Текст книги "Отдых и восстановление (СИ)"
Автор книги: Арабелла Фигг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)
Я только тихонько вздохнула: Беркут, сколько бы сил ему ни отмерил Неизъяснимый, был настоящим серебряным магом. Ему обсушить что себя с напарником, что нанимателя с племянницей – даже заклинание наверняка читать не надо. Насмотрелась я в академии на этих породистых, учившихся колдовать с пелёнок: они чуть ли не взглядом могли высушить одежду себе и волосы приятелю.
У меня так конечно не получалось, но заклинание я выучила, а как же. Оно и раньше мне частенько пригождалось, а теперь я только им и спасалась, потому что в моей каморке из-за дождей стояла зябкая сырость, без конца впитывавшаяся в постель и одежду, так что приходилось заклинанием сушить и прогревать буквально всё, от носовых платков до подушки. (Сира Катриона разок-другой спрашивала, не поставить ли мне жаровню с углями на ночь, но я отказалась: и опасно, и голова утром болит, и вообще, маг я или кто?)
Зато под мерный шелест капель мне крепко и спокойно спалось. Даже проклятый перевал перестал сниться. Вернее, не сам перевал, а тот момент, когда я пытаюсь удержать Шака: сил мне, ясное дело, не хватает, а прочесть заклинание я то ли не успеваю, то ли просто не догадываюсь, и мы вместе летим с обрыва… Многоликая-но-Единая! Сколько же раз я просыпалась в холодном поту и не от собственного ли вопля. Наконец меня на’чало отпускать, и влажный холодный тюфяк – это, право, такая ерунда, если просушив его, лежишь в меховом коконе беличьего одеяла, слушаешь дробный перестук дождя и потихоньку уплываешь в детские воспоминания о чердаке с матушкиными травами, а потом в сон. Мне то ли ничего не снилось вообще, то ли сны тут же забывались, но вставала я по утрам с дивно свежей и ясной головой. Как раз для расчётов и зачарований.
О зачарованиях этих я и думала, когда после обеда принялась-таки рыться на средних полках шкафов, где у Меллера стояли почти сплошь авантюрные романы – очевидно, чтобы разгружать голову после таблиц, счетов и реестров. Гедеон Марч там, кстати, тоже был, как и Дорн, так что клянчить что-нибудь почитать у Ренаты мне было вовсе незачем, оказывается. Я порадовалась своему открытию и отложила для себя «Северный ветер», который давно уже хотела перечитать, а для дам – тот самый «Ничейный остров». Мне не удавалось до сих пор прочесть его, так что и самой будет интересно. Ещё я поглядывала на верхнюю полку, где стояли книги посерьёзнее, и перед носом у меня как раз блестело серебром на корешке «Народ гномов глазами людей».
– Господин Меллер, – сказала я, плотнее прижав левым локтем два уже выбранных томика, а правой рукой покачивая «Гномов», точно шатающийся зуб сама пыталась аккуратно вытянуть, – вы случайно не знаете, кольца для гномов имеют какой-то смысл более глубокий, чем просто украшение? Ну, там с каким-нибудь статусным подтекстом?
– Насколько я знаю, нет, – чуть подумав, ответил он. – Но мы давно ведём дела с Домами Ильфердина и Халната, а Дом Морр я пока ещё знаю очень плохо. Будет лучше, если вы прямо спросите Дромара, не истолкуют ли превратно ваше требование расплатиться за морозные кристаллы кольцами.
Я покивала. Да, за расчёты для морозильного ларя мне хватило бы и фунта чернильного порошка. Но зачаровать шесть кристаллов так, чтобы мясо в ларе промёрзло всерьёз, а не просто охладилось – извините, это уже совсем другой разговор. Дромар отлично это понимал и спорить даже не пытался. Он же и предложил что-нибудь из украшений… в пределах разумного, конечно. Я собиралась в пределах этого разумного потребовать серебряное кольцо с аметистом или топазом любого цвета, любой прозрачности, любой насыщенности, но обязательно без трещин, вкраплений и сколов. Однако в той же Империи, например, в ходу были обручальные кольца, а не браслеты. Что могли и не могли позволить себе гномы, я понятия не имела и рисковать не хотела: мы с Дромаром только начали более или менее приятельски общаться.
