Текст книги "Отдых и восстановление (СИ)"

Автор книги: Арабелла Фигг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

Глава первая, в которой героиня прибывает в Волчью Пущу ==========

Я ненавижу почтовые кареты! Поездки в неудобных, тесных, тряских ящиках на колёсах даже здоровых людей изматывают, а с моей спиной это была просто затянувшаяся пытка. От Порожищ до Озёрного, от Озёрного до Волчьей Пущи я пыталась устроиться на узком и жёстком сиденье так, чтобы как можно меньше беспокоить больную спину, но от тряски не спасал даже прихваченный с собой плотный и ровный, без комков, на заказ сшитый тюфячок. А ночами меня ждали трактирные постели, в которых каждый колтун свалявшейся шерсти или пакли впивался в потянутые мышцы осколком гранита. Всё долгое, болезненное и очень недешёвое лечение коту под хвост полетело с этой поездкой. Спасибо, хоть от Захолмья ехала я одна и могла как угодно выгибаться, корчиться и подвывать от боли, не беспокоясь о том, какое впечатление произвожу на попутчиков (впрочем, пока попутчики у меня имелись, я из последних сил соблюдала хоть какую-то пристойность).

В общем, я наконец добралась до цели моего путешествия, выползла из кареты и, слишком резко выпрямившись, охнула и вцепилась в распахнутую дверцу. Солнце сияло, небо синело, сады цвели, птички орали (не пели и не щебетали, а именно что орали), а я, едва замечая всю эту благодать, практически повисла на дверце, потому что встать прямо не было никакой возможности.

– Вашмилсть, – меня деликатно тронули за рукав.

– Чего тебе? – буркнула я, очень осторожно поворачивая голову. Парнишка, вернее, почти мальчишка, – усишки едва пробиваться начали, – с мордочкой простоватой, но в целом приятной, подошёл вплотную и даже руку протянул, чтобы подхватить меня под локоток.

– Вы ведь сира Вероника? Мне велено вас встретить.

Следовало бы спросить, кем это велено, но честно говоря, мне было плевать. Я хотела поскорее добраться до трактира и упасть на ровную и умеренно жёсткую поверхность. А для этого надо было выпрямиться и постараться хотя бы с посторонней помощью переставлять ноги.

– Минутку, – попросила я, прикрывая глаза. Так, держимся крепко, но пытаемся расслабиться. Вдо-о-ох на три счёта, выдох на один, но не резкий, просто глубокий и сильный…

Сквозь ресницы я видела, как парнишка выволок из кареты мой сак – ну да, я же на этот раз была приличной путешественницей, не наёмницей с заплечным мешком – и не забыл прихватить с сиденья тюфячок. Его он сунул под мышку, держа сак в правой руке, а левой взял-таки меня под локоть.

Я постояла-подышала, и боль понемногу отпустила. То есть, совсем не прошла, ясное дело, но уже не заставляла скрючиваться, точно древнюю старуху. Я отцепилась от каретной дверцы и пожалела о том, что с негодующим фырканьем отвергла предложение целителя походить некоторое время с тростью. Сейчас бы оперлась на неё, с другой стороны меня поддержал бы парнишка, и мы с ним более-менее бодро доковыляли бы до трактира. А так парень был на полголовы выше меня (что, впрочем, несложно) и мою навалившуюся на него тушку удерживал без особых усилий. Однако он ещё и тащил моё барахло… Как бы не сорвал спину тоже.

Словом, я решила, что здесь непременно закажу какому-нибудь столяру длинную крепкую палку с надёжной ремённой петлей… ага, и бледно-голубым булыжником в навершии. Буду ходить с посохом, чародейка Зима. Но пока что, увы, бедному парню пришлось чуть ли не тащить меня вместе с моей поклажей.

К счастью, идти было совсем недалеко, трактир стоял прямо напротив почтовой станции. Здание недавно то ли надстраивалось, то ли ремонтировалось всерьёз: свежей побелкой попахивало до сих пор, а желтовато-розовая штукатурка на северной стене, кажется, не до конца ещё просохла. Хм. Неплохо, похоже, идут дела у трактирщика в захолустном городишке на самой границе человеческих земель. Кто это сюда наезжает так часто и немаленькими компаниями, если в трактире понадобились дополнительные комнаты? Хотя… что за дурацкий вопрос? Достань контракт, разверни и прочитай имя нанимателя, вот тебе и ответ.

