Текст книги "Отдых и восстановление (СИ)"
Автор книги: Арабелла Фигг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)
– А вам тоже кое-что показалось странным и подозрительным. – Она даже не спрашивала. Она уверена была в моём ответе.
– Ещё как, – подтвердила я. – Кстати, мать Клара, если вас спросят, о чём вы так долго беседовали с ведьмой…
– Я совру, что пыталась убедить умную и добрую, хоть она и магесса, девушку принять обеты и использовать свои знания и умения во славу Девяти и с пользой для их служителей, – ни разу не запнувшись, ответила мать Клара и усмехнулась с этаким вызовом. Очевидно, она только и ждала моего приезда для этого разговора и даже придумала повод для нашего общения. Усмешка, впрочем, быстро выцвела на её бледном лице. – Я не прошу ни помощи, ни защиты, ни… ничего, в общем, – сказала она совсем другим тоном. – Мне нужно только выговориться. Обсудить хоть с кем-нибудь то, до чего я додумалась, иначе я просто сойду с ума. Но разговаривать о таких вещах с сёстрами – даже не самоубийство, а кое-что похуже. А с прихожанами… – мать Клара невесело рассмеялась. – Большинство тех, кто привык полагаться больше не на богов, а на свои руки и головы, как вы, спешит бросить монетку-другую и вернуться к делам, а много ли проку от остальных? Паства – она паства и есть.
– Вообще-то, с точки зрения судейского чиновника, главной подозреваемой наверняка были вы, – заметила я. – Если правду болтают, что вы должны были стать преемницей матери Саманты, кабы не отец Вернон…
Она поморщилась и махнула рукой, словно надоедливое насекомое отгоняла.
– Следующей старшей жрицей должна была стать мать Агния, матушка-ключница. Не знаю, кто и с чего запустил эту дурацкую сплетню, будто я нацелилась на место матери Саманты. Да, я писала в Озёрный, но я несколько раз просила о переводе. Куда угодно и кем угодно, лишь бы там была библиотека, а то здесь я просто задыхаюсь, понимаете? Я не отставной экзорцист, я не могу пьянствовать с магами и алхимиками, а со здешними что матерями, что сёстрами мне вообще не о чем говорить! И я перечитала в замке всё, что там имелось светского, и даже кое-что по теории магии. Мне пришлось врать матери Саманте, – опять-таки глазом не моргнув и не запнувшись, просто и буднично сказала мать Клара, – будто я хочу лучше разбираться в том, чему нам, возможно, придётся противостоять, и она мне, хоть и без особой охоты, дала разрешение брать такие книги. А кое-что я таскала тайком, нацепив сверху какую-нибудь нейтральную обложку вроде «Мемуаров канцлера Гросса». Хвала Девяти, легко и свободно на Старшей речи читает только мать Саманта. Остальным требуется слишком много усилий, чтобы понять, о чём в книге идёт речь, так что несколько томов я контрабандой приносила в храм. Пряталась с ними чуть ли не под одеялом, – она покривилась то ли презрительно, то ли горько. – Нет, если отец Вернон позволит мне читать даже откровенно мажеские книги, я буду только рада его назначению.
Я понимающе кивнула. Если бы дед всё-таки сплавил меня ордену, я бы наверняка сбежала оттуда максимум через полгода. Или не сбежала, а намеренно как-нибудь глупо и позорно провалила бы очередное испытание, через какие рекруты, как я слышала, проходят с утомительной регулярностью. От жизни, которую вела слишком на свою беду образованная девушка в здешнем захолустье, я бы или свихнулась, или взбесилась не за полгода, а ещё быстрее: всё-таки от борцов с нежитью-нечистью требуется учиться, учиться и учиться, а не зачитывать до дыр одни и те же молитвенники. Хотя у жриц-жрецов, наверное, слишком многое зависит от того, под начало к кому тебе повезёт или не повезёт попасть. Будь мать Клара помощницей отца Вернона, ей бы вряд ли пришлось прятаться с контрабандными томами под одеялом.
– Если бы вы попались с одной из таких книг, главной подозреваемой вы стали бы тем более, – заметила я.
