Текст книги "Отдых и восстановление (СИ)"
Автор книги: Арабелла Фигг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)
Так что я выписала условия проведения кое-каких ритуалов и параметры, необходимые для расчётов по ним, а ещё – некоторые особенности наложения именно тёмных заклятий. Особенно в их «зеркальном» варианте, направленном на поглощение или отражение чужих чар. После чего конспекты Лоренцо и свои выписки из них я оставила на хранение отцу Вернону. Не те всё же вещи, которые можно бросать где попало. Он пообещал сохранить моё до моего возвращения, а не моё – вернуть владельцу, но сам пролистал тетради с нескрываемым интересом, отставной экзорцист. Кажется, будут эти записи основательно изучены и сравнены с тем, что изучал святой отец в бытность свою рекрутом ордена Пути.
***
– А вам непременно нужно ехать самой?
– Простите, что? – не поняла я.
Баронесса слегка поморщилась, вынужденная объяснять очевидные, по её мнению, вещи.
– Я внесу ваше имя в список, – сказала она. – Вам этого недостаточно? Мы тоже собрали кое-что, и я составила список тех, кто пожелал помочь старым, больным или покалеченным сёстрам ордена. Вам недостаточно быть в этом списке второй, сразу после меня?
– То есть, – уточнила я, – я приготовила целый мешок тёплых вещей и собралась отвезти их в приют; вы, сира Аделаида, узнав об этом, решили последовать моему примеру – а теперь спрашиваете, зачем мне ехать?
На увядшем лице некрасивыми, неровными пятнами загорелся нервный румянец.
– Как вы со мной разговариваете? – возмутилась баронесса.
– Как?
Она беспомощно оглянулась на сына, потому что формально обвинить меня ей было не в чем, а упрекать в недостаточной почтительности?.. Так она мне никто, вообще никто. Жена сюзерена супруги моего нанимателя – явно недостаточно для того, чтобы требовать чего-то сверх простой вежливости.
– Если пожертвования от Волчьей Пущи привезёт в приют магесса, – с тяжким вздохом объяснил мне, непонятливой, сир Кристиан, – это бросит тень на всё владение.
– А при чём тут Волчья Пуща? – непонятливая я удивилась ещё больше. – Я везу мешок шерстяных чулок и платков от себя лично. Если старые и больные Дочери Аррунга не захотят брать эти вещи у злой страшной ведьмы, пусть мёрзнут. Уверена, что на дармовые чулки найдутся желающие поумнее.
– Вы приедете туда вместе с нами, – вмешалась молчавшая до сих пор сира Луиза.
– А не наоборот?
– Сира Вероника! – вознегодовала баронесса.
Конечно! Как это я смею думать, будто семья барона примазалась к моему начинанию?! Тогда как должна смиренно полагать, что это мне дозволено сопровождать младшего баронского сына с супругой, решивших по дороге в Озёрный закинуть кое-какое барахло, собранное в замке и у вассалов, в приют. Ну да, сир Кристиан с сирой Луизой вообще-то не в обитель ехали, а навестить родню в столице графства. А с ними и сир Ламберт собрался с законной супругой своей увидеться то ли третий, то ли четвёртый раз за год. Я так понимаю, Елене Ферр предстояло на праздниках принимать в своём доме и его самого, и его племянника с женой. Вот уж, наверное, она обрадуется таким гостям! У неё же именно в предпраздничные дни должна была перебывать на официальных и не очень обедах целая толпа крупных покупателей, поставщиков, чиновников средней руки, гномов, обслуживающих механизмы в её цехах, и прочих, кого сажать за один стол с братом барона вроде как не вполне и прилично. И если супруг с племянником наверняка были привычны к любому обществу, то сира Луиза точно отравит любое застолье своей физиономией, кислой от соседства простолюдинов и тем более нелюдей.
Ладно, опять же не моё дело.
