Текст книги "Собственность Короля (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)
Я:Ты перестала называть меня по-имени, Ань.
Она долго молчит. Пять, десять минут. Хорошо, что пока шестеренки в ее замороченной голове ищут ответ (или придумывают отговорку), я могу развлекать себя бесконечным просмотром видео.
Кокос:Наверное, нам нужно поговорить о вчерашнем… Влад.
Ох уж эти троеточия.
Я:Готов выслушать тридцать три проклятия на свою дурную голову, если твои ноги в это время будут лежать у меня на плечах.
Кокос: Ты вдруг перестал бояться моей девственности, Грей?
Как же мне крышу сносит эта ее чертовщинка.
Не мычит, не блеет, как классическая недотрога. Стесняется и краснеет, но огрызается прямо филигранно. Кажется, я близок к открытию секрета, почему бэдбои так любят отличниц.
Я: Фу, Анна, где Вы нахватались этой пошлости?
Кокос: Я тебя убью, Грей!
Глава тридцатая: Аня
Когда Грей говорил, что за мной будет «хвост», я представляла себе какое-то незаметное сопровождение, но никак не огромный черный внедорожник бандитского вида, в котором за мной всюду по пятам будут следовать четверо мордоворотов.
Подъезжать к гимназии, в которую я приехала устраивать Марину, в таком сопровождении немного неуютно, но я помню слова Влада о том, что это для нашей безопасности, а синяки после «общения» с Шубинским и отчимом до сих пор приходится замазывать корректором. Поэтому на всякий случай еще раз пишу Грею слова благодарности, беру сопротивляющуюся Марину за руку и захожу внутрь.
На оформление документов много времени не уходит. Я немного дергаюсь, когда в канцелярии на приеме документов уточняют степень нашего родства, но моих слов о том, что мы сестры и моей ID-карты достаточно, чтобы прекратились все вопросы. Когда утром я написала Грею, что беспокоюсь об отсутствии документа об опеке, он ответил, что девушкам на «Бентли» обычно не задают много лишних вопросов. Как всегда предложил в случае чего звонить ему, но это, слава богу, не понадобилось.
– Мы проведем небольшой тест, – предлагает высокая женщина в очках, которую мне представили как местного психолога. И увидев круглые от паники глаза Марины, быстро уточняет: – Мы подготавливаем детей по нескольким профилям – математическому, языковому, гуманитарному. Тест поможет определить склонности Марины. Но его результат просто формальность, если вдруг она захочет выбрать другой профиль.
– Я хочу быть архитектором, – вдруг выпаливает моя сестра, повергая нас с психологом в легкий шок.
Хотя мой шок все же довольно ощутимо царапает внутренности, потому что я впервые слышу от Марины что-то вразумительное о ее планах на жизнь. В тринадцать лет это, конечно, совершенно нормальное явление, но все дети так или иначе проходят стадию «хочу быть космонавтом, учителем, врачом…», а Марина даже о таком ни разу не заикалась. И тут вдруг…
Догадаться, откуда у нее такие порывы, вообще не сложно.
И мне вдруг становится жутко стыдно, что меня так радует ее маленький возраст. Будь Марине лет восемнадцать, я бы от ревности уже на пиявок изошла.
Я. Ревную. Грея.
Я думала, что переспав ночь эта абсолютно лишенная логики мысль испарится под напором трезвых аргументов, но я до сих пор не придумала ни одного в противовес.
– О, какой серьезный и сложный выбор, – возвращает меня в реальность голос психолога.
– Это какой профиль? – спрашивает Марина.
– Полагаю, что математический.
Марина хмурится и тяжело сопит, потому что с математикой отношения не складывались ни у нее, ни у меня. Это всегда была прерогатива Дениса, ровно до той трагедии, после которой мой и без того замкнутый брат стал настоящим отшельником даже в собственной семье.
Нужно найти его.
Этим нужно было заняться сразу после того, как я забрала Марину. Думать о том, где и что с моим братом, а не рыдать по тому, что у меня вдруг целая ревность образовалась к женатому (ну или сто там у них?) мужчине, которого я знаю без году неделю.
