Текст книги "Собственность Короля (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)
Собственность Короля
Айя Субботина
Глава первая: Влад
– Ну? – надо мной нависает крепкое мужское тело неопределенного возраста и внешности, потому что лампа висит прямо у него за головой и слепяще светит мне в глаза. Кажется, что это не человек – а просто черная болванка, оживленная злой магией. – Как тебя зовут?
Я зачем-то мотаю головой и трусливо отползаю в угол.
Здесь сыро и прохладно, и есть только одно маленькое окошко за широкими прутьями решетки, но оно так высоко, что даже если бы я мог ползать по совершенно гладким стенам, то не добрался бы до него и за неделю.
– Эй, ты чего? – Мужчина делает шаг навстречу, присаживается на корточки. – Все в порядке, парень, я тебя не обижу. Я просто хочу узнать твое имя.
Мои глаза уже привыкли к темноте, поэтому я отлично вижу белоснежные манжеты рубашки, в которые вдеты красивые запонки. Почему-то уверен, что одной такой штуки мне бы хватило, чтобы всю жизнь больше никогда не голодать. На другом его запястье – массивные серебряные часы на кожаном ремешке. Я не разбираюсь в моделях, но кое-какие выводы сделать могу – ремешок выглядит дорого, без заломов и торчащих ниток, хотя идеально новым тоже не кажется, в корпусе часов поблескивает с десяток белых камешков – вряд ли это простые стекляшки. И туфли – у него идеально чистые, блестящие туфли с модными длинными носами.
От него хорошо пахнет парфюмом.
У этого мужика есть деньги. Много денег.
Когда живешь на улице большую часть своей жизни и от того, как, кому и когда ты не в том месте перейдешь дорогу, зависит, без преувеличения, твоя жизнь, быстро учишься понимать, с кем имеешь дело.
А все богатые мужики, которым я попадался на глаза, делятся на две категории – одни на меня плюют, другие пиздят. Просто так, потому что они могут безнаказанно это сделать.
– Я не собираюсь делать тебе больно. Вот, видишь? – Он еще раз зачем-то демонстрирует свои пустые ладони, как будто что-то мешает ему избить меня кулаками и ногами.
Поэтому на всякий случай выставляю вперед крепко сжатые кулаки.
Мне не раз говорили, что я не получал бы столько тумаков, если бы не пытался отбиваться, но это всегда было сильнее меня. В тот день, когда я перестану сопротивляться, наверное, от меня совсем ничего не останется.
– Все-все, я понял, – посмеивается мужик, оглядывается по сторонам в поисках стула, а потом просто садится на пол, скрестив ноги по-турецки. В костюме это не очень удобно, так что он еще какое-то время возится с брючинами, снимает пиджак и расстёгивает несколько верхних пуговиц на рубашке. Пытается придать себе неформальный вид, но теперь я уже почти точно уверен, что меня будут бить – чуваки в дорогих костюмах всегда сначала снимают пиджак, часы и обручальное кольцо, прежде чем почесать об подзаборника кулаки. – Меня зовут Александр. А тебя?
Я поджимаю губы и делаю глубокий вдох.
На этот раз все по-другому: обычно меня бьют на улице, не особо стесняясь делать это даже на людях. Редко кто тратит время, чтобы отвезти в подворотню. Однажды, парочка – парень и девушка – вышли из кафе, парень бросил в мусорку почти целый бургер и я с дуру полез за ним до того, как они ушли. Боялся, что успеет сделать кто-то другой. Парень это сразу заметил, погнался за мной, когда я дал деру. Обычно я быстро бегаю, особенно по знакомой местности, но в тот раз я почти два дня ничего не ел, от голода у меня кружилась голова и подкашивались ноги, так что тот урод быстро меня поймал. И начал бить – просто пинал ногами посреди улицы, на глазах проходящих мим людей. А его девушка, которая мне сначала показалась милой как ангел, достала телефон и снимала его геройство. Еще и подзадоривала предложениями куда, чем и как сильно меня нужно «въебать».
