Текст книги "Вторжение драконов. Последняя битва"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 50 страниц)

Молодая жизнь

Минуло восемь дней. Ливианна вернулась домой, в свой дворец в Милале на острове Танталия, где в последнее время бывала слишком редко. Наконец-то она сняла с себя человеческую одежду, от которой у нее все чесалось, и снова надела длинный белый наряд наставницы Белого чертога. Она прекрасно знала, как выглядит в этом облегающем фигуру платье с высоким воротником и дорогой вышивкой на подоле. Белоснежным был и пустой мешок, висевший у нее на плече. На протяжении трех минувших вечеров она долго прогуливалась по побережью, наблюдая издалека за небольшой рыбацкой деревушкой, расположенной у города. Сегодня она знала, куда пойдет, но шла медленно. Дорога впереди была пустынна. Далеко в море на фоне пламенеющего закат белели паруса. Место было тихим и уединенным. Отличным местом для того, чтобы присесть и, глядя на вечное море, забыть обо всем.

В последние дни Ливианна много часов наблюдала за балующимися детьми эльфов, за их веселыми играми в песке, с наслаждением слушала их звонкий смех. Возвращаясь вечером назад в свой тихий дворец, она чувствовала внутри пустоту, которую никогда прежде не осознавала.

Она не плакала о своих потерянных детях, но за минувшие ночи много часов пролежала без сна, думая обо всех тех, кого предала смерти. О тех несовершенных, которым она, не дала шанса доказать, что, возможно, она ошиблась.

В прибрежном лесу слева от нее послышался зов филина, скрывавшегося где-то в ветвях красноствольных пихт. Вдруг до ушей ее донесся нежный голосок. Он только-только начал разговаривать. Одним из первых его слов, было слово «минго». Он очень любил больших розовых птиц, вышагивавших по майгровым зарослям на своих длинных ногах. Как он ни старался, назвать их правильно у него ни разу не получилось. Они были последним, что он видел в своей жизни, прежде чем она утопила его.

Каково было бы гулять с ним у моря? Понравились ли бы ему леса на горизонте? Стал бы он представлять себе, как она, куда плывут корабли?

«Нужно снова забеременеть», – подумала Ливианна. Прошло достаточно много времени с того вечера в мангровых лесах. Эта мысль пришла ей в голову в последнюю бессонную ночь. Более того, она уже подобрала себе любовника, но впервые за ее долгую жизнь эльфийку терзали сомнения, сумеет ли она соблазнить его. Когда-то он любил богиню. Как эльфийке очаровать его?

И сможет ли она вынести его, лежащего на ней, глядеть при этом на звериную морду? Сможет ли она целовать его? Ливианна знала, что он сам выбрал себе такую отталкивающую голову. Он умел изменять облик. Интересно, как он выглядел до того, как выбрал облик Вепреголового? И каким бы был ребенок от него? Станет ли она интереснее для него, если выяснит, что знала Ияли о случившемся с Анату? И возможна ли для него вообще интрижка с дочерью альвов? Если она понесет ребенка от девантара, это изменит мир. Даже если он унаследует хотя бы часть его способностей, он станет могущественнее всех эльфов. Возможно, это положит начало миру?

Ливианна негромко рассмеялась. Все это пустые мечты. Она просто хотела от него ребенка. И мысль о том, что он может положить начало миру между Дайей и Альвенмарком, была совершенно абсурдной.

Эльфийка свернула с прибрежной дороги в лес. Стволы сосен полыхали в свете вечерней зари, а в кронах деревьев уже гнездились ночные тени. Она наслаждалась запахом хвойных иголок, гоня прочь честолюбивые помыслы. Сейчас нужно было целиком и полностью находиться здесь. Направить все мысли на причину своего пребывания на Танталии.

Вдалеке слышалось негромкое гудение пчел на пасеке. Когда солнце погрузится в море, оно смолкнет.

Сквозь деревья она видела свет в доме пасечницы. Два маленьких золотистых окошка в безыскусном доме с низкой крышей, подводосточными желобами которого вдоль стены дома лежали поленья. Дом пасечницы стоял на поляне, поросшей дикими цветами. Здесь еще чувствовался запах лета, а в Снайвамарк уже пришла зима. Ливианна села на поваленный ствол дерева, спрятанный под нависающими низко ветвями, отчетливо увидела у ульев девочку в желтом платье. Малышка находилась от нее на расстоянии менее тридцати шагов. Звонким голоском она пела колыбельную пчелам.

