Текст книги "Собственность Короля (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)
Трусливая часть меня хочет, чтобы он остановился уже здесь, но я должна слушать ради Дениса.
И ради Влада.
– Однажды… знаешь… – Вой Дениса превращается в истеричный хохот. – Они при мне… Там был мальчик… на пару лет старше… Они его… током, Ань, прикинь?! Прямо, блядь сука на хуй туда, Ань!
Я дергаюсь, как будто это меня только что шарахнуло тысячевольтным разрядом.
«Что Грей сделает, когда узнает, чья вы на самом деле дочь?» – с каждой минутой токсичный голос Шубинского в моей голове становится все крепче.
Мой Грей весь покрытый шрамами и ожогами под «броней» своих бесконечных татуировок. Он не мог быть тем мальчиком, ведь так? Он намного старше Дениса.
Как будто это что-то меняет.
– Отец хотел, чтобы я… – Денис закидывает руку на лицо, дергается одновременно от плача и от судорог. – Чтобы я смотрел. Чтобы я… вникал, прикинь?!
Почему-то в голове мелькает сухая, констатирующая факт мысль о том, что мне несказанно повезло родиться девочкой.
– Ань, послушай… послушай, смотри на меня! – Денис внезапно вскидывается, садиться на диване и даже перестает трястись, как будто в нем открылось второе дыхание. – Мне так жаль, что я… рассказал этому старику… Меня так ломало, господи боже!
– Денис, успокойся, – пытаюсь опрокинуть его обратно на подушку, но он вдруг стал ужасно сильным и упрямым.
– Аня, он это из-за меня сделал, понимаешь?!
Я даже не знаю, какой вопрос задать, чтобы увидеть, наконец, картину целиком.
– Отец меня… Я не хотел делать, что он говорит! Не хотел!
– Он тебя бил? – Звучит как дичь, но я надеюсь, что все дело только в этом. Пытаюсь вспомнить, видела ли когда-нибудь синяки на теле брата, но я же не видела его без одежды.
– Он сказал, что если я… размазня и слабак… то… – Денис проводит языком по совершенно обескровленным губам, и звук от этого такой, будто он облизал наждачную бумагу. – А потом появился Грей. И там был еще один парень… И Грей просто врезал нашему отцу пару раз. Он не хотел его убивать… кажется. Но отец… он, просто…
Денис приставляет два пальца к своему виску в совершенно однозначном жесте.
– К моей голове, Аня… – Его голос снова затихает до безжизненного тона. – Он бы просто на хуй вынес мне мозги, и сказал, что его «непослушный щенок» никогда от этого не отмоется! Что если… господи боже… если Грей не уйдет – он просто сделает дырку у меня в голове, и это будет его вина!
Я рада, что в гробу отца нет даже костей, потому что я бы точно отрыла их голыми руками и полила бы святой водой, чтобы это чудовище уже точно никогда не встало из могилы.
– Аня, слушай… слушай… Мне надо… я должен, пока еще могу… Грей поднял руки. Сказал, что уходит. Он правда уходил. Я видел, понимаешь? Я видел, как он уходит и подумал, что если я побегу следом… мне будет безопасно рядом… Он был такой большой… И отец боялся его. – Денис просит пить, и когда я наливаю из чайника в стакан, снова осушает его в один присест. – Я вырвался, Аня… Я просто хотел уйти, Аня! От него! Хоть на мусорку, но чтобы он не заставлял меня делать те ужасные вещи!
Я пробую обнять Дениса, и на этот раз он так слаб, что сил у него не хватает даже на раздражительный стон.
– И отец… он просто… знаешь… ну, выстрелил. Я успел спрятаться за Грея.
Крепко жмурюсь, вспоминаю, что точно видела под чернильными контурами татуировок Влада такие следы.
– И тогда Грей бросился на него и… – Денис снова громко щелкает пальцами. – Или он бы всех нас там… ну…
Я прижимаю его голову к своему плечу.
Денис вздрагивает.
И медленно, беззвучно, плачет.
– Я честное слово… Ань… я не хотел! Я просто хотел на свободу! Я бы точно… если бы отец заставил… Ань, Ань, он бы все-равно заставил, понимаешь?!
Понимаю.
Я все понимаю.
Кроме, разве что, одного.
«Что Грей сделает, когда узнает, чья вы на самом деле дочь?»