– Но сире Магнолии кто-то подсунул сборник обычных наставлений для служителей Храма, – возразила она.
– А грамотная прислуга в замке есть? – Я не верила в такую сложную интригу, затеянную какой-нибудь обиженной горничной, но всё-таки спросила. Храмовое уложение я своими глазами видела в баронской библиотеке (и действительно полезла читать, что там сказано о браках магов – ничего, ровным счётом), а значит, там могли быть и другие книги для жрецов.
– Только управитель и его помощник. – Тут мать Клара неожиданно зарумянилась, и я подумала, не Ланс ли добыл ей фальшивую обложку для её контрабанды? Саккаров вроде бы в противоестественной связи с сиренами никто не подозревал, однако этот вьюнош запросто мог охмурить жрицу, сходящую с ума от беспросветной тоски. Хотя бы потому что – а кого ещё? Для горничных и судомоек он был птицей слишком высокого полёта, но уже для нищих малограмотных девиц из первого сословия – фи, какой-то помощник управителя, и неважно, что образование он получил, какое им и не снилось.
Я, не выдержав уже настоящего весеннего солнца, сняла шапку, но мать Клара покачала головой и сказала:
– Наденьте, ветер здесь такой… с ледников. Целитель конечно соглашается на любую рассрочку, но берёт-то он недёшево.
– Неужели мать Саманта разрешает вам обращаться за помощью к магу? – удивилась я.
– Да что вы, – она даже рукой махнула безнадёжно. – Не после того, как он наты’кал её носом в незнание элементарных вещей. Насколько легко поднять мага как лича, если не похоронить его полным обрядом Бледной Госпожи, даже я знаю.
– Скорее всего, мать Саманта и сама это знает, – возразила я. – Но вот я точно знаю, почему перестала помещаться в свою походную кожанку. И вы думаете, я, зная это, меньше стала пить чая с печеньем?
Мать Клара из вежливости улыбнулась. Да уж, припекло бедняжку: не просто беседует с магессой, но даже заставляет себя улыбаться её не самым удачным шуточкам.
– Знаете, – сказала она, быстро глянув по сторонам, не подошёл ли кто из прихожан слишком близко, – считайте, что у меня паранойя, но мне кажется, это сам отец Вернон всё затеял.
– А ему это зачем? – не поняла я. – Чтобы поскорее выжить старшую жрицу? Да ну, глупо.
– Глупо, – легко согласилась мать Клара. – Но у него могут быть и другие цели. Что вы вообще о нём знаете?
– Бывший экзорцист ордена Пути, причём сам себя явно продолжает считать братом ордена, а не служителем Сот, – без раздумий ответила я. – И так же явно близко знаком с самим магистром. Кстати, а орденские дознаватели точно по вашему письму приехали так быстро?
– Я и сама себя об этом спрашиваю, – с невесёлой усмешкой отозвалась она. – И чем дальше, тем меньше в это верю. Но отец Вернон… Он в любой момент мог вмешаться и спасти невинную жертву проклятия. А девица, способная исподтишка убить двоих сразу да ещё надеющаяся избежать наказания за это, ничего другого и не заслуживала кроме смерти. К тому же умерла она сравнительно быстро и легко – что такое трое суток в жару, бреду и вообще в беспамятстве по сравнению с месяцем-другим дознания и каторжными работами после него?
Я озадаченно потёрла нос. Нежелание отца Вернона снимать проклятие меня смущало тоже, но ему-то зачем было затевать такой долгий и сложный способ… кстати, способ добиться чего? Ради чего было приложено столько усилий: найти идиотку, ненавидящую Клементину так сильно, что собственной души не жаль; аккуратно подвести её к мысли, как можно безнаказанно отомстить и «разлучнице», и мужчине, который влюблённой идиоткой пренебрёг; подкинуть ей книгу, где хотя бы в самых общих чертах описан ритуал призыва; дождаться, когда проклятие проявит себя…
А вот между прочим, по-настоящему оно проявило бы себя только тогда, когда стало бы слишком поздно кого-то спасать! Не живи мы с Клементиной в одном доме, ей становилось бы всё хуже, Каттен лечил бы её, но безуспешно, и когда-когда ещё он задумался бы о проклятии, которое сводит на нет все его старания? И хотя все маги и все жрецы-жрицы Волчьей Пущи знают о том, что я очень остро чувствую любую магию, но мало кто из них может представить себе, насколько остро. Даже Каттен, который прекрасно видел, как меня корёжит от простой диагностики, всё равно уточнил про «запах» проклятия. То есть, на самом деле даже он не мог всерьёз поверить, что всё настолько… печально. Что уж говорить о служителях Девяти, для которых умение «видеть» чужую магию – всё равно что для меня абсолютный слух: да, я знаю, что такой существует, но что он даёт своему обладателю? Если интригу затеяла одна из жриц, мои способности она, видимо, просто не догадалась принять к сведению. Вопрос только в том, кто была эта жрица? Но вопрос уж точно не ко мне, потому что я большинство из них даже по именам не знаю.