В мыслях эльфийки всплыли слова песни, которую она пела своим детям: Тени сплетая, сон позовет, ночь наступает, сладко поет...

Ливианна закрыла глаза и полностью сосредоточилась на заклинании, которым так радовала своих детей. Она прошептала слово силы и представила себе крохотную точечку яркого света, мысленно заставила ее заплясать, оставляя за собой в сумерках яркие медовые линии. Все быстрее и быстрее, линии превращались в плоскости, затем в фигуру. Когда она снова открыла глаза, перед ней в воздухе плясала бабочка. Создание из нежного света, полностью послушное ее воле.

Эльфийка выпустила бабочку из лесной тени и направила ее к стоявшим на краю опушки ульям. Затем поднялась и встала под сосной.

Вскоре она услышала, что девочка в желтом платье перестала петь.

Ливианна подождала немного, а затем мысленно велела бабочке возвращаться обратно в лес. Как и предполагалось, девочка побежала за ярким миражом.

Ливианна посадила светящегося мотылька на поваленный ствол, на котором только что сидела.

– Наконец-то ты ждешь меня, – раздался звонкий голос. – Я никогда не видела такой красивой бабочки. Откуда ты взялся?

Прежде чем малышка догнала мотылька, Ливианна заставила его снова взлететь, а затем вышла из-под сосны.

– Вот ты где, мой беглец!

От испуга девочка остановилась и уставилась на нее широко открытыми глазами.

Ливианна вытянула перед собой правую руку и заставила мотылька грациозно опуститься на ладонь.

– А ты кто? Неужели мой беглец нашел себе маленькую подружку?

Вместо ответа девочка судорожно сглотнула.

Ливианна опустилась на колени, чтобы глаза их оказались на одном уровне.

– Я напугала тебя? Прости, пожалуйста.

– Ты... чародейка?

– Да, я чародейка, – приветливо ответила она. – Этот маленький мотылек сплетен из магии и моих снов.

– А можно мне подержать его на руке?

Ливианна улыбнулась.

– Конечно. Протяни руку, – и она направила мотылька к девочке, сплетя еще одно заклинание, еще больше усилившее ощущение счастья, охватившее малышку, когда сотканное из света существо коснулось ее.

– Он так красив! Как ты это сделала? – Она смотрела на нее ясными, небесно-голубыми глазами. Узкое личико пылало восторгом. Первая робость была забыта. Ливианна поглядела на девочку Незримым оком. У малышки был дар. Не особенно ярко выраженный, но она сможет стать чародейкой, если кто-то будет развивать этот талант.

– Нужно много времени и терпения, чтобы изучить искусство плетения чар.

– Так же, как для того, чтобы научиться читать и писать?

Ливианна невольно рассмеялась.

– Боюсь, еще больше. Но я уверена, что у тебя получится. Я чувствую твой дар.

– Ты будешь учить меня? – вырвалось у малышки.

«Как легко получилось», – озадаченно подумала эльфийка.

– Ты пойдешь со мной? Кстати, как зовут тебя?

– Мирелла, – маленькая эльфийка обернулась и поглядела на поляну. Уже почти стемнело. Отчетливо видны были лишь два светящихся окна.

– Уже поздно. Моя мама будет волноваться...

– Чтобы стать чародейкой, нужно некоторое мужество, Мирелла. Ты должна принимать решения самостоятельно. У меня есть целый зал с бабочками из света. Если взлетает сразу много, звучит мелодия, от которой на сердце становится веселее. Я так и не сумела понять, как у них это получается. Но возможно, мы сумеем разгадать эту тайну вместе.

– У тебя есть целая комната с бабочками?

– Не комната. Это зал, больше хижины твоей мамы.

– Такой большой! Как дворцы на утесах Милаля? Я уже три раза была в городе. Мама иногда ходит туда, продавать мед.

– А твой отец? – Ливианна тоже поглядела на поляну. Нужно поторопиться!

Мирелла судорожно сглотнула.

– Он... Мой отец умер. Утонул. Он был капитаном на одном из кораблей, которые ходят из Милаля к далекому озеру Лотосов, – она негромко всхлипнула. – Три года назад. И я начинаю забывать, как он выглядел. Его лицо расплывается в моих воспоминаниях, – теперь по щекам ее бежали слезы. – А ведь я не перестала любить его.

