Текст книги "Златая цепь на дубе том"

Автор книги: Борис Акунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 37 страниц)

Репрессии Ивана Грозного

Даже в те суровые времена кровавые вакханалии Ивана IV потрясали воображение современников.

Иван был жесток и в юности. Пишут, что в детстве он забавлялся тем, что бросал с теремной крыши собак и кошек, а на улице для потехи затаптывал конскими копытами прохожих. К тому же он был вспыльчив, а во второй половине жизни подвержен приступам неконтролируемой ярости. Были ему присущи и садистские наклонности – царь упивался видом страданий.

Наверняка в описаниях Ивановых зверств есть преувеличения – как это всегда бывает. Рассказы о казнях грозного московского царя сохранились главным образом в изложении иностранцев, часто писавших понаслышке – русские в те времена записок не вели. Но есть своего рода самопризнание – «Синодик», составленный Иваном для поминания жертв. Царь был набожен и, как водится у психически нездоровых людей, припадки возбуждения (когда он лил кровь) сменялись у него периодами депрессии (когда он каялся). Всех замученных и убитых Иван, конечно, записать не мог. В конце жуткого документа сказано: «Помяни, господи, и прочих, в опритчину из-биенных всякого возраста, мужеска полу и женьска, их же имена Сам веси, Владыко». Царские записи «для памяти» выглядят деловито: такого-то числа «отделано 369 человек», такого-то числа «26 человек ручным усечением живот свой скончаша», совсем лаконичное «псковичи з женами и з детми 30 человек» и так далее.

Было несколько волн террора, перемежавшихся относительными затишьями. Кровь лилась потоками в 1565 году, в 1568, в 1569, в 15701571, в 1575 (когда царь расправился с самими опричниками).

Авторы, ищущие в репрессиях Грозного рациональную составляющую (как было принято у советских историков), писали, что царь последовательно уничтожал боярскую, церковную, региональную оппозицию, «чистил чистильщиков» и прочее. Известно, что грозный диктатор Сталин высоко чтил Ивана IV и лишь сетовал, что тот «недорезал» бояр. Однако, если проследить за ходом событий, видно, что никакой логики в репрессиях не прослеживалось. Чем меньше Иван встречал реального противодействия (а его и вначале не было – максимум робкие жалобы), тем суровей становились казни, царь будто распалялся от собственного всевластия.

Немец Альберт Шлихтинг, семь лет вблизи наблюдавший придворную жизнь, пишет: «При дворе тирана не безопасно заговорить с кем-нибудь. Скажет ли кто-нибудь громко или тихо, буркнет что-нибудь, посмеется или поморщится, станет веселым или печальным, сейчас же возникает обвинение, что ты заодно с его врагами или замышляешь против него что-либо преступное».

Не только двор, но и вся страна будто окоченели от ужаса.

Борис Годунов

При недееспособном царе Федоре управление страной всё равно осуществлялось в единовластном режиме, просто правил не монарх, а главный министр (можно назвать полномочия Годунова и так). Сложившейся системы это никак не меняло, сакральность государя сохранялась, а кто именно наверху принимает решения, народу было все равно. Необычным было лишь то, что власть оказалась в руках у человека весьма скромного происхождения. Мы даже не знаем, когда точно родился Борис Федорович Годунов – то ли в 1551 году, то ли в 1552.

В прежние, доопричные времена у отпрыска мелкого дворянского рода не было бы шансов подняться столь высоко – все места близ государя предназначались для боярства. Но в турбулентные времена Ивановой паранойи возник новый «социальный лифт» – опричнина. На нем Годунов и поднялся. Первым шагом наверх для него стала женитьба на дочери страшного человека Малюты Скуратова, главного опричного палача, пользовавшегося доверием царя. Чистка, устроенная Грозным в 1575 году среди опричной верхушки, подняла Бориса еще выше, а венцом его придворных успехов стал брак второго царского сына Федора на годуновской сестре Ирине. Казалось, событие это было малозначительным, никто не предполагал, что нездоровый царевич может стать государем. Тем не менее по статусу царского свойственника Борису Годунову полагалось боярское звание, и он вошел в эшелон высшей аристократии. Потом, после драматичной смерти старшего царевича Ивана Ивановича, Федор сделался наследником. Когда по смерти Ивана Грозного при нездоровом царе создавался совет опекунов (то есть регентов), брат царицы не мог в него не войти.

