Текст книги "Отдых и восстановление (СИ)"

Автор книги: Арабелла Фигг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

– Всё так, – подтвердил Людо. – И чем ты недовольна?

– Тем, что ты вмешиваешься в мои дела.

– Ну да. А ты – в мои?

– Я за мальчишку заступилась! – возмутилась я.

– Пригрозив любовнице Каспара в его доме?

Я прикусила язык. Вообще-то, Каспар Серпент после такого в самом деле имел полное право на порог меня больше не пускать. Какими бы неумеренно бойкими и нахальными ни казались южанам здешние девицы, без попустительства своего любовника простая деревенская девчонка в жизни бы не осмелилась вести себя настолько нагло. Огрызаться на его зятя, например. Который обхаживает Серпента как родного отца, едва тот пожалуется на боли в желудке. То есть, Текла-то дура, вне всякого сомнения, и действительно места своего не знает. Но ведь Каспар мог бы уже давно ей это место указать – однако не делает этого. А я, такая же дура, лезу в свары между любовницей алхимика и его учеником…

И обвиняю Людо в том, что он спровоцировал Отто на скандальную драку из-за приезжей ведьмы. Выставив его желающим не просто повысить свой статус, а ещё и проехаться на моём горбу. Отчасти справедливо, конечно, но если верить сиру Генриху, взбесить соперника Людо постарался от всей души, одними намёками на схожесть с имперской расчётливой бездарностью не ограничиваясь.

– С Каспаром я сама объяснюсь и попрошу прощения, – буркнула я. – Но с какой стати ты решаешь, вступать ли мне в брак?

Он безнадёжно вздохнул, подошёл к моему креслу, сел на пол, положил локти мне на колени и чуть запрокинул голову, глядя мне в лицо.

– Перестань, – морщась, сказала я, – у меня образование чуть получше, чем у здешних баронов, и вот так играть я умею тоже.

– Не замечал, – чуть усмехнулся он. – Или это ниже вашего достоинства, госпожа маг? – Он помолчал немного и проговорил ровным, бесцветным голосом: – Я ничего не могу решить ни за Отто, ни за тебя, Вероника. Просто ему я любезно подсказал, как его сватовство смотрится со стороны, и ему очень не понравилось как. Тебе я всего только могу сказать, что не было бы у тебя с ним партнёрских отношений, когда каждый занят своим делом и не создаёт лишних проблем другому. Сира Фрида могла чему угодно его учить, но представления-то о браке у него сложились с детства самые обычные: муж занимается своими делами, а жена должна вести хозяйство и растить детей, ожидая мужа из рейдов по разбойничьим гнёздам. И он постоянно сравнивал бы тебя с этой благостной картинкой. И постоянно был бы тобой недоволен, потому что ты ну никак ей не соответствуешь.

– Думаешь, ты сказал мне что-то новое?

– Да нет, разумеется. – Руки с моих колен он не убрал, ещё и навалился мне на ноги, а взгляд стал тоскливым, как у бродячего пса. – Я просто вслух проговариваю то, о чём ты сама сто раз передумала, правда? Иначе не тянула бы с решением так долго. Я не хочу тебя терять, – безнадёжно сказал он. – А удержать тебя мне нечем. Нечего предложить, кроме эклеров… и себя. У меня полгода на всё про всё, и уж прости, но на эти полгода я не намерен хоть как-то ограничивать себя в средствах. Раз ты всё равно уедешь, до твоего отъезда я постараюсь никого к тебе не подпускать. Любыми способами.

– Откровенно ты однако, – опешив, проговорила я, поневоле вспомнив слова сукиного сына Лоренцо про «мучную моль, которую наследник баронства запустил в лабаз, думая, будто поймал мотылька».

– Не люблю врать. И смысла не вижу. – Людо легко поднялся и протянул мне руку: – Хочешь принять ванну? С мелиссой или с молоком и мёдом?