Ливианна нежно коснулась рукой плеча девочки.

– Я могу помочь тебе. Я знаю заклинание, которое навсегда оставляет воспоминания в нашей памяти.

– Правда?

– Для этого нам понадобится кристалл из моего дворца. Он усиливает воспоминания. Ты же говорила, что уже почти начала забывать его.

Мирелла безудержно разрыдалась.

– Да... Это я виновата в его несчастье. А теперь еще и забывать его начинаю! Я не хотела этого!

Ливианна вытерла слезы малышки краешком холщового мешка.

– Пойдем, – она с тревогой поглядела на поляну. Мать Миреллы наверняка вскоре выйдет искать дочь.

– А где твой дворец?

– Недалеко отсюда, в самом сердце леса, – драконница поднялась. – Пойдем, нам пора.

Малышка остановилась; нахмурилась.

– Я знаю весь лес. Здесь нет никакого дворца.

Ливианна негромко рассмеялась.

– Глупышка. Думаешь, дворец, чародейки так легко увидеть? Нужно стоять в правильном месте и знать тайное слово, тогда он станет видимым и в него можно будет войти.

– Конечно, – малышка снова всхлипнула. Теперь она подошла к ней и доверчиво взяла за руку. Пальцы Миреллы были холодны, как лед. —. Ты можешь вернуть моего отца? Если ты сумела спрятать целый дворец, то можешь вернуть и пропавшего отца! Он должен вернуться! Я обязана сказать ему, как мне жаль...

– Я не стану лгать тебе. Возвращать мертвых я не умею. Но обещаю тебе, что оживлю облик твоего отца в твоих воспоминаниях.

Мирелла снова негромко всхлипнула.

Ливианна провела рукой по золотистым локонам.

– Нужно было поцеловать его... – всхлипнула девочка. – Он так хотел этого. Он говорил, что мои поцелуи – его талисман. Что они приносят ему удачу. Но я не поцеловала его, потому что злилась, что он опять уезжает надолго. Я виновата, что его корабль попал в бурю. Я украла у него удачу. Моряк без удачи не должен выходить в море, ты же знаешь. Это приманивает бури.

«Ну и чушь», – подумала Ливианна и тут же поняла, что отчаяние девочки трогает ее.

– Если бы не подаренным поцелуем ты могла вызывать бури, то уже сейчас была бы гораздо более могущественной чародейкой, чем я, и это мне нужно было бы у тебя учиться.

Мирелла подняла голову и поглядела на нее.

– Правда?

– Просто не повезло, и корабль попал в бурю. Ты была неправа, что оставила отца без поцелуя, но это и все. Ты точно не виновата в постигшей его судьбе.

– Но я украла у него удачу, – негромко произнесла девочка.

– Разве ты перестала любить его? – строгим тоном поинтересовалась Ливианна.

– Нет! Никогда... – Малышка снова разрыдалась.

Ливианна сжала ее ладонь и прижала к себе.

– Сейчас я открою тебе тайну. В глубине души взрослые чувствуют, любят их или нет. У сердца нет глаз и ушей, ничто не может обмануть его. Оно всегда знает правду, поэтому в час сомнения всегда слушайся своего сердца. И есть еще одна тайна. Отцы почти все прощают своим дочерям. Он наверняка знал, что ты не поцеловала его, потому что любила настолько сильно, что не хотела, чтобы он уходил. Как же можно из-за этого сердиться.

– Ты так много знаешь, – произнесла Мирелла, помолчав какое-то время. – Это потому, что ты чародейка? – Плакать малышка перестала.

– Я живу уже очень долго, а внимательные эльфы никогда не перестают учиться.

– Моя мама не хочет, чтобы я говорила с ней о ее отце... Мне даже имя его произносить не разрешается. А если я забываю, она ругается. Или садится и тихо начинает плакать... Это еще хуже ругани.

Пока они разговаривали и шли, солнце совсем село. Лес накрыла глубокая темнота. Впереди слышалось пение жаб. Вскоре они добрались до самого темного места в лесу: болотистой лощины, где в гнилостной воде росли деревья.

«Почти как в мангровых зарослях, где я утопила своего сына», – подумала эльфийка.

