Текст книги "Отдых и восстановление (СИ)"

Автор книги: Арабелла Фигг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

Я поманила трактирщика пальцем, и когда он заинтригованно перегнулся ко мне через стойку, вполголоса проговорила:

– На самом деле я хотела Отто взять консортом. Чтобы ребёнок точно был стихийным магом. Чем я хуже Алекса Шторма? Я тоже хочу династию сеньоров-магов вроде камышинских.

Усач озадаченно похлопал глазами, потом уважительно протянул:

– А, вона чего. Ну, нам тут такие точно не помешают. О, а вон и ихняя чародейская милость, долго жить будет.

– Это вряд ли, – буркнул Отто. Выглядел он то ли больным, то ли замотанным и не успевшим ни отдохнуть, ни хотя бы толком выспаться: осень, вспомнила я. Опасное время. – Здравствуй, Вероника. Спасибо, что привезла пирожных. Я что-то должен Россу? Тут больше, чем я заказывал.

– Нет, он попросил положить парочку и от него тоже. И там ещё печенье на дне корзинки, чтобы не только сире Фриде гостинцев принести.

Он кивнул, трактирщик тоже покивал и с самым почтительным видом выставил на стойку бутылку наливки.

– Вы уж там от нашего семейства тоже поклонитесь, ладно? Эх, золотая была женщина, хоть и ведьма. Иным бы и жрицам не грех у такой поучиться.

– Это точно, – не сговариваясь, дружно проворчали мы с Отто.

Отто забрал бутылку и корзинку, я опять накинула плащ и взяла посох, и мы пошли на кладбище.

– Мне её дочери тоже предлагали ехать с ними, – сказал Отто.

Мы с ним рассыпали печенье и разложили пирожные, которые я привезла от Людо, на гранитной плите с довольно длинным столбцом имён. Наставница Отто значилась в этом списке третьей – после двоих, надо думать, местных благородных сеньоров. Её членство в Ковене боевых магов упомянуто не было, и я этому не удивилась: если сир Генрих и правда грозил пожаловаться его святости на самодурство вздорной старухи, та просто не могла не потребовать каких-то ответных уступок в ответ на разрешение похоронить ведьму в освящённой земле. Видимо, это и стало компромиссом между будущим бароном и старшей жрицей: богомерзкую колдунью хоронят вместе с остальными защитниками переправы, но её мажеские звания и регалии никак не упоминаются. Сира Фрида из Плотовиков, сестра сира Оскара – и всё. Словно обычная наёмница из благородных бесприданниц вроде её бывшей напарницы.

– Ты мог требовать оплаты экзамена в академии, – заметила я, облизав липкие после пирожных пальцы. Это не помогло, и я призвала пару сосулек: одну себе, одну для Отто, у которого вряд ли были силы даже на мелкое бытовое колдовство. – Получил бы свидетельство о владении необходимым минимумом навыков – уж на него-то Ледышка тебя наверняка обучила.

– Да, Селеста об этом говорила, – согласился Отто, погоняв сосульку между ладонями, как обмылок. – Это дочь маркиза, – пояснил он. – Они обе звали меня с собой, но Селеста сказала, что на востоке я точно не приживусь, а ей не помешает толковый ассистент.

– А ты не хотел уезжать отсюда?

– Я же у неё до старости в ассистентах и проходил бы, – сказал он с натянутым смешком. – А я уже, знаешь ли, привык быть его милостью боевым магиком господина барона. И вообще… Я тут каждый пень в окрестных лесах с детства знаю. А ещё могу нос рукавом вытереть, могу… да вон хоть допиться до беспамятства, и никто слова худого не скажет, если причина напиться того стоила. Вот как смерть наставницы, – и он кивнул на гранитную плиту, красиво облепленную первыми золотыми листьями и усыпанную не менее красивыми розовато-бежевыми меренгами в цветной мармеладной крошке. – А в подручных у дочки маркиза и просто известной магессы Селесты из Морозной башни вечно приходилось бы за каждым словом и взглядом следить. Куда уж подпаску в таких кругах вращаться, – усмехнулся он. – В конце-то концов даже матушка сиры Селесты выбрала нашу глухомань, чтобы жить и умереть здесь, а я ведь её ученик.