Пока я мысленно настраиваюсь на получение «нового опыта» в тумаках, Александр достает кармана пачку сигарет и протягивает мне. Все беспризорники курят, некоторые бухают то, что удается раздобыть на дне выброшенных бутылок, я – не исключение. В нашем «прекрасном» мире это, часто, единственный способ забыться и ненадолго забить на боль от голода в животе. Но я уже дал себе обещание ничего не принимать из рук этого типа. Поэтому, собравшись с силами, отворачиваю голову. Александр не настаивает.
Какое-то время он просто молча курит. Я даже почти не ощущаю на себе его взгляд, только изредка чувствую, что дым он выпускает в мою сторону.
– Больно было? – наконец, он снова нарушает пропитанную табаком тишину.
Сначала не понимаю, о чем это он, а потом вижу направленные в сторону моей правой ладони палец. Я мысленно вскрикиваю, но внешне держусь более сдержано. Когда-то парочка типов выжгла на мне окурками «клеймо» короны. Прямо на тыльной стороне ладони. Она уже зажила, но сейчас мне почему-то трудно вспомнить, когда именно это было – несколько месяцев назад или прошлой осенью.
– Ладно, не хочешь говорить – дело твое. – Мужик встает, бросает окурок на пол и небрежно разминает его носком своей дорогой лакированной туфли. Если бы у меня была такая обувь, я бы, наверное, пылинки с нее сдувал и лужи обходил десятой дорогой. – Поговорим, когда успокоишься, Король…
***
– Король, эй! Король! Ты что, спишь?!
Я открываю глаза.
Рефлекторно и осматриваюсь, за долю секунды прихожу в себя.
Вспоминаю, что в своем клубе на Дворцовой.
Вместе с Диной, моей личной помощницей.
Примерно полчаса назад я встречался с одним важным типом, который приложил реально немало усилий, чтобы забить мне стрелку, как они это называют в своем бандитском мире. Оказалось, эта широко известная в криминальных структурах фигура очень сильно хочет, чтобы его дом с видом на море построили именно мои гениальные руки. Не буквально, само собой.
Я послал его на хуй.
Он пообещал обязательно нагадить мне при случае.
Я послал его на хуй еще раз.
Дина позвала охрану и пошла лично провести их до выхода. Вероятно, чтобы что-то сказать ему на прощанье, как она это частенько любит делать. Типа, ну, я сложный парень с тяжелой судьбой, у меня есть некоторые принципы и мне нужно дать время подумать. Она всем это пиздит. Прикол в том, что я никогда не меняю решение, но все почему-то ведутся на эту хуйню.
– Где, бля, мой кофе? – шарю взглядом по столу, но там только полная пепельница окурков, половина из которых с отпечатками от ярко-розовой помады.
– Не хочешь ответить? – Дина хватает телефон и сует его мне под нос.
Я молча беру его и, даже не глянув, скидываю. Она раздраженно выпучивает глаза, потом громко вздыхает и садится на диван напротив.
– Ты в курсе, что люди, которые столько курят, обычно сдыхают от рака легких? – комментирую ее хер знает какую по счету сигарету за сегодняшний вечер.
– Я скорее сдохну от инфаркта, до которого меня доведет твое упрямство, – фыркает она.
– У тебя нервы как у лошади.
Наш «милый разговор» перебивает официантка с подносом, на котором стоит мой кофе и какой-то разноцветный коктейль, украшенный такой же пестрой поебенью. Кофе я выпиваю мгновенно и тут же прошу принести еще один.
– Блин, почему у нас до сих пор нет в прайсе таких графинов с кофе?
– Потому что это – ночной клуб, а не бистро. – Дина тянет из декоративной конструкции причудливо разрезанную дольку лимона и отправляет ее в рот вместе с кожурой. Потом брезгливо складывает на стол остатки декора.
