Текст книги "Ветер в его сердце"
Автор книги: Чарльз де Линт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 37 страниц)
5. Стив
– Ты очнулся.
Я продираю глаза и обнаруживаю, что лежу на широкой плоской скале, а рядышком, скрестив ноги, сидит Консуэла Мара. Волосы ниспадают ей на лицо, когда она склоняется и с интересом разглядывает меня.
Ее лицо да огромное голубое небо – вот и все, что я вижу. Воздух разреженный, беспрестанно задувает ветер, и на основании этих признаков я заключаю, что по-прежнему нахожусь высоко в горах иного мира. Однако у меня возникает ощущение, что, кроме нас двоих, здесь больше никого нет.
– Где я?
Вопрос как будто ее забавляет.
– Понятия не имею. Наверно, где-то в твоем сознании.
– Где-то в моем… – я трясу головой в надежде прояснить мысли. Последнее, что я помню, это как на меня нападает призрачная птица треклятой вороновой женщины.
Впрочем, не совсем так.
Птица не нападает на меня. Она влетает внутрь меня.
– Ты не Консуэла, – вдруг говорю я. Не знаю, с чего я так решил, но стоит словам сорваться у меня с языка, и заключение уже не вызывает у меня сомнений. Взгляд у женщины несколько иной – помягче, пожалуй, – хотя во всем же остальном она выглядит в точности как Консуэла, прямо вылитая сестра-близнец.
Я с кряхтеньем усаживаюсь, и она, не вставая, немного отодвигается и отвечает:
– Верно. Я – Ситала.
– Ты родственница Консуэлы?
– В некотором роде. Можешь считать меня ее теневой сестрой. Ее памятью, почерпнувшей свою вещественность из магии ветра и гор.
Не самое внятное объяснение, но пока меня волнуют другие вещи.
– И что мы здесь делаем?
– Я хотела с тобой поговорить, – улыбается Ситала.
– Мое внимание можно было привлечь и как-то попроще.
Она кивает.
– Только разговаривать с тобой я могу лишь при таких обстоятельствах.
– Когда находишься у меня в голове.
Женщина снова кивает, затем в ее взгляде появляется нечто сродни сочувствию.
– Что это за место? Так пустынно!
– Это уж как посмотреть. Если мы вправду внутри меня, место здорово смахивает на то, которое я воображаю во время медитаций. Лично я нахожу его умиротворяющим.
Ситала неспешно оглядывается по сторонам, словно прицениваясь к окружающей нас пустоте. Мне и смотреть не надо, пейзаж я знаю прекрасно: небольшое плато, срезанная верхушка горы – островок буквально посреди ничего. В какую сторону ни кинь взгляд, кроме бесконечного неба, ни черта не видать. Ни других гор, ни суши вообще.
Наконец, женщина снова обращает внимание на меня и придвигается поближе. Все-таки выглядит она гораздо невиннее своей сестры. Мы встречаемся взглядами.
Лицо ее медленно озаряет лучезарная улыбка, а затем она произносит:
– Тебе не в чем раскаиваться.
– Что-что?
– У нас уже был этот разговор. Но поскольку ты его не помнишь, я рада, что мы беседуем снова.
– Слушай, я понимаю, что вы, майнаво, без сверхъестественной чертовщины и мудреных загадок просто жить не можете, но если ты надеешься получить от меня хоть сколько-то вменяемые ответы, не городи всякую чушь. Другими словами, или говори внятно, или заткнись.
Я подкрепляю свою тираду мрачным взглядом, однако улыбка женщины не меняется. И она действительно искренняя. Определенно, происходящее Ситалу неимоверно забавляет, и подобная реакция немного выводит меня из себя. Ведь смеется-то она не надо мной, а над чем-то, что должно веселить и меня. Да только я не понимаю прикола. И это неприятно.
– Хорошо, попробую еще раз, – говорит она. – Теперь ты знаешь, что мир совсем не таков, каким ты видел его прежде, так?
Понятия не имею, откуда она прознала про это. Коли на то пошло, я вообще не понимаю, как призрачный ворон может превратиться в женщину, которая вместе со мной сидит внутри моей головы – в придуманном мною месте.