Я медленно кивнула. Не скажу, чтобы мне так уж нравилось в Волчьей Пуще, но в более… цивилизованных местах мне бы, наверное, нравилось ещё меньше. Всё-таки здешний народ, при всей его сельской простоте нравов, к магам поневоле относился гораздо терпимее, чем такие же селяне, живущие поближе к столицам. Слишком уж ощутима была польза от нас – что в быту, что в бою. В здешних суровых условиях ценилась каждая мелочь, облегчающая жизнь. И маг, способный прибить молнией орочьего шамана, как и магесса, помогающая сохранить в свежем виде еду (излишков которой тут отродясь не водилось), исключениями не были. Помнится, Аларика говорила, что «сжечь дом травницы, да не с хозяйкой ли вместе» – это точно не про Волчью Пущу.

– Почему ты не попросишь у барона клочок земли где-нибудь у Чёрного леса? – спросил вдруг Отто. Я зашипела, хоть и понимала, что вряд ли он часто и подолгу беседовал с сирой Катрионой, так что моих ответов на ровно тот же вопрос он знать не мог. – Он даже бесплатно даст, я думаю, – настойчиво продолжал Отто, презрев моё шипение. – Пожалует за заслуги перед владением и людьми, и будешь ты не какая-то невнятная признанная племянница кого-то там из соляных шахт, а сама по себе сира Вероника с Елового утёса или что-то в этом роде.

– А смысл? – я пожала плечами и полезла за платком, чтобы вытереть мокрые руки. – Контракт закончится, я уеду и вернусь в лучшем случае лет через десять. А имя для мага… Кто такая сира Фрида, сестра сира Оскара из Плотовиков – и кто такая Фрида Ледышка? В своей гильдии я – Зима. И кому там какое дело до того, из Засолья я или с Елового утёса?

– А дети? – возразил он.

– Шутишь? Мне двадцать шесть. Лет через пять-шесть я расплачусь с долгами – мне будет тридцать два. Ещё как минимум года три-четыре уйдёт на то, чтобы подкопить денег, снять дом, найти надёжную няньку и приготовиться полгода жить на плату за лёд в погребах – это если будет лето. А если зима, и льда полно на любой реке, только знай пили’ его? Нет, толковый целитель поможет и в тридцать пять, и в сорок разродиться без особого ущерба здоровью, но сколько возьмёт за свои услуги толковый целитель?

Я зачем-то (только-только же руки вытерла) поправила бело-розовые корзиночки, эффектно смотревшиеся на фоне тёмно-серого камня, и подумала, что наверняка послушницы наябедничают жрицам про угощение, которое то ли тупой, то ли зловредный колдун унёс на кладбище, где угощение это собаки растащат или птицы расклюют. А мог бы храму пожертвовать, между прочим, чем мёртвой ведьме нести: ей ведь всё равно уже без надобности.

– Есть, конечно, у меня ещё одна возможность, – со смешком сказала я, отгоняя несвоевременные мысли. – Рожать в ближайшие полтора-два года и ребёнка оставить жёнам напарника. Но тогда из него вырастет орчонок не по крови, так по духу, которого потом придётся учить жить среди людей. А если он или она унаследует мои способности, мне его или её просто не отдадут. А удачная попытка выкрасть у орков своё дитя и уйти с ним в горах от погони – это сюжет для авантюрного романа. В жизни обоих найдут, догонят и вернут в первые же два-три дня. Так что и это не вариант.

– А если, – ломким, надтреснутым голосом спросил Отто, – ты ребёнка оставишь мне? Законному, скажем, консорту? – Я даже рот приоткрыла, не находя слов, зато живо вспомнив, как меня укоряла Аларика: «Вы так не шути’те, дошутитесь ведь!» И правда… пошутила. – Мне, – продолжил меж тем Отто, – по завещанию сиры Фриды достались две тысячи марок. Я об этом никому не говорил, все знают только о книгах и инструментах. Ты купишь клочок земли, мы заключим брак, а если родится ребёнок, ты оставишь его мне – я легко найду ему кормилицу… да вон хоть одну из сестёр, что родных, что двоюродных. А пока ты выплачиваешь долги, я построю башенку вроде сторожевой. Неплохое будет приданое, а? – он кривовато усмехнулся, посмотрев на меня в упор. – Башня, библиотека, телескоп, астролябия, кое-что ещё… Потянет на титул сира-консорта?