– Я смогу выбрать математический? – упирается Марина. – Даже если не подхожу?
– Конечно. – Психолог улыбается Марине, но в обращенном на меня взгляде сквозит намек помочь ей не терять голову. – У нас прекрасная программа и самые лучшие учителя. И еще есть факультатив по моделированию – это ведь тоже очень важно для будущего архитектора?
Судя по лицу Марины, ее не очень радует перспектива собирать из бумаги разные объемные фигуры, но она готова пойти на эту жертву, лишь бы быть как Грей.
– Это займет около тридцати минут, – говорить психолог, заводя мою сестру в большую светлую аудиторию. – Вы можете подождать на первом этаже. Когда мы с Мариной закончим – я сама ее приведу.
Я соглашаюсь, но один их четырех «людей в черном» остается сторожить у двери, словно цербер.
Внизу, в холле, беру кофе из автомата и присаживаюсь на диванчик.
Хочется написать Владу, что Марина на собеседовании и рассказать о ее «странном» желании заниматься тем же, чем и он, но вовремя давлю в себе этот порыв. Кажется, как для просто девушки в беде, меня и так слишком много в его жизни. Понедельник, она наверняка уже завален работой по уши. Да и на мое предыдущее сообщение с благодарностью никак не отреагировал.
Ну или встречается с женой.
Или не с женой, а с какой-то другой женщиной. Или женщинами?
В который раз за утро одергиваю себя от этих раздражающих мыслей и сосредотачиваюсь на том, что мне нужно найти работу. Как минимум хотя бы для какой-то финансовой независимости, а в идеале чтобы просто не оставалось времени на мысли о Грее.
– Прошу прощения, вы не подскажете, который час? – слышу приятный мужской голос и оборачиваюсь, только теперь обратив внимание, что сижу тут не одна.
На диване неподалеку сидит мужчина лет тридцати пяти, довольно симпатичный и красиво «упакованный» в серый, явно не дешевый костюм.
– А это у вас, случайно, не часы на руке? – выразительно смотрю на его запястье.
Мужчина одергивает манжет и смущенно улыбается.
– Девять тридцать две, – говорю я.
Он еще раз улыбается и, помедлив, пересаживается поближе.
– Совсем разучился знакомиться. Андрей Зайцев. – Порывается протянуть ладонь как для рукопожатия, но снова тушуется и одергивает. – Просто Андрей.
– Просто Аня. – Без проблем сама предлагаю рукопожатие и он осторожно пожимает мои пальцы. В Америке даже незнакомые люди запросто обнимаются при первой встрече, так что я к таким вещам давно привыкла.
– Меня к директору на ковер вызвали. Готов поспорить, что у вас гораздо более приятный повод находиться здесь.
– Оформляю сестру в седьмой класс.
– Седьмой? А буква какая? – оживляется мой новый знакомый.
– Еще не знаю, она проходит тестирование.
– О, это вообще ни на что не влияет. Мой засранец в «А», по математическому профилю.
Похоже, теперь я в курсе, что в одном классе с Мариной будет учится хулиган. Ну или за что еще могут вызвать к директору родителей тринадцатилетнего подростка. Хотя по возрасту Андрей не тянет на отца подростка, разве что обзавелся наследником на школьном выпускном.
Я еще раз проверяю телефон, но Грей продолжает игнорировать мое сообщение.
Ладно, не все же из нас бездельники, которые могут себе позволить пить кофе в половине десятого утра в полном ничегонеделании.
Мне нужна работа.
– Аня, а можно взять ваш номер телефона? – идет напрямик мой новый знакомый. – Я честное слово не знаю как пододвинуть к этому разговор, на свидание последний раз ходил тысячу лет назад. А сейчас боюсь, что вы просто упорхнете и я никогда не прощу себе, что испугался и засунул язык в задницу.
– Эм-м-м…
– Это мой брат! – быстро предупреждает Андрей. – Просто младший брат. Я совершенно холост и в браке никогда не был.
– Ну вы не очень похожи на отца подростка, – озвучиваю мысли, которые секундой ранее уже посетили мою голову. – Андрей, я прошу прощения, но… у меня сейчас как раз тот период в жизни, когда я совершенно не готова к… новым знакомствам.
