Текст книги "Златая цепь на дубе том"

Автор книги: Борис Акунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)

Главный враг – Югославия

Югославское коммунистическое правительство было настроено на сотрудничество с Москвой, рассматривало ее как старшего партнера – но не как инстанцию, чьи приказы подлежат безоговорочному выполнению. Сталин же исходил из ялтинско-потсдамских договоренностей, согласно которым самое большое балканское государство входило в его «зону».

Из-за того, что Белград и Москва по-разному понимали характер двухсторонних отношений, и произошел конфликт. Маршал Тито противился сталинскому диктату, доходившему до мелочей, и большой Вождь «обиделся» на вождя поменьше, а вместе с ним и на всю Югославию. Ничем кроме личного раздражения генералиссимуса нельзя объяснить истеричную «югославофобию», охватившую советскую прессу. Вчерашняя братская страна вдруг стала врагом номер один, а ее правительство – «фашистской кликой». Дипломатические связи были разорваны. В странах советского блока начались репрессии против «югославских» агентов (по большей части вымышленных), в Югославии – репрессии против «агентов Москвы» (по большей части настоящих). Дело чуть не дошло до вооруженного конфликта – на границах Югославии с Венгрией, Болгарией и Румынией концентрировались войска. Если бы не смерть Сталина, произошло бы вторжение.

Новые правители СССР сразу же начали восстанавливать отношения с самой большой из балканских стран.

Государственный антисемитизм

Причиной для гонений на евреев стало недовольство Сталина новым государством Израиль. Это был крупный просчет сталинской внешней политики. Вождь, помнивший времена, когда евреи составляли основной кадровый ресурс Коминтерна, активно поддержал проект создания в Палестине еврейского государства. Расчет был на то, что у Москвы появится на Ближнем Востоке плацдарм для экспансии в этом важнейшем регионе. Но когда в 1948 году Израиль – в значительной степени благодаря Сталину – появился на карте, сразу же оказалось, что ориентироваться на СССР эта страна не намерена. Особенное возмущение у Сталина вызвал энтузиазм, охвативший советских евреев при создании национального государства.

Осенью 1948 года начались репрессии против «Еврейского антифашистского комитета» – общественной организации, которая в годы войны собирала деньги на оборону в США, Канаде и Великобритании у представителей еврейского сообщества, и сумела привлечь более 30 миллионов долларов. Самого известного из руководителей комитета, знаменитого театрального режиссера Михоэлса, тайно убили, остальных арестовали и впоследствии почти всех расстреляли.

Вскоре после этого развернулась борьба с «безродными космополитами» (официальный эвфемизм, использовавшийся вместо слова «евреи») во всех сферах культуры, где было много деятелей еврейского происхождения. Начали с театральных критиков, потом перекинулись на художников, литераторов, музыкантов, кинематографистов, архитекторов. Арестовали четыреста с лишним человек, во много раз больше было выгнанных с работы и вычищенных из профессии.

В последние месяцы жизни диктатора юдофобия вышла на еще более воспаленный уровень. Возникло «Дело врачей-вредителей», якобы планомерно убивавших своих пациентов, руководителей партии и правительства. Большинство арестованных медиков были евреями.

Имеются сведения, что Сталин собирался по своему обыкновению репрессировать всех советских евреев – выслать их на Дальний Восток.

Как и другие безумные проекты старого диктатора, этот был ликвидирован сразу после смерти «отца народов».

Расправа с «ближним кругом»

Болезненная подозрительность, которой Сталин был подвержен в поздние годы, обратилась на самых близких ему людей. Произошла замена самого высшего эшелона власти. В опалу попали (и лишились ключевых постов) давние соратники Вячеслав Молотов, маршал Ворошилов, Лазарь Каганович и Анастас Микоян. Под арест угодили министр госбезопасности Абакумов и многолетний начальник охраны генерал Власик, лишился своего места вечный сталинский секретарь Поскребышев, угодил за решетку главный кремлевский врач академик Виноградов (медики вообще были у диктатора на особом подозрении – не отравят ли?).

Старинная русская пословица, относящаяся еще ко временам Ивана Грозного «близ царя – близ смерти», была актуальна как никогда.