Я помедлила: желание послать Людо к оркам в горы никуда не девалось, но удобная и просторная ванна с горами душистой пены над горячей водой была слишком большим искушением. Отказаться – и ещё полгода поливать себя ковшиком из шайки, стоя на щелястом полу, по которому тянет холодным воздухом из сточной трубы… Да и просто привыкла я к Людо. И слишком хорошо понимала, что лучше мне в Волчьей Пуще не найти никого. Не потому что он так уж хорош, а потому что остальные не дотягивают даже до него. Да, мой эльфийский принц на белом единороге должен был обладать умом, характером и безграничным чувством юмора, но главное – я хотела, чтобы он стал другом и напарником мне. А таких мужчин, скорее всего, просто не водится в природе.

– Вот говорили же мне, дуре, – с тяжким вздохом сказала я, вставая, – никогда, никогда не заводить долгих отношений. Наёмники и вести себя должны как наёмники: либо кто-то из своих на две-три ночи – без привязанностей и обязательств, либо приличный, солидный, дорогой бордель.

– Скучно и противно, – припечатал Людо. – Пойдём? В ванную?

– Пойдём, – помедлив, согласилась я. – Лимон и мята. А если бы сир Генрих потребовал-таки от тебя обычных услуг фаворита, это тоже было бы скучно и противно?

– Это было бы как работа, – пожал он плечами. – А она вовсе не обязана доставлять удовольствие.

В общем, я приняла ванну, потом отмылась до скрипа, потом мы… гм… решили, что ванная в некоторых отношениях ничуть не хуже спальни, даже удобнее кое в чём. Потом я высушила волосы заклинанием (иногда можно, главное – не злоупотреблять) и пошла в подвал к Каспару извиняться.

– Я действительно временами позволяю ей больше, чем надо бы, – ответил он, поглядывая на меня с лёгкой насмешкой. – Мужчине моих лет сложно быть требовательным и строгим к девушке, которая, прямо скажем, моложе его дочери. И я понимаю ваше желание защитить мальчика, сира Вероника. Вот только вы не задумывались, почему никто не зовёт его по имени, а прозвище у него отнюдь не Вьюнок и не Лютик? Я, помнится, предупредил Теклу, что может случиться с козочкой, сжевавшей вех, но она, видимо, приняла это за шутку. А я меж тем вовсе не шутил. Когда мальчик поедет получать звание магистра первой ступени, я посоветую ему сделать из прозвища фамилию: Густав Вех, ученик Каспара Серпента. Неплохо звучит?

Я кивнула, озадаченно подумав, что никогда больше не сунусь в чужую семью, пусть хоть убивают друг друга у меня на глазах. Теклу, оказывается, предупредили, что годика через два-три она получит за всё, что творит сейчас, а она не вняла. Вот тебе и не в меру снисходительный к юной любовнице, слишком много ей позволяющий, балующий её дорогими подарками старичок. Серпент же!

И раз уж я спустилась в мастерскую, я зачаровала ещё несколько колб. Мои меловые линии никто и не думал стирать со стола, наоборот, мне показалось, что их ещё и подновили – Рената, что ли, воспользовалась схемой для обновления светильников в имении сира Бирюка? Попытки высушить пол в столовой заставили меня порядком потратиться, поэтому мне пришлось устроить кровопускание своим камушкам, но должна же я была попросить прощения не только на словах.

Так что на кухню я приползла «ну чисто лягушка – зелёная и холодная» и была чуть ли не принудительно накормлена Яном, который день ото дня набирался хозяйских повадок. Вот уже и злую страшную ведьму, опять приморозившую к полу очередную бедняжку, силой усадил за столик у стены и положил ей в тарелку целую куриную грудку: Людо уже видеть не мог рубленое и протёртое, а Каспару в кои-то веки полегчало настолько, что он велел запечь кур с яблоками и черносливом. Кажется, куры два-три дня выдерживались в вине со специями, потому что мясо у них было мягким и хорошенько пропитавшимся душистыми приправами.

– Эх, Ян, – вздохнула я, макая кусочек за кусочком в соусник, – был бы ты лет на десять постарше – предложила бы тебе брак ни минуты не раздумывая.

