Текст книги "Собственность Короля (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)
По дороге к Нимфетаминке заезжаю в кондитерку и беру для мелкой чизкейк. Аню планирую сводить куда-нибудь в перерыве нашего рандеву. Само собой, если она согласиться еще разок посидеть тет-а-тет с моей насквозь женатой задницей.
Первой мне навстречу вылетает мелкая: начинает крутиться рядом, как лиса, и с любопытством лезет в руки. Визжит от радости, когда обнаруживает там угощение.
– Сначала ужин, – слышу позади строгий голос старшенькой.
– Ну А-а-а-ань, – тянет мелкая. – Ну кусочек!
Я поворачиваюсь – и с шумом втягиваю носом воздух, потому что на Нимфетаминке тот же долбаный_розовый_мать_его_комбинезон, который действует на меня примерно как укол адреналина. Не могу найти ни единого объяснения, с чем это связано, но мой взгляд настолько очевидно бегает по ее «скафандру», что Аня, покраснев, улепётывает на кухню.
Мысленно уговорив себя хотя бы не так очевидно капать на нее слюной, захожу следом.
Факт существования трех тарелок на столе немного гасит мое не по теме разбушевавшееся либидо. Аня превратила мою декоративную кухню в место, где чертовски вкусно пахнет.
Мелкая моментально расправляется с едой, хотя выглядит при этом как маленький злобный опоссум. Мы с Аней за это время не успеваем даже толком притронуться тефтелям. А когда Марина, сцапав заслуженный десерт, убегает в гостиную, Нимфетаминка в который раз просит прощения за возможную порчу мебели.
– Извини, что… ну, вот так. – Кивает на наши тарелки, где сегодня симпатичная горка салата, горка обычного картофельного пюре и здоровенные, как теннисные мячики, тефтели. – Все, что успела.
– Ань, слушай. – Очень хочется взять ее за руку, сжать пальцы, чтобы перестала трястись, как будто я чувак из шоу «Адская кухня», но я же женатик – куда мне граблями раскидываться. – В моей жизни были времена, когда я бы душу отдал за то, чтобы у меня было что-то такое на завтрак, обед и ужин до конца моих дней. Хватит пытаться «отработать». Бесишь.
Она поджимает губы, снова краснеет и кивает.
Стесняшки меня, мягко говоря, всегда выбешивали. По той же причине, которой я не связываюсь с целками и в целом с тёлками, которые рассматривают секс как награду, которую еще нужно заслужить. Как будто им самим не в кайф приятно потрахаться с крепким и, умеющим долго и со вкусом долбить, «мясом».
Но в том, как краснеет Аня, нет ничего напускного. Ну хотя бы потому, что она изо всех сил пытается делать вид, что это просто внезапный, никак не связанный со мной, прилив крови к щекам.
– И в чем проблема купить себе нормальные шмотки, Ань?
– Обязательно куплю.
«Но не за твои гребаные деньги», – мысленно продолжаю очевидный, пусть и не такой грубый конец ее фразы. Отодвигаю тарелку, говорю, что буду ждать ее в машине и сваливаю, пока меня не торкнуло рассказать Ане в стихах и песнях, куда и насколько сильно бьет мужика женский демонстративный отказ тратить его бабло на все свои хотелки.
Кузнецова меня еще не разорила, а я уже чувствую себя нищебродом.
Сначала мы едем на один из самых больших участков – он не очень далеко от моего дома, близко к общественному пляжу. Здесь еще сохранились зачатки строительства, которые отец Ани не успел реализовать. Хотя, если честно, я так и не понял сакральный смысл стройки гипермаркета техники рядом с местом, куда люди приходят отдохнуть, развлечься и сплавить детей на водные горки. Но мало ли, что было в голове у Эпштейна?
Аня выбирается из машины, прикладывает ладонь козырьком ко лбу и разглядывает пустырь с заброшенной стройкой. Пару минут. А потом говорит, что она точно не представляет, куда и зачем ей столько земли.
