Текст книги "Отдых и восстановление (СИ)"
Автор книги: Арабелла Фигг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)
– Э-э… – сир Кристиан окинул боевого мага откровенно оценивающим взором и совершенно увиденным не вдохновился. – А просто выпить, хорошо закусить и выспаться недостаточно?
Хмель у меня из головы успел повыветриться, и я придержала язык, хотя так и просилось с него ехидное: «Мой наниматель ведь тоже не красавец, но вас это не смущало».
– Надеюсь, что достаточно, – милостиво кивнула я и направилась-таки наконец в библиотеку. Тарелку с оставшимися медовиками я нахально прихватила с собой, но мужчины и бровью не повели. Ну да, у них ещё печёнка и наливка оставались (хотя сир Кристиан вроде бы должен был уже поужинать).
В библиотеке я опять запустила рой мелких светляков, налепив их на потолок и стены, и достала из стола пачку серой грубой бумаги. Эх, кого-то вроде Меллера здесь нет, а госпожа Ферр приедет ещё очень нескоро. Ладно, будем пользоваться тем, что есть. Угольник, циркуль и прочие чертёжные принадлежности тоже лежали в столе – видимо, Отто оставлял их здесь, а не уносил к себе. Я, сверяясь с обрывком какого-то перечня, на обороте которого Ланс записал мне размеры помещений, вычертила план хозяйственной части подземелий и принялась вспоминать формулы и значения, потому что на этот раз тетрадей с конспектами у меня с собой не было.
Итак, мне нужно создать прохладу – но не холод! – для овощей и бакалеи. И как раз таки холод – но не мороз, как в гномьих ларях! – для солонины-копчёностей и для молока. Это муторно, но не сложно. Ещё мне нужно отпугнуть от кладовых всяческую живность. Само по себе это тоже не сложно. Но! Вечно это «но». Руны, отпугивающие крыс и прочих вредителей, вроде бы не должны конфликтовать с морозными? Стихии, сколько я знаю, что с тёмными заклинаниями, что с целительскими уживаются вполне мирно. Или нет? Ни разу не слышала о подобном конфликте магии…
Я запустила пальцы в волосы, сжав ладонями виски. Сами морозные чары с каким-нибудь Страхом взаимодействовать не будут в принципе. Не должны. Но я же, как обычно, впишу множество ограничений в цепочку – будут они как-то влиять не только на руны холода, но и на отпугивающие? И посоветоваться-то не с кем: Рената – стихийный маг в чистом виде, а малефик из крепости на пограничной реке – именно что малефик. Так Каттен говорил, а он вряд ли ошибается в подобных делах. Кого-то, кто практиковал бы обе школы, в Волчьей Пуще нет.
Ясное дело, я поручила Лансу приготовить для меня двойной комплект досок, чтобы начертать на них руны, так что разные цепочки я разнесу по разным доскам. Но пространство-то они перекроют общее…
– Добрый вечер, сира Вероника. Что-то не получается?
Сир Генрих, уже умывшийся и одетый по-домашнему, но всё равно какой-то серый, словно пылью припорошённый, уселся напротив, скользнул взглядом по рассыпанным бумагам и только головой помотал при виде многоэтажных вычислений и черновых цепочек. Ну… я его понимаю: даже маги реагируют примерно так же, куда уж баронскому сыну разбираться в моей писанине. В ней только Дромар разобраться и пытался, как-то раз даже на ошибку в вычислениях указал…
– Получается непонятно что, – буркнула я. – Так что вечер, простите, не очень добрый. Возможен конфликт магических потоков, однако я не могу даже предположить, во что это выльется. Надеюсь, что заклинания просто ослабят друг друга.
Лицо у сира Генриха было такое, будто он про себя переводил мои слова на нормальную человеческую речь. Истар знает, что он понял из них, но спросил он опасливо:
– А если не просто?
– Не знаю, сир Генрих, – вздохнула я. Он нахмурился, и я поспешила заверить: – Для людей опасности быть не должно. Разве что слишком чувствительным натурам будет в этих кладовых неуютно. Не по себе. Будут жаловаться, что у них будто бы кто-то за спиной стоит и в затылок дышит, а оглянешься – нет никого. Предупредите прислугу сразу, что ли.