– С правом носить серебро и любые камни? – попыталась неловко отшутиться я.

– И сесть за баронским столом выше, чем фаворит баронского брата, – всё так же вымученно усмехнулся он. – Ладно, про Феликса я шучу. А вот про серебро – нет. Я в самом деле хочу носить его на законных основаниях, а не потому что его милость барон смотрит сквозь пальцы на нарушение Указа.

Я помолчала. Не для того, чтобы поломаться, конечно. Просто… очень уж это было неожиданно, если всерьёз, а не в качестве дурацкой шуточки.

– Мне надо подумать, Отто, – вздохнула я.

– Конечно, – кивнул он, разом расслабляясь. Видимо, ждал отказа, немедленного и решительного.

Мы оба надолго замолчали. В небольшом распадке, густо заросшем шиповником и каким-то местным поздно цветущим кустарником с невзрачными, но очень пахучими цветами, ветра почти не было, зато солнце заметно пригревало, и я откинула капюшон. «Как романтично, – подумала я с нервным смешком. – Осень, золотые листья, рдеющий на солнце шиповник, предложение руки и сердца у могилы наставницы… Впрочем, про сердце ничего не было».

– У тебя есть дети? – спросила я. Что подружка у Отто имеется, я даже не сомневалась: по местным меркам, он мог считаться прямо-таки богачом, да и барон к нему благоволил, так что на его чародейство девушки, а тем более вдовушки наверняка легко закрывали глаза.

– Первое, что сказала мне сира Фрида, предлагая наставничество – это предупреждение «если разбудишь магию, обратного пути уже не будет». А вот второе – «мозг у парня должен находиться в голове, а не в головке», – неожиданно неловко, словно его смущало, что такие слова приходилось повторять в моём присутствии, отозвался Отто. – Вручила мне зачарованный поясок и пригрозила, что если я хоть раз забуду им воспользоваться, то вылечу из её учеников быстрее, чем успею собрать своё тряпьё. Первое, что должен помнить лучше Скрижалей Девяти стихийный маг – это контроль, контроль, контроль. А как я удержу Огненный шар в руках, если не в состоянии даже за своим… э-э… хозяйством уследить?

– Ты так со мной разговариваешь, будто я приличная девица, – развеселилась я. – Отто, проснись, я наёмница! Хочешь, я тебе дословно повторю вводную лекцию сиры Фриды?

Он тоже рассмеялся и даже сутулиться словно под непосильным грузом перестал.

– Знаешь, – сказал он, – я потому и рискнул с тобой заговорить о браке, что ты мне её частенько напоминаешь. Не в том смысле, что я тебя воспринимаю как наставницу, а… отношение к жизни и к людям-нелюдям у вас очень схожее. В общем, я надеюсь, что ты и правда подумаешь. А не говоришь это как обычно, когда просто неудобно сразу послать кого-то к оркам в горы.

========== Глава пятая, в которой героиня рассказывает почти что сказки и вообще просвещает собеседников ==========

Уезжали мы довольно поздним утром, я даже успела проверить, как там мои руны в кладовых и у Брауна, и в трактире. В замке, очевидно, всё было в порядке, раз уж Ланс за мной не посылал. Очевидно, обошлось без обледенелой моли и заиндевевших мышиных трупиков.

Словом, я вернулась в трактир с брусничным пирогом в руках и потребовала чаю, хотя бы кипрейного. Да-да, с мятой и чабрецом. Его я и попивала, когда вошли сира Катриона с Клементиной – мулов и экипаж вязовская сеньора вчера ещё отправила из замка в трактир. Я бы на её месте и ночевала здесь, но она, видимо, до сих пор чувствовала себя ответственной за свою гувернантку, пусть та и носила теперь на тонком пальчике откровенно ей великоватое и вообще смотревшееся слишком тяжёлым и грубым кольцо с печаткой. Трактирщик принёс чаю для Клементины и молока для сиры Катрионы, а пирогом пришлось делиться мне: обозов пока что не было, и ни пирогов, ни хотя бы лепёшек жена усача не затевала. Ладно, в одиночку мне всё равно было не справиться, а тащить липкий, легко крошащийся и с осыпающимися ягодами пирог с собой в Вязы… К тому же у меня там по соседству не пекарь, а кондитер живёт.