– Так вы через пять возвращайтесь, ваша милость, – фыркнул он. – Мне как раз семнадцать исполнится, жениться можно будет.

– Через пять мне уже будет почти тридцать два.

– Так примаков же и берут либо богатых, либо молоденьких, – нахально заявило невинное дитя.

– Ну, ты наглец, – восхитилась я. – Людо, твоё воспитание, между прочим. Сам себе соперника вырастил.

Людо посмеялся, поставил передо мной тарелку с ещё горячими мягкими вафлями и опять ушёл, бросив меня на ученика. Так что я опять подумала: никогда больше не свяжусь с добропорядочными ремесленниками – только успевай утираться, когда между работой и тобой они каждый раз выбирают работу.

Понятно, что в Вязы я вернулась уже к концу тамошнего ужина. А поскольку ужинали нынче сира Катриона с помощницей только вдвоём, мне было сделано замечание по поводу моего за столом отсутствия. Я отозвалась этак вежливо-недоумевающе, в каком пункте контракта сказано, что мне запрещено питаться где-либо ещё, кроме вязовской крепости? «Контракты эти ваши, – проворчала сира Катриона. – Вместо Скрижалей они у вас, я гляжу». – «А вы не знали? – на этот раз совершенно искренне удивилась я. – У вашего консорта двое наёмников только что не спят на коврике перед его кроватью, а уж сколько вам должна была наговорить Рената, пока работала на господина Меллера…»

В общем, я отстояла своё право пропадать где угодно и заниматься при этом чем угодно при условии, что с восьмым ударом часов (древних, потемневших от времени, постоянно отстававших на добрую четверть часа, так что их регулярно приходилось выставлять по меллеровским) я буду сидеть в гостиной с книгой или мандолиной. Сира Катриона была недовольна, – она вообще была мною недовольна из-за моего нежелания выходить замуж – но я и не старалась ей угодить. Собственно, во время этой почти что ссоры я ей прямо сказала: «Будьте добры, сира, потерпите уж как-нибудь полгода. Может быть, в следующий раз ваш консорт наймёт какую-нибудь старушку, которая сама будет рада сидеть в кресле сутки напролёт и вспоминать молодость». – «Вроде сиры Фриды?» – иронически уточнила Аларика, и на том разговор о моих правах и обязанностях в рамках заключённого контракта заглох.

Нет, я сиру Катриону могла понять: консорт укатил с очередным обозом в Озёрный и увёз с собой племянницу; гувернантка раз за разом уезжала в Старицу и даже ночевать там временами оставалась, заработавшись в гончарной мастерской до темноты; а маршал не только сам пропадал в разъездах, но и помощника пока что таскал с собой, чтобы тот хорошенько изучил окрестности. И тут меня ещё отродья Бездны носят непонятно где. Я-то на её месте радовалась бы, что в крепости в кои-то веки сравнительно пусто и тихо, но у вязовской сеньоры, кажется, имелись причины не любить пустоту и тишину.

Они с Аларикой опять взялись за вышивание, и я уже могла понять, что вышивают они вязовый лист на большом полотнище – флаг для новой крепости, что ли. А я спросила, почитать им или рассказать что-нибудь про ту же Лигу Серебряных городов или, скажем, Империю Единого Севера. Которую я, правда, знаю гораздо хуже, потому что бывала там буквально дважды и оба раза не больше месяца.

– Сыграйте лучше, – попросила Аларика, потому что её сеньора молчала, то ли задумавшись, то ли прислушиваясь к себе: Меллер вздыхал, что приходится уезжать в такое время, и очень просил меня сразу же посылать за целителем, что бы ни говорила его дражайшая супруга. – Вы давно ничего не играли.

– Разве? – удивилась я. Но вспомнила, что мы читали тот самый последний глорфинделевский роман, дописанный его дочерью, потом я уехала с сиром Генрихом и Отто в Верхний распадок и ночевала в замке, потому что удрать в трактир не получилось: не было там места, очередной обоз пришёл уже чуть ли не на закате и никто не захотел в потёмках тащиться до Ведьминой Плотины. Потом Меллера с Мадленой собирали в Озёрный, сире Катрионе с Аларикой не до вечерних посиделок было (зато я отдохнула, провалявшись два вечера подряд с книгой в своей комнате – в казарме, до которой предотъездная суета не докатывалась)… В общем, да, я больше двух недель подряд не брала мандолину в руки. – Хорошо, что сыграть?