– Хорошо, – сказала я, пожимая плечами. В конце концов, общаться с послушницами и девами-рекрутами у меня самой большого желания не имелось, да и упрямиться, настраивая против себя баронессу, тоже не стоило. Мне в конце концов ещё полгода здесь торчать, а это земли её супруга. – Я просто съезжу в Захолмье, куплю там подарки и проветрюсь немного. Можете даже не вносить меня ни в какие списки: я хочу помочь ветеранам не ради сомнительного благословения тамошнего жреца. Богам же, я полагаю, наши списки и вовсе безразличны.
Истар во всяком случае никакого официоза не требует. Сделано во славу Её и собственной совести – она зачтёт. А десятину под расписку в амбарной книге, как у торговцев, пусть требуют Девятеро. Всё равно при перерождении каждый получит то, что заслужил. Не больше и не меньше.
В общем, в одной из фур длинные ящики, отродья Бездны знают с чем, но с чем-то очень тяжёлым, застелили шкурами, чтобы сидеть было и теплее, и мягче, а тент сзади по просьбе сиры Луизы раскрыли, потому что слишком скучно было сидеть в парусиновом мешке. Но даже так ехать до Захолмья нам предстояло, не видя толком дороги: один хвост из снежной пыли за нашей фурой да лошади, тянувшие фуру позади нас – вот и все зимние виды, не то что в карете. Зато почти не трясёт и места гораздо больше, даже высоким и плечистым мужчинам есть куда вытянуть ноги и вообще усесться привольно. Я невольно покривилась, представив себе возвращение в почтовой душегубке. Надо будет, кстати, выклянчить у сира Ламберта какую-нибудь шкурку на обратный путь. Потом верну. Или вообще лучше купить, а не просить на время: будет сиру Ламберту немного серебра на мелкие расходы, а я в своей комнате постелю меховой коврик на пол перед кроватью
Дорога была неплохо накатана, но ехали мы, сколько я могла судить, гораздо медленнее, чем могли бы. Заняться было решительно нечем, только вести бесконечные дорожные разговоры, однако я всё больше помалкивала, пока дядя с племянником обсуждали, как удобнее и быстрее всего управиться с делами. Луиза изредка вставляла короткие вопросительные замечания – чувствовалось, что и путешествовать она непривычна, и вообще полагает, что это мужчины созданы для решения проблем, а вовсе не приличные замужние женщины. Словом, в Захолмье мои попутчики планировали нанять какую-нибудь повозку до обители, а уж в столицу графства они собирались отправиться в почтовой карете, как приличные люди. Хотя и сир Ламберт ворчал, что предпочёл бы меллеровскую фуру, и не только потому, что бесплатно; и сир Кристиан согласно хмыкал. Одна сира Луиза нервничала, что едет в – фу-фу! – грузовой повозке, пускай и на гномских пружинных рессорах: храни Девятеро, а вдруг в Озёрном об этом узнают?
– Не переживайте, – чуть усмехнувшись, утешил её сир Ламберт, – хуже, чем настоящие горожане уже думают о приграничных дикарях вроде нас, думать они не будут. Так и тянет иной раз в гостях у какой-нибудь троюродной сестрицы высморкаться в занавеску… а, нет!.. в пор-тье-ру, вот. Какой с меня, дикаря, спрос?
Сир Кристиан хохотнул, видимо, вполне солидарный с дядюшкой, а сира Луиза поджала губы. То ли не оценила шуточки, то ли ей пришлось признать, что брат её свёкра прав, и от этого было ещё обиднее.
Ехали мы очень уж неторопливо. Наверное, двигаясь побыстрее, обоз мог бы добраться до Захолмья и поздним вечером этого же дня. Но обозники берегли лошадей (или не хотели вернуться в Озёрный слишком быстро, чтобы их перед самыми праздниками не послали куда-нибудь ещё), и мы довольно рано – ещё и темнеть толком не начало – остановились на ночёвку. Трактир стоял на развилке, южная ветка которой уходила к Рыжей Гриве, и был, как и большинство заведений в таких краях, больше кабаком для местных, чем гостиницей. Но регулярно проходящие через него меллеровские обозы, видно, подкормили и хозяина «Перепутья»: даже в наступающих сумерках ясно виделась разница между старым зданием и относительно недавно построенным флигелем. Это пока мне, чуть живой от боли в спине, мечталось лишь об окончании поездки, я не обращала внимания на подобные детали. Теперь-то я могла рассмотреть во всех подробностях последствия до сих пор кое-кем осуждаемого брака сиры Катрионы. Да уж, что бы там ни болтали ревнители традиций и просто завистники, а брак явно пошёл на пользу не только ей и даже не только Волчьей Пуще, но и соседям.