Был бы он наглым – отшить его было бы проще.
– Но ведь это просто номер телефона. Я могу перезвонить вам, например, в следующем году?
Телефон, который я в сердца успела запихать на дно сумки, вдруг напоминает о себе тягучим восхитительным голосом Элвиса.
«Love me tender, Love me dear, Tell me you are mine, I’ll be yours through all the years, Till the end of time…» («Люби меня нежно, люби не тая, скажи, что ты моя, и я буду твоим на всю жизнь, до конца своих дней» (с) песня «Love Me Tender» Элвиса Пресли)
Я, блин же черт, снова икаю!
Это вообще не моих рук дело, а вот кто постарался – как говорится, догадайся с трех раз.
Те же руки, что обозвали свой номер «Ошибкой эволюции».
Я извиняюсь перед Андреем – вид у него при этом такой, как будто за руку поймал меня на вранье – и вылетаю на крыльцо.
– Нимфетаминка, а тебе вера мешает перестать мне писать и начать звонить? – спрашивает Грей без вступления.
– Нет, исключительно девственность, – язвлю в ответ.
– Передай своей девственности, что она прям выпрашивает.
– Выпрашивает увидеть твой зад, когда ты будешь бежать от нее, сверкая пятками?
Он без предупреждения сбрасывает звонок, но тут же перезванивает по видеосвязи, не дав мне даже толком испугаться, что я где-то перегнула палку в наших словесных баталиях. Я в панике поправляю волосы, щипаю за щеки, чтобы «нарисовать» хоть какой-то румянец и принимаю вызов.
Секунду смотрю на его ухмыляющуюся физиономию – он в машине, судя по интерьеру и дорогому кожаному сиденью, на котором расслабленно лежит его лохматая голова.
– Выпрашивает вот это, – подмигивает. Расставляет указательный и средний пальцы. И медленно, очень медленно и горячо проводить между ними языком.
Матерь божья.
Меня встряхивает так сильно, что приходится опереться спиной об стену, чтобы сохранить равновесие.
Колени рефлекторно расходятся.
Я икаю и резко, прилагая все возможные усилия, свожу их обратно.
Для надежности перекрещиваю ноги.
Я, конечно, в курсе, что означает этот жест. И что, само собой, мне такое ни разу в жизни не обламывалось.
– Ах ты мелкая извращенка, – хохочет Грей. – Ты в школе?
– Угу, – боюсь открыть рот, чтобы не икнуть еще раз.
– Долго еще?
– Угу. – Ноги снова расходятся, но я держусь как стойкий оловянный солдатик.
– Давай пообедаем?
– М-м-м…
– Хочешь меня?
– Хочу.
Черт.
Господи.
Боже.
Мой.
– Грей, ты просто… – Я катаю на деревянном языке парочку крепких эпитетов, но глядя на его довольное и как будто даже ожидающее чего-то такого лицо, проглатываю их и ограничиваюсь выразительно поджатыми губами.
– Я буду минут через десять, Нимфетаминка, никуда не девайся. – И уже без паясничества, серьезно добавляет: – Нужно кое-что обсудить.
Я невнятно мычу «хорошо» и с облегчением прячу телефон обратно в сумку.
Надо дать себе зарок больше никогда не принимать от него видео-вызовы.
«А заодно перестать считать Грея своей собственностью», – подсказывает мой жутко едкий в последнее время внутренний голос.
Вообще-то, строго говоря, это я его собственность.
Я возвращаюсь в холл и с сожалением смотрю на свой остывший кофе. Не то, чтобы он был здесь вкусным, но доза кофеина не помешала бы мне взбодриться. Особенно после тумана в голове, которым я так старательно пыталась закрыть картинку грейского языка между пальцами, что теперь там как будто вата. Наверное, без подсказок даже таблицу умножения на два не смогу повторить.
– У вас что-то случилось, Аня? – всплывает уже знакомый мне приятный голос Андрея.
Я оборачиваюсь, на ходу пытаясь выдавить из себя вежливую улыбку. Была уверена, что он ушел и мне не придется еще раз его отшивать.