– Как прошла церемония? – без затей отламывая от пирога по кусочку, вежливо поинтересовалась я. Очень уж вид у Клементины был несчастный и больной.

– Отвратительно, – честно ответила за неё сира Катриона, тоже попросту взяв кусок рукой. – Сира Луиза вела себя хуже рыночной торговки. А уж затевать свару с невесткой в присутствии посторонних… Впрочем, сира Амелия не лучше: «Мой супруг хотя бы не изменяет мне с мужчинами!» – «А мой не выставляет меня на посмешище, сбега’я от меня к мужчине, с которым даже не спит», – передразнила она, как я понимаю, баронских невесток.

– Сочувствую, – искренне сказала я Клементине. Она, кстати, одета была совсем не по-дорожному, а в то платье, которое срочно, чуть ли не сутками напролёт шила из миленького такого нежно-сиреневого атласа с вытканными по блестящему полю матовыми цветами. Не знаю, где она взяла деньги на весьма недешёвую тряпочку. В подарок, скорее всего, её получила. На Солнцеворот или что-нибудь в этом роде. Сира Катриона давала ей шкатулку с иголками-нитками, пуговицами, мотками тесьмы и прочим добром, и платье, мало того что атласное, было к тому же отделано узким кружевом. Сира Луиза за одно это платье, наверное, мечтала убить фаворитку супруга и его самого заодно. Она на мои-то серьги смотрела так, что хотелось снять их во избежание, а ведь я на её мужа не покушалась. Наоборот, имела наглость ему отказать.

Клементина в ответ на мои соболезнования только буркнула что-то в чашку. Смотреть что на меня, что на сиру Катриону она всё так же избегала.

– Возьмёте с собой Мадлену в Старицу? – спросила её сира Катриона, неловко помявшись. – Ей будет интересно посмотреть, как расписывать посуду.

– Посуду? – не поняла я.

– Сир Кристиан подарил сире Клементине краски и кисточки, – объяснила она. – Краски такие… специальные, чтобы обжигать. Они, оказывается, после этого меняют цвет, и надо сначала нарисовать полоски на такой плиточке… как-то они смешно зовутся… печенья?

– Бисквиты, – сумрачно поправила Клементина. – Фарфоровые плитки, на которые полосками наносятся краски сначала вдоль, потом поперёк, чтобы на пересечениях было видно, какие цвета получаются при смешивании.

Объясняя это, она даже ожила слегка. Во всяком случае тоже взяла кусок пирога, а то тянула пустой травяной чай мелкими глотками, вся в чёрной глухой тоске. Неужели сир Кристиан был настолько плох? Или не ему она мечтала подарить свой цветок? Так из сира Генриха, боюсь, любовник ещё хуже: у него-то не было наставника вроде Гилберта Меллера.

– Сир Кристиан определённо вырос в моих глазах, сделав такой подарок, – заметила я. – Выяснить, что действительно нравится девушке, и заказать это в Озёрном – это не прабабушкины серёжки ей сунуть. – Серьги, очевидно, тоже были бы грубоватые, массивные и с плохо огранёнными камнями. Не зря же сира Луиза так злобно смотрела на гномье серебряное кружево в моих ушах.

– Это не он, – нервно разрезая осьмушку пирога на совсем уж мелкие кусочки (этикетом она, в отличие от нас, не пренебрегала, и трактирщику пришлось принести ей нож и вилку), горько отозвалась Клементина. – Это сира Лаванда писала своей матери, что я люблю рисовать, а та как-то выяснила про уроки Питера Блюма и… не знаю, откуда она узнала, что я хотела бы расписывать посуду. Я отцу даже заикнуться об этом боялась: это же недостойно благородной сеньоры!