– Чтобы начали ныть даже те, кто ничего подобного вовсе не ощущает? Просто за компанию? – Он мотнул головой, словно отметая моё предложение. – Нет уж, начнут жаловаться – попрошу отца Вернона пройтись по подвалу и литанию какую-нибудь прочесть для виду. Сразу все успокоятся: как же, жрец освятил подземелья, значит, никакая нечисть там не заведётся.
Я механически покивала и опять уставилась на рунные цепочки. Что, если они не ослабят друг друга, а наоборот, войдут в резонанс? И придётся служанкам выметать обледенелые мышиные трупики и не менее обледенелую мучную моль. Возможно такое? Или я сама себя пугаю, накручивая на ровном месте?
– Ладно, – сир Генрих неохотно встал, – не буду отвлекать. Всё-таки эти руны нам нужны, а не вам. – Мне показалось, что он с удовольствием поболтал бы со мной, вот только мне действительно было не до разговоров. – Вы уверены, что хотите потом возвращаться в трактир? После того, как закончите? Гостей в замке нет, свободных комнат хватает – ещё не поздно приказать, чтобы одну приготовили для вас.
– Спасибо, нет, – я даже головой затрясла. Вот уж действительно спасибо! Сменять трактирщика, который вокруг меня вприсядку пляшет, на замковую прислугу? Для которой я мало того, что ведьма, так ещё и чей-то там признанный ублюдок, не ровня даже горничным баронов в двадцать каком-то там поколении? – После того, как я вывихну себе мозг, мне просто жизненно необходимо будет пройтись перед сном. Иначе я всю ночь буду продолжать расчёты, а мне их и наяву хватит выше головы.
========== Глава девятнадцатая, в которой героиня мечтает – об осени, в основном ==========
Столяр, которому Ланс поручил подготовить доски для меня, отнёсся к поручению весьма серьёзно и дерево покрыл олифой в два слоя. «Для подвала же, а там сыро», – сказал он, не понимая, чем дура-девка недовольна. Дура-девка взяла перо, обмакнула заточенный конец в чернила и провела им по гладкой, маслянисто блестевшей поверхности. Чернила, ясное дело, тут же собрались мелкими капельками, в мыслях не имея ложиться ровной тонкой строчкой. Столяр поскрёб в лысеющем затылке и предложил вырезать руны в дереве, раз уж начертать их теперь не получится. Даже кого-нибудь из своих детей-внуков готов был для этого мне на помощь послать (не ради моих прекрасных глаз, ясное дело – я же на барона работала, а гневить его милость никто из его людей не хотел). Ну, или ещё столяр мог наготовить новых досок, чтобы я намалевала там чего мне надобно, а он потом уже заолифит всё разом – и дерево, и эти мои колдовские закорючки. Ланс выругался сквозь зубы: баронесса и без того была недовольна, что кладовые пустуют, в то время как провизия хранится где и как попало, рассованная чуть ли не по камерам в темнице. Я вздохнула, сказала ему, что новые стеллажи и лари он может устанавливать хоть сейчас, потому что мне они ничуть не помешают. А со столяра потребовала резец. Ну да, были у нас на рунах и такие занятия. Руны вообще частенько именно вырезаются, а не выписываются. Вот только делаю я это редко, рука у меня не набита, и сколько времени займёт такой способ…
Увы, да. На то, чтобы расписать рунами доски, ушёл весь следующий день, а не половина, как я рассчитывала. И это ещё столяр инструментов мне не дал, а привёл, как и обещал, своего внука. Мне нужно было только намалевать, что там требуется вы’резать, а всю работу выполнит мальчишка, который (тут дедушка, кажется, прихвастнул слегка) чуть ли не в семь лет матушке резную прялку смастерил. Я в сомнении посмотрела на даже не подростка ещё, однако очень быстро переменила своё мнение. Я расписывала доску свинцовым карандашом, а мальчишка вырезал руны по моим линиям так аккуратно, чётко и даже красиво, что я пошутила: «Да мне впору тебя помощником нанять». Он смолчал, только зыркнул исподлобья, но ясно было, что шуточка моя ему совсем не польстила. Ну, понятно: внуку в высшей степени приличного мастера становиться подручным ведьмы – ещё чего не хватало!
