Текст книги "Отдых и восстановление (СИ)"
Автор книги: Арабелла Фигг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)
– Вы с ними в родстве? – спросила я, потому что не верилось мне в бескорыстную помощь бакалейщика колбаснику.
– Да, через брак. Так что если вам здесь совсем не понравится, просите рекомендацию, я напишу.
Я покивала. В смысле, согласилась иметь в виду такую возможность, потому что пока ещё говорить об этом было рано. Пока ещё меня гораздо больше занимала благородная сеньора, ревновавшая своего консорта-простолюдина даже к мужчинам. Она ехала прямо перед нами, я смотрела на её безупречно-прямую спину и недоумевала: необразованная, но явно неглупая молодая женщина; богатого консорта, как я слышала, нашла себе сама, заботясь о своём владении больше, чем о собственном семейном счастье; по брачному договору вот-вот получит настоящую крепость вместо своей старушки-развалюшки – она правда ждёт от молодого мужчины верности? От торговца, перед которым должны падать навзничь, расставляя колени, и девочки, и мальчики, потрясённые толщиной его кошелька?
– Ваша супруга так спокойно оставила нас наедине, – самым нейтральным тоном заметила я, подтаскивая к себе тюфячок, чтобы свернуть его в рулон и поставить на него локти: спина всё-таки начала уставать даже в такой удобной коляске.
– Я ей много раз говорил, что у Меллеров не может быть никаких отношений с нанятыми работниками, кроме деловых, – он слегка пожал плечами. – Если вдруг я воспылаю к вам неодолимой страстью, я предложу вам своё кольцо. Если вы его примете, я тут же разорву наш контракт и выплачу вам неустойку, но работать на меня и при этом спать со мной вы не будете, сира Вероника, даже если бы это не нарушало Устав вашей гильдии. Я не смешиваю дела и удовольствия.
– А ваша супруга в это верит?
– До сих пор верила.
Я хмыкнула. Я вот совершенно не верила в здравый смысл ревнивцев. Ну… будем надеяться, что Гилберт Меллер знает свою супругу гораздо лучше, чем я, иначе зря он меня сюда пригласил. Потому что после ухода из дедова замка и окончания последнего курса академии, который был мне по карману, терпения у меня весьма поубавилось. Вернее, поубавилось желания быть терпеливой. Если сира Катриона будет докучать мне своими подозрениями, я просто плюну на контракт, выплачу неустойку и поеду в Трёхгорье наниматься к Варгам в засолочные цеха и склады. Не зря же Меллер о них заговорил раньше, чем мы добрались до Вязов.
– Она замечательная женщина на самом деле, – сказал он вдруг. – Её одна моя знакомая сравнила с чертополохом – в самых лестных выражениях сравнила…
– Никто меня не ранит, не поранившись сам?
– А, вы тоже знаете этот девиз? Да, именно в таком духе. А наша гувернантка написала по наброску Летиции Хорн неплохой, хотя и безмерно приукрашенный портрет Катрионы в венке из чертополоха. Она и правда как чертополох: засушливое лето, гнилое лето, бесснежная зима, слякотная зима – выдержит всё. Лет пять назад она осталась совсем одна, похоронив старшего брата – в здешних местах одна, сира Вероника, а здесь…
– Фронтир, – кивнула я. – Представляю.
– Те два года на границе с Пыльными равнинами?..
– Да, – я поморщилась от воспоминаний. Унылая застава на границе с Пыльными равнинами была не лучшим моим воспоминанием, но я отчаянно нуждалась в деньгах, чтобы оплатить настоящее обучение, не в духе «а теперь, нищеброды, мы вам покажем, как управляться с вашей жалкой магией». Если бы вдруг мне пришлось почему-либо замещать коменданта… нет, даже представить боюсь. То есть, никто бы мне не доверил даже временно пост коменданта, разумеется. Но бывает, что ничьего согласия никто и не спрашивает – когда случается что-нибудь вроде холеры в Шамсе, в котором командовать фортом пришлось парню неполных девятнадцати лет. Мало того, что сопляку, так ещё и такому же недомагу, какой была я, прослушав минимальный курс. Меня от подобного Истар уберегла, но могла ведь и на меня свалиться забота о гарнизоне и близлежащих деревушках… – Я знаю, что такое граница с дикими землями, господин Меллер, – сказала я, тряхнув головой, будто это могло отогнать не лучшие воспоминания. – Вы же ещё и поэтому наняли меня, верно?