Смерть Сталина

Параноидальная недоверчивость вождя и страх, в котором он держал свое непосредственное окружение, стали причиной его смерти. Когда у Сталина случился инсульт, правителю сверхдержавы не оказали своевременной помощи, которая могла бы его спасти. В резиденции не было врачей, охрана несколько часов не решалась без позволения войти в спальню, а когда экстренно собрались высшие сановники, им, кажется, не очень хотелось, чтобы грозный диктатор очнулся. Возле еще живого тела они уже делили власть.

Инсульт произошел в ночь с 1 на 2 марта.

3 марта партийно-правительственные предводители рядились о дележе наследства. Народу о болезни великого человека сообщили только 4 марта. Сердце больного остановилось 5 марта.

Лаврентий Берия

Лаврентий Павлович Берия (1899–1953) был самой яркой фигурой в довольно тусклой плеяде сталинских выдвиженцев (Вождь не любил, чтобы кто-то из окружения его затмевал, да это было и небезопасно). Ловкий интриган, идеальный исполнитель, Берия отлично умел чувствовать момент и перекрашиваться в зависимости от обстоятельств. В жестокие времена Большого террора он был жесток: выдвинулся из местной номенклатуры (руководил Грузией) на ключевой пост наркома внутренних дел, потому что беспощадно искоренял «врагов народа». Когда Сталину перед войной потребовалось снизить накал репрессий, Берия выпустил некоторое (небольшое) количество заключенных. Во время войны его перекидывали на самые трудные участки работы, и он всюду выполнял поставленные задачи. Звездный час Берии настал, когда в 1945 году ему поручили возглавить разработку ядерного оружия. Соединив опыт спецслужбиста с опытом организатора, Берия добыл через шпионов американские разработки и собрал коллектив советских ученых, способных извлечь из полученных сведений практический результат.

Став после смерти Сталина самым влиятельным членом правящей коалиции, Берия первым уловил общественный запрос на смягчение режима – и бывший палач превратился в либерала. По его инициативе были прекращены самые одиозные политические расследования, началась амнистия заключенных. Планировал Берия и сбавить градус холодной войны.

Эта активность вкупе с влиянием, которым Берия пользовался в органах госбезопасности, побудили остальных членов президиума ЦК составить заговор. Маршал Берия был арестован прямо на заседании в июне 1953 года, обвинен во всех смертных грехах и в декабре расстрелян вместе с шестью соратниками – так называемой «бандой Берии». Эта казнь завершила двадцатилетнюю эпоху физической расправы с высшими функционерами, начавшуюся после убийства Кирова.

«Номенклатура»

Сталин, бывший подданный царской России, испытывал ностальгию по монументальному государству, в разрушении которого в свое время поучаствовал. Он восстанавливал империю не только в геополитическом, но и в социальном смысле. Вместо прежнего дворянства возникло новое привилегированное сословие, попасть в ряды которого можно было, только доказав свою полезность и лояльность.

Начало советскому «дворянству» было положено еще на старте сталинского восхождения к власти. Высший кадровый эшелон – пять с половиной тысяч ответственных должностей – утверждался на уровне ЦК партии. Ведал этими назначениями всемогущий «Орграспредотдел». Помимо «центральной номенклатуры» существовали и местные, для назначенцев провинциального уровня – ими ведали республиканские и губернские партийные секретариаты. В 1925–1927 гг. было проведено почти девять тысяч кадровых перемещений – по сути дела сменилась вся партийно-государственная элита. Повсюду рассаживали начальников, пользовавшихся доверием или самого Сталина, или его помощников, или помощников его помощников.

Классическая «ордынская» система, в свое время нарушенная Екатериной Великой с ее указом о дворянской вольности и восстановленная Сталиным, не признает за подданными любого уровня никаких личных прав, но заменяет их привилегиями согласно занимаемому рангу. Точно так же существовала и советская «аристократия». Деньги в этих координатах значили гораздо меньше, чем набор положенных по статусу благ: жилищные условия, класс бытового и медицинского обслуживания, возможность бывать за границей и так далее. В сталинские времена все эти выгоды сильно омрачались опасностью: чем выше пост, тем больше риск угодить под репрессии. Но начиная с хрущевских времен для советской «номенклатуры» наступают времена безопасные и приятные.

В 1967 году, в золотой век номенклатурной безмятежности, была выпущена сводка «Единая номенклатура должностей служащих», впоследствии корректировавшаяся. В этой геральдической книге (можно назвать ее и так) перечислялись 400 тысяч руководящих должностей. Вместе с членами семей привилегированное сословие насчитывало примерно 0,05 % населения страны (вдвое меньше, чем дворян в царской России). «Потомственность» происходила естественным образом: детям начальников были открыты двери всех советских социальных лифтов.