Впрочем, он действительно старался. То ли меня побаивался, то ли барона, то ли просто гордость настоящего ремесленника не позволяла ему испортить заказ. И тем не менее работать по дереву – это не просто чертить. Даже с внуком столяра получалось не очень быстро. Так что отец Вернон, заглянувший после обеда в библиотеку, только просмотрел мои цепочки, задал несколько на удивление толковых вопросов и пообещал прийти на следующее утро.
– Готовьтесь накладывать Тишину, если что, – с кривенькой, вымученной улыбкой сказала я. Я толком не выспалась, вообще не восстановилась (даже «ведьмины огни» зажечь смогла с откровенной натугой), и дивный бархатный баритон жреца не трогал меня, полубольную и оттого злую, как голодная мантикора, совершенно. Я даже ему слегка так нахамила. Во всяком случае, мне показалось, что это предложение наложить Тишину прозвучало как «если сумеешь».
– Не думаю, что в этом будет нужда, но если придётся – наложу, не сомневайтесь, – усмехнулся отец Вернон.
Мы какое-то время смотрели друг на друга в упор. Ни один, ясное дело, не желал уступать, и спас обоих от дурацкого противостояния сир Георг, пожаловавший в библиотеку, чтобы узнать, как продвигаются мои дела (мои, конечно, чьи же ещё?). Баронесса, видите ли, пожаловалась ему, что этот несносный сопляк-горожанин перевернул половину замка кверху дном, да так всё и бросил. А ей что прикажете делать, если некуда даже молоко поставить?
– Молоко вскипятить, остудить немного, кинуть туда сухарей, а пока оно заквашивается, я как раз закончу, – буркнула я. Кажется, права была Аларика, ворча про бестолковых хозяек замка. – Или в печке потомить – будет топлёное.
Мальчишка, в присутствии барона и жреца сидевший как мышонок под веником, на этих моих словах тихонько вздохнул. Наверное, нечасто ему перепадало топлёного молока – коричневого, жирного, густого…
Эх, а про варенец здесь вообще не слышали. Понятно, что словечко это из южного диалекта, но когда я принялась рассказывать Аларике, как он готовится, она только глаза изумлённо распахнула: не знали они тут такого извращения – сперва молоко в печке томить, а потом ещё и сквашивать. Коров мало кто держит, поди прокорми их зимой, а коза и доится как коза, а не как корова. Молока хорошо если на простоквашу хватало, а так оно всё больше шло на творог, сыр, теперь вот масло стали сбивать… Варенец? Какой ещё варенец? «Вот доживу до сорока, – подумала я, – куплю себе клочок земли и заведу молочную ферму. Управляющего только найти энергичного, толкового и сравнительно честного. Чтобы и себя не забывал, и на мою долю оставлял достаточно. С Меллерами потом списаться, – фыркнула я про себя. – Попросить какого-нибудь непризнанного бастарда в управители». Хотя… Меллеры – и непризнанные бастарды? Сира Мадлена вон на дядюшке виснет, как на родном, притом что она дочь сира Вальтера, брата сиры Катрионы. То есть, ему, строго говоря, вообще никто.
Сир Георг с отцом Верноном тем временем говорили о матери Саманте. Ну да, святая мать уже откуда-то знала, что я собираюсь изгонять крыс из замковых подвалов злобным чёрным колдовством, и приходила к отцу Вернону ругаться: как он, служитель Сот, может в этом участвовать?! М-м, а не боится ли она просто-напросто, что грызуны побегут в её амбары и кладовки? Храмовые хранилища – это вам не ямы горожан. Там много всякого лежит, да и просто места куда побольше. Правда, там свои хозяева имеются и гостям они вряд ли обрадуются, так что начнутся войны между местными и пришлыми до полной победы одной из сторон. Или крысы умнее людей и как-нибудь договорятся?
Сплетничали… ой, прошу прощения, беседовали его милость со святым отцом довольно долго. Я даже перестала притворяться, будто слушаю их, и занялась своим – моим – делом, спеша закончить с заготовками на завтра. Внук столяра, смешно насупившись, старательно прорезал канавки, я заполняла их чернилами (обыкновенными и без всякой крови – не хватало ещё при жреце светить своими невеликими познаниями в кровной магии). Работа требовала пристального внимания и твёрдой руки, но была тупой и скучной. Утомительной в своём однообразии. А ещё её просто было много.