– Здесь можно построить СПА, – озвучиваю свой собственный план. Прикидываю в голове, как это может выглядеть, показываю пальцами и делаю краткую «экскурсию» по моим первым наброскам.
– Звучит интересно, – улыбается Аня, становясь рядом, но все еще немного в стороне. – А разве «зеленые» организации не будут ставить палки в колеса?
– Будут конечно, они как Баба-Яга – всегда против всего. Ты можешь снести грязный обоссанный сквер, в котором регулярно насилуют залетных прохожих, и построить на его месте детскую площадку – и все равно получишь клеймо губителя природы. Поэтому рядом со СПА обязательно высажу какие-то ебучие сакуры или типа того.
– Грей, слушай. – Аня убирает с лица волосы и пока я украдкой слежу за этим жестом, становится очевидно, что под плюшевой розовой штукой у нее точно нет лифчика.
Твою мать.
Вздыхаю, силой заставляю себя смотреть строго прямо.
– Мы оба прекрасно знаем, что я ни капли в этом не разбираюсь. Мне не нужна земля – мне нечего на ней строить и я понятия не имею, как еще ее использовать. Поэтому, давай ты просто отдашь мне тот, который лично тебе нужнее меньше всего.
– Чувствую себя невероятно польщенным королевским доверием, – не могу сдержать иронию, хотя еще до того, как слова растворятся в воздухе, понимаю, что вышло это чертовски грубо.
– Грей, зачем ты так? – Она обхватывает себя за плечи, зябко ежась, хотя сегодня на удивление тепло. – Я бы не предлагала тебе все это, если бы не доверяла. Можешь сколько угодно высмеивать мою наивность, но откуда мне было научиться вести дела? В перерывах между лекциями и попытками выдрать лучший балл?
– Сорян. – Снимаю толстовку, накидываю ей на плечи, радуясь тому, что она хотя бы не шарахается в сторону как от прокаженного. – День был максимально хреновый.
– Нужно просто хорошенько выспаться, – улыбается она.
Я знаю, что это просто попытка быть вежливой, но не могу отделаться от мысли, что заодно и шпилька в адрес моих ночных похождений. Знать о них Аня не может, но картинка в ее голове плюс-минус соответствует действительности.
– Поехали, покажу то, что тебе понравится.
Отсюда то того места ехать добрых минут сорок: прошу Аню включить музыку, она подключает к аудиосистеме свой телефон и триумфально улыбается, когда я начинаю подпевать в такт «(I Just) Died in Your Arms».
– Пора уже привыкнуть, что я старомодный балбес, – отвечаю на ее приклеенный к моему лицу взгляд, когда секунду назад я с наслаждением горланил «Я просто умер в твоих объятиях сегодня ночью»[4]4
Оригинал: «I just died in your arms tonight», строчка из песни «(I Just) Died In Your Arms «, группы «Cutting Crew»
[Закрыть].
– А как же модный рэп?
– Песни о том, как парни в фальшивых золотых побрякушках хотят нагибать красоток, но пока не могут нагнуть даже собственную руку?
Она кивает и заливисто хохочет – видимо, моя интерпретация словесного мусора, который почему-то считается песнями, близка к ее личной оценке.
На место мы приезжаем когда на улице уже темень, а город под завязку залит разноцветными ночными огнями. И в таком ракурсе то большое двухэтажное здание выглядит особенно интересно. И Ане оно сразу нравится, потому что успевает выскочить из машины быстрее, чем я глушу мотор. Бегает вокруг, задирает голову как маленькая.
– Это тоже принадлежало моему отцу?
– Это принадлежит тебе, – поправляю я.
– А внутрь можно?
– Через пару дней, когда будут готовы все документы и ты сможешь получить свою пару ключей.
Она поджимает губы, слегка разочарованно, что все равно выглядит довольной.
– Я так понимаю, ты определилась.
– Грей, только не делай такое лицо, как будто ты не знал, что именно так и будет!
– Почему снова не Влад? – Не знаю с какого хрена, но меня грызет, что Аня так нарочито избегает моего имени.
– Просто хочу… – она запинается. – Мне нравится, как звучит «Грей». Очень современно. У тебя какие-то иностранные корни?