– Это, бля, мой клуб, я хочу графин с кофе.
– Хорошо, что из нас двоих имеет значение только мое «хочу».
– И мой банковский счет.
Дина закатывает глаза.
Она уже пять лет работает моей личной помощницей. Хотя, сейчас это уже скорее «должность вежливости», потому что в последнее время даже мне самому тяжело назвать все те вещи, которые она делает. Но именно она убедила меня не продавать этот клуб – творение моего архитектурного угара – попросила дать ей некоторый «кредит доверия» и полгода времени. Сейчас, спустя год, «Midnight Soul» вошел тройку лучших ночных клубов страны. Формально он, конечно, принадлежит мне, но рулит всем Дина. А я, если честно, даже не в курсе, как тут все устроено.
– Ты хотя бы знаешь, сколько бабок у этого мужика? – Дина пьет коктейль маленькими глотками, держа бокал за «чашу», а не за ножку, как это нужно по этикету. Ничего такого, девяносто процентов современных телок так делают, но не выколоть же мне собственные глаза, которые подмечают такие детали? – А какие у него связи?
Я с тоской вытряхиваю на язык последние капли кофе из чашки, а потом бросаю взгляд на тыльную сторону ладони. Клеймо в виде короны стало белёсым, растянулось со временем, но, но, бляха, иногда болит как будто свежее. У меня есть деньги, чтобы сделать его максимально «невидимым», но когда-то давно я принципиально решил этого не делать. Оставил себе как напоминание на всякий случай, если вдруг начну съезжать с катушек и превращаться в такого же мудака как и те, кто со мной это сделали.
– Я не работаю с бандитами, Дина. Вопрос закрыт.
– Ну да, а с Эйвой ты просто спелся!
– Не сравнивай, пожалуйста, строительство розового домика для Барби – с виллой для мудака, который будет принимать там своих «пацанчиков».
– Я бы выбрала второе!
Даже не сомневаюсь. Мы с Диной настолько по-разному смотрим на некоторые вещи, что даже удивительно, как нам до сих пор удается работать в тандеме. Тем не менее, если бы на одной чаше весов были вообще все мои сотрудники, а на другой – Дина, и нужно было бы выбирать – я бы выбрал ее. Она это прекрасно знает, поэтому и борзеет, иногда конкретно испытывая мое терпение. Но в основном мне достаточно один раз рыкнуть, чтобы Дина вспомнила, кто она и где ее место. В хорошем и правильном смысле этого слова.
– Я никакого отношения к этому дерьму иметь не буду, Дина. Я просил тебе не подсовывать мне такие предложения, считай, что это твое последнее китайское предупреждение. В следующий раз за мое потраченное в пизду время ты заплатишь из своего кармана.
– Ты хорошо мне платишь.
– Не заставляй меня думать, что ты не умеешь распоряжаться деньгами и поучить тебя экономии одним старым, но работающим способом.
А вот сейчас я уже не шучу. Всегда есть предел моего терпения, только у кого-то до него есть шаг, у кого-то – пять, а у кого-то, как у Дины – марафонский спринт. Но огребают все одинаково независимо от статусов и регалий, и моя помощница прекрасно это знает, поэтому вовремя закрывает рот и продолжает медленно потягивать коктейль, на этот раз листая что-то в телефоне.
А вот и хуевый сигнал – она нарочно не форсирует тему с участком на Преображенской. За что я ценю и уважаю Дину больше всего – так это за ее умение всегда быть на шаг впереди даже самых тупых моих заморочек. Я не успеваю сказать, что хочу тот или иной объект, а она уже знает, с кем нужно поговорить и что нужно предложить, чтобы я получил в свои лапы новую игрушку. И, конечно, моментально бежит рассказать, какая она вся из себя молодец. Уверен, что у ее раздутой тяги обязательно заслужить похвалу есть глубокая психологическая проблема, но какая в хер разница, если мы оба получаем от этого профит?
– Кто перехватил участок, Дина?