Мой провожатый, никого ни о чём не спрашивая, повёл меня наверх. Комнатка оказалась небольшая, но непривычно светлая. Окошко-то было обычным, только упитанной кошке пролезть, но побеленные потолок и верхняя четверть стен делали помещение светлее, выше и даже как будто просторнее. А ещё, радуя глаз усталой путницы, на полу лежала медвежья шкура. Я тут же сбросила на неё плащ и растянулась навзничь, давая отдых многострадальной спине. Я готовилась делать морду лопатой: «Ничего не знаю, мне так легче!» – но парнишка даже бровью не повёл. То ли навидался, работая в трактире, всякого, то ли был предупреждён, что едет бедная, несчастная, покалеченная девица, спину повредившая, на голову ушибленная…

– Я сестрицу пришлю, вашмилсть, – сказал он до того невозмутимо, будто постояльцы в этом заведении вообще имели обыкновение валяться на полу, – чтобы умыться помогла и переодеться, и всякое такое.

– Ага, – сказала я, прикидывая, дотянусь сама до шнуровки сапог, не вставая, или придётся просить помощи у служанки. Или отлежавшись немного, сяду в кресло и тогда уже по-человечески разуюсь, не извиваясь на полу. – Хорошо, я подожду.

Ждать пришлось недолго, только вместо служанки ко мне, похоже, заглянул сам хозяин, прямо-таки эталонный трактирщик, отличавшийся от большинства собратьев разве что великолепными усами. Увидев меня на полу, он характерным жестом потянулся к своей пояснице и, ни о чём не спрашивая, сообщил, что господин Каттен, целитель здешний, нынче в городе, вот как раз вчера вернулся с Нижних Бродов, так не послать ли за ним? Я, подумав и покривившись, кивнула: неделю отлёживаться в трактире совсем в мои планы не входило, а без лечения, просто пытаясь отлежаться, быстрее я на ноги не встану. Трактирщик, заметив мои гримасы, заверил, что у господина Каттена не руки, а чистое золото, и он не то что сорванные спины в один момент подлечивает, а чуть ли не умирающих на ноги ставит. Ещё он сказал, что сей же час пришлёт своих девчонок снять с моей койки тюфяк, а взамен настелить овечьих шкур в два-три слоя. Поскольку трактирную братию я поневоле знала неплохо и никогда раньше не замечала за этими господами особенного человеколюбия, я сразу спросила, чего от меня хотят в ответ.

Ну, ответ был обычным для трактирщика, получившего в руки мага: зима была нынче не в меру мягкая. Снегу-то лежало порядком, а лёд на реке встал поздно, несколько раз из-за оттепелей подтаивал, а потом рано и быстро сошёл. Его, ясное дело, запасли в опилках и соломе, но он уже «заплакал», а лето ещё даже не начиналось. А его милость Отто, баронский чародей, больно уж нос задрал. Забыл, видать, как в подпасках ходил в своё время. Недосуг ему такой ерундой заниматься, боевой-де он магик. Вот сира Фрида, наставница его, пошлите ей Девятеро удачного перерождения, та понимающая была женщина, никому не отказывала. Драла… то есть, брала, конечно, дорого, зато уж как поколдует – ух, как всё промораживало! Первые неделю-полторы молоко в погребе аж стрелками ледяными прошивало.

Я невольно хмыкнула. Да уж, магистр Ковена боевых магов – это вам не подпасок, кое-как обученный огненные шары метать.

– Мне до неё далеко, – с сожалением признала я. – Я могу, конечно, заморозить подтаявший лёд обратно, но как у сиры Фриды Ледышки, мне никогда не суметь.

– Так и не надо, – облегчённо выдохнул трактирщик. – Вы ж к нам на год, верно? – Ничего себе! Даже трактирщик знает, что за контракт я подписала. Прямо ностальгия зашевелилась по родным краям, где так же невозможно было хоть что-то сохранить в тайне. – А за год-то сколько раз приедете в ту же часовню? Заодно и ко мне заглянете, подновите чары-то, ежели что.