– Ага, исключительная подзаборная порода.
Людей, которые знают о моем прошлом чуть больше, чем это известно «всем напоказ», можно пересчитать по пальцам: что-то, конечно, знает Кузнецова, что-то знает Дина. Больше всего в курсе Кирби. Для меня рассказывать о своем прошлом – это всегда ковырять рану, которая периодически начинает гноиться и прорывает, а любые воспоминания делают этот процесс болезненным и зловонным. А Аня… Это только в последнюю неделю она узнала о существовании грязной изнанки красивой жизни, до этого в ее картине мира то, чем я был – это что-то на неприятном и незнакомом языке.
Она – залюбленная папина дочурка в красивом платье, на которую голодному цыганском мальчишке даже смотреть нельзя было, чтобы не получить в зубы.
– Хочешь кофе? Обещаю в двадцать один ноль ноль доставить тебя домой.
– Грей, я не думаю, что…
– Просто. Кофе. – По словам, потому что заранее знаю, что она сейчас скажет. – Я не собираюсь тебя трогать, не собираюсь склонять тебя к сексу с моей женатой задницей. Или ты думаешь, что наши с тобой жутко деловые вопросы мы будем решать сидя на разных концах пятиметрового стола?
Не знаю, как еще ей сказать, что сегодня, сейчас, мне хочется просто побыть с ней.
Потому что она такая идеалистка, что зубы сводит.
Правильная, деловая, мелкая зараза.
Но рядом с ней просто тепло.
И можно слушать старую музыку, не нарываясь на брезгливый взгляд а ля «это уже сто лет как не модно!»
– Лучше горячий шоколад с во-о-о-о-от такой горой клубничных маршмеллоу, – она поплотнее заворачивается в мою толстовку. – И я бы съела что-то жутко сладкое на ночь.
– Я бы тоже, – говорю себе под нос, когда Аня торопливо бежит в машину, оставляя свою шикарную задницу на съедение моим блядским жадным глазам.
– Может, в Мак? – неожиданно предлагает Нимфетаминка, когда я как раз прикидываю, отвезти ее в авторскую кондитерскую или во французскую пекарню.
– Мак? – переспрашиваю, потому что – ну, вдруг мне показалось.
– Да, Грей, я хочу в Мак.
Ладно, кто я такой чтобы отказывать девушке в ее придури.
До ближайшего минут пятнадцать, но я сворачиваю в другую сторону – хочу просто покататься с ней, искоса поглядывать, как и она, иногда теряя бдительность, начинает подпевать старым рокерам.
Что там у нее за собеседование?
Кому она пишет прямо сейчас? Бляха, выпустил на два дня из виду, называется.
– Это моя соседка по комнате в Штатах, – как будто читает мои мысли Аня, и совершенно спокойно показывает экран телефона, где у нее открыта переписка в чате. – Я написала, что еще не скоро вернусь и ей нужно искать новую соседку. Как раз решаем, куда лучше всего перевезти мои вещи до лучших времен. Я же не знала, что моя поездка домой затянется так надолго.
Понятия не имею, с чем это может быть связано, но после ее слов, мне как-то спокойнее. Хотя если опираться на логику и здравый смысл, то кто я вообще такой, чтобы устраивать ей допрос?
Блядство, все было гораздо проще, пока работала моя проверенная годами схема: «я девочку плачу – я ее и катаю».
Мы заходим внутрь, я предусмотрительно выставляю руку из-за ее плеча и толкаю дверь – Аня садиться за столик у окна, откуда хороший вид на улицу.
– Любишь сидеть на виду? – подшучиваю я.
– Не люблю сидеть в углу – сразу чувствую себя паучихой. Сиди, я сама заказ сделаю – уж на пирог и мороженое деньги у меня точно есть.
Я уже открываю рот, чтобы сыронизировать по этому поводу, но она в шутку грозит мне кулаком и торопится занять очередь у терминала. Пользуюсь паузой, чтобы проверить телефон – там уже десяток сообщений от Кузнецовой. Бегло просматриваю на тот случай, если бы вдруг на нее снизошла хотя бы капля совести, но единственное, что сегодня «снизошло» на мою временно_не_бывшую жену – злоебучий словесный понос.