– В какой-то мере, – согласился он.
Мы замолчали, потому что колёса громко зашуршали по щебню, которым была щедро засыпана дорога через болотистую низину. Дальше полоса такого же щебня, но уже плотно накатанного, а не насыпанного валом, словно запруда, довольно круто полезла в горку. Мы влезли туда вместе с дорогой, и с горки этой открылся потрясающий вид на то ли пруд, то ли озерцо выше внушительной плотины. На этом берегу вставало мрачновато-надёжное, солидное каменное строение, на том – у самой воды старые ивы развесили плакучие ветви, а ещё в зеркале озерца отражалось не только небо, но и одинокая скала, склон которой обступили стены и башенки. Крепость, даже не достроенная, впечатляла. Она словно бы вырастала из скалы… да не очень-то, в общем, и вырастала – у меня складывалось впечатление, что частью она была в скале этой и… выдолблена, что ли.
– Ого! – выдохнула я. – Это и есть Орланова круча?
– Она самая.
– А что господин барон думает о крепости большей, чем его замок?
– Что там можно будет разместить, посадив мне на шею, ещё десяток-другой егерей, – хмыкнул Меллер.
– Вам?
– Ну не Катрионе же. Ей своих-то без меня кормить одним овсом приходилось, как лошадей. Кстати, об овсе… Направо взгляните, сира Вероника.
– Да?
– За усадьбой, которая называется Ведьмина Плотина…
– Которая больше похожа на форт?
– Именно. Так вот, за нею прячется винокурня, она же алхимическая лаборатория, а над нею – кондитерская. Как бы господин Браун ни дулся на меня за то, что я привёз сюда городского задаваку, я вам всё-таки рекомендую выпечку Людо Росса. В трактире напротив усадьбы продают – попробуйте, не пожалеете.
– Спасибо.
Хм. Городской задавака – это неплохо. С ним рядом остроухая зараза Рената Винтерхорст обитает, конечно, но вряд ли кондитер откажется от помощи настоящей морозницы. А если откажется, значит, он такой дурак, что и говорить с ним не о чем… ну, кроме заказов, ясное дело: вряд ли в трактире продают корзиночки со взбитыми сливками, а я бы заказала дюжину, пожалуй. Свежих ягод пока нет, но у этого Росса наверняка есть лимоны. Дюжину лимонных пирожных, а? Тут я вспомнила уплывшие вчера от меня пирожки с вареньем и невесело посмеялась про себя – сколько пирожных из этой дюжины достанется мне лично? Ну-ка, посчитаем: сеньора – раз, её консорт – два, её маршал – три, его жена – четыре, гувернантка – пять, сира Мадлена – шесть… а оставшиеся шесть я сгребу себе на тарелку и закроюсь локтями, видимо.
А ещё наверняка на стройке распоряжается важный толстый гном с золотыми шнурами в бороде, одетый в атласный кафтан, отороченный мехом, несмотря на начинающееся лето. Один из клановой верхушки, кого даже владетельнице здешних земель приходится сажать за свой стол, потому что по меркам гномов он не выше ли статусом, чем она сама, девятое колено благородной крови. Впрочем, посмотрим. Мы ведь ещё даже не доехали.
Ехать, правда, уже оставалось совсем чуть-чуть. Не знаю, где там пекарь насчитал верных четыре часа дороги – если верить моим ощущениям, нам и двух не понадобилось. Впрочем, он наверняка имел в виду время, потребное гружёной крестьянской телеге, которую шагом или неровной, усталой рысью везёт замученная жизнью рабочая лошадка. Мы же ехали в лёгкой двуколке с породистой кобылкой в оглоблях, да по хорошо наезженной сухой дороге. Словом, прогремели колёса и процокали подковы по гранитным плитам моста и дороги за ним, мы свернули в раскрытые настежь ворота и покатили по главной улице села, миновали ещё одни ворота, тоже стоявшие нараспашку (но только до вечера, я думаю), и оказались в тесном и темноватом дворе.
