Текст книги "Собственность Короля (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)
Готов поспорить, что несмотря на все факторы «против» такого однобокого взгляда на женско-мужские отношения, Аня именно так и думает. Ну, типа, сначала любовь, потом – ритуальное вагоноприношение.
Меня можно считать циником, но подобный трэш меня только забавляет.
– Я хотела бы принять душ, Влад.
И-и-и-и-и, на моих глазах снова происходит чудесная подмена – Аня собрана, серьезна и чертовски официальна. За что ей, конечно, мое бескрайнее уважение и почтение.
– Любая комната – твоя, будь как дома. – Киваю за спину, давая понять, что более не нуждаюсь в ее компании.
И с некоторым удивлением констатирую, что только после ее ухода член в штанах с горем пополам расслабляется. Ладно, видимо, мне все-таки нужно решить эту проблему с парой горячих «сосок», но не раньше, чем разгребу дела насущные.
Оформить договор купли-продажи.
Завещание ее папаши должно быть у Рогова. Если завтра (точнее, уже сегодня) это мразина не приползет ко мне на брюхе, придется сделать так, чтобы ползти в мою сторону ему пришлось исключительно при помощи зубов.
Нужно подключать Кирби – этот засранец вытащит на свет божий даже трусы Сатаны, если ему за это хорошо заплатят и если это будет моя просьба. Никогда не пойму, зачем он, имея на плечах настолько гениальную голову и возможность за час выпотрошить любой банковский счет, прозябает в своем темном тату-салоне. Хотя, нужно отдать ему должное – руки Кирби ничуть не уступают его голове.
И еще нужно разобраться с опекой мелкой.
Она, в отличие от Ани, явно на моем полюсе интересов.
Нужно приготовиться бодаться с Шубой. Я хорошо знаю этого мудака и в курсе, что он не станет бить сразу. Для начала, подготовит тылы, попытается взять меня за жабры. А вот хуй ему.
Старый гандон.
Воспоминания из прошлого, как всегда, накатывают внезапно. Сколько лет уже «на свободе», а до сих пор не научился предсказывать их появление. Валит просто сразу наглухо бетонными блоками всей той грязи, которую меня натаскивали делать.
Сначала – Алекс.
Потом – Шуба.
Если бы не Кирби – я, возможно, так и остался бы в роли «гвоздя». Да, главного, даже самого ценного, но просто «гвоздя», главная задача которого – пугать, разводить и рвать.
Я пытаюсь протолкнуть прошлое в свой внутренний слив, но ни хрена не получается.
Курить тянет.
Кофе меня определенно взбодрил бы, ну да ладно.
Заглядываю в телефон, пролистываю длинный список пропущенных от Кузнецовой.
Она еще и сообщения прислала – на отметке висит штук двадцать, но я, не читая и даже не открывая, удаляю сразу всю стопку. Чем больше женщину мы дрочим и все вот это вот.
Нужно проветрить голову.
Именно поэтому я в свое время выложил абсолютно все, что у меня было, чтобы купить землю на пляже. Купил этот участок, купил чинуш, которые ни в какую не хотели отгрызать в мою пользу кусок «общественного пляжа» (а по факту – давным-давно закрытой для посетителей зоны), даже забашлял парочке «зеленых» организаций, чтобы не гундели за тяжелую долю черепах и креветок. Когда взял в руки документ о праве собственности – впервые в жизни чуть не расплакался. А потом еще два года жил буквально на коробках под открытым небом, потому что бабла осталось только на китайскую лапшу и растворимый кофе.
Тогда надо мной кто только не ржал. Само собой, не в лицо, потому что это прямая дорога в отделение челюстно-лицевой хирургии, но слухи распускали как пердеж. Даже кто-то умный начал принимать ставки, когда и за сколько я толкну кому-то свою землю, чтобы не остаться совсем без штанов.
Теперь мой дом – восьмое чудо света в нашей морской столице.
А половина тех «умников», что ставили на проигрыш Короля, давно на дне.
Я стаскиваю кроссы и с наслаждением окунаю босые ступни в мокрый прохладный песок.