Скорее бы осень, что ли. Поздняя, не золотая – чтобы наступили холода’, а лучше вообще первые заморозки. Чтобы мне только читать вслух да играть на мандолине, а не обслуживать кроме законного нанимателя ещё и всех тех, с кем он ссориться не хочет.
========== Один вечер почти барона ==========
Комментарий к Один вечер почти барона
Очередной драбблик про Генриха и Людо (никакому Королю-Льву не сравниться с Тимоном и Пумбой, правда?)
– Эй, твоя милость, не спи, утонешь.
Генрих дёрнулся, вода плеснула, разбиваясь короткими злыми волнами о бортики, брызги полетели во все стороны – ему в лицо в том числе, и это окончательно его разбудило. Он пробурчал парочку ругательств и сел. Ничего себе он задремал! Ванна заметно остыла, искристая шапка пены давно осела, вода помутнела и, кажется, даже запах свой лимонный подрастеряла, пока он валялся в ней, отмокая, точно кусок солонины.
– Так и знал, что нельзя оставлять тебя без присмотра, – сказал Людо, расстёгивая рубашку. – В следующий раз посажу с тобой кого-нибудь из девчонок, а то в самом деле заснёшь и захлебнёшься. Вот уж будет совершенно дурацкая смерть для пограничного барона, не находишь?
– Не дождёшься, – усмехнулся Генрих.
Он потянулся за ковшиком, чтобы смочить волосы, но Людо не зря же раздевался.
– Сиди, расслабляйся дальше, – хмыкнул он, повесив рубашку на крючок, а взамен намотав вокруг пояса полотенце. – Голову наклони.
– Раскомандовался тут, – проворчал Генрих, послушно наклоняя голову. – А то мыло осталось ещё, как в прошлый раз?
– А ты думаешь, я помню, какое было в прошлый раз?
Генрих глянул сквозь сосульки мокрых волос на полки матового стекла, заставленные баночками и флакончиками, и признал, что да, запомнить трудновато. Если тесть твоего фаворита не просто алхимик, а старый франт, помешанный на своей внешности почище иных дамочек, выбор становится чересчур широк.
– Чем оно пахло? – безнадёжно спросил Людо. – Хоть примерно? Или все перенюхаешь?
Генриху не то что шевелиться лишний раз – вспоминать было лень, и он махнул рукой:
– Мой чем хочешь.
– Благодарю вас, сир, – ехидно отозвался Людо. – Вы так добры и снисходительны.
– Поязви мне ещё, – лениво пригрозил Генрих. – Обнаглел вконец, почти целым бароном командует, насмехается… – не договорив, он отчаянно зевнул и замолчал, потому что Людо взялся за мытьё в лучших своих традициях, словно кожу хотел со своего покровителя содрать заживо. Да уж, тесто замешивать в двухведёрном тазу – ручки будут, может, и не как у молотобойца, но тоже не хиленькие.
Душистая пена, стекая с волос и с кожи, сворачивалась серыми хлопьями. Вода стремительно теряла прозрачность, и Генрих, лениво потянувшись, выдернул пробку. Пока Людо обливал его чистой водой, он расслабленно смотрел на маленький, но злобный водоворот, уносящий с собой неделю походов по лесу, ночёвок на куче лапника и прочего времяпровождения, после которого приличные люди, стоя рядом с тобой, стараются дышать пореже и не слишком глубоко. Кожа горела, но ощущение чистоты было пронзительно-острым, словно он сменил её, кожу эту, на новую – свеженькую, гладенькую, как у младенца. Даже не верилось, проводя рукой по плечам, что это у взрослого мужика, отнюдь не просиживающего штаны у камина, может быть такая. Может, ему самому стоит разок помыть Амелию? Поорала бы, повозмущалась, но как поставил бы он её на колени лицом к стене и как прошёлся бы мочалкой по спине, по загривку, по заду, сдирая грязь, разминая затёкшие от шитья и от бесконечной чистки ягод и яблок мышцы… Может быть, согласилась бы хоть разок побыть «блудницей», отдающейся законному супругу без закатывающихся глазок и терпеливо-мученических гримас?