Я сдержанно фыркнула: откуда! Елена Ферр наверняка тратит на осведомителей из Ночной семьи побольше, чем налогов выплачивает. А для Ночных, как мне кажется, тайн не существует в принципе. Во всяком случае увлечения какой-то глупенькой девочки для них точно тайной не будут.

– Но он же, наверное, советовался с кузиной по поводу подарка для вас, – возразила я, и сира Катриона благодарно посмотрела на меня. – С чего бы сире Лаванде заниматься такими вещами по своей инициативе? Не она вам колечко предлагала. А сир Кристиан не знал, какой подарок вам сделать, поэтому и просил помощи у сиры Лаванды. У мужчин с этим вообще неважно. Вон даже господин Меллер до сих пор спрашивает и супругу, и её помощницу, что им привезти. Сам, видимо, опасается купить что-нибудь не то.

– Да уж, – пробурчала сира Катриона. – Один ночник для Мадлены чего стоил. Ой, – внезапно оживилась она, – сира Клементина, а вы сможете из глины слепить какую-нибудь фигурку, чтобы свечку в руки или в лапки ей дать? У сира Георга в кабинете такой кот четверорукий свечи держит – так и кажется, что мечи там смотрелись бы лучше.

– У ракшаса-то? – хмыкнула я, вспомнив деревянную фигуру на камине. – Конечно, мечи. Какие там свечи!

– А они правда есть, коты эти? Вы их видели?

– Да, они в Астарте и в Суффире дворцы и дворцовые площади охраняют, – кивнула я. – В Астарте я не была, только читала о тамошней страже, а в Суффире видела своими глазами. Они такие рослые, на голову выше среднего мужчины. У самцов грива рыжая, а шерсть по телу золотистая; у самок гривы нет, но по хребту идёт полоса потемнее. Молодняк по этой полосе и различают, как я читала: гривы у ракшасов только году к десятому начинают расти. Их магией из настоящих, обычных львов создавали. Они до сих пор и живут, и служат прайдами: один-два самца и несколько самок – отряд вроде десятка обычной стражи.

Клементина, забыв свои печали, во все глаза смотрела на меня.

– А ещё кто там есть? – спросила она.

– Горгульи например, – сказала я первое, что в голову пришло. – Такие каменные крылатые твари. Сидят на крепостных стенах даже в маленьких пограничных фортах. Пока всё спокойно, статуи – и статуи, страшненькие только. А в случае нападения противника маги их активируют.

– Что делают?

– Пробуждают. Потом дают сожрать убитых врагов, возвращают на стены и опять… усыпляют, скажем так.

– Значит, – сказала она таким странным тоном, что я насторожилась, – магам мало тех животных, что созданы Девятью, и они сами пытаются стать равными богам? Создают тварей, которых до них не существовало?

О-о, нет! Я и подзабыть успела, какая она примерная прихожанка. Слушала-слушала сказку, а потом бац! Как маги смеют создавать что-то своё? Интересно, а по поводу новых пород скота и новых сортов овощей что она думает? Девятеро тоже такого не создавали!

– Лига Серебряных городов поклоняется Неизъяснимому, – сказала я, про себя понимая, что зря время трачу. – Никто не знает, как он выглядит, никто не пытается изобразить его. Он создал магов, чтобы они правили от Его имени, и Он никогда не запрещал им творить что-то своё. Что-то, что необходимо им для защиты от врагов, например. Я не верую в Него, – перебила я Клементину, уже гневно открывшую было рот. – Я вам излагаю основы веры Серебряной Лиги.

– Как можно верить в то, чего нет? – возмутилась она.

Я пожала плечами.

– Поезжайте хотя бы в Чайкины Скалы и поспорьте об этом с тамошними священниками. Или можете Беркута с Каракалом упрекнуть в следовании еретическому учению.

Она поёжилась и замолчала. Ну да, гневно набрасываться на молодых здоровых мужчин с повадками и глазами сытых хищников – это вам не увечную ведьму в макушку клевать. То есть, мне-то сира Клементина даже сразу после перевала была бы на ползуба, но я слишком хорошо знаю, сколько вони поднялось бы, вздумай я проучить её. Наёмники же с востока плевать хотели на наших жрецов, и той же молоденькой дурочке ясно было, что с ними лучше не связываться.