Аня возвращается с подносом, на котором два хрустящих пирожка с вишневой начинкой, рожок с мороженным, большая чашку горячего шоколада и кофе для меня. И выглядит при этом такой счастливой, будто я отвез ее в ту кондитерскую, где пирожные в форме долбаных шахматных фигурок и покрыты съедобной золотой фольгой.
– Когда-то я думал, что нет ничего вкуснее «БигМака», – зачем-то говорю я, разглядывая двух подростков за столиком напротив, которые как раз их уплетают. – Душу бы продал за целый, лично мой.
– Я могу тебя угостить, – тут же предлагает Аня, и в шутку напускает на себя богатенький вид, доставая из кармана – оказывается, в этой розовой штуке есть карманы! – еще несколько купюр.
– Подлизываешься? – подыгрываю я, перегибаюсь через стол и откусываю с ее мороженного рожка красивый, политый карамелью и посыпанный орехами кончик.
Минуту мы молча смотрим друг на друга.
А потом я триумфально слизываю с нижней губы остатки мороженного и, как ни в чем не бывало, берусь за свой пирог. Они у них тут и правда вкусные.
– Я тебе это вспомню, Грей. – Ана злобненько щурится и, на всякий случай, откидывается подальше на сиденье, чтобы я больше не застал ее врасплох. – Мстя моя будет страшна и беспощадна.
– Ну давай будем объективными – три грамма мороженного не повод включать целую «беспощадную мстю», Нимфетаминка. Предлагаю ограничится «микромстей».
Она так и не доносит мороженое до рта – втягивает губы в рот, беспомощно сдерживая смех, но потом сдается и заливисто хохочет так, что на нас тут же поворачиваются все до единой головы.
Я поддаюсь импульсу и успеваю сделать пару ее фоток на телефон.
– Нет, не смей! – Она пытается схватить меня за руку, но чуть не опрокидывает кофе. – Грей, зачем тебе мои дурацкие фотки?!
– Собью с тебя более выгодный процент по аренде в обмен на нераспространение.
– Связалась на свою голову с шантажистом, – сопит.
А потом вспоминает о мороженом и, довольно жмурясь, обхватывает губами сливочную верхушку, втягивает в рот и…
Бля, кажется, у меня только что случилась самая быстрая в истории человечества эрекция.
Ерзаю на стуле.
По хорошему, мне надо перестать на нее пялиться, но как тут не смотреть, когда Аня, как нарочно, пускает в ход еще и язык, и лижет эту долбаную мороженку так, что у меня нервы трещат и искрят как мокрые высоковольтные провода. Будь на ее месте любая другая тёлка – я бы и не дернулся, потому что это было бы стопроцентной провокацией. Но то, как Аня «работает языком» наверняка даже не задумываясь о том, как это выглядит со стороны, дает ей миллиард очков форы перед любой профессионалкой.
Краем глаза замечаю, что один из пацанов, которые уплетают «БигМаки», тоже за ней наблюдает. Был бы хоть на пару лет старше – втащил бы ему так, чтобы всю жизнь пришло понимание, почему нельзя смотреть на чужую девочку, даже если она голая танцует на столе. Но сопляку лет шестнадцать – максимум, так что просто показываю ему средний палец. Этого достаточно, чтобы через секунду обоих как ветром сдуло.
– Что? – Аня хлопает глазами, озадаченная моим взглядом в упор.
– Ну и где ты этому научилась, целка-невидимка? – Ну а хули там, мало ли.
– Научилась… чему? – Она быстро осматривает воротник своего комбинезона, потом рукава, потом салфеткой трет рот, щеки и подбородок.
– Есть… гм-м-м… мороженное. – Я абсолютно отдаю себя отчет в том, каким мудаком сейчас выгляжу, но рот открывается и произносит все эти вещи сами собой, потому что вся кровь от мозга прилила совсем к другому месту. И я, йобаныйблядьнахуй, не знаю, как это контролировать.