После этого интригами, а возможно и убийствами (это не доказано, но вполне вероятно), Борис избавился от других регентов и к 1587 году сосредоточил в своих руках все властные полномочия. У него даже было особое, небывалое прежде титулование: «царский шурин и правитель».

Колонизация Сибири

Если экспансия Москвы на запад шла с большим трудом, требуя войн с соседними державами, то движение в восточном направлении происходило само собой, почти без усилий со стороны государства и с минимальными затратами. После падения Казанского ханства в той стороне оставалось только одно государственное образование, очень слабое – Сибирское ханство, осколок былого Улуса Джучи.

Освоение лесных просторов Приуралья, богатых главным тогдашним ресурсом, пушниной, вели не великокняжеские воеводы, а предприимчивые купцы-промышленники. Они снаряжали экспедиции за собственный счет. Это были сугубо коммерческие предприятия. Вооруженный отряд продвигался на восток, ставил на новом месте крепость, и она превращалась в центр, куда со всей округи доставляли меха – как собственные охотники, так и обложенные «пушной данью» местные племена. Потом следовал следующий бросок на восток, и еще, и еще. В конце концов эта ползучая промышленная экспансия добралась до Урала.

Снаряженная в 1582 году экспедиция атамана Ермака продвинулась еще дальше, за Уральскую гряду, и нанесла поражение войску сибирского хана Кучума. Известно, что отряд состоял всего из 540 человек, но для тех пустынных краев, да еще при огнестрельном оружии, это была грозная сила. У Эрнана Кортеса, завоевавшего Мексиканскую империю, людей было не больше.

Дальше Ермак не двинулся, завоевательных планов у него не было, а царь Иван в далекой Москве самоуправной инициативой был недоволен – боялся, что вдобавок к западным и южным проблемам прибавится восточная. Не получив серьезной подмоги, Ермак пал в бою с татарами, остатки его отряда вернулись обратно.

Но при Годунове великое движение на восток развернулось уже на государственном уровне. Почти каждый год за Урал отправлялся очередной воевода с войсками, имея задание построить крепость или заложить город, который затем становился центром русского влияния. Татарские царевичи один за другим переходили на московскую службу, и Сибирское ханство прекратило свое существование.

При Годунове были основаны города Тюмень, Тобольск, Томск, Нарым. Пушнина становилась всё более прибыльной статьей русского экспорта, а Сибирь превратилась в один из главных наполнителей царской казны.

Глава вторая
ВТОРОЕ ГОСУДАРСТВО

ОСНОВНОЕ

При недееспособном монархе Федоре Иоанновиче государство «ордынской» архитектуры существовало и даже развивалось, поскольку все четыре несущие опоры не нарушились, но с пресечением династии (1598) высшая власть утратила одну из них – свой полубожественный ореол. Государство немного постояло на трех оставшихся колоннах, но при первом же потрясении, не особенно сильном, с грохотом рассыпалось.

Правление Бориса Годунова (1587–1605) наглядно продемонстрировало, что без сакраль-ности система делается хрупкой. Пока Борис был фактическим правителем, а царь Федор – живой иконой, дела у страны шли неплохо, особенно по сравнению с ужасной эпохой Ивана Грозного. Как пишет историк Костомаров: «Состояние народа при Борисе было лучше, чем при Грозном, уже потому, что хуже времен последнего мало можно найти в истории».

Годунов залечивал раны разоренной, терроризированной страны. Для своей эпохи он был милосерден: врагов не казнил, а отправлял в монастырь или в ссылку. Строил города и крепости, покровительствовал торговле, начал – как уже говорилось – целенаправленно осваивать просторы Сибири, что увеличило доходы казны.

В 1598 году, когда скончался Федор, в управлении государством, казалось бы, ничто не изменилось. Правительство осталось тем же. Но монархия не может существовать без монарха. Очевидных же наследников династия не оставила. Есть основания подозревать Бориса в том, что он этому посодействовал. В 1591 году при весьма смутных обстоятельствах трагически погиб младший сын Ивана Грозного восьмилетний царевич Дмитрий; несколько ранее столь же внезапно скончалась восьмилетняя Мария, праправнучка Ивана III; ходили зловещие слухи и про смерть маленькой Феодосии, единственной дочери царя Федора. Во всех случаях вина Годунова осталась недоказанной. Но если он действительно расчищал себе путь к престолу, убивая детей, то судьба (а также непонимание законов «ордынского» государства) жестоко наказала Бориса.