Денис ненадолго засыпает, как будто облегчив душу находит покой хотя бы на эти несколько минут. Я забираю стакан, иду заваривать новую порцию лимонного чая, помня, что людям с его проблемами нужно постоянное обильное питье и помощь профессионалов. Все, что я могла для него сделать – я сделала.
– Аня, а Денис… – Марина заходит за мной следом, и почему-то становится на носочки. – Он поправится?
Она, конечно, еще ребенок, но все-таки уже тринадцатилетний ребенок, и наверняка догадывается, в чем причина его «болезни». Но озвучивать ее вслух стесняется. Или просто, как все дети, наивно думает, что беда не случиться, пока не проговоришь ее вслух.
– Я… – Смотрю на нее, вспоминаю почти седую голову моего девятнадцатилетнего брата и язык не поворачивается сказать ей то, в чем я сама ни капли не уверена. – Я не знаю. Я надеюсь, что он… сильный…
– Он очень, очень сильный!
Марина бросается ко мне, порывисто обнимает и мы стоим так в полной тишине, пока ее не нарушает приглушенный щелчок выключившегося чайника. Марина быстро заливает воду в заварник, подражая мне, выдавливает туда четверть лимона, и сама идет в гостиную.
Через десять минут приезжают врачи.
Охранник проводит их в дом, я просто здороваюсь и жестом указываю на диван, где лежит заново бьющийся в ознобе Денис. Влад точно рассказал в общих чертах, в чем дело, потому что от меня требуется только пара ответов на формальные вопросы. Ничего другого я все равно не могу – как, где и с кем жил Денис все это время, понятия не имею. И это настолько больно, что хочется рвать на себе волосы и ругать последними словами.
Хорошая сестра, ничего не скажешь.
Накидываю кофту, украдкой выхожу на веранду, чтобы глотнуть пропитанный солью колючий ночной воздух. На толике из ротанга – тяжелая бронзовая пепельница. Кажется, Влад пару раз тут курил.
Горло сдавливает спазмом.
Надо поплакать, но я просто не могу.
Знаю, что станет легче – и все равно не получается.
Воображение все время пытается нарисовать историю со слов Дениса, но получается только безобразный кровавый комикс.
Я все время смотрю на телефон, наивно веря, то Влад перезвонит и, как обычно, скажет что-то вроде: «Не парься, Нимфетаминка, я все решу». Только как он может решить давно свершившееся прошлое? Даже ему не под силу сделать так, чтобы я перестала быть дочерью своего отца.
Глава сорок шестая: Влад
По миру я начал летать сильно после двадцати лет.
Хотя «по миру» для тех моих доходов – это сильно громко сказано. Просто катался туда, куда позволял дотянуться мой скромный доход, из расчета на то, что приходилось экономить каждую копейку, чтобы выполнять капризы моей красавицы-жены. Но примерно тогда же я возненавидел все аэропорты. Потому что даже когда Кузнецова находила время меня встретит (примерно пятьдесят на пятьдесят) делала она это как будто даже не ради меня, а выполняя супружеский долг. Уже когда у нас все катилось к черту – правда, тогда я этого еще не знал – она даже как-то сказала, что все эти встречи – просто никому не нужная формальность, и типа какая вообще разница, встретит она меня просто в зале ожидания, уставшая и часто среди ночи, или дома.
С тех пор меня никто никогда не провожал, и, само собой, не встречал. Дина как-то пробовала залететь резкая как понос, но я ее сразу послал и попросил не устраивать из моей посадки дешевую клоунаду с сотней шариков, на каждом из которых была напечатана моя рожа.
Когда Аня отвезла меня в аэропорт, я чувствовал себя Чарли, который приехал на шоколадную фабрику по золотому билету, которые, конечно, никак не мог к нему попасть, но все равно оказался в руках.
А сегодня, садясь в самолет, я просто сказал себе, что чудеса закончились и собственно, хули бы сожалеть о том, что Чарли приехал на шоколадную фабрику в гости, а не на ПМЖ.
Поэтому, после прохождения паспортного контроля, закинув сумку на плечо, просто пру по лестнице через зал ожидания, особо не смотря по сторонам.