Я решаю немного потянуть время:
– Откуда ты знаешь, чего я вижу или не вижу?
– Терпение. Просто ответь – права я или нет?
Я неохотно киваю.
– И с подобным новым мировосприятием, – продолжает Ситала, – допускаешь ли ты, что можешь быть не знаком с кое-какими проявлениями окружающего мира?
Мне не терпится, чтобы она поскорее перешла к сути, однако я снова послушно киваю.
– Ты спрашивал, кто я такая, и я ответила, что прихожусь Консуэле теневой сестрой, но ты ведь не понял, что это значит, так?
– Ты еще сказала, мол, являешься ее памятью.
Женщина хлопает в ладоши, как восхищенная разумным ответом малыша воспитательница детского садика, и чуть откидывается назад.
– Когда долго живешь, память становится бременем. А Консуэла существует с самых первых дней мира – почти с того момента, когда Ворон, ее муж, извлек все это из своего большущего пузатого котелка. И воспоминаний у нее больше, чем она может вынести.
– Ясно… – выдыхаю я, хотя мне по-прежнему невдомек, к чему она клонит.
В глазах Ситалы вспыхивает лукавый огонек: мои ощущения ей доподлинно известны, уж это-то я понимаю.
– Кузены обходятся с этим грузом по-разному, – продолжает она. – Одни живут только настоящим, для них в самом прямом смысле не существует ни прошлого, ни будущего. Другие поступают более благоразумно – удерживают в памяти примерно сотню лет. Третьи сходят с ума.
– И как насчет Консуэлы? Она в какой категории? В последней?
Ситала качает головой:
– Нет. Есть кузены, способные… м-м, скажем, призвать свою тень. На нее они взваливают свои воспоминания, а потом отпускают, чтобы впредь та заботилась о себе сама. До той поры, пока им не понадобится что-нибудь из прошлого.
– И ты тень Консуэлы.
Женщина кивает.
– Только она очень-очень давно не обращалась к воспоминаниям, которые я храню, и поэтому я постепенно становлюсь самостоятельной личностью. Моя связь с ней ослабевает с каждым днем – а дней этих минуло немало! И скоро я найду кого-нибудь, кто из ветра и грязи создаст для меня тело. И тогда я сменю облик призрачной птицы – или женщины, которая может разговаривать, лишь войдя в сознание собеседника, – на что-то более надежное.
– Отлично понимаю, как такая ситуация может достать!
Склонив голову набок, Ситала окидывает меня задумчивым взглядом, словно решая, можно поделиться со мной сокровенным секретом или нет.
– Ты наверняка заметил, – говорит наконец она, – что Консуэла несчастна. По некой причине в собственной памяти она хранит в основном скверные воспоминания. А почти все радостные берегу я – естественно, это сказывается на мне самым лучшим образом. Однако с течением времени дурных воспоминаний у Консуэлы – в силу ее природы – становится все больше и больше. И если она решит поделиться ими со мной, я, скорее всего, уподоблюсь ей.
Я вздыхаю. И когда же только эта чертова веревочка совьется, как говаривала моя бабушка Сэди. Верю ли я рассказам Ситалы? Да после всего происшедшего за пару последних дней мне следует либо относиться ко всему непредвзято, либо застрелиться!
И потому я спрашиваю:
– Так о чем ты хочешь поговорить со мной?
– Когда я увидела тебя этим утром в Каньоне Предков, у меня возникло предчувствие. И тогда я просмотрела твою историю – откуда ты, куда путь держишь.
– Ты способна на такое? Ты в состоянии видеть… Все?
– Да какое там! Но я вполне могу отследить ход жизни тех, с кем встречаюсь. Прошлое, настоящее, будущее.
– Что? Ты умеешь путешествовать во времени?
Ситала качает головой.
– Большинство людей просто-напросто не осознает, что все события происходят одновременно.
– A-а! Так ты именно это имела в виду, когда сказала, что уже знаешь содержание этого нашего разговора? Ты представляешь себе, что произойдет, поскольку для тебя все это происходит одновременно?
Она кивает:
– Если только ты не изменишь что-нибудь в прошлом.
– Погоди-ка. Разве можно изменить прошлое, если живешь в настоящем?