Заднее сиденье на этот раз заняла Клементина. Она практически улеглась на него, насовав подушек и под спину, и под локоток, и под задницу. То ли сир Кристиан был слишком тороплив и груб, то ли обладал впечатляющими достоинствами, слишком крупными для девственницы… то ли сира Клементина решила страдать напоказ, потому что на деревянном табурете в трактирном зале она сидела вроде бы спокойно, не кривясь и не ёрзая, а вот на мягком кожаном сиденье с высокой спинкой затеяла вдруг изображать мученицу.

Ладно, её проблемы. Я села рядом с сирой Катрионой, оставив свою корзинку на свободном среднем сиденье. Бумагу в масляных пятнах и сладких крошках я отдала усатому трактирщику на растопку (ну, или заворачивать пироги, как уж сам надумает); не до конца просохшее после стирки полотенце висело расправленным на ручке, чтобы сушилось в дороге; а в корзине лежала целая штука набивной бязи – на занавески и на покрывало для кровати, чтобы новое одеяло выглядело новым как можно дольше. Кого бы нанять сшить и то, и другое? Спрошу Марту, решила я. Эта сорока всегда всё видит, всё знает и увиденным-услышанным щедро делится с окружающими. При этом девица отнюдь не глупа. Кошмар, в общем, а не служанка, потому что наблюдательность и умение делать верные выводы из наблюдаемого – не те качества, которые люди обычно хотят видеть у прислуги.

Сира Катриона пустила мулов неторопливой рысью, и опять потянулись вдоль дороги пустые уже поля и облетающие перелески. Погода направилась всерьёз, даже солнце пригревало. Тут и там вместе с золотыми и багряными листьями ветер нёс нам наперерез серебряные паутинки, обещая сухое тепло ещё хотя бы на неделю. Один паучок то ли не справился со своей летучей ниточкой, то ли решил передохнуть – сел мне на рукав. Я подставила ему палец, паучок залез на него, я подняла руку повыше, и мы с сирой Катрионой какое-то время смотрели, как маленький путешественник суетится, выпуская новую паутинку. Как только серебристая петля достигла нужного размера, паучок покинул мой палец, ветер подхватил его и унёс куда-то к пёстрому перелеску и дальше, в осеннее прозрачное небо. Сира Катриона вздохнула. Позавидовала, что даже паучок повидает мир, а она так и будет всю жизнь сидеть в своих Вязах, выезжая только на ярмарку?

– В небе пусто и холодно, сира, – утешила я. – Ничего хорошего. А падать с высоты очень страшно, это не с лошади свалиться.

Она слабо улыбнулась.

– Неужели вам и летать доводилось? На грифоне?

– Нет, – я посмеялась. – Я не самоубийца. Я просто бывала высоко в горах. Очень холодно, тяжело дышать, а виды, конечно, красивые, но совершенно не предполагающие человеческого присутствия. Расспросите Беркута или Каракала, если хотите послушать про жизнь в горах. Может быть, они расскажут что-то хорошее, а мне не понравилось.

– А где бы вы хотели жить? Я имею в виду, – пояснила она, – не всерьёз, а так, помечтать.

В каменной башне в чащобе лесной,

Где свежесть морозная всюду,

Там книги и звёзды, и тишь да покой,

Вот где я счастлива буду.*

Без распевки, да ещё после сладкого пирога, получилось, ясное дело, отвратно – сипло и фальшиво. Но сира Катриона заинтересовалась, что за песня.

– А, – сказала я с натянутым смешком, – это я переделывала песенку о переборчивой девице, которой ни один жених не нравился. Первый и последний куплет сочинила сама, но их вообще-то много, последних этих. Все поют на свой вкус: у кого братья, которым надоели эти взбрыки, отдают девицу в послушницы, у кого она сбега’ет из дому с разбойниками.

– Споёте?

Я выразительно откашлялась.

– Не сейчас, ладно? И пыльно, и сладкого я наелась. Праздник Равноденствия же скоро. Там и спою. Тем более, что мне придётся перевести с долгомысского диалекта на здешний, а это на ходу не так просто сделать.

Она покрутила головой, но не осуждающе, а наоборот, почти в восхищении.

– Сколько же языков вы знаете?!

