затем вздыхает:

– Нет, не готова.

Лия со вздохом отворачивается от парящей художницы и смотрит на противоположную сторону столовой горы.

– А там что?

Прежде чем я успеваю ответить, она вскакивает и быстрым шагом направляется к краю. Бросив напоследок взгляд на Эгги, я отправляюсь вслед за своей гостьей.

– То же самое! – разочарованно сообщает Лия, когда я настигаю ее, и сникает. – Только без Эгги. Я-то думала, может, здесь будет тропинка вниз.

Но ничего подобного тут нет, да и быть не может. Гора да бескрайнее небо – насколько хватает глаз.

Помолчав минуту-другую, Лия внимательно смотрит на меня и спрашивает:

– Так что это за место? – но стоит мне открыть рот, она вскидывает руку: – Я поняла, что оно у вас в голове. Но почему оно именно такое? Что в нем особенного?

– Наверно, у каждого есть личные демоны. Сюда я наведываюсь сражаться со своими. Это место я представляю себе во время медитаций. Будто нахожусь на такой вот горе буквально посреди неба, где ничто не может меня достать, а я никому не могу навредить.

– Вы считаете, что кому-то причинили боль?

Я помню, что она держит меня за собственного двоюродного брата, поэтому ограничиваюсь одной фразой:

– Да, я подвел людей.

Глаза Лии наполняются болью, она смотрит куда-то в сторону, затем произносит:

– Мне это тоже знакомо.

Какое-то время мы молчим. Я опускаюсь на землю – никак не могу прийти в себя после попытки поймать Лию. Забавно все-таки. Почему меня беспокоят физические недомогания, если я нахожусь в собственной голове?

Женщина устраивается на самом краю обрыва и принимается беззаботно болтать ногами. Меня это сильно напрягает.

– А Эгги здесь почему? Если это место для медитаций, существующее только в вашей голове, как она сюда попала? Случайно? Или ей каким-то образом удалось заглянуть в ваше личное пространство?

– Так она же мне и описала это место.

Лия вскидывает бровь.

– Это было очень давно, я еще только объявился в резервации. Эгги предложила мне вообразить какое-нибудь безопасное место, где я мог бы отдохнуть от своих нескончаемых тяжелых мыслей, сбежать от них. Мне ужасно долго ничего не приходило в голову, и тогда она рассказала про эту гору. Объяснила, что приходит посидеть на вершине, когда ей требуется обрести покой. Ну, дело в том, что избранное Эгги укромное место располагается посреди настоящих гор, но мне-то они были ни к чему. Мне требовалось убежище где-нибудь на краю мира, а лучше – за его пределами. И очень много безоблачного неба – как вы сейчас и видите.

– Теперь-то наверняка жалеете, что не воспользовались задним двором своего дома! – Лия весело улыбается.

Я окидываю мысленным взглядом изученную до последней травинки лощину между пещерой и трейлером:

– Да, было бы неплохо…

– А как Эгги попадала в то свое место?

– Поднималась по тропинке, которая зигзагом ведет к вершине.

Лия подается вперед, смотрит вниз между колен и спрашивает:

– Вроде такой вот?

Я поднимаюсь и подхожу к ней поближе, она тоже встает.

– Никакой тропинки я не вижу, – недоумеваю я.

– Присмотритесь повнимательнее.

Я послушно вглядываюсь вниз, и тут Лия во всю прыть бросается к противоположному краю, туда, где внизу парит Эгги. Женщина моложе меня, да к тому же в кроссовках. Поэтому, когда до меня доходит, что у нее на уме, она успевает пробежать половину расстояния.

– Лия, нет! – кричу я.

Я бросаюсь за ней, но где мне ее догнать! Она на миг замирает над обрывом и, вытянув вперед руки, сигает вниз, как с трамплина.

– Бля…! – захожусь я.

Я понимаю, что опоздал. Лия уже мертва. Тем не менее, отчаянно топая ботинками по камню, ускоряюсь, и вдруг…