Аня написала вечером – поблагодарила за помощь врачей, сказала, что ее брату поставили несколько капельниц, ему стало немного легче. И потом еще раз: «Спасибо за все, Грей», видимо, узнав, что место в реабилитационном центре я ему тоже застолбил. Я даже придумать не смог, было это просто сдержанной благодарностью или громким безмолвным искренни «спасибо». Решил, что не так уж это и важно.
– Да блин, – фыркаю, когда выбегающий из-за моей спины здоровым мужик заметно таранит меня плечом. – Смотри куда прешь!
Хотя, куда он прет и так вижу – прямиком в объятия такой же упитанной женщины. Лет им обоим хорошо за пятьдесят, а тискают друг дружку как школьники.
Да ну блядь.
За что мне это.
А потом мой взгляд цепляется за табличку с моим именем.
Прямо как в американских фильмах, даже написано английскими буквами.
У меня тупо пятки в пол врастают.
Останавливаюсь как баран.
Потому что табличку держит моя Нимфетаминка.
Конечно, в том розовом пушистом скафандре.
И в кедах.
И с помпоном чирлидерши в свободной руке.
Когда замечает, что попала в фокус моего внимания, вытягивает руку и делает пару совершенно, мать его, идеальных движений бедрами, размахивая сверкающим розовым помпоном с видом настоящей профессионалки.
Я крепко жмурюсь.
Если открою глаза, а ее там нет – у меня же точно крышечку с чайника сорвет.
Но Нимфетаминка никуда не девается, не превращается в в плод моего больного воображения.
Вместо этого она идет ко мне.
Останавливается в паре шагов и просто смотрит, как будто ей тоже нужно какое-то доказательство, что я существую за пределами ее головы.
– Да ну на хуй! – Я просто тащу ее за шиворот к себе, роняю эту гребаную сумку, подтягиваю Аню под подмышки.
Она тут же обхватывает меня ногами.
Улыбается мне в лицо.
Жутко заплаканная, бледная, со следам бессонницы на лице.
Но все так же вкусно пахнущая кокосами.
И такая пиздец теплая, что у меня руки ломит от потребности расплющить нас друг об друга.
– С возвращением, Грей, – улыбается, глядя на меня немного сверху вниз. – Эти Италии пошли тебе на пользу – ты стал еще красивее.
Я тупо как придурок бессловесный на нее смотрю.
Реально никуда не делась?
Да как такое возможно?
– Сознавайся, ты его в сумку негуманно запаковал? – делает вид, что хмурится.
– Кого?
– Коня! Ты же обещал коня в семью, Грей!
– Прости, Золотая ленточка, на этот раз я привез только чудище заморское. – Чуть сильнее сжимаю ладони на ее ягодицах. – Ну, ты в курсе для чего.
Мое счастье в эту минуту было бы абсолютно полным, если бы не совершенно заплаканные глаза Ани. То есть, конечно, я не идиот и в курсе, что разговоры с Шубой и ночь с братом, которого ломает на ее глазах, насколько я понял, не хилый такой приход, точно перемолотили ее маленькую светлую душу через ржавую мясорубку.
И хоть я ее хочу до безумия и чуть с ума не сошел, мысленно прощаясь с ней почти весь вчерашний вечер, шутки ниже пояса и все остальные «взрослые» вещи надо на время запихать в задницу.
– Поехали домой, Грей, – Нимфетаминка трется об мой нос кончиком своего. Такой абсолютно киношный, ванильный жест нежности.
Раньше бы поржал и ебало скривил, а сейчас тупо готов вообще на все. Ей хочется, ей надо – ок, пусть делает все, что заставит ее улыбаться. Был в моей жизни один суровый мужик – целый генерал в отставке, из тех, которые по форме всегда, а не с пузом наперевес. Однажды пришлось к нему закатиться и меня тогда прям нехило так вштырило, когда к нему с порога жена с теплыми носками прибежала, и на моих глазах эта суровая Грудь в орденах превратился в домашнего мопса.
Ну что, Грей, поздравляю, мопс не мопс, но, бля, если только она не передумает и не сбежит – буду, на хуй, мышкой-норушкой.
На улице она пытается сесть за руль, но я мягко забираю ключи и усаживаю Аню на пассажирское сиденье, застегиваю ремень безопасности, но она вдруг перехватывает мою руку. Праву. Берет ее в свои ладони и водит пальцами по «короне» из сигаретных ожогов. Через секунду ее пальцы дрожат уже настолько сильно, что устроить маленькое землетрясение для всего квартала больше не кажется фантастикой.