– Не ты из настоящего, а ты из прошлого. Все происходит одновременно. И если что-то изменить в прошлом, все остальное тоже изменится.
Я машинально передергиваю плечами, жалея, что не могу, подобно черепахе, втянуть голову внутрь.
– Слушай, у меня крыша едет от всего этого.
Ситала сочувственно улыбается, но никак не комментирует моих сетований. Она, конечно, старается щадить меня, но я устал как собака, и мне не до обходительности.
– И когда я умру? – брякаю я предательски дрогнувшим голосом.
Ее глаза округляются.
– Ты вправду хочешь это знать?
– Нет. Просто неудачная хохма. Слушай, прояви ко мне чуточку снисходительности. Последние два дня были не самыми лучшими в моей жизни. Нервы у меня на пределе, поэтому я немного несдержан на язык.
Затем я крепко задумываюсь над ее словами, и меня осеняет. Если можно вернуться во времени…
– А когда… обращаешься… к прошлому, – неуверенно начинаю я. – Можно в нем что-то исправить? Одну ошибку?
Она кивает:
– Если сообразить, что именно нужно сделать. Но должна тебя предупредить: подобное вмешательство меняет ситуацию к лучшему очень редко. А еще говорят, будто в результате возникает еще один мир, а в нем – копия того, кто стал причиной его появления. Понимаешь? В этом случае не ты, а твой двойник, воспользовавшись плодами твоих усилий, сможет вести совершенно другую жизнь. А ты останешься тут.
– И ты на голубом глазу утверждаешь, что не имеешь представления, как исправить то, о чем я говорю? – звучит, пожалуй, грубовато, но я просто не договариваю: «Ведь тебе, милая леди, все должно быть известно».
В ожидании ответа я не свожу с Ситалы пристального взгляда, а она медленно собирает глаза в кучку и строит забавную гримаску. Вид у нее такой нелепый, что я прыскаю со смеху:
– Тебе пять лет, что ли?
Лицо ее снова принимает нормальный вид, и она хихикает.
– У тебя была такая рожа, что мне захотелось разрядить обстановку.
Да уж, она со своей копией Консуэлой как день и ночь.
– Отлично! Но ты так и не сказала, ради чего затащила меня сюда, – я в очередной раз возвращаюсь к оставленной теме.
Улыбка Ситалы меркнет. Теперь на ее лице написано нескрываемое вожделение.
– Я тебе говорила про тело. Чтобы порвать с Консуэлой, помнишь?
Я киваю.
– Так вот, я хочу, чтобы ты его создал, – ее глаза вспыхивают надеждой.
– Я?! Леди, я музыкант, а не скульптор.
Она трясет головой:
– Но в тебе огромный потенциал созидательной магии. Сначала я хотела попросить мальчика – Томаса. Поэтому-то я и подсунула ему заколдованное перо. Хотела пробудить в нем шамана. Магия его сильна и с каждым годом будет становиться все действеннее. Но он еще даже не начал учиться ее использовать. Пройдет время, прежде чем он будет готов. А мне ужасно надоело ждать. И еще меня пугают дурные воспоминания Консуэлы…
– Раз тебе требуется действенная магия, обратись к Морагу.
– Это, конечно, выход. Но он попросит об ответном одолжении.
– А с чего ты взяла, что Томас или я – бессребренники?
– Понятия не имею. Но о какой бы услуге любой из вас ни попросил, уверена, у меня она затруднений не вызовет. А вот Морагу… Этот наверняка захочет, чтобы я раз и навсегда примирила племя. Закрыла казино и все остальное.
– И что же в этом плохого?
– У всего есть свое предназначение. Сейчас многие полагают, что Сэмми Быстрая Трава раскалывает и разрушает племя, но скоро придет время, когда именно он вновь воссоединит кикими. Он и Томас.
– Ты вправду считаешь, что он изменится просто по доброте душевной?
– А с чего ты взял, что и теперь им не движут благие намерения? – отвечает Ситала вопросом на вопрос.
– Да его интересуют только деньги! И возможность потешить себя любимого. А на обычаи собственного племени ему просто наплевать.
– Основная часть заработанных Сэмми денег отходит племени – так же, как и часть твоего гонорара и средств от продажи прав на издание…
– Не понимаю, о чем ты, – вру я.
