Текст книги "Златая цепь на дубе том"

Автор книги: Борис Акунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 37 страниц)

«Юрьев день»

День чтимого в Московии Святого Георгия (в русском произношении Гюргия или Юрия) приходился по юлианскому календарю на 26 ноября и звался «Юрий Осенний». К этому времени работы по сбору урожая уже заканчивались, и уход крестьян наносил меньше ущерба помещику.

Уйти разрешалось в двухнедельный промежуток до и после Юрьева дня, но сделать это было не так-то просто. Мало того, что крестьянин должен был внести все недоимки, но ему еще и полагалось выплатить помещику «пожилое» – нечто вроде благодарности за приют, весьма немалую сумму.

И всё же по сравнению с другими сословиями у крестьян оставался хоть какой-то зазор для свободы. Все ступени социальной пирамиды, расположенные выше, были закрепощены строже. Иван III строил систему обязательной государственной службы не снизу вверх, а сверху вниз. До окончательного закрепощения крестьянской массы власть доберется лишь век спустя.

Византийская принцесса

Киевские Рюриковичи часто сочетались браком с иноземными принцессами. Потом Русь стала частью Азии, а русские князья обмельчали и перестали считаться в Европе выгодными женихами. К тому же политические интересы требовали от Рюриковичей союза с ближними соседями – русскими или литовскими князьями. На тверской княжне женили подростком и Ивана, но к тому времени, когда он овдовел, достойной великого государя невесты рядом уже не было, остальные князья перестали быть московскому владыке ровней.

Новую супругу Иван подобрал с таким расчетом, чтобы этот брак вознес его еще выше.

Кандидатка нашлась очень далеко, в Риме, куда эмигрировали отпрыски побежденной турками византийской династии Палеологов.

С европейской точки зрения невеста была незавидная – ни богатства, ни владений, но и правитель далекой, неведомой Московии тоже не выглядел блестящей партией. Римский папа, при дворе которого прозябала Зоя Палеолог, в свои 24 года по тогдашним понятиям уже считавшаяся старой девой, дал согласие на брак лишь потому, что рассчитывал обрести нового союзника против турок.

Но Ивану в его положении было не до турок – он в то время еще не избавился от татар. Поэтому принцессу он в жены взял, а оправдывать надежды понтифика и не подумал.

В далеком путешествии римскую гречанку сопровождал кардинал, водрузивший на экипаже католический крест. Но на подъезде к Москве крест велели убрать, Зою переименовали в Софью, сделали вид, будто она никогда не отказывалась от отцовской православной веры, и быстро спровадили папского посланника обратно.

Теперь с некоторой натяжкой Иван III мог считаться наследником византийских базилевсов. Этой линии – что Москва является преемницей вовсе не Орды, а Империи – будут держаться и последующие русские монархи.

Василий III

Василий Иванович (1479–1533), в отличие от великого отца, личными и семейными делами интересовался больше, чем государственными. Главной драмой его жизни было отсутствие наследника.

Отец попробовал найти ему иноземную принцессу, но из этого ничего не вышло – соседние государи не желали отдавать своих дочерей за «схизматика». Тогда Иван III поступил с присущей ему практичностью: раз уж не получается найти «статусную» невесту, женил сына подешевле – на девушке из малозначительного рода Сабуровых, чтоб не тратиться на дорогие подарки. Зато кандидатку выбирали в ходе своеобразного конкурса красоты, даже с медицинским осмотром, который произвели тогдашние гинекологи, повивальные бабки. Впоследствии обычай царских матримониальных смотрин станет в Московии традицией, но первый опыт оказался неудачен. Из бабок вышли плохие диагносты – великая княгиня Соломония потомства не произвела. Разводиться с женами на Руси было не заведено, оставалось только молиться и совершать паломничества по святым местам. Вероятно, по смерти Василия престол перешел бы к брату, но в пожилом (по тогдашним представлениям) возрасте 46 лет государь влюбился в красавицу Елену Глинскую, из рода литовских перебежчиков. Историк Николай Карамзин высказывает не вполне патриотичное предположение: «Может быть, Елена, воспитанная в знатном Владетельном доме и в обычаях Немецких… имела более приятности в уме, нежели тогдашние юные Россиянки, научаемые единственно целомудрию и кротким, смиренным добродетелям их пола». Под воздействием поздней страсти Василий расторг-таки брак, сослав бесплодную Соломонию в монастырь, – создал полезный прецедент для последующих монархов.