И тут мне пришла в голову мысль настолько же простая, насколько и безумная.
– А по-моему, – пробормотала я, тоже подозрительно озираясь, – это вовсе не отец Вернон, а матушка Саманта постаралась. Вот уж у кого и книги нужные имеются, и прихожане всегда на виду – она бы в любой момент «заметила», что с сирой Клементиной что-то нечисто, а кто мог наложить на девушку проклятие? Только кто-то из нас, магов. Это ж какой шум можно было бы поднять: злокозненные колдуны чуть не извели баронского внука! И нас всех к ногтю, и барона носом ткнуть, что развёл на своих землях целый ковен.
Мать Клара не побледнела даже, а прямо-таки побелела, но ни словом мне не возразила. Видимо, от старшей жрицы (да ещё, по-моему, слегка повредившейся головой на старости лет) такого вполне можно было ожидать. По крайней мере мать Клару моё предположение не возмутило и даже не удивило.
– Я… – начала было она. Замолчала, тряхнула головой, так что даже покрывало слегка съехало набок, и продолжила севшим, сиплым голосом: – Я поговорю об этом с отцом Верноном. Если это, храни Канн, окажется правдой, я просто боюсь оставаться под её началом.
– У меня нет никаких доказательств, – напомнила я. – Даже никаких оснований для подозрений. Только один-единственный факт: мать Саманта настолько не любит магов, что готова была допустить создание лича, лишь бы не хоронить магессу в освящённой земле.
– Для начала разговора вполне достаточно, – сказала мать Клара. Она выпрямилась с таким облегчением, словно сбросила увесистый заплечный мешок. – Да, с этого я и начну, тем более что это было уже при мне, но ещё до того, как отца Вернона сюда прислали. Благодарю вас, сира Вероника, – произнесла она больше не понижая голоса и потому невыносимо официально. – И всегда рада видеть вас снова.
========== Глава девятая, в которой героиня отвечает отказом на одно предложение и соглашается на другое ==========
Сир Рихард приехал за два дня до праздников и опять-таки не ради моих прекрасных глаз, а для разговора с Дромаром. Хотя и для меня время нашёл, ясное дело. У меня же настоящее приданое появилось, не только долги. Так что отступать он тем более был не намерен.
Ну да, барон счёл-таки мой вклад в спасение будущего внука достаточно серьёзной услугой и пожаловал мне ту самую терраску с каскадом мелких водопадов, а я, пометавшись, её приняла. Так что была я теперь сира Вероника с Радужного озера, прямой вассал барона Волчьей Пущи, не кот чихнул! Леном я владела даже не с носовой платок размером, а в несколько ленточек, разложенных рядами на разной высоте, но никто и не ждал, что я буду там растить ячмень на пиво или пасти коров. На нижнем уступе предполагалось строительство дозорной башни, а на следующем – башенки моей… когда-нибудь. Пока что я категорически отказалась ставить даже домик из бруса: жить там я точно не буду, а налоги мне проще будет выплачивать за пустующие пока что земли. Десяти лет такой отсрочки, дарованной налоговой службой Его Величества, мне, надеюсь, хватит.
А сир Рихард приехал не с пустыми руками. Причём подарок сделал ещё до того, как я ответила.