– Ань, это просто старая хуйня, – пытаюсь осторожно освободить ладонь, но она вцепилась как капризуля. Приходится прижать ее голову к своей груди, мягко помассировать затылок пальцами свободной руки. Вот так, Золотая ленточка, дыши и расслабляйся, не хуй париться из-за моего «веселого» прошлого. – Я татуху сделаю, Ань, вообще ни хуя видно не будет. Не заморачивайся. Дерьмо случается.
Она громко всхлипывает, катает лоб по моей груди и что-то бормочет.
– Ань…
– Это мой отец, Влад, – повторяет громче.
– Кто? – Что-то я жестко туплю. Ее отец же умер вроде?
Она поднимает голову – глазища красные, мокрые и испуганные, как у кролика.
– Аня, блин, ты чего? – У меня от ее лица только что микроинсульт случился, ей-богу. Женские слезы меня всегда молотят особенно сильно, но когда плачет Аня – это просто пиздец. – Нимфетаминка, не плач, пожалуйста. Все хуйня, что бы не случилось – не плачь.
Хочу обнять ее, прижать к себе, потому что вот так сходу на ум приходит только это.
Но она сопротивляется, отводит мои руки.
– Я Анна Александровна, Влад, понимаешь? – Всхлипывает и прикусывает нижнюю губу. – Он мой отец, Влад.
Я знал, что она Анна Александровна еще до того, как по пьяной башке влез к ней в окно.
Что не так-то?
Александровна, ну и…?
Алекса…
Мой мозг жестко спотыкается об бетонную стену реальности.
Шуба все-таки рассказал ей о моем маленьком «не геройском подвиге».
Ну конечно, стал бы этот старый гандон миндальничать.
А я, хоть и отбитая на глухо тварь, но за мной вереница из трупов точно не тянется. И никакого другого Алекса в моем послужном списке покойничков, точно больше нет.
– Я не знала, Влад, клянусь. Я даже не догадывалась, я…
– Аня… – Да как, блядь, возможно, что у этой твари вообще были дети?! Оно еще и размножалось что ли? – Ань, минутку, хорошо? Посиди в машине.
Но все равно на всякий случай потуже затягиваю ремень безопасности, как будто она не сможет расстегнуть его самостоятельно.
Закрываю дверцу.
Выдыхаю сквозь зубы – медленно, осторожно, потому что на хуй рвет.
Да ну в смысле моя Нимфетаминка – дочь этого ублюдка?!
Откуда эта хуйня вылезла?!
Мне надо закурить, точно. Выпустить пар, а то я сейчас нарулю на пару ДТП.
Хорошо, что в наше время достать повод для рака легких вообще не проблема.
На всякий случай заглядываю в «Бентли» – Аня сидит там, прилежно сложив руки на коленях, как отличница.
Наклонила голову.
За волосами почти не видно лица, но я же, сука, не слепой и вижу, как ее трясет.
Моя Аня – кровь Алекса.
Дерьмо случается, Грей.
Открываю дверцу, отстегиваю свою Золотую ленточку, прижимаю к себе.
– Не плачь, пожалуйста. У меня сейчас сердце лопнет, Аня.
– Прости, Грей, прости…
Я снова беру ее за затылок, прижимаю к себе. Чуть жестче чем следовало бы. Хочу чтобы просто помолчала немного, дала мне переварить этот… пиздец.
Закуриваю.
Дым просачивается в легкие на на фоне офигенных новостей этого дня он сладкий как сахарная вата.
Я этого ублюдка до сих пор в кошмарных снах вижу. В последнее время все чаще, кстати. Особенно тот сон, когда нас с Кирби, «беглецов из Шоушенка» словили примерно, мать его, сразу. Как вызвонили Алекса посреди ночи, как он приехал, совал пистолет мне в рот и играл в «русскую рулетку», потому что я был «слишком диким». А когда довел меня до того, что я начал умолять просто меня прикончить – закончил и, как ни в чем не бывало, погладил по голове, мол, я слишком ценный экземпляр, чтобы прострелить мне башку. А потом пошел к сидящему в соседней камере Кирби и пиздил его там битых пару часов. И мой единственный друг во всем этом мире так орал, что я, в итоге, начал биться головой об стену, надеясь все-таки сдохнуть.