Наследник не сразу, но родился – когда Василий был уже на шестом десятке. Три года спустя правитель умер, повергнув государство, основанное на тотальной монократии, в кризис – на упомянутое выше безвременье.

Таким образом, и в семейно-династическом смысле Василий III оказался нехорош: наследника на свет в конце концов произвел, но преемственность власти не обеспечил.

Конец автономий

Правя страной, Василий III держался отцовских заветов.

Он еще выше поднял сакральность верховной власти, держа приближенных в трепете. Имперский посол Сигизмунд фон Герберштейн, дважды побывавший в Московии, сетовал на запуганность русских вельмож, которые на всякий вопрос отвечают заученной формулой: «Про то ведают Бог и Государь».

По отцовскому примеру Василий обходился и с родней. Ивану III всё же пришлось выделить младшим сыновьям пусть небольшие, но собственные владения – поступить иначе означало бы сломать древнюю традицию. Но все эти территории находились поблизости от Москвы, где присмотр за удельными князьями был проще. Жениться братьям Василий запретил, чтобы по их смерти все земли вернулись в великокняжеское владение. Юрий Дмитровский, Дмитрий Уг-лицкий и Семен Калужский не разочаровали государя – умерли нестарыми и потомства не оставили. Зажился на свете лишь Андрей Старицкий, которому старший брат позволил-таки жениться, когда сам наконец обзавелся наследником. (Потом сын Василия добьет и род князей Старицких).

Уничтожил государь и последний островок относительной автономии – Псковскую республику. В отличие от Новгорода этот рудимент вечевой демократии просуществовал еще несколько десятилетий, ибо всегда был послушен Москве. Псков управлялся назначенными из столицы наместниками, вел себя тихо, и всё же нарушал своим существованием стройность новой государственной системы. В 1509 году Василий назначил туда сурового правителя, кажется, еще и специально поручив ему всячески тиранить горожан. Когда же псковитяне прислали всеподданнейшую жалобу на чинимый произвол, государь повелел всем недовольным приехать: он-де каждого рассудит по справедливости. Обрадованные горожане собрали большую делегацию, которая по прибытии вся была арестована. Так при помощи коварства Василий изолировал всех активных протестантов. Но этим он не удовлетворился, а по отцовскому рецепту, примененному в Новгороде, еще и выселил несколько тысяч псковских семейств: всё высшее и среднее сословие. Освободившиеся земли были розданы московским служилым людям.

Отношения Василия III с татарскими ханствами

Во внешней политике московский самодержец не имел возможности действовать столь же бесконтрольно, и на этом фронте дела у него шли негладко. Стратегическими и дипломатическими талантами Василий не отличался.

Сопредельных татарских государств было три: Большая Орда, ханство Казанское и ханство Крымское. Иван III руководствовался принципом «разделяй и властвуй». С Большой Ордой он воевал и в конце концов уничтожил ее чужими руками (в 1502 году); Казанское ханство сделал своим сателлитом; с Крымом поддерживал союзнические отношения.

Преемник вновь превратил татарский фактор в грозную проблему.

Казань вышла из-под московского диктата и начала грабить пограничные области. Василий попробовал наказать хана Мухаммед-Эмина, но потерпел поражение. В конце концов противники замирились, но на восточных рубежах стало неспокойно.