Она делает еще один глоток, медленно слизывает остатки коктейля с губ и, глядя прямо мне в глаза, произносит одну единственную фамилию:
– Шубинский.
– Сука! – Я зло пинаю стоящий между нами стол и тот отлетает на добрых несколько метров вперед. – Блядь!
Дина даже не пытается встать со своего места – уже привыкла, что иногда мне на пару секунд сносит крышу. Несколько месяцев работы с психологом не дали вообще ни хера, кроме вывода, что мои вспышки агрессии – это всегда реакция на стресс. Как сказала та умная тётенька в огромных очках: «Влад, вы перестанете злиться, когда почувствуете себя в безопасности». Ага, значит, блядь, я даже в гроб лягу, матеря и проклиная всех на свете.
– Влад, я сделала все, что смогла, – говорит Дина.
– Ты сказала, что решила вопрос. – Не то, чтобы у меня есть претензии к ее исполнительности или, тем более, честности, но какого хера?! – Это третий участок. Шубинский уводит у меня из-под носа третий участок.
– Ну, учитывая ваши с ним тёрки, ничего удивительного. – Дина встает, медленно и грациозно, как будто позирует перед телекамерами, подтягивает стол на место, потом снова усаживается, но на этот раз выкладывает на него свои длинные, упакованные в колготки-сеточкой ноги. – Он всегда будет пытаться тебя обойти, для Шубинского это дело принципа.
– Ну да, блядь, как же не щелкнуть меня по носу, старый гандон.
А ведь было время, когда я даже пару раз мысленно назвал его отцом.
Было время, когда я в рот ему заглядывал, хотел во всем быть на него похожим и считал примером человечности и порядочности. Можно смело сказать, что жизнь еще никогда так сильно меня не наёбывала.
Я откидываю голову на спинку дивана и на минуты прикрываю глаза.
Мы с Шубинским уже лет шесть воюем, но с тех пор, как я лихо рванул вперед, он решил взяться за меня по-серьёзному. Предыдущий проект увел буквально из-под носа, этот – точно так же. У меня нет причин думать, что Дина отнеслась к своей работе спустя рукава. Кроме того, у нее куча связей, благодаря которым она часто узнает инфу о том, где и что продается под застройку до того, как эта информация попадет в общий доступ. Значит, Шубинский тоже подключил свои каналы и начал играть против меня по-крупному.
– Если хочешь знать мое мнение… – начинает Дина, но я грубо ее перебиваю.
– Нет, не хочу. Я плачу тебе за работу, а не нравоучения.
– Даже если не хочешь знать мое мнение, я все равно скажу. – Даже не сомневался, что она не послушается. – Если ты хочешь нормально работать – реши проблему с Шубинским.
Она понятия не имеет, из чего родилась наша вражда. Как, наверное, не знает и никто другой, кроме нас с Шубинским, если только старый гандон сам об этом не растрепал. Но что-то мне подсказывает, что он тоже предпочитает не распространяться на тему того, как его «гениальное творение» однажды взбунтовалось и отказалось плясать под хозяйскую дудку.
Дина наверняка думает, что нашу с ним «проблему» можно решит бабками и формальными извинениями. Вряд ли в ее красивую головку с идеально гладкими волосами приходит мысль, что без кровопускания тут не обойтись.
– Дай ему то, что он хочет, Король, и спокойно работай.
– Тот чувак из кадастровой конторы – у тебя с ним до сих пор все в шоколаде?
– У меня со всеми все в шоколаде, – не без нотки хвастовства, говорит она.
– Я хочу знать, где еще собирается строиться Шубинский.
– Когда я говорила, что тебе нужно решить с ним вопрос, то имела в виду другое.
– Дина, просто, блядь, сделай, что я прошу, хорошо? Ты работаешь на меня, я тебе плачу, я хочу, чтобы ты выполняла ту работу, которую я говорю выполнить. Самодеятельностью можешь заниматься в свободное от работы время, с кем угодно и когда угодно.