Для меня это до сих пор самый большой кайф – просыпаться от того, что солнце щекочет нос, чувствовать ветер на лице, ходить босиком по песку и просто окунаться в пять утра в холодное море. Поэтому в моем доме нет ни тряпок на окнах, ни жалюзи. Для кого-то это может показаться максимально неуютным, но мне, после жизни на помойках и в подвале, плевать на чьи-то разбалованные вкусы.
Ни и самое главное – до сегодняшнего дня в моем доме вообще не было посторонних (не считая охраны и обслуживающего персонала). Самое время задуматься, не дохера ли исключений я делаю для одной маленькой целочки?
Который, бляха, час?
На телефоне уже почти три ночи.
С хуя ли Кузнецова звонила мне так поздно? Набухалась с подружками по случаю похорон? Даже для бессердечной скотины типа меня это полный зашквар, но после того, как Оля однажды просто исчезла из моей жизни с объяснениями, которые уместились в десяток слов на сраной салфетке… так ли хорошо я ее знаю, даже после пяти лет семейной жизни?
– Держи крепче, – голос Александра у меня над головой резкий и такой же тяжелый, как его рука, которой от любит хорошенько мне врезать, если я что-то делаю неправильно.
А неправильно я делаю почти всегда, поэтому шишек и синяков на мне стало раза в два больше чем в те времена, когда я жил в подворотнях и питался из мусорных баков. Уже недели три, как случился мой переезд в «подвал» и с тех пор я с каждым днем все больше жалею о моей уличной жизни. По сравнению с тем, что с нами делают здесь – спать под мостом на куске газеты было просто офигенно хорошо.
Но хотя бы кормят три раза в день, и не какой-то лабудой, а кашей, мясом и свежим хлебом. Часто он еще теплый, а иногда, особенно по-ночам, я чувствую оглушительный аромат дрожжевой выпечки. Наверное, где-то над «подвалом» есть пекарня. Иногда я даже фантазирую о том, что однажды закончу кулинарные курсы и сам буду печь хлеб. Засучу рукава и буду месить долбаные булки двадцать пять часов в сутки, пока в мире больше не останется ни одного голодного рта.
– Крепче я сказал! – Александр наотмашь дает мне подзатыльник, такой крепкий, что голова едва держится на шее. – Стреляй! Не думай, блядь, представь, что перед тобой бугай с монтировкой. Ты бы тоже перед таким стоял и сопли жевал, пока он тебе башку проломит, или всадил бы в него пару грамм свинца?!
Я у меня от его оплеухи до сих пор темно в глазах, поэтому просто вскидываю пистолет примерно на высоту мишени и палю не думая. Раз и еще раз, и еще, и еще, пока звук выстрелов не сменяется глухими щелчками. Но именно они почему-то больше всего колотят по барабанным перепонкам. Потому что я заранее знаю, что как только стихнет эхо и Александр проверит мишень – мне снова влетит. Покрепче чем на улице, только там. Я хотя бы мог попытаться сбежать, а куда бежать из этих катакомб?
– На меня смотрит, «гвоздь»! – У этого мужика руки – как хватка у питбуля. И его идеальный маникюр без единой заусеницы уже давно перестал вводить меня в заблуждение. Он мне бошку может запросто отвинтить.
Александр задирает мою голову до самого верха, нарочно так, чтобы взглядом упирался в лампу на потолке. У меня почти сразу – слезы из глаз.
За что сразу получаю в табло.
– Еще раз промажешь…
Я слышу его свистящий голос, но почему-то не могу разобрать ни слова.
– А, черт! – Дергаюсь от судороги в ноге, сажусь, сгибаю колено.
Сон меня все-таки сморил и прямо на пляже.
Судя по часам – прошло минут тридцать.
Я точно не неженка, но пиздец как замерз.
Еще и дерьмо это приснилось.
Быстро встаю, шлепаю до дома и по лестнице поднимаюсь в свою комнату. Судя по тому, как стало тихо, мои гостьи тоже улеглись спать.
Быстро принимаю душ, чтобы смыть с себя песок и противное послевкусие сна. Ладонь до сих пор чувствует холод вороненой стали «ТТ». Хоть кислотой его, блядь, смывай.
Но через пару минут, наконец, отпускает.
Вываливаюсь из душа и без сил падаю в постель.