– Языков, – с занудной дотошностью уточнила я, – именно языков – три: Старшую речь, империк и официальное наречие Серебряной Лиги. А диалекты – они диалекты и есть. Частности различаются, но основа-то общая. Можно сказать «ребёнок», а можно «дитя». Можно кислое топлёное молоко назвать варенцом, а можно – ряженкой. Но почему на юге свёклу зовут бураком, понятно, да? – Сира Катриона кивнула: из-за цвета, ясное дело. А я закончила внезапную лекцию по языкам и диалектам: – Зная корни, о смысле слов догадаться несложно. И вообще, двое разумных существ всегда смогут понять друг друга. Если захотят, разумеется.

– Хотят только нечасто, – вздохнула она.

– Вот уж точно.

Мы помолчали, но без всякого напряжения и неловкости. С сирой Катрионой вообще легко было молчать. Экипаж покачивался на пружинных рессорах, я глянула назад, не сползла ли моя корзинка с сиденья. Нет, та послушно стояла где поставили, только почти сухое уже полотенце временами лениво вспархивало на лёгком ветерке, пытаясь улететь с плетёной ручки. Зато Клементина, оказывается, заснула. Не давал, видимо, бедной девушке поспать злой и неумеренно страстный сир Кристиан.

Или просто сам сразу уснул, а она долго лежала в темноте чужой спальни, не в силах поверить, что прежняя жизнь кончилась. Впрочем, что, собственно, для неё так уж изменится? Ну, будет баронов младший заезжать раз-другой в месяц – когда успеет с нею переспать, когда на бегу чмокнет в шейку или в носик. Колечко с волчьей мордой на пальце, звание фаворитки, небольшой лен в приданое в перспективе, а уже сейчас право распоряжаться её жизнью – у сира Кристиана, а не у её отца… Для девицы, ни дня не жившей самостоятельно, не худшая судьба. Даже если её покровитель умудрился ничему у Меллера не научиться, намеренно боль причинять он точно не станет, а раз-другой в месяц можно и потерпеть полчаса его возни и пыхтения в ухо.

То есть, я-то бы не стала терпеть, ясное дело, но я – это же я. Ведьма ледяная, которой ничьё покровительство на хрен не сдалось. А как без отца, брата или патрона выживала бы Клементина, одни отродья Бездны знают. Может, и правда расписывала бы недорогие сервизы. Очень быстро уяснив, что никакого творчества это не предполагает, а требуется от неё исключительно переносить на посуду готовые образцы, не ею придуманные. И в которых наверняка категорически запрещается изменять хоть чёрточку. Да и платят за это вряд ли много. Не больше, чем швее или кружевнице – то есть, только-только свести концы с концами.

– Когда у сиры Клементины закончится контракт, вам придётся искать другую гувернантку? – спросила я. – Мадлене же будет лет… десять, да?

– Сира Мелисса предлагала мне оставлять её на зиму в Озёрном, – вздохнула сира Катриона. – Чтобы зимой училась в городе, а на лето возвращалась сюда. Как сама сира Мелисса до брака или как сира Лаванда сейчас. Я… не очень хочу, если честно. Мадлена – сеньора Огрова Пальца, зачем ей привыкать к городской жизни? Чтобы потом оставить здесь управляющего, который будет ей деньги в Озёрный высылать? Лучше и правда поискать другую гувернантку. А может, сира Клементина сама попросит о новом контракте. Свой лен и безземельный супруг… ну, не знаю. У какого безземельного супруга будет трижды в день настоящий «Горный куст» на столе? И книги в кабинете?

– И отрезы атласа к Солнцевороту?

– Почему к Солнцевороту? – не поняла она. – Атлас я ей дала, чтобы платье к церемонии сшить.

– Позлить сиру Луизу? – хмыкнула я.