Спать хотелось всё равно, а у него был к Людо деловой разговор, поэтому он набрал ледяной, совсем не речной воды, бегущей из бронзовой трубы, в новенькое, ещё блестящее ведёрко и, встав в полный рост, разом вылил её на себя. Дыхание перехватило, зато сонливость тут же слетела, как и не было.
– Ты голодный или опять в трактире перекусил, пока Фил на тебя целый ворох сплетен вываливал? – спросил меж тем фаворит. Заботливый, огр его залюби, законной супруге бы так.
– Да так, погрыз каких-то хлебцев под кружку пива.
– А, – усмехнулся Людо, подавая ему полотенце, а вторым вытираясь сам, потому что и сам вымок, пока отмывал Генриха. – Собрать вытопившийся гусиный жир, прожарить в нём лук и чеснок, а потом накидать туда же позавчерашний хлеб, корки и горбушки… У Фила ничего не пропадает, хваткий мужичок.
– Можно подумать, у тебя что-то пропадает.
– Жена, например?
Генрих крякнул разом и смущённо, и досадливо. Ну, далась же Людо эта не в меру свободолюбивая дура! Давно пора плюнуть и забыть. Может, попросить тётушку Елену, чтобы нашла ему в Озёрном бесприданницу из хорошей семьи, образованную и воспитанную, и даже лучше не законную дочку вроде сиры Клементины (которая, понятно, будет драть нос перед каким-то кондитером), а чьего-нибудь бастарда, можно и непризнанного? Или признанную, но умную, отлично понимающую на каком она свете живёт, девушку вроде сиры Вероники.
Хотя… Сира Вероника отлично понимает, на каком она свете живёт, но что Волчья Пуща ей на хрен не сдалась, она чуть ли не прямо сказала. Повежливее, конечно, но посыл был именно такой. Посыл, ага. К огру в жопу. Как же бы уломать-то эту дурёху? Может, владение ей небольшое пожаловать? Если верить Ренате, Зима собиралась годам этак к сорока (если доживёт, конечно) купить себе клочок земли – но подальше и от Чёрного леса, и от Серого кряжа. Умом Генрих отлично чародейку понимал. И всё-таки очень хотел оставить её здесь под любым предлогом: очень уж полезные таланты имелись у сиры Вероники, ну вот совершенно не хотелось делиться такой умелой и знающей чародейкой с кем-то ещё.
Он обтёрся и влез в чапан, стоивший, наверное, как его броня – сверху крытый густо-синим атласом с золотистой вышивкой, а с подкладкой из такой мягкой и пушистой байки, что впору на пелёнки пускать. Кстати…
– Мне тут не так давно намекнули, – сказал он, затягивая пояс (не отказываться же от удобной и приятной телу одежды, потому что она слишком дорогая – всё равно люди уже потратились), – что я тебе слишком дорого обхожусь. Что эти твои посылочки моей матушке и детям-племянникам тебя, того гляди, без штанов оставят.
– Рената? – кисло спросил Людо, даже не задумавшись над тем, кто мог это сказать.
Генрих, не отвечая ни да, ни нет, только хмыкнул. Да уж, маги, все как один, скромны, застенчивы, молчаливы и исполнены трепета перед вышестоящими. Рената, кстати, и правда могла бы такое заявить ему, да не намёками, а в открытую. Но и сира Вероника тоже молчать не стала. Хотя сама бесится, когда в её дела лезут без спросу.
– В общем, – сказал Генрих, – разговор о деле, так что не здесь, ладно?
Людо, всё ещё хмурясь, кивнул. Он закончил наконец застёгивать мелкие агатовые пуговки на рубашке (тоже, между прочим, очень недешёвой, это даже Генриху было ясно) и развесил полотенца для просушки. Временами его аккуратность раздражала, но спасибо тётушке Елене, Генрих всё-таки понял, что люди – они такие как есть, не лучше и не хуже. И если ты ценишь какие-то их достоинства, то будь готов принять и недостатки. Терпения мириться с недостатками своих людей ему иногда откровенно не хватало, но глупо было бы ждать от Людо, что тот бросит скомканное полотенце на пол, лишь бы не заставлять своего покровителя ждать. Он бы, наверное, и судейского чиновника вынудил стоять рядом и смотреть, как ровненько, складочка к складочке, сворачивает бельё и укладывает его в сак. Если бы, конечно, кто-то позволил судейскому чиновнику увезти из Волчьей Пущи такого полезного человека.