– Спасибо, но я не могу это принять, – сказала я, с сожалением погладив шелковистый тёмный мех: сир Рихард привёз мне презент немного не по сезону – плотную стопку куньих шкурок. Вязовские сеньоры рассказывали мне о здешних нравах и обычаях; говорили и о том, что любая девица могла брать у любого поклонника любые подарки, и это ни к чему её не обязывало: сам захотел – сам подарил, чтобы затмить остальных претендентов. Вот только я не верю в дорогие подарки, которые ни к чему не обязывают.
– Слишком дёшево я вас ценю? – с нервным смешком спросил сир Рихард. А, ну да! Дивить кого-то мехами в Волчьей Пуще… Он ещё, наверное, переживал, что слишком уж простецкую вещь преподносит заезжей чародейке – связку шкурок.
– Наоборот, – возразила я. – Это ведь не белки и не зайцы, куньи шкурки в числе прочего в Указе о дозволенных одеяниях числятся. Да и что мне со всем этим делать? Сшить плащ, как у графини, и разгуливать в нём по плотине?
– Ездить в Захолмье на ярмарку, – хмыкнул он. – Сира Вероника, я не повезу свой подарок назад, так что хоть лестницу ими застелите, а я позориться не стану.
Я опять провела ладонью по гладкому ворсу. М-м… вот ведь отлично понимаю, что некуда мне такое носить, но как откажешься, особенно если мужчина всерьёз, ничуть не рисуясь, заявляет, что обратно не возьмёт?
– Хорошо, – сказала я, вздыхая над своей глупой жадностью, – с условием, что я отдарюсь.
Сир Рихард легко кивнул. У него, видимо, никаких внутренних запретов на этот счёт не имелось. А я решила позже посоветоваться с Эмметом, что лучше подарить его дяде – зачарованный светильник или что-нибудь более… приземлённое. Вроде десяти локтей дорогого сукна.
– И вот ещё, – прибавил тем временем сир Рихард, заметно смущаясь. – Это не моё, понятно, но красиво… и я подумал, вам понравится.
Я взяла слегка смявшийся лист дорогой бумаги и пробежала глазами явно не сиром Рихардом выведенные (но и не Клементиной, её руку я знала), слишком ровные и слишком грамотно написанные строчки:
Моя душа слезами не омыта,
Мои молитвы не услышал бог,
Пуста мошна, и конь стучит копытом.
Конец сраженьям, догорел Восток.
Там нет тебя, а, стало быть – и счастья.
И вот спешит красавец-вороной,
Его гоню сквозь бури и ненастья
От чужедальних стран к земле родной.
Не нажил я ни серебра, ни злата,
Но для тебя и сердце, и рука.
Клеймора верная, священный ладан,
Фамильный герб и слава на века.
Клянусь, что я без страха и упрёка,
И клятва твёрже, чем земная твердь.
Любить, хранить и почитать до срока,
Пока с тобой не разлучит нас смерть.*
Этельберта Сильвер, если ничего не путаю. Бывшая фаворитка Гилберта Меллера – томик её стихов с собственноручной надписью «Для мужественной и несгибаемой сиры Катрионы из Вязов» я пролистала по диагонали, но уж эти страдания сытых и хорошо одетых девиц и дамочек… Нет, кое-что было очень даже неплохим, то же «Возвращение», отрывок из которого кто-то переписал для сира Рихарда. Но в целом возвышенные печали госпожи Сильвер меня не тронули.
– Сир Рихард, – как могла вежливо и терпеливо (он что, меня романтичной девицей считает – меня, наёмницу?) сказала я, – я хорошенько обдумала ваше предложение и решила, что будет нечестно с моей стороны навешивать свои долги на вас. Тем более что и вам предстоят немалые расходы. Вы, разумеется, всегда сможете обращаться ко мне за любой помощью, просто по-соседски. Но пока я не расплачусь с казначейством Дома Ильфердина, ни о каком браке даже речи быть не может. И можно, – прибавила я с тяжким вздохом под его одобрительный смешок, – я не буду утешать вас, заверяя, что мужчина вроде вас без труда найдёт себе невесту по вкусу?..
Наш разговор был, ясное дело, в лучших местных традициях подслушан служанками (может быть, даже не намеренно), поэтому за обедом сира Аларика попросила почитать «стихи сира Рихарда».