Аня еще несколько мгновений хмурится, переваривая смысл моих слов.
Потом ее лицо вытягивается.
– Я просто люблю мороженое, Грей. – Говорит это как нарочно медленно, чтобы я в полной мере ощутил себя настоящим говном. – И я просто его ем. Вот так. Понимаю, что в твоем мире не существует женщин, которые могут дожить до позорного возраста, остаться девственницей и не практиковать минет и анальный секс, но извини, что я не чувствую себя польщенной быть долбаным исключением. Спасибо, что испортил мне аппетит – никаких лишних сантиметров на талии!
Я стискиваю челюсти. Молча наблюдаю за тем, как она безразлично сует рожок в чашку с шоколадом, к которому даже не притронулась.
– Отвези меня домой, Грей. А лучше вызови мне такси, а то вдруг начну зверски облизывать руль твое машины.
Она даже ответа на дожидается – вылетает на улицу как пробка.
Догнать ее удается только на крыльце, где Аня уже что-то самозабвенно выстукивает на экране телефона. Отбираю его, прячу в карман своих джинсов. Анину очередную попытку сбежать пресекаю крепкой хваткой за плечо, дергаю ее, разворачивая как юлу на себя, и она со всего размаха влетает носом мне в грудь.
От желания обнять ее именно сейчас руки из локтей выкручивает.
Не лапать, не похабно трогать – просто обнять. Но после всего, что я наговорил, мне теперь обломится разве что чувствовать ее злое дыхание куда-то под ребра. И то она моментально отстраняется и резко выдирает плечо из моих пальцев.
– Аня, прости. Пожалуйста.
Если бы она знала, насколько тяжело мне даются оба этих слова. Я вышвырнул их из своего лексикона после «подвала». Так научил Александр. Когда в очередной раз меня отпиздили так, что я почти поверил в конец и просил меня добить, он наклонился и сказал: «Никогда не умоляй и никогда не проси прощения, иначе не выживешь».
Нимфетаминка ломает во мне что-то глубинное, на чем стоит вся моя на голову отбитая личность.
– Я не думаю про тебя плохо, это просто…
Пытаюсь подобрать правильное слово, но она успевает быстрее.
– Ты просто так привык, Грей. Что все женщины вокруг тебя – только очень определенного сорта, умеют изображать в постели всякие кульбиты и охотно это делают – достаточно просто щелкнуть пальцами или потрясти перед носом парой купюр. Ну или как там устроены такие «отношения».
– Для начала, перестань называть это отношениями, Аня.
– Для начала – перестань придираться к словам! И не смей, – выразительно смотрит на ту мою руку, которой я только что держал ее за плечо, – не смей больше до меня дотрагиваться, Грей.
А вот это крепче любой пиздюлины, которые я получал даже в самые «веселые» времена.
Лупит сразу так сильно, как будто через кожу и кости, сразу в спиной мозг, и медленно сцеживает мне в нутро отвращение, с которым сказаны эти слова. Как будто даже изваляться в грязи – более приемлемая альтернатива.
Стискиваю зубы так сильно, что прям чувствую, как кожа на скулах трещит от напряжения.
Жестко заталкиваю руки в карманы брюк.
– Довольна, моя ты безгрешная умница? Ну давай, заканчивай.
– Не понимаю, о чем ты. Я домой хочу. Ты обещал привезти меня до девяти.
– О, благодаря моему исключительному мудачеству, у нас теперь много времени на поговорить! Так что вперед, считай, у тебя есть мое разрешение высказать мне в глаза все, что ты обо мне думаешь.
– Разве тебе не все равно, что я думаю? – Она делает шаг назад и это почему-то задевает больнее всех ее сказанных ранее слов. Как будто всерьез допускает мысль, что я действительно могу сделать ей больно за каждое непонравившееся мне слово. – Это твоя жизнь, Грей, вряд ли ты так живешь для того, чтобы случайная целка-невидимка вынесла мозг нравоучениями о том, что живешь ты неправильно.
– Ты меня сейчас типа пожалела?