Твою мать.
Затягиваюсь так сильно, что на секунду немеет во рту.
Я почувствовал себя в безопасности только когда его шея хрустнула у меня в руках. И, клянусь, это был самый приятный звук в мой жизни, потому что именно так для меня звучала свобода.
Я был уверен, что залил свинцом этот ад.
Хуй там плавал – вот он, маячит через дорогу и улыбается своей фирменной звериной улыбочкой. Радуется, что призраку, блядь, я при всем желанию еще раз башку точно не сверну.
– Влад, я не знала. – Аня осторожно, как будто все время боится что я отстранюсь, просовывает руки мне под подмышки, цепляется пальцами в свитер на спине. Сжимает так крепко, что я почти слышу, как трещит натянутая до предела ткань. – Я… не знала…
Даже если бы знала – ей, блядь, сколько лет тогда было?!
Явно не тот возраст, когда можно с ноги вламываться в кабинет папаши-садиста и качать права про его всратую жизнь. Хотя, кажется, моя Золотая ленточка, могла бы. Даже в подгузниках.
Картинка маленькой боевой Ани становится такой реальной, что меня прошибает короткий рваный смех. Ну, типа, этот боевой пупс вполне мог бы с волшебной палкой наперевес накостылять папаше за все его говно. В волшебной реальности, само собой, но и хрен бы с ним.
Я затягиваюсь еще раз, беру лицо Ани в ладони, поднимаю к своему лицу и осторожно, стараясь не задевать ее кожу фильтром, стираю мокрые следы от слез.
– Слушай, Нимфетаминка, у тебя в детстве была волшебная палочка?
– Что? – Она удивленно хлопает глазами. Наверное, думает, что у меня крыша протекла.
– Ну, может, какой-то девчачий жезл как у диснеевской принцесски?
– У меня был посох с единорогом, – после небольшой задумчивости, говорит она.
Да иди ты на хуй, Алекс.
Ты мне этим дерьмом еще раз жизнь не испортишь.
Аня несмело как будто подается вперед, чтобы поцеловать, а потом резко отодвигается.
– Это чё сейчас было, Золотая ленточка? – Придавливаю ее к «Бентли».
– Я не знаю… наверное… – Снова оглушительно громко икает.
Приходится сжать челюсти, чтобы не заржать.
Ну милаха же.
Да пошел ты на хуй, конченый ублюдок!
– Ну-ка давай еще раз, Ань, – наклоняюсь ниже, подставляю щеку.
Ну мало ли, все равно ссыкотно, что она там себе надумала.
– Знаешь что, чудище ты мое заморское? – Она перехватывает мою колючую рожу ладонями, разворачивает и тянет к себе почти носом в нос. – Еще я тебя, блин, в щеку не целовала!
И целует так, что мой язык просто охуевает от этих кульбитов.
Глава сорок седьмая: Аня
– Я так соскучилась по тебе, Грей, – говорю так тихо, что с трудом различаю собственные слова, запутавшиеся где-то в выдохе между нашими губами. – Тебя как будто целую вечность не было. Ночь была ужасно длинная. Уверена, что правительство скрывает от нас странное космическое явление, потому что эта ночь была длиною в тысячу лет.
Закидываю руки ему на плечи, сцепляю в замок и позволяю себе вольность полностью расслабиться. Это так трудно, но абсолютно необходимо.
«Потому что за всю эту длинную ночь успела попрощаться с тобой миллион раз и успела по этому поводу выплакать все слезы», – добавляю про себя, но вслух не произношу ни слова.
Думала, что выплакала. Держалась все утро, когда врачи забирали Дениса в реабилитационный центр, и потом, когда отвезла Марину в школу. Но снова расплакалась по дороге в офис, потому что представила, что после нашего сегодняшнего разговора Влад просто… действительно исчезнет. Не будет кричать, даже ни одного обидного слова не скажет – а просто уйдет.
Я ревела всю дорогу до аэропорта.
Я мысленно выла даже когда вспоминала свои навыки чирлидерши и размахивала дурацким помпоном.
– Ань, ты единственная женщина, которая может выдавать такие словесные конструкции, – Влад посмеивается и качает головой.
– Вот зря ты смеешься, Грей – я в гневе могу начать шпарить староанглийским штилем.