– Вот, – он протягивает мне стаканчик с логотипом популярной кофейни, которую я видела через дорогу. – Подумал, что раз уж вы не даете мне свой номер, то я хотя бы угощу вас вкусным кофе, а не водой из-под акварельных красок из местного автомата.
– Спасибо. – Кофе и правда вкуснее. – Андрей, я не набиваю себе цену, но в моей жизни сейчас правда все очень… сложно.
– Хотел бы я быть чьим-то «сложно» в исполнении Элвиса. – Если его и задел мой отказ, то он очень мастерски это скрывает за почти беззаботным видом с легким налетом разочарования.
– У моего… гм-м-м… молодого человека очень специфическое чувство юмора. – И тут же снова вспоминаю грейский язык между пальцами, только на этот раз мое воображение живо, лучше любой нейросети, заменяет его пальцы на мои ноги.
Слава богу, по лестнице в нашу сторону уже спускаются психолог с Мариной.
– Ну, Марина у нас чистый гуманитарий, – после стандартной похвалы, что она справилась хорошо и ни капли не нервничала, сообщает психолог. – Я бы рекомендовала выбрать языковый класс. У нас прекрасные преподавали по английскому, немецкому, французскому и итальянскому.
На английском Марина говорит почти так же хорошо, как и я, но в целом я понимаю, почему не идти на поводу у ее сиюминутного желания подражать своему новому кумиру – не очень хорошая идея. Поэтому взглядом пытаюсь дать этой мелкой упрямице, что лучше прислушаться к доброму совету.
– Я хочу в математический класс. – Марина выразительно, в хорошо знакомом мне жесте задирает подбородок. – У меня получится. Я смогу.
– Конечно, сможешь, мелкая, – без приглашения вторгается в наш разговор Грей, вынуждая меня пару раз переступить с ноги на ногу. – Я помогу, если что.
Психолог с удивлением вскидывает брови. В первую минуту. А во вторую внезапно начинает поправлять прическу и улыбаться ему совершенно очевидно кокетливой улыбкой.
Она лет на десять его старше.
«Ну и что?»
– Какие-то проблемы? – Грей становится рядом с Мариной, закидывает руку ей на плечо и она при этом выглядит довольной как кошка, и даже жмется к его боку.
Я дура.
Я круглая идиотка, но, господи, спасибо, что ей всего тринадцать.
– Нет, никаких проблем, – еще шире улыбается психолог. – Прошу прощения, а вы…?
– Волшебник в голубом вертолете.
– Друг семьи, – быстро исправляю его грубость. Звучит странно, но это первое, что пришло на ум.
– Ну, в таком случае, – женщина разводит руками, – Марина, ты принята в десятый «А». Нужно оформить еще несколько документов, но это не займет много времени.
Грей взглядом дает понять, что будет ждать меня внизу.
Я пишу еще одно заявление, потом получаю список документов, которые нужно донести в течение первой учебной недели. Марина на глазах мрачнеет, когда понимает, что после всех этих мучений ей придется остаться еще на три урока по расписанию. Хорошо, что я подумала об этом заранее и сложила ей в сумку минимум необходимых письменных принадлежностей.
Грей ждет меня на крыльце. О чем-то так энергично разговаривает по телефону, что мне становится неловко за его богатую разными идиоматическими оборотами лексику. Тут вокруг мамочки и бабушки, а он без тени смущения обещает собеседнику затолкать известно что в известно какое место. А потом до меня доходит, что пялятся на него совсем не с возмущением, а потому что не смотреть на Грея просто не возможно. Особенно, когда он в модном темно-сером костюме и белоснежной рубашке, и даже Горгона на его шее притягивает взгляд.
Я как никогда близка к тому, чтобы замотать его в мешок для строительного мусора, рулон которых как раз лежит на тележке с садовыми инструментами около клумбы.
Закончив с разговорами, Грей поворачивается, окидывает меня взглядом и в его темных глазах начинают плясать черти. И это даже близко не фигура речи. Что опять не так? Я не знала, что мы каким-то образом пересечемся днем, у меня даже целый список дел расписан, так что я оделась в простой вязанный костюм – очень недорогой, но на удивление приятный к телу.