Впрочем, обычные трактирные… подробности были более чем обычными. Для элитного разведения, может, и непригодными, но вполне себе крупными и резвыми, поэтому в снятой на четверых комнате с двумя кроватями я первым делом содрала с постелей бельё и прошлась по тюфякам волной раскалённого воздуха. Увы, сочетание «воздух и огонь» требуют от ледяного мага удвоенной концентрации и утроенной осторожности, поэтому я весьма непочтительно рявкнула на своих породистых спутников, чтобы не лезли под руку и вообще помалкивали. Сира Луиза потрясённо глянула на меня, но потом перевела взгляд на дрожавшее между моими ладонями жаркое марево и благоразумно придержала язычок. А мужчины, наверняка неплохо знавшие боевых магов (одна покойная Ледышка чего стоила!), тем более не стали ничего говорить. Они проворно перевернули уже прокалённые с одной стороны тюфяки и подушки кверху ещё не обработанной стороной и даже немного отодвинули кровати от стен, чтобы я и образовавшиеся проёмы хорошенько прожарила.
Дожидаться замотанной прислуги вряд ли стоило, – целый обоз как-никак надо было принять и разместить – поэтому брат и сын барона не чинясь всё так же сами сдвинули койки обратно, а неизбалованная сира Луиза своими ручками натянула наволочки на подушки и постелила простыни. По белью я, кстати, тоже прошлась волной раскалённого воздуха, потому что трактир точно был не из тех, где постели меняют после каждого третьего постояльца, а ещё меня нервировали просторные щели между половыми досками, между полом и стенами, да и между брусьями стен тоже. Я надеялась хотя бы припугнуть притаившихся там тараканов, но, уставшая с дороги, потеряла-таки концентрацию. Хорошо, что сил у меня немного: старый сосновый брус всего лишь потемнел ещё сильнее, зато ощутимо потянуло гарью – и я торопливо мазнула по стене ледяной коркой. После чего рухнула на стул, выцедила из себя последние капли магии на сосульку и прижала её ко лбу, потому что над правой бровью запульсировал огненный шар угрожающе заворочавшейся мигрени.
На мою беду, мы ещё не ужинали, а в таком состоянии есть совершенно невозможно: от одного запаха еды может стошнить. Так что я бросила поплывшую сосульку в таз для умывания, свой меховой плащ кинула поверх трактирного одеяла, тощего и колючего, села на кровать и начала расстёгивать рубашку из тонкого гладкого сукна (ферровского, не кот чихнул – на действительно важных вещах я не экономлю). Сира Луиза посмотрела на меня с осуждением, а мужчины – с интересом, но под суконной рубашкой у меня была простая полотняная, совершенно мужская с виду, а под стёганными штанами – такие же мужские подштанники. Ничего интересного, никаких завлекательных женских штучек. Смотреть не на что, всё равно что какой-нибудь мальчишка-рекрут готовился бы ко сну.
– Я – спать, – заявила я. – Сир Ламберт, честное слово, я не покушаюсь на ваше целомудрие. Могу потом Феликсу магией своей поклясться, что ничего не было.
Мужчины враз, дружно хохотнули, а сира Луиза неодобрительно заполыхала ушами, но опять-таки смолчала. Ох, выскажется она, я думаю, когда вернётся. Баронесса и сира Амелия, а также все родственницы, подруги и просто знакомые очень много чего услышат о злобной и распутной ведьме. Интересно, как в её изложении прозвучит сказанное мною? Помнится, мой неосторожный восхищённый выдох при взгляде на однокурсника родом откуда-то с Белого архипелага: «Посмотришь на Сигурда – самой жить захочется!» – превратился в: «Вот бы с кем я жила!» Причём авторство почему-то приписали моей тёзке с факультета целителей. Слухи и сплетни, что ни говори, такая загадочная вещь.