Людо так же аккуратно и обманчиво-неторопливо прикрутил фитиль лампы и вышел, распахнув дверь настежь, чтобы небольшое помещение без окон проветрилось хорошенько.
– Ты в гостевой ляжешь или у меня? – спросил он. – Куда ужин принести?
– У тебя, конечно. Я не люблю спать один, ты же знаешь.
Тот кивнул. Он ни разу больше не позволял себе никаких намёков, руки на колени Генриху не клал и вообще после той злосчастной попойки стал гораздо сдержаннее и… не то чтоб отдалился, но как-то осторожнее выбирал слова, что ли. Это не радовало, и Генриху оставалось только хвалить себя, что смирил глупое любопытство и не воспользовался пьяной обидой фаворита – тогда наверняка всё было бы ещё хуже.
– Пойду гляну, что там после девочек уцелело, – сказал Людо. – Кажется, пора кого-то из них переводить в кухарки, а то с их аппетитами Ян никак не успевает и мне помогать, и учиться, и кормить нас всех. Да ещё кто-то (и я даже догадываюсь, кто) сказал гномам, что сладкое просто необходимо занятым напряжённой умственной работой. Так что мне ещё и гномы сделали несколько заказов – на пробу пока что, видимо. Придётся срочно нанимать нескольких человек в помощь. Парней бы, а не девчонок, которые всё равно замуж повыскакивают, смысл их чему-то учить… У вас все тут суровые и мужественные охотники? Нет таких, кто рад бы в тёплое безопасное местечко устроиться?
– Ну, если возьмёшь хромых, одноруких и почти слепых, я троих-четверых мужиков со своей шеи очень охотно на твою пересажу. Тесто замешивать вроде бы и не глядя можно? А сахар в твоей меленке размалывать, орехи дробить, ручку взбивалки или маслобойки вертеть и одной руки хватит. – Кое-что из работы кондитера Генрих уже поневоле знал, без конца наблюдая за фаворитом. Он вообще любил смотреть, как тот работает. Людо даже шутил, что у него лицо становится, как у Ренаты во время медитации: тело здесь, а дух где-то в горних высях.
– Если пойдут, возьму, – чуть подумав, ответил Людо. – Но предупреди сразу: будут руки распускать – выкину без разговоров. Про девчонок, которые у меня работают, и без того много глупостей болтают.
– А, – усмехнулся Генрих, – хитрое и не колдовское ли средство, которое твой тесть варит? Чтоб всё заросло обратно?
– Оно самое, – с кривенькой улыбочкой подтвердил Людо. – Я сейчас, не засыпай без меня, ладно? Я тебя кое о чём попросить хочу.
В спальне у него стояла одна из тех зачарованных ламп, которых Серпент наделал вместе с Ренатой и сирой Вероникой. Генрих коснулся пальцем холодного гладкого стекла и не очень уверенно проговорил «Люкс» – всё никак он не мог привыкнуть, что хоть навершие отцовской трости, хоть эти вот лампы загораются, даже если магическое слово произносит обычный человек.
Внутри колбы плавали какие-то блёстки, зачарованная жидкость мягко светила сквозь золотистый шёлк колпака, блики играли на тонком гладком полотне постели… Генрих нарочно сел на жёсткий высокий стул у небольшого столика под окном, чтобы не задремать, ожидая фаворита, и посмотрел в окно, выходившее на речку. Лето катилось под горку, темнело всё раньше, и время, когда ближе к Высокому солнцу было совсем ещё светло, понемногу оказывалось уже настоящим вечером. Река недовольно шумела, разлетаясь брызгами из-под колёс, сверчки устроили хоровое песнопение чуть ли не громче шума воды, но несмотря на шум, Генриху в этом доме всегда хорошо спалось. Лучше, чем в замке. Жаль, чаще двух-трёх раз в месяц навещать Людо не получалось. Да и два-три иногда были очень условными: заглянуть, спросить, как дела, перекусить и ехать дальше. Девица или вдовушка наверняка была бы очень недовольна, но Людо точно не скучал в разлуке – когда ему было скучать?