– Как красиво, – мечтательно проговорила она, потому что мне, разумеется, пришлось прочесть их вслух.
– Кажется, это из книги госпожи Сильвер, – неуверенно предположила сира Катриона. – Помните, мы читали про зеркало?
– А потом завесили его? – смущённо хихикнула Аларика. – Про зеркало помню, а вот это…
– Поэма «Возвращение», – самым нейтральным тоном заметил Меллер. – Этельберта считала, что это лучшая её вещь.
Я рассеянно кивнула, неожиданно для себя взявшись откровенно разглядывать бывшего покровителя довольно известной поэтессы. Ну да, не красавец, но умён, обаятелен… и грозить своим близким, даже не всерьёз, категорически не советует никому, включая боевых магов. Интересно, его братья-кузены похожи на него? Характером и привычками, я имею в виду, не лицом и фигурой? Впрочем, я и пуд-другой лишнего веса как-нибудь переживу, если к нему прилагается такой же характер, как у Гилберта Меллера… Чем я хуже вязовской сеньоры? Вот возьму и спрошу, нет ли среди его кузенов желающих надеть серебряные браслеты, зачарованные лично супругой.
– Сира Вероника? – Голос сиры Катрионы прозвучал в кои-то веки по-настоящему ревниво, а не просто недовольно.
– Ох, прошу прощения, – спохватилась я. – Задумалась. Господин Меллер, я тут кое-что посчитала… мне бы хотелось поговорить с вами после обеда.
– Если вы о контракте, я вас прямо сейчас в предпоследний раз спрошу, не надумали ли вы его подписать, – живо откликнулся он.
– Почему в предпоследний? – удивился сир Рихард.
– Потому что в последний раз я спрошу об этом, помогая сире Веронике сесть в почтовый экипаж, – усмехнулся Меллер. – И если она ответит: «Да пожалуй, я действительно останусь», – я своими руками повытаскиваю её багаж из ящика за каретой.
Эммет с Аларикой посмеялись, сира Катриона в сомнении покачала головой, Дромар энергично покивал, а Мадлена уставилась на меня щенячьими глазками: кажется, мои уроки нравились ей гораздо больше, чем правописание и простая арифметика. Только Клементина смотрела с таким странным выражением, что я не взялась бы определить, какие там чувства смешались на личике, заметно похорошевшем под опытной и твёрдой рукой Рамона. Сам он, кстати, откровенно развлекаясь, сначала высветлил концы волос почти добела, а потом покрасил их в золотистый и алый – убойное сочетание с его природной вороной гривой. И Аларика поглядывала на эти чёрно-красно-золотые пряди с такой задумчивостью, что кажется, местных дам ожидало бурное обсуждение ещё одной совершенно безобразной выходки: брэ вроде моих, но богато украшенные шёлковой вышивкой и кружевом, ей не забыли и не простили. Интересно, а матушка и свекровь сильно её за такое бельё погрызли? Или передаваемые время от времени корзинки и коробки вынуждали почтенных пожилых женщин немного прикусывать язычки?
Обед тем временем шёл своим чередом, и я вяло поковыряла куриную грудку, сухую и безвкусную. Сходить завтра к Людо, что ли? Ванну принять, поесть приготовленного Яном или Уве, проверить, как там руны света и холода… Сам Людо, ясное дело, будет слишком занят перед праздником, но хоть поесть повкуснее и поразнообразнее, чем в Вязах – и то повод прогуляться до Ведьминой Плотины.