Дина поджимает губы, встает, распрямляет платье, которое сидит на ней как вторая кожа, подчеркивая абсолютно все достоинства ее роскошного тела. Но она для меня как сестра, и ее торчащие соски рождают в моей голове только одну мысль – накинуть что-то сверху, чтобы никакая тварь не обидела. Впрочем, ей уже целых двадцать восемь лет, она даже замужем успела побывать дважды, второй раз – у меня на глазах. Кто я такой, чтобы учить ее жизни?
– Совсем забыла… – Она останавливается уже около плотной занавески, которая закрывает вход в эта маленькую частную комнатку. – Кузнецова вернулась. Подумала, будет лучше, если ты узнаешь об этом от меня.
Окурки в пепельнице вдруг становятся ужасно притягательными, как мои любимые копеечные фруктовые леденцы.
– Правда, я слышала, только на похороны матери.
Неудивительно. Когда три годна назад умер отец Оли – она ограничилась каким-то постом в соцсети, когда в прошлом году на машине разбилась ее бухая сестра (прихватив на тот свет ни в чем не виноватую семью из трех человек), Оля вообще проигнорировала эту «трагедию». Но мать всегда была для нее особенным человеком. Хотя, честно говоря, я был уверен, что Оля не вернется даже, чтобы провести ее в последний путь.
– Есть еще какие-то распоряжения? – елейным тоном интересуется Дина, и мы оба прекрасно знаем, какие именно распоряжения и на чей счет она имеет в виду.
– Нет. Больше никаких распоряжений. Найди мне зацепку на Шубинского, остальное не интересует.
Хоть это и ебучее вранье.
Глава вторая: Аня
– Паша, ты не знаешь, что случилось? – спрашиваю водителя, которого прислал за мной отчим, кутаясь в легкий кардиган, слишком не по погоде для осени в моих родных краях.
Парень – Паша, мой друг детства – слишком выразительно молча пакует мои чемоданы в багажник. Я успеваю забрать одну дорожную сумку, потому что в ней мои личные вещи и подарки, без которых никогда не прилетаю в гости. Обычно привожу брендовый наряд для младшей сестры и дорогой гаджет для брата, но в этот раз пришлось ограничиться простыми сувенирами.
Господи, стыд какой.
Я на секунду прикрываю глаза, как будто это поможет спрятаться от того насмешливого взгляда, которым продавец в фирменном бутике «Луи Виттон» возвращала мне карту. Он до сих пор меня преследует, даже здесь, на другом материке.
«Операция отклонена, мисс. Ваша карта заблокирована. Возможно, у вас есть другая?»
Заблокированными оказались все три моих карты.
Кроме четвертой – личной, на которой я храню небольшие средства для оплаты в кафе или маленьких магазинчиках разной мелочевки. По странному стечению обстоятельства, именно эту карту открывала я сама, в отличие от остальных, выписанных на мое имя отчимом.
Но, когда я в панике начала звонить и требовать объяснений, он, вместо объяснений, приказал немедленно возвращаться домой. Первым же рейсом.
– Паш? – пытаюсь обратить на себя внимание, но водитель словно в рот воды набрал.
Приходится поймать его за локоть, когда открывает заднюю дверь, чтобы помочь мне сесть.
– Я чувствую себя надзирателем, – пытаюсь добавить немного шутки в его напряженное отмалчивание, потому что это мой универсальный и единственный способ справляться с паникой. – Что случилось, Паш? Меня не было всего полгода.
Он все-таки поднимает взгляд, пытается сделать вид, что все в порядке и его хмурое лицо – это личное, не имеющее ко мне никакого отношения. Но мы практически провели детство под одной крышей, потому что его мама работала личной медсестрой моего отца и вместе с Пашкой жила в доме для персонала.
Если я и знаю кого-то лучше, чем самого себя, так это Пашку.