Я аккуратно, не делая резких движений, помотала головой:

– Нам запрещено брать два контракта разом, а работать без контракта запрещено тем более. Я не хочу вылететь из гильдии из-за горсти серебра. Завтра-послезавтра я могу просто расплатиться с вами за комнату, но и только.

– Так ведь вы ж, ваша милость, и после можете приехать на денёк-другой, а за стол и постель льдом в погребе расплатиться, – возразил этот хитрый жук-усач. – В один-то день туда и обратно скататься в наших местах не всегда выходит, а с больной спиной уж точно не стоит в оба конца разом трястись.

Я задумчиво хмыкнула: тут он был прав, пожалуй.

– А Рената Винтерхорст? – спросила я. – Её не пробовали просить?

– Да когда ей, – безнадёжно отмахнулся трактирщик. – У неё четверо учеников таких же остроухих, да ещё та девка, что кондитеру помогает… ну, фавориту его милости сира Генриха, – уточнил он, как будто я могла знать, с кем именно спит этот сир Генрих, кроме законной жены, – а ещё из Вязов сира Мадлена нет-нет да прибегает. Дара-то колдовского у неё нет, да уж больно ей любопытно, как чародеями становятся.

Я даже головой неосторожно покрутила: это кто ж там в Вязах такой терпимый и благоразумный, что отпускает дочь или племянницу на уроки к стихийнице, не целительнице даже? Хорошо, что пока мы с хозяином трактира болтали, меня отпустило понемногу, и движение шеей не отдалось до самого копчика, а то и ниже. Ладно, скоро всё узнаю. Судя по всему, действительно в этой Волчьей Пуще, как и в моём родном городишке, соседям точно известно, сколько масла ты кладёшь в кашу и даже за чем именно, за капустой или огурцами, лазал на днях в погреб.

Тем временем заявились две крепкие бойкие молодки с охапками шкур в руках и первым делом деликатно оттащили меня на плаще в сторонку, к самому камину – увы, не топившемуся, хотя в комнате было, прямо скажем, не жарко. Я сказала об этом хозяину, он заверил меня, что вот дочки сей момент мне постель приготовят и тогда уж огонь разведут. Дочки в подтверждение батюшкиных слов сноровисто убрали с кровати всё до самых досок и принялись стелить шкуры, причём старшая шипела на младшую: «Да встык клади, дура, не внахлёст! С больной-то спиной этот нахлёст будет ровно камушек в сапоге…» Похоже, у их отца тоже всё было очень печально со спиной, если дочка знала даже о таких мелочах. Потом меня спросили, оставить ли подушку. Я подумала и велела сдвинуть к самой стене: если упомянутый трактирщиком Каттен именно целитель, а не просто лекарь, то возможно, я этой ночью смогу даже повернуться набок, а не лежать только на спине – что вообще-то тоже довольно утомительно.

Вернулся хозяйский то ли поздний сын, то ли старший внук… нет, судя по «сестрицам», всё-таки сын… посмотрел на приготовленную для меня постель и взялся расшнуровывать на мне сапоги. Причём действовал парень так умело и привычно, будто каждый день этим занимался. Я было вякнула, что сама позже разуюсь, но меня нагло проигнорировали. В общем, он стянул с меня обувь и велел сёстрам взяться вдвоём за нижние углы плаща, а сам ухватился за ворот. Так, на плаще, минимально побеспокоив мою несчастную спину, меня и переложили с пола на кровать. Тут молодки выгнали брата (хотя мне показалось, что вряд ли бы я чем-то его удивила, несмотря на едва пробившийся пушок над губой) и под моим руководством извлекли из моего саквояжа ещё из Академии привезённый чапан.

– Ой, – с деревенской непосредственностью сказала одна, энергично встряхивая его, – матушка говорила, будто лет двадцать назад, все такие одёжки кинулись было шить, на её милость госпожу Елену-то наглядевшись. Да забросили потом, больно муторно. Считай, она одна такое и носит теперь.

– И сира Лаванда ещё, – не согласилась с нею сестрица.

