Текст книги "Вторжение драконов. Последняя битва"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 50 страниц)

Полководец

Солайн стоял на берегу в одиночестве и глядел на колышущийся над рекой туман. Примерно в сотне шагов от него возводился мост, который позволит им броситься в погоню за детьми человеческими.

Нодон не спешил подходить к высокому худощавому эльфу. Лицо у Солайна выглядело ожесточенным, он никогда не улыбался, а в глазах читалась несгибаемая твердость. Никто не понимал, почему небесные змеи сделали полководцем именно его. На нем не было доспеха, как и меча на поясе. Его длинные серебристые волосы до плеч, поддерживаемые узким золотым обручем, больше подошли бы ученому, нежели воину. На князе был простой приталенный плащ с высоким воротником-стойкой. На ткани бутылочного цвета отсутствовала вышивка, но даже без украшений от его фигуры веяло властностью.

– Подойди сюда и говори! – раздраженно произнес Солайн. – Не люблю, когда смотрят мне в спину!

Нодон проглотил недовольство. Не нужно было медлить. Обычно он действовал совершенно иначе.

– Ты отпускаешь отряды... – начал драконник.

Солайн бросил на него презрительный взгляд.

– Я что, похож на того, кому нужны пояснения собственных приказов?

– Я хотел...

–Нет, я не отпущу тебя, Нодон. Это все?

– При всем уважении...

– Ты не уважаешь меня, – снова перебил его полководец. – Ты воин, а я нет. Так уж устроен мир: воины смотрят на всех, кто не принадлежит к их касте, свысока. Так что не нужно мне лгать, Нодон. У меня нет времени на подобные банальности. Я хочу, чтобы ты был здесь, и обсуждать здесь нечего.

– И как же ты меня остановишь? – Подобные выпады были Нодону неприятны.

Вот теперь старый князь совсем отвернулся от реки и смерил Нодона презрительным взглядом.

– Никак, мастер меча. Я никогда бы не встал на пути у разозленного мужчины, обладающего твоими способностями. Иди и живи с осознанием своего дезертирства.

Нодон не поверил своим ушам. Значит, он может просто уйти?

– Думаю, с этим я как-нибудь проживу.

– Вопрос лишь в том, как долго. Золотому наверняка не понравится, что ты не стал поддерживать его.

«Как он жалок, – подумал Нодон. Прячется за спину Золотого, грозит его гневом».

– Прежде чем Золотой об этом узнает, я буду в саду Ядэ. Там он не властен.

– Ты так в этом уверен? – холодно поинтересовался Солайн. – Такие люди, как ты, склонны гибнуть потому, что переоценивают собственные силы. Однако ты мне нравишься, – он произнес это совершенно безэмоциональным тоном, что заставляло усомниться в его словах. – Твоя склонность к красной одежде несколько... экзальтированна, что ли? Я бы на твоем месте не делал этого. Ты знал моего сына?

Удивленный внезапной сменой темы, Нодон ответил:

– Я дважды встречался с Талавайном. Говорили, что он... – Эльф не договорил.

– Ты не можешь произнести слово «шпион»? Красивого названия для того, чем он занимался, не придумали, – на щеке у старого князя дрогнул мускул. – Знаешь, в нем всегда было что-то женственное. С детства любил переодеваться. Как же я ненавидел эту его черту! Золотой поведал мне, что мой сын стал важнейшим советником одного из бессмертных. Никогда прежде эльф из Голубого чертога не поднимался неузнанным настолько высоко по иерархической лестнице среди людей. Он сослужил Альвенмарку хорошую службу. Но потом, пару лун тому назад, его раскрыли: то ли люди, то ли девантары. И теперь он мертв. Хотя Золотой не говорит об этом, отец чувствует подобные вещи.

Нодону не хотелось выслушивать откровения о семейных трагедиях.

– Я пойду. Здесь я тебе больше не нужен. Войско достаточно велико, чтобы уничтожить детей человеческих.

– Неужели я слышу в твоем голосе отвращение? Именно в твоем? – Ветер играл с длинными волосами старого эльфа. – А каково же было сражаться в небе с детьми человеческими, которые с трудом держались на своем серебряном льве?