Никита Хрущев

Третий по счету – после Ленина и Сталина – советский лидер Никита Сергеевич Хрущев (1894–1971) был личностью совсем иного масштаба и склада. Не революционный вождь и не мастер аппаратных интриг, а виртуоз по части выживания. Выходец из социальных низов, человек малообразованный, он отлично владел искусством мимикрии. Капризный и мнительный в старости Сталин отличал и приблизил Хрущева главным образом потому, что тот был весел и приятен, а главное не внушал ни малейших опасений. На вечеринках, которые Вождь устраивал для самого ближнего круга, жизнерадостный украинец мог и спеть, и сплясать, и побалагурить. Но при этом Никита Сергеевич был очень непрост и свою внешнюю безобидность использовал как инструмент для заключения альянсов.

Сразу после смерти Сталина, во время конфронтации с Берией, Хрущев выдвинул на первую роль – главы правительства – недалекого Георгия Маленкова, оставив за собой партийное руководство. Оно в 1953 году выглядело менее импозантно, ибо пост председателя совета министров занимал сам Сталин. Однако основные номенклатурные рычаги по-прежнему находились у того, кто руководил партией. Это и позволило Хрущеву в довольно короткий срок занять ведущее положение.

Расправившись с самым грозным оппонентом Берией почти сразу же, несколько лет спустя Хрущев избавился (правда, уже бескровно) и от остальных участников постсталинской коалиции. С 1957 года он стал единоличным правителем Советского Союза, соединив обе высшие должности: и главы партии, и главы правительства.

В историческом смысле главным поступком Хрущева было разоблачение преступлений Сталина, начатое в 1956 году на ХХ съезде КПСС и завершенное на XXII съезде окончательным осуждением «культа личности», после чего все памятники Сталину были снесены, а его тело вынесено из мавзолея. Во времена террора Хрущев, партийный секретарь на Украине и в Москве, усердствовал в «чистках» и казнях не меньше, чем другие руководители, и всё же оставил по себе добрую память: в ходе проведенной им антисталинской кампании сотни тысяч людей вышли на свободу, а некоторые (далеко не все) жертвы репрессий были посмертно реабилитированы.

Хрущевский «волюнтаризм» и его последствия

Этим термином заговорщики, придя к власти, заклеймили стиль хрущевского руководства, имея в виду резкость и недостаточную мотивированность решений свергнутого правителя. Хрущев действительно мало считался с другими членами Политбюро и действительно совершил несколько серьезных ошибок, имевших для Советского Союза тяжелые последствия. Впрочем его экономические эксперименты, все неудачные, скорее объяснялись неэффективностью социалистического метода хозяйствования – новации следующей эпохи будут ненамного успешней. Но Карибский кризис, сначала едва не приведший к мировой войне, а затем (что очень не понравилось советской верхушке) нанесший урон престижу СССР, возник из-за чрезмерной самоуверенности и авантюризма правителя. Однако главным его провалом (не только в глазах номенклатуры, но и объективно) было непоправимое ухудшение отношений с самым большим государством социалистического лагеря – Китайской Народной Республикой.

Мао Цзэдун очень чтил Сталина, управленческие методы которого он использовал в своей внутренней политике, и отнесся к хрущевским разоблачениям неодобрительно, а к самому Хрущеву с подозрением. Советский лидер, в свою очередь, весьма скептически оценивал попытки пекинского руководства поднять экономику штурмовыми методами. Москва заняла нейтральную, примиренческую позицию в территориальном конфликте между Китаем и Индией. С этим обстоятельством было связано невыполненное обещание поделиться с «китайскими товарищами» секретами ядерного оружия. У Мао Цзэдуна возникло ощущение, что русские предали братскую социалистическую страну в очень тяжелый период ее истории – и Хрущев недооценивал последствия этой обиды.

В конце концов китайский вождь принял решение превратить свою страну в оплот истинного, «неревизионистского» социализма. «Центр мировой революции переместился в Китай», – объявил Мао.