Он выруливает с парковки, встраивает «Бентли» в густой и ужасно медленный поток машин.
На часах уже начало двенадцатого, дома мы будем в лучшем случае через час, но завтра суббота, так что, наверное…
– Марина сегодня осталась у своей одноклассницы с ночевкой, – говорю я.
– Что за одноклассница? – сразу настораживается Влад.
Я рассказываю, что девочку зовут Снежана, что мы с ее мамой пару раз пересекались в школе, пока обе ждали девочек после уроков. Марина всегда умела быстро заводить друзей, а мать этой девочки показалась мне совершенно обычной женщиной, вежливой и внимательной. Прежде чем пригласить Марину на пижамные посиделки по случаю Дня рождения Снежаны, ее мама позвонила мне. В подробностях описала все, что будет происходить, вплоть до часов. Я подумала, что после бессонной ночи и ломки Дениса, Марине пойдет на пользу переключиться на то, что происходит в жизни всех ее сверстниц. Тем более. Что против присутствия охраны мама Снежаны абсолютно не возражала. И даже деликатно не стала спрашивать, с чем связаны такие предосторожности.
– Марина в порядке, я разговаривала с ней по дорог в аэропорт, но она уже, кажется, почти клевала носом. Сказала, что они ели какой-то огромный розовый торт с блестками.
– Съедобными, надеюсь? – продолжает хмуриться Влад.
– Мне кажется что желудки тринадцатилетних подростков могут перемолоть даже елочную мишуру, Грей.
По дороге я все-таки проваливаюсь в сон, потому что когда в следующий раз открываю глаза, то не сразу понимаю, почему парю над землей и при этом даже ногами не шевелю. Только спустя секунду доходит, что Влад несет меня в дом, и на мою попытку сползти на ноги, только посильнее, варварски прижимает к себе.
Укладывает в кровать, разглядывая сверху вниз своими совершенно фантастическими темными глазами.
– Я совершенно упустила момент, когда перестала бояться твою ужасную Горгону, – бормочу заплетающимся языком. Сил хватает только на то, чтобы наблюдать, как он расшнуровывает и снимает мои кеды, расстегивает молнию на комбинезоне, приподнимает, вытаскивая из нее сначала мои руки, а потом – всю меня целиком.
– Боже помоги моим яйцам не лопнуть, – смеется и нервно поскорее заворачивает меня в прохладное одеяло.
– Иди сюда, – пытаюсь задержать в ладони его пальцы.
– Спи, Нимфетаминка.
И я сплю.
Всю ночь, сквозь сон чувствуя, как Влад ложится рядом, как его дыхание становится спокойным и ровным, как он потом закидывает на меня ногу, обхватывает собой, словно защищает даже во сне.
Но когда, наконец, просыпаюсь – Влада рядом нет.
Приподнимаюсь на локтях, сонно моргаю и тихонько зову его по имени.
В груди болезненно сжимается. Кажется, сердце буквально за секунду высыхает до размеров горошины, пока взгляд не натыкается на стоящий на прикроватной тумбочке маленький деревянный поднос.
Кофе, красивый большой кекс с плотной шапкой сахарной пудры.
Не очень похоже на прощальный привет. Вроде бы.
Свешиваю ноги с кровати.
Осматриваюсь.
Сумка Влада стоит на столешнице в гардеробной. И все его вещи тоже там.
Ну-у-у-у-у… ладно.
Делаю глоток кофе, потом, поразмыслив, все-таки тянусь к кексу. Теплый – когда отламываю кусочек, над тестом поднимается пар. Тесто, кстати, идеальное – пористое, воздушное, с сочными белым изюмом. На часах почти десять – Грей уже успел скататься в ту авторскую кондитерскую, откуда привозил нам с Мариной вкусняшки?
Бегу в душ, натягиваю его футболку и быстро спускаюсь вниз.
Нужно еще Марине позвонить!
И в клинику к Денису.
Блин, да как я все проспала?!
Из кухни раздаются звуки «Strangers In The Night» в бархатном голосе Синатры, и только после этого выдыхаю. Куда бы Влад не пошел – он бы ты точно нашел способ забрать с собой всю эту музыку.
Потихоньку заглядываю внутрь.
И медленно, очень медленно, чтобы не лопнуть, втягиваю воздух в легкие.