– Не только, – усмехнулась сира Катриона. – Меня без конца подтыкают моим консортом-простолюдином. Ну так пусть позлятся, глядя, как у меня даже гувернантка одевается, не то что племянница и помощница. А сире Клементине куда уж так торопиться с замужеством? Ей и двадцати ещё нет, а на ней владение не висит, как на мне осталось, когда ни отца, ни брата, ни мужа. И даже маршала у барона не попросишь, потому что какой может быть маршал в крепости незамужней сеньоры? – Она помолчала и проговорила вдруг вроде бы без всякой связи с уже сказанным: – Гилберт на днях хочет съездить в Огров Палец. Не хотите прокатиться? Там места очень красивые, хоть вы и не любите горы. Золотинку вон возьмёте, посмотрите, как ваша спина выдержит поездку верхом.

Я посмотрела в высокое чистое небо, повела плечами, разминая их и спину. Собственно, почему бы нет? Я в Волчьей Пуще только и видела что дорогу из замка в Вязы и обратно. До Огрова Пальца по просеке, как я слышала, полтора-два часа пути, если ехать налегке, а не везти тяжёлый груз. Сидя верхом на скотинке с дивно ровной, удобной рысью, часа полтора я вполне должна выдержать.

– С удовольствием, – сказала я. – Будем ловить последние тёплые деньки. А то потом как начнётся осень настоящая, не золотая, даже за вафлями в Ведьмину Плотину не захочется ходить, не то что кататься верхом.

Сира Катриона недоверчиво похмыкала: чтобы мне – да было неохота сбегать за сладким? Но сказала совсем не то, чего я ждала:

– Про песенку к празднику не забудьте, ладно? Вон как моим девушкам игра ваша полюбилась. Чего уже только в приданое себе ни насочиняли. Глядишь, и песенка про переборчивую девицу приживётся.

Комментарий к Глава пятая, в которой героиня рассказывает почти что сказки и вообще просвещает собеседников

* Стихи автора Табакера https://ficbook.net/authors/700582

========== Глава шестая, в которой героиня подаёт новые поводы для сплетен ==========

Осени золотой, а не обычной, серой и дождливой, на равноденствие ещё хватило. Над трактирным двором, где опять собрались жители обоих селений, даже навес натягивать не стали. Тучи на закате, правда, бродили самого недвусмысленного вида и цвета, но раньше завтрашнего утра дождь вряд ли пойдёт, а завтра это уже не будет иметь большого значения.

Я опять честно отстояла службу и так же честно посидела за столом, очень неплохо накрытым после откровенно холодного и дождливого лета. Оставалось спеть, выполняя обещание, а потом я собиралась пойти в казарму, которую уже начинали понемногу прогревать, подтапливая котёл и разгоняя воду в трубах. Там всё ещё было довольно прохладно, зато светло и сухо, а если лечь под одеяло, набитое гусиным пером, в чапане, простёганном шерстью, то уж точно не замёрзнешь. Какие-то родственницы Марты сшили мне занавески и подбитое рогожкой для пущей жёсткости покрывало, попросив за работу всего-ничего – остатки бязи. А Дромар подарил на новоселье что-то вроде ажурной бронзовой вазы, в которую я положила зачарованный шар из матового стекла. Словом, спаленку свою я активно обживала, и потому, лениво потягивая слабенькое ягодное винцо, всей душой мечтала сбежать туда с праздника.

Дети уже, вопя и толкаясь, кружились на двух каруселях. Кое-кто из парней пробовал залезть на столб за поясом для себя либо за платком для сестры или подружки, но пока безуспешно. Однако музыканты всё ещё пили и закусывали, так что когда я отставила пустой бокал и взяла мандолину, ко мне немедленно подобралась небольшая стайка девушек: обещанная песенка, как я понимаю, тайной ни для кого не была.

– Вообще-то, первым должен был куплет о том, как девушка мечтает о женихе по её вкусу, – усмехаясь проговорила я под бойкий мотивчик, рассыпа́вшийся из-под медиатора. – Но я сочинила другой:

Вот я чародейка, зачем мне семья?

Ла́рила ла́рила лотта,

Но замуж пытаются выдать меня,

А мне туда неохота!

Кто-то из пастухов, прихватив рожок, полез из-за стола, заинтригованный. Меллер, по-птичьи склонив голову набок, вслушивался в мелодию. Лютню он принёс с собой, так что куплета с третьего мог и поддержать меня – он-то, в отличие от меня, и на слух легко новые песни воспроизводил, и импровизировал как дышал, к великой моей зависти.