Сука, мне же всего тридцать два, а тусить после полуночи уже пиздец как напряжно.
Но прежде чем снова закрыть глаза, кручу в памяти дерзкий взгляд Нимфетаминки.
Надо ей, что ли, цацку какую-то купить на шею.
Глава шестнадцатая: Аня
Я просыпаюсь от странного давящего чувства в районе копчика, но еще какое-то время пытаюсь его игнорировать, потому что очень хочу вернуться в сон, где я валяюсь на калифорнийском пляже, на меня светит теплое солнце, а жизнь прекрасна и удивительна.
Но это странное чувство все равно никуда не исчезает.
Большее того – любая моя попытка перевернуться на другой бок моментально проваливается, потому что я буквально придавлена к постели чем-то большим и тяжелым.
Открываю один глаз, одновременно пытаясь вспомнить, попадались ли мне на глаза в доме Грея признаки существования в нем домашних питомцев, но ничего такого я точно не видела. А, может, у него экзотический питон? Тогда это многое объяснило бы. Ну кроме той «незначительной» детали, что змеи, вообще-то, хладнокровные.
О боже.
Мои глаза, окончательно наводят фокус и… господи, лучше бы это был питон!
А не здоровенная мужская лапа!
Она просто лежит поперек, а чувствую я себя так, будто на меня упало персональное дерево. Но и это еще не все, потому что, опустив взгляд вниз, я натыкаюсь еще и на его ногу, которую этот сумасшедший извращенец забросил на меня словно я какая-то… подставка для его драгоценного королевского колена.
Мой сонный и еще не до конца перемолотивший стресс последних дней мозг очень медленно разогревается, но по мере того, как ко мне возвращается способность соображать, мои щеки стремительно заливает адский стыд, а кожа начинает гореть не только в тех местах, где к ней прижаты конечности Грея, но вообще везде.
Потому что до меня, наконец, доходит, что именно таранит мой многострадальный копчик.
Я первый раз просыпаюсь в потели с голым мужчиной.
С голым чокнутым на всю голову бандитом.
С голым бандитом, которого знаю меньше суток.
«Мы не осуждаем, подруга, – почему-то мой внутренний голос решает заговорить голосом Анжелы, моей абсолютно невероятной афро-американской подруги, одной из самых умных девушек на нашем факультете. – Как можно осуждать, когда у этого мужика такие руки? Ты знаешь кто дал ему эти руки? Господь Бог. А знаешь для чего? Вот как раз для этого!»
У него действительно офигенная рука: мускулистая, с грубой кожей, покрытой ровно тем количеством растительности, которое не скрывает узловатый рисунок вен, а как бы даже подчеркивает его. Пальцы у него тоже идеальные – длинные, с правильной формой ногтевой пластины. И хоть я не очень люблю татуировки на тыльной стороне ладони, а тем более – на пальцах, на Грее все это смотрится максимально гармонично. Да его в принципе можно выставлять в витрину любого тату-салона и грести деньги лопатой, потому что от желающих «сделайте мне так же» отбоя не будет.
Хорошо, что в ту секунду когда я всерьез начинаю разглядывать, что же там у него набито, Влад вздыхает куда-то мне в макушку и еще сильнее закидывает на меня ногу. Еще одно движение – и его тяжеленная горячая туша просто подомнет меня под себя.
Одной визуализации того, как это будет выглядеть достаточно, чтобы я в один рывок перекатилась на другой край постели и еще в один – с размаху приземлилась прямо на пол. Еще пару секунд просто валяюсь там, пытаясь понять, где были мои мозги, когда я, лежа в постели с без году неделю незнакомым мужиком, думала не о том, как бы выбраться живой и невредимой, а о его, блин, татуировках, волосатых руках и…
Я кое-как поднимаюсь на ноги, но быстренько, на полусогнутых, семеню к креслу, на котором оставила свои вещи. Половина из них еще влажная – я вчера так устала, что после того, как уложила Марину в соседней комнате, могла думать не о том, где в этом дворце постирочная, а как бы не уснуть на полпути.
Нужно было не поддаваться на уговоры сестры, что она уже не маленькая и хочет спать одна, а остаться с ней.