Я залезла под утеплённое плащом трактирное одеяло (эх, впору было тащить с собой в дорогу мою прекрасную перину, толстую, мягкую, пухлую), легла лицом к стене и свернулась кошачьим клубком, пока постель ещё не нагрелась от моего тела. Голова болела, но не особенно сильно, не мешая задрёмывать, и спина только ныла немного, тоже вполне терпимо. А там и попутчики мои прикрутили фитиль в лампе, оставив совсем крошечный огонёк, и ушли в общий зал, ужинать. Словом, я могла спокойно засыпать.
Вот только ночью мне опять приснилось, что я пытаюсь удержать Шака, летящего со склона вместе с пластом обледенелого снега. Я дёрнулась, открыла глаза, с облегчением опознала трактирную комнату, кое-как освещённую масляной лампой, и с некоторым усилием разжала сведённые судорогой пальцы, которыми я вцепилась в рубашку лежащего рядом мужчины.
– Прошу прощения, – пробормотала я. – Дурной сон.
– Бывает, – философски заметил сир Ламберт и утешающе похлопал меня по плечу.
Как мальчишку-рекрута, уж точно не как чего-то испугавшуюся девицу. После чего заснул снова, благослови его Истар, не пытаясь расспросить о том, что же мне, собственно, такое приснилось. И даже не рассказал какую-нибудь свою байку о событии, тоже снившемся ему потом в кошмарах – а у брата приграничного барона таковых легко набрался бы и десяток, и два, я думаю. Одни шрамы на правой руке чего стоили, замеченные мною, когда мужчины, подтянув повыше рукава, двигали мебель и ворочали слежавшиеся тюфяки. Сиру Ламберту, уверена, хватило переживаний, уцелеет ли рука после таких ранений или из-за разгоревшегося «чёрного огня» придётся отнимать её чуть не до локтя – правую-то! Каттен, как ни крути, был вполне рядовым целителем, магистром второй ступени, не гранд-мастером и не просто мастером даже, а ведь и они не всесильны.
Я рассеянно потрогала свой шрам на левой руке. Нащупывался он всё ещё легко, а вот разглядеть его уже можно было только при ярком свете, тонкую белёсую полосочку, оставленную бритвенно-острым лезвием. Потом я полежала, прислушиваясь к ощущениям в спине. Вроде бы более или менее всё было в порядке. Уж точно никакого сравнения с тем, что я испытывала по дороге в Волчью Пущу. Что ж, надеюсь, ещё полугода мне хватит, чтобы поправиться окончательно.
***
В Захолмье я с попутчиками рассталась: они наняли подводу до обители Дочерей Аррунга, а я подтвердила, что останусь тут и не буду смущать добродетельных и бескорыстных служительниц бога-воина ни своей мажеской мордой, наглой и высокомерной, ни наёмничьим жетоном. Я даже не спросила, есть ли я в том самом списке, но сира Луиза переступила через себя и сама, по доброй воле, известила меня, что сира Аделаида внесла-таки моё имя туда, подробно перечислив, чего и сколько жертвует приюту сира Вероника из Засолья – просто Вероника и просто из Засолья, как Ледышка, значившаяся на могильной плите просто сирой Фридой из Плотовиков. Бедная баронесса, надо думать, всеми силами спасала репутацию владения, которое по недосмотру её супруга всё больше превращалось в пристанище злобных колдунов.
А Захолмье меня разочаровало. Ну да, городишко был покрупнее и чуть побогаче Волчьей Пущи (что совсем не сложно, между нами), но Каас выбор предлагал едва ли не вдвое больший, чем хозяева здешних лавочек, а фигурные пряжки и наборы пуговиц я лучше закажу гномам из того медного сплава, что делают только Под Горой – прочного и долго не тускнеющего. Стоить такие штучки будут подороже, ясное дело, но гномы-то с меня денег не потребуют, я им как магесса гораздо интереснее и нужнее.