Атомную бомбу китайцы стали разрабатывать сами, рекомендаций из Москвы больше не слушали, и к концу хрущевского правления разрыв стал уже неизбежным. В шестидесятые годы он будет усугубляться и приведет к еще одной «холодной войне» – между двумя самыми большими социалистическими странами. СССР и КНР будут держать на своей 7000-километровой границе крупные армейские группировки, а в 1969 году дело даже дойдет до вооруженных столкновений. Лишь в восьмидесятые годы, при Дэн Сяопине, враждебность в отношениях прекратится.

Леонид Брежнев

Период хрущевского «редуцированного вождизма» сменился своего рода коллегиальным руководством, вообще-то несвойственным и даже противопоказанным «ордынской» модели государства. Но эта перемена отвечала личным интересам высшей номенклатуры, более не желавшей зависеть от капризов очередного диктатора. Нетипичная для российского государства конструкция продержалась целых 18 лет только благодаря невластолюбию и компромиссности генсека Леонида Ильича Брежнева (1906–1982), несколько похожего на «кроткую Елисавет», добродушную императрицу Елизавету Петровну, при которой русской аристократии так хорошо и спокойно жилось после страшных времен Петра и нервных времен царицы Анны.

В последние хрущевские годы Брежнев занимал должность председателя Верховного Совета – абсолютно декоративную, ибо советский парламент не обладал никаким влиянием, но формально самую высокую в государственной иерархии. Этим обстоятельством, а также очевидной травоядностью Леонида Ильича и объяснялось его выдвижение.

Вскоре выяснилось, что подобный предводитель всех очень устраивает. Брежнева славословили, без конца награждали пышными титулами и званиями, но в Политбюро он был скорее модератором, нежели инициатором решений. Там имелось несколько активных, влиятельных членов, которые поделили между собой управление: экономический блок возглавлял председатель совета министров (до 1980 года – Алексей Косыгин), внешними делами ведал бессменный министр иностранных дел Андрей Громыко, идеологией – Михаил Суслов, абсолютная реинкарнация обер-прокурора Победоносцева с его «совиными крылами». Брежневская эпоха с ее фасадной стабильностью и болотной застойностью вообще очень напоминает царствование Александра III.

Характерная черта эпохи – строгий партийный контроль над КГБ и армией. Комитетом государственной безопасности с 1958 года руководили не кадровые «спецслужбисты», а партийные аппаратчики; с 1976 года и во главе министерства обороны был поставлен «штатский» член политбюро.

Геронтократия

Вначале советское государство было молодым и его правители тоже были молоды. 47-летнего Ленина, председателя Совнаркома, соратники называли «Старик». Когда советский проект утратил энергетику и заплесневел, соответственным образом изменилась и высшая прослойка. Государством правили очень старые люди – и правили по-старому, противясь всему новому.

В 1918 году средний возраст в высшем партийном органе составлял 38 лет; в 1940-м – пятьдесят один год; к 1980-му перевалил за семьдесят. При этом следует учитывать, что люди в те до-ЗОЖные времена дряхлели намного быстрее – средняя продолжительность жизни советских мужчин (женщин в Политбюро не было) равнялась 62 годам.

В ходячую развалину превратился не только генеральный секретарь, нездоровы были и многие другие состарившиеся члены Политбюро. Распорядок работы органа, управлявшего сверхдержавой и значительной частью планеты, регулировался врачами. Время заседаний всё время укорачивалось. Под конец брежневской эпохи они редко длились более получаса.

Высшие функционеры почти никогда не уходили в отставку по состоянию здоровья и тем более по возрасту. Все они умирали на своем месте – как тогда шутили, «не приходя в сознание».

Власть как объект анекдотов

В сталинские времена никому не приходило в голову потешаться над Вождем – это плохо закончилось бы и для шутника, и для слушателей. Но когда страх исчез, несвобода публичных высказываний стала компенсироваться модой на политический анекдот. Этот жанр устного фольклора был очень популярен, и по нему интересно изучать эволюцию массового сознания – отношение общества к государству и государям. Отношение это стало до уничижительности насмешливым.

Приведу три характерных анекдота: из хрущевского, брежневского и постбрежневского периода.

«Едет Ленин на «ЗИЛе» [лимузин представительского класса], рядом Сталин на «запорожце» [микролитражка]. Ленин спрашивает: «А что это за треск сзади, товарищ Сталин?» «А это, Владимир Ильич, за нами Хрущев на трехколесном велике гонится». (Реакция на попытки Никиты Хрущева превратиться в такого же вождя, какими были Ленин и Сталин).