Да, новая крепость строилась, но пока что владетельница Вязов с чадами и домочадцами обитала в старой, деревянной ещё, притулившейся у подножия Орлановой кручи и казавшейся особенно маленькой, тёмной и дряхлой на фоне охватившей склон подковкой светло-серой стены. Проём в стене этой ещё не завесили воротами, а подъездной путь неудобно огибал деревянные строения… впрочем, кое-что уже наверняка пришлось снести, чтобы доставлять на стройку инструменты, материалы, припасы и прочие грузы. Похоже, со стройки этой и вывозили щебень на дороги. Им вся сельская улочка была засыпана таким толстенным слоем, что даже неистребимый пырей не пробивался.
Мы остановились, Меллер с привычной ловкостью спрыгнул на позеленевшие, стёртые булыжники двора и подал мне руку, помогая выбраться из двуколки.
– Думаю, без нас обедать не садились, – сказал он, и спешившаяся супруга кивнула, соглашаясь с ним. – Сира Вероника, короб от Брауна к вам в комнату нести или на кухню?
Похоже, опять моя выпечка уплывала от меня, но не крошить же коржики в постель, прячась под одеялом от детей и служанок…
– На кухню, конечно, – сказала я, подавив тяжкий вздох. Ну ничего, вот доберусь до Росса и объемся пирожными прямо у него в кондитерской.
Моя каморочка была такой тесной и тёмной, со скошенным потолком и крошечным окошком на уровне моего лица, что я заподозрила в ней кладовку, поспешно превращённую в жилую комнату. Зато она имела одно несомненное достоинство – рассчитана она была на меня одну, кого-то ещё здесь ни посадить, ни тем более положить было некуда. После дедова замка, после академии, после заставы на границе, после отделений Гильдии наёмников и бесконечных трактиров получить наконец своё собственное помещение… Да плевать, какого оно размера! Пусть хоть свой гробик, как у сказочного вампира. Зимой здесь, правда, должно быть, чуть теплее, чем во дворе, но до зимы ещё дожить надо. Посмотрим.
Я умылась, переоделась в домашнее и вышла к столу, оставив разбор саквояжа на после обеда. Семья… ну, думаю, можно сказать, семья сиры Катрионы уже собралась, но пока не садилась – ждали сеньору: кудрявый красавчик из первых парней на деревне – маршал, как я понимаю; кругленькая дамочка в ярко-розовом платье, которое наверняка считалось в её возрасте уже страшно неприличным (в Засолье её бы точно обшипели, что не девочка уже), из тех толстушек, что целыми днями носятся, не зная устали, всё видят, всё знают, везде успевают и не худеют при этом ни на унцию – его жена; хорошенькая девочка с личиком, на котором так и читалось желание учинить что-нибудь этакое… не то чтобы пакость, но что-нибудь позанятнее уроков чистописания, а с нею рядом прямо-таки выставочная горожаночка, за какие-то грехи сосланная в деревню – очевидно, племянница сеньоры и гувернантка. Толстого гнома, правда не было. Детей, кроме сиры Мадлены, тоже. Видимо, здесь за взрослый стол сажали лет с семи-восьми, а двойню сеньоры и сына маршала кормили в детской.
И раз уж сеньора запаздывала, пришлось маршалу знакомить меня со всеми, включая собственную жену. Посматривал он на меня со странной смесью лёгкой неприязни и какого-то предвкушения. Не любит магов вообще, или это Рената хорошенько потопталась по его мозолям? Язык у неё, что и говорить, как бритва. Если бы кто-то спросил моего мнения, я бы сказала, что безродной остроухой следовало бы выражаться аккуратнее, но она временами словно нарочно нарывалась. Я знала её постольку-поскольку, однако меня всегда удивляло это желание непременно найти неприятностей себе на хвост со стороны женщины, за которую заступиться в случае чего могла бы только гильдия… ага, в лице глав отделений, с которыми Рената особенно охотно цапалась на ровном месте. Меня она, скорее всего, считала трусихой и приспособленкой. Но плакать над этим я точно не собиралась.