Она пожимает плечами.
– Сэмми и традиционалисты достигнут соглашения. Им есть чему поучиться друг у друга. И это будет очень важно, когда встанет вопрос водопользования.
– Что-что?
– Город стремительно разрастается с каждым годом. Еще недавно его пригороды теснились за руслами пересыхающих речушек, а теперь они подбираются к самым горам. Не успеешь оглянуться, как всем этим новым домам, школам, площадкам для гольфа и предприятиям понадобится вода – и где, как ты думаешь, они будут ее брать?
– Об этом я не думал, – я трясу головой.
– В сезон дождей с заповедных гор по каньонам несутся потоки воды. И течет она по землям кикими, между двумя половинами резервации. Город наверняка захочет заключить договор и, возможно, даже соорудить водохранилище – естественно, на землях кикими. А что произойдет, если племя откажет? Или если город сочтет запрашиваемую цену слишком высокой?
Мне даже не приходится задумываться над ответом. История о воде в пустыне стара как мир, а если дело касается притязаний на землю индейцев, заканчивается она обычно плохо. И я говорю:
– Тогда жди неприятностей.
Ситала кивает.
– Вот тогда-то для переговоров и потребуется человек вроде Сэмми, способный понимать оба мира. Равным образом нужен будет и Воинский союз – охранять и защищать собственность племени. И обеим сторонам придется взаимодействовать. Научиться работать в мире и согласии. Как ты думаешь, почему Женский совет позволил Сэмми осуществлять свои планы? Да потому что Тетушки предвидели, что им понадобятся его навыки и деньги, которые приносят его заведения.
Новая знакомая предстает передо мной в другом свете.
– Для призрачной птицы ты на редкость практична, – подмигиваю я ей.
На этот раз, однако, Ситала не смеется. Она не сводит с меня пристального взгляда. Мне понятно, что на уме у нее лишь одно.
– Так ты хочешь, чтобы я взялся ваять для тебя тело.
Она кивает.
– Художник я хреновый, – признаюсь я. – Мое высшее достижение в изобразительной сфере – палка-палка-огуречик. Мне даже подумать страшно, какую жуть я сваяю! Поверь мне, ты сама не захочешь быть такой уродиной, что выйдет из-под моих рук.
Ситала качает головой.
– Главное – намерение. А не то, что, как ты думаешь, может получиться.
Я пытаюсь всесторонне обдумать возникшую проблему, однако выбора у меня, похоже, нет.
– Если я сделаю тебе тело, это никому не навредит? – уточняю я.
– Непосредственно – конечно, нет. Я хочу сказать, что ничего злодейского не замышляю. Консуэла, естественно, будет недовольна, но она всегда может попросить громов помочь ей создать другую тень, если нечто подобное вообще понадобится. Ведь для нее это тоже чистая и новая страница. Начало. Будет здорово, если она решит сосредоточиться на настоящем, сможет радоваться жизни и наслаждаться ее красотой, а не изводить себя мрачными мыслями.
Тут в ее глазах вспыхивает озорной огонек, и она со смехом добавляет:
– А вдруг я примусь кого-нибудь мучить и изводить? Тебе решать, взвалишь ты вину за все это на себя, если даруешь мне тело, или нет!
Я тоже смеюсь и киваю. Несут ли родители ответственность за поступки повзрослевших детей? Да – ведь это они привели их в мир. Нет – нельзя контролировать другое существо. Даже пытаться не стоит. И тогда я решаю, что пора Ситале обрести независимость.
– Ладно, – говорю я. – Я сделаю тебе тело.
Радость, которой сверкает ее взгляд, стоит всех глупостей, что я сотворил сегодня.
– Мне начать прямо сейчас? – спрашиваю я и оглядываюсь. Кругом только камень.
– Сначала тебе нужно вернуться в свое тело, – отвечает Ситала. – И еще, перед тем как опробовать себя в роли скульптора, тебе предстоит довести до конца одно незавершенное дело.
Я не успеваю спросить, как мне надлежит понимать эти ее слова, потому что Ситала интересуется:
– А что ты хочешь взамен?
– Как-нибудь потом сочтемся, – машу я рукой.
– Я знала, что ты так скажешь, – улыбается Ситала.