– Марину нужно забрать в половину второго, – предупреждаю на всякий случай. – И я еще не очень голодна для полноценного обеда.
Он только кивает и галантно открывает дверь своего черного «кубика».
По дороге снова говорит, но на этот раз… на итальянском.
Почти без акцента. Я не очень хорошо знаю этот язык, но примерно понимаю, что речь о каком-то проекте, работа над которым кипит полным ходом. А я украдкой поглядываю на руку, которой он уверенно и почти расслабленно рулит очень «тугой» машиной. Пальцы у него длинные, с ногтями, форме которых позавидует любая женщина. Но выпуклые вены на тыльной стороне – это просто космос какой-то. Я изо всех сил вдавливаю ладони в лежащую на коленях сумку, чтобы не поддаться искушению еще хотя бы на сантиметр подтянуть манжету его рубашки.
Я залипаю в него, и это очень, просто чертовски очень плохо.
– Приехали. – Грей, наконец, роняет телефон в карман, притормаживает на стоянке возле здания с украшенной разноцветными неоновыми кексами вывеской.
Я успеваю выскочить из машины до того, как он поможет выйти. После того, как почти всю дорогу пялилась на его руку, мысль о контакте кожей к коже кажется мне чем-то из категории «фильмов для взрослых». И быстрой, чтобы выиграть хоть пару минут, захожу внутрь. Нужно успокоится и привести в порядок мысли, у нас же намечается серьезный разговор.
– Надеюсь, ты не против десерта до обеда? – Грей смотрит на меня так, что даже если я скажу «против» – он только пожмет плечами.
Судя по обилию сладостей в витринах-холодильниках, он привез меня я настоящий пряничный домик. Я выбираю классический медовик, а Грей вообще не стесняется – берет и бельгийские вафли, и большой кусок щедро политого шоколадом пражского торта. И просит с собой пару стаканчиков с печеньем «орешек». Это для Марины.
– Ты правда все это съешь? – не могу не спросить, разглядывая его заставленную сладостями половину стола.
– Ну-у-у, либо я сожру эти сладости, либо, – плотоядно прикусывает нижнюю губу, – сожру тебя.
Я хочу сказать, что несъедобная, но почти наверняка знаю, что это приведет к новой волне обмена намеками на грани. А мой истрепанный мозг мне еще пригодится, когда мы дойдем до обсуждения действительно важных вопросов.
– Так что за история с женой, Грей? – начинаю первой.
– Идиотская история, – вздыхает он, отправляя в рот сразу большой кусок торта.
Очень сухо пересказывает факты: что жена действительно была, что потом она сама его бросила и случилось это семь лет назад. А теперь она всплыла на горизонте и вместе с новостью о том, что развод, на который якобы она подала по собственной инициативе, на самом деле липовый.
– Звучит как сценарий бразильской мелодрамы. – Я не могу сдержать нервный смешок.
– Звучит как пиздец.
Ладно, согласна, его формулировка точнее.
– Но ты ведь говорил, что… ну… любишь ее и хочешь вернуть, и…
– Я соврал, Ань. – Грей сознается в этом так прямо и бесхитростно, что мне даже зацепиться не за что.
– О, кажется, теперь у меня тоже есть законный повод говорить тебе: «Не ври, Грей!»
– Претензия принимается, Нимфетаминка. Я сам баран. Тупо было не перепроверить. – Но даже говоря о себе такие нелестные вещи, ему каким-то образом удается оставаться максимально серьезным. – Я не люблю Кузнецову уже очень, очень давно. Просто знал, что она попытается меня дернуть спустя столько лет, а ты так хорошо вписалась.
– Поправочка, Грей – это не я вписалась, это ты заставил меня ответить на звонок.
Он кивает, но в этом жесте нет ни капли раскаяния.
Я вообще не знаю, что должно произойти, чтобы Грей в принципе задумался о существовании этой эмоции внутри своей системы ценностей.
– Мы ни разу не контактировали за эти семь лет, Ань. Не общались, не созванивались и тем более, не трахались. Она моя жена только на бумаге. Поверь, Кузнецова – последняя женщина, которую я хотел бы видеть в своей жизни.