Еще хуже вышло на юге. Крымское ханство привыкло жить набегами на соседей. При Иване объектом нападения обычно были литовские земли. Но Василий поскупился на подарки, а Сигизмунд Литовский, наоборот, был щедр. К тому же после военных неудач в войне с казанцами сильно упал престиж московского войска.

Крымцы сначала грабили лишь русское по-граничье, небольшими набегами, но, не получая серьезного отпора, осмелели. В 1516 и 1517 годах они совершили крупные грабительские походы, а в 1521 году объединились с Казанью (где трон занял брат крымского хана), и произошла настоящая катастрофа.

Мехмед-Гирей Крымский и Сахиб-Гирей Казанский разбили московское войско в сражении под Коломной и пошли прямо на Москву. Великий князь бежал из столицы. Возведенные его отцом крепкие каменные стены спасли город – у татар не было осадных орудий, но они не торопились уходить, разоряя окрестные земли. Василию пришлось заплатить выкуп и подписать грамоту, в которой он признавал себя крымским данником. Лишь после этого победители повернули обратно, уводя сотни тысяч невольников. Горше всего был урон чести: государь «Третьего Рима» признал себя подданным крымского хана, который, в свою очередь, был вассалом турецкого султана!

От международного позора Василия спасла находчивость одного из русских воевод. Этот занятный эпизод заслуживает рассказа.

На обратном пути татары хотели войти в Рязань, но командир гарнизона Иван Симский-Хабар запер ворота. Хан Мехмед-Гирей потребовал покорности: ведь перед ним склонился сам великий князь. Воевода ответил, что не поверит, пока не увидит этот документ собственными глазами. Ему прислали грамоту. Тогда воевода ее разорвал, а по татарам открыл пальбу из пушек. Хану пришлось уйти, у него кончалось продовольствие. Акт постыдной капитуляции так и не увидел света.

Но с этого момента Москве пришлось постоянно держать на южной границе значительные силы и тратиться на строительство крепостей. Раз проложив дорогу к богатой добыче, крымцы будут возвращаться вновь и вновь.

Чтобы обезопасить себя с восточной стороны, Василий создал оборонительный оплот и на казанском направлении: построил на реке Суре большую крепость с сильным гарнизоном. Однако военные походы против волжского ханства были неудачны. Оно осталось для Москвы проблемой.

Осложнения на «татарских фронтах» приводили к распылению ресурсов и мешали Москве вести борьбу с Литвой, где дела тоже шли неважно.

Войны Василия III с Литвой

Продолжая начатые отцом попытки распространить власть Москвы на все православные земли, второй правитель российского государства враждовал с Литвой. В начале правления, в 1506 году, когда умер польско-литовский король Александр, Василий даже предложил себя в великие князья литовские, но это наивное притязание, конечно, было отвергнуто: литовскую аристократию не прельщала судьба «государевых холопов», в условиях польской унии жилось намного привольней.

Тогда Василий стал добиваться своего военными средствами.

Первый удобный повод представился в 1508 году, когда против нового короля Сигизмунда I взбунтовался магнат Михаил Глинский (на чьей племяннице потом женится Василий). Москва немедленно поддержала мятеж, прислала свои войска, но получила отпор, и пришлось уйти ни с чем.

Через четыре года, когда у Сигизмунда I вновь возникли сложности (на сей раз с германскими соседями), Василий III опять этим воспользовался. Он отправил войско под стены Смоленска, чтобы взять этот стратегически важный город, от которого дед великого князя Василий II в 1449 году отказался «на вечные времена». После долгой осады Смоленск, не получив помощи от занятого другими бедами короля, сдался. Но это был единственный успех, которого сумел добиться московский государь.

Уже в следующем 1514 году его армия потерпела сокрушительное поражение в битве под Оршей. После долгих переговоров в 1522 году было подписано перемирие, по которому Смоленск остался за Москвой, но взамен Василий отказывался от притязаний на «всю Русь», то есть обменял журавля в небе на синицу в руках. Грандиозные усилия и траты дали очень скромный результат.