Сира Аларика в ожидании сеньоры принялась расспрашивать меня о том, правда ли я тоже умею играть на лютне. Я сказала, что на лютне играю плохо, мандолина мне нравится гораздо больше, и в ближайшее время я покажу, в чём между ними разница. Меж тем в столовую вошли сира Катриона с консортом, и вид у обоих был такой, словно они успели хорошенько поругаться. Ох, ну надеюсь, что не из-за меня.
========== Глава пятая, в которой героиня устраивается на новом месте ==========
Мягко осыпа’лись в траву длинные кудрявые стружки, остро пахло свежим деревом – крепкий старичок с обманчивой неторопливостью строгал какую-то дощечку. Взрослые и подростки, как я и думала, работали в полях и огородах, и в селе оставались сплошь старики и дети. Я поздоровалась, старичок ответил: «Доброго дня, вашмилсть», – и вопросительно уставился на меня, не переставая проводить рубанком по доске.
– Мне нужен посох, – сказала я и подняла руку, показывая примерную высоту этого посоха. – Вернее, заготовка под него – просто крепкая палка, которую удобно взять в руки. Заплачу’ деньгами или морозными чарами, как хотите.
Старичок замялся. Понятно, магов никто не любит, а деньги никогда и никому не лишние, но летом надо где-то хранить молоко и творог, и просто недоеденные похлёбки-каши, чтобы не прокисли. Терпишь ты чародеев, ибо полезны, или люто ненавидишь колдунов проклятых – летней жаре нет до этого никакого дела; и выливая свиньям запузырившуюся похлёбку, ты можешь утешаться только тем, что не пошёл против поучений жрецов и не стал связываться с кем-то из мажеской братии. Старичок посмотрел на солнце, уже довольно низко повисшее слева от Орлановой кручи, почесал в гладком коричневом затылке и сказал:
– А давайте, вашмилсть, я с перваком своим вечерком потолкую, а вы завтра за палкой-то придёте, тут я вам и скажу, чего мы надумали.
– Хорошо, – покладисто кивнула я. – Так и сделаем.
Теперь главным было запомнить, в какой именно двор меня занесло, а то я уже всё село обошла (ничего интересного), прогулялась по берегу пруда (всё-таки пруда, а не озерца), на стройку не совалась без нужды (вот будет моя палка готова, тогда и пойду), но зато постояла на плотине, досыта насмотревшись на то, как падающая вода остервенело крутит несколько колёс, стоящих рядами по обоим берегам речки, очень недовольной тем, что её перегородили плотиной – только брызги радужным облаком взлетали до самых перил. Можно было ещё пройтись до трактира и поболтать с его хозяином: им явно был кто-то из гильдейских отставников, знающий много всякого… полезного для молодых, неопытных и вообще зелёных сопляков, с которых ещё даже на стол к Солнцевороту деньги не собирают. Или к Ренате Винтерхорст заявиться в гости и выклянчить что-нибудь почитать. Мы не подруги, ясное дело, но с кем ещё она может поговорить, не подбирая слов попроще, если не с другой магессой? Тем более, такой же боевичкой.
Но спина была решительно против того, чтобы я ходила или стояла, заставляя её держаться прямо, и я двинулась обратно в крепость. Сак я разобрала сразу после обеда и, прикинув количество взятых с собой вещей, снова подумала о том, что одно-два платья, кое-что из белья и какую-нибудь котту вместо проклёпанной кожанки надо будет либо шить самой – чего я толком не умею и вообще не люблю, – либо кому-то заказывать. Но сначала придётся съездить в Волчью Пущу и купить там полотна на бельё, бязи или сатина на платья и чего-нибудь шерстяного на котту. Деньги на тряпки, благословите Каттена Истар и Сот, у меня есть, а вот времени шить самой, даже появись у меня такое желание, может и не быть, если я должна буду развлекать занятых рукоделием дам.