Влад, конечно, без футболки, и, насколько я могу судить, под эти меланжевые спортивные джогеры он снова «забыл» поддеть трусы.
А еще снова собрал волосы маленькой заколкой на затылке, и ему это настолько идет, что просто… сдуреть.
Но еще больше я дурею от того, что он как раз вытаскивает из духовки противень с четырьмя точно такими же как и у меня наверху, кексами.
Подпевает в такт музыке своим обалденным тягучим голосом.
Перехватывает из блюдца с сахарной пудрой маленькое ситечко, пританцовывая, щедро посыпает каждый. Конечно же, пачкается. Конечно же, облизывает пальцы.
В жизни не видела ничего более мужественного и надежного, чем мой татуированный с ног до головы Грей, перепачканный сахарной пудрой и с «мальвинкой».
Я поднимаюсь на цыпочки, надеясь прокрасться на кухню и остаться незамеченной столько, сколько это будет возможно. Но Грей вскидывает голову едва я делаю первый шаг.
– Пришла подсматривать, Нимфетаминка? – Чешет костяшкой кончик носа и тот мгновенно покрывается сахарной «пыльцой».
– Пришла сказать, что старые привычки все еще на месте, да, Грей? – Раз уж он меня заметил, то иду до стойки, разворачиваю барный стул и усаживаюсь на него верхом. Руки кладу на спинку. – Я про то, что ты снова игнорируешь трусы.
Влад довольно лыбится, оставляет в сторону пудру и кексы, потом поворачивается ко мне спиной и медленно приспускает штаны с левой ягодицы. Я нервно икаю, потому что упираюсь взглядом в пару симпатичных ямочек над его мускулистой аппетитной задницей и желание укусить его за мягкое место становится очередным открытием про свои аппетиты. Само собой, заколосившиеся благодаря этому нахальному цыгану.
– Ну как, Ань, заценила булки?
– Грей, ну тебя, у меня зубы разболелись!
Влад смеется, натягивает штаны обратно и быстро закидывает посуду в посудомойку. Потом снова смотрит на меня, вопросительно поднимает брови.
– Ладно, я озвучу это вслух – сегодня суббота, десять утра, а ты испек кексы. – Остается только вздохнуть примерно так, как вздыхают за кадром в ситкомах, когда происходит что-то запредельно милое.
– Я же говорил, что умею готовить.
– Кексы, блин? Грей, я попробовала этот кекс и я, клянусь, думала, что ты привез их из той кондитерской, потому что это самый вкусный кекс из всех, что я ела в своей жизни. А я, поверь, съела их немало.
– Ты как будто сейчас комплимент мне отвесила? – Влад опирается ладонями в стойку, подается ко мне, оставляя между нами так немного пространства, что я чувствую его дыхание со вкусом кофе и, блин, тех самых кексов.
– Ну нет, Грей, не обольщайся – на целый комплимент придется исполнить «Павлову» с выходом.
– Чтоб ты знала, как я всю ночь промучился, потому что ты об меня голым задом терлась, Ань, то не была бы такой дерзкой и резкой. – Влад хищно щелкает зубами у меня возле носа.
Ответить не успеваю, потому что телефон Влада пикает входящим, он читает, быстро набирает что-то в ответ.
– Это Марина, – объясняет Грей и одновременно перекладывает кексы в жестяную коробку.
– Марина? Моя сестра? Что-то случилось?! – Мой желудок за секунду сжимается до размера речной гальки. Я же блин, собиралась ей позвонить!
– Спокойно, – Влад успевает оказаться рядом и не дает мне грохнуться со стула, потому что я слишком тороплюсь с него спуститься. – Все хорошо, Ань. Мелка позвонила тебе утром, но ты спала и поэтому она набрала меня.
Я почему-то совершенно не удивлена, что они на связи. Наверное не удивлюсь даже если окажется, что заодно успела настрочить ему пару сотен СМС-ок.
– У нее все хорошо? – Я вспоминаю, что мама ее одноклассницы пересказала все их планы на сегодняшний день, и ничего такого, что вызвало бы у меня беспокойство, в этих планах не было.
– У нее в двенадцать пикник с девчонками.
Киваю.
– Мелкая распереживалась, сказала, что другие девочки будут с угощениями. Ну, типа, так принято.
– Мне она об этом ничего не сказала. – Хотя неудивительно, что она забыла об этом после всего, на что насмотрелась позапрошлой ночью.