– Мы не заблудились? Неужели твой дворец на болоте? Это дурное место. Моя мама запрещает мне ходить сюда.

– Не беспокойся. Мы отправимся туда, где заканчиваются все беды и горести. Ты что, боишься?

Мирелла подняла голову и поглядела на нее. Золотистый свет мотылька, летевшего за ними, освещал ее улыбающееся лицо.

– Нет, я не боюсь. Мое сердце подсказывает мне, что я могу доверять тебе. И я решила впредь всегда слушаться своего сердца.

Мои маленькие ножки

Шайя падала от усталости. Они снова оказались в самом хвосте колонны. Или еще дальше? Женщина уже ни в чем не была уверена. Их войско рассеивалось. Утром она видела замерзшего воина-ягуара. Ягуара! Она считала этих жутких воинов практически бессмертными. Но зима не делала различий. Нельзя им было приходить сюда.

– Я больше не могу, – простонала Нинве. Положив руку ей на плечо, подруга шла, тяжело опираясь на целительницу.

– Еще чуть-чуть, – измученным голосом произнесла Шайя. – Нужно идти, пока еще светло. Нельзя потеряться.

Они достигли вершины невысокого холма. Насколько хватало глаз, повсюду тянулись холмы. Их путь был отмечен вытоптанным снегом и фигурами в потрепанной одежде, лежавшими вдоль всего маршрута. Они в сотый раз доказывали Шайе, что бывает, когда останавливаешься на минуточку, чтобы набраться сил. Если допустить, чтобы закрылись глаза… Всего на миг...

– Пойдем! – сказала Шайя. – Сегодня утром я слышала, что осталось всего пятьдесят миль. Это расстояние мы как-нибудь прохромаем.

Нинве была слишком измучена, чтобы ответить. Лицо ее покраснело от холода. Кончик носа потемнел. Она смотрела прямо перед собой, не проявляя ни малейших эмоций.

– Видишь горы на горизонте? – Шайя указала вперед, на тонкую линию теней, возвышавшуюся на горизонте над бесконечной белизной. – За ними врата между мирами. Там мы будем в безопасности. Мы прошли больше двух сотен миль. Я запрещаю тебе сдаваться в самом конце.

Уголки губ Нинве дрогнули. Шайя решила расценить это как слабую улыбку. Воительница на миг позволила себе закрыть глаза стоя. Она мечтала о костре в центре юрты и о том, чтобы, завернувшись в одеяло, слушать завывания ветра, как часто делала еще в детстве, во время бесконечных степных зим. А что она готова была отдать за кубок теплого молока яка!

Вздохнув, женщина открыла глаза. Нельзя сдаваться. Этот поступок был глупым и опасным.

– Оставь меня, – прошептала Нинве. Ее подруга заговорила впервые за несколько часов.

– Не говори глупостей!

– Без меня ты сможешь.

Не обращая на нее внимания, Шайя топала дальше, волоча Нинве за собой, потому что говорить у нее сил уже не было. Рука подруги все тяжелее и тяжелее давила на ее плечо. Нинве права. Ее вес уложит на землю их обоих.

Воительница стиснула зубы. Нет, она не сдастся! Кроме подруги нести ей было уже почти нечего. Узелок и сумки, наполненные различными порошками и сушеными травами, опустели. Большую часть она уже выбросила, и осталось только средство от поноса и что-то от бессонницы. А лучше всего выбросить и это бесполезное барахло.

Немного впереди что-то шевельнулось. На краю дороги встали три фигуры в припорошенных снегом одеялах. Шайя вгляделась в суровые, изможденные лица степняков. Налившиеся кровью глаза жадно смотрели на нее и Нинве. Ишкуцайя привыкли к долгим зимам. Несмотря на то что их лошади давным-давно погибли, степняки все же перенесли тяготы дороги лучше большинства остальных воинов.

– Дай нам свой плащик, толстушка. Тебе он все равно больше не понадобится! – И говоривший ткнул в Нинве копьем.

Он говорил с ней на родном языке, и Нинве наверняка не поняла ни слова, но то, что он тыкал в нее копьем, понять неправильно было невозможно.

– Оставь ее! – спокойно сказала Шайя. – Ты позоришь своих предков, брат.

Говоривший опустил копье и удивленно уставился на нее.