– Я просто сказала, что не мне учить тебя жизни. Ты же просто делаешь что хочешь, говоришь, что думаешь и не сильно заморачиваешься на тему того, как людям потом с этим жить. Спасибо, что я теперь на всю жизнь возненавижу мороженое.
И снова делает шаг назад, теперь уже стоя от меня так далеко, что нужно бежать за громкоговорителем. То есть в ее этой умной голове я ничем не лучше тех мудаков, для которых в порядке вещей учить женщину правильному поведению пинками и подзатыльниками. Просто охуеть компашка у меня.
– Если бы не вот такая моя охуевая, бездуховная и глубоко аморальная жизнь, Ань, ты бы сейчас выла где-то на хате у Шубы, пытаясь соскрести с себя пот старого козла, который просто подтирал тобой свои больные нужды. – Терпение, блядь, не моя добродетель. А еще этой ванильной девочке каким-то образом удается ударить именно в больное, в мое «трепетное и нежное», которое я зацементировал, залил свинцом и похоронил под двумя метрами земли. Прожженные жизнью уроды не могли достать, а эта в один щелчок справилась.
И Аня снова меня удивляет, потому что спокойно и без намека на истерику говорит:
– Тебе не идет корчить из себя мудака, Грей. Хочешь благодарность за свои старания?
Успевает рывком оказаться рядом, обнимает меня за шею, прижимаясь всем телом так крепко, что я на секунду чувствую себя в лапах лозы-убийцы. Еще недавно мечтал о том, чтобы обняла и первой полезла целоваться, а сейчас хочется разжать ее руки и свалить подальше от этой нарочитой «благодарности».
– Хочешь, пойдем в туалет потрахаемся? Прямо сейчас, Грей. – Взгляд у нее ядовитый – пиздец просто. Даже не подозревал, что в этом ванильном создании может быть столько токсичности. Вот, блядь, лучшее доказательство того, что я очень херово влияю на людей. – Всю жизнь мечтала потерять девственность в «Маке».
Глава тридцать четвертая: Аня
Я всегда была хорошей дочерью.
Ну, мне хотелось так думать, и родители (особенно папа, еще когда был жив) очень мной гордились. Я выигрывала школьные олимпиады, получала самые высшие баллы, была лучше в танцевальной школе и кружке лепки из глины. Потом поступила в Беркли и вылезла на ту вершину, куда до меня иностранцам не удавалось добраться уже добрых лет двадцать.
У меня никогда не было повода чувствовать себя недостойной чего либо, потому что еще когда я была маленькой, папа однажды сказал: «Соглашайся только на то, чего ты действительно достойна или люди начнут предлагать тебе то, на что ты согласна»
Но этот разговор с Греем – не решаемая задача, где любой следующий ход обязательно ухудшит ситуацию. Вот что бывает, если не умеешь вовремя закрыть рот. А у меня с этим всегда были проблемы.
Прошло уже коло минуты с тех пор, как я буквально выплюнула ему в лицо предложение заняться сексом, но он не проронил ни звука. Но его взгляд сделался таким черным, что словно на этот раз я точно растормошила его самую недобрую сущность.
– Ань, к чему эта комедия, а? – Грей усмехается, но в этой эмоции нет абсолютно ничего живого. – Ты же не такая. В хорошем смысле, а не «нетакуська». Ты думаешь, что трахаться люди должны только когда есть взаимная симпатия. И что минет в туалете клуба через час после знакомства – это полный пиздец.
Я беру паузу, чтобы переварить его очередное слишком резкое переключение от «милого Грея» обратно в образ Короля. Я видела его таким только один раз – в ту ночь, в доме моего отчима. Тогда Грей буквально изрешетил его словами, а я мысленно радовалась, что вся эта ядовитая экспрессия адресована не мне.
– У тебя же всегда так, разве нет? Пришел, увидел, заплатил.
Он недобро прищуривается.
– У тебя глаза злые. Тебе идет, Ань. Продолжай в том же духе и, возможно, я решу воспользоваться твоим предложением. Раз уж так устроен мой мир
– Ведешь себя как маленький обиженный мальчик, – спокойно отвечаю я.