Нодон отвернулся и пошел прочь. Он не собирался поддаваться на подобные провокации. Оба бессмертных вовсе не были беззащитны. Это никак не сравнить с предстоящей резней, которую они собирались устроить в войске детей человеческих.

– Останься, Нодон, – голос Солайна было не узнать. В нем слышалось какое-то шипение, сменился тембр, он словно бы доносился издалека. – Тебя послал мне брат. Он не хочет видеть тебя рядом со своей любимой Нандалее.

Разъяренный Нодон обернулся. Он не потерпит... Солайн поразительным образом изменился. Рот его был широко открыт, и чужой голос звучал откуда-то из глубины, но ни язык, ни губы эльфа не шевелились. Глаза его закатились, был виден только белок.

– Не любишь, когда тебе говорят правду? – насмешливо поинтересовался низкий голос. – Если уйдешь сейчас, мой брат убьет тебя. Ему не нужны свидетели. Он не хочет, чтобы кто-то из эльфов видел, что родит Нандалее.

– Кто ты?

– Разве это так тяжело угадать? Я друг, которому не хочется тебя потерять. Мой брат постепенно сходит с ума. Перестал общаться с нами. Он одержим Нандалее и тем, что она вынашивает. Мне пригодился бы союзник в саду Ядэ. Могу ли я рассчитывать на тебя?

– Я не предам своего повелителя! – решительно ответил эльф.

– В таком случае ты погибнешь вместе с ним! –Голос яростно рычал. – Вернись туда, и ты погибнешь, дурак. Я дюжины раз видел это в серебряной чаше. Тебе наконец пора осознать, кто друг тебе, а кто враг! Твой повелитель, которому ты так предан, твоим другом точно не является.

Солайн обмяк. Глаза его все еще не вернулись в нормальное состояние. Он смотрел в пустоту и казался мертвым.

Нодон опустился на колени рядом с князем. Пульс его был слабым и неровным. Оставить его здесь? Рядом не было никого. У Солайна не было телохранителей и друзей. Одно быстрое движение ножа по шее старика... Кто-нибудь видел их вместе?

Мастер меча поднял Солайна на руки. Какой же он легкий, одна кожа да кости. Эльф решительным шагом направился прочь от берега к большой лощине, туда, где защищенные от сильных ветров были разбиты несколько палаток. Там сидели два великана, каждый из которых обгладывал половинку быка. Неаппетитный звук ломающихся костей в сочетании с варварским чавканьем заглушал все остальные звуки лагеря. Между палатками сновало несколько слуг-кобольдов. На груде недавно содранных овечьих шкур лежал минотавр и жутко храпел.

Во всех палатках уже горели огни, и яркие стены шатров казались похожими на фонарики во время летнего праздника. Шатер Солайна был зеленым, как и простой плащ, который он носил. Нодон пробрался сквозь двойной полог, занавешивающий вход. Внутри догорал огонь в жаровне, прогонявшей мороз. Был здесь еще тяжелый стол с тремя предметами: ящичком из темного лакированного дерева, простым кувшином и миской с тремя яблоками. К столу были придвинуты два стула, а у противоположной стены стояла узкая кровать, на которой в мятых одеялах лежала лысая эльфийка.

Нодон был потрясен. Не ожидал увидеть у Солайна любовницу. Да еще и такую женщину... Эльф растерянно замер у постели. Она была слишком узкой, чтобы в ней могли поместиться двое.

– Твой повелитель вернулся, – негромко произнес он.

Эльфийка потянулась. На лбу у нее была татуировка в виде глаза – на четыре пальца выше переносицы, лишь слегка прикрывавшая уродливую паутинку шрамов. Череп в том месте был слегка вдавлен.

Любовница Солайна открыла глаза. Они были цвета яркого летнего солнца, прорезанные вертикальными зрачками. Она поглядела на Солайна, по-прежнему безжизненно лежавшего на руках у Нодона.

– Он был с тобой нелюбезен? – задумчиво поинтересовалась она.

– А он умеет быть любезным? – вопросом на вопрос ответил Нодон. – Может быть, ты уступишь ему постель?