Царский титул

Быть «великим князем» вполне устраивало Ивана III и Василия III, но к тому времени, когда шестнадцатилетний Иван IV взял власть в свои руки, этот титул сильно померк. Главный соперник Сигизмунд I был в первую очередь королем польским, а великим князем литовским лишь во вторую. Титул «короля» в Москве тоже казался недостаточно солидным: у тех же поляков короля избирали, то есть он был монарх не волей Божьей, а волей своих подданных.

Юный честолюбец Иван выбрал титул, соответствовавший идее о создании «третьего Рима», то есть третьей империи (после римской и византийской). Рыхлая Германская империя на Руси считалась ненастоящей, а используемое немцами слово «император» подмоченным. Иван решил: он будет цесарем. Русские произносили это слово как «царь».

В январе 1547 года Иван IV торжественно «венчался на царство», водрузив на голову так называемую «шапку Мономаха». По преданию этот драгоценный головной убор, не похожий на европейские королевские короны, киевскому правителю Владимиру Всеволодовичу в XII веке прислал из Царьграда тесть – базилевс Константин Мономах. Символическое значение этого жеста казалось современникам очевидным: отныне Москва официально становится преемницей византийской империи.

Получилось и в самом деле символично. Как установлено историками, красивая шапка была не византийского, а татарского происхождения.

Ее в знак милости прислал своему московскому вассалу совсем другой император, великий хан Узбек (1313–1341). Так что венец был выбран совершенно правильно: в грядущие века цари будут восстанавливать границы не византийской, а ордынской империи.

Земский собор

Институт «земских соборов», просуществовавший в Московском царстве до конца семнадцатого века, являлся не протопарламентом и даже не совещательным съездом сословных представителей вроде французских Генеральных Штатов или испанских кортесов. Царь не «совещался» с делегатами, а информировал их о больших государственных решениях и в лучшем случае выслушивал их верноподданные петиции. И всё же это был важный, чуть ли не единственный канал «обратной связи» – напрямую от сословий к монарху, минуя его обычное многослойное окружение.

Сведения о самом первом соборе туманны, историки даже спорят, когда в точности он состоялся – в 1549 году или в 1550. Неизвестен и состав участников. Кажется, в их число входили представители местных властей. Программа и ход съезда тоже нигде не зарегистрированы. Скорее всего собравшимся разъясняли правила государственной жизни, изложенные в новом Судебнике, который однако был обнародован на более авторитетном церковном соборе, год спустя. Власть удельных князей этим документом окончательно упразднялась, укреплялось положение дворянства, вводились элементы народного представительства в гражданском судопроизводстве. Дальнейшая эволюция, вернее сказать деградация общественно-государственного устройства в царствование Ивана IV лишила земские соборы какого-либо значения. Однако позднее, в семнадцатом веке, когда возникнет «второе» государство, менее монократичное, чем «первое», соборы будут играть довольно существенную роль.

Завоевание Казани и Астрахани

За время междуцарствия (можно назвать детские годы Ивана IV и так), восточный сосед, ханство Казанское, стало союзником Крыма, враждебного Москве. Едва взяв бразды правления, юный царь попытался решить «казанскую проблему», но первые военные походы были неудачны. Однако через несколько лет окрепшая царская власть сумела укрепить и армию, Казань же, наоборот, ослабела из-за внутренних раздоров. Тем не менее война 1552 года оказалась трудной.

Осада Казани была долгой и кровавой, защитники упорно сражались. Штурм разделился на два этапа. Уже после прорыва внутрь города битва прервалась и начались переговоры. Но сдалась лишь ханская семья, остальные казанцы капитулировать отказались и все погибли. Если верить летописи, в живых остались только женщины и дети.