Я не стала ничего говорить о том, кто и по какой цене покупает халаты, которые можно до поздней осени носить вместо тёплого жакета. Я просто молча прикрыла глаза, позволяя болтушкам стаскивать с меня куртку и штаны. Чапан явно был тут же забыт, потому что чулки едва доходили мне до колен и при этом удерживались широкими мягкими подвязками, совершенно не изящными, зато не перетягивавшими ноги; вместо панталон я (скандал-скандал!) носила практически мужские брэ, недавно вошедшие в обиход и заменявшие на лето длинные подштанники (каюсь, на своём напарнике подсмотрела и захотела такие же); а рубашка, понятно, была вообще мужская, не женскую же, длиной до пят, в штаны заправлять. Вот уж, наверное, икота меня замучает завтра, когда вся Волчья Пуща примется обсуждать мои короткие чулки и вообще не пойми что вместо панталон, приличествующих девице, особенно из первого сословия. Шёлковых, очевидно, с кружевными оборками ниже колен – в самый раз под саржевые штаны, подшитые кожей на заду и на коленях.

За всей этой вознёй я и не заметила, когда исчез сам хозяин, зато уж появление его милости Каттена не заметить было невозможно. Вошёл, распушив воображаемый хвост, этакий медно-рыжий желтоглазый кошак, коротко осмотрелся и двинулся ко мне

– Ага, – сказал он, разом оценив и постель, и мою позу, – и где магесса умудрилась так сорвать спину, что понадобилась срочная помощь целителя? Карету вытаскивала из грязи вместо лошади?

– Почти, – буркнула я. Целитель это был, конечно, не просто лекарь. Уж своего брата-мага я всегда узна’ю раньше, чем он рот откроет. Как и он меня, впрочем. – Под небольшую лавину мы попали на перевале Снежных призраков.

– Позвоночник был повреждён? – разом подобравшись, спросил Каттен, и в ладонях его хризолитовым сиянием замерцало диагностическое заклинание.

Я слегка поёжилась, зная, что сейчас будет. Нет, заклинания эти безболезненны, в отличие от большинства именно лечебных. Но это прикосновение чужой магии… кому как, а мне словно столовым ножом по вилке. Так и хочется Щит поставить – что на приёме у целителя выглядеть будет, ясное дело, полным идиотизмом.

– Да, – сказала я, непроизвольно передёргиваясь и покрываясь гусиной кожей, – только не от удара ледяной глыбы или слежавшегося снега. С обледенелого склона напарник мой сорвался, а я попыталась его удержать.

Каттен недоверчиво посмотрел на меня, девицу отнюдь не гвардейских статей.

– И как? – спросил он. – Удержала?

Я тяжко вздохнула:

– Да. Себя я успела приморозить, – объяснила я, как сумела удержаться на краю, а не полетела вниз вместе с здоровенным орком.

– Понятно, – хмыкнул целитель. – Значит, кроме повреждённого позвоночника и потянутых мышц, лечить пришлось ещё и нешуточное обморожение?

– Обморожение мне залечили довольно легко, – я рискнула и махнула рукой. – Со спиной всё гораздо хуже. Целитель в Порожищах прописал мне как минимум год покоя. Правда, не объяснил, кто будет меня этот год кормить. – Шак предлагал вообще-то, но я отказалась. Не хватало ещё сидеть на шее у кого бы то ни было, даже у него.

– Небось ещё и долг за обучение не полностью выплачен? – понимающе спросил Каттен.

Я опять вздохнула.

– Лечение мне напарник оплатил, – сказала я. – Тот самый. Но за учёбу – да, ещё платить и платить. Вот и пришлось соглашаться на такой дурацкий контракт.

– Почему дурацкий? – удивился Каттен, поворачивая меня набок лицом к стене и действуя при этом в лучших целительских традициях – словно я была не то скотиной бессловесной, не то вообще неодушевлённым предметом.