– Бросай ее, сестра. Ты только посмотри на нее, она все равно не выживет. Мне от ее плаща проку будет больше. У меня еще хватит сил дойти до врат между мирами, если будет, чем защищаться от холода.

– Ты не тронешь ее, брат.

Троица посмотрела на нее, все улыбались.

– И кто же мне помешает, сестра? Белый Волк? Его здесь нет. Он хочет, чтобы мы помогли себе сами. Я даже окажу тебе услугу, освободив тебя от этой ноши. Может быть, тогда ты тоже дотянешь.

– Нинве, сядь на снег, пожалуйста, – спокойным голосом попросила Шайя.

Подруга бросила на нее испуганный взгляд, когда та сбросила ее руку со своего плеча.

– Ты... – В глазах у Нинве стояли слезы. – После всего, что мы пережили...

Шайя отвернулась от нее, потянулась, повернула голову в одну, затем в другую сторону, разминая шею.

– Возвращайся на стезю воина, брат. Это твой последний шанс.

– Не то что? – Говоривший от имени ишкуцайя ткнул копьем теперь в нее. – Не хочу причинять тебе боль, сестра, но ты нас не остановишь.

И он кивнул своим спутникам. Стоявший справа от него воин вытащил из-за пояса секиру с шипом, другой – короткий бронзовый меч.

– Просто иди своей дорогой, сестра. Оставь ее в снегу.

– Не могу, – Шайя подняла обе руки, откинула капюшон. Эльф, который освободил ее из заточения в лувийском монастыре и умер вместо нее, изменил черты ее лица, и теперь ее не узнали бы даже ее соратники из лейб-гвардии.

Запустив в волосы обе руки, она отбросила их назад, и этот жест успокоил воина. Женщина увидела, как расслабились черты его лица. Даже когда она сделала шаг вперед, он не осознал, что сейчас произойдет. В прошлом она всегда сражалась в первых рядах, вместе со своими воинами. Она была воином и ей это нравилось.

Ее руки молниеносно метнулись вперед и вырвали копье из рук говорившего. Тупым концом она ударила в живот воина, в руках у которого была секира с шипом, а острие вонзила в грудь говорившего, стоявшего вполоборота к ней.

Не поворачиваясь, она пригнулась. Меч просвистел в нескольких дюймах от нее, когда она подняла упавшую в снег секиру с шипом. Сидя на корточках, развернулась и ударила третьего воина секирой под колено.

Пронзительно вскрикнув, он попытался отпрыгнуть, покачнулся и опрокинулся навзничь, а кровь тем временем пульсирующим потоком хлестала из раны.

Шайя обнажила кинжал и перерезала горло тому, кого ударила в живот тупым концом копья, а затем обернулась к двум другим. Они были тяжело ранены и не представляли какой-либо опасности.

– Я оставляю вас Зеленым духам. Пусть они заберут ваши души. Вы не достойны встретиться со своими предками.

– Кто… кто ты? – пролепетал говоривший за всех ишкуцайя.

– Этого ты уже никогда не узнаешь, – Шайя устало отвернулась и помогла Нинве встать на ноги. Ее подруга подползла к умирающему и сейчас смотрела на нее с испугом. Она не поняла ни слова из сказанного, поскольку не владела языком степей, в этом Шайя была уверена.

– Кто ты? – спросила теперь и она, пока Шайя отряхивала снег с ее мехового плаща.

– Теперь я снова та же целительница, которую ты знаешь. Оставшиеся позади воины потратили последние силы на проклятия в ее адрес. Шайя положила руку Нинве себе на плечо и потащила ее дальше по склону холма. Никогда прежде вес подруги не казался ей настолько большим.

– Ты знаешь, все девочки болтали о тебе с самого первого дня. Ты всегда была другой. Не шлюха... не прачка и не кухарка, – каждое слово давалось Нинве с трудом. Дышала женщина тяжело.

– Кира как-то видела тебя голой. Твои шрамы... Она подумала, что ты была рабыней. Но она ошибалась, да? Ты была воином. Ты родом из степи. Эти трое узнали тебя. Ты одна из них.

– Это верно, а теперь побереги дыхание. Сейчас опять пойдем в гору.

– Они наверняка сказали тебе бросить меня.

– Если ты не прекратишь болтать, я задумаюсь о том, чтобы так и сделать.