За ужином я спросила об этом сиру Катриону – о том, кому можно заказать кое-что из вещей.
– А разве вы сами не умеете? – удивилась она.
– У меня будет на это время?
– От обеда до ужина мне от вас вряд ли будет что-то нужно.
– Я помогу скроить, – предложила сира Аларика.
Рис с овощами она поковыряла немножко и плотно занялась маковыми медовиками под чай. Кажется, мы с нею поладим гораздо лучше, чем с её сеньорой – чую родственную душу. Я, правда, после пешей прогулки по Вязам и их окрестностям в еде не рылась, но тоже предпочла бы что-нибудь сладкое: всё же два погреба подряд, да ещё практически в дороге, где толком не отдохнёшь, не восстановишься – это тяжко. Особенно для такой посредственности, как я.
Между прочим, готовила местная кухарка очень неплохо, гораздо лучше, чем в баронском замке. Ей, конечно, было полегче – кормить приходилось куда меньше народу. С другой стороны, в замковой кухне вряд ли у плиты стоял кто-то один. Возможно, дело было ещё и в том, чего и сколько баронесса или управляющий отпускали для этой кухни. Лишних денег у здешних баронов не было точно. Возможно, у них не было вообще ничего лишнего, кроме земли, которую они в незапамятные времена захватили и теперь удерживали изо всех сил, а то и сверх этих сил. Это вам не Засолье – благополучное владение с до сих пор не истощившимися соляными шахтами, дававшими очень неплохой доход. К тому же дед, а теперь и дядя не тратились на содержание своих охранников, они вполне полагались на королевские войска. А платить налоги и всё равно при этом самим ловить разбойников и отбиваться от орков – даже торговля солью не сделала бы Волчью Пущу богатой. Или смотря кто взялся бы торговать?
Кстати, о торговле… Ужинать вместе с нами за стол уселся-таки гном. Довольно молодой, насколько я могу судить (а я могу очень сильно ошибаться на этот счёт), совсем не толстый и не особенно важный. Да и одетый чуть лучше своих каменщиков, а не в атлас, отороченный мехом. Он всё больше помалкивал, взамен налегая на вино и мясо. Судя по тому, что никто на него ни разу не покосился с видом «да куда ж в тебя лезет-то?», все уже привыкли к гномьим аппетитам.
После ужина они с Меллером сразу ушли в консортовский кабинет, и сир Эммет увязался за ними. А дамы, включая малолетнюю сиру Мадлену, устроились в довольно большой (ну, по меркам маленькой деревянной крепости), но слишком тесно заставленной мебелью темноватой комнате, в которой очень странно, совсем не к месту, смотрелось огромное, в полный рост, отличное зеркало в резной раме. Подарок консорта или его родителей супруге из первого сословия? Со старой мебелью, всё ещё добротной, но потемневшей и потерявшей всякий вид, оно совершенно не вязалось.
Окно гостиной выходило на запад, закатное солнце ещё наискосок заглядывало в него, но освещало только один угол. Так что я развесила гирлянду мелких «ведьминых шаров», чтобы осветить гостиную более или менее равномерно, и подумала, что сейчас посмотрю, кто где сидит, а завтра попрошу стремянку и распишу потолок рунами. Да, руны – это медленно и нудно, требует твёрдой руки, чтобы ни в единой чёрточке не ошибиться, зато магии на них тратится едва ли десятая часть от обычного заклинания, а работать они, как я уже говорила, будут долго. Если не давать им совсем выдохнуться, а вовремя подновлять, мне этих рун на год вполне может хватить.
– Ох, – с чувством проговорила сира Катриона, усаживаясь в кресло с какой-то пушистой серой тряпочкой в руках, – как же мне зимой Ренаты не хватало! К хорошему быстро привыкаешь.
– Да не сказала бы, что сударыня Винтерхорст – это что-то хорошее, – буркнула сира Аларика.
– Я говорю про свет, – пояснила её сеньора.
– А Беркут не призывал для вас магических светляков? Или, – я чуть усмехнулась, – его не для этого нанимали?