– Нормальной еды нет, прости, – сказал Людо, входя и сгружая с подноса тарелки и бокалы. – Одни закуски. Ян спрашивает, не приготовить ли что-нибудь на скорую руку.
– Пусть лучше на завтрак сделает то мясо под сырной корочкой, – сказал Генрих. – Успеет? – Людо кивнул с видом почти оскорблённым: в его ученике кто-то смеет сомневаться? – Кстати, – спохватился Генрих, – я же о том и хотел спросить. Раз ты Яна усыновляешь, мне ты его точно не отдашь. Может, обучишь ещё двух-трёх мальчишек? Я всё-таки хочу обедать, может, и не как вы с Каспаром, но и не одной овсянкой. И для больных желудком научи готовить, что ли. Мало ли, как оно обернётся.
– Да, конечно, – довольно рассеянно отозвался Людо. – Собери как-нибудь в замке желающих учиться, я сам выберу. А попросить я тебя хотел… Сделай, пожалуйста, внушение Магдиным золовкам. А то им не нравится, что их племянник назовётся Россом. Обидно им, видишь ли, что законный сын их покойного брата готов принять мою фамилию. Он, чай, не ублюдок, чтобы в чужую семью вприпрыжку бежать. У него своя имеется. – Судя по тону, он передразнил горластых и склочных баб, насевших на вдовицу, которая желала своему сыну доли полегче крестьянской. – Магде от мужниной родни всей помощи было, сколько я знаю – пара башмаков. Зато теперь оказалось, что её сына одевали-обували, отрывая от своих.
Генриху живо припомнился рассказ Людо об отчиме. Похоже, эта мозоль ещё не скоро у него заживёт, раз его так задели попрёки, которые даже не он выслушивал, а мать его ученика.
– Велю их мужьям найти бабам работы побольше, – усмехнулся он. – А то у них, видно, свободного времени много, раз его хватает бегать из Трёх Сосен в Вязы, чтобы с невесткой поругаться. А Магду замуж надо выдать.
– Она не хочет, – хмыкнул Людо. – Она вдовой пожила, ей понравилось себе хозяйкой быть. Старшую дочку вот выдаст замуж будущей осенью, а надел отцовский ей в приданое отдаст. А за младшей я десять марок дам. Отступных за Яна.
Генрих только головой покрутил: одно слово – горожанин. Десять марок в приданое деревенской девчонке! Придётся самому присмотреть за тем, кто к ней будет свататься, а то слишком много будет охотников до завидного приданого. Особенно таких, кто сам работать не любит, а жить хочет богато.
– Ты с сирой Катрионой, я смотрю, договорился уже? – спросил Генрих.
– Конечно. Не за спиной уже у неё такие дела проворачивать.
Людо помолчал немного, что-то потягивая из бокала и лениво пощипывая сыр. Не здешний, козий или овечий, а настоящий кошкинский. Генрих, положивший на ломоть хлеба хороший такой кусок ветчины поверх нежно-жёлтого, влажно блестящего сыра, опять вспомнил намёки сиры Вероники, что дороговато он фавориту обходится.
– Ты как будто боишься, что я своё кольцо у тебя отберу и надену его на какую-нибудь молоденькую дурёху, – шутливо сказал он, отпив того самого серпентовского бальзама, который в Озёрном, оказывается, по двадцать марок за бутылку шёл. «Дикие травы, лесные ягоды, работа знаменитого мастера» – Роланда цена нисколько не удивляла. Братец ещё и ехидно спрашивал в письме, не плюнуть ли и ему на графскую службу и не вернуться ли домой, раз дома такая жизнь начинается? Всё равно графская гвардия – это одно красивое сюрко, и ничего больше. Настоящая армия давно уже наёмная, а не из вассалов его сиятельства.