– Ему не нужна постель, драконник, – она привстала, зябко провела руками по плечам. – Посади его на тот стул с высокой спинкой. Сегодня ведь нам уже не стоит ожидать сражения, верно?

– Твой повелитель потерял сознание. Ему нужно...

– Неважно, в сознании он или нет. Это просто побочный эффект. Просто пришло время. Нужно помочь ему расслабиться, – ноги зашевелились под одеялом. Они двигались настолько жутко и противоестественно, словно состояли из одних только извивающихся мускулов.

Затем любовница Солайна встала с постели. У нее не было ног! Начинал от бедер, у нее было змеиное тело, а выпрямившись во весь рост, она оказалась на две головы выше Нодона.

– Удивлен? – Она улыбнулась, обнажая острые как иглы зубы, – Теперь ты догадываешься, почему он прячет меня, не правда ли? На время путешествия он запирает меня в сундуке Он очень-очень скверный господин.

Нодон изо всех сил пытался совладать с собой. Подобных существ он никогда прежде не видел.

– Ты поможешь мне облегчить его страдания? – Она скользнула к столу, и Нодон невольно отступил на шаг, когда змееженщина открыла покрытый темным лаком ящичек. В нем на темно-красном бархате лежала длинная шпилька из полированной серебряной стали, заканчивавшаяся уродливой широкой головкой, и маленький молоточек, тоже из полированной стали.

– Нужно одолеть меланхолию, опутывающую его разум, – с этими словами она вынула из ящичка инструменты и подняла бархатную подкладку. Под ней лежали потемневшие от времени кожаные ремни, покрытые сеточкой мелких трещин. Несмотря на то что он стоял в двух шагах от нее, Нодону показалось, что он в буквальном смысле кожей чувствует боль и страдания, связанные с этим ящичком.

Вовсе не шпилька

– Что ты собираешься с ним делать? – Нодон отошел еще на шаг от змееподобной женщины.

Солайн шевельнулся у него на руках.

– Не нужно защищать меня от нее, друг мой. Она не представляет опасности, – голос князя звучал слабо и казался хрупким, словно из тела его выпили все соки. – Она единственная, кто может мне помочь. Посади меня на тот стул, что впереди. С узкими прорезями в спинке.

Нодон не знал, что и думать обо всем этом. Происходящее совершенно не вписывалось в его представление об этом таком невзрачном князе-полководце.

– Она поможет мне, Нодон, – слабым голосом произнес Солайн.

Драконник неуверенно посадил князя на стул. Змееженщина скользнула за высокую спинку.

– Он снова был в тебе?

Солайн кивнул.

– Да. Пришел без предупреждения, – он перевел усталый взгляд на Нодона. – Думаю, почувствовал, что рядом мастер меча. Думаю, он хотел ему что-то сказать.

Нодон не понял ни слова.

– О ком вы говорите?

– О Золотом! Он снова завладел мной. Не знаю, чем я ему так приглянулся. Возможно, значу для него особенно мало.

– Особенно мало? И поэтому он сделал тебя полководцем? – Да Солайн точно спятил!

– Ты не понимаешь, Нодон. Он сделал меня своим орудием. Может появляться здесь посредством меня. Видит моими глазами, если захочет, сможет говорить моими устами.

О подобном заклинании Нодону еще никогда не приходилось слышать. Действительно ли недавно с ним говорил Золотой? Или Солайн пытается просто запугать его таким образом?

– Что, убийца? Не веришь мне? Я что, похож на лжеца? Я князь Аркадийский. Я...

– Спокойно, – женщина-змея мягко опустила руку ему на плечо. – Может быть...

– Нет! – Солайн поднял руку. – Я еще не закончил с нашим моралистом, у которого руки по локоть в крови. Ты убийца и смеешь судить меня!

– Думаю, с меня достаточно, – Нодон одарил его милой улыбкой, опуская руку на рукоять меча. – Кстати, хотел дать тебе совет. Тебе следует обращаться несколько приветливее с теми, кого ты считаешь убийцами. Иначе однажды ты встретишься с тем, кто окажется несдержаннее, чем ты.

– Ты мне угрожаешь? – Солайн привстал, но тут же снова обмяк. Лицо его посерело. На лбу выступили крупные капли пота.