По пояснице опять прошлась волна чужой магии, опять заставив меня передёрнуться. Странно, обычно стихийники с целителями легко сходятся, а мне вот лечебные заклинания хуже всяких проклятий. Может, надо было на малефика учиться, не на боевика? Так если бы стихии были совсем уж не моим даром, мне бы ещё в первые же полгода посоветовали перевестись, пока ещё для всех факультетов идут одинаковые вводные занятия. Да и вообще, мне любые морозные заклинания легко даются. Сил магических у меня так себе, мне даже покровительство не предлагали, – ясное дело, кроме обычного: «Хочешь том фамильных заклинаний за первую кровь?» – но те заклятия, что мне по силам, кастую я быстро, легко и, как говорил наставник, «с определённым изяществом».

– Быть для кого-то не охранницей, а приживалкой какой-то, – буркнула я, – это, по-вашему, подходящий контракт для наёмницы?

Каттен по-кошачьи фыркнул.

– Приживалка, – с непонятным выражением проговорил он. – В здешних-то краях… ну-ну. Так что со спиной будем делать?

– Лечить, – решила я после кратких, но мучительных раздумий. – А рассрочку можно попросить?

– Можно, – как-то очень уж легко согласился Каттен. – Но у меня есть предложение получше. У вас, сира Вероника, подписан контракт с Гилбертом Меллером, деньги за который вы получите через год – если не расторгнете раньше, разумеется. Я выставлю счёт ему, а он удержит эту сумму из платы по контракту. Устроит вас такой вариант?

Я выдохнула не хуже трактирщика. Денег расплатиться с целителем мне бы хватило, но это нанесло бы просто сокрушительный удар по моим финансам. Я бы натурально осталась в чём была, без возможности даже кинуть пару медяков в храмовую чашу. А родная гильдия о-очень настойчиво рекомендовала своим членам регулярно посещать часовни Девяти, независимо от реального вероисповедания, и оставлять хотя бы эту самую пару медяков в чаше любого божества. Жить целый год в этом захолустье и ни разу не зайти в часовню… да меня местные жрецы без хлеба и без соли сожрут, ведьму безбожную. Я-то ведь не Фрида Ледышка и не дама по фамилии Голд, за мной никого и ничего нет, кроме Гильдии наёмников – ни связей, ни денег, ни положения. Один призрачный титул признанного бастарда из такой же, как здешняя, унылой дыры у огра в заднице.

– Ещё как устроит! – сказала я.

========== Глава вторая, в которой героиня предаётся молитвам, воспоминаниям и размышлениям ==========

В Волчьей Пуще у Сот Трижды Мудрейшей, как ни странно это для подобного захолустья, имелась отдельная часовня, выстроенная рядом с почтовой станцией и выглядевшая слишком новой даже на фоне вот только что оштукатуренного трактира. В ней служил, как мне показалось, довольно сильный экзорцист. Я, конечно, могла ошибаться и даже скорее всего ошибалась: экзорцисты – это ведь по ведомству Сармендеса, не Сот. Но ощущался порядком изувеченный мужик сильным магом, а способности, родственные нашим, обычно используют очень схожим образом именно экзорцисты. Может, для него назначение в эту часовню являлось чем-то вроде почётной пенсии? Ловить злобных тёмных колдунов, уничтожать нежить, снимать проклятия по заброшенным домам и кладбищам жрецу явно было слишком тяжело, но и сажать его ключником – для опытного и умелого борца с тёмной магией это скучно и, пожалуй, даже унизительно. А вот в городке на границе с орочьими землями для него вполне могло найтись занятие и по способностям, и по силам. Уж некромантские козни орочьих шаманов он наверняка учуял бы на раз.

Я, разумеется, ни о чём его не спрашивала. Положила серебряную монетку в чашу перед каменной бабой с пустыми равнодушными глазами, аккуратно, всё ещё боясь потревожить спину, поклонилась и под нос себе (но так, чтобы жрец всё-таки уловил смысл) попросила благословения для целителя Каттена. Служитель Трижды Мудрейшей коротко одобрительно кивнул моему бормотанию. Вменяемый, стало быть, мужик: и на меня не косился, хотя про меня уже вся Волчья Пуща наверняка знала, кто’ я и что’ я; и упоминание целителя не заставило его кривиться, как многих жрецов. Те ведь обычно уверены, что только алтари излечивают страждущих чистой божественной силой, а лечение у мага есть непростительное отступление от заветов Скрижалей (ну да, денежки-то получит мерзкий колдун, а не Храм).