В 1598 году он стал царем очень легко, поскольку все рычаги находились в его руках. Пригодился институт Земских соборов, давно заброшенный и ржавевший без употребления. В Москву созвали представителей духовенства, дворянства, городов. Годунов изображал скромность, долго отказывался, но в конце концов, умоляемый придворными и патриархом, под крики собравшейся на площади толпы согласился возложить на себя венец.

Но одно дело царь, избранный Богом, и совсем другое – царь, избранный толпой на площади. Мысль о том, что если толпа «крикнула» царя, то она же может его и сместить, прочно поселится в умах столичных жителей и сыграет важную роль в последующих событиях. Да и на протяжении всего семнадцатого века «Площадь», то есть воля московской народной массы, будет серьезным фактором русской политической жизни.

Как уже говорилось, Борис был очень недурным правителем, но священного трепета ни у аристократии, ни у народа он не вызывал. В 1601 г. на Русь обрушилась беда – три года подряд выдались неурожайными. Начался голод, сотни тысяч людей умирали. Надо отдать Борису должное. Он делал, что мог: раздавал нуждающимся хлеб и деньги, обеспечивал заработком, но в трудные времена люди всегда винят в своих несчастьях верховную власть, а «ненастоящего» царя винить было проще. В конце концов катастрофа была преодолена, но хаос, начавшийся в 1604 году, заварился на дрожжах общественной сумятицы предыдущего трехлетия. Тогда множество крестьян, холопов, обнищавших мелких дворян потянулись с голодного севера на хлебный юго-запад, где скопилось много неприкаянных мужчин. Там-то в 1604 году и объявился сын Грозного, чудесно спасшийся от годуновских убийц царевич Дмитрий. Это событие было подобно искре, попавшей в порох.

В прежние времена, при почтительном отношении к царской власти, такого произойти не могло бы. Теперь же главным оружием претендента стал именно ореол «Божьего права» против сомнительного «площадного права» царя Бориса. В самый разгар противостояния московский правитель вдруг умер. Его 16-летний наследник, скоропалительно провозглашенный царем, тем более ни у кого не вызывал священного трепета. Судьба гражданской войны решилась, когда царская армия перешла под знамена Дмитрия, «законного наследника» династии Рюриковичей. Не устояв на трех колоннах, в 1605 году первое русское государство, просуществовавшее менее полутора веков, развалилось.

Следующее десятилетие вошло в историю под названием Смуты. Худшее, что может произойти со страной – распад государства и погружение в тотальный хаос – в российской истории случилось дважды: в начале XVII века и в начале XX. Причина оба раза была одна и та же – ослабление «ордынского» фундамента, обеспечивающего прочность конструкции. Поводом же становилось некое потрясение: в первом случае появление претендента на престол, во втором – неудачная война.

Когда система управляется из одной точки, только по вертикали, поломка этого простого механизма приводит к нарушению всех административных связей. Мятежи, волнения, попытки обособиться от деградировавшего центра охватывают всю большую страну. За восемь лет (1605–1613) в Московском царстве сменились семь царей, причем двое из них правили одновременно, враждуя между собой. Произошла большая крестьянская война. Страна с двух направлений, западного и северного, подверглась интервенции – польской и шведской. На некоторое время Русь даже утратила независимость, покорившись польской короне. Казалось, в давнем соперничестве «первой» и «второй» Руси победу одержала Русь литовская, а не московская.

Но именно это тяжелейшее испытание доказало, что к началу семнадцатого века Россия (которую тогда еще так не называли) уже была настоящей страной, а не просто вотчиной какого-то монарха, объединенной лишь его властью. Монарха не стало, не стало государства, а страна выжила и продемонстрировала свою жизнеспособность.

Две силы сохранили и возродили Россию: православная церковь и земское (то есть провинциальное) общество.

Церковь вдохновляла и идеологически обосновывала национальное сопротивление, апеллируя прежде всего к религиозному чувству.