Я отодвинула тарелку с недоеденной грудкой и посмотрела на Меллера, разделывающего куриную ножку для Мадлены. С ножом и вилкой девочка управлялась вполне уверенно, но ножка была слишком уж горячей – Мадлена обожглась, неосторожно задев её, даже носом хлюпнула и глаза подозрительно заблестели, так что дядюшка взялся карать виновницу, прямо-таки растерзав варёную курятину. И разумеется, заболтав племянницу до того, что она вообще забыла про ожог. И почему у меня не нашлось такого дядюшки? Никаких кисейных платьиц не надо и роскошных книжек с цветными картинками, просто было бы кому-то дело до моих мелких бед и детских горестей… Клементина тоже смотрела на Меллера с таким видом, что сире Катрионе впору было браться за кочергу, чтобы отгонять от своего консорта всяких там гувернанток и наёмниц. А я подумала, что ни из одного здешнего сеньора такого отца никогда не выйдет. Вон сир Эммет сказал Дромару, что с сыном начнёт заниматься, когда тому исполнится лет пять хотя бы, когда он станет «хоть немного на человека похож». Будет учить Вениамина ездить верхом и фехтовать, будет рассказывать ему о лесе и его законах… наверное, будет даже неплохим отцом – по местным меркам. Как и его дядя Рихард, честно признавший бастардов и забравший их к себе, а не повесивший на отчимов. Но своим детям я бы всё-таки хотела такого вот… крыса. Который кормит и облизывает даже чужого детёныша.
Но говорили мы после обеда, разумеется, вовсе не о моём возможном браке с кем-то из Меллеров или их родни с любой стороны. Это всё было так… в далёкой и туманной перспективе.
– По-настоящему никакого выбора у меня и нет, – кисло сказала я. Да, у меня ушло больше двух недель на то, чтобы признать этот неприятный факт. То и дело хотелось мне плюнуть на расчёты и бежать отсюда со всех ног, и пусть королевская налоговая служба через пять лет начнёт выписывать мне штрафы за то, что не использую свою землю никаким образом, а после и вовсе лишит меня лена за неуплату налогов и штрафов. Будет у меня не один воздушный титул, так другой – всё равно в своей гильдии я Зима. Приходилось напоминать себе, что я действительно взрослая и разумная женщина. И не слишком здоровая к тому же. – Семь лет или три года? Конечно я выбрала три.
Меллер откинулся на спинку опасно скрипнувшего стула и обратился вовсе не ко мне, а к победно ухмыляющемуся гному:
– Ваша взяла, мастер Дромар. В жизни бы не поверил, что скажу это, но вы, оказывается, гораздо лучше знаете наших женщин, чем я.
– Ваших женщин я знаю очень плохо, – возразил тот. – Я просто с прошлого лета наблюдаю за бесценной сирой Вероникой, а она в своих действиях, как я понял, руководствуется точными расчётами.
Я вздохнула, вспомнив свой провал с рунными светильниками. Дромар, правда, говорил, что их семья наладила изготовление не только самих светильников, но и толстостенных стальных контейнеров под заряженные кристаллы. Впрочем, сказал он, большинство заказчиков вполне устраивают непрерывно горящие огни. Я покивала, однако осознание своей ущербности так просто забываться не желало. Так и хотелось вернуть нынешний долг и влезть в новый, чтобы оплатить оставшиеся три курса.
– А что вы скажете об отсрочке в три года, бесценная госпожа? – вкрадчиво спросил Дромар, обращаясь уже ко мне. – Пока вы служите по контракту здесь, я бы вам построил башню по вашему вкусу. И зачаровательный стол поставил бы в ней. В подарок! Очень уж мне хочется перенести на камень вашу управляющую схему.
– Вы ужасный… гном, мастер Дромар, – с нервным смешком отозвалась я. – Вы же трясёте бутылкой перед запойным пьяницей, не совестно вам?
– Ничуть, – глазом не моргнув заявил он. – Пьяница сопьётся всё равно, что с моей помощью, что без. А вам всё равно нужна будет башня, как в той вашей милой песенке. Я вам проведу в неё воду из водопада, установлю большой котёл в подвале, ванну поставлю…
– Изверг, – проворчала я. – Травите бедную женщину тем, что ей совершенно не по карману.
– Вы же теперь прямой вассал барона, – напомнил он. – Вам понадобится консорт… это ведь так называется? И почему это должен быть бедный безземельный сеньор из младших сыновей?
– Да вот, – усмехнулся Меллер, – почему?
– А вот об этом, – твёрдо сказала я, – я подумаю через три года, не раньше.
– Разве? – возразил тот. – Вы же сказали сиру Рихарду, что ни о каком браке речи быть не может, пока вы не расплатитесь с долгами Дому Ильфердина. Но ваш долг Ильфердину я погашу через месяц-другой, как только сумею добраться до Озёрного. Вы будете должны нашей семье, а о ней речи не было.