– Да всё равно, – за Аларику ответила сира Катриона. – Главное, не очень печальное. А то и без того… осень.

Комментарий к Глава тринадцатая, в которой героиня разбирается со своими сердечными делами

* Ага, “Змеюка” с поправкой на то, что до Вероники история дошла через третьи руки.

========== Глава четырнадцатая, в которой случаются приобретения, в том числе и довольно сомнительные ==========

В общем, после ужина я всё так же развлекала дам байками под аккомпанемент мандолины или читала вслух, а от обеда до ужина я всё так же подбирала наилучшее сочетание рунных цепочек для светильников. Перепортив при этом целый ящик тонких, с ноготь толщиной, бронзовых (вроде бы) пластинок – я писала на них гномскими чернилами, а подгорная сепия не смывалась ничем, её только наждаком можно было содрать с поверхности. Дромар небрежно отмахивался: ерунда, металл, если что, переплавить недолго. Ещё он привёл в крепость какого-то своего то ли родственника, то ли приятеля, а тот приволок несколько плоских сундучков, выложенных изнутри чёрной замшей, на фоне которой даже недорогие поделочные камни смотрелись эффектно и соблазнительно. Я выбрала две фибулы и три простые, скромные подвески из всё того же гагата, просто обточенного овалами. Вздыхала над бериллом, – у камнереза в одном из сундучков был чудный берилл, непрозрачный, но чистый и однородный, – однако на него, как и на изумруд с хризолитом, тёмное зачарование просто не ляжет, даже защитное, и пришлось мне купить гагат. Ну… как купить? Мне были выданы четыре мраморные плитки, чтобы я написала на них морозные руны (размеры кладовой и материал стен для расчётов прилагались) и четыре же кристалла голубого кварца дивного насыщенного цвета: убедить гномов, что цвет никак не влияет на качество зачарования мне по-прежнему не удавалось. Мастер при мне вырезал в камне начертанные мною руны, я подтвердила, что всё сделано правильно, и зарядила кристаллы в качестве накопителей.

Сира Катриона, кстати, тоже купила кое-что (на подарки к Солнцевороту, скорее всего: слишком уж разные и по материалу, и по стилю, совершенно не сочетаемые вещи она выбрала), расплатившись битой птицей. Меня попросили хорошенько проморозить тушки, потому что северный ветер сменился западным, а тот натащил дождевых туч, и везти свежее мясо по такой погоде было довольно рискованно; камнерез же хотел именно свежего мяса, не копчёного и не солонины. Аларика ему ещё и рецептов надиктовала, и даже убедила взять два-три фунта яблок – ну хоть попробовать утку с ними. Гном покачал головой, но набрал корзинку кислых твёрдых яблок, что-то ворча себе в бороду на своём языке. Наверное, про глупых верзил, которые портят хорошие продукты, смешивая то, что смешивать вроде бы не полагается.

И разумеется, общение шло через меня, потому что камнерез тоже, как и мастер Балгуб, худо-бедно мог вести разговор на Старшем наречии, но человеческого языка не знал вообще, а познания сиры Катрионы и Аларики позволяли объясняться чуть ли не на пальцах. И мне всё любопытнее становилось, а Дромар-то откуда знал местный диалект? Говорил он на нём по-прежнему скупо и неохотно, но говорил же. Выучил в процессе строительства, как и большинство его работников (те, впрочем, обходились минимальным набором слов, позволявшим купить кое-что из еды да домотканого полотна на обмотки)? Видимо, так. Других возможностей у него точно не было, потому что до приезда Меллера гномы, оказывается, вообще с людьми дел не вели, только с дриадами.