– Да возьмите вы уже эту несчастную книгу, – хмыкнул Меллер, потому что я никак не могла определиться, насколько заслуживает доверия томик с таким расплывчатым названием. – Ничего нового, скорее всего, не узнаете, но написано неплохо, хоть и с претензией на академичность. И между нами, сира… У меня тут где-то должна стоять марчевская «Лесная сказка»… не читайте её, пожалуйста, моей супруге. Там… личные мотивы. А если сами возьмёте, постарайтесь, что бы она не попалась на глаза Катрионе.
Я озадаченно покивала. Когда это не самого’ Меллера, а его пограничную сеньору насмешница-судьба свела с модным литератором? Неужто он сюда приезжал, чтобы проникнуться атмосферой и просто послушать, чем живёт народ в глухомани и какие байки рассказывает о своей жизни? Ладно, не моё дело. Меня попросили не наступать сире Катрионе на больную мозоль, и мне это совсем не сложно. Тем более, что роман этот я читала, и он меня, честно сказать, не впечатлил. Сомневаюсь, что в настоящей жизни, не в романах надутых самовлюблённых индюков, существуют сильные, смелые, упрямые дикарки, теряющие напрочь голову от этих самых надутых и самовлюблённых. Кажется, Марч просто чесал своё и без того воспалённое самомнение, описывая, как бежит за каретой героя босая и простоволосая Гормлейт. Кое-кто из читателей восхищался силой и страстью самоотверженной девушки. Я же полагала, что место таким отношениям – в романах Мунхарт, но никак не автора-приключенца.
В общем, книги книгами, а до ужина я просидела за расчётами, как всегда вписывая в цепочку больше ограничений, чем собственно морозных рун. А после ужина начала читать «Ничейный остров», хоть и ждала, что вязовские дамы обфыркают и его.
Не обфыркали. Слушали внимательно, с комментариями не лезли и разве что просили иногда объяснить какое-нибудь слово вроде дебаркадера. Ну… надо порадовать нанимателя. И заодно заказать ему похожих книг побольше: это читать сира Катриона не любила, а слушать была готова, пока я не охрипну, и даже после этого. Вернее, она просто поставила рядом со мной бутыль наливки и бокал, чтобы я прихлёбывала понемножку, смачивая и прогревая горло. До Меллера, рассказывавшего племяннице сказки в лицах, мне было далеко, но его супруга и не требовала слишком многого. Видимо, сама, своей фантазией расцвечивала диалоги и описания.
И разумеется, они не просто слушали. Сира Клементина на большом, сразу в размер пелёнки, листе толстой и прочной обёрточной бумаги рисовала вокруг моих рун цветочные гирлянды и букеты. Сира Катриона по похожему рисунку уже начала вышивать. Сира Мадлена почти заканчивала свой воротничок. А сира Аларика, выполняя обещание, скроила для меня домашнее платье, потом сметала, примерила на меня, прошила в плечах и боках его лиф (всё-таки украсив его тесьмой, потому что «Ну, сира Вероника, вам же не шестьдесят лет, чтобы носит такую унылую серую тряпку»), а теперь вшивала рукава. Ещё она собиралась обработать ворот, а вот сшить юбку и соединить её с верхом мне предстояло самой: там всё было просто, только долго и муторно. Впрочем, с такой работой могла справиться и девочка пяти-шести лет, а сире Катрионе уже кланялся староста из соседнего села, упрашивая отпустить на денёк «ихнюю милость чародейку» в его Ложок или Прудок, или как там его. Сира Катриона вроде бы не возражала, только требовала сена в подводу накидать побольше, чтобы меня не растрясло. А я сразу же подумала о том, что надо будет взять с собой наполовину готовое платье, нитки и две-три тонкие, острые иглы, чтобы посадить старостиных внучек шить, пока я промораживаю погреб. Только вот погода пусть хоть немного направится, потому что моему обмороженному боку сырость не нравилась даже больше, чем просто холод.