– Сказала трепетная лань, – он не упускает случая вставить свои «пять копеек».
Минуту назад я бы от стыда сгорела из-за этих слов.
А сейчас почти все равно.
– Но, знаешь, это ведь все равно ничего не изменит, – продолжаю вырывать из себя давно перезревшую правду. – Ты живешь ровно так, как решил ты сам. И люди вокруг тебя те, которых ты сам выбрал. Никто не виноват в том, что женщины смотрят на тебя как на спонсора или как на средство решить свои материальные проблемы – ты сам так решил.
– Потому что не захотел быть нищим? – скалится Влад, и его голос становится неприятно рокочущим. – Типа, чтобы быть хорошим парнем, надо получать двадцать тысяч в месяц, точить гайки на заводе и радоваться, что теперь-то девушка точно выберет меня за мой богатый внутренний мир, потому что кроме этого она так и так ни хуя не сможет с меня поиметь?
– Не все женщины продаются, Грей.
– Ты себя-то слышишь? – Он запрокидывает голову и громко смеется. – Я бы и тебя купил, если бы хотел. Но корчу из себя принца только потому, что меня это забавляет и прикалывает.
Я даже пикнуть не успеваю, когда Грей резко хватает меня за руку и буквально с ноги снова заваливается в «Мак». Вырвать у него руку вообще не реально, разве что сломав кости с «мясом». А Грей, выразительно откашливается, громко, чтобы слышали все, говорит:
– Девушке, которая согласиться провести со мной ночь, отдам ключи от своего «копытного»! – Трясет в воздухе брелком от «Гелика». – Моя подруга, – кивает в мою сторону, – считает, что мужчину красят не бабки, а его, блядь, душа и вся вот эта поебень! А я думаю, что все тёлки – продажные сучки. Но не пофиг ли? Я готов купить любую. Ну? Кто первая напишет – ту я веду в рестик, потом ебу ее всю ночь, а утром она получает мою тачку. Адекватная цена за «любовь» на… примерно пятнадцать часов?
Хватка на моем запястье становится мягче, я выдергиваю руку и даже успеваю сделать пару спасительных шагов в сторону выхода, чтобы уйти из этого ставшего очень душным места. Но не успеваю дойти до двери, потому что Влад перехватывает меня за локоть и разворачивает к себе. Мои ноги по инерции закручиваются, и я чуть не падаю прямо ему на грудь. На минуту теряю зрение, потому что перед глазами все плывёт, а когда, наконец, удается «навести резкость», Влад сует мне свой телефон, включенным экраном вперед.
Там входящие по AirDrop – целых четыре.
Фотографии девушек.
– Тридцать две секунды, моя ты наивная ванильная фея, – фыркает и тянет меня в машину, усаживая на сиденье как куклу, потому что я, без преувеличения, в ступоре. – И не предлагай мне больше потрахаться – вообще на хуй не интересно.
Пока едем домой (я иногда поглядываю в окно и узнаю уже ставший знакомым маршрут) Влад демонстративно выкручивает громкость музыки почти до максимума. Я тоже демонстративно «тону» в телефоне.
Четыре девушки за тридцать две секунды.
Чувствую себя круглой идиоткой, потому что все мои попытки донести до него, что он хороший парень, который достоин любви просто так, а не за деньги, разбиваются об один единственный, но железобетонный довод. И все, что я говорила, этот довод умножает на ноль.
Пару раз ловлю себя на мысли, что хочу кричать от непонимания этого мира. Господи, да что не так со всеми этими девушками? Если бы «Мак» не остался позади, я бы точно вернулась внутрь и устроила допрос каждой просто чтобы узнать, что творится в их головах.
А еще в ушах до сих пор стоит его злое: «Я бы и тебя купил, но корчу из себя принца».
Ну да, мог бы купить. Ему для этого даже делать ничего не пришлось бы – достаточно было просто назвать цену за свободу для моей сестры, и я бы вообще на все согласилась. Упала бы ниже дна городской канализации. И он это, конечно, прекрасно знает.