– Я вообще не хочу ни о чём этого типа просить, – морщась, отозвалась сира Катриона. – Сира Вероника, я приказала Марте, чтобы после ужина принесла вам вашу… мандолу, да?
– Мандолину, – поправила я. – Мандола – это немного другой инструмент.
– Мандолину, – послушно повторила она. – Сыграете нам?
– Конечно. – Куда ж я денусь? В контракте это прописано как одна из главных моих обязанностей.
Сира Аларика тем временем тоже села за шитьё, только шить взялась обычные мужские подштанники, а сира Мадлена довольно неплохо управлялась с челночком для плетения кружев. Интересно, где это девочка могла в здешней глуши научиться совсем новой, буквально год назад в моду вошедшей технике? Её гувернантка, несмотря на развешанных светляков, подтащила этюдник к самому окну и, почему-то хмурясь, чиркала карандашом по бумаге. Все при деле, одна я бездельничаю, блаженно откинувшись на жёсткую, зато ровную и высокую спинку кресла, стоявшего у камина. Камин, правда, не топился, а жаль: днём было уже по-настоящему тепло, но к закату крепость быстро начала остывать. Хорошо, что одеяло на моей кровати меховое, а то мёрзнуть каждую ночь… Обморожение мне залечили быстро и качественно, но бок и бедро остались болезненно чувствительны к холоду.
Прибежала вертлявая служаночка, на ходу смахивая крошки с губ, и принесла мне мандолину. М-да… а не попросить ли мне господина Меллера выдать мне её как часть моего вознаграждения по контракту? Хочу-хочу-хочу такую «луковку», скромную с виду, простого тёмного дерева и без всяких украшений что на корпусе, что на деке! Зато звук какой! Я прошлась медиатором по всем четырём парам струн – м-м… всё, я влюблена, покорена и готова отдать всё, что угодно, от половины жалования до собственной сомнительной чести.
– Скажу сразу, пою я плохо, – предупредила я. – Голос мне ставили, дикцию я отрабатывала до судорог, но чувственности и артистизма во мне не больше, чем в графском гвардейце на посту. Это будет не пение, а безукоризненное чтение текста под аккомпанемент мандолины.
– Тогда лучше просто сыграйте что-нибудь душевное, – проворчала сира Аларика. Она определённо почему-то была не в духе, хотя вообще выглядела жизнерадостной особой. И сира Клементина с чего-то продолжает хмуриться. Поцапались? Кудрявый красавчик-маршал охладел к располневшей после родов жене и начал клеиться к молоденькой-свеженькой гувернанточке? – Вон братец, – продолжила сира Аларика, чуть оттаивая при упоминании сеньориного консорта, – пел нам недавно, что настанет день и час…
– Как скажете, – послушно отозвалась я. Я, в общем, не театралка, но не знать баллад из уже который год популярной пьесы – это надо очень постараться. По всем трактирам и кабакам без конца кто-нибудь да завывает: «Вот так моё пытают сердце…» Мелодия была несложная, подобрала я её легко и быстро, и вообще, кажется, мне предстояло вспоминать все слезливые романсы, какие я только слышала за последние годы. И наигрывать эту розовую муть вместо того, что нравится мне самой. Ладно, мне в конце концов за это деньги платят, а работа вовсе не обязана доставлять удовольствие.
***
На следующий день после завтрака мне принесли не стремянку, а обычную приставную лестницу, поэтому здоровенному парню с добрым, но туповатым лицом деревенского дурачка пришлось держать её, пока я лазаю под потолком. Я повесила на шею сумку со старыми конспектами по рунам, тряпкой и несколькими брусками мела, потому что мел очень любит крошиться и ломаться в самый ответственный момент, и полезла под потолок. Парень крепко держал лестницу и аж сопел от старания, но я подумала, что активировать руны буду с пола. А то ещё перепугается и бросит лестницу вместе со мною, на ней стоящей.