***
Она направилась ровно настолько, чтобы меллеровский обоз наконец тронулся обратно в Озёрный: тучи стали пореже и повыше, ветер слегка утих и не слегка потеплел, дождь больше не сеялся сутками напролёт, а шёл полосами три-четыре раза в день, и между полосами этими даже временами проглядывало солнце.
Я съездила в Старицу (в Старицу, оказывается, а не в Садок и не в Прудок) и задержалась там аж на четыре дня, потому что нужна оказалась не только старосте, как и следовало ожидать. Это вообще, оказывается, было сельцо дяди сира Эммета, вязовского маршала – то-то сира Катриона так легко меня туда отпустила. Благодарные сельчане меня завалили чулками-носками, платками, фуфайками и просто домашней пряжей, а ещё шкурками, которые в Вязах следовало непременно отдать Гуго Кулаку, чтобы он из них сшил мне шубку и шапочку, потому что зимы здесь долгие и суровые, без шубки никак. Ещё мне перепали от матушки сира Эммета две подушки с гусиным пухом и гусиным же мелким пером простёганное одеяло – чтобы я наконец начала собирать себе приданое, раз моя родня этим не озаботилась. А всякие пирожки, яйца и прочую снедь пришлось уложить в три здоровенные корзины и набросить на них охлаждающие чары, потому что солнце вспомнило, что на дворе всё-таки лето, смилостивилось и принялось высушивать леса, поля и дома, пропитавшиеся дождевой влагой. В одиночку мне, понятно, никак было со всем этим добром не справиться, и тем более становились понятны мотивы вязовской сеньоры, отпускавшей меня на не вполне законные дополнительные заработки.
А когда я вернулась, меня ждали аж двенадцать длинных и безупречно-прозрачных кристаллов голубого кварца. Кварц вовсе не обязательно должен был быть голубым, но гномы, кажется, решили, что цвет как-то влияет на способность кристаллов удерживать холод, и выбрали экземпляры дивной красоты и насыщенности. Я (с перерывами в денёк-другой после каждой партии из трёх кристаллов) зачаровала для Дромара сразу оба комплекта и получила за них два кольца – с бледно-лиловым аметистом и с голубым топазом точно в цвет тех, что подарил мне Людо. Да, я носила теперь небольшое колье и серьги, вечер за вечером заряжая камушки в них сырой энергией, без всяких чар. Эх, как же жаль, что в Срединных землях нельзя носить браслеты, не состоя в браке! И что они у тебя одни на всю жизнь. Вон у Беркута на запястьях браслеты эти в несколько рядов блестели-переливались, играя радугой камней. Но он чужак, какой с него спрос? Мне так никто не позволит. Отто, что ли, в консорты позвать? Пусть носит своё серебро на законных основаниях, а не потому что барон на это смотрит сквозь пальцы. А я к своему гарнитуру добавлю ещё две дюжины подходящих камней в серебряной оправе…
Я представила себе лицо матушки Саманты, к которой двое проклятых колдунов обращаются с требованием соединить их узами законного брака, и тихонько фыркнула в темноту своей спаленки: как бы удар не хватил старушку. Интересно, а отказать она имеет право? Надо полистать Храмовое уложение, но вроде бы вступить в брак может любой не принявший храмовых обетов совершеннолетний и дееспособный житель что Приболотья, что здешнего королевства, невзирая на наличие магических способностей.
Так… куда это меня занесло? Какой брак? Наслушаешься тут о соседских великих планах и начинаешь сама дурью маяться. Да-да, мне вот прямо непременно следует вступить в брак и свою башню построить. Еловую! И стать основательницей ещё одной благородно-магической династии, как Алекс Шторм в своё время.
А что нет у меня ни его сил, ни его семьи за плечами, так зато мои умения гораздо полезнее. Не зря же на меня его дальний потомок с таким гастрономическим интересом поглядывает.