Провинция в отличие от капитулировавшей столицы не желала подчиняться иноземному правителю. Там, в русской глубинке, зародилось движение, которое в конце концов восстановило единство страны. Главным двигателем этого процесса стали провинциальное дворянство и купечество, более всего заинтересованные в существовании национального государства.

В 1612 году народная армия под руководством князя Дмитрия Пожарского, одаренного полководца, и простолюдина Кузьмы Минина, энергичного организатора, отбила у поляков Москву, а в следующем году Земский Собор избрал нового русского царя – шестнадцатилетнего Михаила из боярского рода Романовых. Кандидат был слабый, даже беспомощный, но в выборе сыграли роль три фактора. Во-первых, из того же рода была первая жена Ивана Грозного, что до некоторой степени олицетворяло династическую преемственность (более близких царских родственников не нашлось); во-вторых, Михаил был сыном высокочтимого патриарха Филарета, главы православной церкви и символа антипольского сопротивления. В-третьих, царь-подросток ни одну из соперничающих группировок не пугал, и стороны смогли прийти к компромиссу.

Результатом Смуты стала реставрация московского царства, но оно существенно изменилось, поэтому я буду называть эту конструкцию «Вторым русским государством». Новая система была гораздо менее логичной и прочной, она не продержится и столетия.

Принцип жесткого централизма, утвержденный Иваном III, в изменившихся условиях сохранять было невозможно. Царь был слишком слаб, священным ореолом династия обзавестись не успела, а силы, приведшие Романовых к власти – церковь, боярство, дворянство, земщина – наоборот, обладали значительным влиянием.

При первых Романовых – Михаиле I, Алексее I, Федоре III – российское государство утратило прежние «ордынские» основы и не обрело новых. Власть государя, продолжавшего именоваться самодержцем, на самом деле самодержавной не была. Большую роль в управлении государством играла вновь усилившаяся боярская дума, увеличилось значение земских соборов, а особенную важность обрела фигура патриарха. Дважды глава церкви становился фактическим правителем страны, оттеснив царя на второе место.

При этом ослабление центральной власти не привело к оживлению частной инициативы – страна по-прежнему оставалась слишком несвободной. Основная часть населения, крестьянство, в семнадцатом веке была окончательно порабощена. Административный произвол при слабо разработанных законах мешал развитию торговли и промышленности. Горожане были бедны и бесправны, «третьего сословия» из них не возникло. В ту самую эпоху, когда многие европейские страны начали промышленно, политически и технологически развиваться, Россия словно застыла на месте и с каждым десятилетием отставала всё больше.

Весь семнадцатый век прошел в войнах, чаще всего неудачных, и в мятежах, от которых шаталось всё некрепкое государство.

Слабость царской власти кроме объективных причин объяснялась еще и субъективными: три первых монарха династии были людьми неяркими.

Михаил Первый (1613–1645) находился сначала в тени властной матери царицы Марфы и ее родни, затем из польского плена вернулся его отец-патриарх и стал государствовать вместо сына. Лишь последние двенадцать лет Михаил правил самостоятельно, ничем особенным себя не проявив. Единственным большим событием этого царствования была новая война с Польшей в 1632–1634 гг., закончившаяся разгромом русской армии и непочетным миром.

Наследовавший престол Алексей I (16451676) был не даровитей отца. В историю он вошел под скромным прозванием Тишайшего. Подлинная власть почти всё время принадлежала кому-то из царского окружения: сначала воспитателю царевича боярину Морозову, потом амбициозному патриарху Никону, в последние годы большим влиянием пользовался боярин Арта-мон Матвеев.

Царствование Алексея богато событиями, но большинство из них произошли помимо его воли.

Разбуженная еще Годуновым «площадь» держала Кремль в постоянном напряжении – авторитет царской власти оставался невысоким. Недовольное закрепощением крестьянство постоянно клокотало. Потенциально опасным элементом было и казачество, особая приграничная стража, заведенная государством для охраны южных рубежей – казенных средств на содержание там регулярной армии у небогатого государства не хватало. При соединении казачьего мятежа с крестьянским происходил мощный взрыв. В середине семнадцатого столетия страну потрясли два столичных бунта (в 1648 и 1662 гг.) и большая гражданская война 1670–1671 гг.