Общественная баня в Захолмье имелась, а как же – приличный город как-никак, местный торговый центр с осенними ярмарками и вообще перевалочная база для обозов на восток. Увы, никаких купален в бане этой и духу не было, как и отдельных номеров. Спасибо, хоть горячей воды вдоволь и никто не бурчит, что вот опять постояльцы локти растопырят, волосьями долгими растрясут и весь пол зальют, а добрым людям потом убирай за ними. В общем, я помылась, вздыхая по купальне в какой-нибудь «Наяде», обсохла, побродила по узким кривым улочкам, на удивление неплохо пообедала в заведении, где на меня выразительно поглядывал господин с потугами на лоск (комнаты тут наверху на часок сдают, что ли?), потом заглянула в несколько лавочек, но так ничего и не купила.
Ну и ладно. Зато вспомнила, что это вообще такое – разъездная жизнь без своего угла. И убедилась, что гарцевать на горячем жеребце мне точно не стоит, но поездку в повозке я вполне могу выдержать уже сейчас, а не через полгода. Так что я зашла на почту, узнала там, когда ждать карету в Волчью Пущу, и отправила письмо в Горючий Камень, в тамошнее отделение Гильдии Наёмников. Адресатом я указала главу и попросила его передать с надёжной оказией весточку Шак’Каррукату: если тот надумает снова взять меня в пару, то к лету следующего года он может дождаться меня в Горючем Камне или же приехать за мной в Озёрный.
А меллеровский контракт на три года… Мне хватило трёх-четырёх дней в дороге, чтобы окончательно понять, насколько же меня раздражают вышестоящие, когда они не сидят по далёким отделениям в крупных городах, а без конца зудят у меня над ухом.
========== Глава девятнадцатая, в которой героиня возвращается в Вязы ==========
Комментарий к Глава девятнадцатая, в которой героиня возвращается в Вязы
Мои дорогие! Я безмерно благодарна за поддержку и прошу прощения, что возвращаюсь не сразу. Каюсь, деньги, которые были перечислены на интернет, я потратила на день рождения, будь он неладен. Сами знаете, как это бывает: «Да не надо ничего готовить, мы так только, забежим поздравить». Ага, гости дорогие, подарки гоните сюда, а сами можете даже не разуваться. Разумеется, это грёбаное пятидесятипятилетие пришлось отметить хотя бы в качестве поминок пенсии, пролетевшей, как Огюст Фаньер над Парижем. А уже из подаренных «конвертиков» я оплатила интернет.
Спасибо всем огромное!
– А у меня попросить нельзя было? – проворчала сира Катриона, глянув на рысью шкурку, свисающую с моего плеча поверх плаща: сир Ламберт широким жестом подарил мне её за «прекрасные ночи – без блох, клопов и тараканов». Да, мы провели ещё две совместные ночи, уже на постоялом дворе в Захолмье. Поистине прекрасные, потому что сир Ламберт не храпел, не складывал руки-ноги на лежащих рядом и вообще спал себе спокойно, не вертясь ужом на сковородке и не перетягивая на себя одеяло. И Елене Ферр, и Феликсу Каттену можно было только позавидовать. У Людо, к примеру, имелась изрядно раздражавшая меня привычка подгребать меня к себе под руку, словно и во сне он пытался заявить на меня права.
А на вопрос сиры Катрионы я только молча дёрнула плечом, не желая пояснять очевидное: терпеть не могу кого-то о чём-то просить. Договориться о равном обмене, как те же мои ледышки в обмен на помощь с ритуалами – это пожалуйста. А клянчить у жены нанимателя меховой коврик, каких я полдюжины могу купить?.. Я тихонько фыркнула себе под нос, вытаскивая объёмистый тюк из розвальней, на которых вернулась в Вязы из Волчьей Пущи. Тут за какие-то четыре дня, оказывается, столько снегу намело, что крестьяне поменяли телеги на сани. Хотя по Захолмью и его окрестностям всё ещё вполне можно было проехать хоть в фуре, хоть в карете.