========== Глава шестнадцатая, в которой народ празднует летнее солнцестояние, а героиню никак не оставят в покое ==========
Мне очень хотелось как-нибудь отовраться, свалив своё нежелание присутствовать на празднике на больную спину, мигрень или лишнее пирожное со взбитыми сливками, после которого мне прихватило живот. Но, увы, Меллер был прав: магессе в день Поворота Колеса следовало оставаться на виду у служителей Девяти и добрых прихожан. Так что я надела светлое платье и лёгкие атласные туфли, откровенно непригодные для прогулок по лесу, и побрела вместе со своей нанимательницей через мост: сир Матиас уже второй год подряд, оказывается, предоставлял трактирный двор под проведение праздничной службы для своих людей и для соседей. Вязовская сеньора, разумеется, туда не с пустыми руками приходила, столы наверняка накрывались пропорционально количеству едоков с каждого берега Серебрянки, а ещё угощение выставлял Людо, и от мисок с печеньем взрослые практически непрерывно отгоняли настырно лезущих туда детей: «Вот застолье начнётся, тогда и поедите, а пока брысь!»
Было жарко, но довольно ветрено, так что от духоты никто не страдал. Облака шли редкими полосами, высокие, светлые, не грозившие внезапными ливнями, но в чисто выметенном и украшенном цветами и лентами дворе всё равно стояли четыре столба, на которых была натянута сшитая в цельное полотно дерюжка. В тени под нею стояли вынесенные из маленькой часовенки статуэтки Девяти богов и там же встали оба сеньора со всеми их чадами и домочадцами. У Бирюка это, впрочем, был пока что только сын, даже бывшая напарница со своими учениками стояла чуть в сторонке – ещё под навесом, но не рядом с владетелем Ведьминой Плотины. А вот сира Катриона заняла гораздо больше места, сама держа на руках сына, дочь передав помощнице, да ещё и маршал её посадил на плечи своего ребёнка. А ещё за их плечами скромненько пристроились мы с сирой Клементиной: мы тут служим по контракту, конечно, не по вассальному договору, но чай, тоже благородные сиры, не кот чихнул.
Я, от скуки озираясь по сторонам, заметила, кстати, что столбы держат не только дерюгу, защищающую часть двора от солнца. У них ещё наверху закреплены тележные колёса – с двух свисают пояса и платки, ещё с двух – подобранные пока что повыше толстые ворсистые верёвки с грубыми узлами на концах. Вот уж куда детишки будут рваться, толкаясь и огрызаясь друг на друга: разбежаться вчетвером, раскрутить колесо, потом оттолкнуться от земли и лететь по кругу. В наших краях забава считалась совершенно неприличной для девочек, а тем более девушек, но местные девицы гораздо бойчее и свободнее нравом, чем приболотские, как я заметила. Здешние до замужества даже на охоту ходили – неслыханная вещь по меркам что Засолья, что Приболотья в целом. Так что и покататься на колесе наверняка захотят не только мальчики, но и девочки. Я представила себе развевающиеся подолы… и восторженный визг… и подумала, что отбуду официальную, так сказать, часть, а потом потихоньку смоюсь. У меня вон «Народ гномов» лежит недочитанный.
Проводила праздничную службу мать Клара, в честь праздника наряженная не в атласную даже, а в парчовую ризу. Парча была так густо заткана золотой канителью, что гнулась с трудом и вообще слегка напоминала доспехи в храмово-женском варианте, но и это бы не беда. Ещё она была такого ярко-зелёного цвета, что жрицу со светлыми глазами-волосами и в целом невыразительным личиком просто наповал убивала. Ну, зато нарядно, да. А что личико само на таком фоне смотрится зеленоватым, так зато сразу понятно: это жрица именно Канн.
Разумеется, я своё мнение о вкусе святой матери никому излагать не собиралась (даже Аларике, хмуро набравшей немаленькую корзину какой-то сортовой, почти без горечи, жимолости для храмовых служительниц), но сира Клементина на наряд матери Клары тоже посматривала неодобрительно. Должно быть, художнице, пусть даже и любительнице, такое неумение выбирать цвета для одежды причиняло прямо-таки физический дискомфорт.