На глаза попадается небольшая ниша в противоположной стене. Сейчас, когда комнату заливает яркое утреннее солнце, абсолютно ясно, что она как минимум имеет хозяина, а как максимум – хозяина-мужчину. Но ночью она выглядела как обычная гостевая комната: много пространства, мало уюта.
Стараясь не шуметь и не оборачиваться, иду к нише, за которой целая огромная гардеробная. И когда я говорю «огромная», то имею ввиду не размеры комнаты, а габариты однокомнатной квартиры. Слева – рубашки, брюки, пиджаки, отдельно – костюмы. Справа – полки для джинсов, футболок, разных «водолазок» и худи. Обувь – в целой выделенной секции, как и верхняя одежда, и одежда для спорта. Судя по ее количеству, Влад Грей не относится к числу тех мужчин, которые будут ходить в зал в одних и тех же штанах и футболке. В глаза бросается и еще одно – специальная витрина для часов. Шестнадцать пар, минимум три из которых с бриллиантами и в платине.
Он точно бандит.
Как их там называют? Криминальный авторитет?
Сдергиваю с вешалки первую попавшуюся футболку и меланжевые спортивные штаны. Оно все мне жутко велико, но зато сухое и чистое, и не пахнет как «три дня беспросветного кошмара».
Кое-как прочесываю пальцами волосы, собираю их в петлю на затылке и, мысленно ухнув для храбрости, выхожу обратно в комнату.
Грей все так же крепко спит, только теперь, слава богу, перевернулся на живот мордой в подушку. Но зато легкое стеганое одеяло теперь прикрывает в лучшем случае только часть его правой ноги. Все остальное, включая крепкую смуглую аппетитную задницу, бессовестно выставлено напоказ.
И пока я, как голодный зомби, таращусь на это тело, в моей голове гуляет только одна мысль: где же находится витрина для вот_этого экспоната и почем он на свободе, а не под семью замками?
Мне нужно принять душ, помыть голову и просто привести себя в порядок, но делать это в одной комнате с Греем я точно не буду. Тем более, что у него даже нет двери в ванну – там просто проход и матовая стеклянна перегородка.
Только оказавшись одна в коридоре я, наконец, выдыхаю и вдыхаю полной грудью.
Быстро сориентировавшись, заглядываю в соседнюю комнату – Марина спит, завернувшись в одеяло как куколка ночного мотылька.
Хорошо, значит, у меня есть немного времени на себя: выпить кофе и еще раз переварить события вчерашнего дня.
На первом этаже уже суетиться уборка – две женщины среднего возраста шуршат как пчелки. От разлитого кофе и разбитой чашки не осталось и следа, во всем остальном – даже не понятно, что именно они убирают на стерильной как операционная кухне. Сомневаюсь, что Грей сам в принципе знает какой стороной ставить на плиту сковородку. Но чтобы не мешать им, потихоньку выбираюсь через заднюю дверь на пирс и медленно бреду до самого конца.
Если бы не послевкусие событий, которые привели меня в этот дом, я бы не задумываясь назвала это место раем на земле. Потому что здесь идеально все, продана каждая мелочь, даже как будто комнаты расположены так, чтобы в любое дневное время суток туда попадал максимум солнца. А еще это море, шум прибоя, возможность просто выйти сюда с чашкой кофе и ковриком для йоги и встретить рассвет.
Я оглядываюсь на дом и пытаюсь представить, кто мог бы его построить, но не могу себя заставить поставить знак равенства между абсолютно фантастическим дизайнерский решением и на голову отбитым Греем. Если бы у меня был телефон – я хотя бы справки о нем навела. В наше время повальной социализации, интернет знает все даже об умерших двести лет назад поэтах и художниках.
Мысль об отсутствии связи с внешним миром заставляет вспомнить слова Влада: у меня нет ни документов, ни прав опеки над сестрой. И денег, кстати, тоже нет. Пока мы не заключим сделку по земле – мы с Мариной официально бомжи. Нужно держать язык за зубами и не реагировать на выпады Грея так остро, иначе он, чего доброго, и правда выставит нас за порог.