И тогда тоже знал.
Но вместо этого у меня дом, охрана, деньги, машина.
– Грей, я совсем не это хотела сказать, – говорю я, но получается какой-то невнятный шепот, который я и сама толком не слышу из-за орущей в салоне музыки. – Я просто не понимаю, почему смелый, умный, обаятельный, добрый мужчина думает, что достоин только вот такой любви.
«А еще чертовски сексуальный и умопомрачительно красивый», – добавляю про себя, опасаясь, что он на горячую голову может принять мои слова или за согласие на неформальные отношения, или за жалкую лесть.
Но Грей и головой в мою сторону не дергает.
Даже если он ничего не слышит – мне становится капельку легче.
Он довозит меня до дома. Выключает музыку. Ждет, постукивая пальцами по рулю.
Я даже не шевелюсь.
– Ты приклеилась? – Грей не повышает голос и ничего в его интонации не указывает на нашу недавнюю грязную ссору. Или как это назвать, когда почти незнакомые люди обмениваются грязью?
– Помоги мне, пожалуйста, – прошу через силу.
Выходит, обходит машину, открывает дверь и протягивает руку.
– Ань… – Ждет, с ладонью на весу. – Я не хотел говорить ту хуйню про мороженое. Но у тебя бы тоже мозги потекли, если бы ты видела то же, что и я. Прости.
Звучит как комплимент, за который его сначала хочется крепко стукнуть, а потом – немножко задрать нос. Но эти выводы я не собираюсь озвучивать, зато в качестве жеста дружбы, вкладываю пальцы ему в ладонь.
– И ты тоже меня прости, Грей, – выдыхаю и совершенно спонтанно шмыгаю носом. – Контроль импульсивности у меня вообще не проработан.
– Я слышал, что ты сказала в машине, Нимфетаминка.
– Я правда так думаю, Грей. Честное слово.
– То есть, вот поэтому я не «Влад»? – уточняет с улыбкой в голосе.
И я, предположив, что главная буря уже миновала, рискую поднять на него взгляд.
Злым не выглядит, скорее недовольным, как будто у него ноет коренной зуб.
– Нет, не поэтому.
Даже не знаю, как ему сказать, что после той… м-м-м… ночи, его имя у меня почему-то намертво заякорилось с определенными эмоциями. И кажется, стоит только произнести слух – и он точно увидит, что мне нравится снова и снова вспоминать, что он делал и как он это делал.
И что если бы мы познакомились при каких-то других обстоятельствах и он был абсолютно свободен, я бы уже из трусов выпрыгнула, но нашла бы способ пригласить его на свидание. На обычное человеческое свидание. Или для него это все уже сто лет назад пройденный и очень смешной этап?
– Это была просто показуха, Ань. – Грей вздыхает, так и не дождавшись ответа.
Мне нужна пауза, чтобы понять, что он имеет ввиду. То его предложение в «Маке»? Если честно, мне даже в голову не приходило, что он может просто выбрать одну из претенденток и умчать с ней в закат, реализовывать обещанную развлекательную программу. Я просто знаю, что даже если бы мы разругались в хлам, он все равно привез бы меня домой, убедился, что мы с Мариной в безопасности и только после этого уехал бы жить свою лучшую жизнь.
– Мир намного сложнее, чем ты его видишь, Нимфетаминка.
– Еще скажи про розовые очки.
– Скажу.
Я закатываю глаза, опираюсь на его руку и выпрыгиваю из машины в мягкий песок.
– Но мне очень понравилась та часть, где я чертовски сексуальный и умопомрачительно красивый, – змеиным голосом мурлычет мне в затылок, придавая ускорения изо всех сил нестись к дому.
Я была уверена, что не сказала это вслух!
Я была абсолютно на двести процентов уверена!
– О, кстати! – Щурю глаза, непроизвольно копируя взгляд Медузы Горгоны на его шее. – Я забыла добавить, что еще ты редкостный говнюк.
– Ты прямо в ударе, Ань – столько комплиментов, как бы не обосраться от счастья.