Я верю, как бы глупо это ни было.
Но меня одновременно сильно царапает его совершенно искреннее «последняя женщина». Потому что в его словах «женщины» в множественном числе. Как будто женщин было, есть и будет еще много, и его жена не имеет к этому никакого отношения.
Но и я – тоже.
Три дня.
Мне понадобилось всего три дня, чтобы потерять голову от человека, от которого любая здравомыслящая девушка должна улепетывать со всех ног.
А я вместо этого сижу и хочу на стену лезть просто от того, как Грей невзначай слизывает шоколад с нижней губы, и как же ему идут выжженные солнцем пряди в густых каштановых волосах.
– Ну ты ведь всегда можешь развестись, – силой возвращаю себя к главной теме нашего разговора.
– У нас брачный договор, Ань. – Вот теперь его лицо мрачнеет. – Последняя шутка ее папаши. Когда мы его подписывали, у меня кроме трусов и носков ни хуя не было, а Кузнецова была типа из основательной семьи. Если мы разведемся сейчас, она получит половину всего. Просто, блядь, потому что мне и в голову не могло прийти, что баба, которая убегала от меня, роняя таки, решит остаться моей законной женой еще на семь ебучих лет. И я бы все ей отдал, мне по хуй – я еще заработаю. Но, блядь, какого…?
– Ты с ума сошел? – Даже меня это возмущает до глубины души. – Наверное, должен быть способ как-то поставить ее на место?
– Очень на это надеюсь, поэтому ищу выход. – Он отодвигает в сторону тарелку. – Проблема в том, Ань, что сейчас я не могу купить твою землю. Потому что тогда половина ее перекочует к Кузнецовой. А Шуба только этого и ждет, грёбаная тварь.
– Шубинский? А он тут причем?
– При том, Нимфетаминка, что это его ход. Вот такой вот цугцванг[2]2
Цугцва́нг (нем. Zugzwang «принуждение к ходу») – положение в шашках и шахматах, в котором любой ход игрока ведёт к ухудшению его позиции
[Закрыть].
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два, и догадаться, почему Шубинский так на него взъелся. Влад вскользь упоминал, что между ними что-то типа холодной войны, но если раньше Грей говорил об этом почти с весельем и азартом, то теперь ему вообще не до шуток.
– Это из-за меня, да? – Медовик, к которому я так и не притронулась, начинает пахнуть как будто срок его годности истек еще в прошлом столетии.
Хотя, чтобы он сейчас не ответил, я все равно знаю, что права.
Грей буквально вытащил меня у него из-под носа. Не только меня, но и Марину. У меня до сих пор перед глазами те страшные мертвые глаза. Представлять, что сейчас было бы, если бы Грей не влез тогда в мое окно.
– Мы бы все равно рано или поздно столкнулись, Ань, не парься.
Ну да, что же еще он мог сказать. Не плакать же, в самом деле, как девочка мне в жилетку.
А что говорить мне? «Прости, Грей, что так получилось?» Это будет грязная ложь, потому что если бы не он…
Я делаю глубокий вдох.
Нужно включить голову и подумать, что теперь со всем этим делать.
– Правильно я понимаю, что развестись в ближайшее время ты не сможешь? – Он только что сказал все как есть и теперь, когда я отошла от первого шока (а заодно смирилась с тем, что ревность ест меня без закуски), у меня нет повода ему не верить. Но обсуждать все это мне все равно почему-то больно.
– Проблема в том, что я не знаю, Нимфетаминка. – Видимо, мы достигли той точки разговора, после которой десерт расхотелось и ему. Грей почти никак не выдает свое резко ухудшившееся настроение, но я буквально чувствую как воздух вокруг него стал густым и шипит от раздражения. – Если бы лазейка появилась еще час назад – клянусь, я уже был бы свободным как ветер.
– А если ее не будет, скажем, через месяц? Два месяца? – «Год?»
– Я задаюсь тем же вопросом, Нимфетаминка. Ждать год я однозначно не собираюсь. – Мне это дерьмо на хуй не уперлось. Значит, придется стать на половину беднее. В целом, наверное, адекватная цена за хороший урок на будущее, что доверять нельзя никому. Особенно тем, кто имеет доступ в тыл.