При Алексее (но не по его инициативе) церковь затеяла реформу, продиктованную не религиозными, а политическими соображениями. Это привело русское общество к духовно-идеологическому кризису, а православие к расколу.

Воспользовавшись ослаблением польско-литовского государства, Москва захватила обширную, густонаселенную левобережную Украину. Завоевание далось очень нелегко и привело к тяжелым войнам – не только с Речью Посполитой, но и с Швецией, а кроме того еще с Турцией, тоже претендовавшей на украинские земли. Так началось долгое российско-турецкое противостояние, один из главных очагов европейской напряженности вплоть до двадцатого века.

Продолжалось колонизационное движение через просторы Сибири, достигшее естественных пределов – Тихого океана и границы с китайской империей.

В 1649 году страна наконец обзавелась более или менее развернутым сводом законов – было утверждено Соборное Уложение. В условиях нарушившейся монократии прежняя система управления через царские указы уже не работала. Требовались единые правила, которыми могли руководствоваться местные власти, не дожидаясь указаний из далекого и вялого центра.

В короткое царствование болезненного Федора Алексеевича (1676–1682) государством управляла Боярская дума, огромным влиянием пользовался патриарх Иоаким. Царь умер на двадцать первом году жизни, не оставив наследника. В результате борьбы между соперничающими группировками престол заняли сразу два царя: старший Иван, шестнадцати лет, психически нездоровый, и десятилетний Петр, но правительницей объявили их сестру двадцатипятилетнюю царевну Софью, приведенную к власти столичным стрелецким гарнизоном, который в эту турбулентную пору вел себя наподобие римских преторианцев или турецких янычар.

Эпоха Софьи (1682–1689) интересна в нескольких отношениях.

Во-первых, самой фигурой правительницы. Для не просто патриархального, а весьма мизо-гинного московского общества, где женщин было принято держать взаперти, возникла ситуация почти небывалая. Ранее дважды случалось, что на вершине власти оказывались женщины (мать малолетнего Ивана IV и мать юного Михаила), но впервые представительница «слабого пола» вела себя не как регентша, а как государыня. Когда оба царя подросли и женились, что тогда приравнивалось к совершеннолетию, Софья и не подумала уходить. Это была сильная, властная, смелая женщина, не скрывавшая близости со своим фаворитом Василием Голицыным, что для Руси было скандально и неслыханно.

Во-вторых, Софья и Голицын, один из самых просвещенных людей страны, хорошо понимали, что по старинке государство существовать не может, что необходима модернизация, нужны реформы европейского образца. Поскольку мостом в Европу являлась Речь Посполитая, правительство Софьи резко изменило вектор московской политики, двести лет враждебной западному соседу. В 1686 году с Польшей был подписан «Вечный мир», и Москва обязалась присоединиться к антитурецкой коалиции, что делало Россию частью большого европейского альянса.

В исторической перспективе самым значительным событием этого периода, пожалуй, является договор с Китаем, впервые установивший отношения с великим восточным соседом.

Софья решительно и успешно справилась со стрелецкой проблемой, расшатывавшей государство. Но сомнительная легитимность и пол правительницы делали ее положение непрочным. Оно еще больше пошатнулось после двух неудачных крымских кампаний, устроенных во исполнение союзнических обязательств перед Польшей. Архаичная русская армия была явно не готова к большим и сложным походам.

Знатные люди, недовольные Софьей и ее любимцем, группировались вокруг двора младшего царя Петра Алексеевича, будущего Петра Великого. В 1689 году разразился кризис. Есть несколько версий случившегося, но кто бы ни был инициатором конфликта, дело закончилось тем, что сторонники Софьи один за другим перебежали в противоположный лагерь, и царевна лишилась власти.

Многие историки сегодня считают, что русская европеизация была бы проведена и Софьей, причем рассудительный Голицын не заплатил бы за реформы такую дорогую цену, как Петр. Кроме того, судя по сохранившимся сведениям о голи-цынской программе, есть основания полагать, что в результате этих преобразований Россия могла бы стать по-настоящему европейской страной, а не ограничилась бы возведением европейского фасада.

Но Софья и ее министр проиграли, победила партия юного Петра, и обновленное им государство, по счету третье, перестраивалось по принципу «назад, в прошлое!».