– Потому что для тебя будущее и настоящее происходят одновременно, да?
– Нет, – качает она головой, – потому что ты такой человек. Мне даже не нужно брать с тебя обещание, что мое ответное одолжение никому не навредит.
– А что ты подразумевала под «незавершенным делом»?
Она встает и указывает за край плато, на что-то, пока мне невидимое. Это мое личное место для медитаций, и я, как никто другой, знаю, что там ничего быть не может. Но я тоже поднимаюсь на ноги и с изумлением вижу внизу некий объект. Он парит в воздухе. Постепенно до меня доходит, что это тело. Медленно вращающееся женское тело.
6. Сэди
Прогулка в сопровождении Мэнни от Мишн-стрит до района, где свило гнездо семейство Хиггинсов, выдалась долгой. Сэди шла, стиснув кулаки в карманах худи. Как же правой руке недоставало привычной тяжести канцелярского ножика, что у нее отобрал этот тип! Длинные волосы парня покачивались в такт его шагам, рта он больше не раскрывал. Вороны не отставали.
Сэди прямо-таки зациклилась на отнятом оружии. Чем ближе был родной, так сказать, дом, тем сильнее ей хотелось кого-нибудь порезать. Себя. Мэнни. Случайного прохожего. Ей было плевать, кого именно.
Лицезрение родного паршивого района ее настроение только ухудшило. Пыльные дворы с пожухлой травой да пересохшими кактусами, бурыми и сморщившимися. Кое-какие дворы, впрочем, могли похвастаться растрепанными пальмами. Почти в каждом стояла как минимум одна отжившая свое тачка – как правило, на чурбанах вместо колес. Асфальт давно потрескался и кое-где облез до земли, а на постройки и вовсе смотреть было тошно. Не диво, что у Сэди отчаянно едет крыша – детство в таком Дряньбурге даром не проходит.
Но она снова здесь. И реальных шансов выбраться из этой помойки всего два: или загреметь в тюрягу, или, раздобыв деньжат, удрать как можно дальше. Мечта о барышах с продажи Джексона Коула – лет сто назад это было, не меньше! – лопнула, как мыльный пузырь. Рассыпалась в прах, в пыль придорожную. Теперь наскрести денег хоть на междугородный автобус – и то радость. Может, тогда и где-то там ей удастся начать все с начала. Конечно, все зависит от того, сколько наличности хранится у Реджи в доме. И сколько понадобится переломать ему костей, чтобы заполучить ее.
Правда, сначала нужно как-то одолеть папашу.
– Дальше я сама, – объявила Сэди за квартал до дома.
Мэнни кивнул и остановился.
– Советую не забывать одну важную вещь, – произнес он напоследок.
– Да, и что же?
– Если Эгги умрет, между нами и тобой все будет по-другому.
Сэди сделала шаг в сторону:
– Вы не можете мне навредить. Вы обещали. И очень этим гордитесь! И потом, я ведь заключила сделку с ведьмой.
– За которую расплатилась душой того, кто искренне хотел защитить тебя.
Об этом Сэди действительно сожалела.
– Я вовсе не хотела…
– Неважно, чего ты хотела. Важно, что в итоге произошло. И лично я тебе ничего не обещал. Мой род дал обещание Эгги, но с ее смертью оно утратит силу. Так что молись, чтобы она не умерла.
– Я вовсе не желала ей смерти. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.
– Наверно, тебе следовало подумать, прежде чем бросаться с ножом или грязными словами на каждого оказавшегося рядом.
– Ворожба той старухи защитит меня.
Сэди вспомнила, что даже пронырливые копы не заметили ее во дворе колдуньи.
– Может, и защитит, – отозвался Мэнни. – А может, и нет. Но в любом случае кровная магия сильнее хитроумных фокусов любой ведьмы.
– Что еще за «кровная магия»?
– Магия, которую может призвать кровное обязательство. В общем, если Эгги умрет, на чары своей ведьмы особо не надейся.