Я точно знаю, что где-то в этом мире есть много женщин, которые лучше с гордо поднятой головой пошли бы ночевать под нос, чем терпеть откровенные оскорбления, но я отношусь к той жалкой половине, которая лучше промолчит и выждет более удобный момент для громкого хлопка дверью. Тем более, что вместо моста у нас с Мариной «приятная» перспектива перекочевать из статуса заложниц Грея в статус заложниц Шубинского.
Хотя, нужно быть справедливой к Владу – заложницей я себя здесь совсем не чувствую. Да и Марина вон дрыхнет довольная без задних ног. Готова поспорить, что когда придет время уходить из-под опеки Грея, она будет не в восторге. Я-то, хоть и обожаю ее всем своим сердцем, но приставку не куплю и шоколадные батончики буду выдавать по праздникам, потому что ничего полезного в них точно нет.
– Эй! – слышу громкий окрик, резко поворачиваюсь и замечаю приближающуюся к дому женскую фигуру.
Почему-то первое, что сразу приходит мне в голову – это ненормальная бывшая Грея. Решила собственными глазами убедиться, что я действительно существую?
Я обхватываю себя руками от неприятных панических судорог. Мне однажды пришлось сцепиться с одной психованной, и хоть было это еще в старшей школе, у меня на лодыжке так и остался след от ее зубов. Если бы нас тогда не разнял парень, к которому она меня приревновала, она бы точно основательно меня покалечила. Перспектива пережить что-то подобное снова, откровенно говоря, пугает меня до дрожи. А потом она начинает энергично махать руками и жестами показывает, что ждет меня внутри.
Ладно, хорошо. У Влада ведь есть охрана. Они вмешаются. Не могут же здоровые мужики молча смотреть как на их глазах женщины превращают друг друга в мясо.
Когда возвращаюсь на кухню, гостья уже там.
Первое, на что обращаю внимание – ее розовые волосы и рваная стрижка, очень модная и очень смелая. А еще экстра-длинные «стилеты» неоновых цветов с росписью, место которой в музее, а не на ногтях. И одета она в самые настоящие «стрипы»-ботильоны, правда, на самой лайтовой платформе из возможных.
– Привет, – она смотрит на меня через плечо, чтобы не отвлекаться от варки кофе.
Судя по тому, как ловко она орудует посудой и точно знает, где и что лежит, делает это не в первый раз. А еще слишком дружелюбна, как для бывшей, которая утром застукала в доме своего мужика другую женщину.
– Привет, – с трудом выдавливаю из себя, но на всякий случай остаюсь стоять в дверях. Если вдруг у нее поедет крыша и она бросится на меня с ножом – я всегда могу спрыгнуть в воду. У меня за плечами даже медаль по плаванию есть за титул чемпиона штата.
– Я – Дина, – она ловко заправляет кофейную машину, кладет на чашку ломтик шоколада и пока по нему стекает струйка кофе, увлеченно снимает процесс на камеру. Просматривает результат, довольно хмыкает и… выливает кофе в раковину. – Терпеть не могу сладкий кофе, а вот такая лабуда вообще на вкус как дерьмо.
Я пытаюсь вспомнить, называл ли Грей имя Кузнецовой или она представлялась сама, но почему-то уверена, что она точно не может быть Диной.
– Аня, – представляюсь все еще с опаской.
– Анна Эпштейн? – Вот теперь она заинтересованно разворачивается ко мне лицом.
И только теперь я вспоминаю, что уже слышала это имя. Влад разговаривал с какой-то Диной по телефону и, кажется, тот яркий кабриолет принадлежит ей. То есть, теперь я в этом абсолютно уверена, потому что эта девушка и та машина – как будто две половинки одной истории.
Выдохнув с облегчением, киваю и говорю, что я и есть та самая «Аня с землей в наследство». А вот Дина, наоборот, начинает хмуриться и разглядывает меня так, будто от меня можно подхватить заразу. Что-то мне подсказывает, что это не из-за вещей Влада на мне и не потому, что я расхаживаю босиком по его дому в семь утра.
– Просто на всякий случай, – Дина, спохватившись, натянуто улыбается, – хочу сразу обозначить, что не имею ничего против тебя лично. Ты можешь быть абсолютно адекватной девочкой, но это не отменяет того факта, что работу и личное смешивать нельзя. В данном случае, работа – это ты. Не знаю, что именно наговорил тебе Влад, но всем будет лучше, если он проспится и не вспомнит об этом.