Мужичок, который меня довёз, оттёр меня от саней и сам ухватился за тюк, бурча: «Никак спина давно не болела, ваша милость, а? Это чего ж вы такого набрали, аж на верный пуд потянет?» Я хмыкнула: скажи-ка главе семейства, что это всё отрезы на подарки, тут же начнёт ворчать про «бабам бы тряпки одни». Я ведь как следует прошлась по полкам в лавке Кааса, накупив у него тканей простых, недорогих, но добротных и качественно прокрашенных. Заодно поделившись своими наблюдениями о том, что даже в Захолмье выбор меньше. «Так ведь сударь Вебер тут у нас сам бывал, – приосанился Каас. – Сперва купить хотел мою лавку, да я упёрся, что не продам. Так он с обозами супруга своего, ну который дядя сударю Меллеру, посылает всякого понемногу. Потому у меня и выходит подешевле, напрямую-то. Он же, сударь Вебер-то, гномов всё завлечь желает, вот у меня и не только бязь с сатином, а и подороже ткани имеются». – «А берут? – полюбопытствовала я. – Гномы?» – «Берут понемногу, – кивнул Каас. – А ещё дриады в последние годы тоже начали заглядывать. Тем всё шёлк да атлас, да муслин надобны, а гномы всё больше на бархат да на дорогое сукно налегают. Что посолиднее, словом». Я не замечала, чтобы тот же Дромар одевался посолиднее, но гномы могли и домой покупки отправлять – не в бархатном же камзоле на стройке работать. Так что и Дромару в подарок были куплены десять локтей тёмно-синего с чуть заметной искрой ферровского сукна: Елена Ферр с сыном тоже были не против заиметь в постоянных покупателях гномов из Дома Морр и тоже посылали кое-что из своих товаров в Волчью Пущу.
Мой возница собрался тащить покупки в крепость, но я возразила, что мне нужно в егерскую казарму, и попыталась отобрать тюк. Мне этого, ясное дело, не позволили, сира Катриона могла бы и не приказывать: мужичок совершенно точно желал получить с меня хоть пару медяков на кружку пива у Фила, а на глазах своей сеньоры он вряд ли бы рискнул просить с меня деньги. Или хоть намекнуть, что неплохо бы угостить помощника пивом или чем покрепче.
Так что он велел какому-то мальчишке присмотреть за лошадью и санями, а сам, благослови его Истар, не только донёс мой куль до казармы, но и втащил на третий этаж. Я поблагодарила и выдала ему монетку, мужичок сунул её куда-то за пазуху, и мы расстались, вполне довольные друг другом. Я, не разматывая холстинку, в которую были завёрнуты отрезы, впихнула всё это богатство в сундук и хмыкнула над тем, что недолго же он простоял полупустым.
Сундук, кстати, перебрался в изножье кровати, а его место под окном занял письменный стол с выдвижными ящиками, с углублениями под чернильный прибор и лампу, с лесенкой небольших полочек в правом дальнем углу и наклонной доской внизу, на которую оказалось очень удобно ставить ноги. На минуту я даже пожалела, что придётся это чудо оставить тому, кто займёт комнату после меня и кому наверняка стол понадобится разве что кружку с грогом на него приткнуть мимоходом. Стул мне пущинский столяр смастерил ничуть не хуже – основательный, удобный, с мягким кожаным сиденьем и такой же мягкой высокой спинкой, на которую можно было привольно откинуться, прикрыв глаза и заложив руки за голову. Я попросила у Истар, а заодно и Сот Трижды Мудрейшей благословения для такого понимающего и рукастого человека, решив, что в качестве премии за отличную работу зачарую ему кусок необработанного кварца – на столе этих кусков разных размеров и оттенков полный небольшой ящичек стоял.
Посидев за новеньким, ещё пахнущим свежим деревом столом, потянувшись к полочкам (как раз на расстоянии руки) и повыдвигав ящики, я спохватилась, что время к полудню, а я ещё даже не переоделась. Умываться после поездки по свежему снегу нужды не было, и я сменила стёганые штаны на «мануфактурские» чулки из тонкой шерсти, – Каасу я их заказала ещё в конце лета, не желая колоть себе ноги деревенскими, грубыми и неуклюжими, – а вместо суконной рубашки надела платье. Ну вот, проклёпанная куртка расправлена на вешалке, перевязь наброшена поверх неё, штаны разложены на горячей трубе сушиться… Наёмница вернулась из поездки и опять должна изображать приличную девицу. Не опаздывать к обеду, например.