Мелькнувшая в моей голове секунду назад мысль (казавшаяся мне спасительной), с размаху налетает на его категорические слова.
– Эм-м-м… – Я чувствую себя героиней бестолковой подростковой новеллы, которая вместо адекватных слов все время издает вот такие непонятные звуки.
– Та-а-а-ак… – Грей взглядом подзывает официантку и она моментально убирает со стола все тарелки, даже те, к которым мы не притронулись. После этого он ставил локти на стол, чуть подается вперед, изучая мое лицо. – По глазам вижу, что в твоей голове появилась какая-то идея.
– Она тебе не понравится, Грей.
– Что мне точно не нравится, так это когда решают за меня.
– Ну просто для этого тебе пришлось бы пустить меня в самый, – делаю акцентную паузу, – в самый глубокий тыл.
Он на секунду застывает. Потом хмурится и обратно откидывается на спинку стула.
– Ты меня сейчас немного, как бы это помягче выразиться, озадачиваешь, Ань.
– Тебе нужна моя земля или нет? – все таки решаюсь озвучить свой безумный план. Надо принять как данность, что в нашим с них отношениях – совершенно не подходящее слово, но другого у меня нет – абсолютно все вещи работают через «странно» и «иррационально».
– Нужна. И каждый день простоя меня крайне огорчает.
– Значит, я могу сдать ее в аренду. – Приходится сделать еще один вдох, чтобы продолжить. – На условиях, которые устроят нас обоих. А когда ты разберешься со своим браком – оформим продажу как и планировали раньше.
Влад слегка прищуривается.
Совсем немного, но его лицо моментально преображается, как будто кто-то стирает ластиком всю его придурковатость и деланную игривость. Остается только мистер Грей – человек, от которого пахнет деловой хваткой. На секунду мне даже кажется, что начинать этот разговор без поддержки грамотного юриста, было крайне самонадеянно.
– Просто ты говорил про опасные тылы, – пытаюсь как-то сгладить эту острую паузу, потому что к такому цепкому Грею оказываюсь совершенно не готова. – А мой план предполагает, что тебе придется мне довериться.
– Так вот чему учат в «Беркли», – чуть растягивая слова, задумчиво выдает Грей.
– Нет, там меня учили литературе, а про аренду я знаю, потому что мне дважды не повезло искать соседку по комнате. Я в курсе, что даже подписи на договора не гарантия ни от чего. Но ты же сам говорил, что по условиям завещания нам еще целый год пришлось бы так или иначе контактировать, пусть и в формальной плоскости. – Я пожимаю плечами, радуясь, что все-таки произнесла это вслух. – Тебе нужна земля, Грей, мне нужны деньги. И в случае развода твоя жена не получит ничего, потому что участки все еще будут принадлежать мне.
Он молчит еще несколько секунд, разглядывая меня совершенно не читаемым взглядом. Ощущается это так, будто шансы, что он меня пошлет или похвалит абсолютно равны.
– Ну допустим, – уголки его губ как будто дергаются в намеке на улыбку, но голос абсолютно сухой. – Нам придется быть партнерами, Ань. Ты в достаточной степени осознаешь, что это значит?
– Что нам придется пересекаться по деловым вопросам? Ну, вряд ли у твоей жены хватит аргументов, чтобы выдать наши пятнадцатиминутные деловые встречи раз в месяц за повод для немедленного развода.
– Я с тобой ни один чертов договор не подпишу до тех пор, пока ты называешь Кузнецову моей женой. – Угрожающая интонация красноречиво намекает, что Грей ни капли не преувеличивает.
«Как будто мне это нравится!»
Как будто мне в принципе может нравится мысль о том, что в статусе «женатика» Грей может провести количество времени, не равное и не пропорциональное вообще ничему. Это абсолютно рандомная величина.
– Но ведь формально она твоя жена, – пытаюсь произнести это с как можно более беззаботным видом. – Как мне еще ее называть? Миссис «Эй»?