Цепочка у меня была записана ещё на том самом минимальном курсе, который я предпочитала считать подготовительным. Позже я её много раз исправляла и дополняла, пока не получилось нынешнее плетение – несколько рун света, создающих «ведьмины шары», и руны-ограничители, задающие их размер и силу свечения (мне-то были нужны мелкие и довольно слабенькие, а не та шаровая молния, что обычно призывалась для освещения). В отличие от обычных светляков, эти были привязаны не к магу, а к рунам, и поэтому смирно висели на одном месте.
На праздники я ещё добавляла в рунную цепочку элементы основных стихий, поэтому светляки получались разноцветными. На прошлый Солнцеворот один маг из графских придворных купил у меня такую. Не удивлюсь, если он объявит себя автором задумки, а я окажусь всего лишь жалкой подражательницей: никаких договоров мы, ясное дело, не составляли, и вообще, объявлять себя создателем и владельцем рунной цепочки… Ни один западный суд «магическое» дело к рассмотрению в жизни не примет, а на востоке будут долго смеяться над идеей объявить её своей собственностью. Всё равно что из всем известных букв составить слово и заявить, что оно принадлежит только тебе.
В общем, я выписывала мелом руны на потолке – к моему немалому удобству, небелёном. Больше всего, ясное дело, уставали шея и плечи, да ещё меловая пыль сыпалась на лицо, то и дело попадая в глаза. Дурачок лестницу держал надёжно, можно было не отвлекаться на сохранение равновесия, и я с несколькими передышками (руки просто отваливались, оттого что я их держала над головой) расписала все четыре угла и центр гостиной. Пусть будет освещена вся равномерно, а не беспорядочными островками. Я активировала все цепочки по очереди, комнату залил мягкий желтоватый свет, – не люблю классический голубоватый: холодный он какой-то, мертвенный, на мой вкус, – дала монетку восхищённо вертевшему головой парню и пошла отряхиваться от мела, умываться и искать сеньору, чтобы доложить ей о выполненной работе.
– А они так и будут весь день светить? – спросила она, озираясь на манер своего дурачка.
– Весь день и всю ночь, – подтвердила я. – А что? Окна здесь выходят прямо на запад, до самого вечера в комнате довольно сумеречно – пусть светят.
– Это тяжело? – спросила сира Катриона, продолжая с восторгом рассматривать группы светящихся шаров, похожие на булочки-«цветочки». Мне даже захотелось надуться, как лягушке-быку, но я скромно сказала:
– Ужасно! Плечи ноют, шея не гнётся, а руки – вообще слов нет.
– Ну, это понятно, – торопливо возразила она. – Я хочу сказать, маги ведь тоже тратят силы на колдовство, верно? Вам, наверное, несколько дней теперь сил не хватит ни на что, да? Целых… пять раз по семь…
– Тридцать пять, – любезно подсказала я.
– Вот-вот, тридцать пять огоньков разом вместо двух-трёх.
– Это руны, сира, – вздохнула я, поборов минутный соблазн объявить себя надорвавшейся страдалицей и побездельничать денёк-другой. – Требуют долгой и тщательной подготовки, безукоризненного исполнения и твёрдого знания не только значения каждой, но и законов их совместимости. Однако уже написанную что отдельную руну, что рунную цепочку активировать легко. Ну, как бы вам… вот, скажем, навалены неопрятной кучей здоровенные сучковатые поленья, а вот сложены шалашиком тонкие, ровные, сухие, а под ними уже приготовлены берестяные полоски и трут. Первый костёр тоже можно разжечь, хорошенько постаравшись, но второму-то хватит нескольких искорок из огнива. Я долго щепала лучинки и крошила трутовик, сира Катриона, но чтобы поджечь их, достаточно было два-три раза ударить кресалом по кремню.
– Понятно, – кивнула она, очень внимательно выслушав меня. – И надолго это?
– Если не трогать, недели на две-три должно хватить. Потом я могу подновлять до тех пор, пока ваши девушки не затеют сметать пыль и паутину с потолка. Как только они размажут линии рун, надо будет всё вычерчивать сначала.