Словом, долг благочестивой прихожанки я исполнила. Теперь можно было возвращаться в трактир, а можно – немного прогуляться, благо я выспалась, отлежалась и могла пройтись самостоятельно, не мечтая повиснуть на чьей-нибудь крепкой, мужественной руке. Погода по-прежнему стояла прекрасная: всё так же сияло солнце, синело небо, таяли в нём редкие пёрышки облаков, а с яблонь и вишен при каждом порыве ветра вспархивали стаи лепестков. Впрочем, ветер поутих и стал уже не таким ледяным, и я рискнула пойти прогуляться просто в плаще, без кожанки под ним. Можно было и наоборот, конечно, но очень уж это тяжёлая штука – кожанка моя походная: Шак, зараза, едва увидел меня в обновке, тут же поволок ценную напарницу к кузнецу проклёпывать дорогую тиснёную замшу стальными кольцами тут и там. К гномам поволок, не слушая моих гневных воплей, что куртка у меня именно такая, какая мне нужна – мягкая и комфортная. А гномы, ясное дело, плевать хотели на бабские вопли: мужик велел клепать, значит, будем клепать, и пусть себе дура орёт, что не нанималась таскать на себе четверть пуда железа. Много они, бабы, понимают…

Заплатил Шак за это издевательство над новой дорогой вещью сам, небрежно отмахнувшись: сочтёмся. Он, смешно сказать, довольно ревниво относился к братьям-сёстрам по гильдии, задумчиво на меня поглядывавшим. Нет уж, он сам хотел иметь мага в напарниках, и нечего всяким тут пялиться на его шаманку! Две пятых от всегда дорогих мажеских контрактов – они на дороге не валяются.

Ну, так он мне объяснял. Будь я помоложе и поглупее, не поверила бы, наверное. Принялась бы отыскивать второе дно и, скорее всего, придумала бы что-нибудь лестное для себя. Что влюблён он в меня, к примеру. Но мои двадцать шесть, хвала Истар, пришли не одни, как в той шуточке про годы и мудрость, а смею надеяться, принесли с собой хоть немного мозгов: я прекрасно понимала, что чистокровный горный орк не стал бы тайком вздыхать по «людке», а объяснил бы всё прямо и очень доступно. Однако мы с ним то и дело спали в одной кровати или на одной куче лапника, а ещё Шаку очень понравилось моё обыкновение в каждом крупном городе не просто ходить в баню, а снимать купальню на часок-другой. Он залезал вместе со мной в горячую воду, смешно, как ребёнок, обмазывался пеной и сдувал её клочья с ладоней… и совершенно не по-детски, откровенно пялился на банщиц в плотно облепивших их влажных платьях. А вот на совершенно голую напарницу смотрел как на… да именно как на напарницу, без всякого плотского интереса. Даже обидно было немного, хотя ясное дело, избавляло от многих сложностей и проблем, совершенно в наёмничьем ремесле излишних.

Вообще-то, он хотел лично доставить меня сюда, но я наслышана была о небольших войнах на восточной границе как раз между людьми и орками и наотрез отказалась от сопровождения. Родом Шак Кар’рукат был с противоположного края этого королевства, со Злого хребта, но кого это волновало? Орк? Орк. С топором? С топором. Ритуальные шрамы на плоской клыкастой морде (вступление в совершеннолетие пройдено достойно), серьга в правом ухе (сын вождя, не рядового воина – не кот чихнул), одна пока что косица, завязанная простым шнурком, без бусин (жён и детей нет)… Может, чем-то Шак и отличался от сородичей с Серого кряжа, но глаза местным жителям наверняка мозолил бы невыносимо.