– Прошу... – Женщина-змея провела рукой по волосам князя. – Пора лечиться.

Солайн поднял голову. В уголках губ виднелись глубокие морщины.

– Ты остаешься. Я мог бы приказать заковать тебя, Нодон. Или придумать что-то еще более действенное, чтобы удержать тебя. Посмотри, что она делает. И послушай, что она скажет, – он еще говорил, когда женщина-змея вынула из стоявшего на столе лакированного ящичка кожаные ремни. Она протянула их через прорези в спинке стула и зафиксировала голову князя. Один ремешок проходил по подбородку, второй – по лбу. Когда женщина затянула их, князь не мог шевелить головой.

– Не смотри на меня так, – возмутился Солайн. – Я буквально читаю твои подленькие мыслишки! Ты даже не представляешь себе, кровопийца...

– Спокойно, – женщина-змея опустила высокий воротник плаща князя, склонилась над его шеей. Казалось, будто она целует его, но, когда она поднял голову, на шее эльфа остался, венчик кровавых следов. Его окружала паутинка мелких шрамов, словно князя частенько кусала его загадочная служанка.

– Что ты делаешь?

– Дарю ему толику своего яда, – она улыбнулась ему, обнажив свои острые, как иглы, зубы. – Он действует уже не так сильно, как раньше. Поначалу он мог спать несколько часов после укуса. Но его проклятие лишает его этого дара. Его тело не такое, как у всех остальных эльфов, которых мне прежде доводилось встречать. У него быстрее заживают раны. Ты только посмотри на его шею.

И действительно, на ранках уже стала образовываться корочка.

– Через полчаса останется лишь бледный шрам. Он потрясающий. Никогда не болеет, раны, которые другого убили бы, быстро заживают, ядами его не убить. Его тело быстро привыкает к ним, и вскоре они совершенно перестают действовать.

– И это ты называешь проклятием? – Нодон все еще чувствовал нанесенную Нандалее рану. Он готов был многое отдать за то, чтобы обладать силой Солайна.

– Да ты не представляешь себе, – устало пробормотал князь. Было видно, что ему с трудом удается держать глаза открытыми.

•– Не спать, – прошептала женщина-змея. – Ты же знаешь, что я могу работать лучше, если буду при этом разговаривать с тобой, – она подняла взгляд на Нодона. – Это второй недуг, который делает его случай трагичным. Он слишком чувствителен. Сильные чувства слишком долго живут в нем, он не может забыть о них и становится совершенно непредсказуемым. Иногда буйным, иногда наказывает без меры, а иногда просто замыкается в себе на несколько дней или даже недель. Когда он нашел свою жену, Лизандель, для него началось время величайшего счастья. Она подарила ему сыновей, Талавайна и Асфахаля, а еще двух прекрасных дочерей, Киру и Майлин. Его жизнь была идеальной. Мы, кому ведомы лишь временные чувства, не представляем себе, чем было для него это время. Но затем Лизандель умерла, и он рухнул в пучину отчаяния и меланхолии, из которой так и не сумел выбраться. Ни смех, ни мольбы детей не могли вытащить его из мира мрака. Ему больше нравились мертвые вещи, чем живые. Он начал коллекционировать статуи и иногда мог смотреть на них часами. Его сын, Асфахаль, был самым непоседливым из всех детей. Он перепробовал все, чтобы заставить отца сбросить путы оцепенения, ругал его, и заявлял, что вскоре он перестанет отличать его от своих любимых статуй. И в конце концов он отломал палец от одной из статуй, чтобы заставить Солайна обратить на него внимание, – женщина-змея сделала многозначительную паузу.

– У него получилось. Солайн запер Асфахаля на три дня в темном семейном склепе, расположенном под его чудесным мраморным дворцом. В конце концов Асфахаля освободили двое слуг. Казалось, отец забыл, что он там. Похоронил его заживо, так же как похоронил когда-то самого себя после смерти Лизандель. Мальчик в туже ночь бежал из отцовского дворца. Думаю, ты слышал о нем.