На обед я всё же немного опоздала: все уже сидели за столом. Причём стол становился откровенно тесноват, потому что у сира Эммета появился помощник, и пока что они оба находились в Вязах. Сеньора с консортом, её маршал с женой и помощником, гувернантка, Дромар, я… Помнится, Аларика рассказала мне, что после похорон брата и отъезда его вдовы сира Катриона ела на кухне, чтобы не сидеть в одиночку за столом в пустой комнате. «Вот потому ей и не нравилось, что вы уходите в Ведьмину Плотину, когда мы и так всего втроём оставались», – объяснила она. Я покивала, принимая объяснения, но подумала, что сира Катриона слишком уж привыкла требовать и приказывать. Даже то и тем, на что и кому, собственно, прав никаких не имеет. М-да, девятое колено владетелей – это вам не травницына дочка. Женщина с рождения привыкла, что она благородная сеньора, а не кот начхал. Мне вот так никогда не суметь, даже если появится у меня в конце концов своё владение: не то происхождение и воспитание не то. А мажеская заносчивость и самоуверенность – это всё-таки не врождённая привычка требовать почтения и послушания.
Меня, ясное дело, взялись расспрашивать о поездке. Я отозвалась в том смысле, что трактиры по всему миру одинаковы, а о пожертвовании вообще высказалась в высшей степени аккуратно. Не те были слушатели, чтобы жаловаться на жену и невестку барона. Один Меллер понимающе хмыкнул и продекламировал:
О мудрец! Если тот или этот дурак
Называет рассветом полуночный мрак,
То не будь дураком и не спорь с дураками:
Каждый, кто не дурак – вольнодумец и враг.*
Сира Катриона озадаченно посмотрела на консорта, не сообразив, к счастью, к чему это было сказано. А меня больше заинтересовало, где Меллер нашёл эти стихи: среди тех, что я записывала для Дромара, именно этого четверостишия не было. Честно сказать, я такого не помнила вообще, только по стилю и опознала, поэтому уточнила:
– Ваш поверенный в Серебряный Лиге купил для вас сборник рубаи?
– Нашёл хорошего переводчика, – кивнул Меллер, чуть усмехаясь, – а потом в местной типографии заказал крошечный, в полсотни экземпляров, рукописный тираж. Я, простите, сира Вероника, позаимствовал вашу идею со стилизацией под тамошний алфавит. Прекрасные получились подарки для тех, у кого и так уже есть всё, только луны с неба не хватает да книг с экзотическими стихами.
– Мне не надо луну, – быстро сказал Дромар, – но эту книгу я хочу для отца. Что возьмёте за неё господин Меллер?
– Ничего. Одна сразу предполагалась вам в подарок, – заверил Меллер. – А то что’, собственно, бакалейщик может подарить гному на Солнцеворот? Незнакомая пища, какая угодно приятная на вкус, может и не понравиться с непривычки, а ви’на, сколько я заметил, вы вообще не оценили. Спасибо сире Веронике, что нечаянно подала мне замечательную идею.
– Сира Вероника вообще идеями разбрасывается так, будто они ровно ничего не стоят, – неодобрительно заметил Дромар.
Я пожала плечами.
– Мастер Дромар, это надо иметь такой склад ума и характера, как у вас или господина Меллера, чтобы превращать в деньги или иные ценности то, что я ляпнула вообще не думая. А личный вопрос позволите? – Гном согласно наклонил голову, и я спросила: – Какие подарки у вашего народа считаются… ну, слишком личными, непозволительными для посторонних? – А то, может, зря я купила отрез сукна. Вдруг почтенному вдовцу не пристало принимать такое от чужой бабы, да к тому же человечки? Нет, сукно у меня в любом случае не пропадёт, и если что, я зачарую для Дромаровой матушки такой же светоносный фиал, как для Аларики. Просто не хотелось бы по незнанию влипнуть в скандальную ситуацию.
– Вы собираетесь сделать мне подарок? – недоверчиво уточнил он.