Потом камнерез уехал, увозя и заряженные кристаллы, и замороженные тушки уток и кур. А я зачаровала амулеты, наложив на них всё ту же Трясину, и не дожидаясь Солнцеворота, вручила их вместе с такой же зачарованной застёжкой Яну. Послав мальчишку, смущённого слишком дорогими подарками, разбираться с приёмным отцом, который и заказал мне амулеты для каких-никаких родственниц. Каспару я тоже подарила фибулу весьма заранее, но он её, извинившись, передал ученику, хотя для девятилетнего ребёнка она смотрелась слишком солидно, конечно. Взамен я получила очередной флакончик контрацептива и склянку мази – с предостережением не увлекаться ни тем, ни другим.

А Дромар тем временем привёл очередного своего сородича, на этот раз для разнообразия не знающего даже Старшей речи. Впрочем, со мной он и не разговаривал, обмениваясь мнениями исключительно с Дромаром, а меня игнорируя, так что я затаила злобу, прикидывая, как бы половчее, не привлекая к себе лишнего внимания, подгадить надутому индюку по мелочи. Но пока «индюк» перебирал бронзовые пластинки с горящими на них магическими огоньками (я покамест заставила их светиться непрерывно, чтобы в любой момент кто угодно мог оценить, что ровное сияние одноцветных, что радугу цветных светляков), бдительный Дромар перехватил мой, очевидно, многообещающий взгляд на возможного делового партнёра и сказал:

– Моя бесценная госпожа, очень вас прошу, не надо насылать на Севакандрозани ни чесотку, ни что-нибудь похуже. Он ведёт себя точно так, как предписывается нашим этикетом в отношении чужой женщины – делает вид, будто её здесь нет вообще, чтобы ненароком не повредить её репутации.

– Чужой? – подозрительно уточнила я.

Дромар заметно сконфузился.

– Прошу прощения, сира Вероника, – проговорил он, пряча глаза, – но я был слишком неосторожен в словах и поступках, и у моих сородичей сложилось впечатление, что мы с вами… э-э… близки.

Я ошарашенно перебрала в уме наши с ним исключительно деловые разговоры – свидетели у нас бывали далеко не всегда, но возможно, это тоже было одной из причин для возникновения подобных сплетен? А поступки – это, к примеру, прикосновение не к рукаву, а к голой коже руки ниже локтя, если рукава засучены? Как в тех же Пыльных равнинах, где даже если случайно коснулся девицы – женись, а чужой жены – дерись с мужем или плати виру? Впрочем, с тамошними нарядами найти клочок голой кожи – это ещё суметь надо: при бесконечных ветрах, гоняющих пыль то вдоль Бахийского хребта, то вихрями по кругу, заматывать по пол-лица платками то и дело вынуждены и мужчины, и женщины. Может быть, у гномов действуют похожие законы, и кто-то из работников видел, как Дромар дотрагивался до моей руки, передавая мне что-либо или принимая от меня? Перчатки я ношу исключительно для тепла и летом могла подать подобных поводов сколько угодно.

– О, – сказала я, сообразив ещё кое-что, – мастер Дромар, а я-то вашей репутации никак не навредила по незнанию? Простите, если нечаянно поставила в неловкое положение…

– Моя репутация… – он невесело улыбнулся. – Не беспокойтесь, бесценная госпожа, наша семья известна и состоятельна, но потому это строительство и поручено именно нам, что мы известные оригиналы, чуть ли не сумасброды. А я, как видите, продолжаю шокировать клан, заказывая у вас магические вещи.

– Однако кое-кто тоже их оценил, – заметила я.

– О, ещё как. Попросите, будьте добры, после нашего разговора с Севакандрозани сиру Аларику и сиру Катриону быть свидетельницами, чтобы ваша репутация не пострадала от переданного вам подарка.

– Моя репутация, – фыркнув, повторила я за ним. Вспомнив Балгуба, который без затей вытащил меня из экипажа. Впрочем, судя по манере общения, Балгуб Дромару довольно близкий родственник, которому, очевидно, позволено куда больше.