– Боюсь, – без всяких шуток ответил Людо. – Очаровать тебя своей неземной красотой я точно не сумею, остаётся делать ставку на комфорт. А то ведь совсем рядом, в Вязах, вот-вот контракт закончится у молоденькой, хорошенькой, прекрасно воспитанной девушки, которая и рисует неплохо, и стихи наизусть читает. Я-то уже никуда не денусь, а ты можешь и её попытаться удержать в Волчьей Пуще.
– Кристиан уже написал её отцу, – сказал Генрих. – И я подтвердил, что у него серьёзные намерения. – Менять такого замечательного во всех отношениях Людо на сикушку с розовыми книжками в хорошенькой головке он, разумеется, не собирался, но перед братом до сих пор чувствовал себя виноватым. Может быть, тот утешится с девицей, знающей хотя бы, кто такой Эрлан Краснолесский? А то ведь с Луизой, как и с Амелией, кроме как о хозяйстве и о детях, даже поговорить не о чем. И уж про сиру Клементину никто точно не подумает, будто она баронского сына приворожила. – Пообещал подарить ей потом клочок земли чуть ниже по течению от сира Матиаса; сама она, разумеется, построиться не сумеет, даже если получит от Меллера какие-никакие деньги по контракту, но с таким приданым на неё живо найдутся безземельные женихи.
– Она в тебя’ влюблена, – возразил Людо, – и давно уже, с самого приезда.
– Ох, эта любовь в семнадцать лет, – отмахнулся Генрих. – Кристиан и моложе меня, и язык у него лучше подвешен – уболтает, если захочет. Или просто её отец прикажет наше кольцо принять… Где-то через неделю-полторы должен прийти ответ от него. Посмотрим, что он думает о покровительстве сына двадцать восьмого барона Волчьей Пущи.
Людо только молча склонил голову, признавая его правоту, и Генрих добавил, сжав в руке его пальцы, такие обманчиво-гладкие и мягкие:
– Людо, мне до твоей неземной красоты дела нет, сам знаешь. Я вот сейчас сижу за столом в этом несчастном чапане на голое тело, бальзам попиваю, ем руками, поплёвывая на этикет, и никто меня не пилит, что я должен то и это. Будь у тебя хоть такие же ожоги, как у твоей беглой жены, мне-то что за беда? В кои-то веки я могу отдохнуть по-настоящему.
– Ну, – сказал Людо, и в голосе его ясно слышалось сомнение, – хорошо, если так.
– Конечно так, бестолочь! В общем, – Генрих опять помолчал, соображая, – скажу я матушке, чтобы поскромнее была. А Каспару – что и сам могу одеться. Это ведь он заказывал? – Он подёргал расшитый отворот чапана, и Людо кивнул. – Ещё и в Озёрном, наверное, своему портному? Так я и думал. Людо, ты мне не ради ванны, тряпок и печенья для детей и племянников нужен, понимаешь? И никаким юным красавицам в жизни с тобой не сравниться.
========== Часть вторая. Глава первая, в которой идут дожди и сплошные разговоры ==========
– Останешься?
Я подумала немного, прислушиваясь к шелесту дождя, который даже шум водяных колёс не мог полностью заглушить, и кивнула:
– Пожалуй.
От дождя у меня имелся плащ из «рыбьей кожи», а осветить себе дорогу для магессы, ясное дело, труда не составляло, но мне до смерти не хотелось выбираться из-под одеяла, одеваться, шлёпать по лужам. (Спасибо гномам, их стараниями грязь что в Ведьминой Плотине, что на главной улице Вязов ещё поискать надо было.) Потом пришлось бы стучать в ворота, ждать, когда их откроют, тащиться через половину села, ломиться уже в крепость, а там сушить заклинанием одежду и постель и тогда-тогда-тогда только ложиться спать. Да и спать в бывшей кладовке становилось всё менее комфортно: там разве что дождя и ветра не было, но ощущение ночёвки где-нибудь в лесу под раскидистой елью оставалось всё равно. Сира Катриона предлагала мне занять одну из гостевых комнат – но с условием, что я освобожу её, как только она понадобится кому-нибудь из братьев или сыновей барона. Я отказалась: совершенно мне не хотелось бегать туда-сюда с узелком под мышкой. Потерплю уж до переезда в новые казармы.