Меня же больше раздражала манера святой матери читать проповеди, такая же нудная и бесцветная, как сама мать Клара. На моё счастье, в Магической Академии я не только магии училась. Да, я любые знания глотала жадно и преподавателей слушала, как Первосвященники – Девятерых, передающих им Скрижали. Но потомственные маги частенько являлись на учёбу, уже наизусть зная всё, что нам, западным варварам, только начинали преподавать. Откровенно зевать или, Неизъяснимый упаси, заниматься на лекциях посторонними делами даже деткам из Старых семей никто не позволял, конечно. И у многих из них на такой случай имелось очень полезное умение: сидя или стоя с самым сосредоточенным и вдумчивым видом, размышлять о своём. И при этом они умудрялись запоминать сказанное практически дословно. Где-то на втором году настоящего, не минимального обучения я тоже так навострилась. Наставников я, конечно, слушала внимательно, не механически запоминая скучное жужжание. Зато потом это умение очень пригодилось в гильдии, главы которой просто обожали задвинуть гневную или пафосную речь на четверть часа.
Вот и жрицу я слушала так же, потому что служба была как служба – скучно, нудно, монотонно, но хвала всем богам, не очень долго. То ли мать Клара успела устать, открывая праздник в Старице, куда приехала до Вязов и Ведьминой Плотины; то ли она вообще хотела поскорее отвязаться от надоевшей обязанности и поскорее вернуться в Волчью Пущу. Она ещё и на дриад позыркивала с нескрываемой враждебностью, а уж мы с Ренатой, стоящие чуть ли не в первом ряду, вовсе раздражали её несказанно. Да и без ведьм с дриадами во дворе хватало всяких нелюдей, от отставных наёмников (Бирюк точно зазывал к себе всех подряд, независимо от длины зубов и ушей) до любопытствующих гномов. Наверняка по мнению святой матери, приличной женщине в таком обществе и находиться-то не следовало, не то что праздник открывать!
Словом, проповедь и благодарственное моление закончились. Мать Клара кое-как втиснулась в двуколку (она набрала столько подношений и просто угощений со стола, что самой места еле хватило) и отправилась обратно в Волчью Пущу. А народ радостно повалил за столы.
– …Каждая девушка или молодка кладёт в центр пирожок или ватрушку, или крутое яйцо, или что-то ещё в этом роде, и все хором запевают: «Уж как матушка моя замуж выдала меня, а в приданое дала мне безрогого козла». А потом каждая добавляет по строчке, что там ещё было в приданом. Например, сира Аларика поёт: «Алый бархатный берет», – и берёт со стола пирожок, но не свой, а тот, который ей больше приглянулся. Беда подхватывает: «Дедов гномский арбалет», – и тоже берёт пирожок. Текла должна придумать строчку в рифму, но не может так сразу сообразить, поэтому говорит: «Две пуховые подушки», – и ничего не берёт. А я уже решила было спеть: «Шитый бисером кисет», – но тут Текла сбила меня своими подушками, я не могу быстро придумать что-то другое в рифму подушкам, и пропускаю свою строчку, поэтому должна положить ещё пирожок или яйцо, а не взять его.
Это на меня насели с требованием рассказать, как Солнцестояние, или по-местному Высокое солнце, празднуют в Засолье. Пришлось вспоминать. При том, что я и от тамошних-то праздников всеми силами уклонялась. Я даже за стол не хотела садиться. Это уже сира Катриона мрачновато спросила, чего и сколько я хочу за часок-другой на виду у наёмников, трактирной обслуги, вязовчан и прочих. Пришлось уступить и даже рассказать немного о приболотских обычаях, играх и песнях, наскоро переводя с тамошнего диалекта на северный.