– Это было бы разумно с твоей стороны, – серьезным тоном ответила Нинве. – И спасло бы тебе жизнь.

– И слушать ничего не хочу. Мы обе дойдем, даже если мне придется нести тебя на плечах.

Ее подруга негромко рассмеялась.

– Охотно верю, что ты попытаешься... Ты бы даже... – Промежутки между словами становились все длиннее и длиннее. А затем она наконец умолкла, лишь тяжело, хрипло и шумно дышала, и Шайя возблагодарила про себя богов за то, что теперь можно будет наконец успокоиться.

Шаг за шагом поднимались они на следующий холм, идя по обрамленной умершими дороге. Дойдя до вершины следующего холма, Шайя поняла, что тоже совершенно лишилась сил. Она помогла Нинве сесть на засыпанный снегом камень, с трудом подавляя в себе желание снова закрыть глаза. Всего на миг... На пару ударов сердца. Она опустила глаза. Не сдаваться! И тут женщина обратила внимание на то, что швы на сапогах Нинве пропитаны кровью. Крепкая белая нитка, которой была прошита подошва, окрасилась в темно-красный цвет.

– Что у тебя с ногами? Ты хромаешь уже не первый день! Ты поранилась?

– Все в порядке, – тяжело дыша, ответила женщина.

– Мне нужно осмотреть твои ноги, – не сдавалась Шайя.

– Я не могу снять сапоги, – вдруг возмутилась Нинве – откуда только силы взялись. – У меня опухли ноги. Я не смогу их надеть обратно. Ты же не хочешь, чтобы я шла босиком по снегу!

Шайя подняла руки, словно защищаясь.

– Ладно. Ты права. Дурацкая была идея, – она поднялась. – Так пить хочется.

– Мне тоже, – простонала Нинве.

Шайя встала у нее за спиной, провела рукой по пышным рыжим волосам подруги.

– Когда мы дойдем, я целый день буду лежать в горячей ванной.

Нинве вздохнула.

– Здорово. Возьмешь меня с собой?

– Я же говорила, ты будешь со мной. Даже если придется тащить тебя на собственном горбу, – она надавила на нервный узёй за ухом и тут же почувствовала, как подруга обмякла.

– Спи, – негромко произнесла она, спустила Нинве на снег и прислонила спиной к камню, а затем достала нож и разрезала швы правого сапога.

Осторожно стянула разрезанный сапог с ноги. Нинве обмотала ноги тряпками, и сапоги стали настолько тесными, что, наверное, раздавили ноги. Наверное, поэтому подруга и хромает уже не первый день. Ей вообще нельзя было надевать эти сапоги!

Встревоженная Шайя принялась разматывать тряпки. Они скрипели и казались насквозь промерзшими. Закончив, женщина удивленно уставилась на босую ногу подруги. Пальцы были черно-синими. На суставах пальцев образовались большие шишки. Остальная часть ступни была покрыта темно-красными пятнами.

Шайя ощупала обмороженную ногу. Она знала, что спасти ее уже нельзя. Крови не было. Должно быть, Нинве вступила сапогом в лужу крови. Глупышка настолько туго обмотала ногу, что согреть ее не могли ни кожа сапога, ни тряпки. Скорее всего, в сапог попала влага. Просто чудо, что с отмороженными пальцами она вообще столько прошла.

Шайя разрезала второй сапог и отпрянула. Правая нога Нинве выглядела еще хуже! Она почернела до середины подъема. За последние дни Шайе довелось повидать немало обмороженных ног, и всякий раз она лишь беспомощно разводила руками. Массаж замерзших конечностей мог привести только к тому, что холодная кровь потечет в руки и ноги и ускорит приход смерти.

У некоторых жертв обморожения просто переставало биться сердце. От беспомощности и ярости на глазах у Шайи выступили слезы. Если бы было теплое место, куда можно было бы отнести Нинве, она ампутировала бы ей ноги. Тогда была бы надежда. Но здесь, на льду...

Разумнее всего было бы просто оставить подругу спать здесь: скорее всего Нинве просто не проснулась бы, но поступить так воительница не могла. Есть ведь еще и Зеленые духи. Может быть, они придут и выпьют из нее жизнь? И последнее, что уводит ее брошенная всеми подруга, будет одно из этих кошмарных существ.