Мэнни умолк и прямо на глазах Сэди обернулся вороной, да так быстро, что девушка даже не заметила самого превращения. Раз – высокий смуглый парень меряет ее мрачным взглядом, два – в небо взмывает крупная ворона. На месте, где только что стоял Мэнни, что-то брякнуло. Сэди глянула на асфальт и проворно нагнулась за канцелярским ножиком. Улыбнулась, сдула с него пыль и немного поиграла лезвием. Потом, сунув оружие в карман, осмотрелась. Черт, повсюду эти проклятые вороны, чертовы крылатые твари. На деревьях, на крышах, везде. Поди разбери теперь, какая из них Мэнни. И все пялятся на нее. Тупые сраные птицы. Сэди продемонстрировала им средний палец и двинулась дальше.
Миновав очередной заросший сорняками захламленный двор, она свернула на разделительную дорожку, за которой начиналось личное автомобильное кладбище Хиггинсов – несколько проржавевших остовов легковушек и одного пикапа. На противоположном конце участка высилась чахлая пальма, отбрасывавшая подобие тени на этот утиль на колесах. А на ее истрепанных побуревших листьях уже устроились три вороны, внимательно наблюдавшие за пробирающейся по участку Сэди. Не обращая на птиц внимания, девушка уселась на подножку пикапа: из-за переднего крыла грузовичка открывался отличный вид на дом, а вот заметить ее саму оттуда будет не просто.
Ждать придется долго – сначала до темноты, а потом до тех пор, пока родаки не завалятся спать. Сэди достала ножик и снова принялась играть лезвием, доставая и убирая его. Щелк-щелк, щелк-щелк. Надо было раздобыть воды по дороге сюда. Такая мысль ей в голову приходила, вот только у нее нет ни цента, а у этого зануды Мэнни денег точно было бы не выпросить.
Что ж, в ее распоряжении жажда, скука и куча времени. Заняться все равно нечем, кроме как играться канцелярским ножом. Ну, еще можно подумать.
Вообще-то девушка испытывала некоторое раскаяние, что оговорила Стива и порезала Эгги. Но старухе точно не стоило пытаться остановить ее, а дядечка мог бы и сообразить, что Сэди не по душе, когда кто-то лезет в ее жизнь, да еще и принимается расставлять там свои приоритеты. Почтенный возраст вовсе не означает, что тебе все известно, в особенности если твое представление о приятном времяпрепровождении сводится к проживанию в гребаной пустыне в сомнительном обществе скал да кактусов. Хотя, по правде говоря, мужиком он оказался неплохим. Правда, не поделился с ней травкой, зато даже не попытался трахнуть. Большинство козлов, вроде ее папаши, не упустило бы возможности перепихнуться по-быстрому.
Она вовсе не хотела катить на Стива бочку и выставлять его насильником перед копами и его дружками, как в итоге получилось. А все из-за его тупорылой подружки-меховушки. Сэди нахмурилась, вспоминая угрозы Калико. Вот уж кому бы она с удовольствием скинула на башку валун, да побольше!
Девушка выглянула из-за крыла грузовичка. Тихо, никакого движения. Интересно, дома Реджи или нет? Насколько ей подсказывал опыт, родаки запросто могли надраться и завалиться в постель – и пускай хоть трубы иерихонские протрубят, их ничто не прошибет. Им не впервой, особенно ежели на дворе суббота. Не то чтобы они выматывались на работе или что-то в таком духе – налакаться-то можно по любому поводу, – но в выходные собутыльников отыскать проще.
И еще Сэди злилась из-за облома у ведьмы. Она должна была расплатиться душой Реджи, а не Руби. Это же проще пареной репы. Гребаный папашка заслуживает самой худшей участи, а если у него и имеется душа, она все равно ему на фиг сдалась. Да он даже и не заметил бы, что лишился ее. Но вот Руби…
Какого черта она вообще сунулась? Смысл, простите? Впрочем, большинству людей, на взгляд Сэди, свойственно заниматься бессмысленными вещами. Ходить на дерьмовую работу. Жить в этой вот части города. Да взять хотя бы неудачника Реджи – зарабатывает на своих махинациях столько же, сколько получал бы в какой-нибудь лавке или на службе, а вкалывает в два раза больше.