Текла надулась, что я выставила её такой бестолковой и туго соображающей, но то ли не посмела возразить настоящей колдовке, то ли понимала, что у меня есть основания по ней потоптаться, так что смолчала. Впрочем, я ведь и к себе была не особенно добра. Зато остальные оживились и наперебой начали предлагать свои варианты от перин и корзин до бесхвостого кота. Я под шумок собралась смыться, но тут как раз заиграли два рожка и трещотки, Фил Пара Монет, к моему удивлению, приволок весьма заслуженного вида цимбалы, а ещё кто-то из отставников развесил бутылки с водой, чтобы колотить по ним палочками, и меня потащили танцевать. Сир Эдуард потащил собственной пока что холостой персоной.
– Осторожнее, ладно? – попросила я. – Спина никак не проходит. И не болит всерьёз, и не заживает по-настоящему.
– Проси Каттена, чтобы ещё раз осмотрел, – посоветовал сир Эдуард. Вернее, судя по манерам и речи, скорее уж Нед Полтора Рукава, чем сир Эдуард.
– Да смотрел он, даже дважды. По его словам, мне надо радоваться уже тому, что я вообще хожу, а не лежу парализованная или не возят меня в тележке. Время, время, время, хорошее питание и покой.
– Покой? – рассмеялся Нед. – А это что за зверь такой и где водится?
– Самой любопытно, – в тон ему отозвалась я.
Мы ещё довольно мило поболтали, пока отплясывали. Он мне рассказал, откуда такое прозвище – Полтора Рукава (молодой был, дурак хвастливый: даже между контрактами, когда умные люди отдыхают от доспехов, носил поверх левого рукава роскошный наруч из дорогой кожи с кармашками для «бабочек»), а я ему – как соблазняла своего напарника медовыми пряниками. Он несколько раз этак невзначай клал руку мне пониже поясницы, но я морщась стряхивала её – тем движением, которому меня Шак научил, не особенно приятному для любителей распустить руки, – так что в конце концов даже до Неда дошло, что мне не нравятся его заигрывания. Он спросил этак небрежно-ядовито, не купить ли и ему серёжки для меня: глядишь, с подарочками я буду посговорчивее? Я тут же высмеяла его, наивного, не знающего, как маги подрабатывают на стороне, не ссорясь с гильдейским начальством открыто: какая пятая часть, вы что? От подаренных поклонником серёжек и бус, что ли? Нед Полтора Рукава, в сущности, был бы неплох для короткой, ни к чему не обязывающей интрижки, но я от его прикосновений испытывала только усталое раздражение, отвращение почти. Кажется, моя несчастная спина давала мне знать, что до сих пор никаких лишних нагрузок терпеть не желает.
Я собиралась объяснить это Неду, но едва танец закончился, сир Матиас уволок сыночка, бросив мне: «Без обид, Зима, только Эдуарду не стоит подавать поводы для сплетен». И я, напустив на себя вид расстроенный и даже слегка оскорблённый, твёрдым скорым шагом направилась в Вязы. Про себя от души поблагодарив Бирюка за роскошный повод удрать с праздника. Я обиделась, вот. А возможно, даже строила коварные планы, но бдительный сир Матиас спас сына от меня, подлой ведьмы.
Ох, как же хорошо, тихо, пустынно, спокойно было в крепости! Я даже в свою каморку, на солнце превращавшуюся в натуральную душегубку, подниматься не стала, а засела в гостиной. Променяв, правда, «Народ гномов» на последний роман сира Лео из Рябинового Форта, более известного как Глорфиндель. Прочла начало, написанное ещё им самим, а потом пояснения его дочери, что ей жаль было оставлять книгу незаконченной. Ну… что касается её изложения отцовских черновиков, литературным талантом Девятеро её в самом деле обделили, но писала она неплохо. Грамотно, гладко, хотя слишком уж сжато и деловито – видимо, сказывалось обучение в академии, куда её отвозил отцовский супруг, пусть и не имелось у неё сколько-то заметного магического дара. Зато баронесса, как я слышала, нахвалиться не могла на своего секретаря, ведь сира Ильфина понимала её с полуслова (сира эльфийская квартеронка – это конечно в своё время был скандал, но литераторам скандалы только на пользу, верно?).