В ту пору Иван еще не был «грозным». Пленного хана Едигер-Магмета он принял с почетом, а с завоеванным народом поступил по тогдашним меркам «ласково»: казней не устраивал, насильно обращать в христианство не стал, но по новгородско-псковскому «рецепту» вывел большинство татар из Казани, заменив их русскими переселенцами.

После захвата средневолжского региона у Москвы появилась возможность расшириться дальше на юг – к Каспийскому морю. Места там были пустынные, сами по себе не слишком богатые, зато открывался выгоднейший торговый путь в Персию и Среднюю Азию. На следующий год после Казанского похода представился и удобный случай: посланцы степной Ногайской орды предложили царю совместный поход против Астраханского ханства, запиравшего выход к Каспию.

Ханство было совсем слабым и согласилось принять московское подданство без войны, однако Ивану этого показалось мало. В 1556 году он посадил в Астрахани свой гарнизон и присоединил всю нижнюю Волгу к своей державе.

После этого интересы царя переместились на запад. Скоро ему станет не до средней и нижней Волги. Результатом этих завоеваний воспользуются уже преемники Ивана IV. Казань станет плацдармом для движения к Уралу и далее, в Сибирь; через Астрахань, еще очень нескоро, российская империя поведет экспансию в кавказском и среднеазиатском направлениях.

Война с Ливонским орденом

После опустошения Новгорода страна осталась практически без европейской торговли.

Сухопутные маршруты шли через территорию Литвы, почти всегда враждебной. Морская же торговля требовала доступа к Балтике.

Там находились земли Ливонского ордена, находившегося в упадке и не способного себя защитить. Проблема, однако, была не военного, а геополитического свойства: три балтийские державы – Польша, Дания и Швеция – не позволили бы Московскому царству забрать эту лакомую добычу себе.

Но во второй половине 1550-х годов – как раз когда у Ивана IV развязались руки на востоке – очень удобная ситуация сложилась и на западе. Польшей правил никчемный Сигизмунд-Август (1548–1572), испортивший отношения со своими магнатами и разоривший казну. Кристиан III Датский был стар и недужен. Шведский Густав I тоже одряхлел, а его наследник был психически нездоров. К тому же в 1554 году Московия и Швеция немного повоевали из-за пограничных земель, и шведы увидели, что Русь теперь сильна. Были основания полагать, что с этой стороны проблем тоже не возникнет.

В начале 1558 года московская рать вторглась в Ливонию, захватила несколько городов и крепостей. Вели себя завоеватели умеренно, местное население не притесняли, и важный город Дерпт сдался без сопротивления.

Ландмейстер (правитель) Ордена Готхард Кетлер пытался давать отпор, но сил у него было мало.

В ходе второй кампании 1559 года русские заняли остальную часть Ливонии, а в 1560 году вынудили к сдаче последний оплот рыцарей, крепость Феллин (современный Вильянди).

Лишь теперь другие балтийские державы зашевелились, обеспокоенные московскими успехами и желающие получить свою долю орденских земель. Дания предъявила претензии на остров Эзель (Сааремаа), Швеция потребовала Эстляндию, Литва приняла под свое покровительство Лифляндию. Ландмейстер Кетлер стал вассалом польского короля в качестве герцога Курляндского.

Если бы Иван согласился на этот раздел, удовольствовавшись завоеванным выходом к морю, война завершилась бы блестящим успехом. Но царь пошел на конфликт с польским королем, рассчитывая в ходе новой войны захватить еще и литовские земли.

Польская война

Соперник и в самом деле был несилен, так что надежды Ивана IV поначалу казались осуществимыми.

В 1561 году русские без труда отбили нападение литовского войска на Ливонию, весь следующий год потратили на подготовку к вторжению, и в 1563 году двинулись на ключевой город Полоцк. Это редкий для тогдашней эпохи случай, когда численный состав московской армии известен в точности, без преувеличений. Царю удалось собрать почти 60 тысяч воинов – для европейских кампаний XVI столетия цифра редкая. Крепость капитулировала. У Ивана опять появилась возможность заключить выгодный мир, но царь потребовал невозможного: чтобы Сигизмунд-Август отдал все православные области, включая даже далекий Киев. Запрос был совершенно нереалистичен.