Это было правдой. Асфахаль был одной из самых тщательно оберегаемых тайн Белого чертога. У него был талант к плетению чар, он обладал мужеством, граничащим с безрассудством, и в то же время был очень беспечен. Став одним из учеников Парящего наставника, через некоторое время он был призван в Белый чертог. Но несмотря на многообещающие таланты, он оказался чересчур непостоянным. В конце концов, наставники чертога отказались принимать у него последний экзамен и выгнали из школы. Ничего подобного не случалось уже более трехсот лет.

– Нужно было оставить его подыхать в склепе! – проворчал Солайн. – От него никакого проку. Как и от всех вас, убийцы!

– Именно твой никчемный сын прислал меня к тебе, чтобы помочь, – с укоризной произнесла женщина-змея. – А теперь давай начинать. Нодон, будь так любезен, держи князя крепко за руки и прижми их к спинке стула. Иногда он пытается ударить меня во время лечения. Если момент будет неудачным, последствия могут быть просто ужасными.

– Держать его руки?

– Помоги мне. После лечения он несколько часов будет без сознания. А потом сможешь уйти, и он не пошлет никого, пытаясь удержать тебя.

– О чем ты говоришь? – проворчал Солайн. – Это предательство, подлая ты змея. Не думай, что я забуду об этом. Ты... Я скормлю тебя чудовищам, что водятся в реке, лживая тварь.

– Да, говори со мной, это необходимо, – спокойно произнесла она, затем взяла в руки длинный металлический шип и молоточек, лежавшие на столе. – Его руки, пожалуйста!

Нодон опустился на колени рядом со стулом. Если это вернет его обратно в сад Ядэ, то пусть, Он взял тонкие ладони князя и крепко прижал их к подлокотникам.

– Очень хорошо! Спасибо, – с этими словами женщина-змея наклонилась через спинку стула и подняла большим пальцем правое веко князя, а затем ловко вонзила длинный шип между глазным яблоком и веком.

– Вы оба еще пожалеете о своем предательстве, – Нодон почувствовал, как напряглись мышцы князя. Правый глаз Солайна слезился. Он закатил его, и радужка коснулась стального инструмента.

– Что ты творишь? – Нодон хотел было вырвать шип из рук женщины-змеи, но испугался, что таким образом заденет глаз князя.

– Что ты знаешь о мозге эльфов? – вместо ответа поинтересовалась странная целительница.

– Какое отношение это имеет к происходящему?

– Самое прямое! Мозг – это резиденция нашего разума, но он управляет также и нашими чувствами. И он может заболеть, так же, как и все остальные части тела. Вот только исследован он меньше всего. Ты знал, что он разделен на две равные доли, соединенные толстой ветвью? Я исследую мозг с тех самых пор, как бросила затею открыть Незримое око и стать чародейкой. Видишь татуировку у меня на лбу? Шрам под ней? Первый мозг, который я пыталась изменить, был моим собственным. У меня был дар к плетению чар, но я не хотела принимать это. Я пыталась силой открыть Незримое око, разрезала плоть на собственном лбу и проделала дыру в своем черепе. Инструмент случайно коснулся моего мозга, – она негромко рассмеялась. – И это изменило все. Я не сумела пробудить свой дар к плетению чар, но благодаря ране в мозгу я перестала грустить. Перестала чувствовать себя несовершенной из-за того, что в отличие ото всех своих сестер не могла стать чародейкой.

Нодон поглядел на шрам у нее на лбу, затем перевел взгляд на шрам, видневшийся над глазным яблоком в глазнице Солайна. Может быть, она перестала грустить, но мозг себе продырявила безнадежно.

Женщина негромко зашипела.

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Но ты ошибаешься. Я посвятила свою жизнь изучению вашего, эльфийского мозга. Много путешествовала в поисках эльфов, которые были ранены в голову. Я пытаюсь составить карту мозга, подобно тому, как анатомы рисуют карту нашего тела, – она положила руку себе на лоб, второй по-прежнему придерживая толстую иглу. – Здесь, впереди, находится часть мозга, отвечающая за наши чувства.

Она небрежным жестом взяла лежавший на столе молоточек и ударила по широкой головке иглы.