Девушка еще немного машинально поиграла ножиком. Прислонившись к ржавой двери пикапа, запрокинула голову и бросила взгляд на пальму. На чахлых листьях теперь сидели только две вороны. Исчезновение третьей птицы отчасти встревожило Сэди, хотя, с другой стороны, ломать голову, куда подевалась чертова тварь, бессмысленно – ее товарок, среди которых она затерялась, наверняка кругом полным-полно, просто их не видно.
Вдруг со стороны дома послышался какой-то шум и возня, и Сэди снова выглянула из-за крыла машины. Дверь черного входа отворилась, и показавшаяся на пороге Эйлисса придержала ее, выпуская двух младших приемышей. Райли и Габриэла выглядели испуганными – впрочем, они и были зашуганными с самого первого дня, как Реджи и Тина привели их в дом.
Их мамаша, шлюха-наркоманка, то ли загремела в тюрягу, то ли отдала концы, Сэди уж и не помнила. Ее саму они перестали побаиваться, только когда сообразили, что Реджи и Тине наплевать на нее даже больше, чем на них.
Дети, смуглые, с каштановыми нечесаными волосами, вышли, держась за руки, и показались Сэди почему-то младше, нежели ей помнилось. Странно, ведь она отсутствовала-то от силы пару дней. Габриэле недавно исполнилось шесть лет, Райли – пять. Кроме этих биографических данных Сэди еще знала про приемышей, что отец у них мексиканец, а мать – белая.
А Эйлисса почти ее ровесница, кожа у нее светлая, а волосы, которые она обычно собирает в кукиш на затылке, – черные и блестящие. Сэди проследила, как приемная сестричка осторожно прикрыла дверь и вывела малышей на задний двор. На плече у Эйлиссы болтался кожаный рюкзачок, с которым она практически никогда не расставалась. Она вела малышей наискось через двор к утоптанной бесчисленными ногами дорожке между участками. Наверное, они направлялись на игровую площадку – так Тина называла пустырь через квартал отсюда, где зависала местная ребятня.
Сэди встала и, стараясь не высовываться из-за пикапа, внимательно осмотрела дом. Никакого движения внутри по-прежнему не наблюдалось, однако это еще ни о чем не говорило, поскольку людей ленивее Реджи и Тины стоило еще поискать.
Блин. Покой и тишина. Чертовы уроды. Пора двигать за приемышами – и Сэди намеревалась исполнить собственное решение, но запнулась: перед домом остановилась полицейская машина – не из резервации, а из управления шерифа. Впрочем, будто это хоть что-то меняло! Сейчас за ней охотятся все копы на свете, а она торчит тут, как столб посреди пустыни. Им достаточно глянуть чуть дальше собственного носа, чтобы сцапать ее.
Если сейчас она рванет за соседний дом, на нее неминуемо обратят внимание. А если нет, потеряет драгоценное время.
Блин, блин, блин!
Пока Сэди соображала, что же ей делать, дверца машины открылась и наружу выбрался здоровенный мексиканец в новенькой, с иголочки, форме. Он машинально огляделся по сторонам, равнодушно скользнув по девушке взглядом, будто перед ним не живой человек, а какая-то палка, и потопал к дому. Вот осел.
И тут Сэди чуть не расхохоталась.
Он же ее не видит. Ну конечно, не видит! Чары колдуньи действуют. Да еще и как эффективно! Коп ведь хочет ей навредить – иначе зачем бы его сюда принесло?
А если ведьма перестанет поддерживать свою защиту? Тогда полицейский бросится за ней. Стараясь пригасить зудящее чувства страха, Сэди повернулась к копу спиной и, накинув на голову капюшон, сунув руки в карманы и ссутулившись, направилась на пустырь к Эйлиссе и малышам.
Следом за ней устремились вороны – немного, всего с полдюжины. Сэди постаралась не обращать на них внимания.
На площадке, кроме троицы приемышей Хиггинсов, не было ни души. Эйлисса, устроившись на штабеле из трех старых покрышек, наблюдала, как Райли и Габриэла кидают камни, пытаясь попасть по консервной банке, заклиненной в опунции весьма жалкого вида. Сэди беззвучно подобралась поближе к приемной сестре.
– У тебя в рюкзачке воды не найдется?
Эйлисса вздрогнула от неожиданности, но, обернувшись, просияла улыбкой.