– Рот зашить этой сороке Марте, – буркнула я.
– Не поможет, – отмахнулся Меллер. – Мышка научила её кое-как читать и писать, будет царапать печатными буквами самые важные сплетни, а остальное изображать жестами и гримасами.
– Вам самому-то нравится ходить в консортах? – не удержалась я.
Он, ясное дело, пожал плечами.
– Какому-нибудь моему кузену, если до этого в самом деле дойдёт, достанется супруга, которая не станет ревновать его к каждому дереву и с которой можно обсудить хоть последние литературные новинки, хоть законы Лиги Серебряных городов. А ещё, – прибавил он, – у Меллеров в крови, как вы сами уже убедились, спит магия Стихий, которая только и ждёт повода, чтобы проснуться.
***
Я старый рыцарь, слов любви не знаю,
Поэтому вам расскажу за бой:
В втором походе к вражескому краю
Со мной был меч, и конь, и шарфик твой.
Нам абесинцы ударяли в спину,
Но меч подняв и с криком «Бей врага!»
О вас мечтал я, милая Кристина, Сюзанна, Вероника,
О том, ну как же вы мне дорога.
Мы победили! И с сумою злата
(точней, с обозом) я спешу домой.
Надеюсь, что меня вы видеть рады,
И приглашаю стать моей женой.*
Я покачала головой и сунула уже порядком замызганный, захватанный листок в карман, хоть Фил и возмутился: «Эй, куда? Не твоё – не трожь».
– Это что, Рената резвится? – спросила я. – Руку Людо я знаю, это не он… хотя вполне в его духе. Сиру Рихарду морду так просто не набьёшь, зато в стихах высмеять – милое дело.
Фил ухмыльнулся с видом «так я тебе и сказал» и только налил мне простой вишнёвки – ягодные вина Серпента закончились ещё до Излома зимы, они не только дриадам нравились.
– Значит, ты остаёшься, сеньора Радужного озера, – сказал он без всякого вопроса в голосе.
– Когда мне это говорят по десять раз на дню, мне очень хочется передумать, – огрызнулась я.
– Давай-давай, – подбодрил он. – Передумывай. Только на стойке висеть сперва перестань. Спину-то так и хочется поберечь, а? И как верхом в замок прокатишься, так потом небось всю ночь вертишься, чтоб лечь поудобнее? И не надо мне тут инеем стойку разукрашивать, чародейка Зима. Растает потом, сырость разведёт.
Я вздохнула и прогнала над столешницей волну горячего воздуха, высушивая капли, оставленные растаявшим инеем. Хорошо всё-таки иметь дело со своим братом-наёмником: ни тебе панических воплей, ни угроз пожаловаться матушке. Святой, ясное дело. Кстати, о святых матерях… Мать Саманта, говорят, стала совсем плоха, почти не выходит из своей кельи, но от предложений позвать к ней целителя яростно отказывается. Это не отец ли Вернон что-то такое устроил старушке? Нет, даже пытаться выяснять не стану. Если это были её штучки с проклятием, так ей и надо. А если просто старость с её болячками… ну, на всё воля Девяти. Не заслужила, значит, их ревностная служительница иного.
– На праздник-то завтра придёшь? – как ни в чём не бывало спросил Фил.
– А куда я денусь? Приду, конечно.
– Ну, прямо до того тяжёлая работа – спеть и поплясать, – проворчал он. – Видала, чего там гномы во дворе наворотили? На новой карусели покружиться не хочешь?
– Не хочу, – сказала я. – Ни петь, ни плясать, ни на карусели кружиться. Хочу страдать от тоски и безысходности. Ещё три года здесь торчать безвылазно!
Владелец трактира, который наверняка намеревался торчать здесь до конца дней своих, посмотрел на меня с осуждением.
– Мужика тебе надо хорошего, – заявил он. Ну да. Дело же в мужиках. В единственном, что имеет или хотя бы должно иметь ценность в глазах любой бабы. Будь она хоть магистром Ковена.