– Ну хватит, – приходится немного повысить голос, хоть я терпеть не могу быть стервой. Отец любил говорить, что вырастил домашнюю неуклюжую совушку, и что гордится тем, каким хорошим человеком я стала. Жаль, что он так и не дожил до тех дней, когда мне торжественно вручали диплом Калифорнийского университета. Диплом с отличием. – Старый козел что – уволил тебя?
Да, у нас с отчимом не очень хорошие отношения.
Если не сказать – полное отсутствие отношений, потому что за время, что он был женат на маме, мы, в общей сложности, не провели и пары месяцев на одной территории. К обоюдной молчаливой радости, хоть мама делала все, чтобы наладить между нами контакт.
– Зря ты приехала, – куда-то в ворот своей идеально белой рубашки говорит Паша.
Я не успеваю как следует удивиться, потому что откуда-то из-за автомобиля, словно черти из табакерки, прямо передо мной появляются два здоровых амбала, в одном из которых я узнаю постоянного охранника отчима. Второй мне незнаком, но именно он почти грубо отодвигает от меня Пашу. Они становятся по обе стороны от меня, и по моей коже ползет неприятный холодок, потому что никогда раньше я не чувствовала себя настолько беспомощной.
И настолько пленницей.
Отчим прислал охрану, но я скорее чувствую себя арестанткой, чем человеком, о котором действительно беспокоятся.
– Для вашей безопасности, – говорит охранник отчима. Мысленно называю его «Правый». Все телохранители похожи почти как близнецы, так что для собственного удобства я всегда даю им прозвища.
– От чего меня оберегать? – нервно смеюсь я. – От плохой погоды?
Пытаюсь найти Пашин взгляд, но он, трусливо вжав голову в плечи, быстро занимает свое «рабочее место» за рулем «Бентли» моего отчима. Правый и Левый усаживаются в машину, и когда мы отъезжаем, я с тоской смотрю на удаляющееся здание аэропорта, думая, что, возможно, мне действительно не следовало возвращаться.
Кажется, что еще никогда мы так быстро не добирались до дома, как в этот раз.
Я даже толком не успеваю подумать над предстоящим разговором и Пашкиным предупреждением – а «Бентли» уже заезжает на огороженную со всех сторон, закрытую территорию дома моей матери.
Точнее, теперь уже дом отчима.
Никогда не пойму, о чем думала моя бедная глубоко больная мать, когда переписывала завещание в пользу отчима, оставляя трех своих детей фактически, зависимыми от каждого его чиха.
Я выхожу из машины, и нарочно замедляю шаг, надеясь насладиться воздухом родины, дома и ароматами уже припорошенного снегом сада. Порядком заброшенного, что тоже очень странно, потому что мать любила эту часть дома и часто сама возилась с деревьями и уборкой опавшей листвы. Перестала это делать только когда каждый подъем с кровати стал приносить ей невыносимую боль.
Отчим клялся, что не позволит саду запустеть, но прошел год – и от его обещания, как и от красивого милого сада, не осталось и следа.
– Валентин Николаевич хотел видеть вас сразу, – с нажимом говорит Правый, когда я собираюсь свернуть с дорожки, ведущей к дому, налево, к беседке. И для убедительности берет меня под локоть, сжимая пальцы, когда пытаюсь высвободить руку.
– Я что – пленница? – говорю больше со злой шуткой, чем всерьез, но, натыкаясь на его лицо-кирпичом, начинаю сомневаться, так ли далека от истины. – Могу я хотя бы отдохнуть с дороги?
– Валентин Николаевич ждет, – как механический болванчик, повторяет Правый и мне ничего не остается, кроме как послушно пойти к дому.
Локоть так и остается «заложником» в пятерне охранника, вплоть до момента, пока я не переступаю порог, моментально натыкаясь на неприятную сизую дымку табака.
Понятия не имею, сколько дней или недель подряд нужно было курить без перерыва, чтобы с дымом не справилась даже идеальная система вентиляции. Я непроизвольно прикрываю нос рукавом, осматриваюсь в поисках кондиционера, но Правый – уже почти грубо – подталкивает меня к полуприкрытой двери кабинета.