Сира Катриона покивала, помялась немного и задала вопрос, который явно рвался у неё с языка ещё до того, как она спросила, не тяжело ли было зажигать разом три с лишним десятка светляков:
– А внизу и на лестнице сможете так? Можно не на потолке, а на стене, чтобы не так сильно голову запрокидывать, и вообще…
– Просто удивительно, как вы терпимы к магам, – не сдержавшись, тихонько фыркнула я.
– Если бы Девятеро не желали существования магии и магов, – возразила она, – не было бы ни магии, ни магов, чтобы бы там ни говорили жрицы. Знаете, с моего владения Агата Голд остатки проклятия снимала, злая страшная ведьма, а не жрец-экзорцист. А уж от стихийных магов вроде вас с госпожой Винтерхорст я вообще ничего, кроме пользы, не видела. Я плохая прихожанка, сира Вероника. Исправно плачу десятину, жертвую деньги, когда бываю в храме, но надеюсь всё больше на людей и нелюдей, а не на богов. С людьми и не людьми договориться всяко проще… У вас спина разболелась? – внезапно спросила она. – Вы так стоите, словно ищете, на что опереться.
– Вы всегда так внимательны к тем, кто вам служит?
– А куда деваться? – сира Катриона невесело усмехнулась. – Если я не буду своих людей беречь, новых-то я где возьму? Идите к себе, сира Вероника, я к вам Лидию пришлю с мазью, чтобы плечи и спину вам растёрла. И не вставайте до обеда. А на лестнице и в холле правда что надо на стенах рисовать, а не на потолке. К тому же над лестницей ещё попробуй дотянись до потолка. Да и со ступенек, потянувшись, загреметь недолго.
Ко мне в самом деле почти сразу пришла управительница, бойкая тётка из тех, что командуют без разбора и прислугой, и хозяевами. Размяла и растёрла она меня умело и привычно, объяснив, что и покойному сиру Руфусу поясницу вечно приходилось лечить, и сыну его, безвременно погибшему, без конца надо было то спину, то ноги промокшие растирать. Да и сама сира Катриона только в последние два-три года хоть часть работы приучилась перекладывать на других, а то и её всё носило по полям – по лесам. Пошлите Девятеро здоровья господину Меллеру, говорила Лидия, тщательно размазывая пахучую жирную пасту по моему загривку, переупрямил-таки супругу, заставил поменьше забот на себя взваливать. Хотя сира Катриона всё равно так и рвётся сама разобраться с любой ерундой, чуть только что-то пойдёт не так. Вся в матушку, пошлите ей Девятеро удачного перерождения, та тоже была уж до того беспокойного нрава!
Я под её воркование задремала и проспала до самого обеда. Я и после него с удовольствием бы ещё повалялась, тем более что спина продолжала-таки побаливать. Не простреливала до остановки дыхания, до потемнения в глазах, но ныла нудно и глухо, возмущаясь тем, как её заставляли прогибаться и замирать в неудобной позе. Я однако ложиться не стала, потому что быть такого не может, чтобы я никому не понадобилась.
Ну… легко предсказывать очевидные вещи. Мы еле успели встать из-за стола, как меня спросил тот самый дедуля. Сам пришёл и принёс отличную заготовку под посох – длинную, прямую, в меру увесистую, упоительно пахнущую свежим деревом.
– Ясень? – спросила я, привычно взяв будущий посох базовым хватом «блок против меча». У Беркута с Каракалом, болтавшихся во дворе, лица сразу стали такие… понимающие, и даже сир Эммет заинтересовался.
– Он самый, – покивал старичок. – Я его песочком подрал немного для гладкости, а морить не стал покуда, про морилку-то разговору не было.
– Не надо его морить, – возразила я, любуясь гладкой розовато-жёлтой древесиной. – Олифой только пройтись в два слоя, чтобы не темнел.
Я сделала несколько шагов назад и аккуратно, плавным движением крутанула посох вокруг себя. Удивительно, дедуля никаких мерок с меня не снимал, но толщину подобрал просто идеально по моей руке. Двигалась я осторожно, чтобы не тревожить спину, но вообще-то ей такие разминки были бы очень полезны – медленные, текучие повороты и выпады с небольшим утяжелением. Надо будет позаниматься по утрам.