Нодон с ужасом увидел, что серебряная сталь на добрых два дюйма вошла в глазницу. Руки Солайна, которые он по-прежнему прижимал к подлокотникам, сжались от боли, но князь тут же протяжно вздохнул и попросил:

– Избавь меня от мучений, Алоки.

И женщина-змея начала мягко поворачивать стальную иглу.

– Как зовут твоих дочерей, Солайн?

– Кира и Майлин, – не колеблясь, ответил тот.

– А сыновей?

– Асфахаль и Талавайн.

– Кого из сыновей ты любишь больше?

Нодон с восхищением и в то же время с отвращением наблюдал за их игрой.

– У меня остался только один сын. Талавайна убили дети человеческие. Я заставлю их поплатиться за это... – Голос Солайна изменился, он говорил совершенно безэмоционально. – Когда этот ледовый поход закончится, за него погибнут пять тысяч человек. И это будет только начало. Я заставлю их понять, что я пришел мстить за его смерть, чтобы они навсегда запомнили страх перед нами, эльфами, поскольку один из нас стоит больше, чем сотня их. Они будут лежать в пыли, чувствуя на затылке нашу ногу, чтобы осознать, какой это драгоценный дар – право жить в мире с нами.

– Расскажи мне об Асфахале, – мягко попросила князя Алоки.

– О нем и сказать нечего. Он жив, но в то же время он мертв для меня, – Солайн снова говорил совершенно безэмоционально, от чего его слова казались еще более решительными. Нодон слышал много плохого об изгнанном из Белого чертога ученике, но подобный приговор из уст отца Асфахаля шокировал его. Как можно дойти до того, чтобы возненавидеть собственного сына?

– Каким Асфахаль был в детстве? – Несмотря на то что Алоки не была чародейкой, было в ее голосе что-то такое, что заставляло обязательно отвечать на ее вопросы.

– Он был... любопытным. Из всех моих четверых детей он был наиболее бесстрашным. Ничего не боялся. Он любил, когда наш парусник прыгал по волнам во время путешествий на Танталию. При этом он всегда стоял на корме и дерзко бросал вызов буре. Еще он... – Князь заморгал. – Лизандель была такой нежной и понимающей. Когда она умерла, я понял… я понял, что такой жены мне больше не найти. И со дня ее смерти только и делаю, что жду, надеюсь на то, что она родится вновь. Она...

Алоки вытащила иглу из глазного яблока и подала Нодону знак отпустить руки князя.

– Как дела? – мягко поинтересовалась она.

Солайн заморгал. Казалось, он дезориентирован и словно бы вообще не понял вопроса.

–Я устал, – через некоторое время ответил он.

– Твое сердце обретет покой. Мне продолжать или ты хочешь поспать?

Он потер рукой лоб, сжатый широким кожаным ремнем, приковывавшим его к спинке стула. Затем скосил глаза и поглядел на Нодона.

– Никому не говори о том, что видел здесь. Все равно тебе никто не поверит.

«Темный поверит», – подумал драконник, но промолчал. По возвращении нужно будет обязательно позаботиться о том, чтобы Солайна сняли с поста полководца. Что заставило Золотого доверить жизни тысяч детей альвов безумцу, который добровольно разрушает себе мозг?

– Ты готов, мой повелитель?

Солайн коротко рыкнул, все еще глядя на Нодона.

– Ты будешь моими глазами. Когда мы закончим здесь, ты сядешь на своего вороного и разведаешь, чем занимаются дети человеческие, – он говорил медленно и монотонно, делая короткие паузы между словами, словно с трудом сдерживаясь. —Думаю, в их лагере царит паника.

– Лунный Силуэт мертв! – Нодон уже докладывал об этом Солайну, но судя по всему, полководец об этом уже забыл.

– Мертв, – безучастно произнес князь. – Значит, уже не подпадает под мое командование. Тогда возьми орла.

– Совсем с ума сошел. Орлы ненадежны. Несмотря на то что некоторые крупные хищные птицы с Головы Альва позволяли эльфам садиться на них верхом, но полагаться на них было нельзя.

Алоки сделала ему знак молчать и снова держать руки князя. Затем подняла второе веко Солайна и вонзила широкую шпильку глубоко в глазницу. От подобного зрелища внутри у Нодона все сжалось.