«Стук в дверь. Брежнев достает из кармана очки, бумажку, с трудом читает: «Кто… там?» За дверью тоже шелест бумаги. Раздается голос: «Это я, товарищ… Суслов». (Реакция на неспособность руководителей произнести даже самую короткую речь без составленной спичрайтерами шпаргалки).

«На похоронах Черненко в самом первом ряду вдруг оказывается какой-то обтрепанный, шмыгающий носом еврей. Члены Политбюро на него изумленно смотрят. Один не выдерживает, спрашивает: «Как вы-то сюда попали?» «А я заранее абонемент купил». (Реакция на «гонку катафалков», когда один за другим умерли три генеральных секретаря).

Какая уж тут сакральность?

Нефтегазовый фактор

В 1955 году в СССР было добыто 70 млн тонн нефти, которая в основном расходовалась на внутренние нужды. На экспорт шло чуть больше десяти процентов. При этом мировые цены на «черное золото» были совсем не золотые: 2 доллара за баррель.

Однако вслед за тем свершилась настоящая топливно-сырьевая революция. Сначала после открытия фантастически богатых сибирских месторождений взлетела добыча (в конце концов она увеличится почти в десять раз), а после ближневосточного кризиса 1973 года столь же невероятно подорожала и сама нефть (цена дойдет до 36 долларов за баррель). Очень выросла и выручка от продажи природного газа. На пике производства и цен, в 1984 году, СССР получит от вывоза нефти, нефтепродуктов и газа почти 120 миллиардов долларов (более 50 % стоимости всего валютного экспорта). Ни одна страна мира не зарабатывала на своих природных богатствах столько денег. Их хватало и на военное соперничество с Америкой, и на закупку зерна, и на импорт товаров, которыми не могла обеспечить население слабая легкая промышленность Советского Союза.

Перелом наступил после того, как с 1985 года Саудовская Аравия увеличила квоту нефтедобычи сначала в два, а затем в три с половиной раза. Цены покатились вниз.

Возрождение Общества

Напомню: когда это слово пишется с большой буквы, в виду имеется не всё население страны, а та его часть, что имеет некое собственное мнение о политике, не определяемое официальными установками. Пробуждение и усиление Общества представляет собой угрозу для «ордынского» государства, поэтому в периоды мобилизации или ужесточения правительство пытается свести пропорцию таких людей к нулю. Сталину это вполне удалось, поскольку он использовал меры радикальные – террор. В Советском Союзе никакого Общества долгое время не существовало – лишь «новая историческая общность советский народ», она же «нерушимый блок коммунистов и беспартийных». Но таково уж устройство человеческой ментальности, что стоит страху чуть ослабнуть, и сразу находятся люди, не боящиеся мыслить, а затем и высказываться независимо, причем высказывание постепенно становится всё смелее.

Как и в девятнадцатом веке, Общество эволюционировало. Во времена хрущевской «оттепели», как называли постсталинскую либерализацию, очень умеренную, возникло идейное движение, которое в шестидесятые годы чехословацкие социалисты-реформаторы назовут борьбой за «социализм с человеческим лицом». В СССР говорили «Назад к Ленину» – имелось в виду: подальше от Сталина, к нормам ленинской эпохи, которая при этом идеализировалась и романтизировалась.

Конфликт советских «социалистических либералов» с государственной идеологией начался после того, как брежневский режим решил прекратить критику сталинизма, «чернящую» государство. Возникло уже не просто свободомыслящее, а бескомпромиссно нонконформистское движение «диссидентов», большинство которых выступало вообще против советского строя. Количество диссидентов было невелико, органы безопасности на них охотились. История повторялась почти в точности: снова возник узкий круг «подпольщиков» и весьма обширная среда фрондирующей интеллигенции, причем первых общество (с маленькой буквы) почти не замечало и не слышало, зато моральное и идейное влияние вольнолюбивых писателей, режиссеров, журналистов, стихотворцев, «бардов» (поющих поэтов, чьи песни переписывались с магнитофона на магнитофон) распространялось всё шире. К восьмидесятым годам советская контркультура соперничала в популярности с культурой официозной – и безусловно лидировала в среде городской интеллигенции, советского аналога западного «миддл-класса». Этому сословию вновь, как в начале столетия, предстояло выйти на арену и перехватить у слабеющего государства общественную инициативу.