Ещё мне очень хотелось спросить, что за подарок и от кого, но я решила дождаться завершения визита господина Севакан… не помню, как там дальше. Отметив, кстати, что его Дромар хотя бы назвал, а вот представить нам того камнереза даже не подумал. Хм… похоже, у себя Под Горой, считайся его семья какой угодно сумасбродной, Дромар занимает достаточно высокое положение.

Меж тем «господин Севакан» закончил внимательно рассматривать пластинки и о чём-то спросил Дромара, указывая на них. Тот ответил, они, судя по интонациям, поспорили, но быстро пришли к соглашению, и Дромар взялся складывать бронзовые пластинки в специальный ящичек, перегороженный так, чтобы они не касались друг друга и надписи на них не повредились.

– Севакандрозани, – пояснил он, непринуждённо выговорив это имя (и опять-таки не прибавив к нему ни «господина», ни «мастера», хотя тот был заметно постарше Дромара), – делал стеклянные звёзды для вашего ночника. Я предложил ему попробовать разные способы преломления света – звёздочки, подвески, экраны или цельные колпаки с гравированными узорами. Он согласен взяться за работу, однако я должен признать, бесценная госпожа, что слишком тороплюсь: господин Меллер пока что не оформил ваш патент, вы ещё не продали его мне, а я уже делаю заказы стекловару.

– Но вы же должны знать, как это будет выглядеть в готовом виде, – удивилась я. – Если учесть, что материалы полностью оплатили вы, у вас тоже есть кое-какие права на мои разработки.

Он наклонил голову, соглашаясь.

– Я рад, что вы мне доверяете.

Я чуть пожала плечами: даже если бы не доверяла, всё равно светляки будут гореть месяца полтора-два, потом понадобится маг, чтобы активировать цепочки заново. Можно, конечно, обратиться к дриадам, но ведь это явно не последнее, что можно с меня получить всего-то за украшения с поделочными камнями. Смысл Дромару меня обманывать?

А подарком оказалась перевязь с ножнами и с креплениями для посоха, чтобы носить его за спиной, когда он не нужен. Скроенная из чьей-то гладкой зеленоватой шкуры в тёмных разводах, она была прошита в два ряда мелкими бусинами из бледно-голубого опала, и так же были отделаны ножны, а в них лежал охотничий нож.

– Отказ принять эту вещь будет смертельным оскорблением, – предупредил меня Дромар, потому что я уже открыла рот, чтобы сказать, что подарок как-то уж слишком дорог. – Хозяйка, получившая в своё распоряжение кладовую, в которой можно хранить какие угодно продукты сколь угодно долго, своими руками изготовила перевязь и ножны именно для вас, бесценная госпожа. – (Кажется, я уже окончательно перешла из молодых в бесценные). – А за нож она просит вас зачаровать комплект кристаллов на подмену. Я правильно понял, в стальном сейфе они могут храниться достаточно долго? Вы, помнится, говорили, что ни на железо, ни на сталь чары не ложатся в принципе.

Я всё ещё неуверенно кивнула, пока вязовские сеньоры восхищённо вертели в руках перевязь, сгодившуюся бы в качестве парадной для барона или его братьев-сыновей.

– Хорошо, – сказала я. – Разумеется. Она прислала кристаллы? Я могла бы зарядить их прямо сейчас, чтобы господин Севакандро-зани, – уф, выговорила-таки! – мог захватить их с собой и передать… очевидно, мужу этой прекрасной женщины? Раз уж с чужой женщиной нельзя даже разговаривать, не то что передавать ей что-либо напрямую.

***

Время шло и шло себе потихоньку, доползло и до Белой дороги. Её в самом деле звали так не зря – уже не заморозками, а основательно установившимся морозцем грязь схватило намертво, а сверху присыпало снежной крупой, так что я обновила и тёплые сапоги, и меховой плащ. Настоящим праздником этот день не был, – столы не накрывали, жрицу не звали, – но на трактирном дворе опять прошло гулянье с музыкой и каруселями (правда, на этот раз без столба с платками и поясами). Мы с сирой Катрионой там только показались и почти сразу ушли: я хотела закончить уже расчёты, а ей тяжко было и ходить, и стоять.