Князь глубоко вздохнул, и в этом звуке послышалась страсть.

Молоточек звонко ударил по игле.

– За глазом череп тоньше всего, – пояснила Алоки. – Здесь я наношу наименьший ущерб, когда ввожу иглу.

«Она говорит об этом без тени иронии, – с удивлением осознал Нодон. – Она действительно считает, что тыкать иглой в мозг эльфийского князя – сущая безделица». Женщина снова стала вращать иглу, и Нодон не выдержал и отвернулся.

– Почему ты злишься на своего сына, Асфахаля? – продолжала женщина-змея.

– Я уже не злюсь на него, – последовал монотонный ответ. – Я изгнал его. Он для меня больше не существует. Я не могу злиться на того, кто для меня не существует.

– Но что он тебе сделал?

– Он не понимает красоту. Он восстает против нее и разрушает ее. Он отломал палец несравненной статуе Салгайна, изображавшей сидящего на корточках кобольда. Просто из дерзости. Как я мог стерпеть подобную вещь?

– Он был ребенком, – мягко произнесла Алоки, вращая длинную иглу. – Он наверняка сделал это не нарочно.

– Это его не извиняет, – запинаясь, ответил Солайн. – Он был... Он целовал свою мать, на смертном одре и позже. Он целовал ее. Мертвую! И он открыл ее саркофаг, когда я запер его в склепе, – по щеке князя сбежала одна-единственная слеза. Под иглой лопнула жилка, окрасив белок глаза алым цветом. – Нужно отвести войска. Нам не нужно столько воинов, чтобы загнать детей человеческих. Всего парочка кентавров и тролли. Может быть, еще великан. И орлы. И драконники. Остальных нужно убрать... Я не хочу ненужных потерь. В склепе... Интересно, он ее труп тоже целовал?

Алоки вынула иглу из мозга.

– Я должен отослать их, – бесцветным голосом произнес Солайн. – А что мне было делать с этим сорванцом? Он говорил, что сделал бы с ней это. Мне вечно доводилось слышать о том, что он бегал за каждой юбкой. Может быть, это правда... Я знаю, что он был ее жеребцом. Какое-то время. Но сколько еще у нее было? Она была хуже всех. Они оба два года кочевали от одного княжеского двора к другому, пели и играли за деньги. Говорят, они обманывали. Она отвлекала других своими чарами... Красивой была.

Алоки расстегнула кожаные ремни, которыми пристегивала к стулу Солайна. Князь обмяк и завалился вперед. Нодону пришлось подхватить его.

– Хотела навязать мне этого ублюдка. Маленького, светловолосого мальчика. Дала ему странное имя... Фабрах... Нет, Фальрах. Кто и когда слышал подобное имя для эльфа? Я велел конюшим отстегать их и прогнать прочь. Не нужен мне еще один мальчик, который будет ломать статуи и трогать мою мертвую Лизандель, – он поднял голову и посмотрел прямо в глаза Нодону. – Я ведь говорил тебе, чтоб ты взял свою пернатую клячу и отправился на разведку в лагерь детей человеческих.

– Тебе нужно отдохнуть, – вмешалась женщина-змея, прежде чем Нодон успел что бы то ни было сказать. Она помогла Солайну подняться на ноги и повела его к постели, уложила и укрыла, словно мать дитя. – Спи, господин. Тебе нужно отдохнуть. А когда проснешься, печаль и гнев покинут тебя.

Алоки с улыбкой поднялась и скользнула к Нодону.

– Он уникален.

– Я бы сказал, что он сумасшедший. Я покончу с этим безумием.

– Ты не понимаешь, что видел, – слащавым голосом проворковала она, но зрачки ее сузились. Нодону невольно пришла на ум изумрудная кобра, которая поднималась перед ударом, намереваясь вонзить ядовитые зубы в шею жертвы.