– В общем, теперь у мелкой есть угощения. – Грей, довольный, дает щелбан жестяной коробке. – И если вдруг ты раскатала губу, что это я ради твоих офигенных сисек расстарался, то – нифига.
– Ну все, Грей, мои сиськи поникли от разочарования.
– Блин, Ань, ну по больному же. – Влад прикладывает ладонь к груди, корчится и изображает сердечный приступ.
– По-моему, ты не к тому месту руку приложил, – даже не пытаюсь скрыть, что мне нравится наш словесный батл.
– Если я приложу руку туда, где у меня реальный пиздец… – Он проводит пальцем по моей щеке, до уголка рта, притрагивается к губам. – То я твой рот натяну покруче чем в прошлый раз. Прости, что по-мужлански и без реверансов – очень тебя хочу, Золотая ленточка.
Если бы он не стоял между моими ногами, я бы точно моментально их сжала, потому что ощущения приятного жжения возникает просто за полсекунды. С другой стороны – хорошо, что он так стоит, и можно закинуть руки ему на плечи, запустить пальцы в волосы.
И смотреть, смотреть…
– Знаешь, Грей, я думаю, что ты самый красивый, – подтягиваюсь к нему, забрасываю бедро и Влад моментально подхватывает меня одной рукой, – самый умный, очаровательный, заботливый, нежный и совершенно обезбашенный мужлан.
– Точно ничего не пропустила? – осторожно, но довольно ощутимо прикусывает мой подбородок. – В прошлый раз, когда тебя так пёрло, я был еще и жутко сексуальным.
Ответить я снова не успеваю, потому что снова вмешивается телефон Влада. Он спускает меня на пол, проверяет сообщение, что-то энергично строчит в ответ, явно смешное, потому что фыркает и смеется.
– Так, Ань. – Смотрит на часы, делает секундную паузу. – Нам сейчас нужно забросить это мелкой, потом заехать куда-то позавтракать, потому что я, хоть и офигенный, но на кухне не многозадачный, и хватило меня только на кексы. Ну и до восьми можно погулять, в кино или куда захочешь.
В восемь нужно забрать Марину.
То есть, у нас будет примерно шесть часов вдвоем.
Целых шесть часов.
– Не хочу в кино, Грей. – Зажмуриваюсь, мысленно считаю до трех, чтобы добавить: «Давай, наконец, займемся сексом, Грей».
Блин, да почему же так сложно.
Это же мой Влад – он точно не подумает ничего плохого и не станет высмеивать мою инициативу.
Мне уже прилично лет. Я взрослая девочка, зрелая.
Да у меня рядом с этим сумасшедшим красавчиком трусы в принципе не держатся – было бы глупо это отрицать.
Надо просто вдохнуть и…
– Я думал, ты никогда не попросишь, – где-то уже возле моего уха мурлычет своим сексуальным тембром Влад, превращая мои легкие в домик для радужных пони.
– Я сказала это вслух, да?
– Ага. – Зарывается носом в ямку у меня за ухом.
– Ура. Фух.
Тело Влада дергается – сначала слабо, потом – сильнее. А потом он отодвигается и начинает хохотать так громко, что ему даже посуда охотно поддакивает стеклянным звяканьем.
– Бля, Ань! Фух?! – Делает паузу, берет мое лицо в ладони, целует, но снова ржет прямо в мои губы, которые тоже, кажется, смеются. – Я, блядь, клянусь, точно об этом нашим внукам расскажу!
Через минут двадцать мы выдвигаемся к Марине.
Влад снова в той «косухе», в которой вломился в окно моей темницы, в футболке с глубоким V-образным вырезом, в котором его татуированная грудь выглядит просто как самая сладкая вишенка на торте, и в косухе – той самой, которая была на нем, когда он влез в окно моей темницы.
Ехать нам около сорока минут, в район с новенькими таун-хаусами и маленьким парком в центре застройки. Влад оставляет машину на парковке, пока я пишу сестре, что мы подъехали и у нее пять минут, чтобы забрать угощение. Выбираюсь из машины, замечаю группу девчонок на одеялах и Марину, которая как ураган несется навстречу. Налетает на Влада со всего размаху, трещит, как соскучилась, потом перескакивает на персонажей игры и чуть не орет, как сама разделалась с боссом.