Но похоже, этот поход в Ведьмину Плотину оказался слишком большой нагрузкой для женщины на сносях, или просто время подошло чуть раньше, чем она рассчитывала – едва рассвело, сира Катриона погнала служанку за бабкой-травницей. Аларика заикнулась было про целителя, однако её сеньора отрезала: «Нет!» – и помощнице пришлось уступить. Вот только имелась ещё и я, перестраховщица, а для меня сира Катриона ни в одном месте авторитетом не была. Так что я, откровенно злоупотребляя своим чародейским положением, даже не ссылаясь на приказ господина Меллера, отправила первого подвернувшегося мне во дворе парня в Волчью Пущу за Каттеном или его учеником. Так, на всякий случай. Мало ли что.

Видимо, посыльный застал Брана на месте, потому что тот приехал, едва начало смеркаться. Сира Катриона металась по своей комнате, как зверь по клетке, ругаясь сквозь зубы очень плохими словами при каждой схватке. Мне тоже от неё досталось, потому что никто не просил меня дёргать целителя на нормальные, вполне благополучные вторые роды, с которыми легко бы управилась и бабка Сабина. Я сказала: «Ну-ну», – сняла с себя ожерелье и кольца, продела в кольца эти цепочку ожерелья и повесила всё это Брану на шею, велев, если что, тратить дочиста, я потом ещё заряжу. Понятно, что он, маг весьма средних сил, в мыслях не имел отказываться. И не знаю, что там было в «нормальных вторых родах» (я под ногами у людей не путалась, потому что с моей заметной склонностью к магии Тьмы меня и близко к роженице подпускать не стоило), вот только вернул мне Бран мои камушки заметно выпотрошенными. Не такими уж благополучными, судя по расходу магии, были эти вторые роды, и вызов целителя определённо не был пустой тратой времени и денег. И вообще, сомневаюсь, что Меллеру понравилась бы такая попытка сэкономить. Сире Катрионе наверняка предстоит выслушать много интересного о себе, о здоровье собственном и не рождённого ещё ребёнка, о долге сеньоры и матери семейства и прочем, прочем, прочем.

А пока что служанки, умилённо чирикая, переменили бельё и притащили сеньоре ужин в постель, Аларика, уложив своего сына и близнецов сиры Катрионы, устроилась в её комнате с новорождённой на руках, явно собираясь провести там всю ночь, а мы с Браном засели в гостиной, где нам по распоряжению Аларики поставили кувшин наливки и миску яблок к нему.

– Я смотрю, – сказал Бран, устало усмехаясь, – дриады всерьёз всполошились из-за шаманского проклятия.

– И очень не хотят, чтобы в Вязах сменились владетели, – кивнула я: у сиры Катрионы родилась вторая дочь, и малолетнему сиру Ральфу предстояло бы расти среди одних сестёр, кабы не Вениамин, практически такой же член семьи сиры Катрионы, как его родители. Но если сыну Эммета и Аларики старое проклятие ничем не грозило, – по крови они, как ни крути, роднёй своей сеньоре не были, – то о защите наследника Вязов я бы лично позаботилась посерьёзнее, чем сира Катриона с консортом. Она говорила, будто Агата Голд не нашла никаких следов проклятия, а я аккуратно поправила: «Никаких заметных следов». Мне, ясное дело, не тягаться с знаменитой малефикаршей, но я чувствовала что-то смутное, неясное, однако определённо тёмное и враждебное, только и поджидающее удобного момента, чтобы ударить напоследок, пусть уже и далеко не в полную силу. Дриады, видимо, тоже что-то такое ощущали, иначе зачем бы им понадобилась уже третья девочка в семье? Только для страховки, понятно – женщин орочье проклятие игнорировало.

– Посмотри потом на девчонку повнимательнее, ладно? – попросил Бран, ловко счищая кожуру с яблока – яблоки нам подали какого-то позднего сорта, сочные и душистые, но шкура у них была толстая и грубая, как у вола.