Шайя вздохнула и села на снег рядом с Нинве. Она растирала заледеневшие руки, ставшие совсем красными из-за дыхания зимы. Пальцы закололо и защекотало.

– Ты все-таки сделала это, – от размышлений ее оторвал слабый голос подруги.

Шайя виновато уставилась на разрезанные сапоги, лежавшие в снегу рядом с ней.

– Я должна была... – сдавленным голосом ответила она. – Я надеялась... Как так вышло, что ты проснулась? Ты должна была проспать несколько часов.

– Дурацкий сон приснился. Про фраера, который ударил меня по носу и надул меня на медяк. Это был один из первых парней, с которым я делала это за деньги. Он до сих пор приходит ко мне в кошмарных снах. И всякий раз я просыпаюсь в поту, – она вздохнула. – А неплохо было бы сейчас искупаться в поту.

– Тебе давно надо было снять сапоги! Я могла тебе помочь!

Нинве с грустью поглядела на нее.

– Я не смогла бы надеть их снова. А потом... Что мне, босиком идти было? Разве в этом случае я не отморозила бы себе ноги? Нет, уж лучше так, – она поглядела на свои черные пальцы с уродливыми мозолями. – Жаль, что я это увидела. Ноги – это была единственная часть меня, которая была маленькой и хрупкой. Я так их любила.

Шайя не знала, что сказать. Ей было стыдно, что она сняла с Нинве сапоги, но будучи целительницей, она не могла поступить иначе.

– У тебя чудные волосы, – наконец произнесла она. – Они всем мужчинам Нравятся.

Подруга понимающе улыбнулась ей.

– Знаешь, что мне всегда казалось? Что тебе безразличны все мужчины кроме одного, о котором я никогда не узнаю.

Шайя подумала о бессмертном Аароне. Вот уже два дня она о нем ничего не слышала.

– Ты разбираешься и в мужчинах, и в женщинах, – она встала. – Нужно идти дальше!

– Без сапог?

– Ты ничего не почувствуешь, я тебе обещаю!

– Потому что мои ноги и без того мертвы? Я знаю, что ты хочешь сделать, если я действительно дойду до врат между мирами, – она покачала головой и запустила руку в глубокий боковой карман своего мехового плаща. Внезапно в руке у нее сверкнул нож.

Прежде чем Шайя успела что-либо сделать. Нинве провела клинком по внутренней части бедра.

– Что ты делаешь? – Целительница схватила полоску ткани, которой подруга прежде обматывала ноги. Нужно перевязать рану, немедленно.

– Спасаю тебе жизнь, – Нинве указала на нее ножом. – Не перевязывай. Я не хочу, чтобы потом ты отрезала мне ноги. Здесь заканчивается мой путь. Я дарю тебе свой плащ. Но прошу, посиди со мной, пока все не закончится. Я не хочу, чтобы духи выпили мою жизнь...

Шайя принялась заламывать руки. А затем опустила тряпку. В принципе, она понимала Нинве.

Снег окрасила темная кровь. Шлюха устало приподняла полы плаща, чтобы они не намокли.

– Мы все гадали, кто ты. Столько пари заключили. Но о воительнице никто не подумал, – она криво усмехнулась. – Женщины не должны... Но мне понравилось, как ты уложила тех троих. Негодяев слишком много. Слишком много тех, кто любит причинять нам боль... Они думают, что могут делать с нами все, только потому, что вложили нам в руку медяк, – она уронила голову на грудь и из последних сил подняла ее снова. – Кто ты?

– Я Шайя, тридцать седьмая дочь бессмертного Мадьяса, великого царя Ишкуцы, Хранителя стад, Света солнца, Сына Белого Волка. Я принцесса-воин из народа степняков и была возлюбленной бессмертного Аарона:

Глаза Нинве наполнились слезами.

– Принцесса... – Казалось, она ни капли не сомневается в искренности услышанного. – Моя подруга – принцесса, – по щекам женщины побежали слезы, но она улыбалась. – Жаль... что я… должна уйти... – Она уронила голову на грудь.

Шайя осторожно взяла ее за подбородок, чтобы снова посмотреть ей в глаза. Казалось, она смотрит куда-то вдаль.

– Для меня честь, что ты называешь меня подругой, – на губах Нинве мелькнула последняя слабая улыбка. А затем взгляд ее изменился и застыл: она видела то, что находилось за пределами мира смертных.