– И тебе доброе утро, мама-наседка, – слышу ворчливый мужской голос и через секунду появляется Грей.
Плюс – он в штанах.
Минус – это не сильно облегчает страдания моего стыда, потому что на нем те самые меланжевые штаны, которые есть в арсенале каждого спортивного бренда и которые американские девчонки называют «глаза вниз». Потому что под определенным освещением и углом обзора, эти штаны демонстрируют член хозяина во всех анатомических подробностях. Радует только то, что в этот раз Влад хотя бы трусы надел, но зато спортивки так низко болтаются на его бедрах, что наружу торчит добрая треть его «Дизеля».
В смысле – названия, вышитого на черной широкой резинке белья.
– У нас правило, Король, – несмотря на явно дурное с похмелья настроение Влада, Дина не боится вступать с ним в перепалку. – Если вдруг ты забыл, я напомню: не смешивать секс и работу.
– Ты в курсе который час? – Грей то ли он еще не проснулся, то ли намеренно не обращает внимание на ее слова.
– О, прости, но я не нашла утром свою тачку и мне на ум пришло только одно место, где она может быть. Ты обещал, что Сухой пригонит ее на стоянку.
– Сорян. Каюсь. Блин, мне нужна таблетка аспирина. Организуй, а?
– А может вот она этим займется? – Дина кивает в мою сторону, одновременно скрещивая руки на груди. Дает понять, что пока я здесь – пальцем об палец не ударит.
– Она – работа, – ворчит Влад, достает из холодильника маленькую стеклянную бутылку с минералкой и жадно выпивает ее до дна.
На меня при этом за все время ни разу даже не глянул, как будто я невидимка. Не то, чтобы я страдала от недостатка его королевского внимания, но чувствовать себя предметом интерьера радости тоже мало.
– Если она работа, то какого черта она делает у тебя в доме?! – В голосе Дины начинают прорезаться истеричные нотки. – В этом городе полно гостиниц, куда ее можно было поселить. Я могу организовать ей за пять минут хоть люкс. Любой! Хочешь, с видом на море? Или на исторический район? Или на ботанический сад?
До меня с опозданием доходит, что вторая часть ее ора обращена уже ко мне.
– Нет, не хочу, – говорю на глубоком мысленном вдохе. – Мне здесь нравится.
– Моя девочка, кажется, только что послала тебя на хуй, – ржет Грей.
И при этом его выдающиеся мышцы так перекатываются под смуглой кожей, что я чувствую себя летящей на свет бестолковой бабочкой – так хочется пожамкать, чтобы убедиться, что все это – настоящее.
– Ты прямо чертовски собой доволен, да? – скалится Дина, но на этот раз уже не так дерзко.
– Твоя тачка на стоянке, – добродушно напоминает Влад. – И ты, конечно, видела это когда шла сюда. Вопрос – ты точно приехала за тачкой или чтобы читать мне мораль? Потому что если второе – я немного не в том настроении, чтобы терпеть твой пиздеж.
Долго, секунд тридцать, они молча пикируются взглядами, но Дина сдается первой.
Вскидывает руки с видом человека, который уступил победу только потому что умнее, обещает не лезть к нему со своими «конченными советами» и вылетает из кухни с такой скоростью, которую просто невозможно развить на семисантиметровой платформе.
Выждав, пока спадет раскаленное после их ссоры напряжение, рискую подать голос.
– Мне жаль, что из-за меня…
– Ой, Нимфетаминка, да не пизди. – Несмотря на грубые слова, Грей в целом выглядит уже расслабленным и довольным жизнью. – Тебе же хотелось ее послать. А крепкий посыл на хуй никогда нельзя держать в себе – говорят, от этого случаются приступы неконтролируемой икоты.
Это, конечно, шпилька в мой адрес, которую я, собрав волю в кулак, оставляю без ответа.
– Я могу приготовить завтрак. – Не придумываю ничего лучшем, чем перевести разговор в безопасное русло. Из меня еще прошлый стресс не выветрился, и проникаться без сомнения очень «многогранной» историей взаимоотношений этой парочки, я пока точно не готова.
– Валяй.