Я тоже её срезала и вообще разделила свой фрукт на осьмушки, удалив сердцевину – опробовала подарок незнакомой мне гномской матроны. Она, кстати, и Аларике послала поясок, так же расшитый двумя рядами бусин и украшенный затейливой пряжкой – за рецепты и яблоки. То ли длину ремня камнерезова супруга отмерила по себе (а тощих гномов мне встречать как-то не доводилось), то ли ей шепнули, что помощница вязовской сеньоры – дама в теле, однако пояска легко хватило на талию сиры Аларики, и ещё приличный хвостик остался, не только-только в пряжку продеть. Аларику подношение заметно смутило, но про смертельное оскорбление слышала и она, так что подарок приняла тоже, пробормотав лишь, что кухонные рецепты вовсе не так дороги, а уж яблоки в сезон…

Собственно, из-за яблок я обо всём этом и вспомнила, не только из-за ножа. Мне Дромар потом по секрету сказал, что никто, разумеется, и не подумал переводить свежие фрукты на то, чтобы размягчить утиное мясо и впитать жир, который ну никак лишним быть не может, что ещё за человеческие глупости. Рецепты, моей рукой каллиграфически записанные на Старшей речи, останутся у почтенной матроны исключительно как забавная вещица – почитать с родственницами и подругами и посмеяться над неуёмной фантазией «людок». А вот яблоки наверняка разлетелись по детям-племянникам, только хруст стоял, и если сира Аларика хочет отдариться, пусть пошлёт ещё корзинку. Да, именно таких, твёрдых и кислых – очень полезная вещь в подземельях…

– Что-то не так? – дочистив и дорезав яблоко (к счастью, не кислое и не очень твёрдое), спросила я про новорождённую. Довольно рассеянно, каюсь: Бран не выглядел ни встревоженным, ни озабоченным, поэтому я и не придала большого значения просьбе.

– Мне показалось, что у неё имеются довольно ощутимые способности к магии, но могло и показаться.

– В её отце магический дар вполне можно пробудить даже сейчас, – заметила я, подливая себе вишнёвки (не буду уж мучить соблюдением этикета уставшего целителя), – но ему от этого будет куда больше геморроя, чем пользы.

– Знаю, – подтвердил Бран. – Но ты всё-таки посмотри.

– Хорошо. Если что, матушку пока не радовать вестью сомнительной благости?

– В ближайшие два-три месяца точно не стоит, пусть поправится сперва. А вот счастливого отца я бы предупредил, когда вернётся. Потихоньку.

Я кивнула, но опять же осталась почти равнодушна. В конце концов эта искорка в солнечном сплетении может всю последующую жизнь тлеть себе да тлеть потихоньку, проявляясь разве что способностью быстро и легко разжечь огонь или немного унять боль близкого человека при простом поглаживании. Тысячи людей носят в себе такие искры и живут себе, ничего о том не зная или просто считая себя чуть удачливее прочих, чуть умнее, чуть способнее. Совсем не факт, что лет через пятнадцать-семнадцать девочку придётся посылать в Академию или отдавать в орден Пути. А если всё же лет через пять-шесть у неё, чем-то рассерженной, вдруг вспыхнут занавески или кровь пойдёт носом, потому что она пожалела отца и погладила его по голове, наивно пытаясь облегчить мигрень, то вон в двух шагах от Вязов, в соседней Ведьминой Плотине, учит дриадских полукровок опытная и сильная магесса Рената Винтерхорст. И магию поможет обуздать, и неплохо подготовит к дальнейшему обучению. Уж у Меллера-то деньги найдутся на все шесть курсов и на все мыслимые и немыслимые факультативы.

Мы посплетничали о дремлющей в крови Меллеров магии, выплеснувшейся разок-другой так, что о Шторме и Саламандре слышали отнюдь не только в Приболотье; о том, что вот повезло же людям – можно учиться спокойно, не влезая ни в долги гномам, ни в кабалу к Старым семьям… хотя в высшей степени приличные негоцианты наверняка свой магический дар таковым вряд ли считают. Потом разговор перекинулся на академию, о которой Бран только слышал, и на Пыльные равнины, про которые он вообще знал лишь то, что есть такие.