– Он самый лучший из возможных полководцев для Золотого. Заклинание, которое создал повелитель драконов, чтобы видеть глазами Солайна, разрушает мозг князя. Любого другого подобное вмешательство быстро превратило бы в пускающего слюни идиота. Но только не Солайна. Я ведь говорила тебе, что он обладает уникальным даром, позволяющим ему быстро отходить от ран, способных убить любого другого человека. Его мозг исцеляется. Это благословение и проклятие. Благодаря этому качеству он просто неоценим для Золотого. Он не теряет свой инструмент, попользовавшись им пару раз. Но для Солайна это проклятие. Я множество раз вонзала иглы в его мозг. Любому другому достаточно сделать это лишь однажды, и после этого излишняя чувствительность уходит навеки, в какой бы форме она ни проявлялась – то ли в бесконечной меланхолии, то ли во внезапных вспышках гнева, то ли в желании грязно ругаться без причины.

Нодон был уверен в том, что, если бы Темный знал о происходящем, Солайна немедленно заменили бы, и это было бы правильно. Необходимость передать эту весть давала ему веский повод покинуть войско. Таким образом он не навлечет на себя гнев своего повелителя, несмотря на то что на самом деле ему хотелось вернуться обратно к Нандалее.

– Ты увидишь, завтра Солайн будет совсем другим, – радостно продолжала Алоки. – Очень спокойным, очень сдержанным. Подобные вмешательства не разрушают его рассудок. Я просто избавляю его от излишней чувствительности.

– Я не сомневаюсь в том, что сейчас он уже совсем другой, – иронично ответил Нодон, глядя на постель, где поджав ноги лежал князь.

Внезапно женщина-змея превратилась в поток бледных красок. Нодон схватился за меч. Подобный феномен был знаком ему по рассказам Нандалее. Этим заклинанием владела ее подруга Бидайн, оно позволяло ей двигаться настолько быстро, что обычным зрением уследить за ней было просто невозможно.

Нодон пригнулся, ожидая удара. Его меч не вышел из ножен даже наполовину, когда он почувствовал резкую боль на затылке. Что-то холодное потекло по жилам. Рука, сжимавшая рукоять меча, обмякла. Ноги подкосились. Нежные руки подхватили его под мышки и потащили к стулу с высокой спинкой.

– Я знала, что ты не послушаешь меня, – в голосе Алоки звучал дружеский укор, похожий на тот, что бывает в голосе матери, заставшей ребенка за поеданием меда – скорее веселый, нежели рассерженный. – А еще я понимаю, что во все это очень трудно поверить. Тебе придется смириться, чтобы понять. Ты не замечал, что он менялся на протяжении: разговора? Поэтому я с ним разговариваю. Обычно речь идет об Асфахале. Когда он говорит о нем, его чувства бурлят. Ты же сам видел.

Нодон был беспомощен. Не мог пошевелить ни рукой, ни ногой и с ужасом увидел, что Алоки берет со стола кожаные ремни.

– Если посреди разговора он вдруг меняет тему, это означает, что моя работа выполнена. Потом он никогда не помнит, о чем мы говорили, – женщина улыбнулась, обнажив свои страшные зубы. – Вообще-то обычно он забывает почти все, что происходило в течение часа или двух до моего вмешательства, – она расстегнула его перевязь, бросила ее вместе с мечом на пол рядом с кроватью. – Я помогу тебе преодолеть тревогу, Нодон. Толика равнодушия делает жизнь краше. Просто останься здесь на ночь. Нам никто не помешает.

Нодон пытался не закрывать глаза. Она затянула на лбу у него кожаный ремень. Эльф хотел вырваться, но руки и ноги не слушались, и в то же время он чувствовал, словно по жилам его течет ледяная вода.

Второй ремень она застегнула ему под подбородком. Во рту пересохло. Как он мог позволить так одурачить себя!

– Коришь себя? – усмехнулась Алоки. – Я тебе не лгала. Я действительно не чародейка. Умение быстро двигаться – дар, с которым я родилась. Просто умею и все. При этом мне бы очень хотелось быть такой как вы, драконники, – она наклонилась и нежно поцеловала его в лоб. – Сколько знания и силы прячется под этой костью. Мне действительно хотелось бы знать, отличается ли ваш мозг от мозга других эльфов. В каком месте кроется магический дар? – Она повернулась к столу, взяла иглу и молоточек. – Как думаешь, можно ли внести в мозг умение плести заклинания? Или уничтожить это умение? Мне бы действительно хотелось знать это.