А заодно они и на меня бы начали нехорошо посматривать, раз я путаюсь с косоглазым. Мне показалось, что именно перед последним доводом Шак и сдался. Я помогла ему купить в Озёрном гору подарков для всей семьи (мужиков только запусти в лавку с тканями – такого дерьма наберут!), и мы расстались: я поехала на северо-восток, в Волчью Пущу, он – на запад, в Горючий Камень и далее. На прощание он твёрдо обещал мне, что вот найдёт себе наконец двух-трёх жён, заделает им детей – а то в его возрасте уже неприлично ходить с одной косой – и через годик непременно узнает через гильдию, как мои дела. И если за год я не сумею вылечиться, если спина всё так же будет болеть, не позволяя мне ни ездить верхом, ни сражаться, тогда клан Поющих Пещер просто счастлив будет принять новую шаманку, да ещё со свежей кровью! (Я кивала с самым серьёзным видом: ну не ржать же мне было, оскорбляя напарника насмешками над искренним, от всей души сделанным предложением.) Шак даже на своём топоре готов был клятву дать, что будет привозить мне настоящее мыло, – много! – а всех моих детей, не имеющих шаманского дара, назовёт своими. Я же теперь ему, считай, мать, если новую жизнь дала. Ну, или раз слишком молода для матери, буду сестрой… Как-то он добрался? Гильдейский жетон, ясное дело, от многих вопросов и проблем избавляет, но на западе тоже до сих пор помнят нападения горных орков, подходивших несколько раз под стены аж самого’ Горючего Камня. Без напарников-людей орки спокойно могут путешествовать разве что по западному берегу Данувия, поскольку в Семиречье, живущем всё больше за счёт путешественников, рады любому способному оплатить стол и постель, будь он хоть огром.

Я слишком уж глубоко задумалась и даже не сразу сообразила, что в раздумьях своих добрела до храмовой площади – именно туда вела улица, в которую превращался за городскими воротами тракт. Площадь была невелика, но дома’ вокруг неё стояли высотой в два этажа, не больше, поэтому тесной она не выглядела. Ещё и сады кругом цвели, перехлёстывая розовато-белой пеной через заборы, отчего городок смотрелся нарядным и светлым. Вместе с облачками облетевших лепестков ветер нёс запахи свежей выпечки, и мне страстно захотелось найти источник этого запаха… вон там вроде бы вывеска? Но раз уж я дошла до храма Девяти, надо бы, пожалуй, и Торну Покровителю путников подношение сделать. Обычно к магам терпимы только служители Сот, а жрецы-жрицы прочих богов на нашу сестру-ведьму зыркают исподлобья. Но если ни разу даже не заглянуть в храм, то одними косыми взглядами дело вряд ли обойдётся. Так что я побренчала монетками в кармане и вошла в высокие стрельчатые двери.

Храм был старый, построенный из потемневших уже деревянных брусьев, только цоколь его выложили из кое-как обтёсанных булыжников. Наверное, поэтому даже десятки свечей не избавляли меня от ощущения, что здесь темно. В часовне Сот светло-серый гладкий камень стен отражал огни, да и горели в ней по углам совсем не канонические лампы с горным маслом. В храме Девяти тёмное дерево глотало сияние свечей без следа, только статуи богов тускло блестели, выступая из сумрака молельного зала. Я, полуслепая после яркого солнца снаружи, двинулась к вроде бы мужской бронзовой фигуре в надежде, что стоят божества в обычном порядке, и жалея про себя, что каноны девятибожия не требуют неукоснительного соблюдения этого порядка.

Увы, бронзовый дядька оказался Аррунгом, Отцом воинов. Ладно, хоть не Кантиритом – Аррунгу наёмница вполне может помолиться. Я вознесла богу-полководцу краткую хвалу и благодарность, положила серебряную монетку и собралась удалиться, потому что молодая жрица в слишком дорогой для буднего дня ризе так и сверлила меня недобрым взором. Мне совершенно не хотелось задерживаться в полутёмном помещении, так пропитавшемся запахами благовоний, что у меня с порога заломило виски, и я охотно убралась бы с глаз жрицы долой. Однако слева от Аррунга стояла та, которую адепты Девяти боязливо именуют Бледной Госпожой, стараясь не называть по имени, и зачем-то разделяют её с Канн Покровительницей всего живого. Как будто жизнь может существовать отдельно от смерти! Истар в ипостаси Мораг была милостива ко мне и моему названому брату, следовало поблагодарить её лишний раз, так что я решила положить децим и в её чашу. Жрица в атласной ризе так и не сводила с меня подозрительного взгляда и, по-моему, была весьма разочарована моим не в меру пристойным поведением. Я всё так же аккуратно поклонилась Бледной Госпоже и вышла.