И разумеется, в крепости было слишком хорошо и спокойно, чтобы я могла как следует насладиться тишиной. И часа не прошло, как в гостиную принесло сиру Катриону. Я притворилась, будто полностью поглощена чтением, и какое-то время это действовало: моя нанимательница взяла свою недовышитую пелёнку и спросила только, будет ли какая-то польза, если она руны вышьет серебряной канителью. Я рассеянно отозвалась, что ни вреда, ни пользы от канители не будет, если не считать того, что она наверняка станет царапать нежную младенческую кожу. Однако если сира Катриона не боится очередного скандала с жрицами, пусть уколет хорошенько палец иглой и кровь размажет по нитке под наговор, который я ей шепну на ушко. Жутко секретный наговор был на самом деле колыбельной песенкой на одном из диалектов Серебряной Лиги, но переведи я немудрёные строчки на привычную речь, и кто поверит в их чудодейственную силу? А вот загадочное заклинание на незнакомом языке – оно, разумеется, защитит младенца от любых напастей. Главное ведь, чтобы заботливая матушка сама в это верила, тогда подействует даже детская считалочка.
Сира Катриона поверила и, размазывая кровь по шёлковой нитке, старательно повторила за мною, что за дувалом ветер бродит, в небе звёздами звенит. Хорошо, что Беркут уехал с Меллером в Озёрный и некому просветить вязовскую сеньору, как нагло её обманывают. А может, он и не стал бы меня выдавать. Всё-таки он маг из Старой семьи, судя по тому, что взял прозвище, а не назвался настоящим именем. Сколько я знаю, для Старых семей любые способы сберечь детей хороши, правильны и законны, а не узнать про шаманское проклятие, едва не сгубившее владетелей Вязов, Беркут мог бы только в одном случае – если бы ослеп и оглох разом.
Словом, сира Катриона под моим чутким руководством выразила вслух своё твёрдое намерение защитить младенца и подкрепила его своей кровью. После чего я продолжила читать, а она – вышивать оберег, прикидывающийся цветочным узором. И я даже понадеялась было, что мне повезло встретить понимающего человека.
Ага, размечталась! Это шумные компании вязовская сеньора любила не больше моего и с удовольствием, видимо, спихнула праздники на помощницу и её мужа, и на сира Матиаса, раз уж тот предоставил место для службы и застолья. Однако сидеть молча, когда рядом имеюсь я, почти ровесница, но гораздо более образованная и много чего повидавшая? То ли она просто не понимала, что отвлекает меня, то ли полагала, что моё время куплено на год вперёд и потому безраздельно принадлежит ей – Девятеро знают.
– За Огровым Пальцем, – сказала она, – есть одно место… никак пока не называется, но такое… внушительное. Там вода падает с уступа на уступ, словно по огромной лестнице стекает, а уступы эти такой ширины, что как раз бы дозорную башенку поставить. Гилберт уже говорил об этом с сиром Генрихом, а я вот тут подумала: давайте я вам этот участок земли продам за какие-нибудь смешные деньги. За пять марок, что ли. Или вообще подарю, а вы только сами с нотариусом расплатитесь. На землю налог там будет небольшой, даже с долгами вам по силам, а за сторожевую башню вы платить вообще не должны, она сооружение оборонительного характера. И будет у вас место куда вернуться, если что. – Понятно, Аларика выложила сеньоре всё, что я ей рассказывала, и хорошо, если только это, а не приврав впятеро. А сира Катриона, хоть вроде и не любила лезть в чужие дела, не смогла удержаться от непрошеной благотворительности.
– Я подумаю, – фальшиво пообещала я. Вот уж спасибо! Жить в дозорной башне вместе с дюжиной шумных, бесцеремонных, да ещё и не страдающих излишней чистоплотностью мужиков? Это же именно то, что требуется магу, чтобы в тишине и покое заняться исследованиями: дюжина егерей, пара служанок, чтобы их кормить и обстирывать (а ещё визгливо хохотать и громко ругаться), конюх, чтобы ухаживать за их лошадьми, дедок-ветеран, чтобы чинить по мелочи то и это и сутками напролёт бурчать, что вот раньше… Спасибо, мне пограничного форта выше головы хватило.