Следующий 1564 год начался с поражения. От чрезмерной самоуверенности царь разделил свое войско на две части, и гетман Радзивилл наголову разгромил одну из них, после чего другой пришлось поспешно ретироваться.

Очевидно, это неожиданное фиаско стало одной из причин душевной болезни Ивана зимой 1564–1565 гг. Если же введение опричного режима объяснять не психическим заболеванием царя, а рациональными мотивами (как делали многие историки), они могли быть следующими: поняв, что война будет затяжной и долгой, правитель решил устранить возможность внутренней оппозиции традиционным для всякой диктатуры методом – через террор. Для имитации всенародной поддержки, совсем по-современному, он даже созвал Земский собор: спросил у «лучших людей», воевать дальше или нет. Незадолго перед тем Москву потрясла первая волна массовых казней, поэтому возражать никто не осмелился. Собор попросил государя «стоять крепко».

Безумие вышло на новый виток, когда, не справившись с Польшей, Грозный затеял воевать еще и с Швецией. Заключив хрупкое перемирие с Сигизмундом-Августом, в 1572 году он напал на шведскую Эстляндию. Расчет был на то, что король Юхан III увяз в войне с датчанами и на два фронта сражаться не сможет.

Юхан и не стал этого делать. С Данией он помирился, ударил всеми силами по русским, и началась еще одна долгая, разорительная война. Русь была разграблена Опричниной, обнищала от военных расходов и царских сумасбродств, а Иван пустился в совсем уже отчаянную авантюру. Царю стало известно, что в занятой поляками южной Ливонии слабые гарнизоны, и он, разорвав перемирие, вторгся на эту территорию.

Теперь пришлось иметь дело с польско-шведским альянсом. В 1578 году союзное войско разбило московскую рать в сражении под Венденом (нынешний латвийский Цесис), и с этого момента русские уже только оборонялись. Ресурсов для наступательных операций у Ивана IV больше не будет.

А между тем главный враг и соперник польско-литовское государство очень укрепилось. В 1569 году две его части окончательно объединились, создав Речь Посполитую (буквально «Общее Дело»), а в 1576 году у монолитной державы появился сильный правитель – Стефан Баторий, опытный воин и одаренный полководец.

Упрочив свою власть в стране, Баторий в 1579 году повел войско на восток. Он взял Полоцк, главный русский трофей прошлой войны, и на следующий год вторгся на собственно русскую территорию – захватил Великие Луки.

Целью третьей кампании Батория должны были стать глубинные русские земли. К этому времени Иван Грозный уже очень хотел мира, соглашался отказаться от всех своих завоеваний, даже от царского титула: «А если государь ваш не велел нашего государя царем писать, то и государь наш для покоя христианского не велит себя царем писать», говорилось в московской грамоте. Иван просил лишь оставить ему порт Нарва, чтобы сохранить возможность балтийской торговли. Баторий ответил отказом, да еще потребовал огромную контрибуцию.

Третий польский поход был нацелен на Псков. Падение этой твердыни стало бы для Московии настоящей катастрофой. Но орешек оказался крепким. Гарнизон стойко выдержал многомесячную осаду, хоть не получил от Ивана никакой поддержки. Эта героическая оборона спасла Русь от полного поражения. У короля кончились деньги оплачивать наемников, и он согласился на переговоры.

Иван ухватился за предложение, подписал договор, по которому отказывался и от Ливонии, и от Полоцка. В следующем 1583 году царь заключил мир с Швецией, так и не получив морского порта. Гигантские жертвы и затраты четвертьвековой войны оказались напрасными.