Уф-ф, как же хорошо было снаружи! Свежо, светло, просторно. Пожалуй, в следующий раз с меня вполне хватит похода в часовню Сот. Ведьма я безбожная или приличная девица на выданье, чтобы чересчур усердно делать подношения всем Девяти? Я деньги лучше потрачу на пирог с чем-нибудь сладким. Водятся здесь сладкие пироги? А то после основательной проморозки трактирного погреба хозяин меня, ясное дело, накормил до лёгкого несварения, но потраченные магические силы лучше всего восстанавливаются именно сладостями. Как бы ни было это печально для зубов и фигур магов обоего пола.

Хозяин пекарни первым делом похвастался мне, что сама сударыня Ферр, супруга младшего баронского брата, чуть приехать успеет, первым делом гонит служанку за его выпечкой. А лучшей его покупательницей была её милость придворная чародейка, пошлите ей Девятеро удачного перерождения. Вот уж кто вкусно покушать любил, не примите за упрёк, ваша милость. Так что да, он, Элиас Браун, распрекрасно знает, что нужно чародеям для поддержки ихних колдовских сил, не то что городской выскочка со своими финтифлюшками. Вот медовик с орехами, только из печки, не желаете ли? А ещё можно кликнуть невестку – кипрея вашей милости заварить, чтобы всухомятку не давиться. Или молочка холодного? Кстати, про молоко…

– Завтра, – вздохнула я, поняв, с чего и этот пончик вокруг меня увивается. – Сегодня уже потратилась сильно. И денег брать с вас я не могу.

– Понятное дело, – охотно согласился он. – Вот сейчас чайку кипрейного с медовиком попьёте, на ужин с собою возьмёте чего понравится, а назавтра я вам напеку разных коржиков корзинку. А то до Вязов верных четыре часа ехать, и вообще, там за стол садятся трижды в день по часам, а хочется же иногда и перекусить чем-нибудь между делом, верно?

Я представила, как Шак приезжает за мной через год и с натугой запихивает растолстевшую меня в карету. Про Фриду Ледышку болтали, будто её в последние годы жизни служанки обували, сама она якобы до пряжек не дотягивалась – брюхо не давало. Ну, если каждый день есть медовики с орехами, пожалуй, в самом деле до пряжек на туфлях не дотянешься. Вот только это не помешало Ледышке на седьмом десятке лет поучаствовать в сражении. Хотя наверняка она могла отказаться от такого счастья, придворная чародейка и просто старая женщина.

Интересно, на что будут годны господа остряки, если сами доживут до шестидесяти? И не надо мне, пожалуйста про мифическое долголетие магов. Есть, есть ритуалы, позволяющие стать здоровее и моложе. Только есть они в Лиге Серебряных городов, которая на нашем берегу Данувия почему-то зовётся Лазурным берегом (хотя Лазурный берег – это всего лишь полоса побережья, едва ли пятая часть от всей страны). Вот там – да. Там они, ритуалы эти, используются только так. Но далеко не всеми желающими, а исключительно главами и прочими важными шишками в наитемнейших Старых семьях. Правда, для этого нужна небольшая толпа младших супругов, признанных бастардов и прочей не особенно ценной шушеры, с которой не жаль остричь шерсть… в смысле, забрать магические (а в чрезвычайных ситуациях не только магические) силы. Нам, разобщённым, практически никогда даже в браке не состоящим западным варварам ничего в этом смысле не светит. У нас разве что Голды да камышинские сеньоры могли бы набрать свиту из слабеньких магов-приживалок и регулярно доить их. Но Храм бдит, и с рук такое вряд ли сойдёт даже владетелям Камышовой Башни, не говоря уж о знаменитых ведьмах. Пусть и нет никакого вреда здоровью, пусть даже подобный ритуал оставляет с крохами магии целую свору проклятых колдунов – но ведь злобное чёрное волшебство же! Так что живём мы ровно столько же, сколько любые прочие (а то и заметно меньше), и со здоровьем у нас ничуть не лучше, потому что не родился ещё такой целитель, который мог бы вылечить самого себя.