Оттуда раздаются мужские голоса.
– Я привез ее, Валентин Николаевич, – рапортует Правый, становясь поперек двери с видом человека, готового защищать выход даже ценой собственной жизни.
Отчим и человек, который сидит за столом спиной ко мне, одновременно поворачивают головы.
– Анна, – коротко говорит Валентин Рогов, ощупывая меня придирчивым взглядом. – Рад, что ты прислушалась к моей просьбе и приехала максимально быстро.
– Вы не оставили мне выбора, – не могу не огрызнуться.
Инстинктивно обхватываю себя за плечи, пытаясь хоть как-то прикрыться и защититься от взгляда того, другого.
Ему около шестидесяти, но вполне может быть и меньше – седины в его темной шевелюре почти нет, взгляд острый, оценивающий, как у ювелира. Он невысокого роста, но кажется необычно крепким как для человека, чье лицо почти полностью исполосовано морщинами.
Он почему-то сразу, сходу, с наскока меня пугает, хотя не делает для этого ровным счетом ничего. Я кое-как выдерживаю его взгляд, нахожу в себе силы не отвернуться. Но когда он делает шаг в мою сторону, а его губы растягиваются в улыбке, я инстинктивно шарахаюсь назад и тут же натыкаюсь локтем на грудь охранника.
– Аня, – незнакомец очень хочет казаться добродушным, но становится только хуже. – В жизни вы гораздо красивее, чем на фотографиях.
– Какое вам дело до моих фото? – не понимаю. – Кто вы? Что происходит?
Мужчины пересматриваются.
Потом Рогов дает знак охраннику, и тот басит, что будет за дверью, если понадобится. Это в большей степени для меня, чтобы имела в виду – сбежать не получится.
Меня уже стерегут?
Да что вообще тут творится?!
– Анна, знакомься. – Отчим кивает на незнакомца. – Шубинский, Алексей Юрьевич.
– Просто Алексей. Ненавижу формальности.
Пока я пытаюсь справиться с оцепенением, Шубинский галантно берет мою руку и слегка притрагивается к ладони абсолютно холодными сухими губами. Они настолько ледяные, что я чувствую себя заклейменной этим поцелуем и, начихав на вежливость, грубо выдергиваю ладонь из его узловатых тонких пальцев. На этот раз он добавляет толику снисходительности в свою улыбку.
– Рада знакомству, Алексей Юрьевич, – выдавливаю из себя, и снова смотрю на отчима. – Могу я теперь пойти к себе? У меня был тяжелый перелет.
Вместо того чтобы ответить мне, Рогов как будто ждет отмашки Шубинского.
Тот же, зачем-то, начинает нарезать вокруг меня метр за метром, осматривая, ощупывая, лапая своим оценивающим взглядом, словно товар на ярмарке. В тишине, которую не решается нарушить ни один из нас, слышны только его равномерные выверенные шаги и мое резкое, испуганное дыхание.
– Пожалуй, – наконец, нарушает молчание Шубинский, – вам нужно кое-что обсудить, а мне как раз пора. Был рад знакомству, Аня.
Он уходит, явно не случайно проигнорировав протянутую отчимом ладонь, и когда дверь за Шубинским закрывается, отчим грубо матерится сквозь зубы, распечатывая новую пачку сигарет.
– Сядь, – тычет в освободившееся кресло. – И налей себе чего-нибудь. Разговор будет не сказочный.
Мне хочется ляпнуть, что за три года, что он был женат на моей матери и жил под крышей этого дома, можно было запомнить, что я не пью, но вместо этого молча усаживаюсь в кресло. Меня передергивает, когда кожи касается обивка, еще хранящей отпечаток тела Шубинского.
Место, где он сидел еще минуту назад, такое же ледяное, как его губы и взгляд.