– Как надёжному и честному деловому партнёру, – подтвердила я. – А если это неприемлемо, я передам его через господина Меллера или кого-нибудь из семьи барона.
– Думаю, так будет даже лучше, – чуть помедлив, ответил Дромар, пока все остальные откровенно подслушивали… в смысле, с интересом слушали наш с ним диалог. – Я прекрасно понимаю, бесценная госпожа, что у вас нет никаких иных поводов для подарков, но думаю, что лишние сплетни не нужны, ни вам, ни мне.
Я покивала, соглашаясь, а сира Катриона сказала задумчиво:
– Надо же, а до Солнцеворота каких-то пара недель осталась. Надо бы начинать готовиться понемногу.
И все дружно заговорили о грядущих праздниках. А я подумала, что надо срочно, вот прямо после обеда просить Дромара, чтобы заказал для меня пуговиц-пряжек на мелкие подарки. Интересно, их сочтут заколдованными? Подгорные сплавы очень долго служат, не теряя ни рабочих качеств, ни внешнего вида, но простым деревенским парням откуда это знать? Решат, наверное, что это я зачаровала подарки, чтобы дольше служили. Впрочем, кое-кто, наверное, в храм свозит освятить – на всякий случай. А то кто нас, ведьм, знает? Вдруг на пуговицах приворот?
_____________________________________________________________________________
* Омар Хайям
========== Праздники почти уже барона ==========
За день до Солнцеворота приехали Людо с Гилбертом, привезли подарки. Меллеровские подарочки пришлось таскать в кладовки здоровым мужикам, потому что привёз он мешки с мукой, рисом, изюмом и черносливом. Матушка рвалась между облегчением (в праздники, что ни говори, народу кормить приходилось немало, и не ячменную же кашу ставить на праздничные столы) и оскорблённым самолюбием (нас что, не считают способными накрыть стол без помощи каких-то… бакалейщиков?). Но Гилберт в очередной раз дал повод заподозрить у себя в предках сирену, потому что через пять минут разговора с ним матушка уже смеялась и грозила ему пальцем. А Людо, кроме обычного печенья, наделал смешных зверушек из сладкого теста с глазами-изюминками. Детей угощать, пояснил он, и матушка, которую успел заболтать Меллер, благосклонно кивнула: да, раздать забавных и вкусных зайцев-белочек детям вассалов и кое-кого из особо приближённой прислуги – это будет неплохо. Ещё Людо привёз сахарные фигурки для праздничных гирлянд. Да не просто сахарные, а чуть ли не всех цветов радуги, и матушка с Амелией, дотошно их пересчитав, велели горничным добавить к уже имеющимся украшениям зверушек самой неожиданной расцветки.
А ещё Людо обмолвился о том, что завтра утром они с Гилбертом возвращаются в Вязы, прихватив с собой отца Вернона, чтобы тот не просто провёл службу, но и присмотрел за чародейками, затеявшими развлечь народ магическими фейерверками. Селена с Анорой, вертевшиеся рядом и умильно поглядывавшие на сахарных зайчиков и ёжиков, немедленно заныли, что они тоже хотят посмотреть на волшебные огни, про которые после Равноденствия столько всякого говорили, и Генрих решил съездить в Ведьмину Плотину. В конце концов, барон Волчьей Пущи покамест, хвала Девяти, отец, а не он, так что обойдутся и без него. В крайнем случае есть дядюшка Макс, если вдруг отцу здоровье не позволит хотя бы начать празднование Солнцеворота.
Можно было ехать и верхом, но дочек всё равно пришлось посадить в фуру, где так же, как для Криса с Луизой, стояли ящики, застеленные овчинами, и Генрих решил в кои-то веки прокатиться с каким-никаким комфортом. Править сел Гилберт, девчонки забрались к нему на козлы, чтобы глазеть по сторонам, а уж в том, сколько сказок тот им расскажет доро’гой, Генрих ни минуты не сомневался. Сам же он в компании Людо, отца Вернона и напросившихся с ними Отто и Брана устроился внутри фуры, ничуть не жалея о том, что не может сквозь просмолённую парусину любоваться окрестностями – а то он этими окрестностями не налюбовался за три с лишним десятка лет!