– Ты в порядке! – радостно пискнула она, хотя кидаться с объятиями не стала – подобное проявление дружелюбия казалось девчонкам странным, хотя в данный момент Сэди не отказалась бы даже от парочки поцелуев. Однако пришлось довольствоваться созерцанием трех знакомых лиц, ни на одном из которых не читалось желания влепить ей подзатыльник или упечь в тюрягу.
– Ну как, разбогатела? – осведомилась Эйлисса, доставая из рюкзачка пластиковую бутылку.
– He-а, план провалился.
Сэди сделала большой глоток, завинтила бутылку крышкой и бросила обратно сестре. Та с легкостью ее поймала.
– Фигово!
– Ясен хрен.
Сэди улыбнулась Габриэле и Райли:
– Как, ребятки, все путем?
Малыши, таращась на нее во все глаза, закивали.
– А Реджи правда отвез тебя в пустыню и бросил там? – поинтересовался мальчик.
Сэди нисколько не удивилась, что Эйлисса им рассказала. По уговору, друг другу они не врали.
– Ага. Вот только в итоге вышло не так, как он рассчитывал. Реджи-то сам дома?
– До сих пор в участке, – ответила Эйлисса. – Я слышала, как Тина с ним разговаривала по мобиле, копы здорово разозлились, что он пытался их развести.
Сэди постаралась сохранить невозмутимое выражение лица, чтобы не выдать своих чувств. Ну вот, еще и поганого мудака нет дома. Как всегда. Даже не получится искромсать его чуток и ограбить перед исчезновением.
– Копы подъехали к дому, когда я пошла к вам. – Сэди вздохнула.
– Они еще и Тину заберут? – Эйлисса нахмурилась.
– Вряд ли, – покачала головой Сэди. – Наверняка они по мою душу. Кажется, я по уши в дерьме.
Сестра нахмурилась.
– Ты-то с чего? Это ведь Реджи бросил тебя в пустыне и потом набрехал о твоем похищении.
– Да из-за того, что я потом натворила, – Сэди покосилась на ворону, которая удобно устроилась на ближайшей карнегии и, наблюдая за ними, еще и прислушивалась. – Меня ищут легавые и, вероятно, еще кое-кто.
– Мы тебя не сдадим, – заявила Габриэла с ужасно серьезным видом. – Притворимся, будто и не видели тебя.
Райли и Эйлисса закивали в знак солидарности.
– Я бы рассказала вам больше, – продолжила Сэди, – но чем меньше вы будете знать, тем меньше копы станут вас доставать.
– Да ладно! Будто это когда-то останавливало легавых, – заметила Эйлисса.
Сэди пожала плечами: дескать, мой вам последний подарок.
– И что теперь? Есть куда свалить? – спросила сестра.
– Пока не знаю. Бабло есть?
Эйлисса выудила из кармана шортов толстенькую пачку денег и протянула Сэди. Та схватила купюры, быстро перебрала их и заключила:
– Да тут за сотню баксов! Откуда?
– Из бумажника Реджи. Не сразу: парочка баксов утром, парочка – вечером.
– Клёво!
Сэди отсчитала двадцать долларов и протянула остальные сестре – та вскинула руки и замотала головой, но вернуть бабло было правильно.
– Нет. Забери. Баксы лишними для меня не будут, но вам они тоже могут понадобиться. Еще неизвестно, что случится с Реджи и Тиной. Социальные службы могут просечь, что их динамят, и тогда вам понадобятся средства.
Эйлисса сдалась и, сунув деньги в карман, рискнула дать совет:
– Чего бы ты ни натворила, ты ж несовершеннолетняя. Не можешь просто сказать, так, мол, и так, простите, я накосячила? Еще тебе дадут послабление, если расскажешь, что Реджи бросил тебя на погибель.
Сэди хотела ответить, что так не прокатит, однако ей не хватило духу, особенно в присутствии малышей. Поэтому получилась отмазка:
– Мысль неплохая. Наверно, попробую.
Взгляд ее снова скользнул на карнегию, на которой сидела ворона. Теперь число птиц увеличилось до четырех. Одна восседала на верхушке кактуса, другие устроились на огромных ветвях.
Ага. Извиниться. Будто Мэнни и его жуткие дружки станут ее слушать, как же!