Сира Катриона, разумеется, уловила фальшь в моём обещании, потому что тяжело вздохнула.
– Знаете, сира Вероника, – сказала она, болезненно морщась, – я сама дальше Озёрного не бывала, конечно, но что поближе к столице свободной земли нет, а если кто-то что-то продаёт, то уж точно не за пять и даже не за пять сотен марок – это даже мне ясно. Дёшево – это только вот такие глухие и дикие места, как наши. Только у нас не получится жить одной, даже если ты могучая чародейка. Сира Фрида вон в баронском замке жила, а не свою башню построила, хотя денег ей вроде бы хватало. И Рената осенью-зимой дальше моей крепости одна не суётся, а она вроде посильнее вас. И деньги свои она в усадьбу сира Матиаса вложила, а сама строиться тоже не захотела, хотя ещё неизвестно, как она с его невесткой поладит. В общем, где безопасно, там дорого, а где дёшево, там охрана нужна.
– Разумеется, – согласилась я. – И обойтись всего только супружеской парой в роли прислуги за всё в здешних краях тоже не получится. Потому что никто не пойдёт к ведьме наниматься, во-первых. А если даже найдутся такие отчаянные или просто жадные, то жить без охраны в глухом лесу не согласятся даже они. А то ведь живо ведьмину башенку займут разбойники – в лучшем случае. Я всё это прекрасно понимаю, потому и говорю, что я подумаю. У меня, знаете ли, есть варианты и получше. Хоть без собственного лена, зато в крупном городе, где можно устроиться не просто в безопасности, но и с комфортом. Я про Варгов, – пояснила я, потому что она непонимающе нахмурилась. – Ваш консорт говорил, что они готовы пожизненные контракты с морозниками подписывать. Сколько я слышала про Трёхгорье, это очень приличное место.
– Но неужели вам не хочется иметь свою землю? Вы же не Винтерхорст, у вас есть такое право.
Ох, ну хотелось, если честно. Только чтобы это была именно моя земля, а здесь-то это действительно нереально. Без защиты и поддержки барона владеть мне своей башней до первого разбойничьего налёта: я ведь и правда не сира Фрида и даже не Рената Винтерхорст. Ну, и ещё кое-что было. Не лидер я по натуре, как говорила уже.
– Своя земля – это ещё и ответственность за тех, кто на ней живёт, вам ли не знать. А мне это зачем? Я маг, мне со своим даром головной боли хватает.
Сира Катриона не нашлась, что ответить. Я так понимаю, настолько дурацкого вопроса она себе вообще никогда не задавала – зачем ей лен и ответственность за людей, живущих под её рукой. Она же сеньора в десятом, что ли, колене. Для неё и долг, и права прилагаются к титулу просто потому что. С тем же успехом я могла спросить её, зачем она родила двух детей и собирается рожать третьего, если даже в праздник бросила своих близнецов на няньку, а сама сидит тут, и от них, и от взрослых подальше.
В общем, она замолчала, хвала Истар, и я наконец смогла спокойно почитать.
========== Глава семнадцатая, в которой героиня всего-навсего хочет позаботиться о своём гардеробе ==========
Так оно всё и шло день за днём: руны, «скатерть», книги, мандолина… Лето ползло себе потихоньку, не совсем уж гнилое, но нежаркое и довольно влажное. В такие иногда случается, что ближе к осени Кантирит спохватывается и поплотнее затягивает горловину мешка с тучами, а солнцу становится стыдно за плащи и фуфайки, в которых мы отмечаем Последний Колос, и тогда две-три недели стоит в Срединных землях пыльная жара, словно где-нибудь на границе со степью. Однако бывает это не всегда, да и вообще… пока что лето было вроде бы в самом разгаре, но те ягоды, которые начали поспевать в местных садах, казались мне водянистыми и слишком кислыми. Из-за дождей, видимо. Вернее, от недостатка солнца.