– Кузнецова, например, – елейно предлагает Грей. – Бывшая.
– Вот станет бывшей – тогда и станет «бывшей». Прости за каламбур.
– Ничего-ничего, Аня, а то я уже почти начал забывать, что общаюсь с Золотой ленточкой по литературе.
Он даже не пытается скрыть ставший очень едким голос.
Как будто это моя вина, что в мире существует миллион историй о том, как бывшие супруги, не до конца оформившие развод, устраивают второй медовый месяц, а потом еще и детей строгают по штуке в год. А тем более, когда бывшая названивает во втором часу ночи. Явно не для того, чтобы сказать, как устала носить кольцо на пальце.
Я, слава богу, успеваю затормозить мысли в шаге от очередной вспышки ревности, которая не даст мыслить логически.
– Хорошо, Грей. Раз мы можем стать деловыми партнерами, я готова обсуждать условия. Никакой «жены». Кузнецова. Мадам «К». Черная не_вдова?
– Ирония тебе очень идет, Нимфетаминка.
– Мне вообще все идет, Грей, потому что я – Золотая ленточка. И еще одно. Последнее.
– Давай, отличница, удиви меня блеском своего интеллекта.
Почему мне кажется, что несмотря на то, что он на полном серьезе готов обсуждать наше сотрудничество и его условия, Грею эта затея не очень нравится? Боится, что и я однажды попытаюсь обвести его вокруг пальца? После того, как он влез в окно моей «тюрьмы», чуть не подставился под пули, вытащил Марину и вляпался в неприятности, предать его означало бы предать саму себя.
– Раз мы с тобой будем партнерами, а провоцировать у твоей жены преждевременные схватки… то есть, я хотела сказать, развод, не стоит, я съеду из твоего дома. Как и планировала в самом начале. И верну тебе деньги за машину. И, полагаю, буду иметь полное право перестать быть твоей «собственностью».
– Так не терпится от меня избавиться?
– Не терпится перевести наше общение в понятную и прозрачную плоскость. Обозначенную условиями договора.
– Еще скажи, что хочешь сходить на свидание с хорошим парнем.
– Вероятно, почему нет.
– И блевануть ему в рот, – лыбится Грей.
– Обещаю не будоражить твое воображение такими отвратительными подробностями во время наших пятнадцатиминутных рабочих ланчей.
Он мрачнеет как будто от того, что вдруг начинает крутить эту мысль в голове.
Я знала, что пожалею о той своей телефонной откровенности, но не думала, что так скоро. Хорошо, что несмотря на мое совершенно лишенное логики залипание в этого типа, я все-таки в состоянии контролировать хотя бы часть того, что вырывается из моего рта. Я бы год жизни отдала за возможность прямо сейчас совершить обмен, прыгнуть в самолет вместе с Мариной и сделать так, чтобы между нами был не только его брак (пусть даже формальный), но и океан. Но раз это невозможно еще как минимум в течение триста шестьдесят пяти дней, самое время осваивать ядерные техники самоконтроля.
– Твое предложение выглядит очень деловым, Ань. – Грей, наконец, нарушает затянувшееся, нервирующее меня молчание. За мгновение до его ответа я уже начала думать, что снова сморозила какую-то глупость.
– Ну вот видишь, – улыбаюсь с облегчением, – иногда даже от страшной девственницы может быть толк.
– И не говори. Начинаю подумывать о том, какими пунктами договора обезопасить себя от такой невосполнимой утраты.
Не знаю, что это за дьявольская магия, но он умеет словно по щелчку делать свое лицо полностью нечитаемым. Как фокусник достает из рукава маску и прячет за ней себя настоящего. Я понятия не имею, что у Грея не уме. Ноль предположений, потому что даже у дешевой репродукции на картину Модильяни, которая таращится на меня со стены из-за его плеча, больше эмоций, чем на смуглой и слишком красивой грейской физиономии.
– Хорошо, Нимфетаминка, – он чуть с ленцой улыбается, – я скажу юристам готовить договор. Посоветовать тебе парочку хороших грамотных людей, которые смогут его перепроверить и убедиться, что все чисто, прозрачно и никак не ущемляет твои права?