Мы медленно, как будто две части одного колеса, обходим стояку, меняясь местами. Теперь я возле плиты и холодильника, а Грей усаживается на один из барных стульев. Мне немного не по себе, что придется делать это под его присмотром, но краем глаза замечаю, что он снова погрузился в телефон.
У него даже холодильник внутри – как иллюстрация для рекламы. Даже баночки с йогуртом расставлены по цветам. Но на удивление, здесь есть все необходимое, чтобы приготовить хороший полезный завтрак: яйца, обезжиренные сливки, индюшиный бекон, черничный джем, арахисовое масло-кранч. И даже нетронутая упаковка тостерного хлеба.
Пока готовлю скрембл и наспех поджариваю замороженную овощную смесь, готовлю тосты: два ломтика хлеба, один смазываю арахисовым маслом, другой – джемом, между ними кладу сложенные в несколько раз аппетитно пахнущий бекон.
Делаю таких сразу много, сколько хватает хлеба, потому что скоро проснется Марина, а у нее по утрам всегда зверский аппетит – взрослый мужик столько не съест, сколько этот сонный «пылесос».
– Очень по-американски, – морщит нос Грей, когда ставлю перед ним тарелку с аккуратной горком скрембла из четырех яиц, овощи и тосты. – Ты правда положила туда бекон и долбаное варенье?
– Да, – не очень понимаю причину его удивления.
– Ну на фиг, Ань, ЖКТ нормальных людей не приспособлен переваривать такую адскую хуйню.
– Ну, в таком случае, Элвис правда был инопланетянином. – Вижу по его лицу, что он не понимает. – Это его любимые сендвичи: арахисовое масло, черничный джем, бекон. Все это лежало у тебя в холодильнике, я думала, ты знаешь.
Он молча откусывает кусок от тоста.
Сосредоточенно жует.
Кусает еще раз. А, разделавшись с первым, подтягивает тарелку поближе к себе.
Мы едим в полной тишине, не считая редких вкраплений разговоров Влада по телефону. Судя по его манере общения, грубить всем – это его стиль жизни. Мне хочется спросить, кто он на самом деле, но я боюсь услышать правду. Потому что, хоть я почти уверена в его криминальных связях, пока он сам в этом не признался – остается место для надежды, что я просто очень сильно себя накрутила.
– Это было охренеть, как вкусно, – довольный и сытый Грей собственными королевскими руками ставит грязные тарелки в посудомоечную машину.
Набравшись смелости, пока он в хорошем настроении, прошу дать мне телефон.
Мысленно готовлюсь услышать очередное едкое замечание, но он просто протягивает свой. Нет, не тот, который с легкостью отдал моей сестре – я уже поняла, что там у него нет ничего ценного. А действительно свой, по которому только что кого-то от всей души костерил за проблемы с пожарниками. Наверное, на бандитском сленге это тоже что-то значит.
Быстро соображаю, каким образом связаться с подругами. Обычно мы списываемся в Фейсбуке. Скрепя сердце, ввожу свой логин и пароль, захожу в переписки, где меня уже ждет куча тревожных сообщений.
Пишу сразу всем, что у меня все в порядке, на ходу придумываю историю про «ураган, который все немного усложнил» (они все равно не в курсе, что в наших широтах это в принципе большая редкость) и обещаю написать как только у меня будет нормальная связь, земля под ногами и крыша над головой.
– Спасибо, – возвращаю Грею телефон.
– Твой мальчик их семьи добропорядочных католиков волнуется? – скалит зубы Грей. А вместе с ним удивительным образом скалится и его Медуза на шее.
– У меня нет бойфрэнда. – Не вижу смысла врать об этом.
– Я шучу, Нимфетамин. – Он так резко меняет тон на снисходительный, что это начинает раздражать. – Не представляю мужика, который бы не хотела затащить тебя в койку на первом же свидании. И не смотри на меня так, в моих словах ноль противоречий, потому что я не мужик, а – твоя палочка-выручалочка.
Звучит настолько многозначительно, что мои щеки в который раз заливает румянец.
Замечает это Грей или нет – он не дает понять ни видом, ни словом.
– Ладно, Нимфетамин, а теперь давай обсудим наше сотрудничество.