– Да есть уже вроде, – неопределённо отозвалась я.
– Значит, нехорош, раз хочется страдать. Вроде! – хмыкнул Фил. – Когда есть, он уж точно есть, а не вроде.
– Не поспоришь, – со смешком согласилась я. – Ладно, Фил, раз тебе от меня ничего к празднику не надо, пойду я.
– Стишок-то верни, – напомнил он.
Я помотала головой.
– Нет уж, сир Рихард ничего такого не сделал, чтобы над ним смеяться. Мне, может, в первый раз в жизни кто-то стихи читал. Оставлю на память о таким знаменательном событии.
Фил поворчал, но не стал и пытаться отобрать листок, который всё равно уже наверняка успел погулять по рукам.
– Ладно, – буркнул он. – До завтра. А! Мандолину-то приноси. Сыграешь эту свою «Я его не любила».
– Меллер сыграет, – в тон ему отозвалась я. – А Рената споёт. Про мужа под стать чародейке.
Комментарий к Глава девятая, в которой героиня отвечает отказом на одно предложение и соглашается на другое
* Стихи автора Табакера
========== Праздники сеньоры Вязов ==========
Гномам, видно, совестно стало, что на все праздники они заявляются с пустыми руками – это дриады могли хотя бы сады-огороды благословить после танцев и угощения, но гномы-то благословлять не умеют. Или они просто для себя старались, чтобы самим удобнее было, только на трактирном дворе бородачи установили шесть высоченных железных столбов. Ну… наверное, железных, просто покрашенных в серебристый цвет – не серебряные же они были в самом деле. Вместо тележных колёс, которые надевались сверху на обычные деревянные столбы, на железных, как на осях, гномы закрепили колёса металлические, и Девятеро знают, чем всё это смазывалось, но только раскрутить, держась за свисающую цепь, такое колесо, хоть и железное, можно было в одиночку. Правда-правда, Катриона сама попробовала (и они с Аларикой, хихикая, как девчонки, даже покружились немножко вдвоём, ухватившись за удобные перекладинки на цепи).
Правда, влезть на такой столб за платками-поясами не смог бы и кот, но к Солнцевороту можно было и обычный навощённый поставить, зато каруселей гномы сделали аж четыре штуки, и на каждой, по их словам, могли враз кататься не по четверо, а человек по восемь. Взрослых, не детей. Пока что гномы подобрали свисающие хвосты цепей, закрепили их на столбах и заперли места крепления на замок. Трактирщик Пара Монет ключи забрал себе, и морда у него была такая довольная, что явно собирался он после праздников брать денежки с желающих покружиться на каруселях. (Да, гномы заверили, что ничего разбирать не будут – зачем? Чтобы потом, к следующему празднику, собирать обратно?)
Но карусели были не главным, конечно. Столбы эти гномы поверху соединили железными же… дугами, что ли, собрав из них что-то вроде рамы под остекление в теплице. Ячейки в этой здоровенной выпуклой раме они закрыли где-то цветным стеклом, где-то кусками чьей-то мокро блестевшей кожи, так что половина двора оказалась накрыта чем-то вроде шляпки огромного гриба, защищающей её от дождя и снега. Напротив ворот у самого частокола гномы устроили небольшое, в три ступеньки, возвышение, а на нём установили стол не стол – полированную каменную плиту на гнутых бронзовых ножках. Так что теперь статуэтки богов предполагалось ставить на него, а не вытаскивать всякий раз во двор один из обеденных или наскоро сколачивать временный алтарь. Катриона, правда, подумала, что летом в хорошую погоду половина посетителей Пары Монет, ничуть не боясь гнева Девяти, переберётся туда со своими кружками-мисками из трактира – в тенёк и на свежий воздух.
Денег за всю эту красоту гномы не взяли, но пока они работали, кормить их пришлось Гилберту и сиру Матиасу, а весной и самим как-то бы прокормиться, без таких помощников. Ладно, одёрнула себя Катриона, с голоду никто ни в Вязах, ни в Ведьминой Плотине не умирал, а сооружение вышло внушительное, по-гномьи основательное, наверняка надёжное и долговечное… а уж в какой восторг пришли детишки, и не только они!
